Уже слышно было шелест атмосферы Антареса-II об металлическую обшивку крейсера, когда Борман все-таки вывел свой кораблик из дока. «Капитаньи», освободившийся от нескольких сотен тонн дополнительной нагрузки, почти по-человечески вздохнул и тогда уже окончательно и бесповоротно, учитывая катастрофическую нехватку энергии и горючего, нырнул к поверхности.

– Держись, колонист, – сквозь зубы выговорила Юлька, и я схватился за подлокотники так, что даже пальцы онемели. Если пилот говорит «держись», значит, нужно держаться...

Элсус продолжал транслировать на главный пульт рушащегося на дно Космоса звездолета основную информацию о состоянии корабля. Это, конечно же, успокаивало, хотя я и не имел возможности хоть что-то изменить. Даже немного завидовал марсианской аристократке – со всеми имплантантами она могла свободно общаться с Элом с присущей компьютерам скоростью, что позволяло надеяться на благополучный исход нашего самоубийственного предприятия.

Можно было провисеть на высокой орбите Антареса-II еще несколько десятков часов, заряжая от фотонных панелей опустевшие аккумуляторы. Однако Провидение приняло другое решение. Совершенно внезапно, в какой-то миг, на поверхности, приютившей неведомого зверя – Гурл Хи – планеты, заработало некое устройство, само существование которого противоречило аксиомам физики. «Капитаньи» словно зацепился за что-то. Неизвестное приспособление практически сразу остановило плавание крейсера над лазурно-голубым шариком. Гравикомпенсаторы за один миг израсходовали всю добытую с таким трудом энергию, но все равно не справились с циклопической нагрузкой сбесившейся инерции и теперь по немым переходам гигантского корабля бродил ветерок со стойким запахом сгоревших проводов.

Неизвестное науке землян излучение не отталкивало и не притягивало корабль, но движение в любую другую сторону оказалось практически невозможным. Юлька и Элсус здраво рассудили, что ксенооружие, а что сработало именно оно, никто и не сомневался, вряд ли позволит выбраться из ловушки. Поэтому, решила хозяйка обезлюдевшего корабля, даже попытки высвободится, не имеют смысла.

Для меня так и осталось загадкой, почему же космическая сеть не выловила челноки с людьми, когда те спускались с орбиты. Даже представить себе не могу, что случилось бы с двумя тысячами человек в их жестяных корабликах, попади они в лапы свихнувшейся инерции. На Антарес-II упали бы сотни консервных банок сжатых до состояния лепешек... Какой уже раз командора буквально Бог берег...

Точка на карте архипелага, куда луч с планеты тащил крейсер, показался нам ни чем не хуже и не лучше других. Примерно в центре того самого острова, на котором высадились де Кастро, лейтенант Роу и Джакомо Элсод. Обширное плато, ограниченное с юга и с Востока горными грядами приличной высоты, а с севера и запада обрывом, у подножия которого изгибалась стальная лента бурной горной реки. Площадка была достаточно велика, чтобы вместить гиганта «Капитаньи» и только то обстоятельство, что нас практически принуждают садится именно туда, внушало опасения. Сканеры показали наличие значительных пустот в теле скалистого массива и в платформе плато, но Эл заверил нас, что они не представляют опасности.

Скорость нарастала. Боковой монитор показал, что «Палладии» вполне благополучно отделился от нас и легко вышел из зоны действия «звездного якоря». Видимо оружие-артефакт воспринимало только крупные объекты.

Тормозные двигатели с великим трудом справлялись с чрезмерным притяжением. На счастье излучающая машина не предназначалась для уничтожения звездных гостей. Даже легкое превышение нагрузки привело бы к катастрофе. Эл же отмечал прямо противоположное влияние «Якоря» – луч скорее смягчал падение крейсера... Тем не менее, энергии оставалось все меньше. Настала пора, когда баки опустели совсем, и мы испытали полузабытое ощущение невесомости. Это длилось всего несколько секунд, потом включились аварийные – газовые, обычно применяемые для маневрирования в орбитальных доках, двигатели. Горелки слегка притормозили безудержное падение металлического монстра, но, тем не менее, о каменную плиту плато корабль ударился так, что у меня глазах потемнело. И это продолжалось несколько часов...

Сначала я вообще решил, что от циклопической перегрузки лопнули глаза. Совершенно спокойно, тут же поймав себя на этом, восприняв это страшное предположение, принялся вспоминать дорогу в медицинский отсек «Капитаньи» с тем, чтобы попытаться добиться помощи от робохирурга. Стекающие по щекам струйки солоноватой жидкости могли служить достаточным подтверждением моей гипотезе, если бы не имели ярко выраженного аммиачного запаха.

Это новое открытие одновременно и рассмешило и разозлило. И заставило, во-первых, переползти в другое, более сухое место, а во-вторых, осторожно потрогать глаза пальцами. На счастье, они нашлись на своем месте целыми и невредимыми.

Я не чувствовал никакой боли или неудобства, если не считать подмоченную испражнениями одежду. Тем не менее, продолжал на четвереньках передвигаться по слегка наклонившейся при посадке палубе крейсера. Я уже убедился в том, что с глазами все в полном порядке, но все еще ничего не видел. Никогда прежде не приходилось попадать в такое положение и чем дольше я в нем находился тем больше это пугало. Прожить всю оставшуюся жизнь на ощупь – разве это не ужасно?!

Проснувшаяся злость говорила, что раз глаза на месте и, вроде бы, целы, то это значит лишь то, что внутри крейсера неполадки со светом или с энергией. Или и то и другое. Учитывая то количество энергии, с которым мы начали посадку, это предположение вполне могло оказаться истиной. Следовало отыскать келью Юльки Сыртовой и задать вопросы ей.

Во время удара о поверхность планеты шлюз в коридор главного уровня находился слева, но это еще не значило, что дверной проем все еще там. Нет, выход-то конечно остался на своем месте, но вот как бросало беззащитное тело по полупустой главной рубке «Капитаньи» я и представить себе не мог. Нужно было теперь обползти по периметру помещение, пока не отыщется дверь...

Понадобилось несколько минут на то, чтобы собраться с силами и начать путешествие. Не так уж было и важно, в какую конкретно сторону начинать движение, но и на этот непростой выбор ушло время. В конце концов, я встал на четвереньки, закрыл глаза, хотя это и не имело смысла в полной темноте, и пополз в сторону наклона палубы.

Стена нашлась довольно быстро.

Сначала я осторожничал и продвигался медленно, но вскоре осмелел. Когда же пришло в голову, что для нормального взрослого человека противоестественно передвигаться на четырех опорах, дело и вовсе приняло другой оборот: стена нашлась неожиданно и оказалась чрезмерно твердой...

Темнота рубки на миг осветилась множеством ярчайших искорок, которые тут же принялись отплясывать дикие танцы прямо перед глазами. На лбу над правым глазом сразу образовалась опухоль, и обидно болел копчик, на который с размаху уселся.

– Пару свиданий придется пропустить, – проговорил я себе под нос и эхо, вдруг проснувшееся внутри безжизненного звездолета, поразило не меньше чем минутой раньше злополучная стена.

В тот момент мне стало по-настоящему страшно только. Впервые, после того как нашел себя на полу погруженной в ночь рубки, пришло в голову, что возможно я единственный оставшийся в живых человек внутри огромного пустого наглухо запечатанного жестяного саркофага в самой середине здоровенной необитаемой планеты...

– Да это просто дурь какая-то! – воскликнул я и решительно принялся подниматься на ноги. – Уж Юлька-то не могла погибнуть!

Словно в насмешку над моими надеждами, снаружи в обширный корпус крейсера гулко ударили первые капли настоящего ливня. После мертвой тишины чернильной рубки этот грохот одновременно показался райской музыкой и заставил задуматься о шансах на выживание.

– Брось каркать, мужик, – строго выговорил сам себе в тщетной попытке взять себя в руки. – Ты выбирался и не из такого дерьма!

Как не странно, но стало немного легче. Я снова поднялся и, касаясь одной рукой о стену, а вторую выставив вперед, побрел в поисках дверей.

«Старайся не думать о плохом», – посоветовал мысленно сам себе и тут же усмехнулся. Очень уж это напоминало совет незабвенного Ходжи Насреддина не думать об обезьянах...

Черт его знает, чем мог закончиться этот самодеятельный психоанализ, да только Бог меня уберег от легкого помешательства. Видимо духам Антареса-II было достаточно уже одного помешанного землянина – моя выставленная вперед, как предохранитель от неожиданностей, рука, тем не менее, совершенно неожиданно провалилась в пустоту. Я, опять таки неожиданно для себя, здорово обрадовался, и смело шагнул вперед, в тайне надеясь поскорее покинуть переполненную страхами капитанскую рубку «Капитаньи».

И спустя миг рубка вновь озарилась пляшущими в глазах искрами.

– Это просто дьявольщина какая-то, – посетовал я. – Уж не собирается ли металлическая скорлупа учить меня жизни?! Не все дверь, что не стена?!! – спустя миг уже кричал я. – Мне нужно обойти весь круг, чтоб стать мудрей?

– Ты сам не понимаешь, чего бормочешь, – совершенно спокойно несколькими минутами спустя проговорил я. – Еще одна такая ниша в стене и шизофрения тебе обеспечена. Ты уже начал разговаривать сам с собой?

– Да, – пришлось смиренно признаться.

– Первый признак раздвоения... Ладно, вставай парень, пошли дальше...

Я неминуемо оставил бы остатки разума в могильной темноте рубки, если бы угасающий где-то в глубине мертвого корабля самый лучший из известных человечеству в то время компьютеров не совершил чуда – не собрал неизвестно откуда какие-то крохи энергии и не зажег крохотные розовые аварийные огни. Конечно не по всему «Капитаньи», только в моей темнице и в тех коридорах, которые вели к келье Юльки Сыртовой.

Микроскопические, величиной не крупнее ногтя на мизинце, лампы, настолько слабые, что о самом их существовании никто бы и не догадался при нормальном освещении, между тем довольно болезненно ударили по глазам. Но этот укол лучами света был сущим пустяком по сравнению с ударом, который микроскопические фонарики нанесли по самолюбию – как только глаза мало-мальски привыкли к новому световому режиму, выяснил, что до сих пор двигался вовсе не в ту сторону. До спасительного выхода их зараженной безумием рубки нужно было преодолеть еще втрое больший путь, чем тот, который я уже прошел.

На счастье, даже при том минимуме света, который смог восстановить полумертвый Элсус, мозги заработали нормально, и я не стал рыдать, рвать на себе одежду и биться в истерике по поводу ошибки. Громко хмыкнул – по той же причине, почему в диком лесу люди непроизвольно начинают говорить громче обычного – и поспешил пересечь загроможденное осколками приборов пространство.

Только на самой середине обширного – раньше я никогда не задумывался, что настолько – зала прямо в сердце слегка кольнула мысль, что если именно в тот момент свет бы исчез, я, пожалуй, умер бы от страха...

– Срочно требуется ваша помощь, мистер Ронич, – шепотом проговорил Элсус когда я был уже у самых дверей, но и этого тихого звука хватило чтоб натянутые до предела нервы заныли от натуги. Я аж подпрыгнул на месте.

– Юльке Сыртовой срочно требуется ваша помощь, – не унимался супермозг.

– Раньше ты был полюбезней, – наконец выговорил я. У меня вовсе не было намерений обижать Эла, и брюзжал только для того, чтобы хоть как-то успокоиться.

– Мало энергии... – донеслось из потолочных динамиков еще тише, чем прежде. Лампы, и без того не ярко светившие, мигнули, и в углах стало слегка темнее, чем прежде. Это стало хорошим намеком, что время кривить губы от не любезности компьютера прошли и если уж Эл просит поспешить на помощь Юльке, так значит, девушка действительно попала в беду.

Тяжело вздохнув, словно предчувствуя неприятности, я пошагал, стараясь прибавлять ход к каюте хозяйки мертвого корабля... Как же это звучит романтично и одновременно жутко – «Хозяйка Мертвого Корабля»...

Я бежал по сумрачным переходам «Капитаньи», успевая, однако замечать, что за моей спиной Эл выключал свет вовсе. И нельзя было сказать, что это добавляло оптимизма, зато здорово прибавляло скорости ногам.

На последней трети пути пришлось-таки сбавить обороты. Ходьба быстро превратилась в бег, и я заметил, что Эл и включал-то свет только передо мной. Я существенно притормозил и даже стал оглядываться, выискивая глазами путь к одному из десятка шлюзов во внешней обшивке «Капитаньи». Никогда не страдал клаустрофобией, однако, темнота и все признаки медленной, но верной смерти супермозга, порядочно меня... раздражали.

Впрочем, путь до каюты Юльки Сыртовой оказалось значительно меньше, чем до самого ближайшего шлюза. К тому же нисколько не сомневался, что Элсус не стал бы освещать дорогу, сверни я с нужного ему пути.

Обычно запертая наглухо герметичная дверь оказалась широко распахнутой. Жемчужно-белый кокон-саркофаг Юльки матово светился в тусклых лампах и тоже оказался открытым. В душе подсмеиваясь над самим собой и в то же самое время, не смея ворваться в уединенное жилище повелительницы огромного, самого большого из когда-либо виденного мной, звездолета, я замер на пороге.

– Леди Сыртова, – хрипло позвал я. – Вы здесь?

– Где еще я могу быть, – даже как-то зло воскликнула гиперпилот. – И где, спрашивается, вы бродили так долго, господин Артемий Ронич? Я тут чуть не умерла... И мне страшно...

Эти-то песни я уже слышал раньше. Все женщины в определенные моменты своей жизни поют их близлежащим мужчинам.

Словно ладонью кто-то провел мне по глазам, смывая-срывая пелену нанесенную страхом и неизведанностью ощущений. Я даже поймал себя на мысли, что очень хочется оглянуться. С тем, чтобы удостовериться на том ли самом корабле нахожусь теперь. И чувство-то я уже заранее знал – то чувство, которое должен был испытать, стоило действительно повернуть голову – удивление. Я должен был удивиться тому, что все еще на «Капитаньи»... А кто сказал, что многочасовое блуждание по угольно, прямо-таки адски черным коридорам крейсера проходит бесследно для разума?...... Но вот прошел миг и я снова стал самим собой – тем самым Артом Роничем, супер шпионом и штатным спасателем Вселенной.

– Да мне тоже как-то не по себе, – хмыкнул я и сделал еще один шаг вперед. – Давно я уже не падал на необитаемые планеты в разваливающихся на части космолетах... – и я еще раз шагнул. – И темноты с детства...

Плевать я хотел на темноту. Я еще ходить-то, как следует, не умел, а уже в кромешной тьме крался на соседний участок за дынефиниками... Если бы кто-нибудь рискнул сказать тогда, в ту славную пору моего сопливо-счастливого детства, что подпрыгну на полметра от одного вида обычной... ну даже и не совсем обычной, но все же вполне... ну, в общем, от одного вида девушки с Марса, я бы того наглеца из рогатки бы расстрелял. Жестокое было время...

Я с Ларосса. Моя Родина, может быть, и далековата от Земли, но суп мы там не плетеными башмаками едим (дословный перевод). Я прекрасно знал о сидерах с Красной Планеты, и тем не менее...

Впрочем...

– Я думаю сейчас не совсем подходящее время для шуток, господин Ронич, – четко выговорила она тем самым тоном, которым зачитывала ультиматумы сумасшедшему командору де Кастро. – Энергии настолько мало, что Элу пришлось отключить вспомогательные и частично архивные блоки долговременной памяти, чтобы осветить вам путь...

– Данко для этой цели использовал свое сердце... – вырвалось у меня.

– Генетические опыты над людьми запрещены со времен сенатора МакЛораха, – менторским тоном напомнила Юлька, а мне вдруг стало стыдно. Юлька ведь могла подумать, будто мне наплевать на Элсуса...

– – Да я не об этом, – чуть слышно пробормотал я, чувствуя, что жар разливается по лицу. И тут же поспешил сменить тему:

– Неужели положение настолько серьезно?

– Мы с Элом так и не смогли определить по каким именно параметрам «Звездный Якорь» выбирает цели, но «Палладии» остался невредимым на нижней орбите. Крейсер же потерял практически всю энергию и, что еще более странно и страшно, продолжает ее терять. Если в течение ближайших пятидесяти часов «Якорь» не ослабит давление, мы потеряем Эла навсегда... Но и это еще не все...

– Что же может быть хуже? – воскликнул я. Нужно признаться, не совсем искренне это получилось. На самом деле в предчувствии угрозы моей собственной обожаемой жизни аж задницу свело.

– Тепловой баланс судна больше не поддерживается, – продолжила, видимо не заметив неискренности, совершенно ровным, бесцветным голосом продолжила Сыртова. – Температура внутри «Капитаньи» плавно падает. Спустя три часа мы начнем ощутимо мерзнуть. Кроме того...

Я был готов померзнуть немного и поэтому не считал это большой проблемой. Однако продолжал внимательно слушать хозяйку мертвого звездолета, подозревая, что за ее «кроме того» прячется настоящая беда.

– ... Корпус крейсера совершенно не пострадал при посадке...

Я тяжело вздохнул, чем вызвал паузу в речи Юльки сопровождаемую весьма многозначительным взглядом.

– ... А система регенерации воздуха без энергии. У нас есть запас примерно в сорок часов. Потом... Либо у нас есть выбор – выжить самим еще десяток часов, либо спасти Элсуса.

Она замолчала. Я тоже не о чем ее не стал спрашивать. Не очень-то верилось, что ее ярко-алые губки перечислили все несчастья, которые нас постигли.

– Единственный доступный спуск к предполагаемому местоположению систем «Звездного якоря» находится точно под двигательным отсеком «Капитаньи», – совсем уже тихо проговорила Юлька Сыртова. – Чтобы добраться туда, нужно сдвинуть с места крейсер...

Я должен был принять решение...

Перед необходимостью делать выбор стоял не я один, но от этого легче не становилось.

Разговаривать не хотелось. К счастью, тоже чувствовали и все остальные, так что ко мне ни кто не приставал. Все воинство, словно моржи на лежбище, оккупировали пляж, заливаемый теперь ручьями и с верху, с неба, и со стороны острова. Это тоже не располагало к словоохотливости.

Комиссар Лукреция Лу собрала всю свою ячейку у самого моря. Остальные, кому так же, как и мне, нужно было сделать выбор, попросту валялись на кварцевом песке.

– Эй, лейтенант, – кряхтя, приподнялся на локте один из троих сержантов. – Если я пойду с тобой, моя зарплата все так же будет начисляться?

– Конечно, – равнодушно выговорил я. И добавил про себя:

– Только, что ты купишь на свои деньги?!

– А если я останусь здесь? – не унимался тот.

Ему нужны были доводы в пользу пешего похода через весь остров со мной, хотя тело, и без того утомленное многодневными муками повышенной гравитации, активно сопротивлялось. Я его прекрасно понимал. Точно в том же положении находился и я. И точно так же, как и бравый прежде сержант, уговаривал тело в необходимости мной же затеянного похода.

– А если останусь? – более настойчиво повторил свой вопрос боец.

– Спроси комми...

– А, правда, что комми упразднили деньги? – старательно маскируя активную заинтересованность напускным равнодушием, поинтересовался сержант.

– Я тоже это слышал, – дипломатично отговорился я.

Действительно, Центральный Комитет решил, что Чучхе не совместимо с деньгами. Но мне-то нужно было, чтобы люди сами приняли решение. Поход обещал быть очень и очень трудным. И чрезвычайно опасным. Мне придется приказывать, и я хотел, чтобы приказам подчинялись безоговорочно. Для этого было нужно, чтобы солдаты пошли за мной добровольно.

– Все! – твердо сказал я и, прежде увеличив подачу энергии на сервоприводы бронекостюма, резко уселся. – Пора идти!

Припасы давно были разделены. Приличный кусок металлизированного брезента, как старший по званию, попросту забрал себе. Если из трех плазменных ружей составить пирамидку и накрыть сверху брезентом, то в образовавшемся шалашике вполне можно пару минут отдохнуть от потоков кислой на вкус влаги. Если ты почувствовал вдруг, что должен либо прекратить этот мокрый дурдом, либо отправиться в дурдом настоящий, такой вот брезент на вес золота...

Я с трудом поднялся на ноги, взвалил на плечи неподъемный без участия бронекостюма ранец и сверток драгоценной ткани, и, не оглядываясь, медленно пошагал в сторону страшного, смертельно опасного леса.

Мне уже казалось, будто дождь был всегда. Будто на этой планете постоянно падают с неба тяжелые капли, специально пригибая гудящую от барабанной дроби голову. Вбивая чужаков в серую жирную грязь.

Я уже забыл тот момент, когда первые плевки неба упали с грозовых туч на наши плечи. Словно это было в другой жизни. Еще чуть-чуть и мы все пожалели бы, что не родились рептилиями...

Это я к тому, что, практически смирившись с вечностью трижды проклятого дождя, я, соответственно и перестал его слышать. Скрипы и жужжание приводов сервомоторов скафандра, хлопанье ранца и ружья по спиновым бронеплитам, звуки шагов, и свои и чужие, проникали в сознание. Дождь – нет!

Сердце пело: за мной шли люди. С каким-то мазохистским удовольствием напрягал слух, пытаясь по шумам определить количество своих спутников, и не разрешая себе оборачиваться. И даже, вроде как, легче шагалось...

Я планировал сделать новый привал через пять миль. В ничем не примечательной точке на карте. Через две, взобравшись на холмик, которого на Земле даже не заметил бы, понял, что должен отдохнуть, или мое безумное предприятие закончится прямо сейчас. И еще ужасно хотелось оглянуться...

Медленно, забрызгивая кусты по обеим сторонам вновь образованной нами дороги, с трудом выдирая бронированные подошвы из чавкающего месива, шатаясь и спотыкаясь от усталости, за мной шли люди. Все люди моего отряда, за исключением партячейки Лукреции Лу, следовали за идиотом в отставке, за своим командиром Джакомо Элсодом.

Командор метался по огромной зале дома Совета, словно голодный зверь в клетке. Словно капля ртути на ладони, не находил он покоя. Словно не действовали на него законы притяжения.

Оставшимся верными лейтенантам армии безумного португальца приходилось только, как стервятникам на утесе, вертеть головами, стараясь не упустить из виду своего командира. Отдуваясь, пыхтя, в броне, с каждой минутой все больше наливающейся свинцом. Не смея согнуть, расслабить затекающие от напряжения спины.

Разлегшемуся на богатых мехах неведомых зверей Игору Танкелевичу было неоправданно легче – он не был обязан изображать из себя бравого воина. Хотя и он в душе слегка завидовал неуёмной энергии де Кастро, понимая, впрочем, что живость эта – демон ярости, а не физическая сила.

Луи Чен – единственный, кто, наоборот, старался не следить за броуновскими перемещениями предводителя, – казалось, весь ушел в экран галокомпьютера. Однако и это спокойствие, и напускное равнодушие было обманчивым. Каждый волосок его тела, каждый оголившийся от ужаса нерв чувствовал волны злобы, флюиды адского монстра. Осознавая, что вспышка командора вызвана его, Чена, сообщением о походе Джакомо Элсода на соединение с Юлькой Сыртовой, офицер не понимал лишь того, почему это вызвало такую реакцию.

И только Пи Корхулаанен совершенно с другими чувствами смотрела за нервными скачками командира...

– ... И ты говоришь мне, что этот идиот Элсод самостоятельно догадался о генных сыворотках?! – рычал де Кастро, роняя на начищенные до блеска доски пола крупные капли ядовитой слюны. – Ты, тако-о-о-о-ой у-у-у-умный!!! Или издеваешься надо мной?!

Португалец, с неожиданной для живого подобия ртути точностью, остановился точно напротив Луи. Тонкий, жилистый, направленный точно в лоб палец в один какой-то миг показался Чену хищным глазком боевого оружия.

– Уж не хитрозадый ли Кириллиос додумался до ТАКОЙ ПРОСТОЙ ВЕЩИ?! Как генные сыворотки для укрепления костей и адаптации организма к повышенной гравитации?!

Командор именно так и выплюнул эту фразу. В два предложения.

– А где же мои бравые лейтенанты? – не унимался безумный полководец. – Усмиряют бунт? Покоряют планету?!! Нет! Прилепили свои задницы к скамьям в этом городе баб и стонут, словно женщины...

– Нет, это не Желссон, – перебил командора Игор.

– Что?!! – заорал де Кастро, и его лицо побагровело. Впрочем, пару секунд спустя он уже взял себя в руки. – Что?

– Идея пришла в голову именно Элсоду, – спокойно, как ни в чем не бывало, проговорил Танкелевич. – Кириллиос тоже был удивлен такой догадливостью Джако. Это на него так не похоже...

– Может быть, планета так благотворно на него влияет? – глубокомысленно заявил один из закованных в броню командос.

– Ты еще скажи, что здесь с неба льется живая вода!!! – улыбнулся Игор.

Даже через толстенные, сложенные из туземных металлизированных деревьев стены в зал доносилось гудение натянутых с самого верха до самого дна неба струй.

– И мы сами не сможем синтезировать нужный набор генов? – на этот раз прицел его пальца был обращен к Перелини.

– Нет, – сокрушенно покачал головой пилот и нервно сглотнул. – В челноке только походный киберхирург и небольшая биохимическая лаборатория. Максимум, что она может – это антибиотики и болеутоляющее. Генные сыворотки по плечу только Элсусу...

– Не упоминай при мне имени этого электронного монстра, – совершенно серьезно порекомендовал де Кастро таким тоном, что Перелини и не понял, было это угрозой или лишь просьбой.

– Говорят, эти бабы... – бронированная перчатка несколько заторможено описала круг, – прямо чудеса делают с генами.

Перелини засмеялся было, но никто его не поддержал.

– Чтобы синтезировать часть цепи ДНК, да еще вывести специальный вирус-носитель, нужна точность... очень хорошего компьютера!

– А туземки толкут что-то в ступках, разводят молоком и вливают в пасть. И животные рождают каких-то других животных, – стоял на своем командос.

– Прямо колдовство какое-то, – ошарашено пробормотал себе под нос де Кастро. – Куда подевался Токвемада?

– Что ж, предложим туземцам снабдить нашу армию сывороткой, – зловеще воскликнул командор уже громче. – Пусть наш лейтенант-губернатор Перелини проведет переговоры.

Перелини поморщился. Он вовсе не хотел вести какие-либо переговоры с излишне эмансипированными сумасшедшими тетками. Не хотел он и назначения губернатором всей этой местности – Бартоломии – на десять километров вокруг спешно строящегося Форта-Пи – каменных бастионов прищурившихся узкими бойницами через неширокий пролив на Город туземцев. Астронавт так и не смог смириться с мыслью, что он больше никогда – никогда не полетит среди звезд. Что он НАВСЕГДА прикован к этой грязной, вонючей, неприветливой, злой и смертельно опасной в своей ярости планете. Ирония Судьбы, но даже солнце этого мира – Антарес – в переводе с греческого означало «Соперник Антея» – конкурент бога войны. Пилот, старший пилот самого прекрасного звездолета, когда-либо сходившего со стапелей земных верфей, был искренне убежден, что этот АД – внеземное воплощение Преисподней, обречен на войну. Убежав из огня, охватившего Колыбель, Перелини не имел ни малейшего желания попадать в пламя боев на Антаресе-II. И еще лейтенант-губернатор ненавидел эту планету. Это было сильнее него, на уровне подсознания.

И не отправиться к угрюмым бабам, все еще считающим себя хозяйками планеты, губернатор не мог. Ему достаточно было одного не произнесенного вслух предупреждения от Командора. Именно так, с большой буквы, Перелини всегда и думал о де Кастро.

Было это несколько местных дней назад. Когда Командор посетовал, что стен его Цитадели растут слишком медленно, вновь назначенный губернатор неожиданно для самого себя заявил:

– Видите ли, дом Бартоломео! Повышенная гравитация и ливень во всем виноваты. Люди быстро устают, а я не могу заставлять воинов работать до изнеможения. Мы окружены врагами...

– Не твое дело размышлять о готовности МОЕЙ армии, – прорычал де Кастро прямо в лицо Перелини. – Это МОЯ армия, МОИ солдаты, и ты строишь МОЙ форт! Просто выполняй МОИ приказы, губернатор!

А рука безумца все это время нервно поглаживала ребристую, отполированную до блеска частым использованием рукоятку своего пистолета. Пилот знал, знал и чувствовал, что командир очень хочет выстрелить. Понял и то, что продолжи он эксперимент с объяснениями, де Кастро выстрелит. И его дрожащий в конвульсиях труп будет валяться у ног хохочущего португальца...

– Не хватает людей – разбуди эскраво, – добавил командор, презрительно кривя губы. – Неужели так трудно догадаться?

Эскраво, насколько Перелини знал, на одном из провинциальных языков означало «раб». Почему де Кастро не сказал это слово на интерлинке?

И идти к туземным правительницам «предложить», как выразился Командор, создать панацею от дискомфорта этого мира, Перелини тоже не хотел. Сверкающие глаза из-под низких капюшонов этих вполне земных теток повергали его в трепет. В животе образовывалась пустота, которую, впрочем, почти немедленно занимал слепой ужас. Словно и не с человеком ты разговариваешь. Словно стоит напротив тебя огромная, могучая, как сама стихия, мерзкая кобра...

Перелини прекрасно понимал местных тихонь – мужиков, безропотно подчиняющихся бабам...

А вот солдат оставшейся верной командору армии бывший старший пилот не понимал. В орде зрел новый раскол, и только нежданно-негаданно проявившийся талант Пи Кархулаанен еще сдерживал его наступление.

Немногочисленные ученые, нашедшиеся в разношерстной банде де Кастро, еще только начинали разбираться в хитросплетениях мифов и верований туземцев, а Сударыни Слова уже начали свою пропаганду. И, что самое интересное, их охотно слушали. Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Каждому человеку хотелось куда-нибудь наконец-таки прийти. Не свалиться с неба в чужой Ад, не колонизировать этот неприветливый мир, не бороться за... да за что угодно – жратву, место под Антаресом, мировое господства... А прийти!

Все пути ведут к себе.

Лучший путь – дорога домой.

Быть может, солдаты пытались обрести новый дом взамен утраченного, а Сударыни им в этом активно помогали. Единственное – наемники так и не приняли главенство женщин...

И этому Перелини тоже не был рад. Не понимал, почему командор не запрещает бабской агитации. Почему ученые-собиратели туземных сказок были полностью освобождены от других работ, и, наконец, почему де Кастро попросту не захватил Город – средоточие туземной власти, не выселил женщин в тонущий в ливнях злой лес, а упорно строит свою Цитадель – Форт-Пи.

Если бы лейтенант-губернатор задумался, если бы его разум был приспособлен к аналитическому анализу, он легко «вычислил» бы причины поступков командира. И уж конечно – глубинные основы участившихся припадков гнева дома Бартоломео.

А Бартоломео Эстер де Кастро, командор, потомок целой армады командоров, вынужден был ждать сведений о Гурл-Хи и изнывал от скуки. И черной завистью завидовал всем, кто находил в себе силы отправиться в поход. Как, например, Джакомо Элсод.

– И все же стремительное поумнение Элсода весьма подозрительно, – прошипел командор, как всегда непредсказуемо меняя тему разговора. – Не может ли это быть простенькой дезинформацией, чтобы отвлечь нас от чего-то другого. Возможно, очень и очень важного? Только от чего?

– Ты и мысли не допускаешь, что Элсод мог и не быть таким кретином, за какого себя выдавал? – все-таки Танкелевича что-то удерживало от полного разоблачения Каутина. – Ведь и Сыртова что-то в нем нашла...

– Подобное притягивается подобным, – ухмыльнулся командор. – Нет! Скорее уж Желссон что-то замышляет... Есть идеи?

Формально вопрос был задан всем сразу, но почти каждый из находившихся в новом «тронном зале» де Кастро и не пытался отвечать. Де Кастро разговаривал с Танкелевичем.

– Золото! – уверенно заявил банкир.

– А смысл? – португалец совершенно успокоился, развеселился и ничем не напоминал самого себя образца «полчаса назад». – Зачем негру золото? И, если оно так важно, то почему Кир не отправился искать кости Беллы Роу сам?

Танкелевич на минуту задумался и аргументировал:

– Тому может быть несколько причин. Желссон в альянсе с Роничем, а у Арта есть «Пилигрим»! Киру вовсе не обязательно двигать всю свою толпу к месту крушения «золотого» челнока. Быть может, в задачу Элсода входит только обнаружение Беллы Роу. Живой или мертвой. Потом за дело примется Арт Ронич на своем корабле. Даже половины трюмов золота «Палладина» хватит, чтобы обеспечить Арта, Джако и Кира на всю оставшуюся жизнь... Кроме того, Желссон испытывает определенные трудности с туземцами. Луи уверен, что Кир попросту заперт на каменном плато, куда ты его забросил. По данным радиоперехвата, он теряет в сутки до десяти человек...

Игор ткнул пальцем в Перелини. Тот с готовностью улыбнулся в ответ. За половину секунды обмена любезностями банкир приобрел стойкого сторонника своей теории.

– Впрочем, и это может быть подставка. Интрига в интриге – это в духе Кира. Но тогда каков же их план? Где их цель?

– Гурл-Хи!? – спросил и ответил командор. – Что, если теперь они знают, где он?

– Сударыни говорят, что «Капитаньи» упал в святом месте, – бесцветным голосом, опасаясь новой вспышки гнева де Кастро, сказал губернатор. – Они даже собираются после дождей посетить место крушения.

– Решено! – вскричал португалец так резко, что губернатор вздрогнул от страха. – Идем к «Капитаньи»!

– А золото? – как-то вяло поинтересовался Игор.

– Куда оно денется... – отмахнулся де Кастро.

– Смотри...

– Ну, для твоего спокойствия я могу послать отряд и туда, – согласился португалец.

– Ты сам отправишься к «Капитаньи»? – Игор не собирался сдаваться.

– Конечно!

– Тогда я пойду к... останкам Беллы Роу.

– Как хочешь, – полностью уйдя в свои сладостные грезы, легко согласился командор.

Игор позволил себе расслабиться и даже слегка улыбнуться. Наступала пора забот командос. Путешествие через наполненные Смертью леса адской планеты – предприятие не из легких. А если еще и нужно тащить за плечами сотню с небольшим хилых бухгалтеров, поход превращается в подвиг.

Танкелевич был слишком высокого мнения о себе и своих людях, чтобы оценить это.

Де Кастро было плевать.

Перелини был зол и думал о другом.

Я узнал страшную тайну. Секрет, который Сударыни бережно прятали от Народа, ответ на вопрос, мучавший меня на протяжении всего обучения в горе Прави. Оказывается Слово, набор звуков, несколько движений

языка и челюстей – сотрясение воздуха, обозначающее конец жизни – все-таки существует. Смерть. СМЕРТЬ, смерть, с-с-смерть...

Я катал безвкусное слово на языке и пытался как-то осознать свои чувства. Смерть. Ужас порога небытия. Песчинка мгновения, отделяющая свет от тьмы. Все это слова без чувств. Что я должен был почувствовать, когда на моих глазах выстрел из оружия пришельцев принес Смерть сразу двоим младшим воям Прави. Тем, что пришли после меня.

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ мясо, развешанное по равнодушным кустам.

Мышцы сжались, тело переходило в режим боя. От пяток до затылка прокатилась волна дрожи. Но враг был повержен, и я не собирался больше ни с кем драться. Ужас был причиной моих метаморфоз.

Присматривавшие за распахнутыми дверьми бастионов псы глухо зарычали, почувствовав во мне перемены. Только я их больше не боялся. Стая страшных зверей теперь тоже выглядела жалко. Сломанные клыки, панический визг испуганного щенка. Поджатый хвост.

Раньше перед моим внутренним оком проходили лишь картинки, показанные горой. Теперь... Теперь. Снова и снова. Всего один бой с пришлым врагом. Победа, несколько сотен трясущихся от ужаса пленных и Смерть половины моих Воев...

Мысли скакали в такт шагов...

– Стой! – третий или четвертый уже раз закричала откуда-то сзади Сударыня Око. – Стой, Вой Прави!

Ноги несли меня вперед.

Я даже поперхнулся воздухом при одной лишь мысли, что, пожалуй, уже готов прикоснуться к Сударыне без ее на то разрешения! Что-то во мне менялось, и это не доставляло неприятных ощущений. Скорее наоборот...

Я шел, разглядывая валяющиеся, где попало трупы, пока практически не столкнулся с сидящим псом.

– Уа-рр-ъар, – раскрыл пасть зверь, требуя остановиться.

– Прочь с дороги, животное! – совершенно не отдавая себе отчета в том, что делаю, прорычал я в ответ.

Несколько долгих секунд мы смотрели в глаза друг другу. Потом пес склонил лобастую голову и отошел в сторону. И снова я не удивился этому...

Смерть, смер-р-рть. Это слово наполняло мою слюну ядом, мои слова страхом, мои движения угрозой. Я знал Слово – одно из слов-имен Мира. Что такое Вселенная, если не «Жизнь» и «Смерть»?! Я знал слово и повелевал Судьбой. Я мог дать жизнь... Или Смерть! Псы это знали тоже...

– Вой Прави! Мне нужно отдохнуть, – интонации в ее голосе стали почти просящими. – Воин, меня зовут на разговор сестры.

Словно наваждение, словно пелена, застилавшая глаза, свалилась в один миг. Я вернулся в тот мир, в котором жил всю жизнь. Мир, в котором все мужи выполняют волю Сударынь.

– Да, – неохотно согласился я. – Пора отдохнуть... Зажигайте огонь.

Очень скоро в самой середине построенного из мертвого камня селения чужеземцев горел живой огонь, груды горючего мха окружили кострище, на прутиках разогревалась пища.

Сударыня Око в этих приготовлениях не участвовала. Девушка бросила на землю верхний, лесной плащ – кисту – и упала-уселась сверху. Потом торопливо достала из сумки доску рун и туесок с мъерго. Бронзовокрылые жуки уже нетерпеливо сучили лапами, требуя поле для бега. Посаженные на доску, они немедленно принялись водить свои хороводы, выписывая целые слова и предложения. Старшие Сударыни, возможно даже из самого Города, говорили с нашей Сударыней Око.

Разговор закончился как раз к тому моменту, когда все было готово для приема пищи. Только девушка выглядела еще хуже, чем прежде. Не просто усталой или растерянной, теперь она была действительно подавлена.

– Пришельцы в Городе, – почти невнятно проговорила она. – У святого Ра-Дирья сел их корабль. Веси Ших-маар под их властью...

– Враг принес смерть в Город? – от волнения слегка сжимая плечо Сударыни, спросил я. Может быть, именно мое непрошеное прикосновение привело ее в чувство.

– В Городе пока ни кто не применял силу, – слегка поморщившись и решительно сбросив руку, воскликнула она. – Пришлые люди слушают Сударынь Слова.

– Слушаются?

– Я сказала – слушают, – обиженно поправила Око. – Эти безбожники слушаются своих мужей...

– Значит, они часто заняты войной, – коротко кивнул я. – Значит, они тоже знают тайные слова.

– Что за слова? – усмехнулась девушка. – Ворожить пытаешься, воин?!

Мне оставалось только пожать плечами. Меньше всего на свете я хотел показаться глупым. Что с того, что Сударыни всегда знали слова. Понимали ли они смысл слова «Смерть» не заглянув ей в глаза? Как они могли оценить вкус Жизни, если ни кто не пытался ее отнять?!

Гора рассказывала мне, что когда-то, давным-давно, была Война. Та самая, что дала Народу власть среди звезд. Та, что родила Гурл-Хи – пса и Орл-Хи – лиса. Та, что разбросала людей под разные солнца.

Гора говорила, что Народ очень велик, но здесь, под сенью плаща Сударыни Ночь нас становится все меньше и меньше. Правь объясняла, что мы все уже давно братья и сестры. Что это значит?

Гурл-Хи спит в своем гнезде в горе Прави. Народ победил в той войне, но нас все меньше. Пришел Враг, который не убивает Сударынь, и гора не дает нам, Воям Прави, оружие.

Быть может это и не враг?!

Я и не заметил, что сказал эту мысль вслух.

– Что значит – не враг?! – разозлилась Сударыня. – Ты... Ты видел, что они сделали...

– Убили, – твердо сказал я и кивнул. Остальные воины во все глаза смотрели на нас. – И мы убивали!

– Не пытайся думать, муж! – приказным тоном заявила Сударыня Око. – Не твое это дело!

– Верно, – легко согласился я. – Не мое. Я вой, а думают Сударыни.

– Да. Вот именно, – девушка нашла в себе силы кричать на меня. Впрочем, я ее больше не боялся. Я никого не боялся больше. Я, стоящий между жизнью и смертью.

– Только гора Прави – тоже вой. Разве не так? Может ли она думать и выбирать народу Судьбу?

Сударыня замерла с открытым ртом. Потом, как-то одним разом, сникла.

– Гурл-Хи сказал Сударыням Слова, что люди... другие... не Наш Народ... убили целое гнездо яйцерожденных, пусть слово это сотрется...

Все поспешили поплевать через левое плечо, чтоб не накликать беду. Хотя куда уж больше...

– ... Пес сказал, что звездная лодья людей повреждена, и он ведет их сюда. Сударыни настояли на том, чтоб гора обучила нескольких воев для защиты. На случай, если другие окажутся... не станут слушать Сударынь.

– Слушаться, – легко поправил я, и после недолгих колебаний Сударыня Око согласилась:

– Слушаться.

– Значит, они тоже люди? – наивно спросил один из пятерых оставшихся младших.

– Да, – опередил я девушку, глядя ей прямо в глаза. Она только кивнула.

– Значит, они и не враги?

Человеческое мясо, развешанное по кустам – зря?! Смерть не дававшим еще жизнь – зря?! Годы в горе и сны, сны, сны о смерти – зря?

– Нет, – твердо сказала Сударыня и оглянулась в поисках псов. Они, впрочем, вмешиваться не торопились. Им еще предстояло выбрать вожака стаи, и я был лучшей кандидатурой.

– Нет, – повторила она уже менее решительно. – Нет, нет, нет...

Мужи говорят, иногда у Сударынь из глаз льется вода. Это называется «плакать». Говорят, что плачут Сударыни, когда им больно...