Британская школа археологии размещалась на виа Джулия, в самом зеленом и просторном ее квартале.
Фронтон здания поддерживали восемь коринфских колонн. Широкая лестница шла вдоль всего фасада.
Студенты входили и выходили из здания. Некоторые оставались сидеть на ступеньках: читали, болтали, грелись на солнышке.
Эдвард припарковал машину и легко взбежал по ступенькам к центральному входу. Перекинулся парой слов со служителем, но входить внутрь не стал. Он прогуливался под колоннадой, читая развешанные на стенах объявления, и вскоре остановился возле афиши, извещавшей о том, что в британском посольстве вечером 30 марта 1971 года пройдет лекция на тему «БАЙРОН В РИМЕ».
Эдвард вздохнул и прислонился к колонне, разглядывая стайки студентов на лестнице. Вскоре из центрального входа появилась Барбара. Заметив Эдварда, она приветственно взмахнула рукой. Волосы ее все так же были стянуты в тяжелый узел. И в своих легких туфлях на плоской подошве она оставалась довольно высокой — ростом почти вровень с Эдвардом. Светлая блузка, очки — словом, образцовая успешная студентка.
— Добрый день, профессор! Рада вас видеть.
В руках Барбара держала фотографию и лупу. Эдвард сразу же с нетерпением взял в руки снимок.
— Итак, где же эта знаменитая площадь?
— Ее вообще не существует! Я изучила снимок. Это фотография картины. Смотрите. — Она протянула ему снимок и лупу. Откинув полу плаща, Эдвард сел на ступеньки, и девушка опустилась рядом с ним. — Видите, в светлых местах видны следы кисти. Мазки, если приглядеться, достаточно крупные.
Эдвард рассматривал фотографию и согласно кивал.
— Все так… А прохожие, машины… Да это просто фотомонтаж! Довольно банальный фокус…
— Если не всматриваться, картина выглядит вполне реалистичной. Бесспорно, девятнадцатый век. — Барбара искренне радовалась своему открытию.
— Но в таком случае этой площади…
— …никогда и не было! Это — вымысел Байрона, как вы и написали в своей статье, — подхватила Барбара. — А если она когда-то и существовала, то теперь ее уже точно нет. Площадь-фантом.
— «Площадь с портиком. Романский храм и фонтан с дельфинами…» — Эдвард оборвал цитату, исподлобья взглянул на девушку и с запинкой начал: — Барбара… вам никогда не казалось, что у самых обыденных, привычных вещей и событий есть другое, тайное лицо? И когда действительность поворачивается к нам этим другим лицом, кажется, что почва уходит из-под ног.
— Почему вы об этом спрашиваете? Из-за фотографии?
— Паэул сказал вам, что у меня украли сумку?
— Да, он упомянул об этом. А что в ней было?
Профессор поднялся и сделал несколько шагов вверх по лестнице.
— Римский дневник Байрона. Весь дневник. И та его часть, которая пока еще никому не ведома, потому что я не все опубликовал. Но, хоть убейте, не понимаю, кому так не терпится иметь его полностью.
Барбара тоже поднялась и последовала за Эдвардом. Его волнение передалось девушке.
— Ну, какому-нибудь коллекционеру.
— Нелепо. Это же не оригинал рукописи, а только копия, микрофильм.
Эдвард остановился возле афиши, постучал пальцем по дате — 30 марта 1971 года — и повернулся к Барбаре.
— Как раз накануне тридцать первого марта, — задумчиво произнес он, — дня смерти Тальяферри и Брандани…
— О чем вы говорите?
Профессор смотрел на Барбару, но вряд ли видел ее — мысли его витали далеко.
— Да так… — Внезапно глаза его загорелись. — Значит, неверно, что микрофильмы никого не интересуют. Значит, есть кто-то, кому они могут быть очень нужны.
— Профессор, если это не секрет, как дневник Байрона попал вам в руки?
Несколько мгновений Эдвард внимательно изучал девушку и наконец улыбнулся:
— Ваш склад ума создан для науки, Барбара. А дело было так. Мой друг из министерства иностранных дел сумел раздобыть для меня разрешение ознакомиться с рукописями, которые хранились недалеко от Лондона в различных архивах этого ведомства. Они оказались там как военные трофеи. — Барбара с интересом слушала профессора. — Их реквизировали вместе со всякими другими документами, находившимися в багаже графа фон Гесселя, высокопоставленного немецкого офицера, который погиб в последние дни войны. Среди прочих бумаг я, к моему немалому изумлению, обнаружил дневник лорда Байрона. Изучив бесценную находку, я опубликовал только ее часть. Остальное ждет своего часа. Мне нужно время, чтобы закончить некоторые свои исследования.
— А этот загадочный Тальяферри… Как он узнал о существовании второй половины дневника?
— Я же писал об этом в своей статье. Очевидно, он оказался внимательнее вас. — Эдвард улыбнулся.
— Я просто сражена, профессор! — вспыхнула девушка.
— Ладно, так и быть, прощаю. Это ведь не экзамен, милая Барбара. И все же я не могу понять… Только одержимый ученый мог разработать этот дьявольский план с запугиванием, мистификацией и кражей дневника.
Они начали медленно спускаться по лестнице. Но тут Барбара остановилась.
— А кто знал, что у вас в этой сумке микрофильмы?
— Автор письма, — ответил Эдвард, подумав. — Он советовал мне захватить с собой вторую часть дневника. Утверждал, что в Риме я смогу сделать еще более интересные открытия.
Они подошли к «ягуару». Эдвард открыл дверцу.
— Но кто еще мог знать о микрофильмах? — продолжала допытываться Барбара.
— Синьора Джаннелли, наверное. Она советовала положить сумку в сейф.
— Но откуда ей могло быть известно наверняка? А кто-нибудь видел содержимое сумки?
Эдвард сел в машину и снизу вверх через открытое окно взглянул на девушку:
— Вы видели, Барбара. Вы и мистер Пауэл. В тот день, когда было открытие выставки и мы пили чай в кабинете вашего шефа. Прекрасный английский чай.
* * *
Эдвард решил действовать на свой страх и риск. Пассивно наблюдать, как накапливаются всевозможные «совпадения», он уже не мог. Ему казалось, что он все больше запутывается в расставленных кем-то сетях.
Но что он мог предпринять?
Все сводилось к тому, что начало плетущейся вокруг него таинственной интриги находится в далеком прошлом. Отгадка — где-то среди пожелтевших рукописей и потрепанных фолиантов. Но это была как раз та сфера, где ученый Эдвард Форстер чувствовал себя как рыба в воде. Ведь именно в тиши библиотек он находил ключ ко многим мучившим его загадкам.
Часа в три пополудни Эдвард входил в Центральную Национальную библиотеку. Пройдя в помещение генерального каталога и выбрав интересовавший его раздел, он принялся методично просматривать карточки.
Рядом возился с карточками невысокий пожилой господин. Казалось, он тоже был целиком поглощен своим занятием. Когда Эдвард, найдя что-то его интересующее, начал заполнять бланк — фамилию автора, название, шифр, чтобы отыскать книгу, — сосед бросил на него быстрый взгляд.
Эдвард поставил каталожный ящик на место и прошел в читальный зал.
В просторном и светлом помещении за длинными столами сидели читатели — в основном студенты. В тишине слышен был только шелест страниц, иногда легкое покашливание.
Эдвард протянул библиотекарше заполненное требование. Синьора, прочитав имя Форстера, слегка покраснела и почтительно поздоровалась:
— Добрый день, мистер Форстер! — Эдвард был приятно удивлен тем, что его узнали, и ответил на приветствие столь же учтиво. — Сейчас обслужу вас, профессор.
В ожидании заказа Эдвард прошел в небольшое помещение рядом с читальным залом. Здесь несколько человек дымили сигаретами возле большой урны. Двое священников что-то негромко, но оживленно обсуждали. Чуть поодаль флиртовали молодой человек и девушка.
На стенах были развешаны стенды с правилами пользования библиотекой, висели объявления, приглашавшие на различные культурные мероприятия. Была тут и афиша, сообщавшая о лекции профессора Форстера.
Эдвард сел на скамейку, и тут кто-то негромко окликнул его:
— Профессор Форстер!
Эдвард поднял глаза.
Это был тот самый пожилой господин, который рядом с ним искал что-то в каталоге, — импозантный мужчина лет шестидесяти, с седой бородкой. Дорогой костюм прекрасно сидел на нем. И весь его облик носил отпечаток некоторой старомодной элегантности.
— Простите за беспокойство. Библиотекарь сказала мне, кто вы. О! Мне давно хотелось познакомиться с вами. Я — Раймондо Анкизи, ваш давний поклонник.
Эдвард поднялся с вежливой улыбкой:
— Признаюсь, не рассчитывал на такую популярность в Риме.
— О! Рим всегда умел ценить настоящих ученых. — Подвижное лицо пожилого господина постоянно меняло свое выражение. Разговаривая, он все время жестикулировал. — В области литературоведческих исследований вы скоро станете европейской знаменитостью.
— Благодарю, вы очень любезны.
— Я с нетерпением жду тридцатое марта. Это будет грандиозно!
Эдвард подумал, что пожилой господин, пожалуй, слишком экзальтирован. Даже для итальянца это было чересчур.
— Думаю, вы преувеличиваете, синьор Анкизи.
— Не сомневайтесь, профессор, после статьи, которую вы опубликовали в Кембриджском журнале, лекции просто обеспечен успех! — Он пытливо посмотрел Форстеру в глаза. — Может ли благодарная общественность ожидать каких-либо сенсационных открытий, касающихся римского периода жизни лорда Байрона?
Эдвард пожал плечами:
— Сенсационных? Не думаю.
— Понимаю. Хотите преподнести сюрприз, — заключил Анкизи с легким поклоном. — Буду сидеть в первом ряду.
— Вы тоже занимаетесь Байроном?
— О, весьма и весьма скромно. В пределах, доступных страстному дилетанту. Почему бы вам не зайти ко мне в гости? Если, конечно, у вас найдется время.
— Действительно я очень занят. Но если смогу…
Излишняя навязчивость поклонника начинала раздражать Эдварда.
— Приходите, прошу вас! Моя библиотека в вашем распоряжении! — Аффектация Анкизи, казалось, достигла предела. На них стали оборачиваться. — У меня большое собрание материалов о Байроне. Почту за честь показать его вам… Мне, знаете ли, чрезвычайно польстило, что тексты, процитированные вами в статье, буквально, ну буквально все имеются и у меня.
Эдвард не ожидал такого поворота.
— Все?
— За исключением, естественно, драгоценного дневника Байрона, который вы обнаружили. — Он даже подпрыгнул на месте от возбуждения и дальше понес что-то и вовсе несусветное: — Делаю все, что могу, дабы возвысить свой дух. Пытаюсь идти в ногу с культурным прогрессом. Не пропускаю ни одной лекции, концерта, спектакля, ни единого события, интеллектуальное значение которого…
Пока Анкизи обрушивал на изумленного профессора свой монолог, проходивший за его спиной работник библиотеки, оказавшись в поле зрения Эдварда, выразительно повертел пальцем у виска, как бы говоря: «Не слушайте его, он же сумасшедший!»
— Культура — это единственное истинное утешение и искупление нашего банального существования. — Не меняя тона, Анкизи впился своими черными глазами в глаза Эдварда. — Так когда можно прислать за вами моего шофера?
— Благодарю. Я постараюсь приехать сам. — Эдвард был решительно настроен освободиться от докучливого собеседника. — Однако сейчас не могу сказать, когда именно. Прошу прощения. — Он двинулся к выходу.
— Приезжайте когда захотите. Вы доставите мне огромное удовольствие. Я живу в палаццо Анкизи на виа Сант-Агата. До свидания, профессор. Жду вас.
Они вернулись в читальный зал. Эдвард направился к библиотекарше, Анкизи ушел, возвратив книгу и контрольный листок.
— Вот ваш заказ, профессор. — Библиотекарша вручила ему солидный альбом.
Эдвард принялся листать каталог произведений живописи. Его предположение подтвердилось. На одном из разворотов он нашел черно-белую репродукцию нужной ему картины. На ней была изображена площадь с романским храмом, небольшая церковь в стиле барокко и фонтан с дельфинами. Но без машин и прохожих, без каких-либо других примет времени.
Эдвард перевернул страницу. На обратной стороне он прочитал: «Марко Тальяферри (1834-1871). Масло. Холст».
Ниже, петитом, значилось: «Коллекция князей Анкизи».
«Докучливый джентльмен представился как Анкизи, — подумал Эдвард, — значит, картина Тальяферри принадлежит именно его семье. Еще одно из множества совпадений?»
* * *
Несколько часов он боролся с искушением, но в конце концов не выдержал.
Перекусив в одном из ресторанчиков возле Колизея, он, уже поздним вечером, отправился пешком в район между Тор деи Конти и Салита дель Грилло. Блуждая в лабиринте старинных улиц, он увидел двух монахинь в грубых сутанах, красивших монастырскую ограду.
— Подскажите, пожалуйста, где тут палаццо князей Анкизи?
Одна из монахинь жестом указала вверх по улице на здание в стиле эпохи Возрождения.
У перекрестка Эдвард взглянул на старинную мраморную доску. Там было высечено: «Район Монти».
Одолев внушительный подъем, Эдвард оказался перед мрачным дворцом. Помедлив, он прошел через открытые ворота в просторный квадратный двор. На первом этаже окна были защищены массивными решетками. В одном из них можно было различить внутреннюю лестницу. Двор освещался несколькими тусклыми фонарями.
Эдвард осмотрелся и направился к парадному крыльцу, над которым красовался старинный герб. Он поднялся по сбитым ступеням.
Дверь была закрыта. Эдвард трижды постучал большим железным кольцом. Удары гулко отозвались в пустынном дворе. Он сошел с крыльца и, уже собираясь уходить, в последний раз оглянулся. И тут вдруг услышал доносившуюся изнутри негромкую органную музыку, а затем увидел слабый мерцающий свет.
Огонек дрожал и медленно перемещался, словно кто-то со свечой или канделябром бродил по комнатам в этом крыле здания.
Эдвард прошел на середину двора и оттуда смог отчетливо увидеть женскую фигуру в белом, которая медленно спускалась по внутренней лестнице. В руках у женщины был канделябр. Наконец она оказалась возле одного из окон первого этажа. Словно предчувствуя что-то, Эдвард бросился к окну:
— Лючия!
Он ухватился за решетку в надежде, что девушка заметит его.
Лючия шла прямо, глядя в пространство перед собой. Огромные глаза ее были устремлены в одну точку.
Эдвард кинулся к другому окну, но Лючия уже удалялась во внутренние темные комнаты. Он смотрел вслед девушке, пока та не растворилась во мраке. Вместе с Лючией, медленно растворившись в ночном воздухе, стихла и органная музыка.