День за днем в положенный час Аннабел открывала дверь палаты, с нетерпением ожидая новых сведений о ходе лечения Гарри. В положенный час выходила из дверей госпиталя и направлялась в отель, в котором остановилась на время пребывания в городе. В положенное время выходила из отеля, спеша на прием к доктору по собственным делам.

После длинного сердитого телефонного монолога, который ей довелось выслушать от наблюдавшего ее акушера, Аннабел послушно передала себя в руки медиков из госпиталя и была счастлива сообщить врачу, что угроза выкидыша миновала.

— Значит, мои назначения подействовали, — авторитетно заявил доктор. — Хвалю за послушание.

Аннабел со смехом поблагодарила его за своевременное содействие. Она не стала высказывать собственное мнение: просто все стало на свои места, и природа покатила по указанной ей дорожке к намеченным срокам и результатам.

Не оправдались и беспокойства доктора по поводу возможных осложнений в состоянии больного мистера Стоуна. Трудно сказать, сумел бы он так быстро выкарабкаться, если бы не видел каждый день над собой любящие глаза, не чувствовал на лице ласковый поцелуй, не слышал бы родной голос, неутомимо твердивший слова ободрения, не держался бы в часы обострений за теплую тонкую руку.

А их было немало. Но часы просветления становились все длиннее, а разговоры больного и его добровольной сестры милосердия — все дольше.

Лишь только Аннабел убедилась, что ее возлюбленный жив, по-прежнему любит ее и постепенно возвращается к жизни, она безумно захотела узнать обо всем, что с ним произошло. Но Гарри отмалчивался в ответ на прямые вопросы, уклонялся от намеков, переводил разговор на другие рельсы. Наконец поняв, что ответа она не добьется, Аннабел, как и раньше, решила для себя, что все это в принципе неважно. Даже если он никогда не скажет, что с ним произошло.

Тем более что она и сама постепенно начала обо всем догадываться.

Чем дальше, тем ярче в ее памяти разворачивались произошедшие в горах события и тем с большей радостью она осознавала, что все случилось так, как и должно было случиться.

Если бы пришлось все повторить сначала, она снова бы отправилась по этой страшной тропе, снова кинулась бы в глотку водяного дьявола, снова так же решительно, без каких-либо сомнений и предосторожностей отдала бы себя в руки этому замечательному парню.

Занимая любимого незамысловатой болтовней, Аннабел снова мысленно переживала тот чудесный миг, который подарил ей Гарри на смотровой площадке над пропастью.

Она едва сдерживала счастливую улыбку, вспоминая его протяжный крик: «Я люблю Аннабел!.. Будь моей женой, Аннабел!».

Да, он поклялся этому горному священнику, что она станет его женой. Она ею и стала — в ту же ночь, раз и навсегда. Отныне, и присно, и во веки веков!

Как все было хорошо! А будет еще лучше!

Аннабел незаметно поглаживала живот. Больше не болит, и утренние неприятности прекратились. Доктор был прав.

Но как хорошо, что она его не послушалась! Правда, путь в Сан-Франциско она и не заметила, как и дорогу в отель, а потом — в госпиталь. Казалось, ноги сами привели ее к хирургической койке, на которой был распластан ее любимый.

Как хорошо, что никто здесь не догадывался о ее состоянии! Решительно объявив себя женой мистера Стоуна, она подошла к распятому на подвесках перебинтованному телу с таким спокойствием, что потом и сама себе удивлялась.

Словно всю жизнь только и делала, что наблюдала разбившихся скалолазов.

А может быть, она уже была когда-то подготовлена к этому зрелищу своевременной лекцией самого скалолаза?

Как бы то ни было, первая встреча с Гарри прошла без каких-либо неприятных последствий и даже больше: вновь вернулись спокойствие, уверенность в себе, в нем и в завтрашнем дне.

Остальное все неважно. Остальное выяснится с течением времени.

Вскоре после этой встречи доктор в Роквестере и получил от пациентки убедительные свидетельства, зафиксированные медиками госпиталя, что угроза выкидыша миновала.

Теперь ничто и никто не мог помешать Аннабел выполнять свои обязанности добровольной сестры милосердия. Она подружилась с деловитой толстушкой Мей, под ее руководством училась кормить и поить Гарри, и хотя не раз сердце замирало при виде того, с каким трудом он шевелит зашитой челюстью, но тем веселее и жизнерадостнее сообщала любимому, что по сравнению со вчерашним днем у него все получается куда лучше. И Гарри охотно верил ей.

Аннабел не понадобилось много времени, чтобы самой понять, что могло случиться с ее любимым. В конце концов, куда же он мог отправиться перед приездом к невесте, как не на прощание с любимыми горами, со своим заповедным уголком?..

Мы приедем с тобой, Гарри, сюда еще не раз, мысленно уверяла его Аннабел. Обязательно пройдем по этим тропам, вернемся к нашему водопаду — уже со спальниками и палаткой — и проведем нашу очередную брачную ночь по всем правилам. Но помнишь, как ты мне тогда сказал? «Теперь у нас другая задача». У нас с тобой сейчас другие задачи. Тебе — выкарабкаться, стать на ноги. Мне — дать жизнь нашему наследнику. Да, дорогой, это будет сын. Я уверена, хотя сканирование еще и не может ничего показать. Это будет сын, такой же сильный и прекрасный, как ты, Гарри. Ведь я прошла эту, как ты назвал, инициацию и готова к самым трудным испытаниям.

Одно из них мы с тобой сейчас и проходим.

Но куда же ты ходил? Ты, неуязвимый, сверхопытный, знающий все тропинки и скалы, — как ты мог сорваться?

Аннабел боялась узнавать об обстоятельствах катастрофы и у докторов, и у самого Гарри. Она чувствовала, что все равно ей никто не скажет правду. Однако сама довольно скоро догадалась, с чем это могло быть связано. Разве не он сам посвятил ее в индейские легенды?

Чтобы проверить свою догадку, она дождалась того дня, когда Гарри научился свободно есть, пить и говорить.

— Ну вот, милый, — смеялась Аннабел, видя, как он, еще неуверенно владея рукой, подносит ложку ко рту. — Ты стал совсем большой, уже сам ешь. Скоро научишься сидеть, а потом и ходить. У тебя все идет как у младенца, точь-в-точь как в той книжке, которую я сейчас штудирую.

Гарри медленно глотал пюре, пытаясь улыбаться.

— Надеюсь, я все-таки встану на ноги побыстрее, — сказал он, отдавая ложку. — А сижу, кажется, уже неплохо. Только спина быстро устает.

— Это с непривычки, — успокаивала его Аннабел, вытирая ему губы салфеткой.

Гарри перехватил салфетку и попытался действовать ею самостоятельно.

— Ну вот, видишь, — заметила Аннабел. — А вчера еще это у тебя не очень получалось.

— Это потому что ты рядом. А как я говорю?

— Совсем хорошо, — произнесла Аннабел как можно убедительнее. — Если бы я не знала, как тебя зашивали, то и не догадалась бы.

— Да, где меня только ни зашивали! В первый раз такое вышло. Я вообще-то считал себя везунчиком. Только пару раз ломал руку. Ну и это… — Он не без труда ткнул себя в щеку.

— Плата за крещение, — кивнула Аннабел и осторожно провела губами по рубцу, как когда-то — в ночь «холодной» ночевки у коварного водопада.

— Еще, — прошептал Гарри.

По его глазам Аннабел увидела, что и он вспомнил те незабываемые мгновения. Послушно и осторожно продолжая касаться нежными губами страшного косого шрама, она еле слышно шептала те слова, которые звучали в ту незабываемую ночь.

Гарри явно взволновался. Аннабел умерила свои ласки.

— Как нам хорошо тогда было! Правда, любимый? — решилась наконец она напомнить. — Как же все было чудесно!

— Да, — тихо откликнулся Гарри. — Не останавливайся.

— Нет, я боюсь тебя растревожить… воспоминаниями.

— Это сладкие воспоминания. Думаю, доктор будет не против. — И на лице израненного, зашитого вдоль и поперек покорителя горных вершин наконец появилась так любимая Аннабел внезапная чудесная улыбка. И тут же исчезла. — Но не думаю, что ты будешь так же горячо любить инвалида… Вдруг я не смогу до конца выкарабкаться? Вдруг навсегда останусь хромым, параличным уродом? Ты посадишь меня на мостовую и поставишь рядом шляпу…

Поцелуем в губы Аннабел прекратила мазохистский монолог.

— Ты прекрасен, радость моя, — продолжала она свою любовную рапсодию. — Я люблю тебя такого, какой ты есть. Я люблю тебя еще больше. За все, за все, за все, что у нас было! За все, на что ты решился ради меня!

— Ну, увольнение из фирмы «Роза ветров» вряд ли можно считать слишком суровой платой, — усмехнулся Гарри, насколько ему позволяли швы. — Правда, боюсь, на должность горного инструктора меня едва ли кто теперь возьмет. Но я и сам… — Он замолчал.

— Что — сам? — переспросила Аннабел.

— Пока что рано говорить. Надо выбраться отсюда живым и здоровым. Там, на свободе, все будет ясно. Я только боюсь одного…

— Чего?

Гарри долго молчал, потом неохотно произнес:

— Боюсь, что все со мной случившееся — мрачное предсказание судьбы. Ты прости, я стал суеверным. Впрочем, альпинисты все суеверные. Привычка.

— Я верю в хорошие приметы, а плохие считаю суеверием, — решительно объявила Аннабел. — А чтобы судить, что думает судьба, надо знать, для чего ты ее испытывал.

Гарри не ответил. Тогда Аннабел в очередной раз взяла быка за рога:

— Ты пошел, чтобы найти этот талисман, про который рассказывали индейцы? Тот замечательный красный сердолик, который приносит семейное счастье?

Гарри молча кивнул и уставился на нее бесконечно виноватым взором.

Аннабел мысленно поздравила себя с мудрой проницательностью. И увлеченно продолжала:

— Но ты его не нашел или заблудился?

— Нашел, — нехотя отозвался Гарри. — Но потерял. Вот лежу и думаю, за что меня наказала судьба. За то, что потерял? За то, что нашел и попытался украсть сокровище горных духов? За то, что вообще осмелился на такое святотатство? И что значит, что я не умер, что меня нашли, что ты здесь, что я выздоравливаю? К чему все это? Что будет завтра? Надо ли продолжать вести себя по задуманному или лучше тихо-мирно устроиться на работу в офис менеджером по рекламе? Но боюсь, что мне не угнаться за Бобби, даже после такой кардинальной пластической операции. — Он коротко засмеялся.

Аннабел чувствовала себя подавленной этим потоком признаний. Впервые она увидела Гарри мятущимся, впервые поняла, что он также слаб, грешен и смертен, как и все остальные обитатели земли.

Чем ему можно было помочь? Оптимистическими заклинаниями, сладостными уверениями? Но вдруг он прав и дальнейшие шаги только ухудшат его судьбу? Их общую судьбу.

Но мечта снова вернуться в горы вместе с любимым так сильно захватила Аннабел, что она ощутила новый прилив энергии и, осмелев, заявила:

— Вот что я тебе скажу. Ты создан для гор так же, как они для тебя. А я создана для тебя так же, как ты для меня. Мы неотделимы друг от друга так же, как и от гор. Вот и вся простая формула нашего счастья. Ты встанешь на ноги, и мы снова вернемся в горы.

— А как быть с этим типом? — Гарри, заметно повеселев, кивнул на живот Аннабел. — С собой понесем?

— Конечно! — с энтузиазмом воскликнула Аннабел. — Кем же еще ему быть, как не таким же любителем горных походов? Гены, мой дорогой, вещь упрямая! Так говаривала моя мамочка, сердито поглядывая на горные картинки в моей комнате.

Оба рассмеялись.

При воспоминании о матери Аннабел вздрогнула и поежилась.

Но я ее, честно сказать, ужасно боюсь. И не знаю, чего больше боюсь — таких вот выводов или молчания, после которого обычно происходят самые неожиданные события. Вот и сейчас она молчит и не дает о себе знать, хотя прошло уже столько времени!

— Ну, наверное, она все давно уже знает, — спокойно ответил Гарри. — Ты рассказывала, что этот ваш президент… как его… Огден? Наверное, уже помирил маму с дочкой и будущим зятем?

— Если не принес себя в искупительную жертву гневу дорогой мамочки. Это похлеще купания в знаменитом водопаде, — вздохнула Аннабел. — От Джоан Кловер можно ожидать чего угодно!

Медсестра открыла дверь и напомнила Аннабел о том, что время свидания истекло.

Аннабел, как обычно, покинула палату с большой неохотой и долго целовала Гарри на прощание. Но после этого разговора успокоилась окончательно и больше не возвращалась к тревожным темам. Главным для нее теперь было довести Гарри до полного выздоровления.

И вот наступил счастливый день, когда доктор поздравил мистера Стоуна с выздоровлением и протянул лист назначений вместе со справкой о выписке. Последние слова, рукопожатия — и Гарри на собственных ногах выходит в вестибюль госпиталя, собственной рукой опираясь на руку Аннабел. Оба сияют, как горное солнце.

Прощай, госпиталь! Здравствуй, свобода и свадьба!

Но госпиталь просто так не отпускает. Слышится крик Мей:

— Стойте! Мистер Стоун, стойте!

Что такое? Оба встревоженно обернулись. Мей, стуча каблуками, несется по коридору.

Колпак сбился набок, трепещет каштановая прядь. В руке зажата коробочка от лекарства.

Гарри смотрел на подбегающую Мей удивленно, Аннабел — испуганно. Неужели его заберут обратно?

Она вцепилась в его руку. Если заберут, она попросится в одну палату с ним, она не может больше ждать!

Запыхавшаяся Мей сунула Гарри коробочку.

— Гарри!.. Мистер Стоун! Это ваше! Вы забыли… Доктор напомнил…

Гарри высвободил руку, открыл коробочку. Улыбнулся.

— Ну вот, теперь уж совсем все в порядке. Аннабел, вот он, тот самый сердолик. Значит, я его все-таки не потерял. Спасибо, дорогая Мей!

Аннабел схватила камешек. И пока они с Гарри усаживались в такси, направляясь к гостинице, в которой она остановилась, все разглядывала его, приближала к глазам, покачивала на ладони.

— Словно капля крови, — прошептала она.

— Считай это моей платой за счастье.

— Нет. Не надо такой платы. Слишком дорого.

— Ну, тогда считай это моим свадебным подарком. Помнишь ту легенду?

— Да. А когда их полагается дарить, чтобы талисман проявил свою, защитную силу? До свадьбы или после?

Гарри пожал плечами.

— Аннабел, мне кажется, дело вовсе не в сроках. И даже не в камнях.

— А в чем?

— В любви, счастье мое. В любви, ради которой эти камни добываются. И каким путем добываются. Если и есть какая-то волшебная сила, то ею наделяет эти камни сам человек, когда он действительно любит. Но так любить можно только один раз в жизни.

— Зато навечно, — ответила Аннабел и поблагодарила его за неожиданное красноречие поцелуем.

Такси затормозило у отеля. Аннабел вышла и помогла выбраться Гарри.

У ресепшена влюбленную парочку поджидала Джоан Кловер собственной персоной. Ничего не говорила, не двигалась. Просто стояла и молча сверлила обоих глазами.

У Аннабел задрожали колени. Она инстинктивно ухватилась за Гарри. Вид матери не предвещал ничего хорошего. Но ничего не оставалось, как подойти к ней.

— Здравствуй, мама, — произнесла Аннабел как можно спокойнее и любезнее. — Вот мой Гарри.

Джоан взглянула на него ледяным взором. Не торопясь оценила его с головы до ног. Гарри ответил спокойным взглядом. Не торопясь, позволил себя оценивать. Поединок двух взглядов длился несколько секунд.

Наконец Джоан произнесла:

— Ну что ж, дочка, поздравляю. Ты выбрала отличного парня. Джоан, — протянула она ему руку.

Гарри пожал ее — очень вежливо. На лице Джоан досада, негодование, гнев, смущение, удивление, зависть, ревность сменяли друг друга и смешивались. Да, дочь обошла ее. Многолетний и разнообразный опыт за пару секунд помог Джоан Кловер разглядеть в том мужчине, который достался дочери, все его лучшие качества — крепость тела и духа, уверенность, опытность, надежность, дерзость и осторожность. С таким она не пропадет. Какая жалость, что это не мой муж! Хотя…

С одного из кресел, стоявших в холле, поднялся и подошел к ним человек, внимательно наблюдавший всю сцену. Он подошел к Гарри и протянул руку.

— Добрый день.

Аннабел вздрогнула.

— Огден! Гарри… я тебе говорила…

Гарри пожал руку Огдену.

— Очень рад. Гарри Стоун. Жених мисс Аннабел Кловер.

Аннабел, не веря своим ушам, услышала:

— Очень рад. Огден Хакен. Жених миссис Джоан Кловер.

— Что?! — вскрикнула Аннабел. Вскинула глаза на Огдена и стоявшую радом с ним мать.

Лицо Джоан медленно, как на проявляемой фотографии, расцветало в непривычной, виноватой улыбке счастья.

— Да, дочка, это так. Я уже не совсем Джоан Кловер. Я почти что Джоан Хакен отныне, и присно, и во веки веков.

— Вот так дела! Поздравляю! Значит, будет двойное оглашение? А когда вы приехали?

— Мы приехали утром, узнав, что сегодня нашего дорогого Гарри выписывают, чтобы поздравить вас с этим счастливым событием и сообщить о нашем.

— И узнать о нашем, — засмеялся Гарри. — Забавное совпадение. Но я рад… мы с Аннабел очень рады, верно?

Аннабел кивнула, не отводя взгляда от матери. Знает ли она еще об одном событии?

— Ну вот, все прекрасно. Отправляйтесь в свой номер, детки, а мы с Огденом — к себе. — Джоан помахала пластиковой карточкой. — Мы приехали налегке и ненадолго, чтобы поглядеть на вас и обсудить дальнейшие планы. Вечером поговорим за чашкой кофе. Кстати, Аннабел, у меня к тебе секретный вопрос.

— Спрашивай. У меня нет секретов от Гарри, — отвечала Аннабел, стараясь спокойным тоном скрыть новый приступ тревоги.

— Хорошо. Как вы себя чувствуете?

— Я? Прекрасно.

— Ты и твой малыш, — расплываясь в улыбке, уточнила мать. — Я все знаю, негодная девчонка! И ты хотела скрыть от меня такую важную вещь? От Джоан Кловер ничего не утаишь! Мы с тобой еще как следует поговорим на эту тему!

Но какими бы грозными ни были слова, сказаны они были таким любящим тоном, что в ответ Аннабел поцеловала мать — так крепко и горячо, как еще не приходилось в жизни.

Через несколько часов обе пары встретились за ужином.

Когда Аннабел вошла в зал под руку с Гарри, Джоан и Огден сидели за маленьким столиком в самом уютном углу ресторана. В зале было полутемно, тихо и тепло, манили вкусные ароматы, и разгулявшаяся за окном непогода не мешала ужинать и вести семейные разговоры под ласковое журчание искусственного маленького водопада.

Счастье светилось в глазах Огдена и — наконец-то! — в глазах самой Джоан Кловер. Аннабел еще никогда не видела мать такой очаровательной — без косметики, лака на ногтях, без украшений, скромно причесанной, в простом закрытом платье. Это была совсем другая женщина. Не боец, не трибун, не лидер — просто невеста мистера Огдена Хакена.

Правда, после третьего бокала вина, выпитого за здоровье мистера Стоуна, в Джоан пробудилась привычная деловая активность.

— Так вот что, мистер Стоун! Я хотела бы узнать о ваших планах.

— Наши планы очень просты, миссис Кловер…

— Джоан, с вашего позволения.

— Гарри, с вашего позволения… Планы наши таковы. Берем билет на ближайший рейс и летим далеко-далеко, туда, где я живу, чтобы построить семейное счастье на фундаменте моей собственной фирмы «Горный ангел».

— А есть ли у вас достаточные средства, мистер Горный ангел? — строго вопросила будущая теща.

— Не волнуйтесь, Джоан, я обеспечу Аннабел всем необходимым, — важно ответствовал будущий зять.

Джоан подняла брови, выражая притворное изумление и легкое недоверие.

Аннабел потягивала клубничный напиток с лимоном, наблюдала за диспутом и смеялась, уже не сдерживаясь. Скупость миссис Кловер и ее самодурство основательно растворились под благотворными лучами солнца по имени Президент лиги милосердия, то есть мистера Огдена Хакена, милого рыжего мальчика, молодого жениха немолодой невесты, глядевшего на подругу с такой нежностью, с которой, должно быть, еще никто никогда не взирал на нее.

— Мама, — спросила осмелевшая Аннабел, — а ты не забыла о своих планах — баллотироваться на пост спикера?

Джоан по-королевски подняла голову.

— Дочь моя, ты же знаешь: нет препятствий на пути Джоан!

И все расхохотались. Все, включая будущую миссис Хакен.