Лаура смотрела из окон спальни на свежевыпавший снег, который лучи света превращали в поле алмазов. Это было так прекрасно! Отличный ясный день, подходящий для свадьбы — ее свадьбы. Странно, но она ничего не чувствовала, стоя у окна в подвенечном платье и ожидая, когда пройдут последние мгновения ее свободы. Она как будто оцепенела, замерзла изнутри.
— Лаура, милая, я хочу…
— Тетя Софи, пожалуйста, пусть все остается как есть. Больше говорить не о чем.
— Лаура, ты не сделаешь этого!
— Дом полон гостей. — Лаура оглянулась через плечо на тетю, выполнявшую роль подружки невесты, свою единственную наперсницу. Платье из льдисто-голубого сатина подчеркивало темную синеву глаз Софи, гладкую белую кожу ее лица. Она выглядела такой красивой и такой печальной, как мать на похоронах дочери. — Я не могу отменить свадьбу. Нет, не могу.
— Можешь.
Лаура пересекла комнату, волоча фату из сатина цвета слоновой кости по роскошному ковру, расшитому золотыми, зелеными и белыми нитями.
— Не беспокойтесь за меня, — сказала она, крепко обнимая Софи. — Все будет в полном порядке.
Софи дотронулась до ее щеки.
— Надеюсь, что ты найдешь свое счастье, мое прекрасное дитя.
«Она дала мне шанс найти счастье», — подумала Лаура. Но теперь, когда Коннор ушел, ничто не имело значения.
— Спускайтесь вниз. — Лаура взяла Софи под руку и повела ее к двери. — Я хочу немного побыть наедине.
— Лаура, подумай о том, что ждет тебя впереди. И помни, что ты еще можешь спастись.
После ухода Софи Лаура долго смотрела на дверь, и правда только что сказанных слов звенела в ее мозгу. Из ледяной тюрьмы, которой она окружила свои чувства, сочилась боль, 9бжигающая боль, которая угрожала разрушить ее тщательно возведенный фасад спокойствия.
— Другого выхода нет. — Она глубоко вздохнула, пытаясь укрепить в своем решении. — Я не могу изменить себя. Это верное решение. Да.
Ей в ладонь уткнулся холодный нос. Лаура опустила глаза и увидела рядом с собой Цыгана.
— Не смотри на меня так. Я делаю то, что обязана сделать.
Цыган наклонил голову, глядя на Лауру так, как будто понимал все, что должно было скоро произойти.
— Тебе понравится жить с моим отцом и тетей Софи. — Лаура села перед псом на корточки, не беспокоясь, что помнутся брюссельские кружева, которыми был обшит весь перед платья. — А я как можно чаще буду приходить к тебе в гости.
Цыган положил большую лапу на кружева, покрывающие колени Лауры, глядя на нее угрюмыми глазами. Лаура чувствовала привязанность собаки, верную дружбу, которую та предлагала ей с того момента, как Лаура увидела ее.
— Я тоже буду скучать по тебе. — Лаура погладила Цыгана по голове, чувствуя, как глаза наполняются слезами. — Но ты не сможешь жить со мной. Филипп не любит собак.
Из горла Цыгана вырвался тихий глухой вой. Собака повернула голову, уткнувшись в ладонь Лауры.
— Я знаю. Я тоже не хочу уходить. — Лаура чувствовала, как трещат внутри нее ледяные стены, угрожая обвалиться. Но она не может позволить своим чувствам управлять ею — только не сегодня.
Лаура сняла лапу Цыгана с колена и встала, разглаживая помятое платье.
— Ты должен понять, — прошептала она, глядя в печальные глаза Цыгана. — Я делаю только то, что должна сделать.
Из музыкальной залы доносилась мелодия Мендельсона, свадебный марш из «Сна в летнюю ночь». Звуки, издаваемые струнным квартетом, звенели в ушах Лауры, застывшей на пороге. Солнечный свет лился через шесть высоких окон, отбрасывая на все золотистый отблеск, и придавая комнате странную нереальность. Лаура чувствовала оцепенение, бесчувственность, как будто перед ее глазами проходил чужой сон.
Люди повернули к ней головы, когда она переступила порог под руку с отцом, и шепот восхищения пробежал по толпе из двухсот человек, грохоча, как барабанная дробь, вместе с ревом крови в ее ушах. Ряд за рядом благороднейших людей Бостона вставал при ее приближении.
Сквозь белый тюль вуали она заметила лорда Остина Синклера, стоявшего в боковом проходе. Его лицо было таким же угрюмым, как в тот день, когда она сказала ему об исчезновении Коннора. И, кроме того, она чувствовала его неодобрение. Она отвела взгляд от правды, которую читала в его серебристо-голубых глазах, глядя на арку из белой сирени, возвышающуся в конце прохода, по которой смутным пятном маячил Филипп.
— Еще не поздно, — прошептал Дэниэл, сжимая ей руку. — Ты можешь все отменить.
Может ли? Боже милосердный, неужели она может обратиться ко всем этим людям и сказать им, что она совершает чудовищную ошибку?
Обернись!
Обернись!
Обернись!
Эти слова звенели в ее мозгу, как молитва. Но она все равно шла вперед, как механическая кукла, передвигая ноги и ступая по полу, не чувствуя его.
Аромат белой сирени окутал ее, когда она подошла к алтарю. Она чувствовала сладкий запах на языке, впитывала его с каждым вдохом. Приторная сладость. Ее пустой желудок сжался в кулак, к горлу поднялась обжигающе едкая желчь. Филипп Дотронулся до ее руки, и она едва справилась с желанием закричать.
Голос священника жужжал в ее ушах, как надоедливая муха, едва ощутимый за грохотом крови. Мысленно она слышала далекие звуки пианино, вальс Штрауса, наполняющий этот самый зал, где Коннор вел ее в танце.
Коннор!
Неожиданно она поняла, что ее окружает тишина, что все смотрят на нее. Сквозь вуаль она видела темный силуэт священника на фоне яркого окна. В ушах стучала кровь.
Они ждали — все собравшиеся, чтобы присутствовать на бракосочетании. Она должна сказать слова, связать себя клятвой.
Сквозь темные пятна, туманившие ей взор, она увидела, как нахмурился Филипп. Она раскрыла рот, но из него не вырвалось ни звука. И тогда она стала медленно погружаться, тонуть в благословенном мраке бесчувствия.
Теплый ветерок пролетал по долине, покачивая цветы на длинных изумрудных стебельках. Лаура подняла лицо к солнцу, упиваясь теплом и светом, и произнося безмолвную молитву благодарности. Она боялась, что никогда больше не найдет сюда путь.
Она обернулась, и маргаритки и лютики закачались, задетые подолом ее белого шелкового платья. Вокруг, как всегда в этом тайном раю, поднимались горы, как грубые черные алмазы, пронзающие небо. По отвесному утесу струилась вода, каскадом падая в блестящий кристально-чистый пруд. Ничего не изменилась. Только сейчас она была одна.
— Коннор! — Лаура подбежала к краю пруда.
Солнечные лучи плясали на воде, такой чистой, что Лаура отчетливо видела разноцветные кристаллы, вкрапленные в черный камень на дне естественного водоема — синие, зеленые, розовые, желтые, сверкающие как звезды в ночном небе.
Но его здесь не было.
— Коннор, прошу тебя, приди ко мне! — Она обернулась, осматривая долину взглядом, но никого не увидела. Он должен прийти. Должен!
— Коннор, прости меня! — Она закрыла глаза, и первые слезы покатились из-под ее ресниц, горячей струёй стекая по щеке. — Пожалуйста, Коннор! — шептала она. — Я люблю тебя! Я не могу без тебя!
— Скажи мне, Лаура, до конца ли ты осознаешь свою любовь к Коннору?
Лаура вздрогнула при звуках женского голоса. Открыв глаза, она увидела перед собой высокую стройную женщину.
— Кто ты?
— Меня зовут Эйслинг. Я — сестра матери Коннора.
— Ты знаешь, где он? Знаешь, как мне попасть к нему?
Эйслинг улыбнулась, и в ее бледно-голубых глазах зажглись огоньки радости.
— Я отвечу на оба твоих вопроса — да.
— Пожалуйста, скажи мне! Ты должна сказать, как мне найти его.
— Ты готова принять его таким, какой он есть?
— Да! — Лаура схватила Эйслинг за руку, чувствуя ладонью тепло ее рубиново-шелкового платья. — Прошу тебя, скажи, как мне найти его!
— Мое милое дитя, ты обладаешь силой призвать Коннора к себе.
Лаура смотрела в глаза Эйслинг, читая в них ответы на свои вопросы, правду о том, что таилось глубоко в ее душе.
— Нет!
— Ты действительно можешь отказаться от своего дара? Ты не чувствуешь правду о том, что лежит в глубине твоей души?
Лаура покачала головой.
— Я — не такая, как вы. Я не ведьма.
— Ведьма — это только одно из множества имен, которыми называли нас, хотя мы не занимаемся Виккой. — Она перекинула волосы через плечо, и светло-серебристые локоны упали ей до колен, сверкая в солнечном свете. — Смертные придумали для нас множество имен, но я всегда предпочитала, чтобы меня звали волшебницей.
— Неважно, как вас зовут. — Лаура отступила от женщины, стремясь убежать от правды. — Я — не из вашего числа.
— Ты даже теперь отказываешься от своего наследства? — Эйслинг покачала головой, оглядывая Лауру с немалым разочарованием. — Оставляя тебе книгу, я надеялась, что ты станешь тем, кем должна стать.
— Это ты оставила ее?
— Да. Когда Коннор был ребенком, он рассказал мне о маленькой девочке, с которой виделся во снах. Я заинтересовалась тобой. Видишь ли, я слышала о случаях, когда двое людей соединялись таким же образом. Но я никогда не слышала, чтобы подобное воссоединение могло преодолеть такой огромный промежуток времени. Поэтому я провела расследование. Оно заняло немало времени, но, в конце концов, я нашла тебя. Затем я проследила твою родословную. — Она улыбнулась, и ее глаза наполнились гордостью. — Ты, мое милое дитя, потомок великого Алексиса, который когда-то был царем Атлантиды.
— Нет! — Лаура прижала пальцы к губам, чтобы не закричать. — Невозможно, чтобы я была одной из вас!
— Успокойся, — прошептала Эйслинг, дотрагиваясь до ее руки, и широкий рукав платья упал с ее изящного запястья. — Тебе нечего бояться.
Лаура чувствовала, как ее окутывает утешающее тепло, отгоняя страх, от которого у нее подгибались колени.
Эйслинг улыбнулась, как будто понимала, что ей удалось справиться с паникой.
— Вот так-то лучше.
Лаура смотрела на Эйслинг, на безупречные черты ее лица, которые подчеркивались светом, как будто исходившим у нее изнутри. Со своими блестящими светлыми волосами она казалась ангелом.
— После моего первого ознакомления с генеалогией я стала настоящим экспертом по нашим потомкам, — продолжала Эйслинг, как будто Лаура не смотрела на нее потерявшейся маленькой девочкой. — Разрастание нашего родословного древа во времени просто поразительно. Ты удивишься, если я назову тебе число людей, обитающих в твоем мире, в которых найдется капля нашей крови. Некоторым из них дарована повышенная интуиция и зачатки предвидения. Конечно, большинству из них никогда не откроется доступ к источнику силы. Но на тебя я возлагаю большие надежды.
Лаура отвернулась от Эйслинг и взглянула в сверкающий пруд, увидев незнакомку в своем отражении.
— Мне это не нужно.
— То, чем ты обладаешь, — великий дар. Лаура покачала головой.
— Я боюсь.
— Бояться тебе нечего. — Эйслинг подошла к ней, и рядом с бледным отражением Лауры золотом и рубином заблестело ее отражение. — В силе, которой обладают Туата-Де-Дананн, нет никакой тьмы, только свет и тепло.
В глубине своей души Лаура чувствовала правду слов Эйслинг.
— Откройся силе. Почувствуй пульс Земли, бьющийся в одном ритме с твоим пульсом, — прошептала Эйслинг, положив руку на плечо Лауры. — Дай течь сквозь себя теплу и свету — свету Солнца, Луны и звезд.
Глубоко внутри себя Лаура ощутила какое-то движение и проблески света. Она отстранилась от руки Эйслинг.
— Нет!
— Я так надеялась на тебя. — Эйслинг вздохнула, и на ее прелестном лице отразилось разочарование. — В твоем столетии так мало людей, способных пользоваться силой! Боюсь, что со временем наш народ полностью исчезнет с лица земли.
— Пожалуйста, — прошептала Лаура, не желая говорить о магии, чародействе и исчезновении народа, который был непостижим для нее. Она знала только одну истину, которую не могла отрицать. — Я хочу увидеть Коннора. Мне нужно его видеть!
Эйслинг мгновение смотрела на Лауру, подняв золотистые брови.
— Хотелось бы мне знать, понимаешь ли ты до конца, что Коннор принес в жертву, чтобы быть с тобой? Он оставил свой дом, свою семью, все, что было ему дорого, ради возможности оказаться рядом с тобой. Он прибыл в ваше столетие и старался стать таким, каким ты хотела его видеть, — настолько сильно он любил тебя.
Лауре пришло на память каждое резкое слово, которое она сказала Коннору, пронзая ее острыми иглами.
— Нужно ли мне сделать то же самое? Должна ли я тоже оставить свой дом, свою семью, все, что мне дорого, ради того, чтобы быть рядом с ним?
— Твоя любовь к нему должна быть достаточно сильной для этого. Ты должна быть готова принести в жертву все ради него. И ты должна открыть глаза на правду, сокрытую в глубине твоей души.
— Именно этого Коннор ждет от меня?
Эйслинг улыбнулась.
— Нет. Коннор пришел бы к тебе хоть сейчас, если бы я позволила ему. Но я не могу. Его сила велика. Я должна позаботиться, чтобы он женился на женщине из его рода, на женщине, которая не боится наследия Сидхе.
Лаура прижала руку к сердцу, почувствовав внезапно пронзившую ее боль.
— Он женится на другой?
— Со временем.
Лаура закрыла глаза, внутри нее бушевали чувства — боль, желание и страх, которого она не могла подавить.
— Ты думаешь, что он сможет прожить без женского тепла? — Эйслинг наполнила грудь воздухом и выпустила его долгим выдохом. — Ты вправду желаешь для него одиночества?
Лаура покачала головой.
— Прошу тебя, позволь мне увидеть его!
— Когда у тебя найдется храбрость, чтобы открыться силе, таящейся в тебе, только тогда ты увидишь Коннора, — сказала Эйслинг и направилась к горам. Ее рубиновое шелковое платье трепетало на ветерке.
— Нет, пожалуйста, не уходи!
Эйслинг обернулась и улыбнулась, взглянув на Лауру.
— Ищи ответ в своем сердце.
— Подожди!
Эйслинг продолжала идти, и солнечный ореол сиял вокруг нее, как будто исходил из нее, и ее силуэт становился все светлее и светлее, пока от него не осталось ничего, кроме света.
— Нет! Прошу тебя, позволь мне видеть его! — Лаура упала на колени на толстый ковер луговой травы и цветов, и все ее сомнения и страхи слились в один неопровержимый факт — она не может жить без Коннора. — Любимый мой, ты нужен мне!