В течение часа Эмма ходила по кругу в холле, один круг занимал пятнадцать секунд. Каждый раз она останавливалась перед большими настенными часами, видела, как миновала очередная минута. Сжав руки, она продолжала ходить.
Сомнения разрывали грудь. И она пыталась физически прогнать их прочь. Она не хотела просить помощи, но сделала бы все, чтобы принять ее. Да. Это был риск. Но если она что-то понимает в этой жизни, это был обоснованный риск.
Она хотела, чтобы Мэтью исчез. Хотела, чтобы он не мог причинить ей вреда. Если бы она позволила себе опуститься в те темные глубины порока, которые, как она знала, бурлили у нее в крови… это было бы довольно просто. В Лондоне даже одинокий незнакомец может нанять убийцу за несколько фунтов. Но она еще не опустилась столь низко. Она не хочет навредить Мэтью, хотя он угрожал ей, вбил себе в голову, что она отказывается понять его. Нет, она не хотела причинять Мэтью вред.
Был только один человек, к которому она могла обратиться. Она доверяла ему больше, чем кому бы то ни было, хотя и не полностью.
Она снова подошла к стене и посмотрела на часы. Пять часов пятьдесят две минуты. Если она скажет, что ей необходима срочная помощь, пустит ли ее его дворецкий? Зажжет лампу и разбудит своего хозяина, держа ее письмо в руках? Она не знала. Но могла попробовать.
Эмма еще долго кружила по комнате, прежде чем ей удалось успокоиться. Она накинула плащ, натянула перчатки и тихо молилась, чтобы Господь помог ей найти экипаж в этот ранний час. Молилась, чтобы ей повезло и слуга отнесся к ней сердечно или по крайней мере с пониманием и сумел оценить ее искренность.
Стоило Эмме шагнуть за порог, как она оказалась в густом тумане. И к лучшему, никто не мог проследить за ней, не шел по пятам, она сама не видела себя, шагая сквозь густую влажную пелену.
Если бы даже поблизости был экипаж, она не могла бы разглядеть его. Казалось, все застыло кругом – и Эмма, и густой туман. Единственное, что она могла, – идти вперед в окружении тумана.
Туман окутывал ее, она входила в него все дальше и дальше, он поглощал ее, словно гигантский голодный рот. Звуки были четко слышны. Но это были звуки ее собственных шагов и другие, неведомые шумы. Она должна была испугаться, но продолжала идти. И чего ей бояться? Самый большой из всех возможных страхов уже посетил ее – Мэтью.
Мэтью Бромли имел самое прямое отношение к ее страхам, неженатый мужчина в деревушке ее дяди. А Эмма была юной девушкой, ее тело разрывалось от любопытства. Он выбрал ее, и она позволила себе несколько случайных встреч. Невинных, по существу… Его интерес к ней вырос, сфокусировался и стал интенсивнее. Он недолго довольствовался поцелуями и прогулками. Он хотел большего – завоевать ее душу. Он хотел жениться, требовал этого, но она отказала.
Затем в одну из прекрасных ночей Великого поста он снова уговорил ее прийти на свидание. Она была раздражена и обеспокоена, но все же встретилась с ним на берегу реки. И хотя она не отвечала на его нежности и ей становилось тревожно от запаха дыма, идущего непонятно откуда, она не вернулась домой вовремя, а позволила ему увлечь себя на длительную прогулку. И именно в ту ночь ее дядя погиб во время пожара. Потому что ее не было дома.
Эмма вздохнула и, остановившись, огляделась. Предрассветный туман вмещал лишь два цвета: черный и серый. Конечно, улицы скоро оживут.
Мэтью сначала был ее другом. Он привел ее в дом своего отца и постоянно был рядом, разделяя ее горе и вину. Его семья позаботилась о ней и приняла как родную, но Мэтью не забыл о своем желании. Через несколько недель после смерти дяди он начал стучаться в ее дверь. Шептать о ее обязанностях и своей любви. Он подкарауливал ее в темных уголках под лестницей и в коридоре, постоянно заводил разговор о будущем и о благодарности, которую она должна ощущать от его преданности. Эмма сама не заметила, как оказалась в ловушке.
Но завещание покойного дяди было наконец вскрыто, и она получила свое наследство. Что за облегчение было уехать из дома Бромли! Она сняла комнату в доме мельника, но ее радость оказалась недолгой. Мэтью страшно разозлился и не оставил своих притязаний. Напротив, он стал еще настырнее.
Достаточно скоро она поняла, что должна исчезнуть из дома мельника, чтобы скрыться от приставаний Мэтью и от взглядов любопытных соседей. Она не могла объяснить миссис Шропшир, жене мельника, почему не испытывает никакого интереса к замужеству. Она устала от непонимания, ей надоело отвечать на вопросы, почему она отвергает очередное предложение Мэтью. И она не могла жить полной жизнью на шестьсот фунтов.
Карета проехала мимо, обрызгав ее грязью. Эмма отошла ближе к домам, но это не помогло. Тут она угодила в большую лужу и прокляла свое невезение. Еще одна карета загромыхала по булыжной мостовой, какая-то женщина пробежала мимо, и Эмма поняла, что туман начал спадать. Наконец она вышла на широкую улицу и улыбнулась. Три экипажа стояли вдоль тротуара, их колеса утопали в тумане.
Десять минут спустя она уже стояла перед темно-зеленой дверью. Наступило утро, хотя солнце едва просвечивало сквозь серые тучи. Эмма убрала волосы со лба и провела рукой по лицу. Она поправила плащ, отодвинув его чуть-чуть назад, чтобы приоткрыть платье из хорошей ткани. И затем поднялась по ступеням и взялась за молоточек.
Долгое время никто не отвечал, хотя слуги уже должны были быть на ногах. Но видимо, не слышали стука в парадную дверь. Если никто не ответит, ей придется пройти к черному ходу. Эмма постучала сильнее.
Послышались приглушенные голоса. Прежде чем дверь открылась, Эмма выпрямила спину и подняла подбородок как можно выше.
Дворецкий, довольно молодой человек, внимательно оглядел ее. Он не оставил без внимания синий шелк ее платья, остановился взглядом на промокших туфлях и только потом кивнул:
– Мадам?
– Мне нужна ваша помощь. Это очень срочно. Вы не могли бы передать это лорду Ланкастеру? – Она протянула смятую записку. Дворецкий посмотрел на бумагу, но не взял ее.
– Милорд принимает днем, мадам.
– Я леди Денмор, друг вашего хозяина. Он предложил мне свою поддержку, на тот случай если она мне понадобится. И она необходима мне сейчас. Пожалуйста, передайте ему письмо.
– Но это против всех правил.
– Да-да. Конечно. Я бы не ушла из своего дома так рано, если бы это не было срочно. Пожалуйста, разбудите его. Отдайте ему письмо. Я подожду здесь, если не возражаете. Мне это крайне необходимо. Вы откажете мне, если он откажет.
Молодой круглолицый мужчина отвел взгляд от ее лица и посмотрел на записку. Он явно не знал, как поступить, и разрывался между чувством служебного долга, повелевающим соблюдать священный покой своего хозяина, и желанием соблюсти приличия при переговорах с незнакомой леди. Он не имел опыта в подобных вещах. Как, впрочем, и вообще не имел опыта. По мнению Эммы, этот молодой человек был лучшим дворецким, какого только мог себе позволить Ланкастер.
– Пожалуйста, пройдите за мной в приемную, леди Денмор. Я уверен, лорд Ланкастер будет счастлив, если вы согреетесь чашкой чаю, пока ждете его.
Эмма глубоко вздохнула и почувствовала, как защипало глаза от слез при мысли о чае и теплой комнате.
– Благодарю.
Дворецкий взял записку, а также плащ гостьи. И провел ее в уютную приемную, прежде чем доложить хозяину.
Ей придется подождать, и она была благодарна этому. У нее есть время собраться с силами. Ланкастера придется разбудить, ему понадобится время, чтобы прочитать записку и одеться, побриться, может быть, даже взбодрить себя чашкой чаю.
Девушка принесла чай и горячие булочки. Эмма наслаждалась, торопливо поглощая мягкую булочку. Она едва успела смахнуть крошки с губ, как появился Ланкастер.
– Леди Денмор?
Эмма оцепенела при виде его. Виконт всегда был образцом элегантности. Но только не в это утро. Сейчас на нем были ботинки и короткие штаны, мятая белая рубашка, открывающая половину груди, и черный сюртук, небрежно накинутый на плечи. Волосы на голове спутанные, сплошная золотая масса, светлее, чем щетина на щеках. И Эмма могла бы поклясться, что на воротнике рубашки было пятно от губной помады.
– Леди Денмор. Что случилось?
Она отвела изумленные глаза от его нескромной одежды.
– Мне… мне… нужна ваша помощь, Ланкастер.
Он нетерпеливо кивнул:
– Конечно. Вы в опасности? У вас неприятности?
– Нет, я… – Нервы натянулись, и она не могла усидеть на месте. – Извините, что пришла в такой неурочный час.
– Ради Бога, леди Денмор, расскажите мне, что случилось?
Она не знала, с чего начать.
– Пожалуйста, зовите меня Эмма.
– Эмма. – Он не так нежно произнес ее имя, как это делал Харт. Сейчас в его интонациях слышалось нетерпеливое ворчание.
Она снова посмотрела на его открытую грудь и заметила шрам на шее. По всей ее ширине. Перехватив беспокойный взгляд Эммы, Ланкастер нахмурился и начал торопливо застегивать рубашку.
– Мне нужна помощь, – наконец выговорила она. Она подошла к камину и стала смотреть на огонь, который разожгла горничная. Когда же она оглянулась, Ланкастер стоял, заложив руки за спину и исподлобья следя за ней. У нее не было выбора. – Один человек… из Чешира преследует меня.
– Преследует?
– Он был… Он и раньше, когда я была замужем, питал ко мне интерес. Когда лорд Денмор умер, он стал… более настойчивым. Он не оставляет меня в покое, говорит, что любит меня и мы должны пожениться. Он не желает принимать мой отказ. И выдумывает такие вещи…
Ланкастер покачал головой:
– Я не понимаю…
Эмма прикусила губу, ей не оставалось ничего другого, как призвать на помощь ложь, которую она сочинила.
– Он всем говорит, будто я вообще не была замужем. Утверждает, что лорд Денмор не был моим мужем. Я страшно испугана. Я решила уехать в Лондон, забыть о нем и обо всем, что с ним связано… Но он нашел меня и здесь.
– Вы видели его?
– Да. – Эмме пришлось разыгрывать печаль, когда она прижала руку к груди. – Вчера, возвратившись домой, я нашла его в моей спальне. Он ждал меня там.
Тревога появилась в глазах Ланкастера.
– Эмма? – спросил он, но она покачала головой.
– Я сказала ему, чтобы он ушел. Но он вернется сегодня днем. Он настаивает, чтобы мы уехали в Чешир и поженились, говорит, что уничтожит меня, если я не соглашусь.
Глаза Ланкастера сузились, он осторожно спросил:
– Этот человек не обидел вас? Это правда?
– Да. Со мной все нормально. Просто напугал и… мне нужно время. Я должна перевезти все свое домашнее хозяйство, но мне необходимо несколько дней, может быть, пару недель, чтобы найти подходящее жилье и устроиться…
– Вы не хотели бы остаться здесь?
– О! Что вы… я польщена!
Его лицо озарилось быстрой улыбкой, которая придала ему лукавое выражение.
– Разумеется, я имею в виду, что сам буду в отъезде.
– Хм-м, конечно. Но я не могу рисковать, снова вступая с ним в спор или… вы понимаете…
– А почему вы не обратились за помощью к Сомерхарту? Я спрашиваю, разумеется, не потому, что возражаю против вашего прихода ко мне.
Эмма сжала ладони и задумалась.
– Все не так, как кажется на первый взгляд, – после небольшой паузы проговорила она. – Мы больше не общаемся. А если бы и общались, он не понял бы меня так, как…
– Ха! – воскликнул Ланкастер. – Справедливое заключение. Я рад, что вы не пострадали, и подумаю, что можно сделать. – Он указал на диванчик, обитый узорчатой парчой, и сел рядом. – Вы говорите так, словно у вас уже есть идея, которую вы хотели бы осуществить.
– Да.
Он снова улыбнулся, когда она налила ему чай.
– Вам нужна помощь. Но я очень сомневаюсь, что вы так уж беспомощны.
– Мм… – задумчиво протянула Эмма. – У меня есть маленький план. Мне нужно, чтобы этот человек держался подальше от меня и я смогла бы беспрепятственно уехать.
– Но куда вы уедете? Он снова найдет вас. Он может причинить вам вред.
– Я не хочу, чтобы пострадал он или его близкие. Они были так добры ко мне.
– Но вы готовы отказаться от жизни здесь, лишь бы сбежать от него?
Встретив его беспокойный взгляд, она решила сказать правду.
– Я никогда не намеревалась жить здесь, Ланкастер. И не могла бы позволить себе такое, даже если бы хотела. Я приехала для того, чтобы…
– Это ясно, зачем вы приехали, Эмма. Вы приехали, чтобы заработать деньги. – В его глазах светилась симпатия. Понимание.
Она отвернулась.
– Не то чтобы деньги…
– Я понимаю. Но вы имеете на это больше прав, чем я. Вы работаете для этого, я же просто хочу жениться.
Эмма рассмеялась:
– Кто-то сказал, что жизнь – это работа.
– Возможно. – Его ладонь накрыла ее руку. – Если бы у меня были свободные деньги, то я отдал бы их вам и отпустил бы вас на все четыре стороны. Или не отпустил.
Она покраснела и рассмеялась. Даже в своем бедственном положении она находила его очаровательным. И соблазнительным. Если бы она не была честной, она соблазнила бы его. Но она знала, что он должен найти себе жену, и чем скорее, тем лучше. Любую жену, которая принесет ему деньги.
И потом она не была его единственным увлечением, на что указывало состояние его рубашки.
Эмма открыто улыбнулась и встретила его взгляд.
– У меня есть план, но мне нужна ваша помощь. Я хотела бы, чтобы Мэтью арестовали. Чтобы его продержали под арестом пару недель, но не причинили вреда. Но вот беда, я не знаю, где найти нужного констебля, кого-то, кто польстился бы на взятку. Пусть не очень честного, но такого, кому можно доверять. – Она снова рассмеялась, хотя, конечно, это было не к месту.
Он усмехнулся:
– И вы подумали обо мне?
– Только потому, что считаю вас другом, Ланкастер. Не потому, что думаю, что вы прохвост.
– Как друг, я могу быть искренен с вами. Я не уверен, что знаю, где отыскать порядочного констебля, который пойдет на подкуп. Но сделаю все, что смогу.
– Спасибо. Мне никогда не расплатиться с вами.
– О, я думаю, вы могли бы, но тут вмешивается мое проклятое благородство.
– Это тяжелая ноша, я понимаю.
– В котором часу придет ваш назойливый поклонник?
– В три часа. Я воззвала к его чувству приличия. Если бы я не пообещала, он бы ни за что не ушел.
– Что ж, тогда я немедленно приступлю к делу. Постараюсь найти подходящего констебля и, когда все устроится, сообщу вам, а ваш преследователь будет смотреть на мир сквозь тюремную решетку.
Горло перехватило. Ее душили слезы стыда и облегчения. Она была так благодарна Ланкастеру за помощь и дружбу, хотя сама лгала ему на каждом слове. И когда она думала о том, что случится с Мэтью, ее угнетало чувство вины. Но как бы то ни было, она не могла позволить ему исковеркать себе жизнь. А Харт…
Она прерывисто вздохнула и сжала руку Ланкастера.
– Простите меня…
– Глупости. Я рад, что вы обратились за помощью ко мне.
Она кивнула, как бы извиняясь только за причиненное ему беспокойство, а не за злоупотребление его доверием, а также и всех тех, кого он знал.