Единственная мысль довлела у меня над прочими; если один из этих туристов, говорил я себе, который предоставляет столько кошачьей доброты и участия, необычных для Италии, встретит подобную женщину на своем пути, если он задумает поделиться своими впечатлениями от путешествия, какое впечатление он вынесет от общения с итальянскими дамами? Я обращаюсь к тем, кто читал Смоллетта, Сасса или другого какого писателя этого жанра. Что до меня, я не добавлю никакого иного комментария к этому факту, предоставив каждому свободу оценивать случившееся на свой лад. Ограничусь тем, что скажу относительно той развратницы, которая при встрече назвалась флорентийкой и в которой я тотчас признал за одну из авантюристок, у которых нет родины, что во Флоренции имеется множество женщин, которые, при всей своей грации, уме и всех своих природных достоинствах обладают большей чистотой нравов, не боятся никакого сравнения и могут поспорить с любыми благородными женщинами из какой бы то ни было страны. Я нашел флорентиек любезными без выставления напоказ, образованными без педантства, легкими в общении без фамильярности, кокетливыми без нарушения приличий. И к этим ценным качествам можно добавить голос, который проникает в душу и вполне может зародить желание жить и умереть во Флоренции. Я мог лишь небольшое время пробыть в этом городе, но то, что я там увидел в области промышленности и искусств, садов, живописи, статуй и монументов, в основном, античных, меня наполнило энтузиазмом и оставило лишь сожаление, что пришлось уезжать оттуда столь быстро.

Что меня особенно поразило, это беседы с большинством женщин. Представленный одной из первых дам города, вдове, богатой, молодой и прекрасной, я увидел салон, открытый для всех значительных иностранцев. Там собирался цвет общества из всех стран, знаменитости всякого рода, интеллигенция и люди искусства. Там раз в неделю играла музыка, иногда и чаще, когда складывались обстоятельства, такие как презентация выдающегося персонажа, и представлялся тому случай. Там раз в месяц танцевали. Там редко говорили о политике, и игра была исключена. Беседа вращалась, в основном, вокруг литературы. Каждый вечер читались стихи, научные диссертации и, зачастую, комедия или трагедия, и чтецы выбирались из присутствующих. Каждый должен был читать роль, которая выпадала ему по жребию. Мне оказывали честь поместить мое имя в урну.

Я не мог уклониться от предложенной роли. Первый раз жребием мне досталась роль Аристодема в прекрасной трагедии Монти. На второй вечер я был приглашен читать некоторые из моих композиций, я прочел мой дифирамб о запахах и был польщен аплодисментами. В третий раз декламировали «Саула» Альфиери, которым я был восхищен. Le moyen de ne pas l'être!

Все роли были представлены учениками этого великого мэтра. Я не переставал внутренне повторять себе: «Если бы какие-нибудь из тех английских дам, столь исключительно увлеченных танцем, которые посвящают ему ночи напролет, смогли бы, с помощью волшебной палочки, оказаться перенесенными в этот салон, какое бы впечатление у них сложилось о наших итальянских дамах и что бы они подумали о себе самих?» То, что я думал тогда об англичанках, я мог бы повторить на ушко нашим прекрасным американкам, с той же убежденностью.