На всем лежит печать непрочности И даже, может быть, на мне… Жизнь — только ощущенье срочности, И спешки в вечной тишине. Напоминают о фатальности Бесчисленные зеркала. Лишь быстрый бред из злой реальности Душа нелепо извлекла. И все отчетливее странности, И одиночество пути. И понимают лишь туманности Куда нам суждено придти. Дурной осколок бесконечности, Попал и вертится внутри. Мы пляшем в коридорах вечности На раз, два, три. На раз, два, три…

А чем измеряется слава? Деньгами? Похоже, что нет… Похоже, что слава — отрава. И, души сжигающий, свет. Из мира нет выхода — точно, А смерть недоступна никак… И стелется жизни бессрочный, Бессмысленный, каторжный мрак.

Беды жгут бенгальские огни, Мутный, скучный праздник за окном. Ниточку безумья протяни, Положи печаль в бокал со льдом. На потом столетья отложи, Загляни с надеждой в белый лист. Удивись многообразной лжи, Слушая минут зловещий свист. Седина раскрасила висок, Сделала бессмыслицу сильней… Искажает жизни голосок Замысел первоначальных дней.

Безумная ярость застенков, Сплетение нервных узлов И зла разноцветная пенка, И пленка трагических слов. И лица творений неполных И то, что за грош пропадет, Сквозь времени черные волны, На дно, в бесконечность уйдет. И помесь ущербных улыбок Под грохот и хохот, с бедой… Твой мир, он и гибок, и зыбок, Он полнится белибердой. И хаоса звуки сознанье Твое разрезают, губя… Ты выдержишь воспоминанья, Но вакуум выше тебя…

В словах крамола Времен Раскола. Ужасный свет Сжигает жизни. Моей отчизне Приносит бред. Неразбериха — Гуляет Лихо И не вздохнуть. Ночным простором, Прицельным взором Измерен путь. Отринь законы, Пиши иконы, Презрев свой ум. Но вместо лика Выходит Никон И Аввакум. Все так туманно, Все зло и странно, Наш портит нрав. Но мы спокойно Ведем те войны, Где всякий прав.

Вновь слышны подзаборные вопли — Это песни двуногих зверей. Это время утерло всем сопли, И глаза завязало скорей. В нас вторгается мир заоконный, Странноватый такой полумрак И ложится тоской многотонной, Но не может улечься никак. Ты блуждаешь на грани распада. Дышишь гарью сожженных уже. А огни электронного ада Всё терзают в лихом мираже. Сокращается лет расстоянье, Исчезает оставленный след… Превращается жизнь в воздаянье За мечты, за растерянный бред. Ты по-прежнему зол и отчаян. Нет души — только что-то болит… Ты с эпохой в безумие впаян, С хаотическим временем слит.

Время плавится, плавится тело, Это ж надо придумать вот так! Ничего, что тебе надоело, Но другого не выйдет никак. Прыгни за полночь — та же отрава, И домов раскаленных тепло. Накрывает бессмыслицы лава. А отчаяние душу зажгло. Ты мечтаешь на север пробраться, Иль хотя б ненадолго остыть… Поздно, братец, не стоит стараться, Ведь распад не забыть и не скрыть.

Все точит бред неугомонный И правит духота с жарой С такою злобною игрой Душой никчемной, полусонной. Жизнь как подзорная труба, Все жаждет преувеличений Но цепью жутких превращений Грозит всесильная судьба. А грусть и скука все сильней, Провинциальная зевота. И подниматься неохота Из бесконечно-глупых дней. "Наверно, ум всему виной, Иных миров архитектура…" И, на задворки глядя хмуро, Сидишь угрюмый и больной.

Все честь по чести: ярость гложет Слепое сердце изнутри, И скука, что без нас не может Вмиг умножается на три. Лишь ненависть тебя врачует, И пустоты великой тень… И грусть, что по лицу кочует, Не даст опошлить ночь и день. Не даст забыть свои дороги, (Без глупости и без мольбы), Дыханье вечности, тревоги, Движение твоей судьбы.

Вскрывает вены одиночество Стихов, что не сумел сложить. И без Отечества и отчества Нас годы приучают жить. Нас приучают жить моментами, Секундами из тысяч лет. И травят нас экспериментами, В которых с виду смысла нет. Все, слава Богу, обрывается И даже ужас и кошмар И тот тихонько забывается, И душу превращает в пар. Не в пыль, и ладно! Время тащится, Полно ненужного добра… А жизнь, что на тебя таращится На свалку выбросить пора.

Глядя на распад, не прекословь, Все равно не переломишь сути, Вот тебе заветная любовь, Быстро доходящая до жути. Рвутся грозовые облака, И ревет пространство одиноко, Тянется уставшая рука К жизни, ускользающей до срока. И судьбы натянута струна Так, что неизбежно оборвется… И тогда души твоей вина, Со вселенским ужасом сольется.

До самых звезд, до самой черноты Души, которой нынче нет как будто Доходит ветер, ветер пустоты, Он поглощает это все, но тут то Является иных миров просвет, Иных Вселенных тягостные мысли, И плавятся все песни давних лет, Что в глубине сознания зависли. Ты ничего не смеешь вспоминать, Ты вечно в поисках первопричины… Хотя ты знаешь, что не должен знать, Какие миром правят величины…

Доказывай с жаром, Что жизнь не отравлена злом, А время — кошмаром, Что беды не ждут за углом. Доказывай с пылом, Что люди не схемы вокруг, Что счастье не сплыло, Что мир познается не вдруг. Доказывай все же, Что город не сходит с ума… Вот только в прихожей Все чаще сгущается тьма.

Жизни пестрой чехарда, Истерическая скука. Ярко-красная вода, Бесполезная наука. Это только черный сон, Время в странных промежутках. Завывает в унисон С горем ветер грусти жутко. Солнца жгущие глаза, Смерть, присыпанная пеплом, Наши злые небеса, И душа, что враз ослепла. Я хватаю за рукав, В непонятном лунном свете, Тень судьбы, не отыскав Смысла в прежнем силуэте.

Жизнь ввергнута во тьму. Жизнь брошена на дно. Неясно, почему… Да видно, суждено. Вот здесь твоя игра, Вот здесь твой блеклый мир Помойного ведра, Дверей, замков, квартир. Смеются зеркала, Так много рядом лжи. Есть пепел и зола, Нет места для души. Спешишь себя спасти, Но труд напрасен твой… Мечтай, твори, грусти С больною головой. И ты поймешь хоть раз, И ты поймешь на миг, Что будет вместо нас Пыль на обложках книг… Жизнь сброшена во тьму. Низвергнута на дно. Неясно, почему… А впрочем, все равно.

Жизнь идет без пафоса, без грима, Ей такое надо разгребать! Не досталось ни Москвы, ни Рима (Все провинциально, мило, мнимо.) Выпало в пространстве прозябать… Суждено годами горе мыкать, И от скуки широко зевать, Слушать как тоска начнет пиликать, Мразь вокруг нелепо будет тыкать, Распадаться — пить и воровать. Но парадоксально, иронично, То, что это тоже быть должно… Дождь пройдет и станет безразлично, Что прекрасно здесь и что трагично, Что невероятно, что смешно…

Инфляция духа, И времени вирус. Все в мире вполуха, Все ляжет в папирус. И черные ветры Измерят устало Мои километры Рожденья, финала. Мне все безразлично, На жуткой планете Живется отлично И в радужном свете. Сидится спокойно, Почти незаметно, Едва ли достойно, Едва ли не тщетно. И тянется скука, Как дым сигареты. И лезут без стука Больные рассветы. И кажется снова, Что горе тупое Для мира основа, Причина запоя. И люди проходят Как куклы, как тени И ищут — находят Лишь тьму сновидений. Я свыкся с неоном И бредом рекламным И с песенным стоном Банально- программным, Улыбки сложив И себя искорежив. Себя пережив И себя уничтожив…

Иные системы, расчеты, И хаос, сжирающий нас. Пустоты, пустоты, пустоты, И ужас, летящий из глаз. Ты верил, что знаешь как надо, Идти за пределы себя. Но солнце районного ада, Тебя поглощало, губя. Ты думаешь, есть ты на свете? Ты думаешь — это не бред: На черной от злобы планете Заброшенный в скуку поэт?

Исчерпывая боль свою до дна, Глядишь сквозь ночь, в иные времена. И повторяешь вязь жестоких строк. Хрипишь: "Как этот черный путь далек!.." А жизнь твою уже никто не ждет, Есть только звезд надменно-вечный лед. Свирепый свет горит над головой — Блеск стали, обороны круговой. Вселенной больше нечего терять. Ей так легко тобою измерять Вершины бед и пропасти чудес, Весь яркий бред, куда ты смело лез… За миг до наступления зари, Ты имя тьме хрустальной подбери. И сердца взяв отчаянный аккорд, Ты перед смертью вспомни, как был горд!..

Лихие времена И тягостные дни И странная тоска К тебе приходит часто. Еще одна весна… Ты смело в ночь шагни, Во тьме, что на века, Измажься черной пастой. Отчаянно и зло, Не замечая лиц, На чистые листы Ложится смерть украдкой. Пусть здесь не повезло, Но в белизне страниц Пространство пустоты Не сможет быть загадкой. Все ужасы вокруг Тускнеют каждый миг И повторенье снов Нам обещают точно. Берут нас на испуг… Но ты двойник тех книг, Где свет иных миров В ночи горит бессрочно.

Мне снятся грозовые сны, Прогулки в сторону Луны, И вновь в разрывах облаков Туманный бег иных веков. И красноватый огонек, И пара запоздавших строк, Добра и зла лихой узор, Как интересный разговор. Как все легко и тяжело, Жизнь прямо к черту унесло. И на вопрос: "А где душа?" Ответит пустота, дыша. Мне все равно, который год, Мир, словно старый анекдот, Среди космических вершин И ты один, и я один. Но продолжается игра На грани завтра и вчера. И путь кривой, и путь прямой Увенчан сном, охвачен тьмой. И судьбы падают на дно, Ведь им иного не дано. И брезжит смысл совсем чуть-чуть, И скуку превращает в жуть.

Музыка звучит трагически, Жжет созвездий письмена. Дышит холодом космическим Запредельная весна. Расцветает боль извечная, Сердце пуговицы рвет. Жизни скука бесконечная В одиночество зовет. Никогда тебе не справиться С ужасом бесцельных дней… И душа твоя расплавится, Станет памятью теней.

На тарабарском языке Среди бессмысленного гула Душа поет. На сквозняке Не стой, чтоб скукой не продуло. Как хорошо, что боль с тобой Бредет по коридорам бредней Навстречу с ледяной судьбой, Сидящей в комнате соседней. Глядит из зеркала беда, Ты сквозь нее проходишь храбро. Забыв, что это — как всегда, Мечты твоей абракадабра. Во всех вещах — двойное дно, А в людях — уголечки Ада. Итак, ты молча пьешь вино, В которое подсыпал яда.

Не верю всей заморской мрази И нашим местным «европейцам». Тем, кто пролез из грязи в князи На почве нелюбви к "индейцам". Из забугорного сортира Нам всем навязывают лихо Еще одну картину мира, Так по-английски: зло и тихо. Но все они сгорят досрочно, И я сквозь них гляжу надменно. У них не выйдет — это точно! — Приватизация Вселенной!

Не выйти из водоворота. Не хватит времени и сил. И подло улыбнется кто-то. Но я пощады не просил. Пусть время снова остановит Мои наручные часы. Все затуманит, обескровит, Дойдя до черной полосы. Дойдя до берега иного, Под странным знаменем беды… Я вижу: здесь не может слово, Помочь среди белиберды. Я свыкнусь с тихими ночами, Под маской лунного лица, С неимоверными лучами, То ль серебра, а то ль свинца…

Небытие мне корчит рожи. Оставь! Все это ни к чему… Я сам рисую так похоже Непроницаемую тьму. Когда-то было все иначе, Светило солнышко тогда… Теперь в рукав пространство прячет Те "баснословные года". О, как нелепа и прелестна, Как лжива дальняя весна… И мне вот в этом мире тесно, Я впасть хочу в реальность сна. Проходит время ненароком. Непринужденна и легка Глядит зеркально-одинока Душа, почти что свысока. И холодком прозрачным веет Разбитой жизни чепуха… Ничто теперь меня не склеит… Оборвана строка стиха…

Нервное чирканье спичек, Злые огни электричек… И друг на друга похожи Все изможденные рожи. Дни неизменные ткутся. Люди уныло толкутся, И, среди моря прошедших, Много смешных, сумасшедших. Снова гудки, объявленья, Спешка до остервененья Прыгает смерть по платформам С жутким своим хлороформом. Время приходит без спроса, Сердце стучит как колеса. Ужас проносится мимо, Струйкой зловонного дыма. Видятся искры распада В омуте всякого взгляда. И на окраине мира Жизнь — продолженье сортира. Жизнь — продолженье вокзала, Сплюнула — все рассказала… Все мы на адском перроне В общем жестоком вагоне.

Ощущение вечного зла, География личного Ада, И сиреневых песен зола — Пустота отрешенного взгляда. И дурные дороги кругом В небе темном, бездонном и старом. И становится память врагом, И столетия катятся даром. На твоем горизонте всегда Солнце черное яростно реет, Душит музыки белиберда, И отчаянье гроздьями зреет. Время горькой строкой оборви, Что настояна летом на травах… Виноватых не стало и правых На планете, лишенной любви.

Повторяются виднейшие умы, Повторяется набор подлейших мук. И природы безобразные шумы Забивают быстро сердца тихий стук. Я читаю и во сне и наяву, И гляжу в судьбы кривые зеркала. Я, пожалуй, лишь иронией живу, И вдыхаю ароматный воздух зла. Я опять по тем же улицам брожу, И растерянно отчаянье ловлю. Кроме скуки, ничего не нахожу. И рассеянную боль всегда терплю. Это было с кем-то так же, как со мной. Это будет, точно будет… И не раз… Обреченный стать весной и тишиной Упадет на дно чужих, холодных глаз.

Провинция. Прогулка. Тишина… Я ненавижу свой полночный бред. Особенно, когда стоит весна. Особенно…когда так много лет Одно и тоже повторяет мир (Ну, как ему о чем-то толковать?) Из окон обезумевших квартир Летит одно желанье: забывать. Так повторяй столетий голоса На все лады, предчувствуя беду. Над нами веют злые чудеса, И кажется, что мы уже в аду…

Мои пути сжигает лето, Я вижу черную траву. Вокруг переизбыток света. Ослепнув, падает планета В безудержную синеву. И солнце катится по крыше, И стекла раскаляет вмиг. Дом интенсивно, тяжко дышит, И музыку безумья слышит, Хоть тень огромную воздвиг. И ночь покоя не приносит Лишь вместо Солнца — диск Луны О чем-то непонятном просит… Но вновь к утру мне кто-то бросит Испепеляющие сны.

Расправил крылья — и прочь В свою любимую ночь, В свою кошмарную тьму, Что не понять никому. И рвется горе — строка, И тяжелеет рука, И за пределами сна Картина боли ясна. Все то же самое, но Уходит время на дно. И мировая печаль Души окутала даль. Наполнив яростью взгляд, Сочится кровь, будто яд… Наверно, кто-то, скорбя, Уничтожает тебя.

Рвану в просвет меж книг и лиц, И в темень попаду ночную, И парадокс лихих страниц Собой я переименую. И где-то там, за краем зла И бесконечного распада Меня запрячут зеркала Среди загадочного ряда. Меня на части раздробят, Ведь строчки, как и кости, ломки… Ведь звезды, люди теребят Куски души-головоломки.

Сгони тоску с усталых век, Почувствуй ход столетий кожей. А я — горящий человек, Я в адской нахожусь прихожей. Возможно, у тебя есть шанс, Он призрачен и мимолетен, А я хочу допеть романс, Почти невидим и бесплотен. Дослушай звуки, а затем Иди, ведь путь почти что вечен… А я вернусь в кольцо систем, Которыми ты не замечен. Из-под полуприкрытых век, Гляди, как распадется атом… А я — сгоревший человек, Всегдашним огорчен возвратом.

Сотни разных мелочей На моем столе, Трудно быть среди вещей В их тягучей мгле. Можно взять и погадать, Переставив их, Вместе с ними пропадать В сумерках лихих. Растворился в быте и Знаю — нет души! Но легко могу найти Дни — карандаши. Пару слов и пару лет Мир овеществил. Тронуть можно жуткий бред, Только нету сил. Жизнь почти что не видна. Все, что мы поем — Это полночь у окна, Боль, что даст объем. Сотни разных мелочей На моем столе… Мы лишь проблески вещей, Пыль в грядущей мгле.

Так вот какой ты, бесконечный мир — Ты соткан из искрящихся пустот. Бубнит пространство старый анекдот И множит одиночество квартир. Судьба нелепо вертится и зло. Трагедия сменяется игрой. Провинциальной мерзкой мишурой, Терзает взгляд оконное стекло. Скажи мне для чего ж тогда сюда Был вызван мой безумно-странный дух? Наверно, чтоб от скуки он потух, Чтоб отыскал дороги в никуда. Я ненавижу треск цикад, ковыль И пьяную полуночную шваль, И даже, даже душу и печаль — На всем лежит космическая пыль.

Тревога нелепая гложет, Ты все по-хорошему взвесь — Ведь то, что тебя уничтожит, Все время находится здесь. Боятся кошмаров не стоит, Ты должен свирепо мечтать! Пусть тени твой дом перестроят, Ты сам можешь ужасом стать. Ты можешь пространство корежить И время пускать под откос… И звезды волшебные множить, И запах таинственных роз. Ты радость мешаешь с тоскою, Нет в мире взрывчатки сильней! Ты пишешь спокойной рукою О хаосе скомканных дней. К чему ожидание боли Иль счастья — возьми и наладь!.. Но мечется музыка воли: Ну что бы еще пожелать?

Ты выражаешься витиевато И странно отвлечен твой жуткий дух. И прожитая жизнь как стекловата, Фонарь мечты, что навсегда потух. Друг к другу снова подгоняешь строки, Любуясь ядовитой красотой. Слова так упоительно жестоки, Что вся реальность кажется тщетой. Лишь не хватает толики заката Во взгляде на тупые времена. Душа свирепой нежностью объята, А жизнь вокруг по-прежнему пресна. Ты грусть земную запиваешь кофе И наполняешь космосом свой дом. Судьбу готовишь к новой катастрофе, А счастье оставляешь на потом. Да, в этом мире смысла быть не может, Есть ужас, что прекраснее любви… Есть вера, что нас вскоре уничтожат — Вот этим ожиданьем и живи…

Холодная ярость бушует в тебе На фоне цветущей весны. Доверься безумной и страшной судьбе Нырни в раскаленные сны. Вселенная, полная черных чудес, Тебя поглощает шутя, Зачем ты в межзвездные пропасти лез, В кошмарном пространстве летя? Ворочает ненависть глыбы души Взрывает тоску-темноту. И тени беды в потаенной тиши Ты видишь уже за версту. Не нужно бесплодных, нелепых потуг, И время раскрошится вмиг, И вызовет радость, а может, испуг На фоне закатов и книг.

Хроника скучных минут, Летопись тягостных лет. Маются — значит живут, Это усвоил поэт. Веером острых антенн Время пронзает виски. Веет бедою от стен, Злом алкогольной тоски. Стелет степная трава Ядов душистый ковер. Кругом идет голова — Хочется лечь под топор. Хочется взять автомат, И до упора стрелять… Каждое слово и взгляд Пулей в патронник вставлять. Кланяюсь в пояс тебе — Ужас свирепый, лихой. Я безразличен к судьбе Ставшей сплошной чепухой.

Это время измененное, Это скука беспокойная, Жизни скорой поезда. Это слово зла коронное, Лето жуткое и знойное, Марсианская звезда. Смех звенящий растревожено, В поднебесье разлетается И мутнеет голова. Все на свете искорежено, В поисках души скитается, А найдет ли? Черта с два! Мир привычный враз обрушится И исчезнет маска лживая С утомленного лица Песней жесткой горло сушится И заткнется грусть счастливая Вмиг, попробовав свинца.

Я научился жизнь не замечать, Она проходит, я едва привстану, Чтоб заново отчаянно скучать, Вернувшись к подзабытому роману. И вдохновенья блеск и мишура, Меня не тронут… В обреченном мире Стоит почти что адская жара, Как в маленькой затерянной квартире. Здесь душно все: и вещи, и слова. И даже тем, что здесь я умираю, (Все тяжелей больная голова) Мне кажется, кого-то повторяю.

Я скоро буду глух и нем, Я сокращу свой список тем, Играя в благородство. Моя кончается тетрадь, Меня должны вот-вот убрать, Не обнаружив сходства С трагическим героем снов, Сюжет банален и не нов, Но популярен все же… Мне нечем, нечем больше крыть. Хочу судьбу зарыть, закрыть, И даже подытожить… Скучая в светлых залах зла Я обнаружил: жизнь — зола, (Кругом так много пепла.) И все высокое круша, Рванулась черная душа — Охрипла и ослепла. Я буду скоро нем и глух, Мне все равно куда пастух Ведет больное стадо. И ширится безумный вой… Я отвечаю головой За горизонты Ада.

Жизнь — мирового зла гримаса, Ни месяца, ни дня, ни часа, Чтоб я не вспоминал о том. И призраки стоят над нами И ледяными именами Нас кличут в городе пустом. Течет ржавеющее время И тихо вымирает племя, Зато наркоз, который год. Иду, в карман не пряча взгляда,  — Я отражаю свет распада, Который дарит мне народ. Рискну — и душу уничтожу, Свою расплавленную кожу Я брошу там, где нет меня… Уйти мне стоит вместе с ветром По незабвенным километрам В стихи и в вечность из огня.

Клубятся тысячи мгновений, И из зеркал выходят тени. И лихорадочный румянец На пустоту наводит глянец. Осенний ветер в сердце свищет. В груди — родное пепелище. Ты навсегда тоской отравлен. Ты обездушен, обезглавлен. Реальность жутко измельчала. И ты не смог бы жить сначала, Бродить по темным коридорам, По звездным, мертвенным узорам. Там холодно, а здесь, как в пекле, Все выцвели и все поблекли. Сгорели судьбы, души, жизни В своей безжалостной отчизне. Встает дым скуки коромыслом И больше ты не связан смыслом. Творишь иные измеренья — Пространства бреда и презренья. Деревья, мысли, звуки, строки — Все в непонятной поволоке. Пусть время час за часом ходит — Здесь ничего не происходит. Ты наблюдаешь за распадом, За тихим Хаосом и Адом, Стирающим былые грани, Все растворяющим в стакане. Но все равно уже готово Последнее, лихое Слово Среди твоих полночных бдений Магистр теней и сновидений.