Кент, 1820 год

Саманта Бриггем отвернулась от окна, из которого в гостиную залетал прохладный вечерний ветерок, и посмотрела на своего любимого, но явно потерявшего разум отца.

— Папочка, я просто ушам своим не верю! С чего вы взяли, что я собираюсь выйти замуж за майора Уилшира? Я ведь его почти не знаю.

— Пфф. Он столько лет друг нашей семьи, — сказал Чарльз Бриггем, подойдя к дочери.

— Да, но почти все это время он служил в армии, — заметила девушка, изо всех сил стараясь подавить охватившую ее дрожь. Она и представить себе не могла, что можно питать какие-то романтические чувства к угрюмому майору. Он имел обыкновение так хмуриться, словно только что съел лимон. Она сильно подозревала, что этот разговор был результатом матримониальных махинаций ее матушки, движимой добрыми, но совершенно нелепыми намерениями.

Отец погладил себя по подбородку.

— Тебе почти двадцать шесть, Самми. Пора выйти замуж.

Самми с трудом удержалась, чтобы не воздеть глаза к небесам. Папочка — самый милый, самый славный человек на свете и вовсе не упрямый, но у него есть жена и четыре дочери, и он становится непробиваем, как доска, когда речь заходит о чувствах женщин, в особенности ее чувствах.

— Папочка, я уже давно миновала брачный возраст. И вполне довольна своей жизнью.

— Вздор. Каждой девушке хочется замуж. Твоя матушка тоже так считает.

Эти слова укрепили Саманту в предположении, что именно мамочка и заварила всю эту кашу.

— Вовсе не каждая, папочка. — Мурашки побежали у нее по спине при мысли о том, что ее выдадут за кого-либо из знакомых ей мужчин, этих скучных болванов. Они смотрели на нее с неподдельным ужасом, стоило ей заговорить, например, о математических уравнениях или вообще научных материях, и считали ее «эксцентричной Самми». Это был nom de plume, который она приняла с философским спокойствием, зная, что действительно эксцентрична — по крайней мере, в глазах людей ее круга.

— Разумеется, всем девушкам хочется замуж, — повторил отец, возвращаясь к начатому разговору. — Посмотри на своих сестер.

— Я вижу их каждый день. И очень люблю. Но вы же знаете, папочка, что я совсем на них не похожа. Они красивые, милые, женственные — просто созданы быть женами. У них отбоя от поклонников не было. Но то, что Люсиль, Гермиона и Эмили вышли замуж, еще не значит, что я тоже должна это сделать.

— Неужели тебе не хочется иметь свою семью, дорогая?

В воздухе повисло молчание. Сердце у Саманты болезненно сжалось. Эти несбыточные фантазии она давно похоронила.

— Папочка, мы с вами знаем, что я не вызываю у мужчин желания жениться. Ни в смысле внешности, ни в смысле темперамента. К тому же я слишком стара…

— Вздор. Ты красивее, чем думаешь, Самми. И ничего нет плохого в том, что женщина умна — если только она этим не кичится. — Он бросил на нее резкий взгляд. — К счастью, майор Уилшир не находит ни твой возраст, ни твой интеллект совсем уж неприемлемыми.

Самми поджала губы.

— Очень любезно с его стороны.

Ее язвительный тон не возымел действия.

— Воистину так, — продолжал отец. — Майор действительно предпочитает невесту в годах. Конечно, тебе придется прекратить помогать Хьюберту с его опытами, перестать коллекционировать насекомых и лягушек и тому подобное. Для замужней леди совершенно неприлично ползать по земле. Твоему брату придется обойтись без твоей помощи.

Ну, это уже слишком. Самми откашлялась и поправила очки.

— Папочка, мне нравится работать с Хьюбертом в его лаборатории, и я не собираюсь это прекращать, особенно сейчас, когда мои собственные опыты, возможно, скоро приведут к некоему открытию. И я совершенно счастлива, что у меня есть возможность стать любящей тетушкой моим будущим племянникам и племянницам. У меня нет ни малейшего желания становиться женой майора Уилшира. Честно говоря, меня сильно удивляет, что вы могли даже предположить такое.

— Майор Уилшир — превосходный человек.

— Да, превосходный. К тому же годится мне в отцы.

— Ему всего сорок три…

— Годился бы в том случае, если бы завел детей в ранней молодости, — ровным голосом продолжала она, пропустив слова отца мимо ушей. — Но, что гораздо важнее, мы не любим друг друга.

— Возможно, но он явно расположен к тебе.

— Этого недостаточно для женитьбы.

— Напротив, он с готовностью согласился на помолвку.

Тяжелое молчание повисло в комнате.

— Согласился на помолвку? — спросила она, когда наконец вновь обрела голос. — А вы что, уже обсуждали с ним этот вопрос?

— Разумеется. Мы обо всем договорились. Майор счастлив. Как и мы с матушкой. Поздравляю, дорогая. Ты официально обручена.

— Обручена! — Резкий голос Саманты прозвучал, как пистолетный выстрел. Она крепко зажмурила глаза и заставила себя дышать глубоко и спокойно. В прошлом мамочка пыталась найти для нее поклонников, но в конце концов оставила свои безуспешные попытки и сосредоточила внимание на трех младших дочерях-красавицах.

Однако после свадьбы Эмили, состоявшейся три месяца назад, матримониальный глаз миссис Бриггем снова сосредоточился на своей единственной незамужней дочери. Самми следовало бы предугадать такой поворот событий, однако этого не случилось. Очевидно, мать не отказалась от своих смехотворных надежд. Но все же Саманта отмахивалась от этих попыток, прекрасно понимая, что среди их знакомых нет того, кто захочет жениться на ничем не примечательной, очкастой, прямодушной, не приспособленной к обществу, безнадежной старой деве и книжном черве.

Что же до майора Уилшира, то, по мнению Самми, он был явно не в себе.

Чарльз Бриггем вставил в левый глаз монокль и уставился на дочь.

— Должен сказать, Самми, вид у тебя далеко не радостный, вопреки уверениям твоей матушки. — На лице отца было написано недоумение.

— У меня нет никакого желания выходить замуж за майора Уилшира, папа. — Она откашлялась и очень отчетливо добавила:

— И я этого не сделаю.

— Пфф. Разумеется, сделаешь. Мы уже все устроили, дорогая.

— Устроили?

— Ну конечно. Оглашения будут сделаны в воскресенье. Свадьба состоится в следующем месяце.

— В следующем месяце! Папа, это безумие. Я не могу…

— Ну не волнуйся так, Саманта. — Отец похлопал ее по руке. — Уверен, ты будешь счастлива, когда вы с майором получше узнаете друг друга. — Он перешел на шепот: — Майор приедет к нам в конце недели и подарит тебе обручальное кольцо. Кажется, с сапфиром.

— Не нужно мне никакого обручального кольца…

— Разумеется, нужно. Всем девушкам оно нужно. Так сказала твоя матушка. Ах, уже так поздно, и я очень устал. Все эти брачные приготовления ужасно утомительны, и я хочу пойти к себе. Твоя дорогая матушка разглагольствовала несколько часов, и я в полном изнеможении. Мы все обсудим потом, завтра.

— Нам нечего обсуждать, папа. Я не выйду за него.

— Разумеется, выйдешь. Доброй ночи, дорогая.

— Я не выйду за него! — крикнула Саманта вслед отцу, но он уже закрыл за собой дверь. Она раздраженно вздохнула и принялась растирать себе виски, где быстро разгоралась пульсирующая боль.

Чем вызвано это безумное решение? И как распутать этот клубок?

Щеки ее запылали, стоило только представить, что именно сказала мамочка майору Уилширу, чтобы уговорить его жениться. Уж если она что-нибудь заберет себе в голову, непременно добьется своего. Люди часто покидали общество Корделии Бриггем с ощущением, что по голове им стучали чугунной сковородкой.

К несчастью, добрые намерения миссис Бриггем бывали не всегда тактичны, но зачастую Самми не могла не восхищаться, а то и не ужасаться, умением матери перехитрить кого угодно. Она не сомневалась, что, служи ее маменька в армии, битва при Ватерлоо, где Наполеон потерпел поражение, произошла бы гораздо раньше.

Она ходила, сплетя пальцы, по толстому эксминстерскому ковру. Что же делать? Мысль провести всю жизнь с майором Уилширом, слушать во всех подробностях его рассказы о военных маневрах вызвала у нее панический страх. Он, конечно, потребует, чтобы она прекратила свою научную работу, но она ни за что не согласится.

Она постарается переубедить отца. Но тут Саманта вспомнила, как звучал его голос, когда он сказал, что все уже устроено. Обычно ей удавалось склонить отца на свою сторону, но если маменька уже вбила ему в голову какую-то мысль, поколебать его вряд ли удастся. А мысль выдать ее за майора Уилшира ему явно вбили в голову.

Саманта вспыхнула от унижения. Господи, это так похоже на ее выезд в свет восемь лет тому назад. Как она просила, чтобы ее не вывозили на приемы, где люди шептались, прикрывая рты рукой, жалея ее из-за того, что она не обладает ни красотой, ни грацией своих младших сестер. В вычурных платьях она чувствовала себя выставленной напоказ, и ей было неловко. Но все же миссис Бриггем настояла, и муж пошел у нее на поводу. И Саманта, высоко подняв голову, выдерживала шепоток и сочувствующие взгляды, ускользнувшие от ее родительницы, и прятала сердце за бесконечными фальшивыми улыбками.

Она прижала руки к груди, вспомнив, как мать устроила замужество Гермионы — от ее тактического блеска у самого маршала Веллингтона захватило бы дух. Герми счастлива, это так, но бедняжка ведь почти не была знакома с Реджинальдом, когда они обвенчались. С таким же успехом она могла стать несчастной, хотя Самми не представляла себе, чтобы добродушная Герми была чем-то недовольна. А Реджинальд готов был целовать землю, по которой ступали маленькие ножки его жены.

Майор Уилшир вряд ли заметил бы, надеты ли на Саманте туфельки, поскольку их нельзя было никоим образом соотнести с военной стратегией.

Бросившись на обитый ситцем диванчик, она разочарованно вздохнула. Если она откажется выйти за майора, пойдут сплетни, разыграется скандал. Она не может этого допустить. Но выйти замуж за майора тоже не может.

Устало вздохнув, она закрыла окно, задула свечи, горевшие на камине, вышла и закрыла за собой дверь.

Господи, что же ей делать?

Стоя на цветочной клумбе, Артур Тимстоун услышал, как щелкнуло закрывающееся окно, и вздохнул впервые с тех пор, как над головой у него раздались голоса. Он медленно выпрямился — колени заскрипели в знак протеста — и едва сдержал крик, потому что уперся спиной в изгородь из розовых кустов.

Сердито глянув на колючий куст, он пробормотал:

— Я, черт побери, слишком стар, чтобы ползать под кустами среди ночи. Никуда это не годится, вот оно как. Тысяча чертей! Человек, которому за пятьдесят, не должен слоняться по ночам, как распутный юнец. Ах, чего только не делает любовь с человеком!

Если бы кто-нибудь сказал, что он с первого взгляда влюбится в новую кухарку в доме Бриггемов, Артур назвал бы его полоумным, а потом хохотал бы, пока кондрашка не хватит. Но он и впрямь влюбился с первого взгляда. И из-за этого он провел полчаса, засев под окнами гостиной Бриггемов, и боялся пошевелиться, чтобы мисс Самми или ее папаша не услышали, и все это время старался не тосковать по своей теплой постели. Уйди он из комнаты Сары несколькими минутами раньше… но разве ж такое возможно?

Прислонясь к наружной каменной стене, он постоял, растирал затекшие суставы, потом решился пройти по темной лужайке, где был привязан Викинг. Бедная мисс Самми. Ясное дело, не хочется ей выходить за майора Уилшира, и в этом Артур не мог ее упрекнуть. Майор человек неплохой, это верно, но от его бесконечных рассказов о войне и важной роли, которую он в ней сыграл, курица полысеет. Бог ты мой, да ведь он доведет мисс Самми до Бедлама. А такие, как мисс Самми, — это ведь соль земли. У нее всегда находятся для него доброе слово и улыбка, непременно спросит, как там его матушка и брат поживают в Брайтоне.

Выбравшись из кустов, Артур потрусил по лужайке. От решимости спина у него напряглась. Непременно надо спасти бедняжку мисс Самми.

Артур знал только одного человека, который ей мог бы помочь… того таинственного человека, чье имя было у всех на языке от Лондона до Корнуолла. Этого человека за его отчаянные выходки старательно разыскивал судья.

Это был знаменитый, легендарный Похититель Невест.

Через окно своего уединенного кабинета Эрик Ландсдаун, граф Уэсли, смотрел на Артура Тимстоуна, направлявшегося к конюшням.

Слова конюха все еще звучали у него в ушах: «Прямо ужас какая ситуация, милорд. Бедная мисс Самми вовсе не хочет иметь дело с этим скучным майором Уилширом, но папаша настаивает. Если ее заставят выйти замуж, сердце у мисс Самми просто разобьется, а такого доброго сердца вы в жизни не встречали».

Эрик сидел за письменным столом, слушая своего верного слугу, и ни у одного из них ни на мгновение не возникло сомнения, с какой стати Артур принес эту новость именно ему. Оба в точности знали, с какой стати. Общая тайна связывала их теснее, чем зло, хотя они редко обсуждали ее днем, когда слуги бодрствовали, из страха, что их случайно подслушают.

Такая оплошность могла бы стоить Эрику жизни.

Но простое сознание, что Артур знает о его тайне, что он не совсем одинок в опасной жизни, которую избрал себе, в значительной мере поддерживало Эрика и утешало. Он любил Артура как отца; когда он был ребенком, этот слуга провел с ним больше времени, чем родной отец.

И теперь, глядя, как Артур идет по превосходно ухоженным лужайкам и солнце раннего утра блестит на его седеющих волосах, Эрик заметил, что слуга слегка прихрамывает, и сердце у него болезненно сжалось. Артур уже не молод, и, хотя никогда не жалуется, Эрик знает, что его стареющие суставы часто болят и плохо гнутся. Он предложил ему благоустроенную спальню в помещичьем доме, но слуга отказался. Слезы блеснули на бледно-голубых глазах Артура, когда он услышал такое великодушное предложение, но он предпочел остаться в своих комнатах над конюшней, рядом с лошадьми, которых любил и за которыми ухаживал.

Уголки губ Эрика приподнялись в улыбке, потому что он знал, что Артур отказался от его предложения еще и потому, что не посмел бы красться в господский дом среди ночи, возвращаясь от своей любовницы. Хотя между слугой и господином не было тайн, они редко обсуждали любовные похождения друг друга. Артур был бы унижен, заподозрив, что Эрик знает о его ночных свиданиях, но Эрик был очень рад за него.

«Может быть, это совсем не хромота, может, Артур просто подпрыгивает при ходьбе», — подумал Эрик.

Он перевел взгляд на лес, видневшийся в отдалении, и мысли его вернулись к настоящему событию.

С Бриггемами он был знаком поверхностно, как и с большинством семейств, живущих в округе. Почти все время он проводил в Лондоне, поддерживая тесный контакт со своим поверенным и различные деловые связи, и только несколько недель летом жил здесь, в Уэсли-Мэнор. За эти несколько коротких недель он каждый год старательно увиливал от ищущих глаз деревенских мамаш с дочками на выданье, среди которых самой привлекательной была миссис Корделия Бриггем. Конечно, миссис Бриггем знала, как и всякая другая мамаша в Танбридж-Уэллз, о его отвращении к женитьбе, хотя они и не были осведомлены обо всех причинах этого отвращения. К несчастью, неустрашимые мамаши, помешанные на замужестве своих дочерей, расценивали это отвращение всего-навсего как вызов им, мамашам.

Он не мог не признать, что три младшие дочери в семье Бриггемов были редкостными красавицами. Одна из них, он не помнил, какая именно, недавно вышла замуж за барона Уайтстеда. Саманту он помнил весьма смутно. Нахмурившись, он попробовал вспомнить, как она выглядит, но смог лишь воскресить в памяти каштановые волосы и очки с толстыми стеклами. Мельница сплетен донесла до его сведения, что Саманта Бриггем считается эксцентричным синими чулком и, увы, не обладает женской привлекательностью в отличие от ее сестер, что казалось поразительным.

А вот майора Уилшира он припомнил без всяких затруднений — крупный, хвастливый, высокомерный человек с негнущейся, как шомпол, спиной военного. Эрик выносил его только в небольших дозах. Насколько ему было известно, майор никогда не улыбался, а о смехе и говорить нечего. Он носил густые седеющие бакенбарды, монокль и предпочитал отдавать приказания гулким лающим голосом, словно все еще командовал на поле битвы.

При этом майор был человек умный и, как говорят, незлой. Почему мисс Бриггем не хочет выйти за него замуж? Пора ее юного цветения давно миновала, и, если она на самом деле такая замухрышка, как он слышал, вряд ли у нее куча поклонников. Артур сообщил, что она не любит этого человека, как она сказала. Эрик фыркнул и покачал головой. Он с трудом назвал бы хоть один брак среди известных ему браком по любви. Конечно, это не относится к браку его родителей и, видит Бог, к браку Маргарет…

Отвернувшись от окна, он прошел по эксминстерскому ковру к столу. Потянул руку и взял со столешницы красного дерева миниатюру с портретом сестры. Она заказала эту миниатюру для него как раз перед тем, как он вступил в армию.

— Храни ее при себе, Эрик, — сказала тогда Маргарет, причем ее ободряющая улыбка не могла скрыть глубокой тревоги в глазах. — И тогда я всегда буду с тобой. Буду тебя оберегать.

У него перехватило дыхание. Ее красивое лицо сопровождало его в такие места, которые он предпочел бы забыть. Она была единственным явлением красоты в его существовании среди безобразного. Да, она оберегала его. А вот ему не удалось ее сберечь.

Он смотрел на ее изображение, лежащее у него на ладони, и перед его мысленным взором вставали воспоминания. День, когда она родилась. Недовольство отца тем, что жена подарила ему дочь. Печаль его измученной матери. В ту ночь он прокрался в детскую и посмотрел на маленький воркующий сверток.

— Не важно, что отец тебя не любит, — прошептал он, и его сердце пятилетнего ребенка исполнилось решимости. — Он и меня не любит. Я буду тебя охранять.

Малышка обхватила его палец крошечным кулачком, и все решилось очень просто.

Множество образов промелькнуло у него в голове. Вот он учит Маргарет ездить верхом. Помогает ей спасти птицу со сломанным крылом. Лечит царапины, оставшиеся после того, как она упала с дерева, — чтобы отец ее не ругал. Вот они убегают в лес, и в его тишине спасаются от постоянного напряжения и препирательств в доме. Вот он учит ее удить рыбу, и ему редко удается наловить больше рыбы, чем ей. Вот они играют пьесы Шекспира. И он наблюдает, как она превращается из озорного ребенка в красивую молодую женщину, и это наполняет его глубочайшей гордостью. «У нас ничего не было в этой несчастной семье, кроме друг друга, не правда ли, Маргарет? Только так мы и могли выносить эту жизнь. Что бы я делал без тебя?»

Но он не смог ей помочь.

Он сжал миниатюру пальцами. Маргарет выдали замуж насильно, и этого Эрик не простил своему отцу, даже когда тот лежал на смертном одре. Он продал невинную, красивую Маргарет, точно ювелирное изделие, пожилому виконту Дарвину, который хотел обзавестись наследником. Многие годы в свете ходили слухи о дебошах Дарвина, но он обладал тем, чего так жаждал отец Эрика, — деньгами и неотчуждаемыми имениями. Несмотря на то, что земли у него самого было очень много, алчный Маркус Ландсдаун жаждал расширить свои владения. О чувствах Маргарет он совершенно не думал, и этот брак погубил ее. Эрик в то время воевал на Пиренейском полуострове и ничего не знал о происходящем.

Он не успел спасти Маргарет.

Но по возвращении дал клятву спасать других, попавших в такое же положение, и занимался этим. Скольких несчастных молодых женщин принуждают ежегодно вступать в брак против воли? Он содрогнулся, подумав об этом. Он пытался уговорить Маргарет оставить Дарвина, обещал помогать ей, но она отказалась.

С тех пор как он впервые надел свой костюм пять лет тому назад, он помог спастись более чем дюжине молодых женщин. Сделал это дерзко, с театральными эффектами, а не спокойно, при помощи денежных средств, и преуспел, когда привлек к этой проблеме всеобщее внимание.

Он достиг своей цели, сам не ожидая такого успеха. Несколько месяцев назад некий репортер из газеты «Таймс» окрестил его Похитителем Невест, и теперь в Англии все гонялись за сведениями касательно него — в особенности судья, который твердо вознамерился сорвать маску с Похитителя Невест и положить конец тому, что он называл «похищениями».

Существенная награда предлагалась тому, кто поймает его, и это еще больше разожгло интерес к его деятельности. Недавно Артур принес сообщение о том, что несколько разгневанных отцов «похищенных» невест объединились, поставив перед собой цель схватить Похитителя. Эрик потер пальцами горло. Судья, не говоря уже об отцах, не успокоится, пока Похититель Невест не будет болтаться на виселице.

Но у Эрика не было ни малейшего желания умирать.

И все же поиски Похитителя Невест теперь достигли такой точки, что всякий раз, когда Эрик надевал свой костюм, он рисковал жизнью. Но сознание, что он спасет очередную несчастную молодую женщину от невыносимой судьбы, которая лишила счастья Маргарет, оправдывало риск, на который он шел. И помогало уменьшить чувство вины из-за того, что он не сумел помочь Маргарет.

И он не позволит, чтобы сердечная боль и отчаяние, которые правили жизнью его сестры, погубили Саманту Бриггем.

Он освободит ее.

Саманта сидела в семейной карете, глядя через окошко на меркнущий свет. Ярко-оранжевые и пурпурные полосы протянулись по небу, обозначая начало сумерек, ее любимого времени суток.

Поправив очки, она глубоко вздохнула и попыталась успокоить свое взволнованное сердце. По возвращении домой ей предстоял разговор с родителями, а это, как она подозревала, занятие малоприятное, потому что им не понравится миссия, которую она только что выполнила.

Глядя в окно, она рассматривала небольшую вспышку среди меркнущего света. Господи, неужели это светлячок? Хьюберт будет в восторге. Многие месяцы он пытался развести этих редких насекомых — и в лесу, и в лаборатории — вывести их из гусениц, которых он привез из колоний. Неужели его опыты принесли плоды?

Она быстро просигналила Сирилу остановить карету и вынула из ридикюля маленький мешочек. Внутренний голос говорил ей, что она просто-напросто оттягивает неизбежный спор с родителями, но нужно же ей было поймать это насекомое для Хьюберта, раз они действительно вывелись. Ее брат, четырнадцатилетний подросток, был просто очарован мягким мигающим светом, испускаемым этими жуками.

Выйдя из кареты, она втянула в себя прохладный вечерний воздух. Тяжелый запах сырой земли и увядших листьев щипал ноздри, и она чихнула, отчего очки соскользнули на вздернутый кончик носа. Привычным жестом она поправила их и огляделась, ища светлячков, а Сирил снова уселся на свой насест и ждал. Он давно привык к этим незапланированным остановкам среди леса.

Самми пошла по тропинке туда, где заметила свечение. На душе у нее стало тепло, когда она представила себе тонкое, серьезное лицо Хьюберта, которое расплывется в улыбке, если она вернется с таким сокровищем. Она любила этого мальчика всем сердцем — любила его блестящий, острый ум и высокую нескладную фигуру с несоразмерно длинными ногами.

Да, они с Хьюбертом — два сапога пара. Они носят одинаковые очки, и у них одинаковые синие глаза и густые, непослушные каштановые волосы. Оба любят плавать, удить рыбу и искать в лесу образцы флоры и фауны — занятие, которое не раз доводило миссис Бриггем до нервного приступа. Честно говоря, Саманта и Хьюберт между собой называли мать Кузнечиком, потому что она издавала резкие стрекочущие звуки, перед тем как с неизменным артистизмом «упасть в обморок» на один из множества диванчиков, предусмотрительно расставленных по всему дому.

«Конечно, маменька начнет стрекотать, когда узнает, где я побывала. И что сделала».

Девушка заметила крошечные вспышки желтого света, и сердце у нее подпрыгнуло от волнения. Это действительно светлячки! Несколько штук держались у самой земли в основании дуба, росшего неподалеку.

— Никуда не убегайте, мисс Самми, — окликнул ее Сирил, когда она направилась к дубу. — Уже смеркается, а ведь глаза у меня не те, что были раньше.

— Не волнуйтесь, Сирил. Еще довольно светло, а дальше я не пойду.

И став на колени, она осторожно поймала рукой редкое насекомое и сунула в мешочек.

Вдруг до слуха ее донесся какой-то звук из чащи леса. Слабое конское ржание? Подняв голову, она некоторое время прислушивалась, но услышала только шорох листьев, перебираемых ветерком.

— Вы ничего не слышали, Сирил?

Тот покачал головой:

— Не-а, да ведь слух у меня ослаб.

Пожав плечами, Самми снова занялась своим делом. Очевидно, ей почудилось.

Кто поедет верхом по владениям ее родителей? Да еще когда так быстро темнеет?

Сидя верхом на Чемпионе, он молча смотрел на нее сквозь деревья. Луна лила свой бледный свет, и сердце у него сжалось, когда он увидел Саманту.

Черт побери, эта потерявшая душевное равновесие девочка молится, стоя на коленях, едва не касаясь носом земли. Кровь его забурлила от негодования и отчаяния. Проклятие! Он спасет ее!

Чемпион шевельнулся под ним и тихо заржал. Положив руку на гладкую шею животного, чтобы успокоить его, он смотрел на мисс Бриггем. Она явно услышала ржание, потому что подняла голову. Когда она оглянулась, луч слабого света сверкнул на ее очках. Потом она как будто пожала плечами, опустила голову и снова принялась молиться.

Он ехал следом за ней по лесу, ждал, пока она находилась в доме майора Уилшира, удивляясь, зачем она посетила его. И вот теперь стоит на коленях в лесу и молится, а тьма все сгущается. От жалости сердце у него сжалось.

Он взглянул на ее кучера и заметил, что тот задремал, сидя на своем сиденье. Прекрасно. Время настало.

Спокойно и сосредоточенно он натянул свою черную маску, длинный черный плащ падал на седло позади него, и удобные черные кожаные перчатки скрывали руки. Черная рубашка, бриджи и сапоги делали его совершенно незаметным в сгущающейся тьме.

Его взгляд устремился на коленопреклоненную девушку, стоявшую у самых корней дуба.

«Не бойтесь, мисс Саманта Бриггем. Вас ждет свобода».