Причудливыми цветами распустились на огромном поле, у старых стен замка ДеТарт, разноцветные поляны шатров. Корявая, изломанная тень поседевшей от времени твердыни в течение дня, словно стрелка гигантских солнечных часов, медленно переползала с одного яркого пятна на другое. Поздним утром, напоминая, кто именно хозяин этих земель, графское гнездо заслоняло солнце многочисленным купцам, кузнецам, шорникам, кожевенникам и их приказчикам, расположившимся у вросшей в землю таверны, ровесницы замка. После полудня, когда так приятно погреться в лучах почти летнего светила, угловатый перст гостил в лагере, где царствовали осенне-желтые флаги с траурно-черной осой. Ближе к вечеру, едва чиркнув невообразимо измятыми флюгерами по серым доскам трибун турнирного ипподрома, тень начинала взбираться в гору, в сторону по-военному четких рядов однотипно белых шатров. Туда, где ветер играл с ярко-алыми королевскими вымпелами. И уже там, склонив в почтении главы десятка башен, так и не решившись побеспокоить покой его величества Лотара Готтарда, тень растворялась в вечерних сумерках.
— Говорят, герольды Лотара уже с месяц тому обустроились на том холме, — Парель, полдня пропадавший в торгово-ремесленных рядах, был под завязку полон слухами и сплетнями и торопился выплеснуть их на нас. Ради этого даже пожертвовал бочонком с трудом добытого саливийского летнего вина. И, чтоб после не пожалеть, одновременно торопился этот самый бочонок откупорить и это самое вино разлить по бокалам.
За нашими спинами дружинники со слугами ставили палатки, а мы, словно немощные, сидели на неудобных раскладных стульях и были вынуждены выслушивать раскрасневшегося от чувства собственной значимости жреца:
— Баронские прихвостни-то и так и этак, и выкупить почетное место хотели! Да только ничего у них не вышло. Дело уже и до поединков дошло, пока граф право герольдов не утвердил, объявив, что поле издревле для короля со свитой предназначено. А признают вольные бароны Лотара или нет, мол, не его графское дело… Ну, пробуйте, господа!
Все дружно пригубили необычайно розовое, пахнущее фруктами, вино. Как ни странно, особенно зная пристрастия Пареля, в напитке совершенно не чувствовался алкоголь. Саливийское по вкусу напоминало скорее ягодный компот, что хозяйки заготавливают на зиму. Хранящееся в бочонке с толстенными стенками, оно даже в тепле бабьего лета сохраняло весеннюю прохладу.
— Восхитительно! — похвалил принц. — Так что там с Лотаром и его герольдами?
Я кивнул, соглашаясь с оценкой друга. Заречные дрязги меня мало касались, но вино стоило восхищения.
— Действительно замечательно, — пропела Серафима, сверкая глазами на Ратомира. — Как только ваш казначей сумел его добыть. Саливийский берег — невероятно далекая страна… И, должно быть, благословенное богами место, раз сок ее земли настолько хорош.
— Осторожнее, сестренка, — оскалился Фанир. — Сказывают, розовый компот столь же коварен, сколь и приятен на вкус.
— О, благородные господа, — взмахнул колбасками пальцев жрец. — Бочонок удручающе мал, чтоб мы позволили напитку проявить свое коварство!
Я крутил головой, переводя взгляд с одного на другого. Впрочем, не забывая маленькими глоточками прихлебывать компот. Так приятно было катать фруктовые капельки по языку…
— Не знаю, — шумно выдохнул я носом и улыбнулся, — коварна ягодная вода или нет, но вот воздух здесь действительно… какой-то не такой. То ли железяки на здоровенных мужиках пары какие-нито испускают… То-то вы все словесам так хвосты закручиваете: «удручающе мал коварный сосуд с соком земли…»
Аргардский княжич хихикнул, а вот принц с княжной осуждающе сверкнули глазами. Парель тяжело вздохнул, зачем-то взглянул на небо и выговорил:
— Сии земли у самого порога колыбели культуры и цивилизации лежат. Благородство здесь в воздухе разлито. И человеки с тонкой организацией души флюиды те улавливают и в движения да в слова выливают!
— Пьют пусть меньше всякого пойла дешевого, — с показной серьезностью, менторским тоном заявил Фанир. — Чтоб после движения… того… от обочины к обочине… и флюиды под каждым кустом вокруг таверны…
— Варвары! — сокрушенно выдохнул кому-то-брат под дружный хохот прекрасно все слышавших дружинников.
— Так что там Лотар? — напомнил порозовевший в попытке сдержать смех принц.
— Говорят, король уже принял вассальную клятву у многих вольных прежде баронов по эту сторону Флер. И жадно посматривает на другой берег. Черной осе Лотар что кость в горле. Торговые гости открыто говорят, будто дядя твой и золотом Эмберхартам помогает, чтоб тот против Кюрфхаузена рыцарей да владык подбивал. Ни к чему Модулярам сильный сосед под боком…
— Герцог Игларский, значит, уже и не в счет?
— Мы не застали, а сказывают, рыцари из герцогства там лагерем стояли, — жрец махнул рукой в сторону беспорядочного многоцветья шатров у подножия холма, на склоне которого располагался наш бивуак. — Да дня три как свернулись и ушли. Будто бы весть донесли — Эковерт у границы с Игларом игрища военные устроил. Герцог и отозвал своих… Мало ли чего…
— Демону все мало, — покачал головой Ратомир.
— Как же вышло, что короли немецкие могущество свое растеряли? — вскинул брови Фанир. — Прежде же вроде единой страной все эти… лохмотья были?
— Это вон Арчевы предки постарались, — одними губами улыбнулся Парель. — Раньше-то у них как было: вассал моего вассала мне не вассал. Ну, вроде как — это воин моего сотника, а не мой. В чудской битве столько князей немецких головы сложили, что Готтарду, прадеду Лотара, когда он за реку удрать сумел, и кланяться некому стало. Да и злы бароны на своего владыку были. Считали — их доблесть не превозмогла его глупость! Все смириться не могли, что толпа пеших ратников цвет блистательного рыцарства, как стадо гусей, двое суток по берегу реки гоняла…
— Сейчас, значит, король немецкий вознамерился обратно свои земли под руку собрать?
— Да уж лет десять как собирает. Теперь только каждый из баронов ему в верности меч целует.
— А мы чего? Нам-то оно зачем? А ну как силу наберет да и снова через реку к нам полезет?!
Я пожал плечами. Хотя бы потому, что заочно считал поднимающего голову немецкого владыку куда умнее его же прадеда.
— Не думаю, что орейским княжествам будет какой-то урон от короля Лотара, — поддержал мои мысли Ратомир. — Ему гораздо выгоднее иметь за рекой друга, чем врага.
Вино в бокале неожиданно кончилось. Вот только вроде еще было на пару глотков и исчезло. Я разочарованно перевернул кубок дном вверх и выразительно глянул на Пареля. Тот с совершенно счастливым выражением лица колыхнул почти полным бочонком и выдернул пробку.
Под хлынувшую из узкого горлышка розовую струю поспешили подставить бокалы и принц с княжичем. Серафима лишь проводила взглядом бережно передаваемые, до краев наполненные емкости — ее кубок не опустел еще и наполовину.
— Я так думаю. Если король-демон и отпустил рыцарей на этот турнир, то искать их нужно где-то неподалеку от черной осы, — сделал вывод жрец.
У меня создалось впечатление, будто я несколько минут отсутствовал. Словно уходил куда-то, прослушал целую речь Пареля и поймал лишь самый ее конец.
И, судя по ополовиненному саливийскому в моей чаше, кто-то еще и вино мое вылакал.
— Забавно, — только и смог выговорить я и оглянулся в поисках коварных выпивох.
Их нашлось сразу четверо. Серафима что-то рассказывала развалившемуся в неудобном кресле Ратомиру. Глаза обоих подозрительно блестели, и оба они усиленно делали вид, что заняты лишь друг другом и не видят ничего вокруг. Парель с Фаниром говорили одновременно, о чем-то спорили, активно помогая свободными от бокалов руками. Причем явно прекрасно слышали друг друга. Их кубки, в отличие от моего, были полны.
Снизу, со стороны обширного турнирного поля, приближались еще две группы потенциальных похитителей моего саливийского. В одной из них присутствовал человек в накидке — по сути, полосе ткани с дыркой для головы — с гербами короля Лотара. В другой все до одного оказались счастливыми обладателями бород. Я рассудил, что вряд ли немецкий властелин отправил отряд отнять у бедного лесного паренька полкубка вина. А вот надменную бородатую морду хозяина смердящего города я навсегда запомнил. И тот не то что вино — морковку у зайца способен отнять. Так что и эти бородачи мне сразу не понравились.
Незваные гости приближались, и в чаше было все меньше и меньше напитка. Какие еще нужны были доказательства? Я даже всерьез обеспокоился бочонком, который служил жрецу стулом.
— Держи его руками, — пустым уже кубком взмахнул я под ноги Парелю. — Бородатые и утащить могут!
— Только через мой труп, — доблестно пообещал отважный жрец.
— Его милость барон сер Камилленфельд, — громко возвестил королевский герольд.
— Нет-нет, — поспешил отказаться подъехавший первым господин. Чисто выбритое лицо выдавало его принадлежность к партии Лотара. — Я не тороплюсь. Уступаю право разговора этим блестящим сударям.
Ратомир торопливо наматывал вокруг головы шейный платок Серафимы. Шлем с глухим забралом поблескивал у принца под ногами, но ткань с запахом княжны ему нравилась больше тяжеленной железяки.
— О! Камил, это весьма любезно с твоей стороны, — поморщился бородатый блондин, соскакивая с лошади. — Тем более, я ненадолго…
— С кем имеем честь разговаривать? — тоном «какого демона вас принесло» поинтересовался Фанир.
— Его милость барон сер фон Дитц, — кто-то из свиты бородатых поспешил представить блондина.
— Всюду бароны, — недовольно пробурчал я себе под нос. — Честному человеку некуда кубок с вином поставить, чтоб не сбаронили…
— Отлично сказано, мой юный друг, — вскричал тот, чье имя спьяну и не выговоришь, и зачем-то несколько раз хлопнул ладонью о ладонь.
— Который из вас тот, кого называют герцогом Гроссвальдом? — не обращая внимания на смех Камила, совсем не учтиво обратился к нам блондин.
— Гроссвальд — это Великий Лес на их наречии, — громко прошептал мне Парель.
— Арч Белый из Великого леса, — это я, — принудили меня признаться.
— Ты? — удивился бородатый барон. — Это ты убил моего младшего брата?
— Я? — настала моя очередь удивляться. — Не помню, чтоб успел побывать в твоих землях…
— Поди, тот наглый Эмберхартов прихвостень, которому ты голову срубил… — донеслось из-под платка Серафимы. — Имя-то ты не успел узнать…
— Именно так, — прорычал пришелец. — Ты подло убил моего брата. Не дав ему шанса вытащить меч. Даже не узнав имя!
— Ну, так и чего? — нервничая от опасной близости блондинистого барона к бочонку Пареля, заторопился я. — Соскучился по брату?
Лицо фон Дитца налилось кровью. Камил снова засмеялся и захлопал в ладоши.
— Ты отбираешь мой хлеб, твоя светлость, — радостно ухмыляясь, посетовал королевский барон. — Я, видишь ли, в основном занимаюсь развлечением моего государя…
— Шут, — нейтральным тоном, пробасил поджарый, словно рысь на охоте, воин из-за спины Камила.
— Я давно уже не обижаюсь на это, Мессер, — чуть скривив, тем не менее, губы, бросил через плечо барон.
— Мне следует знать, под каким гербом увижу тебя завтра на турнире, — взял себя в руки Дитц. — С тем, чтобы мог вызвать тебя на поединок.
— Ты чего это? Хочешь, чтобы я с оглоблей наперевес носился по полю? — ошалело выдохнул я.
— Его светлость не намерен участвовать в конных состязаниях, — любезно пояснил Фанир. — Сер Арч подал заявку на турнир стрельцов из лука.
— Не хочешь пострелять? — с надеждой в голосе обратился я к брату убиенного мной молодчика.
Камил ржал во весь голос и даже не пытался это скрывать.
— Это ниже моего достоинства, — выплюнул бородач.
— А… Не умеешь.
— Вполне безобидное увлечение, — утерев слезы из глаз, простонал Камил.
— Эм… — я вдруг понял, что новое имя Ратомира начисто вылетело из головы. — Как там тебя?
— Барон Яггер, — хихикнул принц.
— Барон Яггер, мне вот что скажи! Может, мне убить его прямо сейчас? А то ходят тут всякие, бородатые… А потом вино пропадает…
— Ну, если традиции королевства тому не препятствуют…
— Ни в коей мере, — поднял обе руки Камил. И даже головой тряхнул в помощь рукам. — Прости, Дитц. Ничего личного…
— Только дай ему хотя бы меч из ножен вынуть, — забеспокоился Фанир. — Имя-то мы уже слышали…
Я пожал плечами.
— К бою, господа! — снова совершенно равнодушно скомандовал Мессер, дождавшись прежде, когда бородатый обнажит клинок, а я встану и разомнусь.
Брат любителя мальчиков сразу бросился в атаку. А я споткнулся и упал на одно колено. Саливийское наконец-таки проявило свое коварство — колени дрожали, ноги отказывались подчиняться.
Меч свистнул в каком-то вершке от головы. Нужно было вставать, доставать свое оружие и сражаться, а я все еще не мог совладать с непокорными конечностями. От второго выпада ушел, пропустив сталь под мышкой, и сразу попытался запрыгнуть за спину противнику. Не тут-то было! Ножны моего же меча попали между ног, и я, совершенно по-свински навалился на плечо разворачивающего для новой атаки барона.
— Сражайся же! — прорычал Дитц, когда мы, словно кружки с пивом после тоста, разлетелись в разные стороны.
— Да ну тебя, — обиделся я. — Пока я тут скачу, твои дружки, поди, вино крадут…
— Вынь меч, щенок! — не унимался бородач и сразу снова атаковал. Вот как с таким быть?
Расслабив и без того плохо меня держащие ноги, я грохнулся на колени, пропустив шипящий от ярости клинок над головой. И, выхватив засапожный нож, полоснул по связкам барона под коленом. Взвыв от боли, он рухнул вниз, наконец оказавшись прямо передо мной. Теперь праздник пришел в мой лес. Не знаю, что бы он успел сделать длиннющим мечом, если между нами было расстояние не больше вытянутой руки. Не знаю и не хочу фантазировать. Попросту вогнал свое оружие в шею снизу вверх, по самую рукоятку, пришпилив нижнюю челюсть к верхней.
— У них в семье еще братья есть? — я тяжело встал, опираясь о затылок продолжавшего стоять на коленях мертвеца, и повернулся к Камилу.
— Кажется, нет, — вытаращив на меня глаза, покачал головой королевский шут.
— Хорошо, — обрадовался я. — Сумасшедшая семейка…
Жрец, не побоявшийся встать с драгоценного бочонка, помог мне дойти до моего неудобного кресла и сунул в руку полный кубок вина. Так что церемонию приглашения нас всех в графский замок на торжества по поводу открытия турнира я как-то из внимания выпустил. Да, нужно признать коварство саливийского — и то, как оставшиеся в живых бородачи забрали труп, я тоже не видел.
— Арч, не пей больше, — попросила Серафима, когда кубок вновь опустел и я недрогнувшей рукой протянул его Парелю. — Ты пьяный — нехороший!
Помню, я сильно удивился. Озадачился. И, видимо, так сильно задумался, что проснулся только вечером, накануне пира у ДеТартов. С головной болью и мерзким привкусом во рту.