Банти была далеко от Лондона, Федеричи должен был бежать в Италию, и я имел слабость поверить в искренность этих слов и вообразить себе, что эту услугу нельзя забыть; я продолжал делать для него все, что отец может делать для сына. В течение шести месяцев я предугадывал все его нужды, брал на себя все, и я перекупил все его долги, избавляясь, по правде, с помощью Гульда, от сумм, которые нужны были, чтобы умаслить исполнителей, оплатить адвокатов и получать отсрочки. Это я оплатил шесть сотен фунтов обновленного векселя, чтобы его освободить, по его собственному признанию, от постоянной тюрьмы. Относительно этого векселя, не могу обойти молчанием и одно из тысячи свидетельств дружбы сэра Матиаса ко мне.

Поскольку по истечении срока Тейлор был не в состоянии отвечать на это обязательство, я должен был это сделать вместо него. Не располагая этой суммой, я решил продать часть моих книг на публичных торгах. Я ожидал к полудню книготорговца, чтобы обсудить с ним эту тему. Вспомнив, что я обещал сэру Матиасу пойти позавтракать с ним в восемь часов, я отправился туда. Мое затруднение от него отнюдь не ускользнуло. Он спросил у меня причину, которую я ему и изъяснил. Он упрекнул меня в слабости. Я объяснил ему выход, с помощью которого я рассчитывал получить ресурс, чтобы сделать дело. «Вернитесь к себе» – ответил мне он, – и, с часами в руке, заметил: «Соблаговолите подождать меня с полчаса». Мой книготорговец еще не появился, и когда он пришел, мне уже не было в нем нужды: мой ангел-хранитель написал мне следующую записку:

«Дорогой друг, вот сумма вашего обменного векселя. Дай бог, чтобы это было последнее, что вы должны платить этому человеку! Приходите повидать меня завтра».

Такая щедрость довела меня до слез; зная затруднения, которые меня одолевают, и предвидя невозможность для меня когда-либо вернуть эту сумму, я балансировал между чувствами деликатности и настоятельной необходимости – положение, в котором я находился. К сожалению, луч надежды, основанный на последних словах Тейлора, заставил меня сдержать деликатность, и я принял эти деньги. Какими угрызениями совести расплатился я за эту слабость!