Глава 17. Золотой век, которого не было

 Мы склонны верить в выдумку Руссо о том, что прошлое было золотым веком природосбережения, когда люди жили в гармонии с природой. В действительности, человеческие общества, в том числе сообщества земледельцев каменного века, а возможно, и охотников-собирателей, многие тысячелетия оставляли себя без продовольствия, истребляя виды и нанося вред окружающей среде. Мы отличаемся от наших предков, которым приписываем бережное отношение к природным ресурсам, лишь большей численностью, передовыми технологиями, причиняющими вред окружающей среде, и тем, что у нас есть возможность изучать письменные свидетельства прошлого и настоящего, но при этом мы не желаем учиться на чужих ошибках.

«Каждая пядь этой земли священна для моего народа. Каждая сверкающая игла сосны, каждый песчаный берег, туман в темном лесу, каждая поляна и жужжащее насекомое свято в памяти и опыте моего народа... белый человек... чужак, который приходит ночью и берет от земли все, что ему нужно. Земля ему не брат, а враг... Если вы продолжите загрязнять собственное ложе, то однажды ночью задохнетесь от собственных выделений». [Письмо Сиэттла, вождя индейского племени двамиш, отправленное президенту Франклину Пирсу в 1855 году.]

Борцы за сохранение окружающей среды, возмущенные тем, какой вред причинят природе индустриальные общества, часто считают прошлое золотым веком. Когда европейцы начали заселять Америку, воздух и реки США были чистыми, кругом зеленели луга и леса, а на Великих равнинах в изобилии водились бизоны. Сегодня мы вдыхаем смог, в питьевой воде обнаруживаются ядовитые химические соединения; мы закатали почву в асфальт, а диких животных почти не встречаем. Нет сомнений, что в будущем ситуация станет еще более угрожающей. Ко времени, когда мои маленькие сыновья выйдут на пенсию, половина видов на Земле будет истреблена, воздух станет радиоактивным, а моря загрязнятся нефтью. Вне всякого сомнения, это ухудшение обстановки в большой степени объясняется двумя простыми причинами: современная технология дает намного больше возможностей разрушать окружающую среду, чем имели наши предки, пользовавшиеся каменными топорами; плюс, в настоящий момент в мире живет намного больше людей, чем когда-либо в прошлом. Но сыграл роль и третий фактор: изменение отношения к природе. В отличие от современных городских жителей, доиндустриальные народы — по крайней мере некоторые из них, например, двамиш, письмо вождя которых приводилось выше, — зависят от окружающей среды в своей местности и относятся к ней почтительно. Много рассказывают о том, в какой степени такие народы заботятся об окружающей среде. В одном из племен Новой Гвинеи мне рассказывали: «У нас принято, что если охотник убивает голубя с одной стороны от селения, он потом охотится на голубей не раньше, чем через неделю, и тогда отправляется в другую сторону». Только сейчас мы начинаем понимать, насколько сложными были природоохранные обычаи так называемых «первобытных» народов. К примеру, иностранные специалисты, действуя из лучших побуждений, превратили в пустыни огромные территории Африки. До того местные пастухи многие тысячелетия благополучно существовали, ведя кочевой образ жизни, — их ежегодная миграция была гарантией того, что пастбища не уничтожались из-за чрезмерного выпаса.

Ностальгическое отношение к минувшим эпохам, которое до недавнего времени проявляли большинство моих коллег-экологов и я сам, соответствует склонности человека и в других областях считать прошлое золотым веком. Знаменитым выразителем таких взглядов был французский философ XVIII века Жан-Жак Руссо, в своем «Рассуждении о происхождении неравенства между людьми» описавший деградацию человечества со времен золотого века и до горестей, которые Руссо наблюдал в современном ему обществе. Доиндустриальные народы — полинезийцев и американских индейцев, которых европейские путешественники встретили в XVIII веке, — в салонах Европы идеализировали, считая «благородными дикарями», по-прежнему живущими в золотом веке и не страдающими от таких пороков цивилизации как религиозная нетерпимость, политическая тирания и социальное неравенство.

Даже в наше время эпоху классических Греции и Рима часто считают золотым веком западной цивилизации. Любопытно: греки и римляне тоже считали, что современные им люди выродились по сравнению с минувшим золотым веком. Я все еще помню строки Овидия, которые учил на латыни в десятом классе: «Aurea prima sata est aetas, quae viydice nullo...» («Первым век золотой народился, не знавший возмездий, / / Сам соблюдавший всегда, без законов, и правду и верность»). Далее Овидий противопоставляет эти добродетели вопиющему вероломству и войнам своего времени. Я не сомневаюсь, что если в радиоактивном супе XXII века еще будут жить люди, то они станут с такой же ностальгией писать про нашу эпоху, которая по сравнению с их временем будет казаться совершенно безмятежной.

Такие представления о золотом веке достаточно распространены, поэтому некоторые недавние открытия археологов и палеонтологов стали большим потрясением. Сейчас совершенно ясно, что доиндустриальные общества истребляли виды, разрушали среду обитания и тысячелетиями подрывали собственное существование. Наиболее документально подкрепленными оказались случаи полинезийцев и американских индейцев, тех самых народов, которые принято считать примером природосберегающего поведения. Разумеется, этот ревизионистский подход яростно оспаривается, и не только в научных кругах, но и среди далеких от науки жителей Гавайских островов, Новой Зеландии и других регионов, где проживают группы полинезийцев или индейцев, считающиеся этническими меньшинствами. Не являются ли такие «открытия» просто еще одним фортелем расистской псевдонауки, с помощью которого белые поселенцы пытаются оправдать изгнание коренных народов из их родных мест? Каким образом согласовать эти открытия с многочисленными подтверждениями того, что современные народы, живущие доиндустриальным укладом, обращаются с природными ресурсами бережно? Если эти открытия соответствуют истине, можем ли мы воспользоваться ими, как историей болезни, чтобы спрогнозировать, какая судьба ожидает нас из-за нашего отношения к окружающей среде? Могут ли недавно сделанные находки объяснить некоторые случаи загадочного падения древних цивилизаций, например, индейцев майя или цивилизации острова Пасхи?

Прежде чем разобраться в этих неоднозначных вопросах, нужно рассмотреть новые факты, перечеркивающие наши представления о том, что минувшие эпохи были золотым веком природосбережения. Давайте сначала изучим свидетельства, касающиеся волн исчезновения видов в прошлом, а затем — свидетельства уничтожения сред обитания в прошлом.

Когда выходцы из Британии начали заселять Новую Зеландию в 1800-е годы, они не обнаружили никаких наземных млекопитающих, кроме летучих мышей. Это не удивительно, поскольку Новая Зеландия — остров, который лежит далеко от континентов, и нелетающие млекопитающие достичь его не могут. Но, вспахивая землю, поселенцы стали обнаруживать кости и скорлупу яиц крупных птиц, которые вымерли еще до прибытия британцев; маори (полинезийцы, первыми осевшие в Новой Зеландии) помнили, что птица называлась моа. Сохранились и целые скелеты, некоторые из них явно более позднего периода, и на них остатки кожи и перьев, так что мы можем достаточно точно представить себе внешний вид моа: эти птицы напоминали страусов, и насчитывалось их с десяток видов. Некоторые виды были поменьше, высотой «всего» в 3 фута и весом сорок фунтов, самые крупные же весили 500 фунтов и были 10 футов в высоту. Об их рационе можно судить по содержимому вторых желудков этих птиц: там обнаружены веточки и листья десятков видов растений, говорящие о том, что моа были травоядными. Таким образом, в Новой Зеландии они были аналогом крупных травоядных млекопитающих наподобие оленей и антилоп.

Моа — наиболее известные из вымерших птиц Новой Зеландии, но были и другие, которых ученые описали по окаменелостям костей; и таких видов, исчезнувших еще до прибытия первых европейцев, насчитывается двадцать восемь. Довольно многие, помимо моа, были крупными и бескрылыми, в том числе большая утка, гигантская лысуха и огромный гусь. Эти бескрылые птицы были потомками обычных птиц, прилетевших в Новую Зеландию; мышцы крыльев, требующие больших физических затрат, атрофировались в ходе эволюции, поскольку на острове не было хищников- млекопитающих. Другие же из вымерших птиц, — пеликан, лебедь, гигантский ворон и огромный орел, — отлично умели летать.

Орел весил до тридцати фунтов и был самой крупной и сильной среди всех птиц мира. По размерам он намного превосходил даже самую крупную из ныне живущих хищных птиц — гарпию, обитающую в тропической Америке. Новозеландский орел был единственным хищником, способным напасть на взрослую особь моа. Хотя некоторые моа почти в двадцать раз превосходили орла по весу, ему удавалось убивать их из-за анатомических особенностей моа: орел калечил моа, ломая им длинные ноги, и добивал жертву, клюя в голову и шею, после чего много дней поедал тушу, — точно так же поступают львы с убитым жирафом. Охотничьими приемами орла можно объяснить то, что у многих скелетов моа нет головы.

До этого момента я описывал крупных вымерших животных Новой Зеландии. Но искатели окаменелостей также обнаружили кости мелких животных, бегавших по земле, размером с мышей и крыс. Среди таких бегающих или ползающих видов можно назвать по меньшей мере три вида нелетающих или почти не летающих певчих птиц, несколько видов лягушек, гигантских улиток, многих гигантских насекомых, похожих на сверчков, весивших почти вдвое больше мыши, и своеобразных летучих мышей, которые умели складывать крылья и бегать по земле, как обычные мыши. Некоторые из этих мелких животных к прибытию европейцев были полностью истреблены, тогда как другие еще обитали на небольших островах у берегов Новой Зеландии, причем окаменелости показывают, что в прошлом эти виды в изобилии водились и на крупных островах Новой Зеландии. В совокупности эти ныне вымершие виды, эволюция которых происходила в Новой Зеландии в условиях изоляции, стали бы для островов экологическим эквивалентом не добравшихся туда с континента нелетающих млекопитающих: моа — вместо оленя, бескрылые гуси и лысухи — вместо кроликов, крупные сверчки, мелкие певчие птицы и летучие мыши — вместо обычных мышей, а огромные орлы — вместо леопардов.

По окаменелостям и данным биохимического характера можно определить, что предки моа оказались в Новой Зеландии миллионы лет назад. Когда и почему, прожив на островах столь долгий срок, моа вымерли? Какая катастрофа могла уничтожить столь большое число видов, совершенно разных, таких как сверчки, орлы, утки и моа? В частности, были ли эти необычные существа живы примерно в 1000 году н. э., когда на острова прибыли предки современных маори?

Когда в 1966 году я впервые посетил Новую Зеландию, было принято считать, что причиной вымирания моа стало изменение климата, и что если какие-либо виды моа и дожили до прибытия маори, эти птицы находились уже на грани исчезновения. Для новозеландцев было догмой, что маори относились к природе бережно и не истребляли моа. В том, что маори, как и другие полинезийцы, использовали каменные орудия труда, добывали себе пропитание в основном земледелием и рыбной ловлей и не имели разрушительных возможностей, присущих современным индустриальным обществам, сомнений почти нет. Было принято считать, что маори лишь нанесли «удар милосердия» популяциям, находившимся на грани вымирания. Но затем состоялись несколько научных открытий, опровергнувших эту точка зрения. Во-первых, значительная часть Новой Зеландии в течение последнего ледникового периода, завершившегося 10 000 лет назад, была покрыта холодной тундрой или скрыта под ледником. С тех пор климат Новой Зеландии стал намного благоприятнее, теплее, и в этих условиях выросли замечательные леса. Желудки последних убитых моа были наполнены пищей, следовательно, климатические условия на островах были наилучшими за десятки тысячелетий.

Во-вторых, радиоуглеродный анализ птичьих костей с датированных стоянок маори, обнаруженных археологами, подтверждает, что на тот момент, когда на острова ступили первые маори, все известные виды моа еще водились там в изобилии, как и вымершие впоследствии гуси, утки, лебеди, орлы и другие птицы, которых мы сейчас можем лишь представлять по окаменевшим костям. За несколько веков моа и большинство других птиц вымерли. Было бы невероятным совпадением, если бы каждый отдельный представитель десятков вымерших видов, миллионы лет до этого населявших Новую Зеландию, именно в тот момент геологической истории, когда на острова прибыл человек, решил, одновременно со своими собратьями, рухнуть на землю мертвым.

Наконец, известно более сотни археологических участков, причем некоторые из них простираются на десятки акров, — где маори убивали моа в огромных количествах, запекали в земляных печах и выбрасывали ненужные части туш. Мясо они употребляли в пищу, из кожи шили одежду, из костей — крючки и украшения, а из яиц выдували содержимое и использовали их как емкости для переноски воды. В XIX веке кости моа вывозили из таких мест на тележках, ими можно было бы наполнить многие вагоны. Число скелетов моа на местах стоянок маори-охотников оценивается от 100 000 до 500 000 штук, что примерно в десять раз превышает число моа, которые могли жить в Новой Зеландии в любой отдельный момент истории. Определенно можно сказать, что охотой на моа занимались многие поколения маори.

Таким образом, становится понятно, каким образом маори истребили моа: отчасти охотясь на этих птиц, отчасти забирая из гнезд яйца, а отчасти, возможно, из-за вырубки лесов, в которых жили моа. У всякого, кто когда-нибудь бывал в походе в горах Новой Зеландии, эта идея не вызовет поначалу никакого доверия. Достаточно вспомнить рекламные плакаты с изображениями фьордов Новой Зеландии, — узкие ущелья с отвесными стенами имеют глубину до 10 000 футов, ежегодно выпадает 400 дюймов осадков, а зимы суровы. Даже в наши дни профессиональным охотникам, работающим на полную ставку, перемещающимся на вертолетах и стреляющим из винтовок с телескопическим прицелом, не удается контролировать численность оленей в этих горах.

Как могли несколько тысяч маори, живших на Южном острове Новой Зеландии и на острове Стюарт, вооруженных лишь дубинками и каменными топорами, уничтожить всех до единого моа?

Но между оленями и моа есть важное различие. У оленей в течение десятков тысяч поколений происходил отбор тех, кто умел убегать от охотившихся на них людей, тогда как моа до прибытия маори людей не видели. Моа, возможно, были такими же наивными, как и современные животные Галапагосских островов, и охотник мог просто подойти к птице и убить ее дубиной. У моа, в отличие от оленей, темпы размножения были столь низкими, что несколько охотников, появляясь в долине всего раз за пару лет, могли убивать моа быстрее, чем те успевали размножаться. Именно это происходит в наше время с древесным кенгуру — крупнейшим из ныне живущих млекопитающих, родиной которого является Новая Гвинея, — в уединенном районе гор Бевани. В районах, населенных людьми, водятся древесные кенгуру, ведущие ночной образ жизни, невероятно пугливые, живут они на деревьях, так что охотиться на них намного труднее, чем на моа. Несмотря на все это, и в условиях очень низкой плотности населения в горах Бевани, суммарное воздействие редких охотничьих вылазок — в каждой долине единожды в несколько лет — оказалось достаточным, чтобы кенгуру оказались на грани исчезновения. Увидев воочию, что происходит с древесными кенгуру, я теперь отлично понимаю, как то же самое случилось с моа.

Не только моа, но и все остальные виды вымерших птиц Новой Зеландии были живы на момент высадки маори. Большей части из них не стало несколько веков спустя. На более крупных — лебедя и пеликана, бескрылого гуся и лысуху — несомненно охотились ради мяса. Вот гигантский орел мог быть истреблен маори в целях самообороны. А как вам кажется, что произошло, когда орел, привыкший калечить и убивать двуногую добычу ростом от трех до десяти футов, впервые увидел маори, рост которых составлял шесть футов? Даже в наши дни изредка случается, что маньчжурские орлы, обученные охотиться для человека, убивают своих хозяев, а по размеру они намного меньше гигантских орлов Новой Зеландии, имевших к тому же задатки человекоубийцы.

Конечно же, ни самообороной, ни добыванием пропитания нельзя объяснить быстрое вымирание обитавших в Новой Зеландии особых видов сверчков, улиток, мелких птиц семейства воробьиных и летучих мышей. Почему и среди этих видов столь большое число оказалось истреблено, — некоторые сохранились лишь на крохотных островах, другие же вымерли повсеместно?

Уничтожение лесов лишь отчасти является ответом на этот вопрос; основная же причина состояла в том, что маори, намеренно или случайно, завезли на острова других охотников — крыс! Подобно тому как моа, эволюционировавшие в отсутствие человека, оказались беззащитными перед человеком, мелкие животные островов, эволюционировавшие в отсутствие крыс, были беззащитны перед крысами. Известно, что те виды крыс, которые распространились вместе с европейскими путешественниками, сыграли основную роль в исчезновении в современную эпоху многих видов птиц на Гавайях и на других океанских островах, прежде свободных от крыс. К примеру, когда крысы наконец добрались до острова Биг-Саут-Кейп, неподалеку от Новой Зеландии, в 1962 году, они за три года успели полностью или почти полностью истребить популяции восьми видов птиц и одного вида летучих мышей. Именно поэтому так много видов животных Новой Зеландии обитают в наши дни на мелких островах, где крыс нет, поскольку там они в безопасности от крысиного нашествия, охватившего крупные острова Новой Зеландии вместе с прибывшими маори.

Маори, прибыв на острова, увидели нетронутую биоту Новой Зеландии, состоявшую из столь необыкновенных существ, что современные ученые назвали бы это вымыслом фантастов, если бы не осталось окаменелостей, подтверждающих, что все эти виды существовали в действительности. Открылась примерно такая же картина, какую увидели бы люди, если бы им когда-либо удалось высадиться на другой планете, где развилась жизнь. За короткое время большая часть этого сообщества видов погибла в результате биологического холокоста, а из оставшихся некоторые пали во втором холокосте, который состоялся после прибытия европейцев. В результате в современной Новой Зеландии налицо лишь около половины видов птиц, которых увидели первые маори, и из их числа многие либо находятся под угрозой вымирания, либо ареал их обитания ограничен теми островами, на которых не было млекопитающих-вредителей, или было, но немного. Несколько веков охоты положили конец миллионам лет существования моа.

Не только в Новой Зеландии, но и на других отдаленных тихоокеанских островах, в Полинезии, где в последнее время проводились археологические раскопки, в местах обитания первых поселенцев обнаружены кости ряда ныне вымерших птиц, что подтверждает некоторую связь между освоением территорий человеком и вымиранием птиц. На всех крупных островах Гавайского архипелага палеонтологами из Смитсоновского института Сторрсом Олсоном и Хелен Джеймс обнаружены окаменелости птиц тех видов, которые вымерли в период заселения этих островов полинезийцами, около 500 года н.э. В окаменелостях найдены не только мелкие танагровые, родственные ныне сохранившимся видам, но и необычные бескрылые гуси и ибисы, не имеющие близких родственников в современной природе. Об исчезновении видов птиц на Гавайях после заселения островов европейцами хорошо известно, тогда как о более ранней волне вымирания впервые написали Олсон и Джеймс, чьи исследования начали публиковаться с 1982 года. Число видов обитавших на Гавайях птиц, о которых можно с уверенностью сказать, что вымерли они до прибытия капитана Кука, составляет, как теперь известно, не менее пятидесяти, то есть очень много, почти десятую часть от общего числа видов птиц, размножающихся на североамериканском континенте.

При этом я не утверждаю, что все птицы Гавайских островов вымерли из-за охоты. Гуси, возможно, и вправду были уничтожены охотниками, как и моа, но мелких певчих птиц, скорее всего, истребили крысы, которые прибыли на Гавайи вместе с первыми людьми, или же они погибли из-за вырубки лесов, на месте которых гавайцы стали выращивать сельскохозяйственные культуры. Окаменелости вымерших птиц обнаружены при археологических раскопках стоянок древних полинезийцев и на островах Таити, Фиджи, Тонга, Новая Каледония, Маркизовых островах, островах Чатем, островах Кука, Соломоновых островах и на островах архипелага Бисмарка.

Особенно интересный поворот приняло столкновение птиц и полинезийцев на тихоокеанском острове Хендерсон, — это крошечный клочок земли, вдали от других островов в тропическом поясе, в 125 милях к востоку от острова Питкэрн, который, в свою очередь, славится своей удаленностью. (Вспомним, что Питкэрн лежит столь далеко от других земель, что мятежники, высадившие с «Баунти» капитана Блая, прожили на Питкэрне, никем не обнаруженные, восемнадцать лет, до момента, когда европейцы вновь посетили этот остров.) Хендерсон — это покрытый джунглями коралловый остров, изрезанный трещинами и совершенно непригодный для земледелия. Кажется естественным, что остров оставался необитаемым с тех самых пор, как европейцы впервые открыли его в 1606 году. Хендерсон часто называют примером наиболее первозданной, нетронутой человеком среды обитания.

По этой причине весьма неожиданными оказались находки Олсона и еще одного палеонтолога, Дэвида Стедмэна, которые недавно обнаружили кости двух видов крупных голубей, одного более мелкого вида голубя, а также трех морских птиц, вымерших на острове Хендерсон примерно 500-800 лет назад. Те же самые шесть видов или близкородственные им виды уже обнаруживались при раскопках на нескольких обитаемых островах Полинезии, — в тех случаях было очевидно, что эти виды уничтожены людьми. Причины загадочного вымирания птиц на необитаемом и, казалось бы, непригодном для жизни острове Хендерсон стали понятны после того, как там были обнаружены места обитания полинезийцев, найдены сотни культурных артефактов, указывавших на то, что остров в прошлом, в течение нескольких столетий населяли люди. На тех же самых участках острова Хендерсон, наряду с костями шести вымерших видов птиц, обнаружили и кости других видов, сохранившихся до наших дней, а также множество рыбных костей.

Судя по всему, полинезийцы, поселившиеся на острове Хендерсон, питались в основном голубями, морской птицей и рыбой до тех пор, пока не свели на нет популяции птиц, то есть не лишили самих себя пищевых ресурсов, после чего либо вымерли от голода, либо покинули остров. В Тихом океане, не считая острова Хендерсон, имеется еще как минимум одиннадцать «таинственных» островов, которые на момент открытия их европейцами были необитаемыми, но в прошлом, как показывают археологические находки, их населяли полинезийцы. Некоторые из этих островов были населены в течение многих столетий, но затем люди вымерли или переселились в иные места. Все острова такого типа невелики или по иным причинам не пригодны для земледелия, в результате чего в рационе осевших на них людей большое место занимало мясо птиц, грызунов и других животных. Учитывая широко распространенные подтверждения того, что полинезийцы прошлых веков чрезмерной охотой истребляли диких животных, можно предполагать, что не только Хендерсон, но и другие «таинственные» острова представляют собой кладбища человеческих популяций, уничтоживших собственную ресурсную базу.

Чтобы у читателя не сложилось впечатление, будто полинезийцы были уникальными для доиндустриального периода истребителями видов, давайте сделаем почти половину оборота вокруг земного шара и перенесемся на четвертый по величине среди островов земного шара, Мадагаскар, лежащий в Индийском океане у берегов Африки. Португальские путешественники, прибыв сюда примерно в 1500 году нашей эры, обнаружили на Мадагаскаре народ, который ныне называют малагасийцами. Исходя из географического положения острова, можно было бы предположить, что язык жителей будет родственным африканским языкам, на которых говорят на расстоянии всего 200 миль к западу, на побережье Мозамбика. Как ни удивительно, оказалось, что язык малагасийцев относится к группе языков, распространенных на индонезийском острове Борнео, в тысячах миль пути на северо-восток, на другом конце Индийского океана. Выглядят малагасийцы по-разному: одни напоминают типичных индонезийцев, другие — типичных черных жителей Восточной Африки, внешность третьих занимает промежуточное положение. Эти парадоксы связаны с тем, что малагасийцы прибыли на остров в период от 1000 до 2000 лет назад, когда индонезийские торговцы путешествовали по Индийскому океану вдоль береговой линии, направляясь сначала в Индию, а затем в Восточную Африку. На Мадагаскаре они создали общество, занимавшееся в основном разведением крупнорогатого скота, коз и свиней, земледелием и рыбной ловлей, а также поддерживали связь с Восточной Африкой при помощи мусульманских торговцев.

Не менее, чем население, интересны и дикие животные, обитающие на Мадагаскаре, — причем важно обратить внимание на то, какие виды там отсутствуют. Неподалеку, в континентальной Африке, в изобилии водятся многие виды крупных, легко заметных животных, которые бегают по земле и ведут дневной образ жизни: антилопы, страусы, зебры, павианы и львы, ради которых в наше время едут в Восточную Африку туристы. Ни одно из этих животных, и ни одно животное, хотя бы отдаленно сходное с ними, не было обнаружено на Мадагаскаре в современную эпоху. Попасть на остров они не могли, так как Мадагаскар от Африки отделяют 200 миль морского пути; точно так же не могли сумчатые Австралии попасть в Новую Зеландию. Вместо них на Мадагаскаре водятся два десятка видов мелких, похожих на обезьян приматов — лемуров, вес которых не превышает двадцати фунтов; эти животные ведут преимущественно ночной образ жизни и обитают на деревьях.

Встречаются также различные виды грызунов, летучих мышей, насекомоядных и видов, родственных мангустам, но самые крупные из них весят лишь около двадцати пяти фунтов.

Однако на пляжах Мадагаскара обнаруживаются свидетельства того, что в прошлом на острове жили, а затем вымерли гигантские птицы: берега усеяны бессчетными скорлупками яиц, по размеру с футбольный мяч. Обнаружены кости не только птиц, которые откладывали эти гигантские яйца, но и множества любопытнейших видов крупных млекопитающих и рептилий. Яйца на острове откладывали полдюжины видов бескрылых птиц, рост которых составлял до 10 футов, а вес до 1000 фунтов; они походили обликом на моа или страусов, но телосложение их было более плотным, из-за чего сейчас их называют слоновыми птицами. Рептилии были представлены двумя видами гигантских сухопутных черепах, панцирь которых в длину составлял около ярда; в прошлом, судя по найденным костям, они были весьма многочисленны. Большим разнообразием, чем крупные птицы и рептилии, отличались лемуры. Их на острове некогда было с десяток видов, по размеру некоторые были с гориллу, и все превосходи-

14 - Третий шимпанзе ли (или, по крайней мере, не уступали) размерами наиболее крупным из сохранившихся ныне видов лемуров. Судя по малому размеру глазных орбит в их черепах, все или большая часть вымерших лемуров вели дневной, а не ночной образ жизни. Некоторые из них, судя по всему, жили на земле, как павианы, другие лазали по деревьям, как орангутанги и медведи коала.

Кроме перечисленных находок, на Мадагаскаре обнаружены кости вымершего «карликового» гиппопотама (размером «всего лишь» с корову), трубкозуба, а также крупного плотоядного животного, родственного мангустам, по телосложению напоминавшего коротконогую пуму. Все эти вымершие животные в совокупности в прошлом являлись для Мадагаскара функциональными эквивалентами сохранившихся крупных зверей, ради которых туристы до сих пор стремятся посетить африканские заповедники, — то же можно сказать о моа и других необычных птицах Новой Зеландии. Эти черепахи, слоновые птицы (эпиорнисовые) и карликовые гиппопотамы были травоядными, занимавшими то же место, что в Африке — антилопы и зебры; лемурам принадлежало место павианов и крупных человекообразных обезьян; а плотоядный родственник мангуста заменял собой леопарда или «уменьшенного» льва.

Что случилось со всеми этими вымершими млекопитающими, рептилиями и птицами? Мы можем не сомневаться, что по крайней мере некоторые из них были живы, на радость первым малагасийцам, которые использовали скорлупу яиц слоновой птицы для переноски воды, а в кучи отбросов после приготовления мяса попадали кости карликового гиппопотама и некоторых других видов животных. Кроме того, известно, что кости остальных вымерших видов, найденные в окаменелостях, датируются всего несколькими тысячелетиями. Поскольку они определенно появились за миллионы лет до того момента, маловероятно, чтобы эти животные, будто обладая пророческим даром, испустили дух за какое-то мгновение до появления на острове голодных людей. В действительности, даже к моменту прибытия европейцев некоторые из них все еще могли обитать в укромных уголках острова, так как в XVII веке французскому губернатору Мадагаскара де Флакуру сообщали о животном, по описанию представлявшем собой лемура размером с гориллу. Слоновые птицы, возможно, прожили так долго, что о них узнали арабские купцы, чьи суда бороздили Индийский океан, и отсюда гигантская птица Рух в сказках о Синдбаде-Мореходе.

Несомненно, причиной исчезновения некоторых, а возможно, и всех вымерших гигантов Мадагаскара была деятельность первых малагасийцев. Нетрудно предположить, отчего вымерли слоновые птицы: из скорлупы их яиц слишком удобно делать фляги для воды, объемом два галлона. Хотя малагасийцы были скотоводами и рыбаками, а не охотниками на крупную дичь, другие крупные животные оказались легкой добычей, поскольку прежде никогда не видели людей. Возможно, они, как и моа в Новой Зеландии, были беспечны, как антарктические пингвины и другие животные, эволюция которых проходила в отсутствие человека. Голодный малагасиец мог близко подойти к одному из таких непуганых животных, убить его ударом дубинки и обеспечить себя мясом. Можно предположить, что именно поэтому вымерли легко заметные и часто попадавшиеся охотникам лемуры: на них имело смысл охотиться, поскольку такая добыча немало весила; вообще, все крупные, дневные и наземные виды вымерли, тогда как все мелкие, ночные, древесные — сохранились.

Тем не менее вполне возможно, что от неумышленных побочных эффектов деятельности малагасийцев погибло больше крупных животных, чем от рук охотников. Земледельцы и скотоводы ежегодно сжигали лес, чтобы расчистить место для пастбищ и стимулировать рост новой травы, разрушая тем самым среду обитания, где находили себе пищу вымершие животные. Выпас коров и коз также изменял среду обитания, кроме того, домашние животные непосредственно конкурировали за пропитание с травоядным черепахам и слоновыми птицами. Привезенные на остров собаки и свиньи пожирали наземных животных, их молодняк и яйца. К моменту прибытия португальцев о том, что на Мадагаскаре некогда в изобилии водились слоновые птицы, напоминали лишь скорлупа на пляжах, скелеты в глубине суше и «побасенки» о птице рух.

Мадагаскар и Полинезия служат хорошо задокументированными примерами волн вымирания; точно такие же события могли происходить на всех крупных океанских островах, заселенных человеком до европейской экспансии, происходившей в течение последних 500 лет. Как и в Новой Зеландии и на Мадагаскаре, на всех островах, где животный мир эволюционировал в отсутствие человека, прежде водились уникальные виды крупных животных, которых современные зоологи никогда не встречали живыми. На таких островах Средиземного моря как Крит и Кипр водились карликовые гиппопотамы и гигантские черепахи (совсем как на Мадагаскаре), а также карликовые слоны и олени. В Вест-Индии исчезли обезьяны, наземные ленивцы, грызуны размером с медведя, а также совы различного размера: обычные, более крупные, гигантские и колоссально огромные. Вполне вероятно, эти крупные птицы, млекопитающие и черепахи также стали жертвами первых жителей Средиземноморья, или, соответственно, американских индейцев, ступивших на эти острова. И птицы не были единственными жертвами. Исчезли также млекопитающие, ящерицы, лягушки, улитки и даже крупные насекомые — число вымерших видов на всех океанских островах в сумме составляет тысячи. Олсон говорит, что вымирания видов на островах оказались «одними из наиболее стремительных и серьезных биологических катастроф в истории Земли». Тем не менее мы не можем с уверенностью говорить о том, что ответственность лежит на человеке, до тех пор, пока кости последних животных и останки первых людей, обнаруженные на других островах, не пройдут процедуру более точного датирования, как уже сделано в отношении находок в Полинезии и на Мадагаскаре.

В ходе доиндустриальных волн вымирания виды исчезали не только на островах, но и на континентах, — это происходило в более далеком прошлом. Около 11 000 лет назад, примерно в то время, когда, вероятно, первые предки американских индейцев пришли в Новый Свет, на всей территории Северной и Южной Америки вымерло большинство видов крупных млекопитающих. Среди исчезнувших были такие разные виды как львы, лошади, гигантские броненосцы, мамонты и саблезубые кошачьи. Вопрос: были ли эти животные истреблены охотниками-индейцами или погибли из-за изменений климата примерно в тот же период? В следующей главе я объясню, почему лично я считаю, что виноваты охотники. Тем не менее даты и причины событий, происходивших около 11 000 лет назад, точно определить гораздо сложнее, чем в отношении событий более близких, например, встречи маори и моа, состоявшейся не более тысячи лет назад. Точно так же за последние 50 000 лет Австралия утратила большую часть крупных млекопитающих и была заселена предками сегодняшних австралийских аборигенов, но все еще нет уверенности, что первое событие стало причиной второго. Таким образом, мы достаточно точно знаем, что исчезновение множества видов на островах вызвано деятельностью первых людей, туда прибывших и находившихся на доиндустриальной стадии развития, но в отношении континентальных видов данный вопрос обсуждается.

Теперь, рассмотрев все подтверждения того, что золотой век был омрачен истреблением видов, давайте обратимся к свидетельствам, указывающим на разрушение среды обитания. Рассмотрим три впечатляющих примера знаменитых археологических загадок: гигантские каменные статуи на острове Пасхи, покинутые пуэбло на юго-западе США и руины города Петра.

Остров Пасхи окружен тайной с тех пор, как он и его обитатели-полинезийцы были «открыты» голландским мореплавателем Якобом Роггевеном в 1722 году. Этот остров, расположенный в Тихом океане в 2300 милях к западу от берегов Чили, является одним из наиболее изолированных участков суши, по отдаленности от остальных островов и континентов превосходя даже Хендерсон. Сотни статуй, весом до восьмидесяти пяти тонн и высотой до 37 футов, высечены на вулканических каменоломнях, каким-то образом перевезены на несколько миль и установлены вертикально на платформах, и сделали это люди, не использовавшие металлические орудия и колесо, силой лишь собственных мускулов, без других источников энергии. Еще больше незаконченных статуй осталось лежать в каменоломнях, а готовые статуи брошены на пути от каменоломен к платформам. Сегодня все выглядит так, будто камнерезы и грузчики внезапно прекратили работу и ушли, оставив после себя пугающую тишину.

Когда Роггевен прибыл на остров, многие статуи еще стояли, но новых уже не высекали. К 1840 году остававшиеся в вертикальном положении статуи намеренно повалили сами жители острова. Каким образом эти огромные статуи перевозились и воздвигались, почему их впоследствии повалили и почему прекратили высекать?

Ответ на первый из этих вопросов жители острова Пасхи дали Туру Хейердалу, показав, каким образом их предки перевозили статуи, пользовались бревнами как катками, а затем ставили фигуры вертикально, используя бревна уже в качестве рычагов. Ответы на другие вопросы были найдены позже, когда археологические и палеонтологические исследования позволили узнать о трагической истории острова Пасхи. Когда на остров Пасхи, примерно в 400 году н.э., прибыли полинезийцы, он был покрыт лесом, который люди постепенно вырубили, расчищая место для садов и используя бревна для постройки лодок и установки статуй. Примерно к 1500 году нашей эры население острова выросло приблизительно до 7000 человек (более 150 человек на квадратную милю), статуй было высечено около тысячи, и не менее 324 установлено вертикально. А лес вырубили полностью, не осталось ни одного дерева.

Непосредственным результатом этой экологической катастрофы, вызванной деятельностью человека, стало то, что у островитян закончились бревна, с помощью которых они перевозили и воздвигали статуи, так что камнетесы прекратили работу. Но сведение леса имело и два косвенных последствия, повлекших за собой голод на острове. Началась эрозия почвы, посевы давали меньший урожай; не осталось стволов, из которых можно было бы построить лодки, а без рыбной ловли в рационе жителей перестало хватать белков. В результате этого на фоне роста населения образовался дефицит ресурсов, и общество островитян погубило само себя через внутренние войны и каннибализм. Власть захватили воины; наконечников копий делалось, как показывают современные находки, огромное количество; побежденных съедали или порабощали; соперничающие кланы валили на землю статуи противников; люди из соображений самообороны стали жить в пещерах. Покрытый буйными зарослями остров, на котором некогда существовала одна из самых примечательных цивилизаций мира, пришел в упадок и стал таким, каким мы видим остров Пасхи сегодня: поросшие травой пустоши, на которых лежат поваленные статуи, и население втрое меньше, чем когда-то.

В качестве второго примера разрушения среды обитания в доиндустриальную эпоху приведем гибель одной из наиболее высокоразвитых цивилизаций индейцев Северной Америки. Испанские путешественники, достигнув юго-запада США, обнаружили гигантские многоэтажные жилища (пуэбло), без единого жителя, посреди голой пустыни. Одно из них, пятиэтажное строение из 650 комнат, расположенное в Национальном парке Чако-каньон в Нью-Мексико, имеет 670 футов в длину и 315 футов в ширину, — таким образом, это крупнейшее здание из всех возведенных в Северной Америке до появления в конце XIX века стальных небоскребов. Индейцы навахо, живущие в этих краях, называли исчезнувших строителей просто «анасази», что означало «древние».

Археологи впоследствии определили, что строительство пуэбло в каньоне Чако началось вскоре после 900 года н. э., а прекратилось в XII веке. Почему анасази построили свой город среди иссохших пустошей, в самом бесперспективном месте? Где они брали дрова для очагов, а также деревянные перекладины длиной 16 футов (их было 200 000!), поддерживающие крыши жилищ? Почему они затем покинули город, для постройки которого потребовались такие огромные усилия?

Широко распространено мнение, аналогичное утверждениям о том, что слоновые птицы на Мадагаскаре и моа Новой Зеландии вымерли из-за естественных изменений климата: утверждается, что поселения в каньоне Чако были брошены из-за засухи. Однако на основе трудов палеоботаников Хулио Бетанкура и Томаса Ван Девендера, а также их коллег, можно предположить, что ситуация была иной. Эти ученые нашли интересный способ проследить изменения в растительности каньона Чако в течение долгого периода времени. В основе их метода лежит изучение жилищ маленьких грызунов, называемых лесными хомяками (или древесными крысами). Эти животные приносят в свои жилища (так называемые миддены) растения и другие материалы; через пятьдесят-сто лет животные покидают миддены, которые в условиях пустыни отлично сохраняются. Растения можно распознать много веков спустя, а время создания миддена определяется методом радиоуглеродного датирования. Таким образом, каждый мидден представляет собой практически капсулу времени, хранящую в себе историю местной растительности.

Воспользовавшись этим методом, Бетанкур и Ван Девендер реконструировали ход событий следующим образом. На момент строительства пуэбло в каньоне Чако были не голые пустоши, а заросли, в которых присутствовала сосна съедобная и можжевельник, а неподалеку росла еще и желтая сосна. Это открытие сразу же подсказало ключ к загадке о том, откуда брали дрова и строевой лес; кроме того, снимается вопрос, как развитая цивилизация появилась в бесплодной пустыне. Через некоторое время люди, заселившие Чако, вырубили все заросли и леса, так что окружающая местность превратилась в пустошь без единого дерева, каковой она осталась до наших дней. Затем индейцам пришлось отправляться за дровами на расстояние более десяти миль, а за сосновыми бревнами — более двадцати пяти миль. Когда сосновые леса были вырублены, индейцы построили сложную систему дорог, по которым волочили стволы елей и пихт, срубленных на горных склонах более чем в пятидесяти милях от пуэбло; при этом люди пользовались исключительно силой собственных мускулов. Кроме того, для решения проблемы земледелия в засушливом климате анасази соорудили ирригационные системы, собиравшие воду в нижних точках долины. Вырубка леса привела к прогрессирующей эрозии почв и оттоку вод, а ирригационные каналы постепенно превратились в глубокие овраги, в результате чего, возможно, уровень грунтовых вод опустился ниже уровня полей, обрабатываемых анасази, и ирригация без насосов стала невозможной. Таким образом, хотя засуха и была одной из причин того, почему анасази покинули каньон Чако, решающим фактором стала экологическая катастрофа, которую спровоцировали сами жители.

Последний пример разрушения среды обитания, происходившего в доиндустриальные времена, связан с поэтапным географическим перемещением «центра тяжести» древних западных цивилизаций. Вспомним, что первым центром политико-экономической мощи и важнейших хозяйственных нововведений был

Ближний Восток, где впервые возникли такие важнейшие новшества, как земледелие, одомашивание животных, письменность, империи, боевые колесницы и так далее. Главнейшее положение по очереди занимали Ассирия, Вавилон, Персия и изредка Египет или Турция, но все это были страны Ближнего Востока или ближайшие к ним государства. После разгрома Персидской империи Александром Великим доминирующее положение наконец перешло к державам на западе: сначала к Греции, затем к Риму, а позднее к странам Западной и Северной Европы. Почему сначала Ближний Восток, затем Греция, и, наконец, Рим уступили лидерские позиции? (Нынешнее, преходяще значимое положение стран Ближнего Востока, опирающееся на единственный вид природных ресурсов — нефть, лишь подчеркивает, насколько слабые позиции занимает этот регион в остальных отношениях.) Почему в число современных сверхдержав входят США и Россия, Германия и Англия, Япония и Китай, а Греции и Персии в этом списке нет?

В перемещении доминирующего центра из одних регионов в другие можно заметить настолько масштабную и долговременную закономерность, что нельзя считать эти переходы произошедшими по воле случая. Вполне правдоподобной кажется гипотеза о том, что каждый древний центр цивилизации в свое время разрушал собственную ресурсную базу. Природные пейзажи Ближнего Востока и Средиземноморского региона не всегда были в состоянии того упадка, в котором мы наблюдаем их сегодня. В древние времена большая часть этих земель представляла собой покрытую густыми зарослями мозаику, где лесистые холмы чередовались с плодородными долинами. Тысячи лет вырубки лесов, интенсивного выпаса скота, эрозии и заиления долин превратили эти земли, сердце западной цивилизации, в относительно сухую, пустынную и бесплодную сушу, какой она на большей части территории и остается по наши дни. Археологические раскопки показали, что в Древней Греции сменилось несколько циклов, в ходе которых рост населения оборачивался снижением его численности, а в отдельных местах люди покидали селения. В фазах роста террасирование склонов и строительство дамб первоначально сохраняло природную среду, но затем система не выдерживала из-за вырубки леса, расчистки крутых склонов холмов для нужд сельского хозяйства, выпаса недопустимо большого количества скота и слишком коротких промежутков между севом зерновых. Каждый раз в результате этого происходили обширная эрозия холмов, затопление долин и крах человеческого общества в данной местности. Один из таких случаев на территории Греции совпал по времени (и мог быть причиной) необъяснимой в остальных отношениях гибели прославленной микенской цивилизации, после чего Греция на несколько веков погрузилась во тьму невежества.

Представления о разрушении окружающей среды в древние времена подкрепляются такими свидетельствами, как описания современников и археологические находки. Но несколько серий фотоснимков стали бы более убедительным подтверждением, чем все эти многочисленные и разрозненные примеры. Будь у нас фото одного и того же холма в Греции, сделанные с интервалом в тысячелетие, мы могли бы определить наличие конкретных растений, измерить растительный покров и рассчитать, какими темпами лес превратился в колючие заросли кустарника, который не смогли съесть козы. Таким способом мы могли бы дать количественные оценки ухудшению среды обитания.

И снова на помощь ученым приходят миддены. Лесные хомячки на Ближнем Востоке не водятся, зато там имеются похожие на сурка млекопитающие размером с кролика — даманы, которые строят миддены таким же способом, как и лесные хомячки. (Как ни странно, ближайшими родственниками даманов могут являться слоны.) Трое ученых из Аризоны — Патрисия Фолл, Синтия Линдквист и Стивен Фалконер — исследовали миддены даманов на территории знаменитого заброшенного города Петра на территории современной Иордании, который является характерным примером парадокса древних западных цивилизаций. Петра особенно хорошо известна любителям фильма Стивена Спилберга и Джорджа Лукаса «Индиана Джонс и последний крестовый поход», в котором Шон Коннери и Гаррисон Форд разыскивают Святой Грааль в великолепных гробницах в скалах Петры и в храмах, стоящих среди песков пустыни. Все, кто видит эти сцены, снятые в Петре, наверняка задумываются о том, каким образом люди могли построить такой богатый город и обеспечивать затем себя пропитанием в этих бесплодных краях. В действительности, уже в 7000 году до н. э. поблизости от того места, где ныне находится Петра, располагалось селение людей эпохи неолита, а вскоре в этой местности стали заниматься земледелием и животноводством. Во времена Набатейского царства, столицей которого являлась Петра, этот город являлся процветающим центром торговли, где происходил товарный обмен между Европой, арабскими государствами и странами Востока. Город еще больше вырос и разбогател после того, когда власть над ним взяли сначала римляне, а затем византийцы. Но впоследствии он был покинут людьми, и о нем забыли настолько, что руины обнаружили только в 1812 году. Что же послужило причиной упадка Петры?

В каждом миддене даманов в Петре обнаруживаются остатки до ста видов растений, а состояние среды обитания, преобладавшей на момент жизни обитателей каждого миддена, можно оценить, сравнив пропорции разных видов пыльцы в миддене с тем же показателем в современной среде. На основе мидденов и была реконструирована нижеописанная траектория упадка окружающей среды в окрестностях Петры.

Петра лежит в полосе сухого средиземноморского климата, сходного с климатом лесистых гор возле моего дома в Лос-Анджелесе. Первоначально в растительном мире этого края преобладали леса, основой которых были дубы и фисташковые деревья. Ко времени возникновения Римской и Византийской империй большая часть деревьев была вырублена, и окружающая среда пришла в упадок, превратившись в открытую степь, — об этом говорит то, что лишь восемнадцать процентов в общем количестве пыльцы мидденов составляет пыльца деревьев, а остальная часть представлена пыльцой низкорослых растений. (К примеру, в современных лесах Средиземноморья в общем составе пыльцы от сорока до восьмидесяти пяти процентов пыльцы приходится на пыльцу деревьев, тогда как в лесостепи — восемнадцать процентов.) К 900 году нашей эры, через несколько веков после того как закончилось византийское правление в регионе Петры, две трети от оставшихся деревьев уже исчезли. Сократилось даже число кустарников и травянистых растений, в результате чего окружающая среда превратилась в ту пустыню, которую мы видим сейчас. В наши дни у сохранившихся деревьев нижние ветви объедены козами, а растут деревья чаще всего на скалах и в рощицах в местах, куда козам не добраться.

При сопоставлении содержимого мидденов даманов с археологическими и письменными источниками становится возможной следующая интерпретация. Со времен неолита и до имперской эпохи происходило истребление лесов, причинами которого были расчистка земли для сельского хозяйства, выпас овец и коз, рубка дров для очагов и рубка леса для постройки домов. Даже для домов эпохи неолита требовались не только массивные бревна, поддерживающие стены, но и до тринадцати тонн сжигаемых дров на каждый дом для получения извести для пола и стен. Демографический взрыв в империи привел к ускорению уничтожения лесов и усилению нагрузки на пастбища, где пасли все больше скота. Чтобы собрать и сохранить воду для плодовых садов и для нужд города, пришлось построить сложную систему каналов, труб и цистерн.

После крушения византийской власти сады были заброшены, численность населения сократилась, но деградация окружающей территории продолжилась, поскольку для пропитания оставшихся жителей требовался интенсивный выпас скота. Ненасытные козы начали без остатка пожирать кустарники и травянистые растения. Османы почти полностью вырубили оставшиеся деревья перед Первой мировой войной: дерево требовалось для строительства железной дороги Хейаз. Многие любители кино, как и я сам, с восторгом смотрели на широком экране цветной фильм о том, как арабские воины под предводительством Лоуренса Аравийского (роль которого исполняет Питер О’Тул) взрывают эту дорогу, не понимая, что видим последний акт уничтожения лесов Петры.

Современное опустошение, которое мы наблюдаем в окрестностях Петры, может служить метафорой того, что случилось с остальной частью колыбели западной цивилизации. Местность, ныне окружающая Петру, уже не могла прокормить город, в котором сходились основные торговые пути мира, и так же окрестности Персеполя не могли прокормить столицу супердержавы, какой некогда была Персидская империя. Руины этих городов, и древних Афин и Рима, стали памятниками государствам, уничтожившим свои средства к существованию. Причем западные цивилизации не являются единственными среди имевших письменность обществ, которые совершили экологический суицид. Причины крушения классической цивилизации майя в Центральной Америке и хараппской цивилизации в Индии, в долине Инда, также возможно связать с экологической катастрофой, вызванной тем, что численность населения превзошла уровень, который могла выдержать окружающая среда. В курсах истории цивилизации большое внимание уделяется правителям и вторжениям варваров, тогда как в долгосрочной перспективе, возможно, дефорестация и эрозия почв могли в значительно большей степени определить собой дальнейший ход истории человечества.

Итак, описанные недавние открытия показывают, что представления о прошлом как о золотом веке природосбережения — всего лишь миф. А теперь рассмотрим более масштабные проблемы, о которых я говорил в самом начале. Во-первых, каким образом согласуются эти факты ущерба, нанесенного окружающей среде в прошлом, с рассказами о том, как бережно относятся к природе многие народы, находящиеся на доиндустриальной стадии хозяйства? Очевидно, что уничтожены не все виды, не все среды обитания разрушены, так что золотой век не мог быть сплошной черной полосой. Я могу предложить следующий ответ на этот парадокс. Небольшие сообщества, существующие в течение долгого времени, в основе которых лежит равенство, чаще всего вырабатывают традиции природосохранения, поскольку им хватает времени на то, чтобы хорошо познакомиться с окружающей средой в своей местности и оценить, как следует действовать в своих же интересах. И напротив, природе чаще всего причиняют вред, когда люди быстро заселяют незнакомую среду (как первые маори и первые жители островов Пасхи); или когда передвигают границы области обитания (как первые индейцы, пришедшие в Америку), так что всякий раз, нанеся ущерб региону, где находились, люди просто переходят дальше; или когда получают в свое распоряжение новую технологию, разрушительную силу которой они еще не успели оценить (как в современной Новой Гвинее, где жители, начав охотиться на голубей с ружьями, резко сокращают популяцию этих птиц). Окружающая среда часто страдает в централизованных государствах, где богатство сосредоточено в руках правителей, далеких от природы. Некоторые животные виды и среды обитания более уязвимы и более страдают от деятельности человека, чем другие — например, бескрылые птицы, никогда прежде не видевшие человека (те же моа и слоновые птицы), или засушливая, хрупкая, не прощающая ошибок среда — как те, в которых зародились западная цивилизация и цивилизация анасази.

Во-вторых, можем ли мы вывести для себя какие-либо практические уроки из этих недавних археологических открытий? Археологию часто считают бесполезной с общественной точки зрения научной дисциплиной, и в случае финансовых затруднений именно на нее сокращают финансирование. В действительности, археологические исследования суть наиболее экономичный вариант при принятии правительственных решений. Во всем мире люди запускают новые проекты, которые с большой вероятностью могут нанести природе непоправимый вред, при этом выступая просто повторением того, что совершали общества прошлого, но в больших масштабах и с большей мощностью. Мы не можем позволить себе эксперимент, в котором бы в пяти округах застройка и развитие велись пятью разными способами, а затем стали бы наблюдать, какие четыре из этих округов придут в упадок. В долгосрочной перспективе намного экономнее нанять археологов, которые выяснят, что случилось в последний раз в подобной ситуации, а не продолжать повторять те же ошибки.

Приведу лишь один пример. На юго-западе США имеется более 100 000 квадратных миль леса, состоящего из сосны съедобной (сосны-пиньон) и можжевельника, который все больше и больше вырубается ради топливной древесины. К сожалению, у Федерального лесного управления США недостаточно данных, на основе которых можно было бы рассчитать объем неистощительного лесопользования и скорость восстановления этих лесных массивов. Но анасази уже поставили эксперимент в этой области и просчитались, в результате чего в каньоне Чако лес не восстановился даже через 800 лет. Дешевле заплатить археологам, которые определят путем реконструкции объем потребления топливной древесины индейцами анасази, чем совершать ту же ошибку и погубить 100 000 квадратных миль территории США, — хотя сейчас, похоже, все снова повторяется.

Наконец, рассмотрим наиболее деликатную тему. В наше время защитники окружающей среды считают людей, истребляющих виды и разрушающих их естественную среду обитания, нравственно испорченными. Индустриальные общества ищут любой повод очернить народы, находящиеся на доиндустриальной ступени развития, чтобы оправдать уничтожение этих народов и захват их земель. Не являются ли новые находки, касающиеся моа и растительности в каньоне Чако, псевдонаучными домыслами расистов, которые по сути стремятся заявить, что маори и индейцы не заслуживают справедливого обращения, поскольку были плохими?

Важнее всего помнить, что человеку всегда трудно определить, какими темпами он может в течение бесконечного срока использовать биологические ресурсы, не рискуя вызвать их истощение. Иногда бывает непросто отличить значительное снижение объема ресурсов от нормального колебания показателей по сравнению с другими годами. Еще труднее оценить темпы производства новых ресурсов. К тому времени, когда признаки истощения ресурсов становятся очевидными и убедительными, бывает уже слишком поздно что-либо предпринимать ради спасения вида или среды обитания. Таким образом, народы доиндустриальной эпохи, которые не смогли сберечь свои природные ресурсы, виновны не в нравственных преступлениях, а в том, что не справились с решением действительно сложной экологической задачи. Эти ошибки трагичны, поскольку перечеркнули собой уклад жизни людей.

Ошибка, породившая трагические последствия, может считаться нравственным преступлением только тогда, когда совершивший ее с самого начала знал, что поступает неправильно. С этой точки зрения можно отметить два значительных различия между нами и индейцами анасази XI века: мы располагаем научным знанием и письменностью. Мы умеем, в отличие от них, строить графики, на которых можно показать численность вида для экологически устойчивого природопользования как функцию интенсивности использования ресурса. Мы можем прочитать про все экологические катастрофы прошлого; анасази это было недоступно. И все равно наше поколение продолжает охотиться на китов и вырубать тропический лес так, будто в прошлом никто не охотился на моа и не вырубал лесные массивы сосны-пиньона и можжевельника. Прошлое остается золотым веком незнания, тогда как настоящее — железный век, в котором человек намеренно слеп.

С учетом вышесказанного становится совершенно невозможно понять, почему современные общества повторяют самоубийственные ошибки обществ прошлого, разрушивших свою среду обитания, пользуясь при этом намного более мощными инструментами разрушения в руках намного большего, чем в прошлом, числа людей. Мы будто прокручиваем один и тот же сюжет из истории человечества, словно не в состоянии вспомнить неизбежную развязку. Сонет Шелли «Озимандия» в одинаковой степени может напомнить нам о Персеполе, Тикале и острове Пасхи; возможно, кто-то другой, читая эти стихи, вспомнит о руинах нашей собственной цивилизации:

Рассказывал мне странник, что в пустыне,

В песках, две каменных ноги стоят Без туловища с давних пор поныне.

У ног — разбитый лик, чей властный взгляд Исполнен столь насмешливой гордыни,

Что можно восхититься мастерством,

Которое в таких сердцах читало,

Запечатлев живое в неживом...

«...Все рушится. Нет ничего быстрей Песков, которым словно не пристало Вокруг развалин медлить в беге дней».

Перевод В. Микушевича.

 

Глава 18. Блицкриг и день благодарения в Новом Свете

 Колонизация Америк одиннадцать тысяч лет назад предками современных американских индейцев стала наиболее, значительным расширением жизненного пространства (lebensraum) человека с момента, когда Homo erectus выбрался за пределы Африки. Это, возможно, был также один из первых «блицкригов» против природы, которыми с тех пор ознаменовывалась всякая экспансия человека на ранее незаселенные территории. В течение малого времени после прибытия людей — возможно, всего через несколько веков — большая часть крупных млекопитающих Северной и Южной Америки вымерла.

В США существует два национальных праздника, день Колумба и день Благодарения, которые посвящены важнейшим моментам «открытия» европейцами Нового Света. Открытие же Америки индейцами, гораздо более раннее, никак не отмечается. Тем не менее археологические находки позволяют предположить, что первое открытие, стало событием намного более значимым, нежели приключения Христофора Колумба и отцов-основателей Плимутской колонии. Всего за тысячу лет после того, как был обнаружен путь в арктическом ледовом щите и индейцы перешли современную границу США и Канады, они успели расселиться до дальней оконечности Патагонии и населили два плодородных и неосвоенных континента. Переход индейцев на юг стал наиболее масштабным расширением территории обитания в истории человека разумного. На нашей планете больше никогда не случалось ничего подобного.

Стремительное движение на юг было отмечено еще одним драматическим событием. Индейские охотники обнаружили, что обе Америки кишат крупными млекопитающими, ныне вымершими: там водились похожие на слонов мамонты и мастодонты, наземные ленивцы весом до трех тонн, напоминавшие броненосцев глиптодонты весом до тонны, бобры размером с медведя и саблезубые представители семейства кошачьих, а также американские львы, гепарды, верблюды, лошади и многие другие виды. Если бы эти виды сохранились, сегодняшние туристы видели бы в Йеллоустонском национальном парке не только медведей и бизонов, но и мамонтов и львов. Вопрос о том, что случилось в момент встречи охотников с дичью, до сих пор вызывает серьезные разногласия у археологов и палеонтологов. В соответствии с той интерпретацией, которая кажется мне наиболее правдоподобной, итогом встречи стала молниеносная война, блицкриг, в результате которой животные были истреблены, — возможно, в каждом отдельном месте это произошло не более чем за десять лет. Если данная точка зрения верна, это можно считать наиболее концентрированным вымиранием крупных животных с момента, когда столкновение с астероидом (как полагают) уничтожило динозавров шестьдесят пять миллионов лет назад. Кроме того, можно признать этот момент первым среди множества подобных «блицкригов», омрачавших якобы имевший место золотой век экологической невинности человека (глава 17) и ставших с тех пор еще одной отличительной особенностью человеческой истории.

Это драматическое столкновение оказалось финалом долгой истории, в ходе которой люди распространялись от места своего происхождения — из Африки — и занимали пригодные к заселению континенты. Экспансия наших африканских предков в Азию и Европу произошла около миллиона лет назад, а из Азии в Австралию человек перебрался около 50 000 лет назад, после чего континентами, пригодными для жизни человека разумного, но еще не заселенными, остались только Северная и Южная Америка.

Американские индейцы, от Канады до Огненной Земли, в наши дни физически более гомогенны, чем население любого другого континента, так что мы можем предполагать, что они прибыли недавно, и для значительной генетической диверсификации попросту не хватило времени. Еще до того, как археологи обнаружили следы пребывания первых индейцев, было очевидно, что они пришли из Азии, поскольку современные индейцы внешне напоминают монголоидный тип жителей Азии. Более поздние данные, полученные генетиками и антропологами, позволяют с уверенностью подтвердить это предположение. Стоит бросить взгляд на карту, чтобы обнаружить, что самый простой путь из Азии в Америку лежит через Берингов пролив, отделяющий Сибирь от Аляски. Последняя перемычка суши существовала (несколько раз исчезая на непродолжительные отрезки времени) в период от 25 000 до 10 000 лет назад.

И все же для колонизации Нового Света требовался не только мост в виде перемычки суши, — нужно было, чтобы со стороны сибирского конца моста жили люди. Сибирская Арктика из- за сурового климата также была колонизирована лишь на позднем этапе человеческой истории (глава 2). Эти колонисты явно прибыли из холодной полосы Азии или Восточной Европы; в качестве примера можно вспомнить охотников каменного века, которые жили на территории современной Украины: жилища они строили из костей мамонтов. Не позднее 20 000 лет назад охотники на мамонтов появились и в сибирской части Арктики, а каменные орудия, похожие на те, которые делали сибирские охотники, использовались на территории Аляски, как подтверждают археологические находки, примерно 12 000 лет назад.

Когда охотники ледникового периода прошли Сибирь и Берингов пролив, от будущих охотничих угодий на территории современных США их отделяла еще одна преграда: широкий ледниковый покров, наподобие покрывающего в наши дни Гренландию, простирался от океана до океана, по всей территории Канады. Периодически во времена ледникового периода в этом ледяном слое открывался коридор с севера на юг — путь, свободный ото льда, к востоку от Скалистых гор. Один из таких коридоров закрылся около 20 000 лет назад, но тогда, судя по всему, на Аляске еще не было людей, которые поджидали бы момента, чтобы пройти по этому пути. А в следующий раз, когда коридор открылся, примерно 12 000 лет спустя, охотники, надо полагать, были готовы, поскольку убедительно свидетельствующие об их пребывании каменные орудия вскоре после этого оказались не только у южного конца коридора, возле Эдмонтона (в канадской провинции Альберта), но и в других местах к югу от ледового покрова. Именно тогда охотники встретили слонов и других крупных животных Америки, и начались драматические события.

Археологи называют этих первопроходцев, палеоиндейцев, людьми Кловиса, так как их каменные орудия впервые были обнаружены при раскопках у города Кловис, в штате Нью-Мексико, в десяти милях от границы с Техасом. Тем не менее орудия культуры Кловис, или сходные с ними, обнаружены во всех сорока восьми смежных штатах США, а с севера на юг распространены от Эдмонтона до Мексики. Ванс Хейнс, археолог из Университета Аризоны, подчеркнул, что эти орудия очень похожи на те, которыми пользовались в более ранний период охотники на мамонтов Восточной Европы и Сибири; заметно всего одно отличие: на плоских, двусторонних каменных наконечниках копий есть бороздки, на каждой стороне в продольном направлении, чтобы наконечник было удобнее привязывать к древку. Неясно, прикреплялись ли наконечники с такими бороздками на метательные дротики или на пики, которыми наносились колющие удары. При этом орудия с наконечниками вонзались в крупных млекопитающих с такой силой, что иногда наконечники ломались пополам или пробивали кость. Археологи обнаружили скелеты мамонтов и бизонов, на ребрах которых различимы следы от наконечников орудий Кловис, — так, у скелета мамонта из южной Аризоны оказалось восемь подобных следов. Раскопки стоянок людей Кловис показали, что чаще всего их добычей (если судить по найденным костям) были мамонты, но охотились они и на бизонов, мастодонтов, тапиров, верблюдов, лошадей и медведей.

Среди прочих открытий, касающихся людей Кловис, поражает скорость их распространения. Самые точные методы радиоуглеродного анализа показывают, что стоянки Кловис в США были населены в течение всего нескольких веков в период до 11 000 лет назад. И даже в южной оконечности Патагонии стоянка человека датируется как существовавшая примерно 10 500 лет назад. Таким образом, примерно за тысячу лет люди, вышедшие через свободный от льда коридор в Эдмонтоне, распространились от берега одного океана до берега другого, а также на всей протяженности Нового Света.

Не менее поразительна быстрая трансформация культуры Кловис. Около 11 000 лет назад наконечники Кловис резко сменились другим типом — менее крупными, более умело изготовленными орудиями, так называемыми наконечниками Фолсом (по названию стоянки неподалеку от города Фолсом, штат Нью-Мексико, где они впервые были обнаружены). Наконечники Фолсом часто находят там же, где и кости вымершего широкоротого бизона, а не в слоях, где присутствуют кости мамонтов, на которых предпочитали охотиться люди Кловис.

Причина, по которой охотники Фолсома переключились с мамонтов на бизонов, могла быть проста: мамонтов больше не осталось. Исчезли также и мастодонты, верблюды, лошади, гигантские наземные ленивцы, а также несколько десятков других крупных млекопитающих. В целом, в тот период Северная Америка утратила огромную долю — семьдесят три процента (а Южная Америка восемьдесят процентов) — от общего числа видов обитавших там крупных млекопитающих. Многие палеонтологи в этом резком вымирании видов в Америке не винят охотников Кловис, поскольку никаких свидетельств массового убийства животных не сохранилось, — в разных местах находят только отдельные окаменелости с костями и остатки разделанных туш. Палеонтологи, придерживающиеся этой точки зрения, объясняют исчезновение видов изменениями климата и среды обитания, произошедшими в конце ледникогого периода, как раз когда пришли охотники Кловис. Эта позиция вызывает у меня сомнения по целому ряду причин. На месте отступившего ледника оказались луга и леса, так что территорий, свободных ото льда и пригодных для жизни млекопитающих, становилось больше, а не меньше; крупные млекопитающие Америки уже пережили окончания как минимум двадцати двух предыдущих ледниковых периодов, и такого резкого вымирания не происходило; примерно в тот же период в Европе и Азии, когда ледники на этих континентах стали таять, подобного масштаба вымирания животных тоже не наблюдалось.

Будь причиной изменения климата, можно было бы ожидать, что для видов, предпочитающих жаркий и холодный климат, такая перемена имела бы противоположный результат. Однако радиоуглеродное датирование окаменелостей из Большого Каньона показывает, что наземный ленивец Шаста и горный козел Харрингтона — первый из района с жарким климатом, а второй с холодным — вымерли в период с интервалом в одно-два столетия друг после друга, около 11 100 лет назад. Ленивцы были широко распространены до момента внезапного вымирания. В их помете, размером с мяч для софтбола, который хорошо сохранился в некоторых пещерах на юго-западе США, ботаники обнаружили остатки растений из рациона последних ленивцев: это мормонский чай и сферальцея, то есть растения, до сих пор произрастающие в окрестностях этих пещер. Вызывает большие подозрения тот факт, что и ленивцы, располагавшие достаточным количеством пищи, и козлы из Большого Каньона исчезли как раз вскоре после того, как охотники Кловис пришли в Аризону. Это более убедительные косвенные улики, чем те, на основании которых суды иногда выносят приговор о виновности в убийстве. Если ленивцы действительно вымерли из-за климата, нам придется признать за этими животными, считавшимися довольно глупыми, неожиданно высокие умственные способности, поскольку все они приняли решение умереть одновременно как раз в определенный момент, чтобы сбить с толку ученых XX века, заставив в исчезновении ленивцев ошибочно обвинять охотников Кловис. Более правдоподобным объяснением этого «совпадения» будет признание того, что в действительности имели место причина и следствие. Пол Мартин, геофизик из Университета Аризоны, назвал драму, случившуюся при встрече охотников и слонов, блицкригом. По его мнению, первые охотники, вышедшие из свободного ото льда коридора в Эдмонтоне, жили в благополучных условиях и размножались, поскольку обнаружили изобилие непуганых крупных млекопитающих, легко становившихся добычей. Когда в одной местности все млекопитающие оказывались убиты, охотники и их дети перебирались на новые территории, где млекопитающие водились в большом количестве, и продолжали истреблять популяции животных по фронту своего наступления. К тому времени, когда охотники наконец достигли южной оконечности Южной Америки, большинство видов крупных млекопитающих Нового Света были уничтожены.

Теория Мартина была встречена резкой критикой, в основе которой лежали сомнения относительно четырех положений. Могла ли группа из ста охотников, прибывших в Эдмонтон, размножаться так быстро, чтобы за тысячу лет заселить целове полушарие? Могли ли они распространяться так быстро, чтобы преодолеть за это время почти 8000 миль от Эдмонтона до Патагонии? Действительно ли охотники Кловис были первыми людьми в Новом Свете? И могли ли охотники каменного века так успешно преследовать сотни миллионов крупных млекопитающих, что ни одно из них не выжило, причем археологических свидетельств этой охоты почти не обнаруживается?

Рассмотрим первый вопрос, касающийся скорости размножения. В наши дни даже на территориях, наиболее подходящих для охоты, плотность населения охотников и собирателей составляет не более одного человека на квадратную милю. Таким образом, к моменту, когда все Западное полушарие оказалось заселено, число населявших его охотников и собирателей составляло не более десяти миллионов человек, поскольку площадь Нового Света, за исключением Канады и других участков, во времена людей Кловис покрытых ледником, равнялась примерно десяти миллионам квадратных миль. Когда уже в современную эпоху колонисты прибывали на необитаемые земли (например, когда бунтовщики с «Баунти» достигли острова Питкэрн), рост их численности был достаточно высок и составлял 3,4 процента в год. При таких темпах роста населения — а этот показатель достигается в случае выживания четырех детей у каждой пары и среднего времени смены поколений в двадцать лет — сто охотников могут превратиться в десять миллионов всего за 340 лет. Следовательно, за одно тысячелетие численность охотников Кловис легко могла дойти до десяти миллионов человек.

Могли ли потомки пионеров из Эдмонтона достичь южной оконечности Южной Америки за тысячу лет? Длина проведенной по суше прямой составляет чуть менее 8000 миль, следовательно, нужно было перемещаться в среднем на восемь миль в год. Это вполне заурядная задача, любые здоровые мужчины или женщины из племен охотников могли преодолеть эту годовую норму за День, а остальные 364 дня года никуда не перемещаться. Часто можно определить расположение карьера, из которого брали камень для изготовления орудий люди Кловис, и таким образом известно, что отдельные их орудия проделали путь протяженностью до 200 миль. Известно, что расстояние, преодоленное зулусами во время миграции в Южной Африке в XIX веке всего за пятьдесят лет, составило почти 3000 миль.

Были ли охотники Кловис первыми людьми, распространившимися на юг от канадского ледового щита? Это более сложный вопрос, и среди археологов он вызывает намного больше разногласий. Утверждения о том, что культура Кловис была первой, неизменно основываются на опровергающих доказательствах: нигде в Новом Свете к югу от края канадского ледникового покрова не обнаружено человеческих останков или артефактов, всеми признанных как относящиеся к эпохе до культуры Кловис и бесспорно датируемых этим временем. Несмотря на то, что о находках, якобы указывающих на обитание людей на этой территории ранее культуры Кловис, заявлялось десятки раз, все они вызывают большие сомнения: не был ли материал, используемый для радиоуглеродного анализа, смешан с более старым углем, связан ли в действительности датируемый материал с человеческими останками, не являются ли предметы, принимаемые за созданные человеком орудия, просто камнями, которые приобрели такую форму естественным путем? Среди всех стоянок, являющихся, как утверждается, более древними, чем культура Кловис, две кажутся более убедительными, чем остальные: это пещерное городище Мидоукрофт в Пенсильвании, которое относят к периоду примерно 16 000 лет назад, и стоянка Монте-Верде в Чили, датируемая временем не ранее 13 000 лет назад. Пишут, что в Монте-Верде удивительно хорошо сохранились человеческие артефакты, но подробные результаты этих исследований еще не опубликованы, поэтому трудно их точно оценить. И не решен спорный вопрос относительно ошибки радиоуглеродного датирования находок в Мидоукрофт, результаты которого сомнительны в первую очередь потому, что обнаруженные там виды растений и животных могли жить, как принято считать, только в эпоху намного более позднюю, чем 16 000 лет назад.

Свидетельства же существования культуры Кловис неоспоримы, обнаруживаются во всех сорока восьми смежных штатах и признаются всеми археологами. Свидетельства того, что еще ранее пригодные для жизни континенты были населены более древними первобытными людьми, также неоспоримы и всеми признаны. На стоянках культуры Кловис вы можете обнаружить слой, в котором присутствуют артефакты Кловис и кости многочисленных вымерших крупных млекопитающих; непосредственно над слоем Кловис находится (и относится, следовательно, к более поздней эпохе) слой культуры Фолсом, где обнаруживаются человеческие артефакты, но отсутствуют кости каких-либо крупных вымерших млекопитающих, за исключением бизона; а непосредственно под слоем Кловис находятся слои, соответствующие тысячелетиям, предшествовавшим временам Кловис, и отражающие благоприятные экологические условия; эти слои полны костей крупных вымерших млекопитающих, но не несут в себе ни одного человеческого артефакта. Как же могли люди поселиться в Новом Свете во времена до культуры Кловис и не оставить после себя обычных следов, многочисленных свидетельств, убедительных для археологов, — каменных орудий, очагов, пещерных поселений, а иногда и скелетов, в отношении которых можно было бы провести радиоуглеродный анализ, который окончательно бы всех убедил? Как могли люди, якобы жившие до культуры Кловис, не оставить никаких следов своего присутствия в местах раскопок на стоянках Кловис, несмотря на столь благоприятные условия жизни? Как могли они прибыть в Пенсильванию или Чили с Аляски, будто на вертолете, и не оставить никаких свидетельств своего пребывания на промежуточной территории? По этим причинам мне кажется более правдоподобным, что датирование Мидоукрофт и Монте-Верде ошибочно. Версия о том, что культура Кловис была первой, кажется убедительной, в отличие от версии о наличии предшественников.

Другим моментом в теории блицкрига, выдвинутой Мартином, который активно оспаривают, является предположение, что чрезмерная охота на крупных млекопитающих привела к их изчезновению. Сложно даже представить, как охотники каменного века вообще могли убить мамонта, не говоря уже о том, чтобы в результате охоты был истреблен весь вид. Даже если охотники и убивали мамонтов, зачем им это было нужно? И где скелеты убитых мамонтов?

Если подойти к скелету мамонта в музее, нападение с каменным копьем на такое гигантское животное с большими бивнями покажется практически самоубийством. Тем не менее в наше время жители Африки и Азии, вооруженные столь же простым оружием, успешно убивают слонов — часто для этого они устраивают засады или пользуются огнем, но иногда даже охотники- одиночки могут подкрасться к слону и убить того копьем или отравленной стрелой. При этом современных охотников на слонов можно назвать дилетантами по сравнению с охотниками на мамонтов времен культуры Кловис, унаследовавших опыт сотен тысячелетий охоты с каменным оружием. На картинах, созданных для научных музеев, любят изображать охотников позднего периода каменного века голыми и дикими скотами, которые с риском для жизни швыряют булыжники в мамонта, в ярости бросающегося на них; при этом один-два человека уже лежат затоптанными насмерть. Это абсурд. Если бы во время охоты на мамонта часто гибли охотники, мамонты истребили бы людей, а не наоборот. Более реалистичной была бы следующая картина: опытные охотники в теплой одежде, ничем не рискуя, забивают копьями перепуганного мамонта, напав из засады над узким руслом ручья.

Вспомним также, что крупные млекопитающие Нового Света до прихода охотников Кловис скорее всего никогда не видели людей (если эти охотники действительно были первыми людьми, добравшимися до Нового Света). Из истории фауны Антарктики и Галапагосских островов мы знаем, какими беззлобными и не пугливыми могут быть животные, обитающие там, куда не ступала нога человека. В Новой Гвинее я побывал в труднодоступных горах Фоджа, где не живут люди, и видел крупных древесных кенгуру, которые настолько не боялись меня, что подпускали к себе на расстояние нескольких ярдов. Крупные млекопитающие Нового Света могли быть столь же наивны, так как у них не успел даже выработаться страх перед человеком — что и позволило стреимительно их истребить.

Могли ли охотники Кловис настолько часто убивать мамонтов, чтобы полностью уничтожить этот вид? Предположим опять же, что в среднем на квадратную милю приходился один охотник- собиратель и (рассчитывая в сравнении со слонами современной Африки) один мамонт; при этом четверть населения времен Кловис состояла из взрослых мужчин-охотников, каждый из которых убивал одного мамонта раз в два месяца. Таким образом, на четыре квадратных мили в год убивали шесть мамонтов; следовательно, мамонтам, чтобы выжить в условиях такой охоты, пришлось бы воспроизводить свою численность менее чем за год. Но, как известно, современные слоны, например, размножаются медленно, и на то, чтобы воспроизвести численность, у них уходит около двадцати лет, да и в целом редкие виды млекопитающих способны размножаться быстро, чтобы численность вида воспроизводилась за период менее трех лет. Вполне можно допустить, что охотники Кловис всего за несколько лет истребляли крупных млекопитающих в своей местности, а затем перебирались на новую территорию. Археологи, которые в наши дни пытаются найти в окаменелостях подтверждения этой бойни, ищут иголку в стоге сена, то есть кости убитых за несколько лет мамонтов среди всех костей животных, умерших от естественных причин в течение сотен тысячелетий. Не удивительно, что мамонтов со следами каменных наконечников культуры Кловис найдено так мало.

Но зачем вообще охотникам Кловис требовалось убивать мамонта каждые два месяца, если туша мамонта весом 5000 фунтов давала 2500 фунтов мяса, то есть по десять фунтов мяса в день в течение двух месяцев для охотника, его жены и двоих детей? Может показаться, что употреблять десять фунтов мяса в день — страшное обжорство, но в действительности почти столько же мяса было в ежедневном рационе обитателя американского фронтира в XIX веке. Это если предположить, что охотники Кловис действительно съедали все 2500 фунтов мамонтового мяса. Но Для хранения мяса в течение двух месяцев его потребовалось бы засушить; а стали бы вы тратить силы на сушку тонны мяса, если У вас есть возможность вместо этого убить еще одного мамонта? Как отметил Ванс Хейнс, мясо мамонтов, убитых охотниками Кловис, использовалось лишь частично, и мы можем предполагать, что эти люди жили в условиях изобилия дичи и обходились с добычей неэкономно, избирательно. В некоторых случаях целью охоты было получение не мяса, а бивней или шкуры, или же просто мужское самоутверждение. В наше время на тюленей или китов тоже охотятся ради жира или меха, а мясо оставляют гнить. В рыбацких деревнях Новой Гвинеи я часто вижу брошенные туши крупных акул, убитых ради плавников, из которых варят особенно вкусный суп.

Мы отлично помним те блицкриги, в результате которых современные европейские охотники почти истребили бизонов, китов, тюленей и многих других крупных животных. Археологические открытия, сделанные в последнее время на разных островах, показывают, что такие блицкриги происходили всякий раз, когда охотники древности добирались до земель, где обитали животные, не привыкшие к человеку (глава 17). Гигантская бескрылая птица моа, обитавшая в Новой Зеландии, была истреблена колонистами-маори за несколько столетий. Индонезийцы и африканцы, колонизировавшие Мадагаскар 1500 лет назад, истребили другую гигантскую нелетающую птицу (слоновую птицу), а также десятки видов приматов (лемуров), — некоторые из них по размерам приближались к гориллам. Полинезийцы, основавшие колонию на Гавайях, истребили могочисленный вид крупных нелетающих гусей. А если встреча человека и наивных крупных животных всегда заканчивалась стремительным истреблением последних, с какой стати все могло обстоять иначе в случае с охотниками Кловис, пришедшими в наивный мир Нового Света?

Такой финал, однако, вряд ли предвидели первые охотники, прибывшие в Эдмонтон. Они наверняка были поражены, когда, выйдя по открывшемуся от льда коридору, после перенаселенной Аляски, где природа уже страдала от активной охоты, увидели стада мирных мамонтов, верблюдов и других животных. Впереди, до самого горизонта, простирались Великие равнины. Начав исследовать окружающую территорию, они вскоре поняли, что на этой земле других людей нет (для Христофора Колумба и отцов- основателей Плимутской колонии дело обстояло иначе), и что им действительно повезло первыми оказаться на плодородных землях. Так что у этих пилигримов, пришедших в Эдмонтон, тоже был повод устроить День благодарения.

 

Глава 19. Второе облако

 В настоящее время существует риск того, что человеческое общество уничтожит само себя, устроив либо ядерную катастрофу, либо экологическую. Вторая может случиться в результате массового исчезновения видов. В этой главе приводятся приблизительные оценки того, сколько видов мы уже истребили, сколько с большой вероятностью уничтожим в следующем столетии и как это массовое исчезновение видов скажется на нас.

У предшествовавших поколений не было поводов беспокоиться о том, выживет ли следующее поколение и будет ли в его распоряжении планета, подходящая для жизни. Наше поколение первым столкнулось с непростым вопросом о будущем детей. Значительную часть жизни мы тратим на то, чтобы научить детей жить самостоятельно и успешно взаимодействовать с другими людьми. И мы все чаще спрашиваем себя, не окажутся ли напрасными эти усилия.

Эти тревожные мысли возникают из-за двух нависших над нами облаков — оба могут иметь сходные последствия, но наше отношение к ним сильно отличается. Первое облако — риск ядерной катастрофы, который впервые проявил себя в виде ядерного полога над Хиросимой. Все согласятся, что эта угроза реальна, поскольку накопилось огромное количество ядерного оружия, а политики в течение всей человеческой истории периодически допускают грубые просчеты. Все согласятся и с тем, что если случится ядерный холокост, последствия для нас будут плачевными, и, вполне возможно, мы все погибнем. Наличие этой угрозы во многом определяет современную международную дипломатию. Единственное, в отношении чего люди еще не пришли к согласию, — то, каким образом лучше решать этот вопрос, то есть, например, следует ли стремиться к полному ядерному разоружению, к ядерному равновесию или к ядерному превосходству.

Другое облако — риск экологической катастрофы, которая может наступить вследствие разных причин; из них наиболее часто обсуждается постепенное исчезновение большинства видов земного шара. Что касается этой опасности, то, в отличие от ядерной катастрофы, практически нет согласия в отношении того, реален ли риск массового исчезновения видов, и действительно ли такое исчезновение, если оно случится, будет иметь серьезные нежелательные последствия. Чаще всего приводятся данные о том, что в результате деятельности человека в течение нескольких прошедших столетий исчезнет один процент видов птиц. Одну из крайних позиций занимают думающие люди — особенно экономисты и руководители промышленности, но также и многие биологи, и люди, чья профессия не связана с данной проблемой, — которые полагают, что утрата одного процента видов не будет иметь серьезных последствий, даже если бы она и случилась в действительности. Сторонники этой точки зрения считают, что один процент является сильно завышенным показателем, что большинство видов нам не нужны, а потому мы можем без ущерба для себя утратить в десять раз больше. Крайняя позиция противоположного толка состоит в том, что — так полагают многие другие мыслящие люди, в особенности биологи, занимающиеся природоохранными вопросами, и все большее число людей разных профессий, далеких от биологии, но участвующих в экологическом движении, — показатель в один процент сильно занижен относительно реального положения дел, а массовое вымирание видов поставит под угрозу качество жизни человека и саму возможность нашего выживания. Очевидно, что будущее наших детей во многом зависит от того, какая из этих крайних позиций ближе к истине.

Риски ядерной и экологической катастроф вместе ставят перед человечеством два вопроса, которые на сегодняшний день требуют как можно более срочного решения. В сравнении с этими двумя облаками наши привычные переживания по поводу рака, СПИДа и диеты кажутся незначительными, поскольку эти проблемы не ставят под угрозу существование человека как вида. Если не случится ни ядерной, ни экологической катастрофы, у нас будет достаточно свободного времени, чтобы решать задачи меньшей сложности, например, искать способы лечения рака.

Если мы не сможем отвести от себя эти две угрозы, то победа над раком все равно не поможет.

Сколько видов человек уже успел истребить? Сколько еще могут исчезнуть за время жизни наших детей? Если вымрут новые виды, будет ли это играть для нас какую-то роль? Насколько влияют вьюрки на валовый продукт нашей страны? Не суждено ли всем видам рано или поздно исчезнуть? Является ли массовое исчезновение видов лишь истерической выдумкой или реальной угрозой, которая может настичь в будущем, или, возможно, оно уже подтвердилось и в значительной степени состоялось?

Оценить реальные количественные показатели, характеризующие массовое истребление видов, мы сможем в три этапа. Во-первых, посмотрим, сколько видов исчезли в современную эпоху (то есть с 1600 года). Во-вторых, оценим, сколько других видов исчезли до 1600 года. На третьем этапе мы попробуем спрогнозировать, сколько еще видов могут вымереть за время жизни нашего поколения, наших детей и внуков. И после этого, наконец, рассмотрим вопрос о том, какое значение это для нас имеет.

Первый этап, то есть оценка числа видов, вымерших в современную эпоху, на первый взгляд кажется простым. Достаточно взять какую-либо группу растений или животных, подсчитать общее количество видов, отметить те, которые, как нам известно, вымерли в период после 1600 года, и сопоставить показатели. Для того, чтобы проделать такие подсчеты, удобнее всего взять птиц, поскольку их легче увидеть и идентифицировать, а также потому, что данные о птицах поступают от огромного количества наблюдателей. В результате о них известно больше, чем о любых Других группах животных.

Сегодня существует приблизительно 9000 видов птиц. В наше время за год обнаруживают всего один-два ранее неизвестных вида, таким образом, практически все существующие птицы уже получили названия. Наиболее значимая организация, наблюдающая за тем, что происходит с различными видами птиц, — Международный совет по охране птиц (СИПО), — подсчитала, что с 1600 года вымерло 108 видов птиц, а также многие подвиды. Практически все случаи такого исчезновения видов так или иначе вызваны деятельностью человека — особенно в недавний период. Сто восемь видов составляют один процент от общего числа видов птиц, которых насчитывается 9000. Вот откуда получен показатель в один процент, который я уже упоминал.

Вместо того чтобы воспринимать это как окончательный вариант данных о количестве вымерших современных птиц, мы сначала рассмотрим, каким образом было получено число 108. СИПО признает вид вымершим только после того, как птицу целенаправленно ищут в районе, где она, по имеющимся сведениям, ранее обитала или могла появиться, и в течение многих лет не обнаруживают. Во многих случаях наблюдатели за птицами прослеживали, как популяция сокращается до нескольких особей, а потом наблюдали за судьбой последних экземпляров. К примеру, среди видов, вымерших в США за последнее время, одной из последних потерь стал такой подвид как мерриттская приморская овсянка. Птица обитала на болотах близ Титусвилля, штат Флорида. Когда ее популяция сократилась из-за осушения болот, где овсянки обитали, природоохранные организации окольцевали тех немногих птах, которые уцелели, чтобы иметь возможность определять каждую конкретно. Когда их осталось всего шесть, птиц отловили, чтобы охранять и разводить в неволе. К сожалению, птицы одна за другой умерли. Последняя особь, с которой прекратил существование этот подвид, скончалась 16 июня 1987 года.

Таким образом, мерриттская приморская овсянка, вне всякого сомнения, является вымершим видом. Мы в той же степени не сомневаемся в отношении многих других подвидов и 108 видов птиц, указанных в числе вымерших. Вот полный список видов, исчезнувших в Северной Америке с момента европейской колонизации, с указанием года, когда умерла последняя особь: бескрылая гагарка (1844), очковый баклан (1852), лабрадорская утка (1875), каролинский попугай (1914) и странствующий голубь (1914). В прошлом бескрылая гагарка встречалась также и в Европе, но ни один из других видов европейских птиц не включен в список вымерших после 1600 года, хотя некоторые виды исчезли в Европе, сохранившись при этом на других континентах. Что же мы можем сказать об остальных видах птиц, которые по жестким критериям СИПО не могут быть отнесены к вымершим? Можем ли мы быть уверены в том, что они все еще существуют? Для большинства видов птиц Северной Америки и Европы ответом будет «да». Сотни тысяч фанатичных наблюдателей за птицами отслеживают все виды птиц на этих континентах каждый год. Чем более редким является вид, тем более настойчиво его разыскивают каждый год. Вымирание ни одного из видов североамериканских или европейских птиц не могло остаться незамеченным. Лишь для единственного вида птиц Северной Америки вопрос о существовании по-прежнему не решен: это багамский пеночковый певун, последний раз определенно наблюдавшийся в 1977 году; при этом СИПО не потеряла надежду его обнаружить, поскольку в более поздний период поступали неподтвержденные данные об этой птице. (Белоклювый дятел также, возможно, вымер, но его североамериканская популяция является «всего лишь» подвидом; несколько особей другого подвида дятлов до сих пор обитают на Кубе.) Таким образом, число видов североамериканских птиц, вымерших с 1600 года, совершенно точно не может быть менее пяти или более шести. Всякий вид, за исключением багамского пеночкового певуна, можно отнести к одной из двух категорий — либо к числу «определенно вымерших», либо «определенно существующих». Аналогичным образом число видов европейских птиц, вымерших с 1600 года, составляет один вид — не два, не ноль, но один.

Следовательно, мы получили точный, не допускающий разночтений ответ на вопрос о том, сколько видов североамериканских и европейских птиц вымерло с 1600 года. Если бы мы могли дать в той же степени определенный ответ и для других групп видов, то первый этап в решении вопроса о массовом вымирании видов был бы решен. К сожалению, в отношении других групп растений и животных такой четкой статистикой мы не располагаем, а также не можем столь же точно оценить состояние видов птиц в Других регионах мира — и менее всего в тропиках, где живет подавляющее большинство видов. Во многих тропических странах наблюдателей за птицами мало или нет совсем, а ежегодный мониторинг состояния видов птиц не производится. Во многих тропических районах мониторинг не проводился со времен проведения первого биологического исследования много лет назад. Статус значительного числа тропических видов неизвестен, поскольку их никто не видел вновь или не пытался целенаправленно разыскивать с тех пор, как они были обнаружены. К примеру, если говорить об изучаемых мною птицах Новой Гвинеи, монах Брасса известен только по восемнадцати особям, которые были застрелены в одной из лагун на реке Иденбург в период с 22 марта по 29 апреля 1939 года. Ни один ученый не посещал позднее эту лагуну, так что мы ничего не знаем о нынешнем состоянии монаха Брасса.

В случае с монахом Брасса нам хотя бы известно, где искать такую птицу. Многие другие виды описаны по материалам, привезенным экспедициями XIX века, и место обнаружения указано весьма неопределенно, — к примеру, «Южная Америка». Попробуйте определить статус редкого вида, располагая настолько приблизительными сведениями о том, где его стоит искать! Мы не знаем ничего о пении, поведении и предпочтительных местах обитания таких видов. Значит, мы не знаем ни где их искать, ни как их опознать, если мы вдруг увидим или услышим.

Многие тропические виды не могут быть отнесены по своему состоянию ни к «определенно вымершим», ни к «определенно существующим», — их статус просто неизвестен. Лишь случайным образом получается, что некий вид привлекает внимание орнитологов, становится объектом исследования и вследствие этого может быть признан «возможно вымершим».

Приведу пример. Другой тропический тихоокеанский регион, где я люблю наблюдать птиц — Соломоновы острова, — запомнился старшему поколению американцев и японцев как место наиболее ожесточенных сражений второй мировой войны. (Помните остров Гуадалканал, битву за Хендерсон-Филд, патрульный торпедный катер под командованием будущего президента Кеннеди, и «токийский экспресс»?) СИПО называет в числе вымерших лишь один из видов птиц Соломоновых островов — хохлатого голубя Мика. Но я свел в таблицу все данные по недавним наблюдениям за 164 известными видами птиц с Соломоновых островов и обратил внимание, что 12 из этих 164 видов никому не встречались с 1953 года. Некоторые из этих двенадцати видов несомненно вымерли, поскольку в прошлом они водились в изобилии, а заметить их несложно. Несколько жителей Соломоновых островов рассказывали мне, что этих птиц истребили кошки.

Двенадцать возможно вымерших видов из 164 — это не так много, чтобы вызвать серьезное беспокойство. Тем не менее на Соломоновых островах экологическая ситуация намного лучше, чем в остальных тропических регионах, поскольку там проживает сравнительно немного людей, мало видов птиц, хозяйственная деятельность развита слабо, а естественных лесов много. Более типичным примером тропического региона является Малайзия, отличающаяся разнообразием видов; и большая часть равнинных лесов там вырублена. Ученые, изучавшие природу этих мест, обнаружили 266 видов рыб, живущих в пресноводных лесных реках Малайзии. Недавно было проведено новое исследование, длившееся четыре года; из 266 видов удалось найти лишь 122 — менее половины. Остальные 144 вида пресноводных рыб Малайзии несомненно либо вымерли, либо встречаются очень редко, либо водятся на очень ограниченной территории. Люди не успели заметить, как эти рыбы обрели статус вымерших.

Малайзия может служить типичным примером того, что происходит в тропиках под воздействием человека. Как и большинству других видов животных, за исключением птиц, рыбам ученые уделяют внимание лишь время от времени, а не систематическим образом. Таким образом, на основании данных о том, что Малайзия утратила (или почти утратила) половину своих пресноводных рыб, мы имеем право предполагать, что то же самое можно сказать о видовом составе растений, беспозвоночных и позвоночных, за исключением птиц, на большей территории остальных тропических стран.

Итак, одна из проблем, затрудняющих определение числа видов, вымерших с 1600 года, состоит в том, что статус многих, а возможно, даже большинства описанных видов неизвестен. Но есть и другая проблема. До сих пор мы оценивали масштабы исчезновения только тех видов, которые уже открыты и описаны (названы). Могли ли какие-либо виды исчезнуть до того, как их успели описать?

Конечно же, могли, ведь по данным, полученным с помощью методики выборочного исследования, можно предположить, что количество всех видов в мире составляет около тридцати миллионов, тогда как описаны из них на настоящий момент менее двух миллионов. Два примера могут подкрепить нашу уверенность в том, что и виды могли вымереть до того, как были описаны. Ботаник Элвин Джентри наблюдал за растениями на Сентинеле, обособленной горной гряде в Эквадоре, где обнаружил тридцать восемь новых видов, распространение которых ограничивалось этим горным районом. Вскоре в этих горах провели вырубку леса, и растения были уничтожены. На острове Большой Кайман в Карибском море зоолог Фред Томпсон обнаружил два новых вида наземных улиток, распространенных только в лесу на известковой гряде. Через несколько лет был полностью вырублен, а на его месте построили жилой район.

В силу того, что по воле случая Джентри и Томпсон посетили эти горные районы до вырубки леса, а не после, мы сейчас знаем названия этих исчезнувших видов. Но в большинстве тропических регионах биологи не приезжают предварительно изучить те места, где начинается рубка леса и строительство. На Сентинеле также могли обитать улитки, а в бессчетных горных районах в тропиках существовали и растения, и улитки, которые человек уничтожил еще до того, как наука успела их открыть.

Короче говоря, проблема определения числа вымерших современных видов поначалу кажется несложной, и результаты сначала получаются не слишком тревожными, — так, к примеру, во всей Северной Америке и Европе вымерло всего пять или шесть видов птиц. Тем не менее после некоторого размышления мы обнаруживаем две причины, по которым опубликованные списки видов, признанных вымершими, отражают лишь малую часть от реального количества. Во-первых, в опубликованных списках могут быть перечислены только виды, уже имеющие названия, тогда как подавляющее большинство видов (помимо хорошо изученных групп, таких как птицы) человек оставил безымянными.

Во-вторых, если рассматривать ситуацию за пределами Северной Америки и не учитывать птиц, опубликованные списки состоят только из тех немногих названных видов, которые привлекли, по той или иной причине, интерес какого-либо биолога, который и обнаружил, что вида более не существует. Среди остальных видов, статус которых неизвестен, многие, весьма вероятно, вымерли или близки к этому — как, к примеру, в случае малазийских пресноводных рыб, из которых исчезла примерно половина видов.

А теперь давайте перейдем ко второму этапу в рассмотрении вопроса о массовом вымирании видов. До этого момента мы рассматривали только виды, уничтоженные после 1600 года, то есть с момента начала научной классификации видов. Истребление этих видов произошло из-за роста численности человеческой популяции, которая распространилась на ранее безлюдные территории и стала изобретать все более разрушительные технологии. А возникли ли эти факторы внезапно в 1600 году, по прошествии нескольких миллионов лет истории человечества? Разве человек не истреблял никаких животных до 1600 года?

Конечно, истреблял. До расселения нашего вида, случившегося пятьдесят тысяч лет назад, ареал обитания человека ограничивался Африкой, а также более теплыми регионами Европы и Азии. С того момента и до 1600 года происходила масштабная географическая экспансия нашего вида, в результате которой около 50 000 лет назад человек поселился в Австралии и Новой Гвинее, около 20 000 лет назад — в Сибири, около 11 000 лет назад — на большей части Северной и Южной Америки и лишь с 2000 года до н. э. — на большинстве островов далеко в океане. Произошла также и масштабная количественная экспансия нашего вида, численность которого 50 000 лет назад составляла, возможно, несколько миллионов, а к 1600 году увеличилась до полумиллиарда человек. Также возросла и разрушительность нашей деятельности, — охотничьи приемы совершенствовались в течение последних 50 000 лет (глава 2), за последние 10 000 лет (главы 10 и 14) у нас появились шлифованные каменные орудия и сельское хозяйство, а металлическими орудиями мы пользуемся последние 6000 лет.

В каждом регионе мира, до которого люди впервые добрались в течение последних 50 000 лет, появление человека приблизительно совпало с масштабными волнами вымирания доисторических видов. В предыдущих двух главах я рассказывал о том, как это происходило на Мадагаскаре, в Новой Зеландии, в Полинезии и в Америках. После того как люди добрались до Австралии, этот континент утратил своих гигантских кенгуру, сумчатых львов и других гигантских сумчатых. Примерно в тот период, когда индейцы достигли Северной Америки 11 000 лет назад, она лишилась львов, гепардов, местного вида диких лошадей, мамонтов, мастодонтов, гигантских наземных ленивцев и еще нескольких десятков видов крупных млекопитающих. Такие острова Средиземного моря как Крит и Кипр утратили карликовых слонов и гиппопотамов, тогда как на Мадагаскаре исчезли гигантские лемуры и бескрылые птицы эпиорнисы. С прибытием полинезийцев Новая Зеландия утратила гигантских нелетающих моа, а Гавайи — бескрылых гусей и десятки более мелких птиц, около 1000 и 500 года н. э. соответственно.

С тех самых пор как ученые заметили, что такое исчезновение видов происходит одновременно с прибытием человека, идут споры, виновен ли в этом человек, или он просто оказался в тех местах в момент, когда животные не выдержали перемен климата. Что касается волн вымирания видов на островах Полинезии, то в настоящее время уже не осталось сомнений в их причине: тем или иным образом они были спровоцированы прибытием полинезийцев. Волны вымирания птиц и прибытие полинезийцев пришлись на одни и те же несколько веков, в течение которых никаких значительных изменений климата не происходило; при этом в полинезийских печах обнаружены кости тысяч изжаренных моа. В случае с Мадагаскаром совпадение по времени выглядит столь же убедительно. Но причины более ранних волн вымирания, особенно тех, которые произошли в Австралии и в Америках, все еще остаются предметом разногласий.

Как я уже показывал в восемнадцатой главе по поводу волн вымирания видов в Америке, мне кажется, что имеющиеся данные убедительно свидетельствуют: человек сыграл важнейшую роль и в других случаях исчезновения видов, за пределами Полинезии и Мадагаскара. В каждой части света волна вымирания началась с момента прибытия человека, при этом в других районах, где в то же самое время имели место схожие изменения климата, подобного вымирания не происходило, и в прошлом в тех же самых районах климатические перемены сходного характера не сопровождались вымиранием.

Таким образом, я сомневаюсь, что причиной вымирания стал климат. Все, кто бывал в Антарктике или на островах Галапагос, знают, как доверчивы тамошние животные, не успевшие привыкнуть к человеку. Фотографы и в наши дни могут подойти совсем близко к этим наивным животным, — а в прошлом этой возможностью пользовались охотники. Мне представляется, что первые охотники точно так же подходили вплотную к наивным мамонтам и моа в других частях света, тогда как непуганые птицы на Гавайях и других островах легко становились жертвами крыс, явившихся вместе с первыми охотниками.

И виды истреблялись не только доисторическим человеком в районах, ранее не им населенных. За последние 20 000 лет вымерли также виды, обитавшие в районах, давно освоенных человеком; в Евразии исчезли шерстистые носороги, мамонты и гигантский олень (ирландский большерогий олень), а Африка утратила гигантского буйвола, гигантского бубала и гигантскую лошадь. Эти крупные животные также могли стать жертвой доисторического человека, который охотился на них в течение долгого времени, но оружие, которым он пользовался на охоте, сделалось лучше, чем в прошлом. Крупные млекопитающие Евразии и Африки не были непривычными к соседству с человеком, и исчезли они по тем же самым двум причинам, что погубили в Калифорнии гризли, а в Британии — медведей, волков и бобров, истребленных сравнительно недавно, хотя человек охотился на них многие тысячелетия. Эти две причины — возросшая численность человечества и усовершенствованное оружие.

Можем ли мы хотя бы приблизительно оценить, какое число видов вымерло в ходе доисторических волн истребления? Никто даже не пытался приблизительно оценить число растений, беспозвоночных или ящериц, вымерших в результате разрушения среды обитания в доисторическую эпоху, но практически на всех океанских островах, исследовавшихся палеонтологами, обнаружены останки птиц, вымерших в недавнюю эпоху. Путем экстраполяции данных на острова, где палеонтологические исследования еще не проводились, мы можем предположить, что около 2000 видов птиц, то есть пятая часть от всех видов птиц, существовавших несколько тысячелетий назад, — являлись островными видами, вымершими уже в доисторический период. В это число не входят те виды птиц, которые могли быть уничтожены в доисторическую эпоху на континентах. Из крупных млекопитающих в Северной Америке, Южной Америке и Австралии вымерли, соответственно, около 73,80 и 86 процентов в момент прибытия на эти континенты человека или вскоре после того.

Оставшийся этап в рассмотрении вопроса о массовом вымирании видов состоит в предсказании будущего. Остался ли в прошлом пик волны вымирания видов, вызванной человеком, или еще только предстоит? Есть несколько вариантов ответа.

Один из простых способов оценки состоит в том, чтобы прикинуть число видов, которые вымрут в будущем, на основе данных о видах, находящихся под угрозой вымирания на сегодняшний день. Популяции скольких из существующих видов сократились до опасно низких показателей? По оценкам СИПО, как минимум 1666 видов птиц находятся либо в опасности либо под угрозой исчезновения, — это около двадцати процентов от общего числа ныне существующих видов. Я говорю «как минимум 1666», поскольку это число ниже реального количества по той же причине, по которой, как я уже пояснял, заниженным является указанное СИПО число вымерших видов. Оба показателя учитывают только те виды, статус которых привлек внимание ученых, тогда как переоценки состояния всех видов птиц не проводилось.

Другой способ прогнозирования будущего состоит в том, чтобы понять механизмы уничтожения видов животных человеком. Темпы вымирания видов, вызванного деятельностью человека, могут продолжать ускоряться до тех пор, пока численность человечества и состояние технологий не стабилизируются, но в обеих областях никаких признаков стабилизации не наблюдается. Численность нашей популяции выросла в десять раз с 1600 года, когда она составляла полмиллиарда человек, и до настоящего момента, когда нас стало больше пяти миллиардов; при этом численность продолжает расти почти на два процента в год. Каждый день появляются новые технологические разработки, которые изменяют жизнь Земли и ее обитателей. Существует четыре механизма уничтожения видов по вине нашей продолжающей расти популяции: чрезмерный промысел, привнесение новых видов, разрушение среды обитания и «волновой эффект». Посмотрим, стабилизировался ли уровень воздействия этих четырех механизмов уничтожения на постоянной отметке.

Чрезмерный промысел — когда животных убивают так много, что их численность не успевает восстанавливаться — является основным механизмом истребления человеком крупных животных, от мамонтов до калифорнийских медведей гризли. (Последние изображаются на флаге Калифорнии, штата, где я живу, но многие из моих земляков-калифорнийцев не отдают себе отчета в том, что мы уже давным-давно истребили животное, являющееся символом штата.) Уничтожил ли человек всех крупных животных, которых способен истребить? Очевидно, что это не так. Когда из-за сокращения численности китов был введен международный запрет на коммерческий китобойный промысел, Япония объявила о решении втрое увеличить допустимое число китов, убиваемых этой страной «в научных целях». Все мы видели фотографии, изображающие охоту на африканских слонов и носорогов, которых убивают ради их бивней или рогов. Если сохранятся такие темпы уничтожения животных, то за одно-два десятилетия исчезнут не только слоны и носороги, но и большинство популяций других крупных млекопитающих Африки и Юго- Восточной Азии за пределами сафари-парков и зоопарков.

Второй механизм состоит в том, что человек, намеренно или случайно, привносит некоторые виды на территории, где их прежде не встречалось. В качестве примеров привнесенных человеком видов можно вспомнить такие известные виды, которые сейчас занимают прочные позиции в США, как пасюки, европейские скворцы, хлопковый долгоносик, также грибок, вызывающий заболевание цератоциститис вязовый и эндотиевый рак коры каштана съедобного. Европа также приобрела привнесенные из других регионов виды, примером которых служит тот же пасюк (английское название «норвежская крыса» является ошибочным, поскольку животное происходит из Азии, а не из Норвегии). Когда виды одного региона оказываются внедрены в природу другого, они часто истребляют некоторые местные виды, поедая их или заражая болезнями. До того виды-жертвы эволюционировали в условиях, где их новые враги отсутствовали, и в результате у них не выработалось никаких средств защиты. Американский каштан уже практически уничтожен эндотиевым раком коры — азиатским грибком, к которому устойчивы каштаны Азии. Подобным образом козы и крысы уничтожили многие виды растений и птиц на океанских островах.

Распространил ли человек по миру все виды возможных вредителей?

Очевидно, что еще нет, — на многих островах до сих пор нет ни коз, ни пасюков, а многие насекомые и инфекции не затронули стран, которые пытаются их не допустить путем карантина. Министерство сельского хозяйства США затрачивает огромные средства, но, похоже, безуспешно, чтобы предупредить распространение в стране пчел-убийц и средиземноморской плодовой мухи. Возможно, крупнейшей волной вымирания уже в наше время, причиной которой стало внедрение постороннего хищника, окажется процесс, который начался в африканском озере Виктория, где обитают сотни видов рыб, не встречающихся более нигде в мире. Нильский окунь — крупная хищная рыба, намеренно выпущенная в озеро для создания рыбного хозяйства — пожирает уникальных местных рыб.

Третий путь истребления видов животных человеком состоит в уничтожении среды обитания. Большинство видов живут только в среде определенного типа: болотная камышовка живет на болотах, тогда как сосновая древесная славка — в сосновом лесу. Осушая болота или вырубая леса, человек уничтожает виды, зависимые от этой среды обитания, так же неотвратимо, как если бы он отстреливал всех представителей конкретных видов. Так, например, когда был вырублен весь лес на филиппинском острове Себу, девять из десяти эндемичных видов птиц острова вымерли.

Если говорить об уничтожении среды обитания, здесь самое худшее нам еще предстоит, поскольку только сейчас человек начал по-настоящему уничтожать влажные тропические леса, среду, отличающуюся огромным разнообразием видов. Биологическое разнообразие влажных джунглей поразительно: к примеру, на одном дереве в Панаме может проживать более полутора тысяч видов жуков. Влажные джунгли покрывают шесть процентов поверхности Земли, но в них обитает половина существующих на планете видов. В каждом районе влажных джунглей имеется большое число видов, не встречающихся нигде более. Назовем лишь некоторые исключительно богатые по своему разнообразию дождевые леса, которые уничтожаются в наше время: почти полностью вырублены джунгли на атлантическом побережье Бразилии и на равнинах Малайзии, а в ближайшие пару десятилетий то же самое ждет леса Борнео и Филиппин. К середине следующего века большие участки тропических лесов сохранятся, скорее всего, только в отдельных местах бассейнов рек Заир и Амазонки.

Каждый вид зависит от других, которые служат ему пищей и обеспечивают место для жизни. Таким образом, виды связаны друг с другом, как разветвляющиеся цепочки домино. Толчок одной косточки домино заставляет упасть несколько костяшек подряд; так и уничтожение одного вида может привести к утрате других, а их исчезновение поставит под угрозу существование еще нескольких видов. Этот четвертый механизм истребления можно назвать волновым эффектом. В природе существует множество видов, и они настолько сложным образом связаны между собой, что практически невозможно предвидеть, каким может быть волновой эффект от вымирания какого-либо конкретного вида.

К примеру, пятьдесят лет назад нйкто не мог предположить, что исчезновение больших хищников (ягуаров, пум и гарпий) на принадлежащем Панаме острове Барро-Колорадо приведет к вымиранию маленьких муравьеловок и к серьезным изменениям

в видовом соотношении деревьев в лесах острова. Тем не менее именно так все и произошло, поскольку в прошлом крупные хищники поедали хищников среднего размера, таких как пекари, обезьяны и носухи, а также питавшихся семенами животных среднего размера, агути и пака. С исчезновением крупных хищников произошел взрывной рост численности средних по величине хищников, которые съели муравьеловок и их яйца. Питавшиеся семенами животные среднего размера также размножились и съели падавшие на землю крупные семена, подавив тем самым размножение деревьев с крупными семенами и способствуя размножению соперничающих видов деревьев, имевших мелкие семена. Ожидается, что это изменение видового состава лесных деревьев приведет, в свою очередь, к росту численности мышей и крыс, питающихся мелкими семенами, а затем к резкому росту числа ястребов, орлов и оцелотов, охотящихся на мелких грызунов. Таким образом исчезновение трех не особенно распространенных видов крупных хищников стало началом волнообразно распространяющихся изменений во всем растительном и животном сообществе, в ходе которых случилось в том числе и вымирание многих других видов.

В результате действия этих четырех механизмов — чрезмерного промысла, привнесения новых видов, разрушения среды обитания и волнового эффекта — к середине следующего века, когда человеческим детям, родившимся в этом году, будет шестьдесят, может вымереть или оказаться под угрозой исчезновения более половины ныне существующих видов. Я, подобно многим современным отцам, часто задумываюсь, как рассказать моим сыновьям-близнецам, которым сейчас четыре года, о мире, в котором я вырос и которого они никогда не увидят. К тому времени, когда они достаточно подрастут, чтобы поехать со мной в Новую Гвинею, одну из сокровищниц биологического разнообразия в мире, где я проработал последние двадцать пять лет, — большая часть восточного нагорья Новой Гвинеи останется без леса.

Если сложить число видов, вымирание которых уже произошло по вине человека, и тех, которых мы уничтожим в самом ближайшем времени, становится понятно, что нынешняя волна вымирания вскоре превзойдет по последствиям столкновение с астероидом, которое, как полагают, уничтожило динозавров. Млекопитающие, растения и многие другие типы организмов пережили это столкновение почти без потерь, а нынешняя волна затрагивает все виды, от пиявок и лилий до львов. Таким образом, кризис вымирания видов, о котором говорят, — не истеричная фантазия и не просто серьезный риск для будущего человечества. В действительности этот процесс набирает темпы в течение 50 000 лет и подойдет к завершению уже при жизни наших детей.

А теперь, наконец, рассмотрим два аргумента, в которых признается реальность вымирания, но отрицается его значимость. Первое: разве вымирание не является естественным процессом? А если это так, почему мы так переживаем из-за волны вымирания, происходящей сейчас?

Ответ на первый вопрос состоит в том, что современные темпы вымирания, вызванного деятельностью человека, намного выше естественных темпов. Если верен прогноз, что в течение следующего века исчезнет половина из существующих на данный момент в мире тридцати миллионов видов, то процесс вымирания видов идет сейчас со скоростью около 150 000 видов в год, или семнадцать видов в час. Из живущих в мире 9000 видов птиц вымирает не менее двух в год, тогда как в естественных условиях исчезает менее одного вида за столетие, то есть нынешние темпы как минимум в 200 раз превышают естественные. Отрицать критический уровень вымирания видов на почве того, что вымирание естественно, — то же самое, что отрицать геноцид, заявляя, что смерть неизбежно постигнет всех людей.

Второй аргумент прост: ну и что? Мы заботимся о собственных детях, а не о жуках или дартерах-моллюскоедах; если вымрут десять миллионов видов жуков, кому до этого дело? Ответ на этот вопрос столь же прост. Как и все виды, мы зависим от других видов во многих отношениях. Назовем только наиболее очевидные проявления этой зависимости: другие виды вырабатывают кислород, которым мы дышим, поглощают углекислый газ, который мы выдыхаем, перерабатывают наши сточные воды, дают нам еду, поддерживают плодородность нашей почвы и обеспечивают нас деревом и бумагой.

А нельзя ли оберегать те конкретные виды, которые нам нужны, а остальные пусть вымирают? Конечно же, нет, потому что необходимые нам виды зависят от других видов. Панамские муравьеловки не могли предвидеть, что им не обойтись без ягуаров; цепочка экологических домино настолько сложна, что и человек не может определить, без каких звеньев этой цепи можно прожить. Кто из вас в состоянии ответить на вот эти три вопроса. Какие десять видов деревьев обеспечивают большую часть сырья для производства бумаги в мире в целом? Для каждого из этих десяти видов деревьев какие десять видов птиц поедают большинство насекомых-вредителей, угрожающих этому дереву, какие десять видов насекомых опыляют большинство его цветков, и какие десять видов животных в наибольшей степени способствуют распространению его семян? От каких других видов зависят эти десять птиц, насекомых и животных? Директору лесозаготовительного предприятия, который пытается разобраться, исчезновение каких видов мы можем допустить, нужно уметь отвечать на эти три сложных вопроса.

Когда вы оцениваете целесообразность некоего проекта застройки, который принесет доход в миллион долларов, но может привести к уничтожению нескольких видов, у вас есть большой соблазн предпочесть прибыль, игнорируя события, которые произойдут лишь с некоторой долей вероятности. Обычно я привожу следующую аналогию. Некто предлагает вам миллион долларов в обмен на право безболезненно отрезать две унции вашей драгоценной плоти. Вы решаете, что две унции составляют всего лишь тысячную долю от веса вашего тела, так что девятьсот девяносто девять тысячных (это много) у вас останутся. Это допустимо, если две унции будут взяты из излишков вашего жира, а удалять их будет опытный хирург. А что случится, если хирург просто оттяпает две унции из любой части вашего тела, от которой ему удобнее резать, или если он не знает, какие части тела являются необходимыми? Может оказаться, что он вырежет эти две унции из вашего мочеиспускательного канала. Если вы собираетесь продать большую часть своего тела, как человечество сейчас планирует уничтожить большую часть естественных мест обитания, имеющихся на нашей планете, то вы гарантированно утратите в конце концов и свою уретру.

В заключение постараемся адекватно оценить значимость проблем, сравнив два облака, которые, как я уже упоминал в самом начале главы, омрачают наше будущее. Ядерная катастрофа, несомненно, окажется для нас фатальной, но она не происходит прямо сейчас и может не произойти в будущем. Экологическая катастрофа тоже окажется несомненно фатальной, но ее отличие в том, что она уже идет. Она началась десятки тысяч лет назад, а в наше время приносит больше вреда, чем когда-либо в прошлом, и ее темпы нарастают, а развязка наступит не позднее, чем через сто лет, если люди не примут мер. Единственное, в чем мы не можем быть уверены, — придется ли этот момент на время жизни наших детей или внуков, и решится ли человечество прямо сейчас приступить к действиям (суть которых очевидна), чтобы сдержать этот процесс.