Глава 1

По спине Мэтью Давенпорта пробежал неприятный холодок, и он, перестав копать, окинул взглядом потемневшее родовое кладбище. Он напряг слух, но не услышал ничего подозрительного, кроме стрекотания сверчков да шелеста листьев на не по сезону холодном ветру, предвещавшем дождь.

Луна скрылась за тучами, и стало еще темнее, что, однако, было ему на руку, хотя и помешало бы заметить, если бы кто-нибудь бродит вокруг. Поняв это, он почувствовал, как участилось сердцебиение.

Он снова огляделся вокруг и усилием воли заставил себя расслабиться. Проклятие, с чего бы это так разыгрались нервы? Вроде бы ничего не произошло, однако он не мог избавиться от какого-то неприятного ощущения, которое не покидало его с тех пор, как он в полночь вышел из дома: ему показалось, будто кто-то идет за ним следом. Подглядывает за ним.

Ухнул филин, и Мэтью так и замер на месте. Однако он тут же с раздражением скрипнул зубами, возмущенный тем, что позволяет запугать себя. Мэтью уже несколько месяцев предпринимал эти тайные ночные вылазки и успел привыкнуть ко всяким жутким звукам, доносившимся из потемневшего леса, и все же, чуть наклонившись, ухватился пальцами за холодную металлическую рукоятку ножа, засунутого за голенище сапога. Его вовсе не прельщала перспектива воспользоваться оружием, но, если потребуется, он был готов это сделать. Пока что до этого не доходило, поскольку никто не грозил воспрепятствовать его поискам.

Поиски. Это слово издевалось над ним. То, что он делал, было больше чем поиски. За последний год проклятые полночные вылазки превратились скорее в наваждение, которое лишало его не только сна, но и душевного спокойствия. Но скоро… очень скоро все это закончится.

Так или иначе.

Напрягая натруженные мышцы, он отбросил в сторону полную лопату земли. Сколько еще ям придется выкопать? Сколько еще бессонных ночей сможет он вынести? Даже днем, когда он прекращал раскопки из опасения быть обнаруженным, мысль об этом преследовала его. Потому что у него оставалось теперь меньше месяца, чтобы выполнить свое обещание. А это было для него делом чести. Однажды он пошел на сделку с совестью и последствия этой глупости расхлебывал до сих пор, а поэтому не желал вновь повторить ту же самую ошибку.

«Ну конечно, гораздо лучше делать новые ошибки», – насмешливо произнес его внутренний голос.

Такие, например, как эти еженощные вылазки в темноту.

Но теперь, после столь продолжительных, хотя и безрезультатных попыток, у него появился самый серьезный враг.

Время.

Время, отпущенное ему, было на исходе.

Он отбросил в сторону еще несколько лопат земли, потом чуть помедлил, чтобы утереть тыльной стороной ладони пот со лба. Струйки пота стекали по его натруженной спине, и он досадливо покачал головой, расстроенный не столько бесплодностью своих поисков, сколько тем, что его дом сейчас был полон гостей, а это существенно сокращало время, которое он мог бы потратить на продолжение своей работы. Сегодня во второй половине дня гости приехали большой компанией, и он был вынужден терпеть их общество во время ужина, который, казалось, никогда не закончится.

Пропади все пропадом, он не хотел никаких гостей. Не хотел, чтобы люди вторгались в его дом, нарушая его уединение. Но ему не оставили выбора. Ему было нужно найти невесту. Причем как можно скорее. Бог свидетель, он был готов сделать все, что угодно, чтобы найти ее. Мэтью помедлил, остановив взгляд на только что выкопанной ямке, и еще крепче сжал пальцами грубый деревянный черенок лопаты. Да, он готов сделать все, что потребуется. Игнорируя собственные желания, он должен сосредоточиться на том, что необходимо сделать. Приходилось принимать решения, которые могли переменить всю его жизнь, и пусть ему не хотелось делать это, откладывать он больше не мог. И как бы ни претило ему встречать у себя в доме множество гостей, он понимал, что, если бы он поехал в Лондон, вместо того чтобы приглашать гостей сюда, в Кент, он потерял бы еще больше времени.

Его мрачные мысли прервали вспышка молнии и зловещие раскаты грома. На затылок упало несколько крупных капель дождя, и минуту спустя начался такой ливень, словно разверзлись небеса. Обрушившиеся с небес потоки воды кололи кожу как холодные иглы. У него возникло большое искушение бросить все и вернуться домой, но он покачал головой и, зажмурив глаза, подставил лицо холодному ливню. Темный небосвод снова прорезал зигзаг молнии, и он открыл глаза. На несколько секунд рельефно высветились могильные камни многих поколений Давенпортов, которые находились здесь в течение нескольких столетий. Мэтью поморгал, ослепленный ярким светом, и замер на месте, заметив какого-то человека, который, явно крадучись, пересекал дальнюю границу кладбища. Он сразу же узнал этого человека.

Боже милосердный, зачем это Тому Уиллстону потребовалось исподтишка нарушать границу частных владений среди ночи? Заметил ли его деревенский кузнец? Уж не его ли взгляд чувствовал на себе Мэтью? Он, конечно, имел полное право копаться на территории собственного поместья, но, учитывая особенности его задачи, Мэтью не хотелось бы, чтобы кто-нибудь за ним следил. Слежка повела бы ко всяким домыслам, а домыслы – к бесчисленным вопросам, ни на один из которых он, конечно, не захочет, да и не сможет ответить.

Снова сверкнула молния, и он увидел, как Том скрылся среди высоких вязов и кустарника, отмечавших границу, отделяющую Лэнгстон-Мэнор от дороги, ведущей к деревне под названием Аппер-Фладершем. Он не знал, что здесь делал Том и что он мог видеть, но ему было необходимо это выяснить. А для этого пришлось бы отправиться в деревню.

При одной мысли об этом у него защемило сердце. В деревне он не бывал уже почти двадцать лет. С тех пор как…

Мэтью решительно прогнал некстати нахлынувшие воспоминания. К тому же ему не обязательно ехать в деревню самому. Он просто сделает то, что делал в течение последних двух десятилетий, – пошлет туда кого-нибудь вместо себя. К счастью, среди съехавшихся к нему гостей был Дэниел, его лучший друг, который съездит в деревню вместо него.

Его гости… Дэниел – его самый преданный друг – и еще несколько приятелей и знакомых, а также стайка молодых женщин, так похожих одна на другую, что они сливались в однородную щебечущую массу. С ними были также дуэньи: мамаша, твердо намеренная выдать замуж дочь, и тетушка, твердо намеренная выдать замуж племянницу, которые посматривали на него с алчностью стервятников, готовящихся полакомиться свежатинкой. Если бы эти блюстительницы нравственности знали правду о его жизни, то наверняка не стали бы с такой настойчивостью навязывать ему своих дочерей и племянниц.

У Мэтью вырвался громкий безрадостный вздох, затушенный ливнем и громом. Возможно, это не имело бы значения, потому что на многое можно закрыть глаза, когда открывается перспектива получить высокий титул маркиза Лэнгстона.

Он с трудом подавил гримасу, вспомнив о том, какие великолепные жемчужины высшего общества приглашены к нему в гости. Все они казались ему такими… заурядными, такими типичными представительницами его класса – декоративными тепличными растениями, которые умеют поддерживать пустые беседы и часами болтать о погоде и моде. Хотя каждая его гостья обладала требуемыми ему характеристиками, ни одна из них ничем не выделилась среди остальных.

Пожалуй, за исключением одной, которая сидела на противоположном конце обеденного стола. Это была младшая сестра леди Уингейт, которая привезла ее с собой в качестве компаньонки. На носу у нее красовались очки, которые то и дело съезжали, и их приходилось поправлять. Как зовут эту девушку? Мэтью покачал головой, не в силах припомнить ее имя.

По правде говоря, он обратил на нее внимание только потому, что случайно взглянул в ее сторону, когда подали суп. Она наклонилась над тарелкой, очевидно, наслаждаясь ароматом, а когда подняла голову, стекла ее очков запотели от пара, поднимавшегося над супом. При виде этой картины Мэтью чуть не расхохотался, вспомнив, что тоже самое частенько случалось с ним, когда он носил очки для чтения. Он представил себе, как она отчаянно моргает за затуманившимися стеклами очков. Несколько секунд спустя стекла очков очистились, и их взгляды встретились. В ее глазах мелькнула какая-то искорка, но прежде чем он успел понять, в чем дело, она отвела взгляд в сторону, а с ним заговорил кто-то из гостей.

Его гости… Все они сейчас крепко спали, уютно расположившись в своих постелях. В теплых и сухих постелях. Счастливчики!

Мэтью поморгал и, безжалостно прогнав охватившее его чувство зависти, с силой вонзил лопату в землю.

– Позвольте мне открыть наше собрание, – произнесла Сара Мурхаус долгожданные слова, встреченные радостным волнением.

Она стояла возле мраморного камина в своей спальне в загородном поместье лорда Лэнгстона, где было назначено место сбора. Здесь было тепло от горящего камина, хотя на ней были надеты только тонкая ночная сорочка и халатик. В комнате то появлялись, то исчезали какие-то жутковатые тени, которые казались еще более зловещими, когда небо прорезали молнии, слышались раскаты грома, а в потемневшие оконные стекла барабанил дождь.

Словом, это была идеальная ночь, чтобы поговорить о чудовищах.

И убийстве.

Сара медленно приблизилась к кровати, окинув взглядом трех женщин, сидевших, словно голубки на ветке, на огромном матрасе. Их белоснежные ночные сорочки как будто мерцали при вспышках молний. Леди Эмили Стейплфорд и леди Джулиана Брэдли, застыв в ожидании, смотрели на нее широко раскрытыми глазами, сидя с ногами на постели и обхватив руками поднятые колени. У Сары были кое-какие сомнения по поводу того, что такие «маменькины дочки», как они, решатся украдкой сбежать из своих комнат на это тайное собрание, однако все явились точно в час пополуночи и с явным нетерпением ждали начала собрания.

Сара перевела взгляд на свою старшую сестру Каролину. Выйдя десять лет назад замуж, она поднялась высоко вверх по социальной лестнице, став из дочери простого врача виконтессой Уингейт. А когда три года назад ее горячо любимый муж умер, она превратилась в безутешно скорбящую вдову, причем горе ее было так глубоко, что Сара опасалась, что Каролина никогда уже не придет в себя.

Огонек интереса, зажегшийся в глазах Каролины, стоил того, чтобы рискнуть скандалом, который могла вызвать их деятельность, и Сара была очень довольна тем, что старшая сестра, несмотря на свою тяжелую утрату, предпринимает попытку вновь вернуться к радостям жизни.

Усевшись на покрывале так, что теперь четыре женщины образовывали небольшой кружок, Сара поправила сползшие на кончик носа очки, приподняла подбородок и сказала торжественным тоном, приличествующим данному случаю:

– Я начну с вопроса, который, учитывая характер нашей дискуссии, несомненно, приходил в голову каждой из нас: был ли доктор Франкенштейн всего лишь плодом воображения Мэри Шелли, или вам кажется, что на самом деле существовал какой-то сумасшедший ученый, который раскапывал могилы и крал отдельные части тел, чтобы создать живое существо?

Эмили, самая отважная из подруг Сары, прошептала:

– Ты говоришь: «существовал» сумасшедший ученый. А вдруг он до сих пор существует? И продолжает свою работу? Возможно, Мэри Шелли знала его или работала у него до того, как завела скандальную интрижку с женатым Перси?

Сара взглянула на красавицу леди Эмили, с которой ее познакомила пять лет тому назад сестра. Ей сразу же понравилась энергичная Эмили, в зеленых глазах которой частенько плясали озорные искорки, а богатое воображение было под стать воображению самой Сары. Эмили был двадцать один год, и она была старшей из шестерых детей лорда и леди Фенстроу. В результате того, что за последнее время финансовое положение семейства сильно пошатнулось из-за пагубного пристрастия ее отца к недальновидным капиталовложениям и дорогостоящим любовницам, у Эмили не осталось иного выбора, кроме как удачно выйти замуж.

Как ни печально, но наблюдения за происходящим в высшем свете показали Саре, что отец Эмили – не единственный джентльмен, чьи расточительные замашки и отсутствие деловой хватки ввергли семью в столь же плачевное финансовое положение. Стало ясно также, что даже такая красивая девушка, как Эмили, сразу же существенно утрачивает привлекательность, если у нее отсутствует богатое приданое. А это означало, что для девушки вроде Сары – некрасивой бесприданницы, которая к тому же достигла «солидного» двадцатишестилетнего возраста, – судьба приготовила участь старой девы. Правда, Сару это вполне устраивало, тем более что на основе все тех же наблюдений она пришла к выводу, что от мужчин гораздо больше всяческих неприятностей, чем проку. Откашлявшись, Сара продолжила:

– Итак, существуют ли на самом деле сумасшедшие ученые вроде Франкенштейна? Этот вопрос идеально подходит для того, чтобы открыть дискуссию по книге Шелли.

Джулиана, единственная дочь графа и графини Гейтсборн, одного из самых богатых семейств в Англии, сказала:

– Если бы мама заподозрила, что я прочла эту книгу, она была бы в шоке.

Сара обернулась к Джулиане, заметив, что та покраснела до корней волос. Она знала, что многие считали прекрасную белокурую наследницу холодной и надменной. Сара и сама так думала, когда впервые встретилась с ней несколько лет назад. Но она быстро поняла, что Джулиана вовсе не надменная, а просто болезненно застенчивая. Она смиренно во всем слушалась своей властной мамаши, однако, как подозревала Сара, под примерным послушанием Джулианы скрывается жажда приключений, которая заставляла ее желать большего, чем прогулки в Гайд-парке под бдительным оком дуэньи, И Сара была твердо намерена удовлетворить эту жажду.

Сара сдержала себя, не позволив высказаться с присущей ей прямолинейностью о том, что хорошая встряска не помешала бы ее властной мамаше с проницательным взглядом.

– Мы называем себя дамским литературным обществом Лондона, а это подразумевает, что мы читаем и обсуждаем произведения Шекспира, тогда как на самом деле под этим прикрытием мы можем читать что хотим. А поскольку «Современный Прометей» – или, если угодно, «Франкенштейн», – несмотря на связанный с ним скандал, считается литературным произведением, никто не может обвинить нас во лжи. – Губы ее дрогнули в улыбке. – Именно из-за разгоревшегося вокруг него скандала я и выбрала это произведение в качестве нашей первой книги для обсуждения.

– Должна признаться, что такого удовольствия я давненько не получала, – сказала Каролина с энтузиазмом, столь не похожим на ее привычную апатию.

У Сары даже появилась надежда, что ее затея, предпринятая с целью вытащить сестру из раковины, в которой она спряталась от окружающего мира, приносит первые результаты. Она также почувствовала некоторые изменения в поведении своих двух подруг. Этот небольшой акт неповиновения, выразившийся в прочтении нашумевшей книги, написанной женщиной, у которой была интимная связь с женатым мужчиной и которая родила ему двоих детей до того, как они, наконец, поженились, символизировал для Джулианы первый робкий шажок из-под строгого контроля матери, а для Эмили явился возможностью забыть на время о финансовых проблемах семьи.

– Это действительно удовольствие, – кивнув, сказала Сара. – Думаю, мы все согласны, что Мэри Шелли обладает великолепным живым воображением.

– Теперь я понимаю, почему сначала многие считали, что книга написана мужчиной, – пробормотала Эмили. – Никто не ожидал, что такую историю, от которой кровь стынет в жилах, придумала женщина.

– В этом заключается еще одна из многочисленных несправедливостей современного общества, – сказала Сара, затрагивая вопрос, близкий ее сердцу. – Женщин постоянно недооценивают. По-моему, это печальное заблуждение.

– Возможно, это заблуждение, – сказала Каролина, – но так уж устроен мир.

Эмили, соглашаясь с ней, кивнула:

– Причем постоянно недооценивают нас именно мужчины.

– Это правда, – сказала Сара, поправляя очки. – Что подтверждает одну из моих теорий: нет на земле существа, которое вызывало бы большее раздражение, чем мужчина.

– Ты имеешь в виду какого-нибудь конкретного мужчину, – озадаченно спросила Каролина, – или говоришь вообще?

– Вообще. Ты знаешь, как я люблю наблюдать за людьми, и вот на основе этих наблюдений я сделала вывод, что подавляющее большинство мужчин можно безошибочно охарактеризовать одним словом.

– Кроме того, что они вызывают раздражение? – спросила Джулиана.

– Кроме. – Сара приподняла бровь и замерла в ожидании, подобно учителю, ожидающему ответа ученика на вопрос. Поскольку все молчали, она решила подсказать: – Мужчины являются…

– Загадочными, – сказала Каролина.

– Гм-м… мужественными, – предложила Эмили.

– Волосатыми, – сказала Джулиана.

– Простофилями, – заявила Сара, энергично кивнув, отчего очки снова съехали на кончик носа. – Почти все без исключения. Молодые или старые, они считают женщин неодушевленными безделушками, которые можно игнорировать, которыми можно похвастаться перед приятелями, а потом терпеть их присутствие, стиснув зубы. Их можно погладить по головке и вернуть на место, чтобы не мешали пить бренди или флиртовать.

– Я и не знала, что у тебя такой богатый опыт общения с джентльменами, – тихо заметила Каролина.

– Можно делать выводы и на основе наблюдений. Нет необходимости прыгать в огонь, чтобы убедиться, что он жжется, – сказала Сара.

И все же, говоря это, она почувствовала, что краснеет. По правде говоря, у нее было крайне мало опыта прямого общения с мужчинами, поскольку их взгляды обычно не задерживались на ней, сразу же перескакивая на кого-нибудь более привлекательного. Будучи человеком прагматичным и хорошо сознавая недостатки своей внешности, Сара давно перестала обижаться на это. И, оставаясь в результате практически невидимой, получала возможность часами наблюдать их поведение, сидя где-нибудь в уголке на многочисленных суаре, которые она за последние месяцы посещала ради Каролины – исключительно в попытке каким-то образом заставить сестру выйти из состояния траура. И на основе этих наблюдений Сара окончательно убедилась в справедливости своего мнения.

Все мужчины простофили.

– Если твоя теория справедлива, – сказала Каролина, – то джентльмены, в свою очередь, считают, что женщины вполне пригодны для флирта. – Она улыбнулась, но Сара заметила печаль, притаившуюся в глубине ее глаз. – Или они флиртуют с пальмами в горшках?

Сара почувствовала себя виноватой в том, что нечаянно задела сестру необдуманными словами, и принялась смущенно теребить ленточку в своей длинной косе, из которой уже выбилось несколько непослушных завитков волос. Муж Каролины – Эдвард – был образцом совершенства среди мужчин: преданным, любящим, верным. Совсем не простофилей. Однако Каролина больше, чем кто-либо другой, привыкла к прямолинейности Сары.

– Они флиртуют с пальмами в горшках только в тех случаях, когда выпьют слишком много бренди, что – увы! – случается слишком часто. Но я упомянула о простофилях исключительно в связи с нашим выбором книги, и, насколько я понимаю, Виктор Франкенштейн был простофилей.

– Абсолютно с тобой согласна, – поддержала ее Джулиана, энергично кивнув и забыв на время о своей сдержанности, как это часто бывало, когда эта четверка собиралась вместе. – Все плохое, что произошло в этой истории, все убийства и трагические смерти – все это случилось по его вине.

– Но Виктор никого не убил, – сказала Эмили, придвигаясь к ним поближе. – Во всем виновато чудовище.

– А потом ученый наотрез отказался от него, – напомнила Сара, сложив ладони и вспомнив свою неприязнь к незадачливому ученому и сочувствие к уродливому существу, которое он создал. – Виктор выбросил несчастное создание как вчерашний мусор и сбежал от него, не дав ему ни знания жизни, ни умения выжить. Он даже не научил его правилам приличия, принятым в человеческом обществе, просто потому, что чудовище оказалось уродливым. Хотя оно совсем не виновато в том, что его таким создали. Не всем же быть красивыми, – философски заявила Сара и пожала плечами, подавив мысль о том, что сочувствие чудовищу отчасти объясняется ее собственными переживаниями.

– Чудовище было не просто некрасивым, – возразила Джулиана, – оно было отвратительным, огромным и ужасным. Очень страшным.

– И все же, даже если никто другой не пожелал хорошо отнестись к этому чудовищу, Виктор, его создатель, был обязан быть к нему хотя бы чуточку добрее, – продолжала настаивать Сара. – Чудовище не было ни грубым, ни жестоким, пока не поняло, наконец, что люди его никогда не примут. Никто из них. Его жизнь сложилась бы совсем по-другому, если бы хоть один человек отнесся к нему по-доброму.

– Согласна, – кивнула Каролина. – Чудовище – фигура трагическая. Если бы Виктор отнесся к нему как положено порядочному человеку, то, я думаю, его примеру последовали бы и другие.

– Но и Виктор очень сильно пострадал за свои прегрешения, – напомнила Джулиана. – Чудовище убило его брата, его лучшего друга и жену. Я, например, сочувствую и Франкенштейну, и его чудовищу…

Сара скорчила гримаску.

– У меня, признаться, вызвал любопытство тот факт, что, кроме смутного упоминания о посещении склепов и раскопке могил на кладбищах, Шелли весьма уклончиво говорит о том, каким образом было на самом деле создано и оживлено это существо. У меня возникло сомнение относительно того, что это вообще возможно. – Она взглянула в сторону окна, за которым лил дождь и сверкали молнии. – Вы помните, что чудовище было создано во время такой же грозы, как сейчас?

– Даже не напоминай об этом, – вздрогнула Джулиана. – Не забывай, что к краху привела одержимость Виктора желанием все постичь.

– Нет ничего плохого в желании что-то узнать, – запротестовала Сара.

– Думаю, Виктор Франкенштейн и его чудовище не согласились бы с тобой, – возразила Каролина.

– Лично я считаю, что неудача Виктора вызвана тем, что он сделал чудовище таким отталкивающим, – сказала Эмили. – Наверняка он понял, что сотворил нечто ужасное, еще до того, как оживил его. Я, конечно, не ученый, но если бы я решила создать человека, то я бы постаралась создать человека идеального и, уж конечно, не такого, на которого смотреть противно. И не такого, который склонен убивать.

– Идеальный мужчина… – задумчиво произнесла Джулиана, постукивая пальчиком по подбородку. – Вы думаете, что такой существует?

Сара взглянула на Каролину и заметила, что ее глаза затуманились печалью. Она почти слышала ее мысли: «Я знаю, что это существует. Я была за таким мужчиной замужем».

Эмили вздохнула:

– Хотелось бы верить, но я, к сожалению, такого не встречала.

– Я тоже, – сказала Сара, – хотя за последние несколько месяцев мы имели возможность видеть отборные экземпляры, которые может предложить высшее общество. Однако среди них не было ни одного идеального мужчины.

– Не было ни одного, даже близко приближающегося к идеалу, – вздохнула Джулиана.

– Ну что ж, мы не должны с этим мириться, – подытожила Сара. – Поэтому, действуя в духе «Современного Прометея», я предлагаю сделать то, что не удалось Виктору Франкенштейну. – Она наклонилась вперед. Все молча ждали. Тишину нарушали лишь зловещие раскаты грома да барабанная дробь дождя по оконным стеклам. Сверкнула молния, на мгновение выхватив из темноты три пары глаз, вопросительно уставившихся на нее. – Я предлагаю, – низким голосом произнесла Сара, – создать идеального мужчину.

 

Глава 2

Слова Сары были встречены ошеломленным молчанием. Наконец Эмили, откашлявшись, переспросила:

– Нам самим создать мужчину? Ты, как видно, спятила, если думаешь, что я стану тайком копаться в склепах и на кладбищах в поисках трупов…

– Боже милосердный, Эмили, у тебя почти такое же больное воображение, как у Мэри Шелли, – сказала Сара. – К тому же я не уверена, что с научной точки зрения действительно возможно реанимировать части трупов, как это делал Франкенштейн.

– И на том спасибо, – пробормотала Джулиана.

– Я имела в виду, что мы создадим нашего мужчину не в буквальном, а в фигуральном смысле. Мы решим, каким должен быть идеальный мужчина, и составим перечень его физических качеств и черт характера.

– Понятно, – кивнула Каролина. – Но зачем создавать его фигурально? Я предлагаю создать его на самом деле. Только не как чудовище, а скорее как… куклу в натуральную величину.

– Да, да! – возбужденно прошептала Эмили. – Так, чтобы можно было усадить его в кресло и он бы сидел с нами в гостиной…

– И, не жалуясь на судьбу, обсуждал вместе с нами моду, – хихикнув, добавила Джулиана, – в течение нескольких часов подряд.

Вдохновленная тем, что ее предложение явно заинтересовало Каролину, Сара пересекла комнату и подошла к секретеру, стоявшему возле камина. Усевшись, она придвинула к себе лист бумаги, взяла перо и приготовилась составлять перечень.

– Итак, идеальный мужчина должен сидеть и говорить с нами, – произнесла она, записывая это на бумаге.

– И не просто говорить с нами, а слушать нас, – сказала Каролина.

– И не только слушать, – добавила Эмили, – но и интересоваться нашими мнениями.

– Разумеется, – согласилась Сара, снова обмакнув перо в чернильницу. – Потому что он должен понимать, что мы умны и можем высказать полезные соображения. Что еще?

– Он должен быть добрым, – сказала Каролина. – И терпеливым. Щедрым. Честным и благородным.

– Остроумным, интеллигентным собеседником и великолепным и неутомимым танцором, – добавила Эмили.

Джулиана мечтательно вздохнула:

– Идеальный мужчина должен быть так красив, чтобы дух захватывало, очень романтичен и безумно страстен.

Сара поморгала и перевела взгляд на Джулиану, которая сидела на кровати, устремив взгляд в пространство.

– Безумно страстен?

Джулиана повернулась к ней и кивнула с серьезным выражением лица:

– Ну конечно. Он должен быть таким мужчиной, при виде которого женщина не устоит на ногах.

– Буквально или фигурально?

– И то и другое. При одном взгляде на идеального мужчину женщина должна испытывать внутренний трепет.

– Возможно, этот трепет будет вызван тем, что она съела кусочек недоброкачественного сыра, – сухо заметила Сара.

Видит Бог, что она, наблюдая за страданиями Каролины после смерти Эдварда, утратила желание испытать когда-либо великую страсть. Нет уж, благодарю покорно. Уж лучше направить свою энергию на книги, цветы, домашних животных и рисование. К тому же она не принадлежала к тому типу женщин, которые способны зажечь в мужчине страсть.

Хотя иногда она задумывалась над тем, каково женщине обладать такой красотой, которая зажигает в мужчине это чувство. И каково это – так сильно любить мужчину. И быть так же сильно любимой в ответ. Каково быть такой желанной.

Ее бесплодные мечты прервала Джулиана, которая, серьезно взглянув на нее, повторила:

– «Чтобы при виде его женщина испытывала внутренний трепет». Написала?

– Написала, – пробормотала Сара и спросила: – Что-нибудь еще?

Каролина, прочистив горло, сказала:

– Он должен также… уметь хорошо целоваться. – Она снова откашлялась. – Конечно, это, возможно, уже охвачено под рубрикой «безумной страстности».

Сара добавила к перечню умение хорошо целоваться и нахмурила брови, почувствовав, что краснеет.

– Это все?

– Думаю, он должен с удовольствием ходить по магазинам, – сказала Эмили. – И быть высоким и сильным.

– О да! – поддержала ее Джулиана. – Он должен иметь широкие плечи и массу великолепных тренированных мускулов.

– Это похоже на характеристики вьючного мула, – сказала Сара, записывая сказанное.

– У него должны быть густые волосы, – добавила Каролина. – Густые и волнистые.

– И красивые полные губы, – хихикнув, сказала Эмили. – Видите ли, это просто необходимо, чтобы хорошо целоваться.

Сара и это добавила к перечню, решительно выбросив из головы мысль о поцелуе мужчины независимо от того, имеет он или не имеет красивые полные губы. И все же ей пришлось приложить усилия, чтобы не представить себе мужчину, красивые полные губы которого никогда не прикоснутся к ее губам.

– Что-нибудь еще? – спросила она. Поскольку больше никаких предложений не поступило, она взглянула на перечень и сказала: – Согласно общему мнению членов дамского литературного общества Лондона, идеальный мужчина должен быть добрым, терпеливым, щедрым, честным, благородным, остроумным, интеллигентным, красивым, романтичным, безумно страстным, должен вызывать внутренний трепет, иметь полные губы, уметь хорошо целоваться и танцевать, с удовольствием ходить по магазинам, уметь слушать и интересоваться женским мнением, причем делать все это без устали и не сетуя на судьбу.

– Здорово! Это и впрямь звучит как характеристика идеального мужчины, – одобрительно кивнув, заявила Эмили.

– А как же ты, Сара? – спросила Каролина. – Ты, кажется, ничего не добавила к перечню?

– Нет, мне кажется, что вы охватили все аспекты, – ответила Сара.

– Наверняка должно быть что-то такое, что ты считаешь необходимым в идеальном мужчине, – настаивала Джулиана.

Сара, чуть помедлив, вдруг сказала:

– Думаю, что он должен носить очки.

– Очки? – в один голос с удивлением спросили все три сидевшие на кровати девушки.

– Да. А поскольку я обожаю садоводство, он должен любить цветы и сад. И с удовольствием копаться в земле. И полоть сорняки. И делать все это без устали и не сетуя на судьбу.

– Не могу представить себе джентльмена из высшего общества, который занимается прополкой. Это совсем не такое волнующее качество, как умение хорошо целоваться, – сказала Эмили с озорной усмешкой, – зато, наверное, весьма полезное, если, например, у вас во время прогулки по парку иссякли другие темы для разговора.

Добавив к перечню свое требование, Сара отложила перо и, обведя взглядом членов дамского литературного общества, сказала:

– Каролина, поскольку это была твоя идея, скажи, как нам изготовить эту куклу в натуральную величину?

Ее сестра наморщила лоб, постукивая пальчиком по подбородку.

– Дайте сообразить… Нам потребуются кое-какие предметы мужской одежды: брюки, сорочка, галстук и сапоги.

– Да. А потом мы набьем их, как подушку, – подхватила Джулиана с загоревшимся взглядом.

– А голову можно сделать, набив наволочку, – добавила Эмили. – Поскольку Сара – единственная из нас, кто умеет прилично рисовать, она нарисует на ткани лицо. Предлагаю сделать ему голубые глаза.

– А я предпочитаю черные, – сказала Джулиана.

– Я голосую за зеленые, – сказала Каролина, не удивив Сару выбором, так как у Эдварда были зеленые глаза.

– В таком случае, чтобы удовлетворить пожелание всех, пусть у него будут карие глаза, – сказала Сара и улыбнулась. – Кстати, это мой любимый цвет. А теперь надо выбрать нашему джентльмену имя. – Она скорчила гримаску. – Как насчет того, чтобы назвать его Франклином Н. Штейном?

Все рассмеялись и согласились. Потом Джулиана спросила:

– Как нам достать предметы мужской одежды? Купить их в деревне?

– Ну, это скучно, – возразила Сара. – Я предлагаю поступить по-другому. Джентльмены, приглашенные погостить в загородном доме, днем занимаются верховыми прогулками, охотой или игрой на бильярде. Каждая из нас, облюбовав какого-либо джентльмена, просто проникнет в его отсутствие к нему в комнату и возьмет у него нужный нам предмет одежды. И – вуаля! – родится Франклин Н. Штейн.

– Мы не можем красть вещи! – в ужасе воскликнула Джулиана.

Сара отмахнулась от такого предположения:

– Это не кража. Мы всего лишь позаимствуем эти вещи. А Франклина мы демонтируем еще до того, как гости разъедутся, и вернем вещи соответствующим джентльменам.

Закусив нижнюю губу, Джулиана с опаской спросила:

– А если нас поймают?

– Тебя отправят на виселицу, – с абсолютно серьезным выражением лица сказала Эмили. – Так что будь осторожна.

Даже в полумраке Сара заметила, как побледнело лицо Джулианы.

– Никто тебя не повесит, – заверила она подругу, бросая на Эмили предостерегающий взгляд. – Но ты умрешь от смущения, а твоя матушка упадет в обморок так что лучше постарайся не попадаться.

Джулиана, чуть помедлив, решительно тряхнула головой:

– Ладно. Я это сделаю.

– Ну наконец-то, – сказала Эмили. – Хоть что-то по-настоящему волнующее. – Она несколько раз подпрыгнула на пружинном матрасе и потерла друг о друга ладони. – Кто и что будет добывать и у кого?

– Гм-м… Давайте исходить из того, насколько важен для джентльмена этот предмет, – предложила Сара. – Начнем с сапог?

– Я предлагаю позаимствовать сапоги у лорда Берика, – сказала Джулиана. – Он явно гордится своей обувью. Несколько недель назад мы с ним оказались визави в кадрили на вечеринке у леди Помперли, и когда я похвалила его высокие ботфорты, он в течение пяти минут распространялся об отличном качестве кожи, из которой они изготовлены.

– Разумное предложение, – похвалила подругу Сара. – Ты отвечаешь за то, чтобы раздобыть сапоги лорда Берика, Джулиана. Но не бери именно эту пару, потому что он наверняка сразу же заметит их отсутствие. Как насчет галстука?

– Лорд Терстон гордится сложными узлами, которыми всегда завязаны его галстуки, – сказала Эмили. – И он имеет на то основания. Я еще никогда не видела джентльмена, у которого галстуки завязывались бы столь красивым узлом. Мне нравится, когда мужчина заботится о своей внешности. Я раздобуду галстуку него. Это не составит большого труда. У меня богатая практика по части возвращения своих вещей, которые тащат у меня вечно докучающие младшие братья и сестры.

– Мне показалось, мы договорились о том, что красть ничего не будем, – встревожилась Джулиана.

– Так оно и будет, – успокоила ее Сара и повернулась к Каролине: – Остались мы с тобой, чтобы раздобыть сорочку и брюки. Учитывая, что брюки – более интимный предмет одежды, а ты была замужем и, следовательно, в большей степени знакома с интимными мужскими вещами, тебе, наверное, придется заняться брюками.

– Ладно, – спокойно сказала Каролина, как будто Сара всего лишь попросила налить ей чашечку чаю. – Я, пожалуй, позаимствую брюки у лорда Сербрука. У него безупречный вкус, и одежда на нем всегда отличного покроя.

– Не говоря уже о том, что он отлично заполняет собой брюки изнутри, – сказала Эмили с озорной улыбкой.

Сара увидела, как ее сестра и две подруги взглянули друг на друга и разразились смехом. Она присоединилась к ним, радуясь тому, что слышит смех Каролины, но недовольная тем, что не заметила, как лорд Сербрук заполняет собой изнутри свои брюки. Обычно она бывала очень наблюдательной. Она решила, что при первом же удобном случае приглядится к нему повнимательнее.

– Полагаю, что сорочка должна принадлежать нашему хозяину, лорду Лэнгстону, – сказала Джулиана. – Нынче вечером за ужином я заметила, что его сорочка была более белоснежной и лучше накрахмаленной, чем у всех прочих джентльменов.

– К тому же у него очень широкие плечи, – вставила Эмили.

– Пусть будет лорд Лэнгстон, – сказала Каролина, взглянув на Сару. – Тебе поручается раздобыть сорочку нашего хозяина.

Сара закусила губы, чтобы они не сложились в гримасу. О да, их хозяин! Который во время ужина заметил ее затуманенные паром очки, рассмеялся и сразу же забыл о ее существовании. Нет, нельзя сказать, что он смеялся над ней, но она видела, как дрогнули в улыбке его губы. Потом он моментально переключил внимание на кого-то другого. Что ж, джентльмены обычно не задерживали на ней взгляда. Это давно перестало ее задевать. Однако что касается лорда Лэнгстона, то на какое-то мгновение ей показалось, будто он хочет заговорить с ней. Смешно было вообразить, что он хочет посмеяться вместе с ней, а не над ней. Поэтому когда он отвернулся, это задело ее больше, чем хотелось бы.

Сара наблюдала за многими мужчинами вроде него и хорошо знала людей подобного типа. Она не сомневалась, что Мэтью Давенпорт, унаследовавший в прошлом году после смерти своего отца титул маркиза Лэнгстона, был просто еще одним красивым богатым пэром, избалованным слишком большими деньгами, массой свободного времени, погоней за удовольствиями и вниманием женщин. Уж наверняка этот потрясающе красивый темноволосый мужчина привык к вниманию женщин. Слава Богу, она была невосприимчива к таким поверхностным характеристикам, как красивая физиономия, иначе она просто глаз не смогла бы оторвать от этого мужчины.

Она знала, что ее пригласили погостить в его загородном доме благодаря Каролине. Каролина официально была ее дуэньей – хотя, видит Бог, она не нуждалась в дуэнье, – однако Сара знала, что она приглашена скорее в роли компаньонки сестры. Но если это была единственная возможность снова вернуть Каролину к светской жизни, то она была готова поехать с ней хоть на край света.

Однако она подозревала, что это загородное увеселение было чем-то большим, чем просто встречей друзей. Она слышала, как шептались о том, что лорд Лэнгстон, который является завидным женихом и обладателем одного из самых древних и наиболее почитаемых титулов в Англии, присматривает себе невесту. Возможно, конечно, что молодые женщины, разговор которых Сара случайно подслушала на прошлой неделе на музыкальном вечере, выдавали желаемое за действительное. Однако если это было правдой, то для него Джулиана, Эмили или Каролина были бы идеальными кандидатурами. Она подозревала, что он пригласил их, чтобы присмотреться. Гм-м… Словно они были лошадьми, предназначенными на продажу.

Сара хотела было рассказать сестре и подругам об этих слухах, но побоялась, что Каролина, узнав об этом, откажется ехать в гости. Сейчас, когда сестра только начала делать первые робкие попытки к возвращению в общество и прекращению затянувшегося периода траура, тот факт, что она приняла приглашение лорда Лэнгстона, был самым значительным шагом на этом пути. А слухи – они могут так и остаться слухами. Если лорд Лэнгстон действительно присматривает себе невесту, то о Каролине ему нечего было и мечтать. Сестра признавалась ей, что не имеет намерения снова выходить замуж, что она могла бы выйти замуж только по любви, но никогда не полюбит другого мужчину так, как любила Эдварда. Конечно, лорд Лэнгстон этого не знал, но Сара была уверена, что если в этом возникнет необходимость, Каролина сообщит ему об этом. Несомненно, как Эмили, так и Джулиана были достойными кандидатурами на роль невесты. Сара решила пристально наблюдать за лордом Лэнгстоном, чтобы определить, достаточно ли он хорош для одной из ее подруг. К сожалению, на основании того, что она успела увидеть, он решительно подпадал под категорию простофиль.

И вот теперь она должна была украсть – вернее, «позаимствовать» – сорочку их хозяина. Губы ее слегка дрогнули в улыбке. Возможно, это будет даже весело. Стащить что-нибудь принадлежащее лорду Лэнгстону без его ведома – временно, конечно. Она чуть не фыркнула. «Вы захотели посмеяться надо мной, лорд Лэнгстон? Ну что ж, вы оказались одним из простофиль. А последней буду смеяться я».

Поправив очки, Сара сказала подругам:

– Мы все получили задания. Предлагаю закрыть первое заседание дамского литературного общества Лондона и собраться здесь же завтра в час пополуночи, чтобы приступить к работе над созданием Франклина Н. Штейна.

– За наши успехи! – сказала Эмили, поднимая воображаемый бокал.

Наскоро пожелав друг другу спокойной ночи, они одна задругой выскользнули из спальни Сары и, крадучись, разошлись по своим комнатам.

Закрыв за ними дверь, Сара прислонилась спиной к дубовой обшивке. Ее взгляд упал на старинный секретер. Подойдя к нему, она взяла перо, обмакнула его в чернильницу и добавила свои последние требования к перечню характеристик идеального мужчины. Очень важные требования, которые она не смогла себя заставить высказать в присутствии остальных, потому что, хотя они и были ее ближайшими подругами, есть вещи, в которых трудно признаться. Кому бы то ни было.

Закончив писать, Сара отложила перо и перечитала написанное: чтобы он не судил о людях по их внешности; чтобы умел разглядеть красоту под неказистой оболочкой. И чтобы не смотрел «сквозь людей», как будто они не существуют.

У нее не было оснований верить, что такой мужчина есть на самом деле. Но если уж она его придумывает, то почему бы не сделать это по полной программе?

Комната снова озарилась вспышкой молнии, и Сара подошла к окну. Она всегда любила летние грозы. Как ни странно, шум дождя, барабанящего по крыше и оконным стеклам, успокаивал ее. Небо снова прорезал зигзаг молнии. Она взглянула в окно и замерла на месте, заметив фигуру мужчины, который, выйдя из-за деревьев, направился к дому. При свете молнии она разглядела, что мужчина, опустив голову, быстро пересекает газон. Промокшая насквозь одежда облепила его, а в руке он держал лопату. Будто почувствовав ее взгляд, он неожиданно остановился и посмотрел вверх. Сара торопливо отступила от окна, схватившись за тяжелую бархатную штору, но все же успела разглядеть его. И сразу же узнала.

С бешено бьющимся неизвестно по какой причине сердцем она подождала несколько секунд, а когда снова посмотрела в окно, он уже ушел.

Интересно, видел ли он ее? Сара нахмурила лоб. Ну и что, если видел? Ведь это не она бегает в неурочный час во время грозы с лопатой в руке!

Интересно, что делал лорд Лэнгстон среди ночи под дождем, да еще с лопатой в руке? Все это было очень похоже на… – ее взгляд метнулся в сторону лежащих на ночном столике томиков «Современного Прометея» в кожаных переплетах – похоже на то, чем занимался Виктор Франкенштейн.

Ее воображение, которое и всегда отличалось живостью, угрожало окончательно сорваться с якоря. Сара отошла от окна. Наверное, имелось какое-то логическое объяснение странного поведения их хозяина.

И она была твердо намерена узнать, что все это значит.

 

Глава 3

Как только за окном забрезжил рассвет, Сара тихо вышла из спальни. Она проснулась рано, как делала это каждое утро. Ей не терпелось выйти из дома, тем более что дождь ближе к рассвету прекратился и воздух после грозы был напоен ароматами влажных трав.

Вчера, когда во второй половине дня вереница экипажей подъезжала к имению Лэнгстон-Мэнор, она успела заметить великолепные сады, которые ей очень хотелось поскорее обследовать и сделать кое-какие зарисовки. Для этого лучше всего, подходит ранний час, когда все еще спят и можно побыть одной.

Со старенькой кожаной сумкой под мышкой, в которой лежали ее принадлежности для рисования, Сара завернула за угол коридора и неожиданно столкнулась с молодой служанкой, которая несла стопку белоснежного постельного белья.

– Ох, прошу прощения, мисс! – воскликнула служанка, прижимая к груди покачнувшуюся стопку белья. – Я не ожидала кого-нибудь встретить здесь так рано.

– Это я виновата, – сказала Сара и наклонилась, чтобы поднять упавшую наволочку. – Я задумалась и не смотрела, куда иду. – Она выпрямилась, на ощупь сложила наволочку и вернула ее на самый верх стопки белья.

– Спасибо, – пробормотала явно ошеломленная служанка.

Сара удивилась. Странно, что девушка была так удивлена обычной любезностью, тем более что в столкновении была виновата не она, а Сара. Она ведь, черт возьми, была всего лишь дочерью скромного врача, а не членом королевской семьи! Доживи она хоть до ста лет, ей ни за что не привыкнуть к формальным правилам поведения, принятым в том обществе, к которому благодаря замужеству стала принадлежать Каролина. Ее нередко удивляло, как сестра все это выносит.

– Пожалуйста… – Сара наклонила голову, ожидая, что девушка назовет свое имя.

– Мэри, мисс.

Сара поправила очки и улыбнулась:

– Пожалуйста, Мэри.

Мэри окинула взглядом простенькое коричневое дневное платье Сары.

– Вам что-нибудь нужно, мисс? Может быть, у вас в спальне не работает шнур сонетки?

– Мне ничего не нужно, спасибо, Покажи-ка мне, как отсюда попасть в сад. – Она кивком указала на свою сумку: – Я надеялась сделать кое-какие зарисовки.

Мэри радостно улыбнулась:

– Да уж, сады здесь очень красивы, мисс, особенно после дождя. И за ними хорошо ухаживают. Милорд сам страстный любитель цветов и всяких растений.

Сара удивленно приподняла брови:

– Вот как?

– Да, мисс. Он сам, засучив рукава, частенько работает в саду. Не боится испачкаться в земле, как некоторые другие джентльмены. Однажды я даже видела, как он шел в сад поздно ночью. – Девушка наклонилась и понизила голос до доверительного шепота: – Среди слуг болтают, будто его светлость выращивает какие-то цветы, которые цветут ночью, и будто они требуют особого внимания.

– Цветы, цветущие ночью? – При мысли о таких необычных цветах Сара взволновалась, но быстро взяла себя в руки, мысленно пожурив за разыгравшееся воображение. Значит, лорд Лэнгстон ночью просто навещал своих питомцев, а она уж была готова видеть в нем какого-то сумасшедшего ученого вроде Франкенштейна. – Наверное, это очень редкие экземпляры.

– Сама я в этом совсем не разбираюсь, мисс, но знаю, что его светлость большой специалист во всем, что касается цветоводства.

– Буду с нетерпением ждать возможности побеседовать с ним на эту тему, – пробормотала Сара.

Возможно, она недооценивала лорда Лэнгстона. Мужчина, который любит цветы и растения, не может быть совсем безнадежен. Тем более если он готов даже ночью ухаживать за растениями, цветущими по ночам.

Мэри объяснила ей, что в сад можно выйти через застекленную дверь гостиной, и Сара, поблагодарив ее, направилась туда. Как только она вышла на мощенную плитняком террасу, ее охватило чувство покоя. Небо окрасилось в темно-золотистые и алые тона, и вот-вот должны были показаться первые лучи восходящего солнца. В листве высоких вязов, обрамлявших дом с обеих сторон, шумел ветерок, создавая фон для робкого утреннего чириканья просыпающихся птиц.

Глубоко вдохнув свежий воздух, Сара пересекла террасу и замерла при виде красоты окружающих дом садов. Безупречно подстриженные газоны и живые изгороди перемежались с ухоженными цветниками. Группы деревьев, под которыми были гостеприимно расположены скамьи, были рассчитаны на то, чтобы создавать тень и защищать от горячих лучей солнца. Неудивительно, что ее хозяин был так предан своему саду, – таких красивых садов Сара в жизни не видывала. Можно было без труда вообразить, какую захватывающую картину представляет собой этот сад, когда он залит солнечным светом.

Саре не терпелось увидеть как можно больше, и она отправилась вниз по ступеням террасы. Мокрая трава сразу же промочила ее ботинки для прогулок и подол платья, но ее это ничуть не смущало. Напротив, она испытала знакомое и любимое ощущение: близость растений, земли. Сара шла по дорожкам, наугад выбирая направление, и восхищалась буйным ростом и цветением многочисленных разновидностей многолетников и однолетников. В памяти мелькали их названия: бальзамины, колумнеи, маргаритки, и десятки других.

До слуха Сары донеслось тихое журчание воды, и она пошла на этот звук. Несколько минут спустя, свернув за поворот, она, к своему великому удовольствию, оказалась перед большим круглым мраморным фонтаном, в центре которого возвышалась статуя облаченной в ниспадающий складками хитон богини. В руках она держала наклоненную урну, из которой ручейком текла вода в резервуар у ее ног. Часть фонтана была окружена по борту каменной скамьей, и вся эта небольшая поляна, словно сад в саду, была обнесена живой изгородью. Чувствуя, что она наткнулась на какое-то тайное убежище, Сара уселась на скамью и открыла этюдник.

Едва закончив набросок округлого бортика фонтана, она услышала тихий скрип гравия и, подняв глаза, увидела огромного пса, входящего на поляну сквозь просвет в живой изгороди. Увидев ее, животное остановилось. Сара старалась не двигаться, чтобы не испугать пса, и очень надеялась, что он окажется дружелюбным созданием. Пес поднял массивную голову и понюхал воздух.

– Доброе утро, – тихо сказала ему Сара.

Пес повилял хвостом в ответ на приветствие и, высунув язык, подбежал к ней. Опустив голову, он обнюхал ее ботинки, потом ноги до колен. Сара по-прежнему старалась не двигаться, давая ему возможность познакомиться с ее запахом, а сама тем временем внимательно разглядывала его блестящую темную короткую шерсть. Убедившись, как видно, что она друг, а не враг, пес издал глубокое, низкое «гав!» и уселся прямо на ее ботинок.

Сара, тоже удовлетворенная тем, что он друг, а не враг, улыбнулась.

– И тебе тоже «гав!», – сказала она и, отложив этюдник, запустила пальцы в собачью шерсть и стала почесывать своего гостя.

Темные умные глаза пса полузакрылись в собачьем экстазе, и он, подняв массивную мокрую лапу, положил ее к ней на колени.

– Ах, тебе это нравится, не так ли? – Сара принялась ворковать над ним и тихо рассмеялась, услышав, как ее новый друг издал вздох глубокого удовлетворения. – Моя собака тоже это обожает. Почему ты бегаешь здесь совсем один?

Едва она успела задать этот вопрос, как гравий снова заскрипел. Все еще почесывая собаку, Сара подняла взгляд и увидела входящего на полянку мужчину, в котором сразу же признала хозяина имения, лорда Лэнгстона. Он остановился, словно наткнувшись на стену. Увидев ее здесь, он был удивлен не меньше, чем удивилась она, увидев его.

Его взгляд задержался на огромном псе, пригвоздившем ее к месту, и он, нахмурив брови, тихо присвистнул. Пес сразу же снял лапу с колен Сары и встал. Бросив на нее взгляд, говоривший: «Я должен уйти, но еще вернусь», он послушно подбежал к хозяину и уселся прямо на начищенный сапог его светлости.

Сара поднялась со скамьи, поправила очки и присела перед лордом Лэнгстоном в не очень изящном реверансе, стараясь не показать своего раздражения в связи с тем, что он нарушил ее одиночество и прервал работу. Тем более что раздражаться она не имела никакого права. Как-никак это был его сад, и собака тоже принадлежала ему. И все же почему этому человеку не спится? На основе своих наблюдений Сара пришла к выводу, что большинство аристократов не появляются на людях раньше полудня. Конечно, это была отличная возможность поговорить с ним о садоводстве, о цветах, цветущих ночью, хотя время для беседы было не самое удобное.

– Доброе утро, милорд.

Мэтью пристально посмотрел на девушку и вспомнил, что она его гостья – та, у которой вчера за ужином очки затуманились паром, поднимавшимся из тарелки с супом. Сестра леди Уингейт, имя которой он так и не смог вспомнить. Он постарался не показать раздражения, вызванного тем, что она нарушила его прогулку. И почему это ей не спится? На основе своих наблюдений он пришел к выводу, что молодые женщины редко появляются на людях раньше полудня. А когда появляются, то имеют более презентабельный вид, чем эта девушка в мятом платье с мокрым подолом и с небрежной прической, съехавшей влево, из которой выбились непослушные пряди. И почему это она смотрит на него так, как будто это он является непрошеным нарушителем ее уединения?

Проклятие! Ему, как хозяину, нужно, наверное, побыть здесь и обменяться с ней какими-то глупыми вежливыми фразами, а это ему меньше всего хотелось делать. Ему нужна была эта прогулка, нужно было некоторое время побыть в одиночестве, чтобы спокойно дождаться возвращения из деревни Дэниела, где он должен был собрать информацию о том, зачем деревенский кузнец Том Уиллстон появился прошлой ночью на территории его поместья. Ладно. Он сделает то, что требуется, и удалится при первой удобной возможности.

– Доброе утро, – ответил Мэтью, покоряясь судьбе, обрекшей его на несколько минут обязательного вежливого разговора.

Он взглянул на девушку и едва не поморщился, увидев отпечаток огромной грязной лапы на ее платье. Боже милосердный! Как только она заметит это, то немедленно устроит истерику! Он мысленно отметил, что следует сказать миссис Харбейкер об испачканном платье. Экономка позаботится о том, чтобы платье должным образом вычистили. Мэтью надеялся, что ему не придется возмещать его стоимость. Дамские платья стоят баснословных денег.

– Вижу, вы нашли моего пса, – сказал он, чтобы заполнить паузу.

– По правде говоря, это он нашел меня. – Он взглянул на пса, а девушка улыбнулась: – Ему, кажется, доставляет удовольствие сидеть на ногах людей.

– Да. Это я научил его подчиняться команде «сидеть», однако ему требуется еще научиться выбирать подходящее место для того, чтобы сесть. – Наклонившись, Мэтью с любовью потрепал пса по шее и поклялся как следует отругать его за то, что заводит нежелательные знакомства с гостьями во время утренней прогулки. – Надеюсь, он вас не напугал?

– Вовсе нет. У меня тоже есть собака. Почти такого же размера, как ваша. Они очень похожи, только окрас разный. – Сара взглянула на его любимца. – Он очень милый.

Мэтью был удивлен тем, что у нее имеется такая крупная собака. Большинство леди, которых он знал, предпочитали крошечных карликовых собачек, которые только и делали, что писали на ковры, кусали людей за лодыжки да нежились на атласных подушечках.

– Милый? Спасибо, конечно, хотя уверяю вас, что он предпочел бы, чтобы его считали свирепым и мужественным.

Сара взглянула на него и заметила, что его губы дрогнули в улыбке.

– Я уверена, что он является таким, каким себя считает, но только проявляет эти качества очень мило. Как его зовут?

– Дэнфорт.

– Интересное имя. Почему вы его выбрали?

– Мне показалось, что оно ему подходит. А вы гуляете одна? – спросил он, оглядевшись вокруг. – Без дуэньи?

Сара удивленно приподняла брови и усмехнулась:

– Женщина моего возраста скорее сама подходит на роль дуэньи, милорд.

Женщина ее возраста? Очевидно, она старше, чем он предполагал. Правда, он не обращал на нее особого внимания. Мэтью искоса взглянул на девушку. Она выглядела не старше двадцати двух лет. Возможно, правда, что приглушенное освещение скрывало следы, оставленные временем. Хотя эти очки и немодное платье придавали ей вид старой девы.

– Рановато вы вышли прогуляться, – сказал он, довольный тем, что голос его ничуть не выдавал раздражения.

– Для меня это не рано. Это мое любимое время суток. Я люблю тишину и покой, мягко нарастающий свет и обещание нового дня, полного новых возможностей.

Брови Мэтью чуть приподнялись от удивления. Это было и его любимое время суток, хотя он не был уверен, что сумел бы столь красочно описать это.

– Я хорошо понимаю, что вы имеете в виду.

– У вас великолепный сад, милорд.

– Спасибо.

Проклятие! Он так и не может вспомнить, как ее зовут. Гораздо проще было бы извиниться и откланяться, если бы можно было сказать: «Ну что ж, было очень приятно поболтать с вами, мисс Джонс, но мне пора идти». Может быть, ее фамилия действительно Джонс? Нет, не то…

– Как я понимаю, вы большой специалист в области садоводства.

Мэтью насторожился. Очевидно, его слуги болтали вовсю. В следующий раз, нанимая слуг, он позаботится о том, чтобы работу получили только немые.

– Это моя великая страсть, – сказал он, повторяя ту самую ложь, которой ему слишком часто приходилось прикрывать свою деятельность.

Лицо девушки расцвело улыбкой, открывавшей безупречно прямые, жемчужно-белые зубы, от которой на щеках появились очаровательные глубокие ямочки.

– Это и моя великая страсть тоже. – Сара указала на группу растений, окружающих фонтан: – Таких великолепных экземпляров гемиграфис альтерната я еще никогда не встречала.

«Геми – что?» Мэтью чуть было не застонал. Пропади все пропадом! Уж если кому не везет, так не везет во всем. Кто бы мог подумать, что первая женщина за много месяцев, которая могла говорить не только о моде и погоде, окажется каким-то, черт возьми, экспертом по растениеводству!

– О да, я их особенно люблю, – пробормотал Мэтью.

Пора ретироваться. Он извлек свою ногу из-под Дэнфорта и отступил на шаг. Однако наткнулся на бордюр фонтана и обнаружил – вернее, нижняя часть его спины обнаружила, – что это был мокрый бордюр. Мокрый и холодный.

Едва не выругавшись вслух, Мэтью оттолкнулся от бордюра. Проклятие! Едва ли существовало что-либо более противное, чем холодная, мокрая шерстяная ткань, прилипшая к ягодицам.

Взгляд Сары переместился с фонтана на его губы, и она, усмехнувшись, сказала:

– Ужасно неприятное ощущение. Я и сама его не раз испытывала. Позвольте предложить вам носовой платок?

Гм-м… Как будто клочок дамского кружева мог ускорить просыхание его промокшего зада. И все же ее сочувствие несколько поубавило его раздражение.

– Спасибо, но это пустяк, – солгал он, заставляя себя усилием воли не корчить гримасы, когда почувствовал, как струйки воды стекают с ягодиц вниз по ногам.

– Вот и хорошо. Скажите, вы пользуетесь чем-нибудь специальным? – спросила она.

– Чтобы сушить брюки?

– Чтобы подкармливать растения.

– Гм-м… нет. Самым обычным.

– Наверное, все-таки в ваш компост добавляют что-то особое, – убежденно сказала Сара. – У вас необыкновенные дельфиниумы, а такой душистой, как у вас, лантаны камары я никогда еще не встречала.

Силы небесные! Этот разговор заставил его почувствовать себя мишенью на поле, где тренируются стрелки из лука.

– По этому вопросу вам следует проконсультироваться у моего главного садовника Пола, который несет ответственность за пост.

Она чуть наморщила лоб и поморгала под линзами очков.

– Вы имеете в виду – за компост?

– Да, конечно.

Сара прищурилась и пристально посмотрела на него, что заставило его почувствовать себя мальчишкой в коротких штанишках, которого застукали за каким-нибудь озорством. Нет, пора, давно пора уходить отсюда. Но не успел он сделать и шага, как она сказала:

– Расскажите мне о ваших цветах, цветущих по ночам.

– Простите, не понял.

– Я пыталась вырастить лунный цветок, но без особого успеха. Должно быть, ваши цветы наслаждались вчерашним ливнем. И уж наверняка гораздо больше, чем вы.

Он замер, с подозрением покосившись на нее:

– Я?

– Да. Я видела, как вы возвращались домой поздно ночью. С лопатой в руке.

О Господи! Значит, он действительно видел ее прошлой ночью, когда взглянул на окна дома. Он так и думал. Она была, несомненно, одной из тех любопытных особ, которые только и делают, что выглядывают в окна да подслушивают у замочных скважин. Именно таких дам он опасался приглашать в гости. А теперь вот она смотрит на него так, будто убеждена, что он занимался ночью не просто пересадкой растений. Тысяча чертей!

– Да, я навещал цветники, – небрежным тоном сказал Мэтью. – Жаль, что начался дождь и заставил меня прервать работу с моими цветами, цветущими ночью. Именно в тот момент, когда у меня дело пошло на лад. Но скажите мне, вы-то что делали в столь неурочный час?

Его подозрения возросли, когда он заметил на ее лице виноватое выражение. Она явно занималась чем-то неположенным. Но чем?

– Ничего особенного, – сказала Сара явно фальшивым беззаботным тоном. – Просто не могла заснуть после нашего путешествия.

Ему, как человеку, которому часто приходилось сталкиваться с ложью, было совершенно очевидно, что она говорит неправду. Так чем же она, черт возьми, занималась? Он сразу же отмел предположение о любовном свидании. Одного взгляда на нее хватило, чтобы понять, что она женщина не того типа. Может быть, она замышляла похищение фамильного серебра Лэнгстонов? Или еще того хуже – шпионила за ним?

При этой мысли Мэтью сурово стиснул зубы. Неужели это ее взгляд он чувствовал на себе на кладбище? Судя по беспорядку в прическе девушки, она, возможно, побывала под дождем. А может быть, она вышла на ночную прогулку по саду и случайно наткнулась на него? Или увидела, как он выходит из дома, и специально последовала за ним?

Пока он этого не знал, но имел твердое намерение выяснить.

– Надеюсь, то, что вы промокли под дождем, не имело для вас никаких неприятных последствий, милорд?

– Никаких неприятных последствий, – подтвердил Мэтью, заметив, что она умышленно переводит тему разговора с собственной персоны.

– И ваши ночные цветы тоже не пострадали?

Будь он проклят, если это ему известно!

– Эти дьяволята просто радуются жизни.

– Наверное, благодаря вашим неустанным заботам о них по ночам?

– Именно так.

– Значит, вы навещаете их каждый вечер?

Она и впрямь была чересчур любопытна.

– Стараюсь. Правда, это зависит от других моих дел.

– Понятно. Мне хотелось бы на них взглянуть. В какой части сада они растут?

Будь он проклят, если это ему известно!

– Они находятся вот в той стороне. – Мэтью описал рукой весьма широкую полуокружность, охватывающую три четверти территории сада. – Следуйте по дорожкам, и в конце концов вы до них доберетесь.

Сара кивнула, и у него немного отлегло от сердца. Она больше не смотрела на него с подозрением, потому что, как видно, поверила, что его вылазка прошлой ночью объяснялась желанием навестить цветы. Отлично! А теперь было самое время ретироваться.

– С вашего позволения, мисс… гм-м… – он прочистил горло и откашлялся, – мы с Дэнфортом продолжим нашу прогулку.

Сара остановила на Мэтью проницательный взгляд, и ему показалось, что она видит его насквозь.

– Вы не знаете моего имени, не так ли?

Это было скорее утверждение, чем вопрос, и он с раздражением почувствовал, что краснеет, потому что она была права.

– Разумеется, я знаю, кто вы такая. Вы сестра леди Уингейт.

– Имени которой вы не помните. – Прежде чем он успел сказать что-нибудь вежливое или даже признать ее правоту, она отмахнулась от его оправданий. – Прошу вас, не смущайтесь. Это случается сплошь и рядом. Меня зовут Сара Мурхаус, милорд.

«Это случается сплошь и рядом…»

Мэтью не смог бы сказать, что именно – ее ли слова или то, что она произнесла их как нечто само собой разумеющееся, – заставило его взглянуть на нее повнимательнее. Он понял, что эту неприметную женщину могли обходить вниманием, причем делали это так часто, что она к этому привыкла и воспринимала как должное.

На него неожиданно нахлынула волна сочувствия, а вслед за ней и возмущение собой за то, что не смог вспомнить, как ее зовут. Пусть она чрезмерно любопытна и с ней не оберешься хлопот, но она была его гостьей, и ему не нравилось, что он, уподобившись многим другим, отнесся к ней небрежно.

По совершенно непонятной причине ему вдруг не захотелось уходить. Наверное, просто потому, что захотелось узнать о ней больше, например, о ее склонности выглядывать из окон или, крадучись, бегать по саду среди ночи. Однако, желая сменить тему разговора, он указал кивком на ее этюдник:

– Что вы рисуете?

– Ваш фонтан. – Взгляд Сары переместился на статую богини. – Это римская Флора, не так ли?

Мэтью удивленно вскинул брови. Пусть он не очень хорошо разбирался в растениях, зато мифологию знал превосходно. И судя по всему, мисс Сара Мурхаус тоже хорошо ее знала.

– Думаю, что до этой минуты никто еще не пытался определить, кто она такая, мисс Мурхаус.

– Вот как? Но весенние розы, падающие с ее губ, являются очевидным признаком. К тому же где еще можно поставить статую богини цветов, как не в саду? Хотя она занимает сравнительно незначительное место в римской мифологии, Флору я люблю больше, чем всех прочих богинь.

– Почему?

– Она является также богиней весны – времени года, дорогого моему сердцу, поскольку оно символизирует возобновление жизненного цикла. Я каждый год отмечаю ее праздник.

– Флоралию? – спросил Мэтью.

– Вы о нем знаете? – удивилась Сара.

– Знаю, хотя никогда его не праздновал, – признался он. – И что вы при этом делаете?

Его интерес явно удивил ее.

– По правде говоря, веду себя довольно глупо. Устраиваю небольшой приватный пикник в саду.

– Глупо? По-моему, от этого веет покоем. Приватный? Вы празднуете одна?

Она покачала головой, от чего из прически выбилась еще одна прядь.

– Не одна. Вместе со мной празднуют несколько избранных друзей. – За стеклами очков блеснули озорные искорки, а на щеках образовались ямочки. – Конечно, приглашение на праздник удается раздобыть не каждому. Не каждый удостаивается чести сидеть на фамильном одеяле Мурхаусов и участвовать в трапезе, которую готовлю я сама.

– Вы готовите трапезу?

Она кивнула:

– Экспериментировать на кухне – это еще одна моя великая страсть.

– Мне показалось, будто вы сказали, что вашей великой страстью являются цветы?

– Можно иметь несколько страстей, милорд. Я люблю, например, находить новые применения многочисленным травам, ягодам и овощам, которые выращиваю.

Мэтью попытался скрыть свое удивление по поводу того, что молодая аристократе? вообще знает, где находится кухня, потом вспомнил, что она не принадлежит к титулованной знати. Ее отец – не то управляющий имением, не то врач. Титул ее сестры был результатом замужества.

– И вы умеете хорошо готовить?

– От моей стряпни никто еще не умирал. – Сара усмехнулась и добавила: – Пока.

Мэтью чуть было не фыркнул, что его крайне удивило. И понял, что очень давно по-настоящему не смеялся.

– Расскажите о том, что вы готовите для избранных гостей, приглашенных на празднование флоралии.

– Меню каждый год меняется в зависимости от состава гостей. В этом году я приготовила для себя пирожки с мясом и сдобные лепешки с черничным вареньем, а на десерт – пирожные с клубникой.

– Звучит заманчиво. А для гостей?

– Сырую морковку, черствый хлеб, косточку от окорока, теплое молоко и ведро помоев.

– Это уже не так заманчиво. И вы утверждаете, что от этого еще никто не умер?

Она рассмеялась:

– Это настоящие Деликатесы, если учесть, что почетными гостями являются кролики, гуси, моя собака Дездемона, выводок котят и свинья.

– Понятно. Я полагаю, что свинья – это настоящий поросенок, а не просто человек с дурными манерами?

– Вы правильно поняли. Пусть даже ведро пищевых отходов приготовлено специально для нее, она умудряется слопать хотя бы одно из моих клубничных пирожных.

– Если бы мне пришлось выбирать, я поступил бы точно также. У вас весьма интересный круг друзей.

– Они мне преданы и всегда рады видеть меня, особенно если я делюсь с ними клубничным пирожным.

– А лошадей в гости не приглашаете?

Она покачала головой:

– Нет. Я их боюсь.

– Лошадей? – удивился он.

– Нет, клубничных пирожных. – Она снова усмехнулась. – Конечно, лошадей. Я люблю их только тогда, когда они находятся не менее чем в двадцати футах от меня.

– Это, должно быть, очень осложняет прогулки верхом?

– Что правда, то правда. Верховая езда явно не относится к числу моих страстей.

Мэтью кивком указал на блокнот Сары:

– Можно мне взглянуть на рисунок?

– Это всего лишь черновой набросок. Я только начала работать.

Поскольку смотреть на ее черновой набросок было гораздо безопаснее, чем позволить разговору вернуться на зыбкую почву обсуждения разновидностей растений, о которых он прежде даже не слышал, он сказал:

– Ничего. Покажите, если не возражаете.

Сара сжала губы, от чего на щеках ее появились ямочки. Ей явно не хотелось показывать рисунок, но и не хотелось обидеть отказом хозяина. Господи, рисунок, должно быть, и впрямь ужасный! Ну что ж, он взглянет на него, пробормочет что-нибудь ободряющее и, извинившись, уйдет. Он наверняка исполнил свой долг, вежливо поговорил с ней, вполне достаточно узнал о ней. Ему не хотелось вызывать у нее подозрение, продолжая разговор, который и без того слишком затянулся.

Она протянула ему блокнот с чрезвычайной осторожностью, словно боялась, что он ее укусит, но его это не обидело, а скорее позабавило. Обычно женщины с излишней готовностью исполняли то, что он просил. С мисс Сарой Мурхаус дело явно обстояло по-другому.

Мэтью взял листок и взглянул на него. Потом поморгал и повернул рисунок так, чтобы лучше рассмотреть его в мягком предрассветном освещении.

– Рисунок просто превосходен, – сказал он, не скрывая удивления.

– Спасибо, – сказала она, не менее удивленная, чем он.

– Если вы это называете черновым наброском, то хотелось бы увидеть, что, по-вашему, считается законченным рисунком. Детали, которые вам удалось схватить, особенно вот здесь… – Он подошел ближе и остановился совсем рядом с ней. Держа рисунок в одной руке, он указал другой рукой на лицо Флоры: – Вам удалось потрясающе правильно уловить выражение ее лица. Наверное, она вот-вот улыбнется. Я почти чувствую, как она оживает.

Мэтью повернулся и посмотрел на Сару. Взгляд его скользнул по ее профилю, отметив короткий прямой носик, который казался слишком маленьким, чтобы поддерживать очки в металлической оправе, и нежную округлость щеки, чуть испачканной угольным карандашом.

Как будто почувствовав его взгляд, Сара повернулась, и Мэтью удивился тому, что она довольно высокого роста. Обычно макушки женских головок едва достигали его галстука, а ее голова была почти на уровне его глаз.

Она поморгала за стеклами очков, как будто не ожидала, что он стоит так близко. Толстые стекла зрительно увеличивали глаза, и ему вдруг захотелось, чтобы освещение было ярче, что позволило бы разглядеть, какого они цвета. Они не казались слишком темными, так что, пожалуй, были синими.

– А вы довольно высокий, – сказала Сара и сразу же стиснула губы, как будто слова эти вырвались без ее разрешения.

Даже при тусклом освещении Мэтью заметил, что она покраснела. Уголки его губ дрогнули в улыбке.

– Я как раз подумал то же самое о вас. Очень приятно, что не приходится наклоняться, чтобы разговаривать с вами.

Она добродушно улыбнулась:

– Я только что подумала то же самое о вас.

Мэтью взглянул на ее улыбку, на эти интригующие ямочки на щеках, которые, как он заметил, появлялись по обе стороны очень соблазнительных губок.

– Вам удалось отлично передать выражение лица Флоры, – отметил он. – Атмосферу счастья и спокойствия, которую она создавала.

– Лицо ее выражает глубокое удовлетворение и любовь, – тихо сказала Сара. – Оно и понятно, ведь она находится в своем излюбленном месте – в саду, в окружении того, что ей дорого больше всего…

Сара несколько секунд смотрела на него изучающим взглядом. Мэтью, в свою очередь, пристально смотрел на нее. Хотя она была сестрой леди Уингейт, он не находил сходства между ней и потрясающе красивой виконтессой. Никому бы не пришло в голову назвать мисс Мурхаус красавицей. Черты ее лица были слишком неправильными. Глаза, еще более увеличенные стеклами очков, были слишком велики, нос – слишком мал. Подбородок был слишком упрямым, губы – слишком пухлыми, а рост – совершенно немодным. Мышиного цвета волосы, тем более в таком растрепанном состоянии, казались неухоженными. Он попытался вспомнить что-нибудь слышанное о ней, но не мог припомнить ничего, кроме того факта, что она приехала сюда в качестве компаньонки леди Уингейт и была, очевидно, старой девой. На основе этих сведений он и представил себе матрону старше ее по возрасту, с суровым выражением лица и поджатыми губами.

Однако, не будучи красавицей, она никак не была матроной с суровым лицом и поджатыми губами. Нет, это была молодая женщина. Сильная. Явно интеллигентная. У нее была потрясающая обольстительная улыбка, от которой появлялись ямочки на щеках и все лицо словно освещалось изнутри. Улыбка, казалось, контрастировала с грустью, которую он заметил в ее голосе. Ее огромные, как у олененка, глаза были настолько бесхитростны, что ему было трудно оторвать от нее взгляд.

Все это так, но она была также любопытной и занималась прошлой ночью чем-то таким, в чем не хотела признаться.

– Такому только позавидовать можно, – тихо сказала Сара. – Кому придет в голову просить чего-то большего?

«Мне придет». Мэтью хотел большего, чем это. Он хотел того, что оставалось для него вне достижимости почти в течение года. Он жаждал получить это, хотя и отчаялся когда-нибудь найти.

Покой.

Такое простое слово.

И такое, черт побери, труднодостижимое состояние.

Заметив, что он стоит, уставившись на нее, Мэтью откашлялся и сказал:

– В вашем альбоме есть еще рисунки?

– Есть, но…

Сара не закончила фразу, потому что он открыл наугад страницу и увидел изображение прекрасного цветка, который был написан нежной акварелью. Под рисунком мелким четким почерком было написано по-латыни narcissus sylvestris, что означало, как он догадался, «бледно-желтый нарцисс».

– Желтый нарцисс, – пробормотал он. – Прекрасный рисунок. Вы не только талантливо рисуете, но и пишете акварелью.

– Спасибо, – сказала Сара. И Мэтью вновь показалось, что ее удивил комплимент. Интересно, почему бы? Наверняка любой, кто увидит эти рисунки, поймет, что они выполнены мастерски. – Я сделала рисунки нескольких сотен различных цветов.

– Это еще одна ваша страсть?

– Боюсь, что это так, – улыбнулась она.

– Что вы делаете со своими рисунками? Вставляете в рамки и украшаете стены дома?

– О нет. Я храню их в альбомах и постепенно добавляю к своей коллекции. Надеюсь со временем опубликовать их в какой-нибудь книге по садоводству.

– Вот как? Довольно скромная цель.

– Не вижу смысла стремиться к чему-либо большему.

Мэтью оторвал взгляд от рисунка, и их глаза встретились. Небо к тому времени достаточно посветлело, и он смог теперь разглядеть, что глаза у нее вовсе не синие, а теплого золотисто-карего цвета. В ее взгляде наряду с умом он заметил некоторый вызов, как будто она ждала, что он будет оспаривать ее способность добиться осуществления своей цели. Он, правда, не имел ни малейшего намерения спорить с ней по этому поводу. Он понял, что мисс Мурхаус не только любопытна, но и принадлежит к числу тех страшно компетентных во всех вопросах старых дев, которые гнут свою линию, не обращая внимания ни на какие препятствия на пути к цели.

– Зачем искать цель на земле, если можно стрелять по звездам? – пробормотал он.

Она поморгала, потом на ее лице снова расцвела улыбка.

– Вот именно, – согласилась она.

Заметив, что снова слишком пристально смотрит на нее, Мэтью заставил себя переключить внимание на альбом. Перелистнув несколько страниц, он увидел изображения незнакомых растений с труднопроизносимыми латинскими названиями, а также нескольких растений, названия которых он не мог вспомнить, но которые узнал благодаря многочасовым раскопкам на территории сада. Одним из опознанных цветов была роза, и он усилием воли заставил себя не вздрогнуть. Неизвестно по какой причине он начинал отчаянно чихать, когда поблизости оказывались эти своенравные цветы. Он по возможности избегал приближаться к ним.

Перелистнув еще одну страницу, он буквально остолбенел. На рисунке был изображен мужчина. Во всех подробностях. Абсолютно голый. Мужчина, создавая которого, природа явно не поскупилась. Мужчина, которого, судя по подписи внизу страницы, звали Франклином Н. Штейном…

Сара охнула и, выхватив рисунок из его рук, захлопнула альбом.

Мэтью не мог решить, позабавило ли это его, удивило или заинтриговало. Разумеется, он не ожидал увидеть такой рисунок в исполнении этой неприметной женщины. В ней явно скрывалось больше, чем можно было увидеть снаружи. Может быть, именно этим она занималась прошлой ночью? Делала зарисовки эротического характера? Черт возьми, уж не был ли этот самый Франклин, позировавший для ее рисунка, кем-нибудь из его обслуживающего персонала? Кажется, среди людей, ухаживающих за его угодьями, был какой-то молодой парень по имени Фрэнк…

Но нет, быть того не может. Она ведь только что приехала! Мэтью попытался припомнить физиономию этого мужчины, но лицо его было нарисовано весьма неотчетливо – в отличие от всего остального.

– Ваш друг? – с манерной медлительностью произнес он.

Сара вздернула подбородок:

– А если и так?

Ну что ж, надо отдать ей должное, самообладания она не утратила.

– Я сказал бы, что вы изобразили его превосходно. Хотя уверен, что ваша матушка была бы в шоке.

– Наоборот, я уверена, что она не обратила бы на это никакого внимания. – Сара отступила от Мэтью на шаг и многозначительно взглянула на просвет в живой изгороди: – Было очень приятно побеседовать с вами, милорд, но не позволяйте мне задерживать вас дольше, прерывая вашу утреннюю прогулку.

– Да-да, мою прогулку, – пробормотал он, чувствуя необъяснимую настоятельную потребность отсрочить свой уход. Ему хотелось посмотреть другие ее рисунки в надежде обнаружить еще один слой в личности этой женщины, в которой за столь короткое время перед ним открылись такие контрасты.

«Не выставляй себя на посмешище. Пора уходить».

– Желаю вам приятного утра, мисс Мурхаус, – сказал он. – Мы увидимся с вами сегодня за ужином. – Он отвесил ей формальный поклон, на который она ответила неглубоким реверансом. Потом, тихо свистнув Дэнфорту, покинул полянку и отправился по тропинке, ведущей к конюшням. Может быть, прогулка верхом поможет ему проветрить голову?

Шагая к конюшне, Мэтью вспоминал свою встречу с мисс Мурхаус, и ему постепенно стали понятны две вещи: во-первых, глубокие познания этой женщины в области садоводства могли бы оказаться полезными для него при условии, что он сумел бы получить от нее нужные сведения, оставляя ее в неведении относительно того, для чего они ему нужны. Учитывая ее любопытство, это было бы весьма проблематично. Он мог бы попытаться получить такую информацию от Пола, своего главного садовника, но тот, хотя и многое знал о растениях, не обладал формальным образованием, которым, несомненно, обладала мисс Мурхаус. Пока она у него в гостях, он мог бы наткнуться на ключ к разгадке своей головоломки.

А во-вторых, эта женщина весьма впечатляюще, хотя и вполне вежливо, выставила его из его собственного сада! Как будто она была принцессой, а он – жалким лакеем. Он не стал заострять на этом внимание, поскольку все равно собирался уйти. Черт возьми! Он никак не мог решить, раздражен он или заинтригован.

И то и другое, решил Мэтью. Мисс Сара Мурхаус была одной из тех вездесущих старых девиц, которые выглядывают из окон, когда им полагается спать, вечно появляются в тех местах, где их присутствие нежелательно, и имеют тенденцию видеть и слышать то, что им видеть и слышать не следует. Однако несоответствие ее заурядной внешности «синего чулка» эротическому характеру изображения ею обнаженной натуры его заинтриговало. Как заинтересовало и ее знание растений. Если она сможет хоть как-то помочь ему в решении его головоломки, он уж как-нибудь заставит себя терпеливо выносить ее общество.

Потому что он готов сделать что угодно, лишь бы решить эту задачу и снова начать жить.

А если по какой-то случайности она последовала за ним прошлой ночью в сад, он позаботится о том, чтобы она больше так не делала.

Прижав к груди этюдник, Сара уставилась на просвет в живой изгороди, сквозь который только что ушел лорд Лэнгстон. Несколько секунд спустя она выдохнула воздух, который втянула в себя, а потом забыла выдохнуть.

Силы небесные! Его светлость был, несомненно, чрезвычайно красивым представителем мужского сословия. Если уж говорить о внешности, то он без труда мог бы претендовать на звание идеального мужчины. Когда он стоял рядом с ней, ее сердце билось учащенно и прерывисто, чего никогда прежде с нею не бывало и что ей совсем не нравилось.

А может быть, нравилось?

Сара нетерпеливым жестом поправила очки. Нет, не нравилось. Потому что, хотя он был привлекательным мужчиной, внешность в этом случае оказалась обманчива, и под его красивыми чертами явно скрывалась какая-то тайна. Этот мужчина вздумал претендовать на роль эксперта в области садоводства. Как бы не так! На основе их разговора и замечаний, которые он сделал, рассматривая ее рисунки, она убедилась в том, что он не отличает кучу компоста от гвоздики. Если он действительно возвращался, проведав свои любимые ночные цветы, прошлой ночью, когда она увидела его в окно, то она готова съесть собственную шляпку. Правда, шляпки у нее не было, но – Бог свидетель – она найдет для такого случая шляпку, чтобы съесть ее! А следовательно, возникает все тот же вопрос: что делал вчера ночью лорд Лэнгстон, вооружившись лопатой?

Ее воображение сразу же услужливо предложило ей образ доктора Франкенштейна, и Сара сжала губы. Возможно, в действиях хозяина имения не было ничего дурного, но они казались подозрительными. И она была твердо намерена выяснить, что он затевает, тем более что он, возможно, имеет намерение начать ухаживать за одной из ее подруг. Если он затевает что-нибудь плохое, то Джулиану и Эмили нужно было предупредить.

А действия лорда Лэнгстона следовало пресечь.

 

Глава 4

Переодевшись после энергичной верховой прогулки, которая и впрямь помогла проветрить голову, Мэтью отправился в столовую. Он поймал себя на том, что думает, увидит ли за обеденным столом красного дерева мисс Мурхаус. И удивился, заметив, что эта мысль почему-то заставила его ускорить шаги. Однако когда он вошел в столовую, там никого не было.

– Кто-нибудь спускался к завтраку? – спросил он у Уолтерса, когда лакей наливал ему чашку ароматного горячего кофе.

– Только одна из леди, милорд. Не помню ее имени. Та, что в очках с толстыми стеклами. И с отменным аппетитом. Ей особенно понравились кухаркины лепешки с малиновым вареньем.

– Кто бы сомневался. Это говорит об отличном вкусе этой леди, – пробормотал Мэтью, протягивая руку за своей чашкой. Воображение тут же нарисовало картину: мисс Мурхаус откусывает кусок лепешки с малиновым вареньем, а ее ямочки словно подмигивают, когда она жует, и капелька варенья прилипла к пухленькой губе. А он медленно наклоняется к ней, и ее широко расставленные, как у олененка, глаза распахиваются от удивления, когда он слизывает языком капельку варенья с губы.

Он замер с чашкой в руке, не донеся ее до рта, и поморгал, чтобы прогнать привидевшуюся абсолютно смехотворную картину.

Ей-богу, то, что он вчера попал под ливень, видимо, плохо отразилось на его состоянии. Наверное, у него началась какая-нибудь мерзкая лихорадка. Или возможно, он просто слишком долго обходился без женщины. Да, пожалуй, именно этим все и объясняется.

Потому что ничем иным нельзя было объяснить тот факт, что у него появилось влечение к женщине, которая отнюдь не была сексуально привлекательной. И уж конечно, не принадлежала к типу женщин, способных воспламенить мужчину. Она была любопытной старой девицей, «синим чулком». От таких он обычно старался по возможности держаться подальше.

И все же что-то в этой мисс Мурхаус вызывало его интерес. Это не было связано с ее познаниями в области садоводства или привычкой выглядывать из окон.

И снова в его воображении возник ее образ. Все дело в этих очаровательных ямочках, решил он. И в этих огромных золотисто-карих глазах, увеличенных стеклами очков. Глаза были умненькими, но почему-то казались беззащитными. Неизвестно почему, это обстоятельство тронуло его до глубины души. Он не мог этого понять, что ему совсем не нравилось.

Мэтью усилием воли прогнал образ этой женщины из своих мыслей и, позавтракав в одиночестве, удалился в свой кабинет. Чтобы чем-то отвлечься в ожидании возвращения Дэниела из деревни, он в течение нескольких часов занимался проверкой финансовых счетов поместья. Закончив, отложил перо и протер усталые глаза. Несмотря на все старания экономить, его финансовое положение за последние несколько месяцев ухудшилось, достигнув опасного порога, за которым у него оставался единственный выход. Неизбежный.

В дверь постучали, и он, обрадовавшись, что кто-то отвлекает его от проклятых счетов, пригласил войти.

На пороге стоял безупречно одетый Тилдон.

– Лорд Сербрук просит принять его, сэр, – проговорил он.

Ну наконец-то.

– Спасибо, Тилдон. Проводи его сюда.

Мэтью закрыл гроссбухи, положил их в стол и запер ящик. Едва успел он сунуть ключ в жилетный карман, как в кабинет влетел Дэниел Саттон.

– Так вот где ты прячешься? – воскликнул Дэниел, направившись прямиком к бару. – Ты пропустил все самое забавное.

Его лучший друг кивнул.

– Вист и триктрак в малой гостиной.

– Какого черта ты делал в малой гостиной? Я ждал твоего отчета о поездке в деревню.

– Я зашел в гостиную в поисках тебя, чтобы рассказать о поездке в деревню. Тебя там не оказалось, что, кстати, говорит о твоей необщительности. Слово за слово, и меня, в конце концов, уговорили сыграть и в вист, и в триктрак.

– Но ты презираешь вист и триктрак, – сказал Мэтью, подходя к Дэниелу, который уселся в обитое парчой мягкое кресло возле камина, держа в руке стакан с щедрой порцией бренди.

– Это было до того, как ты пригласил в свой дом множество красивых женщин.

– Если ты забыл, то напоминаю, что эти красивые женщины приглашены сюда ради меня, – сухо промолвил Мэтью.

– Но ведь кому-то нужно их занимать и защищать твои интересы, пока ты где-то прячешься. Тем более что ты счел уместным пригласить сюда Берика и Логана Дженсена, не говоря уже о Терстоне и Хартли. Все они, как известно, являются завзятыми бабниками. И о чем только ты, черт возьми, думал?

– Могло бы показаться весьма странным, если бы в гости были приглашены исключительно женщины. Откровенно говоря, изначально я имел намерение пригласить только тебя и Дженсена, но на прошлой неделе Берик прислал записку о том, что собирается навестить меня, так как будет в наших краях. Я подумал, что было бы грубо отказать старому знакомому, и направил ему приглашение.

– А как насчет Терстона и Хартли?

– Они были вместе с Бериком.

– Ну а теперь все эти наглецы кружат около твоих красавиц, словно стая хищных птиц над падалью.

– По крайней мере, они развлекут, леди, что позволит мне потратить больше времени на то, что я должен сделать. – Фыркнув, он цинично добавил: – Поскольку я обладаю более высоким титулом, чем любой из них, я не очень беспокоюсь о том, что на мою долю не достанется невесты. Титул маркизы Лэнгстон служит неплохой приманкой.

– Ты прав. Тем не менее, мне удалось удержать хищников от предложений немедленно сочетаться браком. Можешь поблагодарить меня за это позднее. Будучи самым старым и самым преданным твоим другом, я, как всегда, готов помочь тебе.

– Да уж, действительно, ты – воплощение милосердия.

Дэниел покачал головой и поцокал языком.

– Я улавливаю некоторый сарказм в твоем тоне, Мэтью, и могу лишь сказать, что тебе будет стыдно, когда ты услышишь, что за вистом и игрой в триктрак я с пользой провел время, собирая информацию для тебя. Полученные мною сведения, по сути дела, значительно сузят диапазон твоего поиска.

– Отлично. Я приветствую также все, что может сберечь мне время. Но сначала мне хотелось бы послушать, что тебе удалось узнать в деревне. Ты говорил с Томом?

Дэниел покачал головой:

– Я отправился в кузницу, но она была закрыта. Потом я пошел в коттедж Уиллстона, где поговорил с женой Тома. Миссис Уиллстон сказала, что не знает, где ее муж. Судя по ее бледному лицу и покрасневшим глазам, она плакала.

– Когда она видела его последний раз?

– Вчера вечером, перед тем как он ушел прогуляться. Миссис Уиллстон сказала, что Том страдает головными болями и холодный ночной воздух ему помогает. Когда он не вернулся к началу грозы, она подумала, что он решил где-нибудь переждать ливень. Она сказала, что такое случалось и раньше. Но даже если дождь не прекращался, к утру он всегда возвращался домой, чтобы открыть кузницу.

– А этим утром не вернулся, – догадался Мэтью.

– Правильно. Она сказала, что понятия не имеет, где он может быть, и в это время вошел ее брат. Его зовут Билли Смит, и, как я узнал потом от деревенских жителей, он бывший солдат, недавно поселился в коттедже Уиллстонов и стал работать в кузнице вместе с Томом.

– Смог ли этот Билли пролить какой-то свет на местонахождение Тома?

– Он и впрямь предложил прекрасную версию. По словам Билли, Том застрял у какой-нибудь очередной «юбчонки», и, судя по всему, Билли Тома не одобрял. Ему не нравилось, что сестра из-за него страдает и что всю работу в кузнице Том взвалил на него.

– Он сказал это в присутствии сестры?

– Да. Правда, она настаивала, что он ошибается, а он назвал ее дурой. Сказал, что прибыл в Аппер-Фладершем менее чем две недели назад, а уже сыт по горло разговорами о Томе. И он тогда поклялся, что как только Том притащится домой после своих игрищ, он позаботится о том, чтобы навсегда отбить у него охоту к подобным похождениям. – Дэниел покрутил в руке бокал с бренди. – И я его не виню.

– Я тоже. О чем еще говорили?

Дэниел покачал головой:

– Я сделал вид, будто ты намерен нанять Тома для изготовления какого-то сложного орнамента из кованого железа, и заручился обещанием миссис Уиллстон заставить, его как можно скорее связаться с тобой. Потом поговорил с несколькими лавочниками, но никто не видел Тома со вчерашнего дня.

Мэтью медленно кивнул, уставившись в свой бокал, потом вскинул взгляд на Дэниела.

– Спасибо, что сделал это вместо меня.

В глазах его друга не промелькнуло и намека на сочувствие, но Мэтью знал, что Дэниел умышленно сохраняет непроницаемое выражение лица. Дэниелу было известно, почему Мэтью уже давно не отваживается заглянуть в деревню, и он был достаточно хорошим другом, чтобы никогда не упоминать о причине этого.

– Всегда пожалуйста. Скажи, теперь, получив эти данные, ты по-прежнему думаешь, что прошлой ночью почувствовал присутствие именно Тома?

– Пожалуй… Я ощущал, причем очень сильно, что кто-то находится рядом, а рядом находился он. – Мэтью решил, что можно удовлетвориться информацией Дэниела и считать, что причиной, заставившей Тома гулять прошлой ночью, была всего лишь головная боль или дискомфорт другого рода.

Однако что-то в этой картине не складывалось. Странно, что Том не вернулся домой, тем более что когда Мэтью его увидел, тот направился в сторону деревни. Но может быть, он остановился в другом месте? В другом коттедже? Или даже в другой деревне? Может быть, у него где-нибудь поблизости находилась лошадь и он верхом смог покрыть гораздо большее расстояние?

Поскольку ответов на эти вопросы у него не было, оставалось лишь, подобно миссис Уиллстон, ждать возвращения Тома домой.

Его размышления прервал Дэниел, произнесший:

– Ну и…

– Что «Ну и…»?

– Ты не хочешь узнать, что еще я раскопал относительно твоих гостей?

– Конечно, хочу.

Явно удовлетворенный тем, что он вновь привлек внимание Мэтью к собственной персоне, Дэниел сказал:

– Прежде чем говорить, я хотел бы услышать твои впечатления о прекрасных леди, которых ты пригласил к себе погостить. Правда, их пребывание здесь было бы еще приятнее, если бы ты сам участвовал в увеселениях.

Мэтью пожал плечами:

– Все они являются вполне приемлемыми кандидатурами.

– Но ведь наверняка после вечера, проведенного в их обществе, ты сформировал какое-то мнение о каждой из них. Что ты скажешь о леди Эмили?

Подумав несколько секунд, Мэтью ответил:

– Она очень хорошенькая.

– А леди Джулиана?

– Она весьма хороша собой.

– А виконтесса Уингейт?

– Она потрясающе красива.

Дэниел внимательно посмотрел на него поверх краешка бокала:

– И это все, что ты можешь сказать?

Мэтью пожал плечами:

– С леди Эмили я разговаривал о погоде. Она не любит холод. И дождь. И яркое солнце, потому что от него на ее коже, видите ли, появляются веснушки. Следи Джулианой я говорил о ежегодном музыкальном фестивале Динстори, на котором мы оба побывали в прошлом сезоне. Она была в восторге, а я чуть не получил сотрясение мозга, когда, заснув, наклонился в сторону и ударился головой о стену. С виконтессой у нас начался многообещающий разговор о достоинствах домашних животных, но она предпочитает крошечных карликовых собачонок, разговор о которых заставляет Дэнфорта глядеть на меня страдальческим взглядом. – Вытянув перед собой ноги, он скрестил их в щиколотках. – Так что, как я уже говорил, каждая из них является приемлемой кандидатурой. И ни одна не привлекает моего внимания больше, чем другая. Если можешь, поделись со мной информацией, которая перевесила бы чашу весов в пользу одной из них. Дэниел кивнул:

– Ладно. Но сначала позволь мне сказать, что ты абсолютно неправильно подходишь к выбору кандидатуры. Ты хочешь жену…

– Позволь внести поправку: мне нужна жена. Причем жена не всякая.

– Вот именно. Тебе нужна богатая наследница. Поэтому, вместо того чтобы приглашать сюда всех этих прелестных молодых леди, способных свести с ума любого мужчину, тебе следовало бы пригласить богатых наследниц постарше. Гораздо старше. Таких, которые не требуют новых платьев каждые полчаса. Таких, которые будут благодарны за любой знак твоего внимания и не станут на тебя дуться, вздумав вдруг, что ими пренебрегают. На мой взгляд эксперта, если мужчине нужна жена, то самой лучшей кандидатурой была бы столетняя старуха с приданым в сто тысяч фунтов. А если она не говорит по-английски, то это еще лучше. И пусть тебя не беспокоят ее не вполне презентабельный вид или морщины. Запомни, друг мой, она может стать красавицей, стоит только погасить свечи. В темноте, как известно, все кошки серы, то есть все женщины выглядят одинаково.

Выдав этот перл мудрости, Дэниел отсалютовал ему бокалом и за один глоток осушил его.

– К сожалению, столетняя старуха мне не подойдет, потому что я намереваюсь произвести на свет наследника, – небрежно сказал Мэтью. – Кстати, я и не знал, что у тебя столь богатый опыт в деле выбора жены. Тем более что сам ты неженат.

– То, что я не женат, еще не означает, что я не знаю, какой должна быть хорошая жена. Поверь мне, тебе быстро наскучит девчонка, которая ждет, что ты будешь ходить перед ней на задних лапках.

– Я не собираюсь ни перед кем ходить на задних лапках. Мне нужны деньги. Много денег, причем как можно скорее. Я имею намерение просто выбрать богатую наследницу, с которой меньше всего хлопот и которая не разрушит мою жизнь. А потому сразу же после, брачной церемонии я займусь своей главной задачей: освобожу поместье от долгов и постараюсь вновь сделать его прибыльным.

– Я уже говорил, что могу дать тебе взаймы…

– Спасибо, Дэниел. Я ценю твою готовность помочь, но отказываюсь. Сумма долгов слишком велика. Даже для твоих глубоких карманов.

– Ты имеешь в виду долги своего отца?

Мэтью пожал плечами:

– После его смерти его долги стали моими долгами.

– Грехи отцов, – пробормотал Дэниел, с горечью скривив губы, что было так не похоже на его обычное невозмутимое выражение лица. – Однако у тебя нет оснований жениться с такой поспешностью. Повремени, найди такую богатую наследницу, которую по крайней мере сможешь терпеть.

Мэтью покачал головой:

– Отпущенное мне время почти истекло.

– В таком случае в этом году тебе следовало бы посвятить все время поиску такой жены, которая тебе подходит. А ты хоронишь себя здесь и ищешь то, что, видимо, найти невозможно. То, чего, вполне вероятно, вообще не существует.

– Что ж, возможно, ты прав. Может быть, этого не существует. Или если даже существует, то я не смогу это найти. Но если представить себе, какую свободу я получу, если найду это, я не могу отказаться от поисков. А кроме того…

– Это предсмертная просьба твоего отца. Я это знаю, но, Мэтью, ради всего святого, неужели ты намерен всю жизнь посвятить выполнению эгоистичных требований обезумевшего от боли человека, который большую часть последних двадцати лет занимался тем, что старался всеми правдами и неправдами заставить тебя страдать от чувства собственной вины? – Дэниел уперся в него тяжелым взглядом. – Его слова, заставившие тебя взять на себя эту невыполнимую задачу, были для него всего лишь возможностью управлять твоей жизнью из могилы. В том, что произошло, нет твоей вины. Но ты все эти годы расплачивался за обычный несчастный случай. И пытался оправдаться перед человеком, которому оправданий было недостаточно.

Мэтью застыл в напряжении. В голове пронеслись образы, которые он тщетно пытался забыть. Он закрыл глаза, пытаясь прогнать их.

– Твоего отца уже нет на свете, Мэтью, – услышал он спокойный голос Дэниела. – Не надо больше ни перед кем оправдываться, а надо жить своей жизнью. Так, как желаешь ты.

Мэтью открыл глаза и, взглянув на мерцающие угольки в камине, представил себе, что это врата ада, раскрывающиеся перед ним.

– Я не буду свободен, пока не выполню собственных обещаний. А обещал я найти то, что разыскиваю…

– Это невыполнимая задача, даже если это существует.

– …и жениться в течение года.

– Смехотворное требование.

– Только не для моего отца, которому отчаянно хотелось, чтобы я произвел на свет наследника, поскольку остался последним Давенпортом по мужской линии. – У него защемило сердце, когда он произнес эти слова. – Это была последняя и единственная просьба отца.

– И она была такой же неразумной, как бесчисленные другие требования, которые он предъявлял тебе за долгие годы. – Дэниел взглянул другу в глаза. – Он умер, Мэтью. Он все равно уже не узнает.

Множество противоречивых эмоций нахлынуло на Мэтью. Он наклонился вперед, уперся локтями в колени и провел руками по лицу.

– Стыдно признаться, сколько раз я повторял себе эти слова: «он все равно уже не узнает». Но всякий раз, когда я это делаю, просыпается моя проклятая совесть и напоминает мне, что сам-то я все равно знать буду. Пусть даже мое чувство чести поблекло с годами, мне нужно, чтобы оно не осталось пустым звуком. Хотя бы для меня самого. Я дал обещания. И намерен их выполнить. Хотя почти уверен, что единственной возможностью сохранить поместье является удачная женитьба.

Дэниел тяжело вздохнул:

– Ладно. В таком случае позволь мне рассказать тебе то, что мне удалось узнать, чтобы ты мог сузить диапазон поиска. Начнем с леди Эмили.

– А чем она нехороша?

– Она не подойдет. Благодаря весьма познавательному разговору с Логаном Дженсеном, которому каким-то непостижимым образом известно финансовое положение каждого человека в Англии, я узнал, что хотя отцу леди Эмили пока удается скрывать это, он потерял почти все свое состояние и находится на грани разорения. По правде говоря, его финансовое положение ничуть не лучше твоего.

– Проклятие! Конечно же, лучше узнать об этом сейчас, чем после того, как дело будет сделано. А что ты скажешь о леди Джулиане?

– Она представляет собой многообещающую перспективу, хотя ей и не сто лет. По правде говоря, я считаю, что тебе следует сосредоточить всю свою энергию на ней. Она является единственной дочерью лорда Гейтсборна, и граф готов выложить целое состояние, чтобы обеспечить ей титул. Особенно если он принадлежит довольно красивому и молодому пэру, а не какому-нибудь древнему беззубому старцу, при одном взгляде на которого у его дочери может начаться истерика.

– Всегда приятно осознавать, что ты являешься более желанным по сравнению с дряхлым беззубым старцем, – сухо заметил Мэтью.

– А кроме того, – продолжал Дэниел, пропустив мимо ушей его замечание, – судя по моим наблюдениям, леди Джулиана скромна и послушна. – Если потребуется, тебе не составит труда отправить ее в какой-нибудь дальний угол своих обширных владений.

– Что ты скажешь о леди Уингейт?

В темно-синих глазах Дэниела мелькнула какая-то искорка, но она исчезла так быстро, что Мэтью не заметил бы ее, не знай он так хорошо своего друга.

– Остановить выбор на леди Уингейт было бы неразумно по двум причинам. Во-первых, у нее совсем не так много денег, чтобы спасти твое поместье.

Мэтью нахмурился:

– Я полагал, что Уингейт оставил ее хорошо обеспеченной в финансовом отношении.

– Это верно лишь отчасти. Уингейт неплохо обеспечил ее, оставив какие-то деньги и городской дом в Мейфэре, купленный им за несколько лет до смерти, который является единственной не связанной с родовым наследством собственностью. Ходили слухи, что он купил этот дом, потому что, зная, какой мерзавец его брат, хотел обеспечить для леди Уингейт собственное жилье на случай его смерти. Судя по тому, как повел себя его брат после смерти Уингейта, ее счастье, что он принял такие меры предосторожности.

– Ну что ж, ее нынешнее финансовое положение делает брак с ней неприемлемым для меня, – сказал Мэтью. – Но ты говорил о двух причинах. Какая же вторая?

– Леди Уингейт, судя по всему, по-прежнему предана памяти покойного мужа, несмотря на то что после его смерти прошло три года. Поговорив с ней вчера вечером и сегодня днем, я понял, что она считает своего мужа образцом добродетели, с которым никто и никогда не сможет сравниться. Когда я якобы случайно коснулся в разговоре радостей семейной жизни, она дала мне понять, что не имеет намерения вступать в повторный брак. Очевидно, покойный муж был ее единственной любовью, и она готова всю оставшуюся жизнь провести в воспоминаниях о днях, прожитых с ним.

Мэтью взглянул на друга, который, погрузившись в раздумье, невесело смотрел в пустой бокал.

– Похоже, ты не одобряешь ее решения?

Дэниел пожал плечами:

– Мне это кажется пустой тратой времени.

– Очевидно, она любила его всем сердцем.

– Да. Любила достаточно сильно, чтобы отказаться от всего на всю оставшуюся жизнь и поклоняться ему, словно какому-то святому. И он, судя по всему, тоже обожал её. – Он тяжело вздохнул. – Упаси меня, Господь, от такой беды. Уж лучше я буду наслаждаться своими легкомысленными любовными интрижками, которые, слава Богу, не затрагивают моего сердца. – Он повернулся к Мэтью: – А что ты на это скажешь? Можешь представить себе, что полностью отдашь себя другому человеку? Отдашь душу и сердце?

Поскольку Дэниел откровенно недоумевал по поводу такой перспективы и редко задавал такие вопросы, Мэтью серьезно задумался, прежде чем ответить, а потом сказал:

– Я наслаждался обществом многих красивых женщин, но ни одна из них не вызвала во мне ничего похожего на ту глубокую преданность, которую ты только что описал. Поэтому я могу лишь сказать, что если кому-то повезет встретить такое чувство, он будет последним дураком, если откажется от него. Однако лично у меня, к сожалению, нет времени, чтобы искать по всему свету ту единственную идеальную женщину, которой, возможно, вообще не существует.

– В таком случае тебе следует обратить внимание на леди Джулиану.

Образ прекрасной белокурой наследницы возник в воображении Мэтью, но по необъяснимой причине он вдруг почувствовал усталость. Она во всех отношениях соответствовала его требованиям, и ему оставалось лишь очаровать ее и начать ухаживать, помахивая перед ней, как приманкой, своим высоким титулом.

Он наверняка добился бы успеха, причем в самые кратчайшие сроки.

Судя по тому, с какой готовностью ее матушка приняла приглашение погостить в его имении, он был уверен, что его знаки внимания не были бы отвергнуты.

Он тяжело вздохнул:

– Итак, остается всего одна заслуживающая внимания кандидатура из трех, предложенных на выбор.

– Похоже, что так. Ты не очень-то старался, подыскивая кандидатуры невест.

– Мое внимание было отвлечено другой проблемой, – сказал Мэтью. – Да. Решением известной тебе проклятой головоломки. Теперь я сосредоточусь на леди Джулиане, но, чтобы перестраховаться, отправлю приглашения присоединиться к нам в моем поместье еще нескольким кандидаткам. Будут какие-нибудь предложения?

Дэниел, подумав, заявил:

– Леди Пруденс Уиппл и мисс Джейн Карлсон. Обе соответствуют твоим требованиям. И та и другая далеки от идеала, но то, чего им недостает в плане обаяния и умения поддерживать беседу, с лихвой компенсируется их богатством.

– Ладно. Я отправлю им приглашения.

Не находя себе места, Мэтью встал и подошел к застекленной раздвижной двери. Яркие солнечные лучи проникали сквозь чистое стекло широкими лентами света, в которых плясали пылинки. С его наблюдательного пункта ему были видны бархатистый зеленый газон, часть цветника и угол террасы. Он увидел большой круглый стол кованого железа, за которым его гости наслаждались послеполуденным чаем, болтали и смеялись. Там были все, кроме…

Он нахмурил лоб. Где же мисс Мурхаус? Он заметил какое-то движение на газоне и увидел ее, как будто одна мысль о ней заставила ее материализоваться. Она резвилась на траве с Дэнфортом. Мэтью увидел, как она бросила толстую палку, за которой немедленно ринулся Дэнфорт, как будто к палке был подвешен кусок говядины. Его любимец подпрыгнул, на лету поймал толстую деревяшку и, вернувшись к мисс Мурхаус, положил палку у ее ног. Потом его пес, который ничего даром не делал, шлепнулся на спину и подставил брюхо, чтобы его почесали.

Даже с такого расстояния он разглядел веселую улыбку мисс Мурхаус и, кажется, даже услышал ее смех, когда она опустилась на колени, не опасаясь испачкать свое платье, и как следует почесала Дэнфорта. Потом встала, подняла палку и снова бросила ее.

– А что ты скажешь о мисс Мурхаус?

– О ком? – переспросил Дэниел.

– О сестре леди Уингейт.

Он услышал, как Дэниел поднялся и, встав рядом с ним у окна, проследив за взглядом Мэтью, увидел женщину, возившуюся с собакой на газоне.

– О старой девице в очках? Той, которая обычно молча сидит в углу, уткнув нос в свой этюдник?

«О женщине любознательной, с большими глазами, как у олененка, глубокими ямочками на щеках и соблазнительными губками».

– Да. У тебя имеется о ней какая-нибудь информация?

Мэтью почувствовал на себе тяжелый задумчивый взгляд Дэниела, но постарался не обращать на это внимания.

– Что ты хочешь узнать? И – что еще важнее – почему тебе вдруг захотелось это узнать? Она просто сопровождает леди Уингейт в этой поездке и, уж конечно, не является богатой наследницей. Ее отец врач.

– Это обстоятельство не помешало Уингейту жениться на ее старшей сестре и сделать ее виконтессой.

– Не-ет, – медленно произнес Дэниел, как будто разговаривая с ребенком. – Но мисс Мурхаус, хотя я уверен, что она достойная женщина, едва ли обладает красотой, способной вызвать такую любовь, какую смогла вызвать ее старшая сестра. Или ее грацией, если судить по тому, как она ведет себя сейчас, резвясь, словно какой-то сорванец. Сильно сомневаюсь, что на свете существуют еще виконты, готовые взять ее в жены. Тем более что у нее совсем нет денег.

– Наличие денег с лихвой компенсирует отсутствие красоты.

– Вот именно. Это и еще темнота. Когда все кошки серы…

– Боюсь, что ты не прав. Единственное, что меня интересует в этой женщине, – это то, что она может или не может знать. – Он поведал Дэниелу о своем утреннем разговоре с мисс Мурхаус и сказал в заключение: – У нее есть… секреты. Я хочу узнать, что это за секреты.

– Ну, это можно понять. Однако будь осторожен, друг мой. Мы с тобой оба знаем женщин такого рода. Это одинокая, сухая, отчаявшаяся старая девица, которая будет придавать слишком большое значение твоему вниманию, если ты соблаговолить ей его уделить. Возможно, ты был первым мужчиной, который потратил на нее больше пяти минут своего времени, и в результате она, несомненно, уже наполовину влюблена в тебя.

– Сомневаюсь. Она отнеслась ко мне скорее с подозрением, чем с интересом.

Ему вдруг пришло в голову, что если уж верить Теории Дэниела относительно того, что в темноте все кошки серы, то ведь он еще не видел мисс Мурхаус при ярком свете дня. И по причинам, непонятным ему самому, Мэтью очень захотелось это сделать. Наверное, ему придется проявить к ней дружеское внимание, если надо добыть у нее кое-какие сведения как у опытного садовода.

Да, именно в этом заключается причина. Найдя объяснение своему странному желанию увидеть ее, он почувствовал облегчение и повернулся к Дэниелу:

– Думаю, пора мне присоединиться к своим гостям.

Сара почувствовала его присутствие сразу же, как только он вышел из дома на террасу в сопровождении своего друга, лорда Сербрука. Как бы она ни пыталась сосредоточиться на игре с Дэнфортом, ее взгляд то и дело возвращался к террасе. И ей показалось, что всякий раз, когда она смотрела туда, лорд Лэнгстон тоже смотрел на нее, и от этого взгляда все ее тело словно обдавало жаром. Черт побери, даже под волосами стало жарко. А это означало, что ее и без того непослушные волосы закурчавятся еще сильнее и станут абсолютно неуправляемыми. Даже когда она повернулась спиной к террасе, чтобы бросить палку, ее слух напрягался и она различала бархатистые нотки его низкого голоса среди других голосов, доносившихся с террасы.

Решив отделить себя расстоянием от соблазна напрягать то зрение, то слух, она бросила палку к углу дома, а потом, подобрав юбки, чтобы не споткнуться, помчалась вслед за Дэнфортом, стрелой бросившимся за палкой. Сделав еще три броска, она завернула за угол, откуда терраса была совсем не видна.

Почувствовав облегчение по причинам, которые сама не вполне понимала, она присела на корточки, чтобы как следует почесать развалившегося брюхом кверху Дэнфорта, чего он теперь ожидал от нее после каждой доставки брошенной палки.

– Ты совсем не свирепый пес, скорее, наоборот, – ворковала она, забавляясь собачьим экстазом. – Хотела бы я, чтобы Дездемона была здесь. Думаю, вы бы с ней отлично поладили.

– Занимаетесь сводничеством, мисс Мурхаус?

Сердце у нее так и подпрыгнуло при звуке знакомого мужского голоса, раздавшегося за ее спиной. Она оглянулась через плечо, но не смогла разглядеть выражение его лица, поскольку лучи солнца били прямо в глаза. Снова повернувшись к собаке, она сказала:

– Я лишь высказала предположение, что Дэнфорт и моя Дездемона могли бы понравиться друг другу.

Он присел на корточки рядом с ней и потрепал Дэнфорта по боку, что привело пса в полнейший восторг.

– Почему вы так думаете?

Ее взгляд задержался на его крупной руке с длинными пальцами, поглаживающей темную шерсть собаки. Рука была очень сильной и ловкой. И на удивление загорелой для джентльмена. Судя по тому, как она поглаживала бок собаки, она могла быть и нежной. Но была ли эта рука способна совершить и злонамеренные действия? Такое трудно было себе представить, однако он явно лгал, утверждая, что любит садоводство, так что надо быть с ним осторожнее.

– У них одинаковый темперамент. Я очень без нее скучаю.

– Надо было захватить ее с собой.

Сара, не сдержавшись, рассмеялась:

– Это совсем не карликовая собачка, милорд, хотя, по меньшей мере, дважды в день пытается убедить меня в том, что она совсем крошка. В экипаже едва хватило места для нас с сестрой и нашего багажа, так что не могло быть и речи о том, чтобы втиснуть туда еще и собаку, которая весит изрядно.

– Вы не присоединились к остальным за чаем. Почему?

Почувствовав на себе его взгляд, она повернулась, посмотрела на него и замерла, заглянув в золотисто-карие глаза, цвет которых представлял собой удивительную смесь коричневого, зеленого и синего с вкраплениями золота. Глаза были проницательные, живые, однако она успела разглядеть в них едва заметную печаль. Или это было чувство вины? Чувство вины, как-то связанное с его ночными прогулками с лопатой в руке?

Трудно сказать. Одно было ясно: он, кажется, собирался спросить ее о чем-то. Только она не знала, о чем именно. Одного взгляда в эти глаза, которые находились на расстоянии не более трех футов от нее, было достаточно, чтобы она полностью потеряла нить разговора.

Сара почувствовала, что краснеет, как это бывало всякий раз, когда ее что-то смущало.

– Извините, вы что-то сказали?

– Почему вы не присоединились к остальным гостям за чаем?

– День слишком хорош, чтобы сидеть в помещении за чайной церемонией. По правде говоря, я направлялась в сад в надежде разыскать вашего садовника, но наткнулась на Дэнфорта. Он попросил меня поиграть с ним, и я согласилась.

На его лице появился слабый намек на улыбку.

– Он попросил вас?

– Ну да. Он куда-то бросился, вернулся с палкой, положил ее у моих ног и умоляюще поскулил. Возможно, в вашем королевстве кто-то и смог бы устоять перед такой просьбой, но только не я.

– Большинство леди пугаются размеров собаки.

– Боюсь, что я не принадлежу к «большинству леди».

Он наморщил лоб и медленно кивнул, явно соглашаясь с ней, и она постаралась скрыть чувство, похожее на обиду.

Потрепав еще разок Дэнфорта по боку, он поднялся на ноги и протянул ей руку. Сара несколько мгновений смотрела на протянутую мужскую руку, и по какой-то непонятной причине ее сердце принялось учащенно биться. Словно в забытьи, она медленно подняла руку и вложила ее в его ладонь. Прикосновение его ладони, ощущение его длинных изящных пальцев, обхвативших ее запястье, ошеломили ее. Кожа у него была такая… теплая, а рука – такая большая. Она всегда считала свои руки слишком крупными и неуклюжими, но в его руке ее рука выглядела совсем маленькой и даже миниатюрной.

Он слегка потянул ее за руку, и она поднялась. Как только она встала на ноги, он отпустил ее руку, и она вдруг почувствовала, что инстинктивно сжала, пальцы в кулачок, чтобы сохранить волшебное тепло его прикосновения.

– Не хотите прогуляться? – спросил он, указав кивком на зеленую рощицу вдали.

– С удовольствием, – ответила она.

В течение минуты они шли молча, потом лорд Лэнгстон сказал:

– Вы утверждаете, что не похожи на большинство леди. Чем именно?

Она пожала плечами:

– Я не боюсь испачкаться, работая в саду или играя с домашними животными. Я терпеть не могу рукоделие, обожаю гулять под проливным дождем, не боюсь появления на носу веснушек от солнца и являюсь абсолютно бездарной в плане поддержания светской беседы.

– В отношении последнего позвольте не согласиться с вами. Лично мне нравится, что вы ни разу не упомянули о погоде.

– Очень рада, что не я одна так думаю. Я никогда не могла понять, почему кому-то может нравиться обсуждать погоду.

– Вот именно. В этом нет никакого смысла.

– Ведь при всем желании мы не можем на нее повлиять. Погода…

– Погода и есть погода, – сказали они в один голос. Сара поморгала, потом рассмеялась.

– На сей счет у нас с вами единая точка зрения. Это обнадеживает, – усмехнулся Мэтью.

Он перевел взгляд на ее губы, и Сару снова обдало жаром. Потом он встретился с ней взглядом и сказал:

– Итак, чем еще вы отличаетесь от остальных леди?

– Полагаю, что многим, поскольку я не считаю себя леди.

– Допустим. Но я имею в виду вас как особу женского иола. Вы любите ходить по магазинам?

Не удержавшись, она тихо вздохнула.

– Откровенно говоря, я обожаю бывать в магазинах. Особенно в книжных. Мне даже нравится их особый запах. Кожи и старой бумаги.

– А другие магазины?

– Мне всегда нравились кондитерские лавки. И галантерейные. Боюсь, что у меня есть слабость к шляпкам.

– К шляпкам? Вы имеете в виду те, что носят на голове?

– А где же еще? Я других не знаю. А вы?

– Нет. Просто я ни разу не видел вас в шляпке.

– Я была в шляпке, когда вышла из дома, но сняла ее, чтобы поиграть с Дэнфортом. – Она подняла руку и смущенно пригладила волосы. – Мне кажется, спрятать волосы под шляпку – это единственная возможность обуздать мою непослушную гриву.

Он перевел взгляд на ее кудрявые пряди, некоторое время смотрел на них, потом сказал:

– Мне показалось, что волосы у вас каштановые. На солнце они более яркие. И кажется, кудрявые.

Судя по тону, его слова не были комплиментом. Она едва удержалась и не сказала ему, что ее волосы – масса неуправляемых кудряшек всех оттенков каштанового цвета. Это ей отлично известно. И что ему нет необходимости лишний раз напоминать ей об этом ее недостатке.

– Ужасно кудрявые, – согласилась она и даже театрально передернула плечами. – Когда они распущены, то напоминают швабру. Я ежедневно сражаюсь с ними, но, к сожалению, всегда проигрываю это сражение.

– У вашей матушки тоже кудрявые волосы?

– Нет, мама у меня красавица. Каролина пошла в нее… – Стараясь сменить тему, она решила, что пора устроить ему небольшую проверку знаний в области садоводства. – Скажите, милорд… – Она замолчала, потому что его плечо нечаянно прикоснулось к ее плечу и она уловила какой-то удивительно приятный и очень мужской аромат – волнующее сочетание сандалового дерева и свежее накрахмаленного белья. Она взглянула на него, но он продолжал шагать рядом, как будто ничего не произошло. Когда она замолчала, он посмотрел на нее и спросил:

– Сказать вам что, мисс Мурхаус?

О Боже, она снова полностью потеряла нить разговора! Какая досада! Наморщив лоб, она заставила себя сосредоточиться и вспомнить, о чем они говорили. Ах да, о какой-то его головоломке из области садоводства.

– Скажите мне, милорд, вы сажаете страфф-уорды в тени или на солнце?

Он немного подумал, потом спросил:

– А с вашей точки зрения, что лучше?

– Тень. По-моему, от слишком яркого солнечного света начинают желтеть листья.

– Да, я заметил это. Нет ничего непригляднее, чем пожелтевшие сухие листья у растения.

– Совершенно с вами согласна. А как ваши тортлинджеры? Они тоже желтеют?

– Боюсь, что об этом надо спросить у Пола. Он несет персональную ответственность за все тортлинджеры. – Они завернули за угол и оказались на виду у тех, кто сидел на террасе. – Может быть, мы присоединимся к остальным?

– Откровенно говоря, я бы предпочла еще побродить по саду, если вы не возражаете. Хотелось бы найти, где растут ваши цветы, цветущие ночью.

– Я ничуть не возражаю. Желаю вам приятно провести время, мисс Мурхаус. Увидимся за ужином.

Они расстались. Лорд Лэнгстон направился к террасе, а Сара свернула на ближайшую дорожку, ведущую в сад. Как только она скрылась за живой изгородью и поняла, что ее не видно, она остановилась и, прищурив глаза, посмотрела сквозь листву вслед Мэтью.

– Значит, для ваших страфф-уордов требуется тень, не так ли? А ваш главный садовник несет ответственность за выращивание тортлинджеров? Вот вы и попались в ловушку, лорд – эксперт по садоводству, – пробормотала она себе под нос. – Вам даже невдомек, что таких растений, как страфф-уорд или тортлинджер, вообще не существует.

А это означало, что, во-первых, лорд Лэнгстон явно что-то затевает, а во-вторых, ей необходимо узнать, что именно.

 

Глава 5

В тот вечер за ужином Сара снова сидела на противоположном от хозяина конце стола, на сей раз между лордом Бериком и мистером Логаном Дженсеном. Лорд Берик, которому, на ее взгляд, было немного за тридцать, обладал потрясающей внешностью, что гарантировало ему повсюду, где бы он ни появлялся, всеобщее внимание. Он одарил ее приветливой улыбкой, вежливо осведомился о здоровье и, добавив пару слов о погоде, сразу же направил все свое внимание на Каролину, сидевшую по другую сторону от него.

Сара с облегчением вздохнула. Теперь можно было сосредоточиться на вкусной еде, не заставляя себя поддерживать ненужную беседу. Она зачерпнула ложечку густого супа и по привычке задержала его во рту, смакуя вкус, прежде чем проглотить, и пытаясь определить ингредиенты: французские сливки, брокколи, петрушка, тимьян, немного эстрагона…

– Вы часто бывает на подобных увеселениях, мисс Мурхаус?

При звуке глубокого мужского голоса, раздавшегося слева от нее, она торопливо проглотила суп и, повернув голову, встретилась взглядом с темными глазами мистера Дженсена. Сара уже несколько раз видела его и знала, что этот загадочный, баснословно богатый американец предпочитает находиться где-нибудь в сторонке, наблюдая за толпой гостей. Она не знала лишь, делал ли он это по собственному желанию или это объяснялось тем, что представители высшего света сторонились его. Так или иначе, его приглашали на все вечеринки – он был слишком богат, чтобы можно было его игнорировать, – но не сближались с ним, проявляя осторожность, как будто он был каким-то экзотическим зверем, который может укусить. А самое главное – он был американцем. И занимался коммерцией. Для элиты высшего света любой из этих причин было достаточно, чтобы не быть с ним на дружеской ноге. Хотя до вчерашнего дня они не были представлены друг другу, Сара раза два встречалась с ним на лондонских вечеринках и ощутила некоторую духовную близость с ним, как один аутсайдер с другим аутсайдером.

В отличие от блондина лорда Берика мистер Дженсен был темноволос. Это был высокий, мускулистый, ладно скроенный мужчина с резко очерченными чертами лица. Нос у него, видимо, был когда-то сломан, что не позволяло назвать его черты классически правильными. Но проницательный взгляд его умных глаз и, видимо, хорошо усвоенная привычка повелевать делали его абсолютно неотразимым.

Судя по всему, он обращался к ней, что ее крайне удивило, потому что прямо напротив него за столом сидела Эмили, которая выглядела настоящей красавицей в своем светло-зеленом муслиновом платье. Промокнув салфеткой губы, Сара сказала:

– Я не совсем поняла, мистер Дженсен, что вы понимаете под словом «подобных»?

– Я имею в виду эти развлекательные мероприятия за пределами города, – он чуть ближе наклонился к ней, обдав ее запахом свежего белья и мыла, и тихо добавил, чтобы только она могла услышать: – И эти смертельно скучные ужины.

Она чуть не рассмеялась, услышав его крамольное замечание, с которым – увы! – не могла не согласиться. Откашлявшись, чтобы унять смех, она спросила:

– Вам не по вкусу суп?

– Он зеленый.

– Боюсь, что суп из брокколи обычно бывает зеленым.

– В том-то и проблема: я не люблю брокколи.

– Жаль. Как раз в сегодняшнем меню множество блюд из брокколи: суфле из брокколи; тушеная брокколи; соте из брокколи; брокколи в сливочном соусе и даже брокколи «фламбэ» на десерт.

Он пришел в ужас:

– Вы, наверное, шутите?

– Конечно, шучу, – усмехнулась она. – Но посмотрели бы вы на выражение своего лица!

Он какое-то время смотрел на нее, потом сказал:

– Я так и знал.

– Знали, что я шучу? – Она покачала головой: – Думаю, что нет.

– Нет. Я знал, что вы другая.

Сара замерла и про себя тяжело вздохнула: очевидно, сегодня джентльмены сговорились указывать ей на ее недостатки.

Видимо, ее мысли каким-то образом отразились на ее лице, потому что он сказал:

– Уверяю вас, говоря «другая», я хотел сделать вам комплимент, мисс Мурхаус. У вас есть чувство юмора. И вы не боитесь говорить то, что думаете.

– Судя по всему, вы обладаете тем же недостатком, мистер Дженсен?

– Да. Поэтому очень рад, что сижу сегодня рядом с вами. Вчера вечером я сидел между матушкой леди Джулианы, которая занимается сводничеством, и тетушкой мисс Эмили, которая занимается тем же и к тому же наполовину глуха. Умоляю вас, не дайте мне провести еще один ужин, часами без умолку болтая и не сказав при этом абсолютно ничего. Бла-бла-бла, погода, погода, погода, брак, брак, брак, бла-бла-бла. – Он покачал головой: – Не понимаю, как вам, британцам, удается это делать: говорить, без конца ходя по кругу.

– Это благоприобретенная привычка, которую нам вдалбливают с младенчества. К подростковому возрасту мы уже умеем бла-бла-бла о погоде и браке целыми днями напролет.

– Понятно. В таком случае как вам удалось избежать этого?

Она чуть помедлила, не зная насколько правдивой можно с ним быть, потом решила, что нет причин прятаться за банальностями в разговоре с этим откровенным человеком.

– Моим родителям было безразлично, овладею ли я тонким искусством обсуждения погоды, поскольку все их честолюбивые надежды были связаны с удачным замужеством моей сестры. Поэтому я проводила время, занимаясь другими делами.

Он одобрительно кивнул:

– Рад за вас. Наверное, вы играли с собаками и бродили по саду? – Заметив, что она удивленно приподняла брови, он добавил: – Я видел вас сегодня во время чая на террасе. Вы и эта чудовищная собака радовались жизни.

– Да. А вы разве не радовались?

– Радовался, но гораздо меньше, чем вы. Мало того что меня снова посадили между дуэньями, но я еще и не большой любитель чая.

– Так вы не любите не только брокколи, но и чай? – Она поцокала языком. – Есть ли что-нибудь такое, что вы любите, мистер Дженсен?

– Спаржа. Кофе. – Он поднял свой бокал и посмотрел на нее поверх его края. – Я люблю необычное. Неожиданное. Например, людей, которые обладают чувством юмора и не боятся говорить то, что думают. А что любите вы?

– Морковь. Подогретый сидр с пряностями. Людей, которые вроде меня являются… аутсайдерами. Людей, которые обладают чувством юмора и не боятся говорить то, что думают.

Уголки его губ дрогнули в улыбке.

– Похоже, я нашел родственную душу. Слава Богу. Я боялся, что обречен слушать весь вечер, как Терстон и Берик обсуждают охоту на лис.

– Но именно этим занимаются джентльмены, собравшиеся погостить в поместье у друга: верховая езда, еда, сон, охота, сильно приукрашенные истории об их успехах за карточным столом. – Она усмехнулась. – Но для разнообразия всегда можно сыграть в вист или пикет с дуэньями.

Он вздрогнул с нарочитым ужасом:

– Благодарю покорно.

– Можно сыграть в те же игры с леди Джулианой и леди Эмили. Обе они большие мастерицы играть в карты, как и моя сестра. И хотя у них, возможно, пока не было случая доказать это, можете поверить мне на слово: все три способны говорить не только о погоде. Так уж повелось, что у леди это первая тема разговора. А как только минует «погодная» стадия, разговор может пойти и на более волнующие темы.

– Например?

– О магазинах. О моде.

– Боже упаси!

– Об опере. Об охоте. Или о браке, – она скривила губы, – и тут уж к вам обязательно присоединятся дуэньи.

– Знаете, вы меня просто убиваете, – сказал он, лениво помешивая суп серебряной ложкой. – Я не хотел обидеть вашу сестру или подруг. Откровенно говоря, я имел в виду Терстона и Хартли. Это настоящие зануды. Даже дуэньи не так утомительны, как они. А ваша сестра и подруги просто очаровательны.

– В этом я ни на мгновение не сомневаюсь. К тому же все они очень красивы.

– Несомненно. Особенно ваша сестра.

Сара улыбнулась:

– Да. Она отличается также и внутренней красотой.

– В таком случае она действительно редкостная красавица. И ей очень повезло иметь сестру, которая так высоко ее ценит.

Сара покачала головой:

– Это мне повезло, сэр. Каролина всегда была для меня образцом для подражания. И самой близкой подругой.

Лакей убрал тарелки с супом и подал тонко нарезанную ветчину с зеленым горошком в сливочном соусе.

– Снова зеленая еда, – прошептал мистер Дженсен, бросив многозначительный взгляд на горошек.

– Успокойтесь, – прошептала в ответ Сара. – Осталось всего девять перемен блюд, а потом ужин закончится.

У него вырвался стон, и она не удержалась от улыбки.

– Напомните мне, почему я нахожусь здесь, а не в своем лондонском доме, где могу есть не зеленую пищу?

– Понятия не имею. Зачем вы приехали в Лэнгстон-Мэнор?

– Меня пригласил Лэнгстон. Не могу сказать зачем, потому что мы с ним не очень близко знакомы. Догадываюсь, что он, видимо, хочет обсудить со мной какое-то деловое предложение. Поскольку это моя излюбленная тема разговора, я готов даже с пониманием относиться к зеленой еде. – Он искоса взглянул на нее: – Насколько я понимаю, вы приехали в Лэнгстон-Мэнор в качестве одной из кандидаток на роль будущей жены?

Сара чуть не подавилась зеленым горошком.

– Кандидатка на роль будущей жены? Бог с вами! Ничего подобного.

– Почему? Вы уже кому-нибудь дали слово?

Она внимательно посмотрела на него, чтобы узнать, не шутит ли он, но, как ни странно, не заметила в его глазах ничего похожего на поддразнивание.

– Нет. Кстати, откуда вы знаете, что лорд Лэнгстон подыскивает жену?

– В Лондоне пронесся слушок об этом. Вчера, по прибытии сюда, я сразу заметил стайку не связанных обязательствами красавиц в числе гостей и подумал, что это, должно быть, правда. – Он улыбнулся. Улыбка показалась ей весьма привлекательной, к тому же она приоткрывала ровные, очень белые зубы. – Так, значит, вы пока никому слова не давали? Несмотря на зеленую еду в меню, впечатление от этого ужина у меня быстро меняется в лучшую сторону.

Теперь она поняла, что он ее поддразнивает.

– Я всего лишь сопровождаю свою сестру в этой поездке.

– А я здесь только потому, что… я пока и сам не уверен почему. Но впервые после приезда я рад, что нахожусь здесь. – Он приветственно поднял свой бокал с вином: – Выпьем за то, чтобы находить неожиданное. – Он улыбнулся. – И за новых друзей.

Мэтью, усаживаясь, бросил взгляд на противоположный конец стола. Что там, черт возьми, происходит между мисс Мурхаус и Логаном Дженсеном? Этот мерзавец смотрел на нее так, как будто она пирожное, а он только что понял, что принадлежит к числу сладкоежек. Всякий раз, когда Мэтью бросал на них взгляд, они либо смеялись, либо улыбались, либо разговаривали вполголоса, склонив друг к другу головы.

– Если ты не перестанешь так сердито смотреть на Дженсена, он будет обязан встать, подойти к тебе и ударить по физиономии, – тихо сказал Дэниел, сидевший слева от него. – Ты ведь знаешь, какие неотесанные эти американцы.

– Я не смотрю на него сердито, – сказал Мэтью. – Черт возьми, они, кажется, поднимают за что-то бокалы!

– Конечно, не смотришь. И эта глубокая морщинка у тебя всегда между бровями, и это выражение лица, будто ты откусил кусочек испорченного яйца. Я хотел бы узнать, почему ты смотришь на них сердито. Кто из них – мисс Мурхаус или Дженсен – вызвал твое раздражение?

Мэтью заставил себя оторвать взгляд от этой парочки и повернулся к Дэниелу:

– Я не раздражен. Я… озабочен. Дженсен монополизировал внимание мисс Мурхаус. Бедняжка, должно быть, умирает со скуки.

Дэниел бросил взгляд на другой конец стола:

– Мне не кажется, что она скучает. Напротив, мне даже кажется, что ей очень весело.

Взгляд Мэтью упрямо скользнул на другой конец стола. Да, ей было явно весело.

– Дженсен, кажется, тоже доволен.

Да, будь он проклят, так оно и есть. Мэтью стиснул зубы и выдвинул вперед челюсть.

– По-моему, этот человек тебе явно не нравится, – сказал Дэниел, наклоняясь к нему, чтобы их никто не подслушал. – Зачем ты вообще пригласил его?

По правде говоря, неприязнь к этому человеку он начал испытывать всего четверть часа тому назад.

– По той же причине, по какой все его приглашают. Он богат.

– А тебе-то какая от этого польза? Может, ты собираешься его ограбить?

– Едва ли.

– Гм-м… Надеюсь, ты сознаешь, что, хотя он богат, богатая наследница, на которой ты намерен жениться, должна быть женского пола?

– Благодарю за напоминание, это я знаю. А пригласил его, потому что он блестящий финансист. Хотел поближе познакомиться с ним, а потом попросить у него совета по поводу возможных капиталовложений.

Да, таков был его план. Теперь, однако, он испытывал сильное желание спровадить Дженсена назад в Лондон. Немедленно. Не дав этому сукину сыну больше шанса строить глазки мисс Мурхаус.

Слишком поздно. Этот мерзавец снова принялся пялиться на нее влюбленным взглядом. Мэтью почувствовал, как его зубы непроизвольно сжались.

– Силы небесные, старина, физиономия у тебя мрачнее грозовой тучи. Знай я тебя меньше, мог бы предположить, что ты ревнуешь, потому что Дженсен уделяет внимание этой бесцветной мисс Мурхаус…

Дэниел замолчал, не договорив фразу, и Мэтью, повернувшись к нему, увидел, что Дэниел, открыв рот, ошеломленно смотрит на него.

– Пусть я похож на грозовую тучу, – прошипел Мэтью, – хотя лично я с таким описанием абсолютно не согласен, но я, по крайней мере, не напоминаю вытащенного на берег сазана.

Дэниел сразу же захлопнул рот. Потом прошептал:

– Ты сошел с ума? Она же… она такая…

– Какая? – переспросил Мэтью, даже не пытаясь скрыть раздражение.

– Она… не наследница.

– Я это знаю. И уже говорил, что мой интерес к ней не имеет отношения к романтике, – сказал он. Слабенький внутренний голос пробормотал при этом ему что-то похожее на слово «лжец».

Проклятый глупый голосишко.

– Побойся Бога, старина, такое мне и в голову не могло прийти. Тем более, когда здесь присутствует такая красавица, как леди Джулиана. А она, смею тебе напомнить, как раз и является богатой наследницей, которая тебе необходима. И при этом не выглядит как старая дева. – Он задумчиво прищурил глаза. – Однако что-то привлекло твое внимание к этой мисс Мурхаус – причем что-то большее, чем просто желание выведать ее секреты. Если бы дело ограничивалось этим, ты не метал бы в сторону Дженсена таких убийственных взглядов. И не смотрел бы на нее так, как будто она аппетитный сочный плод, в который тебе хочется вонзить свои зубы.

– Полагаю, ты глубоко заблуждаешься, – проговорил Мэтью, не слишком веря своим словам.

«Лжец», – насмешливо произнес глупый внутренний голосишко.

– Как скажешь.

– Уверяю тебя, я просто… удивляюсь дружелюбию, которое проявляет мисс Мурхаус по отношению к Дженсену.

– Удивляешься? Тому, что незамужняя молодая женщина, тем более такая некрасивая, как мисс Мурхаус, наслаждается вниманием привлекательного, неженатого и баснословно богатого мужчины? Что же в этом удивительного?

– Мисс Мурхаус незамужняя, но она… связана обязательством. С мужчиной по имени Франклин. – Сам того не замечая, он крепко стиснул пальцы вокруг ножки бокала.

– Как ты узнал об этом? – удивился Дэниел.

– Я видел рисунок, на котором она его изобразила.

– И он отвечает ей взаимностью?

Перед мысленным взором Мэтью промелькнул рисунок со всеми интимными подробностями.

– Думаю, что да. – Он нахмурил лоб. – Интересно, как фамилия этого самого Франклина?

Дэниел покачал головой и, поцокав языком, сказал:

– Я, кажется, понял. Не знаю только, как ты умудряешься попадать в подобные истории.

– Ты мог бы и с большим сочувствием отнестись к моим финансовым и брачным проблемам.

– Поверь, я тебе сочувствую, – сказал Дэниел и приветственно поднял бокал. – Желаю, чтобы тебе сопутствовала удача. Она тебе, несомненно, потребуется.

Сара тихо открыла дверь спальни и осторожно выглянула в коридор. Убедившись, что в полутемном коридоре никого нет, она выскользнула из комнаты. Сердце у нее гулко билось, но она заставила себя идти спокойно, придав лицу самое невинное выражение. На тот случай, если кто-нибудь встретится, у нее было заранее приготовлено оправдание: «Я позаимствовала у сестры носовой платок и забыла вернуть его». Если ей скажут, что спальня ее сестры находится в противоположном направлении, она сделает вид, что смущена своей ошибкой, извинится и повернет назад.

Однако она надеялась, что ни с кем не встретится. Все джентльмены находились в малой гостиной, пили бренди и занимались тем, чем обычно занимаются джентльмены после ужина, когда все леди, включая дуэний, удаляются в свои комнаты. Она очень надеялась, что обе дуэньи спят, потому что на час пополуночи в ее комнате было назначено собрание дамского литературного общества до которого оставалось ровно два часа.

А ей еще предстояло, прежде чем они соберутся, раздобыть сорочку.

Благодаря разговору с очень хорошо информированной служанкой Мэри, состоявшемуся перед ужином, Сара знала, какая из комнат принадлежит лорду Лэнгстону. Ей предстояло всего лишь проскользнуть в комнату, схватить сорочку и выскользнуть назад. Это едва ли будет трудно сделать, поскольку лорд Лэнгстон находится в малой гостиной, а его камердинер Дьюхерст в одиннадцать часов вечера обычно делает перерыв на чашку чая (эту полезную информацию ей тоже любезно предоставила Мэри).

Не встретив никого в коридоре, Сара быстро добралась до двери в комнату лорда Лэнгстона. Сделав глубокий вдох, чтобы собраться с духом, она осторожно постучала, готовясь утверждать, что перепутала дверь с комнатой сестры, если ей вдруг кто-нибудь откроет. Правда, лучше бы уж это был камердинер, а не сам лорд Лэнгстон, потому что он, судя по всему, был за ужином в отвратительном настроении. Всякий раз, когда она смотрела в его сторону, а это случалось чаще, чем ей хотелось бы, она видела его сердитый взгляд.

Ей никто не ответил, и она, осторожно повернув дверную ручку, медленно открыла дверь. Взглянув налево и направо вдоль коридора, чтобы убедиться, что ее никто не видел, она перешагнула через порог и тихо закрыла за собой дверь.

Прислонившись спиной к дубовой двери, она на мгновение остановилась, чтобы перевести дух. И вдруг втянула в себя воздух, почувствовав его запах. Запах чистого белья и сандалового дерева. Именно тот аромат, который мог бы заставить ее громко по-женски вздохнуть, хотя она, к счастью, не относилась к тому типу женщин, которые испускают подобные вздохи.

Она медленно окинула взглядом комнату, в которой все было освещено теплым золотистым светом пламени из камина. Перед камином стояла большая медная ванна. Рядом располагались кожаный диван и такие же кресла. Мебель была великолепного красного-дерева. Гардероб, умывальник, несколько комодов. Аккуратно приготовленная ко сну огромная кровать под темно-синим покрывалом с прикроватными столиками по обе стороны от нее. Овальный письменный стол с пюпитром для чтения. Ее взгляд упал на книжные полки с рядом книг в кожаных переплетах, но она подавила желание познакомиться с ними поближе и вновь взглянула в сторону гардероба и комодов.

Интересно, в каком из них хранятся сорочки милорда?

Оттолкнувшись от двери, она направилась к ближайшему комоду. Ухватившись за бронзовую ручку верхнего ящика, она выдвинула его и сразу же обнаружила стопку аккуратно сложенных сорочек. Что-то слишком уж легко все получилось!

Быстро взяв из стопки верхнюю сорочку, она прижала ее к груди и вновь ощутила великолепный запах лорда Лэнгстона. Она замерла, уставившись на белоснежную сорочку. Было что-то тревожное, что-то слишком интимное в том, как белая ткань сорочки прижимается к ее груди. Она, словно в трансе, закрыла глаза и, зарывшись лицом в мягкую ткань, глубоко вдохнула запах.

В памяти промелькнула яркая картина: он идет рядом с ней, и теплые солнечные лучи золотят его густые темные волосы. Ей вспомнилось, как по его лицу медленно расплывается улыбка. Как в уголках глаз образуются морщинки, когда он смеется. И его карие глаза, которые остаются печальными даже тогда, когда он смеется. Его низкий голос…

– На сегодня все, Дьюхерст, – донесся из коридора низкий голос лорда Лэнгстона. – Спокойной ночи.

– Хорошо, милорд. Спокойной ночи.

Силы небесные!

Сара так быстро вскинула голову, что сбила набок очки. Она в отчаянии заметалась, отыскивая, куда бы спрятаться, но в отличие от дамской спальни здесь не было никакой ширмочки. Не имея ни выбора, ни времени, она нырнула за бархатную оконную штору и притаилась там. Едва успела она спрятаться, как послышался звук открывающейся двери. Потом дверь закрылась.

Стараясь успокоиться, она на несколько секунд зажмурила глаза. Какая досада! Зачем он явился сюда, когда ему следовало находиться в малой гостиной?

Она услышала, как он тяжело вздохнул, потом скрипнула кожа. Сара вспомнила, что обитые кожей диван и кресла обращены в противоположную от окон сторону, и рискнула выглянуть из-за занавески.

Лорд Лэнгстон, чей профиль был отчетливо виден, сидел в одном из кожаных кресел. Он смотрел перед собой, упираясь локтями в колени и обхватив ладонями голову, и вид у него был безумно усталый. И очень печальный. Интересно, что мешает ему радоваться жизни?

Не успела она поразмыслить на эту тему, как он наклонился и ухватился за свой сапог. Сняв его, он принялся за другой. Потом встал и начал раздеваться.

У нее широко раскрылись глаза, и она даже дышать перестала, наблюдая, как он снимает сюртук. Потом галстук. Потом сорочку.

Ух ты… Дамское литературное общество явно не ошиблось в выборе хозяина сорочки для идеального мужчины, потому что лорд Лэнгстон без сорочки как нельзя более соответствовал идеалу. Она ухватилась пальцами за краешек шторы и, совершенно ошеломленная, обводила жадным взглядом его широкие плечи. Темные волосы на груди сужались книзу в узкий ручеек и пересекали плоский мускулистый живот.

Она все еще упивалась этим необычайным зрелищем, когда его пальцы принялись расстегивать пуговицы на черных брюках. Не успела она и глазом моргнуть, как он снял с себя и этот предмет одежды.

У нее чуть глаза не вылезли из орбит от удивления, когда она поняла, что тело лорда Лэнгстона может сравниться по совершенству лишь со скандально известной статуей, на которую она случайно наткнулась в зимнем саду леди Истленд во время ее музыкальной вечеринки. Она была так потрясена этим зрелищем, что сделала потом зарисовку по памяти. Это был тот рисунок, который лорд Лэнгстон видел нынче утром и на котором она собственной рукой начертала «Франклин Н. Штейн» после того, как леди приняли решение создать образ идеального мужчины, хотя до тех пор считала, что статуя является непревзойденным идеалом красоты.

Она явно заблуждалась.

Потому что не могло быть более совершенного образца мужской красоты, чем лорд Лэнгстон. Хотя статуя была сделана в натуральную величину, это не подготовило Сару к виду абсолютно голого мужчины – так сказать, во плоти.

Ее жадный взгляд спустился вниз по мускулистому телу, отметив узкие бедра и длинные ноги, потом, словно завороженный, замер в районе паха. Обычно так она замирала только в книжных магазинах и садах. Она увидела символ его мужественности в окружении темных волос.

Силы небесные, и почему это в комнате так душно?

Но не успела она сделать глубокий вдох, как он повернулся, дав ей возможность насладиться не менее великолепным видом сзади. Бог свидетель, каждый дюйм его тела был абсолютно великолепен!

У нее возникло почти непреодолимое желание подойти ближе и обследовать на ощупь каждый мускул, каждый участок его кожи. Ей пришлось вцепиться пальцами в штору, чтобы преодолеть это желание. У нее запотели стекла очков, и она не сразу поняла, что причиной было ее собственное учащенное горячее дыхание, отражавшееся от бархатной шторы. Она чуть отклонилась назад и заставила себя закрыть рот.

У нее перехватило дыхание, когда он с мягкой грацией, поигрывая мускулами, подошел к большой медной ванне. И тут она впервые заметила, как над начищенным краем ванны поднимаются облачка пара. Губы у нее снова раскрылись, и она поняла, что ей сейчас предстоит увидеть, как совершенно голый, абсолютно идеальный лорд Лэнгстон принимает ванну.

 

Глава 6

Все тело Сары обдало жаром, и если бы она была в состоянии оторвать взгляд от голого лорда Лэнгстона, то, наверное, взглянула бы вниз, чтобы проверить, не вспыхнула ли на ней юбка. Она приросла к полу, словно вековой вяз к земле, и едва дышала, чтобы не запотели стекла очков, боясь упустить вид голого лорда Лэнгстона, поднявшего одну мускулистую ногу, чтобы перелезть через край ванны.

К сожалению, именно этот момент выбрал, чтобы снова прорезаться, ее внутренний голос.

«Немедленно прекрати это недостойное подглядывание! – потребовал он. – Сию же минуту отведи взгляд и дай этому бедняге возможность побыть в одиночестве, как он того заслуживает».

Сара же пришла к выводу, что если бедняга чего и заслуживает, так это бурных аплодисментов. Он поднял другую ногу, и она наклонила голову, чтобы как можно лучше все разглядеть. Горячая волна вновь прокатилась по ее телу. Силы небесные! Создавая лорда Лэнгстона, природа и впрямь не поскупилась. Во всех местах.

Ее внутренний голос хотел было снова заговорить, но она отмахнулась от него, как от назойливо жужжащего насекомого. Потому что она просто не могла не смотреть. Как еще она сможет узнать, когда он закончит принимать ванну, чтобы выбрать подходящий момент и убежать? К тому же она была в некотором роде ученым. Правда, она специализировалась в садоводстве, а не в анатомии, но ей, как и любому ученому, была присуща жажда знаний.

«Да, но вспомни, как плохо закончилась для доктора Франкенштейна его жажда знаний», – коварно напомнил внутренний голос.

Какой вздор! Все получилось бы много лучше, если бы существо, созданное доктором Франкенштейном, хоть чем-то напоминало лорда Лэнгстона. Окинув взглядом его фигуру, она едва подавила восхищенный вздох.

Гораздо лучше.

Она неожиданно становилась большим знатоком анатомии мужского тела.

Он медленно опустился в дымящуюся воду и, откинув голову на изогнутый подголовник, вздохнул и закрыл глаза.

Сара заметила, что для его высокого роста ванна была коротковата, ноги пришлось чуть согнуть, и колени выглядывали из-под воды. Хотя черты его лица несколько расслабились, она все же заметила признаки напряжения возле рта и закрытых глаз. Интересно, что тревожило его так сильно, что он не мог расслабиться даже в такой момент?

Она заметила, что прядь темных волос упала ему на лоб, и ей нестерпимо захотелось водворить ее на место. Интересно, они действительно такие шелковистые, какими кажутся? Позволив разыграться воображению, она представила себе, как подходит к нему. Опускается на колени рядом с ванной. Проводит пальцами по волосам, потом по лицу. Запоминает текстуру кожи. Форму его губ…

Как будто маня ее, его губы слегка приоткрылись, привлекая внимание к его рту. Несмотря на все свои старания игнорировать такие вещи – что толку восхищаться тем, чего никогда не сможешь иметь? – ее всегда особенно привлекали мужские губы. А у этого мужчины губы были действительно восхитительны. Красивой формы и соблазнительно полные. Как им, интересно, удается выглядеть такими твердыми и такими нежными одновременно?

Она снова представила себя на коленях перед ванной, но на сей раз обвела кончиками пальцев его рот и прикоснулась губами к его губам. Глаза у нее закрылись, и она даже дышать перестала. Интересно, что ощущаешь, когда прикасаешься губами к его рту? И какова на ощупь его кожа? Грубая? Гладкая?

Ее снова словно обдало жаром, который сосредоточился где-то внизу живота. Она узнала это ощущение. Такое случилось, когда она лежала одна в постели в темноте и прислушивалась к тайным позывам своего тела. Она чуть изменила положение, сжав бедра, но от этого легче не стало, а, наоборот, лишь усилились жар и пульсация.

Она открыла глаза и еще крепче ухватилась за бархатную штору, когда он протянул руку и взял большой кусок мыла из фаянсовой мыльницы, стоявшей на столике возле ванны. Ошеломленная, она наблюдала, как он намыливает влажную кожу: шею, предплечья, грудь. Потом руки скрылись под водой, очевидно, чтобы намылить нижнюю часть тела, и она обругала ванну за то, что та не прозрачная. Надеясь, что будет лучше видно, она приподнялась на цыпочки. Но это, черт возьми, не помогло.

Закончив намыливать тело, лорд Лэнгстон снова положил мыло в мыльницу и соскользнул под воду, чтобы ополоснуться, совсем скрывшись из виду. Едва успела она перевести дух, как он появился опять, провел руками по влажному лицу и встал на ноги.

Она была уверена, что ничто не может выглядеть более безупречным, чем голый лорд Лэнгстон. Но она ошиблась. Еще безупречнее выглядел голый и мокрый лорд Лэнгстон.

Вода ручейками сбегала по его телу, оставляя серебристые дорожки, поблескивающие в пламени камина. Она даже растерялась и не знала, на что смотреть. С чего начать, когда глазам открылось такое великолепие? Он поднял руки, запрокинул голову и медленно загладил назад упавшие на лицо волосы.

Картина была настолько захватывающей, настолько… возбуждающей, что у нее подкосились ноги. Ей даже пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Это было неожиданно и вызвало у нее раздражение, потому что она, по собственному мнению, не принадлежала к числу женщин, которые падают в обморок. Не отведя от него взгляда, она сделала маленький шажок назад.

Под ее ногой скрипнула половица.

Сара замерла. Казалось, этот звук и громкие удары ее сердца словно эхо прокатились по комнате. Она внимательно вгляделась в лицо лорда Лэнгстона, но он явно ничего не заметил, поскольку не насторожился и не прекратил свои омовения.

Слава Богу. Было бы унизительно, если бы он поймал ее в своей спальне, когда она любуется его наготой. Хотя кто бы смог упрекнуть ее в том, что она это делает? При одной мысли о том, что он может обнаружить ее, у нее замерло сердце. Она осторожно передвинула ногу со скрипучей половицы и почувствовала облегчение, когда никакого звука не последовало.

Она увидела, как он быстро вытер тело большим банным полотенцем и сунул руки в рукава темно-синего халата. Часть ее существа с облегчением вздохнула, потому что он прикрыл свое тело и теперь, наверное, уйдет в гардеробную, дав ей возможность незаметно сбежать. Но другая, причем большая, ее часть сокрушалась по поводу того, что ее лишили возможности наслаждаться столь великолепным зрелищем. Откровенно говоря, ей не терпелось взяться за этюдники запечатлеть то, что она видела, на бумаге, хотя она была абсолютно уверена в том, что проживи она хоть сто лет, она и тогда не забудет, как он выглядел. Наверное, ей следовало бы чувствовать смущение от того, что столь бесцеремонно разглядывала его, но она лишь испытывала сожаление, что не захватила с собой телескоп.

Или веер. Потому что, видит Бог, здесь было невыносимо жарко!

Завязав пояс халата, он направился в противоположный от нее конец комнаты. Она надеялась, что он скроется за дверью, которая вела в гардеробную, но услышала звук выдвигаемого ящика, а потом лорд Лэнгстон вновь появился из тени и направился к письменному столу. Стол находился не более чем в пяти футах от того места, где она пряталась.

Черт возьми, что он намерен делать? Если продолжится невезение, которое преследует ее весь вечер, то он, возможно, сядет писать письмо. Какая досада! Ну что бы ему просто пойти в гардеробную, чтобы одеться, как на его месте поступил бы каждый человек, одетый в халат на голое тело? И она считала его идеальным? Видно, она совсем свихнулась. Он обычный простофиля, который не дал ей спокойно уйти, отвлекая своей наготой. И даже не соблаговолил ее прикрыть.

Он подошел к письменному столу, и она молила Бога, чтобы он не уселся писать какое-нибудь длинное послание.

Видно, ее мольбы были услышаны. Вместо того чтобы усесться за стол, он быстро повернулся и отдернул штору.

Она и охнуть не успела, как мускулистая рука пригвоздила ее к стене, отчего очки у нее съехали на сторону. Почувствовав прикосновение холодного металла к горлу, она успела разглядеть серебряное лезвие ножа.

Она была так ошеломлена, что не могла двигаться. В его глазах промелькнуло удивление, потом он прищурился и сказал холодным тоном, совершенно не соответствовавшим жару, исходившему от его тела:

– Мисс Мурхаус, позвольте узнать, что вы здесь делаете за оконной шторой?

Сара, несмотря на испуг, возмутилась и ответила ему сердитым взглядом:

– Позвольте узнать, по какому праву вы приставили нож к моему горлу?

– Боюсь, что именно так обращаются с теми, кто незаконно вторгается в чужие владения. Вам следует знать это, если вы и впредь планируете вламываться в комнаты других людей.

– Я не вламывалась. Дверь была не заперта. А теперь, если не возражаете, не держите меня и уберите этот нож.

– Значит, вы шпионили за мной? – сказал он, пристально вглядываясь в ее лицо.

– Я не шпионила, – сказала она, чувствуя, что краснеет, – а ждала удобного случая, чтобы незаметно выйти из комнаты.

Это было правдой. Однако она не могла отрицать, что и в его обвинении была крошечная доля правды. Но ведь если мужчина не желает, чтобы женщины на него смотрели, ему не надо снимать с себя одежду, а следует, возможно, добавить к своей внешности какой-нибудь отталкивающий штрих. Позволить себе немного растолстеть, например. Или надеть какую-нибудь ужасную маску.

– Вы вооружены? – спросил он.

– Вооружена? Бог с вами, конечно, нет.

Он подошел ближе. Их разделяли теперь всего какие-нибудь несколько дюймов. Почувствовав тепло его тела, она резко втянула воздух, а с ним и исходящий от него запах чистоты. На ее ключицу упала с его мокрых волос капелька воды и, щекоча кожу, побежала вниз, пока не впиталась в ткань платья.

Он взглянул вниз, потом снова встретился с ней взглядом.

– Вы что-то держите в руках.

Она и забыла, что вцепилась в мягкую ткань его сорочки.

– Это всего лишь сорочка.

Он приподнял бровь:

– Что за сорочка?

Силы небесные, когда он так близко, невозможно ни дышать, ни думать. И не потому, что к ее горлу все еще приставлено лезвие ножа, а потому, что от его наготы ее отделяет всего лишь тонкая ткань его халата.

Она судорожно глотнула, облизнула пересохшие губы и сказала, стараясь, чтобы голос не дрогнул:

– Я скажу вам, что это за сорочка, как только вы отпустите меня и уберете нож.

Он помедлил еще несколько секунд, и она выдержала его пытливый взгляд, хотя сделать это было непросто, потому что очки, рискуя свалиться, болтались на самом кончике ее носа. Даже на расстоянии одного фута, разделявшего теперь их лица, она видела его не вполне отчетливо. Несмотря на это, по выражению его лица было ясно, что ее появление в его спальне кажется ему в высшей степени подозрительным.

Не отводя от нее взгляд, он опустил руку, и она смогла вздохнуть свободно. Потом он положил нож на краешек письменного стола, но так, чтобы, если потребуется, он был под рукой. Она прижала пальцы к тому месту на горле, где только что находилось лезвие ножа, вздрогнула, а потом раздраженно воскликнула:

– Вы могли перерезать мне горло!

– Вам повезло, что я этого не сделал.

– Что вы за человек, если угрожаете таким образом своим гостям?

– Что вы за женщина, если прячетесь за шторами и подглядываете за мужчинами, когда те принимают ванну?

Проклятие, а ведь он прав! Хотя признаваться ему в этом она не имела намерения. Тем более что прятаться за шторой ей пришлось исключительно по его вине. Вскинув подбородок, она высокомерно заявила:

– Неужели вы считаете, что я представляю для вас какую-то физическую угрозу, милорд?

– Я не знаю, чему и верить, мисс Мурхаус. К тому же, как я заметил, вы уклоняетесь от ответа на мой вопрос о том, что за женщина может прятаться за шторами и подглядывать за мужчинами, когда те принимают ванну.

– Вы тоже не ответили на мой вопрос о том, что вы за человек, если угрожаете ножом своим гостям.

У него вытянулось лицо, и она почувствовала удовлетворение. Ну что ж, так ему и надо. Он отступил на шаг и, сложив на груди руки, окинул ее ледяным взглядом:

– Я жду ваших объяснений.

Она поправила очки, вздохнула, чтобы собраться с духом, но тут почувствовала его запах, вызвавший в памяти эпизод, когда он абсолютно голый и мокрый поправлял на голове волосы, и утратила дар речи.

Поскольку она продолжала молчать, он продолжил:

– Я жду ваших объяснений относительно сорочки. Вы хотели отдать ее мне? Или… – он неожиданно прижал обе руки к стене по обе стороны ее головы, так что она оказалась словно в клетке, – или вы пробрались в мою комнату, чтобы подсмотреть, как я принимаю ванну?

Возмущение вывело ее из оцепенения.

– Что за непристойное предположение, милорд! Сорочка вовсе не предназначена в подарок. – Она подняла сорочку и помахала ею возле его носа. – По правде говоря, это ваша сорочка.

– Вот как? Любопытно, что именно вы упрекаете меня и непристойности, хотя сами тайком пробрались в мою комнату, подглядывали за мной, когда я принимал ванну, а кроме того, попытались украсть предмет моей одежды.

– Всего лишь вашу сорочку.

– Не придирайтесь к мелочам, мисс Мурхаус.

– Пусть я отличаюсь педантизмом, зато у вас настоящий талант делать необоснованные утверждения: вы утверждаете, например, что я украла сорочку, тогда как я ее всего лишь позаимствовала.

– Для каких же, интересно, целей?

– Игра… «отыщи хозяина». Это придумали я и остальные леди. Невинное развлечение – и ничего больше.

– Понятно. Значит, вы планировали вернуть мою сорочку?

– Разумеется.

– Когда? Во время моего следующего купания?

«Да, если я окажусь самой везучей женщиной на земле». Поморгав, она прогнала из памяти его образ в обнаженном виде. Вернее, попыталась это сделать. Но безуспешно.

– Конечно, нет. Я планировала вернуть ее тогда, когда вас не будет в спальне. Сейчас это тоже предполагалось. Уж будьте уверены, что если бы вы остались в малой гостиной, где вам и следовало находиться, этой неприятности не произошло бы.

– Вы говорите это так, как будто в том, что вы прятались здесь за шторой и подглядывали за мной, виноват я.

– Именно это я и имею в виду.

Мэтью в полном замешательстве смотрел на нее некоторое время пытливым взглядом. Однако его озадачила не только ее возмутительная логика. Нет, он не мог понять, почему эта перепалка вызывает у него такое приятное возбуждение. И почему он продолжает стоять так близко от нее, не давая ей уйти. Почему ему безумно хочется подойти еще ближе. И почему она не требует, чтобы он отошел от нее.

Он молил Бога, чтобы она это сделала. И очень хотел бы сам отодвинуться подальше. Хотел бы не испытывать этого безумного желания прикоснуться к ней.

Это и впрямь было безумием. Учитывая ее заурядную внешность, простенькое платье, очки с толстыми стеклами и крайнюю прямолинейность, она совсем не относилась к тому типу женщин, которые обычно его привлекали. Тем не менее он стоял здесь, и сердце его бешено колотилось от одной лишь ее близости. И нечего было лгать самому себе: ведь еще сидя в ванне, до того как он обнаружил ее за шторой, он думал о ней. Об этих глазах медового цвета, которые буквально заворожили его. Он представлял себе, как она подходит, прикасается к нему, целует его. А теперь – вот она, перед ним!

Но почему она здесь? Правду ли она говорит об игре «отыщи хозяина»? Или она совсем не такая, какой кажется? Она выглядит невинной, однако в мельчайших анатомических подробностях рисует голых мужчин. Может быть, и его изображения добавятся к ее коллекции? При этой мысли он так возбудился, что разозлился на самого себя.

Он сделал глубокий вдох и уловил едва ощутимый аромат цветов. Он наклонился к ней, чтобы лучше почувствовать аромат, и разозлился еще больше.

Его взгляд упал на ее волосы, и он представил себе, как она пытается привести в порядок эти кудряшки. Ему очень захотелось освободить их от шпилек и позволить каскадом упасть на плечи. Потом он перевел взгляд на ее лицо, неправильные черты которого неизвестно почему так сильно завладели его вниманием. Ее губы… эти пухленькие губки были бы более уместны на лице куртизанки, чем старой девы. Они, казалось, заманивали его, как пение сирены. А эти огромные глаза, увеличенные толстыми стеклами очков… в них виднелось что-то похожее на вызов. Мисс Мурхаус была, казалось, возмутительно спокойна, тогда как он был, напротив, возмутительно неспокоен.

Он стиснул зубы. Нет, черт возьми, так дело не пойдет. Здравый смысл подсказывал ему, что пора выдворить эту возмутительницу спокойствия из своей спальни.

К сожалению, здравый смысл, кажется, больше не владел ситуацией, и он, вместо того чтобы выдворить ее, придвинулся к ней чуть ближе. И обрадовался, заметив промелькнувший в ее глазах страх. Отлично. Значит, она была не такой спокойной, какой хотела казаться.

– С вашей стороны было большой дерзостью свалить на меня всю вину за то, что вы подглядывали за мной, мисс Мурхаус. Но позвольте дать вам один совет: в следующий раз, когда вы решите что-нибудь украсть, постарайтесь, чтобы под ногами не скрипели половицы.

Его очень обрадовало возмущение, вспыхнувшее в ее глазах.

– Я ничего не крала, милорд.

– Значит, вы просто хотели посмотреть на меня в обнаженном виде?

– Боюсь, что я не смогла избежать этого.

– Большинство молодых незамужних женщин упали бы в обморок, если бы такое случилось.

– Во-первых, я не вчера закончила школу, милорд, а во-вторых, я не подвержена обморокам.

– Тем более что все это вы уже видели раньше.

– Простите, не поняла, – сказала она, поморгав.

– Я имею в виду вашего друга Франклина. Судя по рисунку, где вы его изобразили, вы видели его голым. – Говоря это, он испытал какое-то неприятное чувство, очень похожее на ревность.

– Ах это! Гм-м… да.

– Это случилось в обстоятельствах, аналогичных нынешним? Вы видели Франклина голым, когда пытались украсть – простите! – позаимствовать его сорочку? Или обстоятельства были более… интимного свойства?

Поскольку она молчала, он придвинулся к ней еще ближе, так что их тела находились на расстоянии не более двух футов друг от друга. Грудь ее вздымалась и опускалась от учащенного дыхания, и она крепко прижимала к себе его сорочку. То, как она делает это, показалось ему очень интимным. И невероятно возбуждало его. Пропади все пропадом, ведь это она его невероятно возбуждает. Он этого не понимал, и ему это не нравилось. Но отрицать этого он не мог. Как не мог отрицать того, что по непонятной причине ему безумно хочется прикоснуться к ней. Не мог он также игнорировать противоречащее здравому смыслу желание вычеркнуть из ее памяти все мысли об этом Франклине.

Если судить по рисунку, они с этим Франклином были более чем просто друзьями, однако она излучала невинность, в корне противоречащую интимному характеру этого рисунка. Эта головоломка не давала ему покоя. Он был твердо намерен ее разгадать.

– Думаю, что ваша матушка не одобрила бы игру «отыщи хозяина», – вкрадчивым тоном сказал он.

Высунув на мгновение кончик розового языка, она облизнула пересохшие губы, и он поймал себя на том, что ему очень хочется, чтобы она повторила это движение.

– Уверяю вас, ей это было бы абсолютно безразлично. Моя мать не обратила бы внимания, если бы я пробежала голой через кухню.

Он представил себе ее голой на кухне – на своей кухне, – и ему стало жарко. Он даже утратил дар речи, и ему пришлось откашляться, прежде чем начать говорить.

– Простите, не понял.

– Извините, милорд. Иногда я забываюсь и говорю то, что думаю, а также произношу всякие неподобающие слова вроде «голый». Простите, если я оскорбила ваши нежные чувства.

Он нахмурил брови:

– Уверяю вас, мои чувства не такие уж нежные. А вот вы, кажется, придаете слишком большое значение всему, что подпадает под категорию «голый».

– Неправда…

Она не смогла продолжать и лишь тихо охнула, когда он, оторвав от стены одну руку, взял пальцами выбившуюся прядь ее волос. Она застыла на месте, не в силах сопротивляться, когда его вторая рука медленно вынула из волос шпильки, позволив им с тихим звяканьем упасть на пол. Она и не подумала остановить его, а лишь смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых отражались ошеломленность и удивление, как будто она не могла поверить, что он прикасается к ней, и не понимала, почему он это делает.

Он почувствовал, как она дрожит и как участилось ее дыхание, и обрадовался тому, что она, как видно, разделяет это чувство, которое его охватило… как бы оно ни называлось.

С каждой шпилькой, которую он извлекал из ее волос, все больше кудрявых прядей, освобождаясь, падало на плечи и опускалось до талии. От них пахло цветами, и он с наслаждением вдыхал этот аромат. Закончив, он провел пальцами по блестящим волосам и, прикоснувшись к очкам, спросил:

– Можно? – Не дав ей возможности ответить, он осторожно снял с нее очки и пристально посмотрел на нее. – Вы похожи на картину Боттичелли, – прошептал он.

– Едва ли, – с недоверием откликнулась она. – Он писал Венеру.

– Да. Но если бы вы были обнаженной, то посрамили бы даже Венеру.

– Вам нужно носить очки.

– Уверяю вас, очки мне не нужны.

– Теперь, кажется, вас занимает все, что подпадает под категорию «обнаженный».

Он медленно обвел взглядом ее тело, представив себе пышную грудь и длинные ноги, угадывавшиеся под скромным платьем.

– Видимо, так, – тихо согласился он и провел пальцем по ее нежной щеке. Кожа у нее напоминала теплый бархат. – Для Венеры, знаете ли, обнаженность была естественным состоянием.

Ее губы раскрылись, и она издала тихий вздох, явно символизирующий удовольствие. Ему захотелось немедленно узнать, какие еще эротические звуки она может издавать.

Она медленно кивнула:

– Да. Я знаю также, что она ассоциируется с любовью и красотой. Я довольно много знаю о любви, однако понятие красоты ни в коей мере не относится ко мне.

Он взял в руки пригоршню шелковистых кудряшек и медленно пропустил их сквозь пальцы.

– Позвольте не согласиться с вами. У вас красивые волосы.

Вместо того чтобы обрадоваться комплименту, она взглянула на него, словно он сбежал из Бедлама.

– Нет, вам непременно нужно носить очки.

Он покачал головой и обернул вокруг кулака мягкие пряди. Поднеся к лицу ее волосы, он глубоко втянул в себя воздух.

– Вы великолепно пахнете. Словно сад в лучах солнца. А ваши глаза… – Он заглянул в их золотисто-карие глубины и снова пожалел, что в комнате мало света.

– Они цвета грязи, – решительно заявила она.

– Они цвета меда, окруженного шоколадом, – поправил он ее. – Неужели вам никто никогда не говорил, как прекрасны ваши глаза?

– Никогда, – сказала она.

– Даже ваш друг Франклин?

Она чуть помедлила, потом сказала:

– Даже он.

Мэтью тут же решил, что этот парень, как видно, полный идиот.

– Считайте, что вам это сказали, – заявил он и перепел взгляд на ее рот: – А ваши губы? Они… просто потрясающие.

Она долго молчала и просто смотрела на него с непроницаемым выражением лица. Потом ее нижняя губка дрогнула и в глазах появилось что-то, похожее на разочарование или даже обиду. И хотя она вздернула подбородок, он почувствовал, что прежнего задора у нее уже не было.

– Прошу вас, прекратите эти игры, милорд, – тихо сказала она. – Простите, что я вторглась сюда и нарушила наше уединение. Я не хотела этого делать. А теперь, извините… – Она протянула ему сорочку.

Он почувствовал, что от него снова хотят отделаться, как это уже было однажды в саду. Однако обида, промелькнувшая в ее глазах, вызвала у него какое-то незнакомое чувство. Она явно считала, что он с ней шутит. Но хотя ему очень хотелось бы, чтобы так оно и было, дело обстояло совсем по-иному.

– Можете взять эту сорочку, мисс Мурхаус. Я не могу допустить, чтобы из-за этого вы проиграли игру.

– Спасибо. Я позабочусь о том, чтобы вернуть ее. – Она искоса взглянула на очки, которые он держал в руке. – А теперь, если вы вернете мне очки, я сразу же уйду.

Именно такого развития событий требовал здравый смысл. Но все остальное в нем категорически настаивало на том, чтобы она осталась. И чтобы он смог узнать, действительно ли она такая мягкая, какой кажется. И такая великолепная на вкус, какой кажется. Ему так хотелось удовлетворить свое любопытство.

Не отводя от нее взгляда, он положил ее очки на письменный стол рядом с ножом. Она удивленно взглянула на него.

– Зачем вы положили на стол мои очки? – спросила она. – Боюсь, что я не могу обходиться без них, милорд. Даже на таком близком расстоянии… – она жестом указала на разделявшие их два фута, – я вижу вас неотчетливо.

– В таком случае я, пожалуй, подойду поближе. – Он шагнул к ней. – Так лучше?

Она судорожно глотнула воздух.

– Гм-м… по правде говоря, мне немного… тесно. Если вы что-то хотите…

– Хочу! – Он перевел взгляд на ее губы. И едва подавил стон. Она была так прелестна. Но поцеловать ее было невозможно. – Я хочу поцеловать вас.

Она нахмурила брови:

– Вы шутите.

– Ничуть.

– Не смешите меня.

– И не думаю.

– Сегодня утром вы не могли вспомнить мое имя.

– Теперь я помню ваше имя. – Его взгляд снова остановился на ее губах. – Мисс Сара Мурхаус.

– В таком случае вы, должно быть, пьяны.

– Нет. А вы?

– Разумеется, нет. Мне просто…

– Вам, как и мне, просто любопытно, как это произойдет? – Он взял в ладони ее лицо и провел подушечкой большого пальца по пухленькой нижней губе. Она едва слышно, застонала, еще сильнее подогрев его желание.

– Любопытство, как известно…

– …до добра не доведет. Я это знаю. – Он придвинулся еще ближе, так что его тело теперь слегка прикасалось к ней от груди до колена. – Но это к нам не относится.

– Я не могу придумать ни одного разумного объяснения тому, что вам вдруг захотелось поцеловать меня.

Наклонившись так, что его губы почти прикасались к ее губам, он прошептал:

– Не беспокойтесь. Я могу придумать такое количество объяснений, что хватит для нас обоих.

Он нежно провел губами по ее губам – разок, потом еще и еще. Вздохнув, она раскрыла губы, и он, воспользовавшись этим приглашением, поцеловал ее крепче.

И тут же потерял голову от пьянящего цветочного аромата, исходившего от нее. Опустив руку, он обхватил ее ягодицы и еще крепче прижал к себе. Он не ошибся, ее тело действительно было таким мягким на ощупь, как он ожидал. Таким теплым и гибким… И на вкус она была просто великолепна. А он давно не обнимал женщину. Не целовал женщину. Чертовски давно.

Он углубил поцелуй, исследуя языком бархатистый жар ее рта. Помедлив несколько секунд, она издала низкий стон, губки ее раскрылись еще шире, а язык прикоснулся к его языку. И вдруг все изменилось. Поцелуй стал горячим, требовательным. Его охватило неприкрытое вожделение. Ему хотелось большего…

Не прерывая поцелуя, он придвинулся еще ближе и, прижав ее к стене нижней частью своего тела, втиснул колено между ее ногами. Возможно, ему удалось бы сохранить хотя бы немного контроля над своими действиями, если бы она оставалась пассивной, но не тут-то было: она обвила руками его шею, приподнялась на цыпочки и прижалась к нему еще плотнее.

Его тело немедленно отреагировало на это, и он, застонав, потерся об нее, прижавшись своим твердым естеством к ее мягкой плоти.

От удовольствия он потерял всякое ощущение времени и места. Один поцелуй переходил в следующий. Поцелуи становились все более требовательными. Скользнув по изгибу ягодиц, его руки поднялись выше и принялись обследовать округлости грудей. Она безвольно запрокинула голову, и его губы сразу же проделали поцелуями дорожку по душистому изгибу ее горла, а язык прикоснулся к тому месту, где бешено бился пульс. Она запустила пальцы в его влажные волосы. Эротичные постанывания, которые она издавала, лишали его последних крох самообладания. Его эрекция достигла предельного напряжения, и он еще крепче прижал ее телом к стене.

«Остановись…» Надо как-то прекратить это безумие, иначе он подхватит ее на руки, унесет в постель и даст волю этому чертову огню, который она разожгла. Но он почему-то не мог этого сделать. Правда, совершенно забыл, по какой причине.

«Ты ищешь себе жену, – услужливо подсказал внутренний голос. – А эта женщина, поскольку она не является богатой наследницей, не подходит для этой роли».

Все верно. Для этой роли подходила ее самая близкая подруга. А кроме того, он не вполне доверял этой женщине, хотя по каким причинам это было, он сейчас не помнил. Но даже одурманенный страстью он знал, что такие причины существуют. А значит, вся эта интерлюдия – опасная затея. Во всех смыслах. Но черт возьми, она была так великолепна и на ощупь, и на вкус! Давно уж он подобного не испытывал. Он понимал, что надо остановиться… но не мог этого сделать.

Схватив ее за запястья, он сунул ее руку под свой халат и провел ладонью погодой груди. Застонав от наслаждения, он снова провел ее рукой по груди. Она робко, медленно повторила это движение по собственной инициативе, и тут вдруг до его затуманенного страстью сознания донесся низкий, глубокий звук… что-то вроде собачьего «гав!».

Силы небесные! Ценой геркулесовых усилий ему удалось поднять голову. Он замер, увидев, в каком она состоянии. Она была безумно возбуждена, и ее сознание, судя по всему, было так же, как у него, затуманено страстью. Судорожное дыхание вырывалось из пухленьких влажных губок, глаза были полузакрыты. Он повернул голову и бросил на Дэнфорта такой злющий взгляд, от которого это животное должно бы было, поджав хвост между ног, опрометью выскочить вон из комнаты. Но Дэнфорт переводил взгляд с него на мисс Мурхаус, как будто размышляя: «Так-так, что это у нас тут происходит?»

С обожанием посмотрев на мисс Мурхаус, Дэнфорт облизнулся и еще разок гавкнул. Потом животное буквально ухмыльнулось, решительно оттолкнуло Мэтью мордой и, Вклинившись между ним и мисс Мурхаус, уселось прямо на босую ногу Мэтью.

Тысяча чертей!

Он вновь перевел взгляд на мисс Мурхаус. Она смотрела на него в полуобморочном состоянии, очень похожем на то, в котором пребывал он сам. Ее рука все еще покоилась на его груди как раз над его сердцем, которое отбивало такой бешеный ритм, как будто он только что пробежался до Шотландии и обратно.

– Силы небесные, – сказала она хриплым голосом.

Если бы он не утратил дара речи, то произнес бы, видимо, то же самое, хотя звучало бы это несколько по-другому: «Тысяча чертей, что это только что произошло?»

– Не понимаю, что случилось, – прошептала она. – Я никогда не подозревала… я не могла себе представить даже в самых диких фантазиях… – Она глубоко вздохнула, вспомнив о неожиданном удовольствии, и ее теплое дыхание коснулось его кожи. – Кто бы мог подумать?

Он нахмурил лоб. Она говорила так, как будто никогда раньше не целовалась. Не может быть, чтобы женщина, которая рисует голого мужчину, была нецелованной. Однако в ней и впрямь было что-то необычайно невинное. И ее реакция на него, хотя она была, несомненно, страстной, говорила об отсутствии опыта. Неужели он у нее первый?

Прежде чем он обрел голос, чтобы расспросить ее, она поморгала и, оторвавшись от стены, искоса взглянула в сторону Дэнфорта:

– Догадываюсь, что это коричневое пятно со смутными очертаниями – Дэнфорт?

Услышав свое имя, Дэнфорт еще раз с довольным видом гавкнул и принялся подметать хвостом паркетный пол. Мэтью прочистил горло.

– Боюсь, что это оно и есть.

– Как он сюда вошел?

– Он умеет открывать двери. – Мэтью сердито взглянул на своего любимца. – Я сам его научил. – И сейчас он очень сожалел об этом. Проклятый пес был слишком умен, чтобы это пошло ему на пользу. К тому же он большой умелец выбирать самое неподходящее время.

А может быть, наоборот, время было выбрано идеально? Здравый смысл подсказывал ему, что Дэнфорт, пожалуй, спас положение. Он остановил то, чему не следовало бы даже начинаться. Однако его возбужденное тело было категорически не согласно с ним. А при одном взгляде на влажные губки и распущенные волосы мисс Мурхаус ему безумно захотелось снова схватить ее в свои объятия.

Едва она убрала руку с его груди, как ему сразу же стало не хватать ее прикосновения. Она откинула с лица волосы.

– Наверное, мне надо сказать что-то, только я не знаю, что именно.

Она сказала это без ложной скромности и так простодушно, что он не смог удержаться, чтобы не заложить за ухо упавшую на ее лицо прядь.

– Вы… великолепны.

Она кивнула с серьезным выражением лица:

– Да, наверное, именно это следует сказать: вы великолепны.

Он усмехнулся:

– Спасибо. Но я имел в виду, что великолепны вы.

Она в явном замешательстве некоторое время смотрела на него. Потом покачала головой:

– Ко мне это не относится. Я это знаю. И то, что произошло, не должно было произойти. И мне не следовало находиться в вашей спальне, и нам не следовало…

– Целоваться? – подсказал он, когда она, замявшись, не договорила фразу.

– Целоваться, – повторила она хриплым шепотом. Пошарив рукой на столе, она нащупала свои очки и, водрузив их на нос, взглянула на него. В ее глазах не осталось и следа возбуждения и страстного желания. Их сменило холодное самообладание, что ему вовсе не нравилось. – Прошу прощения, милорд. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я… – она нахмурила брови, потом решительно продолжила: – не веду себя подобным образом. Думаю, что нам следует попытаться забыть о том, что произошло.

– Вы сможете это сделать?

– Да. А вы?

– Думаю, что вы правы и нам следует попытаться. Однако мне кажется, что нам это не удастся.

– Вздор. Человек может сделать все, что твердо решит сделать. А теперь я должна идти. – Она отступила от него на шаг и наклонилась, чтобы поднять упавшую сорочку. Дэнфорт сидел на рукаве, и ей пришлось приложить усилия, чтобы вытащить ткань из-под его зада. Потом женщина, которая несколько мгновений тому назад дрожала в его объятиях, пересекла спальню и, даже не оглянувшись, ушла, тихо закрыв за собой дверь.

Он некоторое время смотрел на закрывшуюся дверь, потом взъерошил пальцами волосы и вытащил ногу из-под зада Дэнфорта. Может быть, мисс Мурхаус и забудет об этом поцелуе, но он не забудет никогда. Он это знал.

Вопрос заключался в том, что ему с этим делать. И что делать с ней. Он не имел понятия. Но он не забыл о том, что она видела его голым, а его всегда учили, что справедливость требует расплатиться той же монетой.

И что вообще теперь будет?

Разумеется, он отлично знал, что ему хотелось бы сделать.

Гм-м… По-видимому, для того чтобы получить возможность ответить на многочисленные вопросы относительно мисс Мурхаус, ему придется долго думать. И ему вдруг показалось, что это не составит труда, потому что думать о ней он все равно будет.

 

Глава 7

За десять минут до прибытия леди, назначивших очередную встречу на час пополуночи, Сара стояла в своей спальне перед большим зеркалом в красивой раме и смотрела на свое отражение. Она успела переодеться в простенькую белую ночную сорочку и, туго завязав вокруг талии поясок белого халатика, заплела непослушные волосы в одну толстую косу. Она выглядела так же, как выглядела перед сном каждый вечер, – ничуть не лучше. Хотя чувствовала себя совсем по-другому.

Она провела кончиками пальцев по губам. Ресницы ее затрепетали, и, глубоко вздохнув, она закрыла глаза. Никогда, даже в самых несбыточных фантазиях, когда она лежала без сна по ночам, воображая, как ее целует мужчина, как он прикасается к ней, она не представляла себе, что в действительности это может быть так великолепно.

Это пьянящее ощущение его тела, прижимающегося к ее телу, его губ на своих губах, его языка, прикасающегося к ее языку, его рук, скользнувших вниз, к ягодицам, чтобы прижать ее еще крепче. А ощущение своих ладоней на его обнаженной груди? Звук его участившегося дыхания и ощущение его твердого естества, прижавшегося к ней на стыке ее бедер? Жаркая волна пробежала по ее телу, и она сжала ноги, чтобы успокоить пульсацию, начавшуюся в том месте, где он столь интимно прикасался к ней. Правда, попытка эта оказалась безрезультатной.

Он был такой теплый. Сильный и широкоплечий. В его объятиях она чувствовала себя так, как будто ее закутали в теплое одеяло, только что просушенное на солнце. Его мокрые волосы под ее пальцами были похожи на влажный шелк. Он обнимал ее, целовал, прикасался к ней с такой страстью, о какой она могла только лишь мечтать. И каким бы живым воображением она ни обладала, она не могла и представить себе то, что произошло между ней и лордом Лэнгстоном.

Почему? Почему он так целовал ее? Она открыла глаза и пытливым взором вгляделась в свое отражение, но покачала головой в полном смятении. Ничто из того, что отражалось в зеркале, не могло зажечь в мужчине такую страсть. Возможно, он действительно был пьян, хотя ни запаха, ни привкуса спиртного она не почувствовала. Как ни унизительно было признаваться в этом, но, вероятнее всего, он думал в тот момент о какой-то другой женщине. Другого логического объяснения просто не было. Разве только…

Возможна, он поцеловал ее, чтобы отвлечь ее внимание от того факта, что он хранит нож в своей спальне – нож, который он приставил к ее горлу, приняв ее за злоумышленника. А может быть, все джентльмены хранят оружие под рукой, как и лорд Лэнгстон? Не исключено. Или, может быть, так поступают те джентльмены, которым есть что скрывать? Она уже об этом думала… пока он своим поцелуем полностью не изменил направление ее мыслей.

Она снова вздохнула. Независимо от того, думал ли он о ком-то другом или пытался отвлечь ее внимание, теперь она знала, что это за магия, о которой в ее присутствии говорили другие леди. Что это за волшебство, о котором не раз упоминала Каролина. Которое пьянит. Дурманит. И которое не забывается. Интересно, заметят ли ее сестра и подруги тот жар, который она ощущает внутри?

Она придвинулась поближе к зеркалу. Нет. Снаружи она по-прежнему выглядела как некрасивая Сара в очках. Ничего нового.

Услышав тихий стук, она, отведя взгляд от зеркала, быстро пересекла комнату и открыла дверь. В коридоре стояли Каролина, Джулиана и Эмили, и каждая прижимала к себе сверток.

– Похоже, все вы удачно справились со своими заданиями, – сказала Сара, когда эта троица вошла в комнату и она заперла за ними дверь.

– Да, – подтвердила Эмили, возбужденно поблескивая глазами. – А тебе удалось раздобыть сорочку лорда Лэнгстона?

Сара покраснела.

– Да, – сказала она. – Надеюсь, у всех вас все прошло гладко?

– Я вошла в спальню лорда Терстона и вышла от туда с галстуком за считанные минуты, – доложила Эмили, кладя на кровать добытое сокровище. – Все оказалось даже слишком просто.

– Так же было и у меня, – отчиталась Джулиана, добавляя к галстуку пару сапог, добытых у лорда Берика. – Я никого не встретила, но сердце у меня стучало так сильно, что я боялась упасть в обморок.

– Взять брюки из гардероба лорда Сербрука было не труднее, чем сорвать в саду букетик маргариток, – улыбнулась Каролина, кладя поверх прочих вещей свою добычу.

– Сара утверждала, что мужчины – простофили, – напомнила Эмили, – и мне кажется, что, по крайней мере, в данной ситуации она права. – Она повернулась к Саре: – У тебя тоже все прошло гладко?

– Все хорошо. Без проблем. – По крайней мере, без таких проблем, о которых она была бы готова рассказать. Она добавила сорочку лорда Лэнгстона к кучке вещей и, усилием воли прогнав из мыслей его образ, попыталась сосредоточиться на улыбке Каролины. – С помощью всего этого мы сможем с успехом воспроизвести образ нашего идеального мужчины, – подвела итог Сара. – Нам потребуется только немного лоскутков или ваты для набивки мистера Франклина Н. Штейна.

– Можно сходить в деревню и купить ваты, – сказала Джулиана. – У мужчин на завтра запланирован турнир по стрельбе из лука, так что у нас в распоряжении будет достаточно времени. Я с удовольствием пройдусь по магазинам.

– Следует научить нашего идеального мужчину произносить это предложение, – усмехнулась Сара. – «Я с удовольствием пройдусь по магазинам».

Леди рассмеялись, а Эмили предложила:

– Давайте составим список того, что должен говорить и делать наш идеальный мужчина.

Все согласились с тем, что это неплохая мысль. Сара расположилась возле секретера, а остальные – на кровати, накрытой покрывалом цвета слоновой кости. Держа в руке перо, Сара спросила:

– Что еще должен он говорить?

Джулиана, прочистив горло, сказала нарочитым баском:

– «Для меня не имеет значения, если я не проведу день в своем клубе, дорогая. Я с гораздо большим удовольствием останусь с тобой».

– «Я с удовольствием потанцую еще, дорогая», – добавила Эмили «мужским» голосом.

– «Ты самая красивая женщина на свете», – размечталась Каролина.

– «Ты самая умная женщина и всегда высказываешь такие интересные мнения» – вставила Эмили.

– «Я бы мог говорить с тобой часами», – вздохнув, скачала Джулиана.

– «Ты устала, дорогая моя? Почему бы тебе не присесть на кушетку и не позволить мне помассировать твои ступни?»

Услышав предложение Каролины, все захихикали, а у Сары перо в руке так и летало по бумаге: она кратко записывала каждое предложение.

– «Мне нравится, как звучит ваше имя», – предложила Эмили.

В воображении Сары немедленно возник образ лорда Лэнгстона – в халате, с мокрыми волосами, – который вглядывался в ее лицо ищущим взглядом. «Я помню ваше имя… мисс Сара Мурхаус».

– «У вас красивые волосы», – воспроизвела услышанный в свой адрес комплимент Джулиана.

Рука Сары замерла в воздухе, и она, закрыв глаза, представила, как Мэтью произнес именно эти слова.

– «И глаза тоже», – добавила Эмили.

«Неужели вам никто никогда не говорил, как прекрасны ваши глаза?»

– «Вы великолепно пахнете», – продолжала фантазировать Каролина.

«Словно сад в лучах солнца». Сара произнесла эти слова сэра Лэнгстона, не успев остановить себя. И заметила, что сестрам подруги кивнули с одобрением.

– Думаю, что он должен как можно чаще говорить «Я хочу поцеловать вас», – заявила Джулиана.

«Я хочу поцеловать вас». Эти слова все еще звучали в ушах Сары. Она слышала их совсем недавно. И они действительно как нельзя лучше подходили для лексикона идеального мужчины.

– А также «Я люблю вас», – тихо добавила Каролина. – Это самые чудесные слова, которые я когда-либо слышала.

Заметив печальную нотку в голосе сестры, Сара с нежностью сказала:

– Я люблю тебя, Каролина.

– Я тоже люблю тебя, малышка, – сказала сестра и улыбнулась, чего и добивалась Сара, которая, поправив очки, спросила:

– А что должен уметь делать идеальный мужчина?

– Ты имеешь в виду, кроме того, что сопровождать нас в магазины, танцевать, разговаривать с нами и повторять, как мы великолепны? – спросила Эмили.

И вновь Саре вспомнились произнесенные с хрипотцой слова лорда Лэнгстона: «Вы… великолепны». Она, прочистив горло, кивнула:

– Да. Кроме этого.

– Цветы, – сказала Джулиана. – Он должен приносить цветы.

– И устраивать нам романтические свидания, – добавила Эмили.

– А также, узнав, что мы любим больше всего, дарить это нам, – заметила Каролина. – Подарки не обязательно должны быть дорогостоящими или изысканными. Они просто должны напоминать, что о нас думают. Моим любимым подарком от Эдварда был цветок анютиных глазок. Это мой любимый цветок, и он засушил его в своем томике сонетов Шекспира между страницами моего любимого сонета. Цветок был сорван на лужайке в саду, где мы впервые поцеловались. – Губы ее дрогнули. – Подарок ничего не стоил, но для меня он был бесценным.

Сара сделала пометку в списке и, окинув всех взглядом, спросила:

– Что-нибудь еще?

– Думаю, что теперь нашего мужчину вполне можно считать идеальным, – резюмировала Джулиана. – Осталось только смонтировать его.

– Давайте встретимся здесь же завтра после полудня, когда вы вернетесь из деревни с покупками, – предложила Сара.

– Разве ты не пойдешь с нами? – спросила Каролина.

– Если не возражаете, я предпочла бы остаться, прогуляться по саду и сделать кое-какие зарисовки: Здесь есть на что посмотреть. – Она едва заметно усмехнулась: – Может быть, вам, красавицы, удастся соблазнить кого-нибудь из джентльменов перспективой сопровождать вас в походе по магазинам?

Эмили возвела очи к потолку:

– Маловероятно. Не сомневаюсь, что они предпочтут охоту на лис. За ужином я сидела рядом с лордом Терстоном и смею доложить, что этот мужчина, хотя и хорош собой, страшный зануда. Он не способен говорить ни о чем, кроме лошадей.

– Но неприятным его не назовешь, – возразила Джулиана. – По правде говоря, все джентльмены здесь вполне привлекательные. А мистер Дженсен, кажется, увлекся нашей Сарой.

– Я тоже это заметила, – согласилась с подругой Каролина. – Этот мужчина не сводил с тебя глаз.

На сей раз Сара возвела очи к потолку:

– Он просто поддерживал вежливую беседу. И был благодарен за то, что ему не приходится обсуждать подробности охоты на лис с лордом Терстоном, как это было за предыдущим ужином.

– Лорд Лэнгстон и лорд Сербрук оба весьма милые люди, – призналась Эмили. – Конечно, все может измениться, если мама и тетушка Джулианы Агата не прекратят своего бесцеремонного сводничества.

– Их усилия направлены также на лордов Берика, Терстона и Хартли, – объяснила Джулиана. – Как вы думаете, мог бы один из присутствующих джентльменов быть нашим идеальным мужчиной?

Эмили покачала головой:

– Нет. Такого мужчины не существует. Именно поэтому нам и пришлось его выдумать. – Она испустила театральный вздох. – Но как было бы хорошо, если бы он существовал!

После того как все согласились, что это было бы чудесно, хотя и нереально, Сара, собрав принесенные предметы одежды, спрятала их в дальнем углу гардероба. Потом, пожелав друг другу спокойной ночи, леди разошлись, чтобы встретиться завтра во второй половине дня и смонтировать Франклина Н. Штейна.

Сара закрыла за ними дверь, но несколько секунд спустя снова раздался тихий стук. Открыв дверь, она увидела на пороге Каролину. Войдя в комнату, ее сестра сказала:

– Я знаю, что ты, должно быть, устала, Сара, но… – она взяла Сару за руку, – я хотела сказать, что очень рада, что ты здесь, со мной.

Сара обрадовалась, что ее возвращение не вызвано какой-нибудь более серьезной причиной.

– А где же мне еще быть, как не с тобой?

– Я это знаю и благодарна тебе за это. Общение с тобой, Джулианой и Эмили, а также наша затея с литературным обществом – это именно то, что мне было нужно. – Губы Каролины дрогнули в улыбке. – Я уверена, что ты на это рассчитывала.

– Не буду отрицать, я действительно надеялась, что тебя это развлечет.

– А я надеялась на то же самое в отношении тебя, Сара. И вижу, что эта поездка пошла тебе на пользу. Я верила, что, уехав из привычной обстановки, подальше от мамы, ты сможешь хоть немного расправить свои крылышки. – Она улыбнулась. – Я знала, что тебе доставит удовольствие побывать в прославленных цветниках маркиза.

Сара заморгала:

– Ты хочешь сказать, что все это время, когда я думала, что мы едем сюда ради тебя, ты планировала привезти меня сюда для моей пользы?

Каролина усмехнулась:

– Говорят, что великие умы мыслят одинаково.

Удивленная и тронутая, Сара сказала:

– Это верно. Но не надо беспокоиться обо мне. Я и так абсолютно всем довольна:

– Я это вижу. Ты словно светишься изнутри, и я рада этому.

Сара почувствовала, что краснеет. А Каролина, не дав ей сказать ни слова в ответ, чмокнула ее в щеку и, пожелав спокойной ночи, ушла, тихо прикрыв за собой дверь.

Сара глубоко вздохнула. Видимо, ее внутреннее свечение видно снаружи, по крайней мере Каролине, которая знает ее лучше, чем кто-либо другой. Слава Богу, что ее сестре неизвестен источник этого свечения. Эти размышления заставили ее вспомнить о вопросе, который задала Джулиана: «Как вы думаете, смог бы один из присутствующих джентльменов быть идеальным мужчиной?»

Она разозлилась на себя за свою склонность к фантазиям. Конечно же, идеального мужчины не существует. Он является всего лишь плодом их воображения. Хотя… если говорить о поцелуях, то лорд Лэнгстон был, несомненно, идеален. И он несколько раз говорил то, что было перечислено в списке фраз, предназначавшихся для идеального мужчины. А помимо того, что он хорошо целовался, лорд Лэнгстон был еще красив, остроумен и более того – умен. К тому же она могла по собственному опыту утверждать, что он был потрясающе страстным и вызывал в ней внутренний трепет. Правда, она не была уверена, насколько он добр, терпелив, щедр, справедлив и честен. Последнее качество вызывало некоторое сомнение, потому что у него явно были какие-то тайны. Конечно, он знал о садоводстве гораздо меньше, чем пытался внушить окружающим. К тому же не носил очки. Разве мог он после этого считаться идеальным? Однако даже если он идеальный мужчина, то какая ей от этого польза? Он никогда не будет ее идеальным мужчиной, потому что она никогда не будет такой женщиной, которую мужчина может захотеть. Откровенно говоря, даже лучше, что он не является идеальным мужчиной, иначе она могла бы безумно влюбиться в него. А это было бы гигантской катастрофой, потому что в результате она осталась бы с разбитым сердцем.

Но если, когда она узнает о нем больше, обнаружится, что он близок к идеалу, он мог бы стать хорошей парой для Джулианы или Эмили. В таком случае ей надо перестать думать о нем. Немедленно. Надо забыть об упоительном поцелуе. И о том, как он прикасался к ней. И о гладкой коже под ее пальцами. И о том, какой он на вкус.

К сожалению, она понимала, что это проще сказать, чем сделать.

– Отличный выстрел, Берик, – сказал Мэтью, когда пущенная его гостем стрела вонзилась в девятку на мишени для стрельбы из лука, установленной по другую сторону газона.

Лорд Берик опустил лук.

– Спасибо. Похоже, я выхожу в лидеры.

– Верно. Но у Дженсена остался еще один выстрел, – напомнил ему Мэтью.

Наблюдая спокойную целеустремленность, которую Дженсен демонстрировал на поле для стрельбы из лука в течение последних двух часов, Мэтью уже не удивлялся тому, что этого человека считают финансовым гением. Обладая гораздо меньшим опытом в этом виде спорта, чем любой из остальных лучников, Дженсен одного за другим обошел своих противников, кажется, не приложив к этому особого труда. Даже в тех случаях, когда его выстрел нельзя было назвать блестящим, спокойная уверенность в себе нередко заставляла других лучников делать ошибки, которые им дорого обходились. За время турнира атмосфера соревнования существенно ухудшилась, превратившись из дружеского соперничества в холодную напряженность, особенно за последние два раунда. Хартли и Терстон несколько раз поддались отчаянию, причем Терстон зашел так далеко, что даже сломал стрелу о колено.

Все раунды заканчивались с близким счетом. Дэниел выиграл первый раунд, Мэтью – второй, Хартли и Терстон закончили вничью третий, хотя победу присудили Хартли благодаря последнему решающему выстрелу. После этого Дженсен выиграл четвертый, а Берик – пятый раунды. Все договорились, что это будет заключительный раунд. И вот теперь оставалась последняя стрела.

– Чтобы выиграть, Дженсену надо попасть в десятку, – заявил Терстон, сердито глядя на американца. В глазах его появился холодный блеск. – Нет ли желающих сделать ставки?

Логан Дженсен, холодно посмотрев на Терстона, остановил взгляд на Берике.

– У меня имеется пятерка, которая подсказывает, что я попаду в яблочко.

Берик приподнял светлую бровь, и губы его тронула насмешливая улыбка.

– А у меня имеется десятка, которая говорит, что вам это не удастся.

– А я держу пари, что победит Берик, – сказал Хартли, поглядывая на американца таким же недружелюбным взглядом, как и Терстон.

– Я тоже, – заявил Терстон. – А ты что скажешь, Сербрук? – спросил он, поворачиваясь к Дэниелу.

Дэниел улыбнулся:

– Я ставлю на победу Дженсена.

Мэтью заметил раздражение, промелькнувшее в глазах Берика.

– Плакали твои денежки, – холодно заметил Берик. Дэниел пожал плечами:

– Это мои деньги, пусть себе плачут.

– А ты что скажешь, Лэнгстон? – спросил Берик, останавливая синие глаза на Мэтью. – На кого ставишь ты?

Мэтью поднял руки, сделав вид, что капитулирует, в надежде ослабить напряженность.

– Мне как хозяину было бы невежливо отдавать кому-нибудь предпочтение, поэтому я сохраню нейтралитет и пожелаю вам обоим удачи.

Однако мысленно он сделал ставку на Дженсена. Все в этом человеке говорило о том, что он привык получать то, что хочет, а в данный момент он хотел обыграть Берика и несколько сбить спесь с Хартли и Терстона.

До Мэтью доходили слухи о том, что решение Дженсена срочно покинуть родную Америку объяснялось не только желанием расширить деловые контакты, но и тем, что его прошлое было не таким уж безупречным. Он игнорировал эти сплетни, считая, что они исходят от конкурентов Дженсена, но сейчас, видя, с какой холодной решимостью и целеустремленностью этот человек ведет себя на поле для стрельбы из лука, Мэтью стал подумывать о том, что эти слухи, возможно, не совсем беспочвенны.

С тем же невозмутимым спокойствием, которое он демонстрировал на протяжении всего турнира, Дженсен поднял лук и прицелился. Несколько секунд спустя стрела вонзилась в десятку. Он повернулся к Берику, но Мэтью не заметил в его темных глазах торжества победителя. Дженсен взглянул на Берика скорее с холодным непроницаемым выражением, на которое Берик ответил ледяным взглядом, а потом кивнул, признавая свое поражение.

– Я заплачу долг, как только вернемся в дом, – резко произнес Берик.

Терстон и Хартли пробормотали то же самое, хотя были явно сильно разочарованы. Дженсен в ответ просто кивнул.

– Ну что ж, я получил огромное удовольствие, – сказал Дэниел нарочито жизнерадостным тоном. – И не отказался бы от бренди. Кто еще желает бренди?

– Я не против, – произнес Терстон сквозь стиснутые зубы. Когда вся группа направилась через газон к мишеням, чтобы забрать свои стрелы, он обернулся к Мэтью: – Может быть, сыграем в вист с очаровательными дамами, Лэнгстон?

– Отличное предложение, – сказал Хартли. – Прелестные женщины. Жаль, что их всего три, Лэнгстон.

Мэтью не стал упоминать о двух дополнительных приглашениях, которые он отправил, а также о том факте, что Хартли и Терстон приехали неожиданно вместе с Бериком, нарушив соотношение мужчин и женщин.

– Да, все они прелестны, – пробормотал он.

– Особенно леди Джулиана, – сказал Берик, снова взяв себя в руки. – Таких красивых женщин я, пожалуй, еще не видывал.

Мэтью едва удержался, чтобы не возвести очи к небу. Только ему и не хватало такого целеустремленного соперника, претендующего на внимание леди Джулианы, тем более сейчас, когда его поджимает время.

Повернувшись к Хартли, Дженсен спросил:

– Почему вы сказали, что прелестны все три женщины? Ведь их на самом деле четыре, и все они действительно прекрасны.

Хартли в смятении поднял брови:

– Четыре? Наверняка вы не включаете в их число леди Гейтсборн или леди Агату?

Мэтью застыл в напряжении. Черт возьми, он отлично знал, о ком говорит Дженсен.

– Я имею в виду мисс Мурхаус, – тихо сказал Дженсен. Он взглянул на Мэтью с таким же непроницаемым выражением, с каким только что смотрел на Берика.

– Мисс Мурхаус? – удивился Хартли. – Вы, как видно, шутите. Она лишь сопровождает в этой поездке леди Уингейт.

– Да и прелестной ее никак не назовешь, – заметил Терстон, скривив губы.

– Только разве в темноте, – добавил Берик.

– Я с вами абсолютно не согласен, – сказал Дженсен. – Но как говорится, у каждого свое представление о красоте. – Его темные глаза с вызовом взглянули на Мэтью. – Вы со мной согласны, Лэнгстон?

Мэтью стиснул зубы. Дженсен явно заявлял о каком-то своем праве на расположение мисс Мурхаус, на которое ему и внимания-то обращать не следует, тем более учитывая его ситуацию и необходимость начать ухаживать за леди Джулианой. Но черт возьми, откровение Дженсена ему очень не понравилось. Его захлестнула волна непрошеной ревности, которую лишь с большим трудом удалось подавить.

– Да, я согласен с тем, что у каждого свое представление о красоте, – как можно спокойнее сказал он.

И если его внимание сосредоточится там, где и следует, то есть на леди Джулиане, все будет в полном порядке.

Подкрепившись бренди в малой гостиной вместе с мужчинами, Мэтью предложил им перейти в бильярдную, а сам отправился в свой кабинет. Там он попытался сосредоточиться на счетах по имению, подлежащих оплате, но сделать это оказалось не так-то просто. Казалось бы, никто и не мешал заняться делом. Мужчины были заняты в бильярдной, женщины еще не вернулись из деревни, куда отправились за покупками, так что в доме было тихо и спокойно. Даже Дэнфорт не посапывал на коврике перед камином, где он обычно отдыхал в это время дня. У Мэтью не было никаких оправданий для того, чтобы не воспользоваться этим временем, чтобы оценить свое финансовое положение, подумать о том, что еще можно продать и за счет чего сократить расходы.

К сожалению, он хорошо знал, что, как бы ни корпел над гроссбухами, у него не было других вариантов, кроме двух: один вариант – весьма практичный – означал женитьбу на богатой наследнице, а другой – успешное решение головоломки, к чему за последний год он так и не приблизился. Однако если бы даже он разгадал ее, чувство долга подсказывало, что ему все-таки придется выбрать жену. Причем в самое ближайшее время. А учитывая тот факт, что головоломку пока решить не удалось, ему придется брать в жены богатую наследницу.

Хотя в доме было тихо и спокойно, мысли его никак не могли сконцентрироваться на чисто деловых интересах. Он все время думал о Саре. И об их страстном поцелуе. О поцелуе, который заставил его утратить самообладание, чего с ним раньше никогда не случалось. Возможно, это объяснялось тем, что она не была похожа ни на одну из женщин, С которыми он когда-либо целовался. Судя по тому, что у нее была склонность рисовать обнаженных мужчин, можно было подумать, что у нее есть опыт в любовных делах, но опытной она, судя по всему, совсем не была. И вела себя очень естественно. У нее напрочь отсутствовало жеманство. И это делало ее в его глазах абсолютно неотразимой. Это и еще ее огромные глаза. И роскошные изгибы тела. И эти податливые пухленькие губки…

Он провел руками по лицу. Черт возьми, он хотел узнать, какова она на ощупь, какова на вкус, а когда узнал, утратил способность думать о чем-либо другом с тех пор, как она ушла из его спальни. И во время турнира лучников допускал ошибки, потому что его отвлекали мысли о ней. Такая одержимость женщиной, которая была полной противоположностью тем, кто обычно привлекал его внимание, совершенно ошеломила его. Он всегда предпочитал скромных классических красавиц с тихими голосами, миниатюрных голубоглазых блондинок, вроде леди Джулианы. Однако по какой-то причине леди Джулиана, которая весьма кстати оказалась искомой богатой наследницей, не привлекала его внимания.

Вместо этого его совершенно заворожила прямолинейная, кареглазая, темноволосая старая дева в очках, которая классической красотой отнюдь не отличалась. Но было в ней что-то такое, что влекло его. Такого чувства он никогда прежде не испытывал. И, судя по поведению и словам Дженсена, влекло к ней не одного Мэтью. Проклятие!

Однако в отличие от него Дженсен – вольная птица – мог ухаживать за кем пожелает. Нельзя сказать, что Мэтью хотел бы начать ухаживать за мисс Мурхаус. Даже если не принимать во внимание фактор богатой наследницы, она вовсе не была его типом женщины. Тем более его приводило в смятение и раздражало то, что она теперь занимала все мысли. Он не в состоянии был думать ни о ком другом.

Вздохнув, Мэтью хотел было вновь вернуться к ненавистным счетам, но услышал знакомое «гав!». Он взглянул в сторону раздвижной застекленной двери, сквозь которую в комнату падали лучи солнца. Очевидно, проснулся Дэнфорт, отдыхавший под теплыми солнечными лучами где-нибудь на террасе. Счастливчик.

Послышалось еще одно «гав!», потом тихий женский смех. Смех, который он немедленно узнал. Смех, услышав который он насторожился и застыл в кресле.

– Сиди спокойно, глупый пес, – донеслось до него сквозь открытую дверь с дальнего конца террасы.

Он поднялся, словно в трансе, и едва успел дойти до половины комнаты, направляясь к открытой двери, как в нее вбежал Дэнфорт. Высунув язык и помахивая хвостом, пес направился прямиком к нему и, поприветствовав Мэтью оглушительным троекратным гавканьем, сел. Прямо на его сапог.

Несколько секунд спустя в комнату вбежала мисс Мурхаус.

– Вернись, озорное создание, я еще не закончила…

Увидев Мэтью, она замолчала, не договорив фразу, и остановилась как вкопанная.

Сердце Мэтью словно перевернулось в груди. Он пристально посмотрел на нее, отметив простенькое серое домашнее платье и прическу, из которой выбилось несколько прядей. На ее спине болталась шляпка, ленточки которой были завязаны свободным узлом под подбородком. Щечки раскраснелись, а упругая грудь вздымалась, как будто она пробежала большое расстояние.

Она облизнула пересохшие губы, и он стиснул зубы, чтобы не повторить следом за ней это движение. Поправив соскользнувшие на кончик носа очки, она довольно неуклюже присела в реверансе:

– Извините, лорд Лэнгстон. Я думала, что все джентльмены отправились на турнир по стрельбе из лука.

– Турнир закончился. А я полагал, что леди отправились в деревню.

– Я осталась, чтобы полюбоваться вашими чудесными цветниками. Надеюсь, вы не возражаете?

«Не возражаю, если вы не будете сыпать латинскими названиями цветов. Или спрашивать о том, как себя чувствуют страфф-уорды и тортлинджеры».

– Ничуть не возражаю.

Она обвела взглядом комнату и нахмурила брови:

– Это не малая гостиная.

– Правильно. Это мой кабинет.

У нее зарделись щеки.

– Ну вот. Все повторяется. Я должна попросить у вас прощения. Не хотела вторгаться.

Но она вторглась. Нарушила его уединение, помешала утомительной, но очень нужной работе над счетами. Надо было так и объяснить ей, а он вместо этого сказал:

– Вы мне не помешали. По правде говоря, я как раз собирался позвонить и приказать принести чаю. Не хотите составить компанию?

Боже милосердный, как у него слетело с языка такое приглашение? Ведь он совсем не собирался звонить, чтобы принесли чай. Для его обычной чашки чая было еще слишком рано. Видно, он сам не знает, что говорит, и собственные губы ему не подчиняются.

При одной мысли о губах его взгляд упал на ее соблазнительный рот. Он попытался отвести глаза от этих полненьких губ, которые, как он знал, были великолепны на вкус, но не смог, потому что и глаза, кажется, перестали ему подчиняться.

Она некоторое время смотрела на него пытливым взглядом, потом сказала:

– С удовольствием выпью с вами чаю. Спасибо.

Дэнфорт одобрительно гавкнул. Вероятнее всего, это хитрющее создание знало, что к чаю подают его любимое лакомство – бисквиты.

Ну что ж, может быть, это даже к лучшему. Разве он не намеревался провести с ней некоторое время, чтобы решить, не сможет ли она, имея столь обширные познания в области цветоводства, помочь ему в решении его головоломки? Да, намеревался. Ему было необходимо побыть в ее обществе для пользы дела. Он с этим справится, если только удастся держаться в разговоре подальше от всяких страфф-уордов и тортлинджеров. Кстати, надо разузнать у Пола об этих растениях, чтобы мисс Мурхаус снова не застала его врасплох.

– Усаживайтесь поудобнее, мисс Мурхаус, – пригласил Мэтью, жестом указывая на кресла, стоявшие возле камина. Освободив сапог из-под зада Дэнфорта, он направился к сонетке и позвонил. Он едва успел убрать в стол гроссбухи, как появился дворецкий Тилдон. Приказав накрыть чай на террасе, Мэтью присоединился к мисс Мурхаус возле камина.

Она не стала садиться, а стояла перед камином, разглядывая портрет, висевший над мраморной каминной полкой. Проследив за ее взглядом, он посмотрел на портрет, при виде которого у него всегда щемило сердце.

– Ваша семья? – спросила она.

– Да, – сказал он, почувствовав, как челюсти невольно сжались.

– Я не знала, что у вас есть брат и сестра.

– У меня их больше нет. Они умерли, – сказал он сухо. Мэтью почти ежедневно вспоминал о Джеймсе и Аннабелле, но говорил о них редко.

– Я глубоко сожалею о вашей утрате, – тихо сказала она.

– Спасибо, – машинально поблагодарил он, потому что за долгие годы научился держать свое горе при себе, не вынося его на всеобщее обозрение. Он научился жить с этим. Однако чувство вины никогда не оставляло его. – Это случилось давно.

– Но боль от потери любимого человека никогда не проходит.

Он удивленно поднял брови, потому что ее слова были отражением его мыслей.

– Вы говорите об этом так, как будто знаете по собственному опыту…

– Так оно и есть. Когда мне было четырнадцать лет, умерла моя самая близкая подруга Делия, которую я знала с детства. Мне ее по-прежнему не хватает и будет не хватать всю оставшуюся жизнь. А еще я любила как родного брата покойного мужа моей сестры, Эдварда.

Он кивнул. Она понимала, что такое горе.

– От чего умерла ваша подруга?

В ее глазах промелькнула глубоко спрятанная боль, и она ответила не сразу:

– Мы… решили прокатиться верхом. Я предложила устроить гонки. – Голос ее упал до шепота, и она смотрела в пол. – Лошадь Делии споткнулась перед самым финишем и сбросила Делию, которая при падении сломала шею.

Он сразу почувствовал сознание вины в ее голосе. Да и как было не почувствовать?

– Я тоже сожалею о вашей утрате.

Она взглянула ему в глаза. Он заметил ее полный горечи взгляд.

– Спасибо, – прошептала она.

– Теперь я, кажется, понял, почему вы боитесь лошадей.

– С тех пор я не ездила верхом. Меня останавливает не страх, а скорее…

– Нежелание ворошить болезненные воспоминания, – договорил за нее он. Это был не вопрос, потому что он знал ответ. Он точно знал, что она чувствует.

– Да, – подтвердила она, пытливо посмотрев на него своими огромными глазами. – А теперь вы говорите так, как будто знаете это по собственному опыту.

Он быстро прикинул, что можно ей сказать и до какой степени открыться. На эту тему он никогда ни с кем не говорил. Но этот исполненный горечи взгляд взял его за душу. Ему захотелось защитить ее. Утешить.

Проглотив комок в горле, он сказал:

– Так оно и есть. Из-за этого я никогда не хожу в деревню.

Хотя она не проронила ни слова, он чувствовал, что она его понимает, да и она к тому же кивнула.

Пусть даже она не знала, что именно тогда случилось, но понимала, что его нежелание бывать в деревне как-то связано со смертями его брата и сестры. Она не стала его расспрашивать, а просто тихо стояла рядом с ним, всем своим видом показывая, что понимает его.

Ему это очень нравилось в ней. Она не считала нужным заполнять паузы лихорадочной болтовней или задавать ему бесконечные пустые вопросы, как это делали многие другие женщины. Хотя она говорила то, что думала, были в ней и спокойное терпение, и самообладание, которые очень ему нравились.

Не раздумывая более, он начал свой рассказ:

– Мне было одиннадцать лет. Предполагалось, что я занимаюсь математикой, а я вместо этого удрал в деревню, чтобы навестить своего друга Мартина. Он был сыном мясника. Отец категорически запретил мне ходить в деревню, потому что там люди один за другим заболевали лихорадкой, а он не хотел подвергать население Лэнгстон-Мэнора риску заразиться. – Он сделал глубокий вдох и стал говорить быстрее, словно это должно было облегчить боль от старой мучившей его раны. – Я узнал, что Мартин заболел, и решил навестить его. А заодно отнести ему лекарство, которое оставил доктор в прошлый раз, когда я сам был болен. Поэтому я и пошел. На следующее утро меня лихорадило. А два дня спустя заболели Джеймс и Аннабелла. Я выжил. Они умерли. Мартин тоже умер.

Он замолчал. Ему не хватало воздуха. Он был опустошен. У него дрожали колени. Его брат и сестра умерли из-за него. Он выжил по причинам, которые никогда не поймет, но почему-то тот факт, что он рассказал об этом другому человеку и тот его выслушал, доставил ему облегчение, какого он не испытывал многие годы. Возможно, правду говорят, что исповедь – это бальзам для души.

Она протянула руку и осторожно сжала его пальцы. Он глянул вниз. Ее тонкие пальчики нежно сжимали его пальцы. В ответ он тоже пожал ее пальцы.

– Вы вините себя, – тихо сказала она.

Он взглянул ей в глаза и увидел там понимание и сопереживание, что согрело его душу.

– Если бы я сделал так, как мне было сказано… – произнес он и замолчал, недоговорив, что они были бы живы.

– Я понимаю. Я тоже не должна была устраивать гонки. Если бы я тогда не предложила… – Она глубоко вздохнула. – И я живу с этой болью…

– Изо дня в день, – произнес он. Она кивнула:

– Мне очень жаль, что на вашу долю выпало столько страданий.

– А мне жаль, что пришлось страдать вам. – Он чуть помедлил, потом спросил: – Вы когда-нибудь разговариваете со своей несчастной подругой? – Он никому и никогда не задавал этот вопрос из опасения, что его сочтут потенциальным пациентом сумасшедшего дома.

– Часто, – кивнув, сказала она. От этого движения очки сползли на кончик носа, и она свободной рукой – той, что не держалась за его руку, – водворила их на место. Он пошевелил пальцами, стараясь поудобнее устроить ее руку и получая несомненное удовольствие от прикосновения ее теплой кожи к своей. – Я регулярно бываю на могиле Делии, – сказала она. – Приношу ей цветы, рассказываю о последних событиях. Иногда беру с собой книгу и читаю ей. А вы разговариваете со своими братом и сестрой?

– Почти каждый день, – сказал он, чувствуя, что, признавшись в этом вслух, он словно снял с плеч огромную тяжесть.

Ее лицо осветилось улыбкой, и она, как будто читая его мысли, сказала:

– А мне все казалось, что я одна такая. Приятно знать, что не со мной одной такое происходит. Что это, похоже, в порядке вещей.

– Да, это приятно знать. – Ему доставляло удовольствие чувствовать, что он стоит рядом с ней и держит ее за руку. Это волновало, хотя и несколько озадачивало. Однако позволяло чувствовать себя… не таким одиноким.

– Теперь мне понятна печаль в ваших глазах, – пробормотала она. Очевидно, его удивление не укрылось от нее, потому что она добавила: – Я частенько наблюдаю за людьми. Эта привычка появилась у меня из-за моей любви к рисованию, а также потому, что я много времени провожу, сидя где-нибудь в уголке на светских мероприятиях.

– Сидя в уголке? Разве вы не танцуете?

На ее лице появилось на миг какое-то тоскующее выражение, которое исчезло так быстро, что он подумал, не привиделось ли это ему.

– Нет. В свете я бываю всего лишь в качестве сопровождающей своей сестры. К тому же джентльмены предпочитают танцевать с изящными, со вкусом одетыми молодыми женщинами.

Она сказала об этом как о чем-то само собой разумеющемся, и до него вдруг дошло, почему она не танцует.

Потому что никто не приглашает ее.

Он представил ее на званом приеме, сидящей в одиночестве в уголке и наблюдающей, как танцуют все изящные, со вкусом одетые молодые женщины.

Мэтью не сомневался в том, что и он мог быть одним и из этих джентльменов, танцующих с красивыми женщинами и не замечающих неприметную мисс Мурхаус в очках. Ему стало стыдно и вдруг показалось, что он многое потерял. Потому что, как он выяснил, познакомившись с ней ближе, она, не отличаясь классической красотой, вовсе не была некрасивой. Скорее наоборот.

Поколебавшись, он спросил:

– Вы действительно заметили печаль в моих глазах?

Она кивнула:

– Да, а также… – Она не договорила и немного покраснела.

– И что еще?

– То, что у вас есть тайны, – чуть помедлив, добавила она. – Но ведь у каждого есть тайны, не так ли?

– И у вас тоже?

– Тем более у меня, милорд, – подтвердила она, блеснув озорной улыбкой, от которой на щеках появились ямочки. – Я полна тайн.

– Я тоже полон тайн, – улыбнувшись, заметил он.

– Я это поняла, – весело сказала она, так что он даже не уловил, серьезно она говорит или просто поддерживает шутку.

Она отобрала у него свою руку, и он сразу же почувствовал, что ему не хватает ее прикосновения. Снова повернувшись к семейному портрету, она сказала:

– Ваш брат был значительно моложе вас.

– Напротив, он был почти на десять лет старше меня. Она поморщилась, дважды перевела взгляд с портрета на него и обратно, потом, в недоумении уставившись на него, произнесла:

– Вы хотите сказать, что этот… – Она не договорила, покраснев до корней волос.

– Толстенький коротышка с одутловатой физиономией и очками на носу – это я. В расцвете своих шести лет. А высокий красивый молодой человек – это мой брат Джеймс.

– Вы с ним очень похожи друг на друга. А вот между вами и этим шестилетним мальчиком нет никакого сходства.

– Где-то около шестнадцати лет я вдруг вытянулся и перестал быть толстым коротышкой, – сказал он. Хотя внешне он больше не был похож на этого застенчивого, неуклюжего, одинокого мальчика, он хорошо понимал его. Он знал этого мальчика, который не имел никаких шансов привлечь к себе внимание своего отца – пока не умер Джеймс. И даже после этого внимание к нему выражалось только в ежедневном напоминании о том, что Джеймс умер по его вине. Как будто он мог позабыть об этом. Как будто не думал об этом каждую минуту.

– Вы изменились очень сильно, – вновь улыбнулась она. – А что случилось с вашими очками?

– К двадцати годам необходимость в них отпала. Доктор объяснил, что такое иногда случается и зрение у детей по мере роста может меняться в лучшую или худшую сторону. У меня оно изменилось в лучшую сторону.

– Вам повезло, милорд. Мое изменилось в худшую.

Он наклонил набок голову и некоторое время разглядывал ее как произведение искусства.

– Очки идут вам. Я все еще иногда ношу очки, когда приходится читать мелкий шрифт.

Она посмотрела на него удивленным взглядом и произнесла:

– Силы небесные! Не могу представить вас в очках.

Ее изумление напомнило ему события минувшей ночи, когда он поцеловал ее. Сам того не желая, он взглянул на ее губы. И сразу же понял, что совершил ошибку, потому что его вновь охватило страстное желание немедленно прикоснуться к ним своими губами.

Он понимал, что ни к чему хорошему это не приведет. Но черт возьми, как ему хотелось сделать это! Именно здесь, при свете дня, когда он мог разглядеть ее и предугадать каждую ее реакцию.

Однако прежде чем он успел протянуть к ней руки, раздался стук в дверь. Мысленно выругавшись, он крикнул:

– Войдите!

Вошел Тилдон и объявил, что чай сервирован на террасе.

Поблагодарив дворецкого, тихо закрывшего за собой дверь, Мэтью сделал глубокий вдох и вновь сосредоточил внимание на мисс Мурхаус. Здравый смысл подсказывал ему, что Тилдон вовремя постучал в дверь, иначе он мог бы снова поцеловать ее. К чему бы это привело? А не важно к чему. Но черт возьми, кого он пытается обмануть? Он непременно поцеловал бы ее снова, что бы за этим ни последовало.

Но зачем, зачем ему так проводить с ней время? Он должен был завести с ней разговор, чтобы побольше узнать о ней и выяснить, какие у нее могут быть тайны, чтобы потом решить, сможет ли она помочь ему справиться с его головоломкой. А узнавать, хорошо ли она целуется, ему совсем незачем.

Он уже знал это.

Она целовалась хорошо.

Необычайно хорошо.

Ночь, при луне…

Нахмурив брови, он изменил положение тела, почувствовав нарастающий дискомфорт в брюках. Пропади все пропадом, надо что-то делать с этим непрошеным желанием. Прежде всего необходимо отвлечься от ее губ и сосредоточиться на своей задаче: узнать побольше о ней. Для этого он предложил ей опереться на свой локоть и кивком указал в сторону застекленной раздвижной двери:

– Не пройти ли нам на террасу?

 

Глава 8

Саре было необходимо побольше узнать о нем. Но она не могла к этому приступить, пока он так смотрел на нее.

Расположившись на террасе, за квадратным столом из кованого железа, накрытым льняной скатертью, она окинула взглядом серебряный чайный сервиз со сложным орнаментом, который подал Тилдон. Кроме чая, на столе был поднос с маленькими бутербродами с огурцом и кресс-салатом, лепешки с клубничным вареньем и свежеиспеченные, еще теплые бисквиты.

Легкий летний ветерок доносил до нее аппетитные запахи, но не они, а сам лорд Лэнгстон отвлекал ее от главной цели – понять, что он за человек.

Если повезет, то она узнает о нем что-нибудь такое, что сделало бы его менее привлекательным в ее глазах. Такое, что не горячило бы кровь, как это было тогда, когда она узнала, что он хорошо целуется. Или что-нибудь такое, что не брало бы ее задушу, как история о том, что случилось с его братом и сестрой. Потому что, видит Бог, он потряс ее своей семейной историей. А она не могла ему этого позволить.

Однако разве можно было игнорировать сочувствие и сопереживание, которые он теперь у нее вызывал? Она знала, какую боль он испытывает, потому что сама испытывала такую же боль, которая ничуть не утихла с годами. Он знал; Он понимал. И это привлекло ее к нему гораздо сильнее, чем могла привлечь просто красивая внешность.

Хотя… глупо было отрицать, что он хорош собою. И как бы ей ни хотелось не обращать внимания на его красивую внешность, она была всего лишь близорука, но не слепа. Как раз перед тем, как дворецкий Тилдон постучал в дверь, она подумала, что лорд Лэнгстон намерен снова поцеловать ее. Но вместо того чтобы возмутиться, рассердиться, выказать безразличие или какие-нибудь другие подобающие эмоции, она почувствовала, как учащенно забилось в предвкушении ее сердце, и ей потребовалось собрать всю свою волю, чтобы не обвить руками его шею и не прижаться к нему всем телом. И снова ощутить то волшебное чувство, которое она испытала в его объятиях прошлой ночью.

Она окинула взглядом его мужественную фигуру, когда он, отпустив Тилдона, подошел к столу и уселся рядом с ней. Сара вздохнула, почувствовав, как пробежала по ее телу горячая волна, вызванная отнюдь не теплыми лучами послеполуденного солнца.

– С вами все в порядке, мисс Мурхаус?

Его голос отвлек ее от фривольных мыслей, и она заметила, что он за ней наблюдает, причем с таким выражением, будто знает, что она думает о нем.

Проклятие! Она почувствовала, что краснеет.

– Со мной все в порядке, спасибо, – сказала она строгим тоном.

– Похоже, что вам жарко.

– Это, наверное, от яркого солнца, – машинально объяснила она, мысленно отругав себя за то, что лжет.

– Может быть, вы предпочтете выпить чаю в помещении?

«Да, желательно в вашей спальне, наблюдая при этом, как вы принимаете ванну».

Она пришла в ужас, почувствовав, что чуть было не произнесла это вслух. Только этого не хватало! Нет, надо поскорее забыть об их поцелуе. И больше не мечтать повторить его снова. Тем более не вспоминать о том, что видела его голым.

А следует ей… Но она напрочь забыла о том, что именно ей следует сделать. Нахмурив лоб, она заставила себя сосредоточиться. Ах да. Ей нужно выяснить, что у него за тайны. Потому что хотя она и чувствовала в нем родственную душу, хотя она и была тронута его историей и тем, что он не любит обсуждать эту тему, у него были какие-то секреты – в частности, те, которые касались его ночных занятий садоводством. Было бы, конечно, глупо прямо спросить его, что он затевает. Нет, тут надо действовать дипломатично: заставить его говорить на другую тему в надежде, что он невзначай выдаст себя.

Но с чего начать? Наверное, лучше всего сделать вид, что собираешься поделиться каким-нибудь секретом, или польстить его самолюбию. На основе своих наблюдений она сделала вывод, что мужчины обожают, когда с ними делятся секретами, и весьма восприимчивы к лести.

Взяв в руку фарфоровую чашечку с ароматным чаем, она сказала:

– Ваше превращение из ребенка, изображенного на портрете, в мужчину, которым вы стали, поистине необычайно, милорд.

Он пожал плечами:

– Насколько мне известно, многие дети проходят в своем развитии так называемую стадию гадкого утенка.

– Но есть счастливые исключения. Возьмите, например, мою сестру. Она была красавицей, будучи младенцем, и осталась такой до сих пор.

– Ваша сестра старше вас?

– Да, на шесть лет.

– В таком случае откуда вам известно, что она была красивым младенцем?

– Это мне говорила мама. Причем очень часто. Думаю, что она надеялась, напоминая об этом, заставить меня поскорее перерасти «стадию гадкого утенка», как вы это называете, в которой я находилась с самого рождения. – Быстро отхлебнув глоток чая, она продолжила: – Мама думает, что я остаюсь некрасивой исключительно для того, чтобы досадить ей. Она считает, что очки мне не нужны и что если я посижу спокойно в течение нескольких часов, она сможет с помощью утюга разгладить мои непокорные кудряшки. И тогда я стала бы не такой непривлекательной. Хотя она заранее предупреждала меня, что, конечно, какие бы меры я ни принимала, мне никогда не удастся стать хотя бы наполовину такой красивой, как Каролина. Но следует хотя бы попытаться что-то сделать.

Он замер, не донеся чашку до рта, и нахмурил брови:

– Не может быть, чтобы она вам это говорила.

– Говорила. И довольно часто, – сказала Сара. – По правде говоря, она и сейчас это говорит, однако ее слова перестали причинять мне острую боль. В раннем детстве меня это очень расстраивало, главным образом потому, что мне не хотелось, чтобы Каролина, которую я обожала, невзлюбила меня так же, как мама, за то, что я была не в силах исправить. – Сделав еще глоток, она продолжала: – Но Каролина всегда была моей защитницей. Предпочтение, которое отдавала ей мать, всегда смущало ее даже в большей степени, чем меня. Каролина – человек теплый, любящий. И ко мне она всегда была нежно привязана. Что заставляло меня любить ее еще крепче.

Он некоторое время вглядывался в нее пытливым взглядом.

– Вы, кажется, весьма равнодушно относитесь к тому, что говорит мать?

– Она могла бы, конечно, делать это более деликатно, по то, что она говорит – увы! – сущая правда. Каждому, у кого есть глаза, видно, что Каролина – потрясающая красавица, а я нет. Это ясно как божий день. – Губы ее дрогнули в улыбке. – Конечно, временами я стараюсь доказать матери, что независимо от внешности я все равно далека от любимицы.

Он сразу же заинтересовался:

– Вот как? Что же вы для этого делаете?

– Вы будете плохо думать обо мне.

– Сомневаюсь. После того, что вы мне рассказали, я не стану плохо думать о вас, даже если вы скажете, что вылили на голову своей матушки целую лохань воды. – Сара, должно быть, сильно покраснела, потому что, едва сдерживая смех, он спросил: – Так вы действительно вылили ей на голову лохань воды?

– Нет. Но не стану отрицать, что подумывала об этом.

– Держу пари, что не раз.

– Почти ежедневно, – сдержанно ответила она.

– Однако вы устояли перед искушением. У вас сильная воля.

– Не совсем так. Я устояла скорее потому, что было трудно поднять слишком тяжелую лохань.

Он рассмеялся, блеснув белыми зубами. Даже глаза его стали веселыми. Эффект был потрясающим.

– Вам не пришло в голову воспользоваться ведром?

– Пришло. Но ведь я пытаюсь всего лишь досадить матери, а не разозлить ее по-настоящему.

– Чем же вы ей досаждаете?

– Это не составляет труда. Я, например, люблю ощущать теплые лучи солнца на лице, поэтому снимаю в саду шляпку, что является преступлением, с точки зрения мамы, потому что моя кожа моментально покрывается веснушками, а это делает меня еще более непривлекательной. А иногда я делаю вид, что неправильно понимаю то, что она говорит. Она возмущается и спрашивает, не оглохла ли я. А я отвечаю, что не слышу, потому что не надела очки.

Он усмехнулся:

– А как вам понравится такое: «Я чувствую запах, я не глухая»?

– Или: «Я не глухая, я это вижу», – подхватила Сара его игру.

– Или: «Я не слепая, я чувствую запах».

Сара рассмеялась:

– Именно так. Мать обреченно вздыхает, возводит очи к небу и бормочет себе под нос то ли ругательство, то ли молитву о том, чтобы Господь послал ей терпения. Не следовало бы смеяться над этим, но мне смешно. Теперь вы знаете мой самый большой секрет: я не очень добрый человек.

– Дорогая мисс Мурхаус, если вам это кажется основанием для того, чтобы считать себя недобрым человеком, то я советую вам пересмотреть свои критерии, потому что в соответствии с ними вы на «воплощение зла» никак не тянете.

– Возможно, это так, но на самом деле моя некрасивая внешность во многих отношениях оказала мне услугу. Поскольку все внимание матери было всегда поглощено Каролиной, мне предоставлялась такая свобода, о какой многие девочки и мечтать не смеют.

– Например?

– Пока мама была занята обучением Каролины танцам и правилам поведения, я могла разгуливать на свободе, не прячась от солнца, рисовать цветы, работать в саду, совершать дальние прогулки пешком и купаться в озере. – Она взяла бисквит и улыбнулась: – Должна вам сказать, что я отличный рыболов, а также ловец лягушек.

Глаза его весело блеснули.

– Почему-то это меня уже не удивляет. Мальчишкой я тоже ловил лягушек. Иногда, правда, удавалось поймать рыбу. Ни того ни другого я не делал уже долгие годы. – Он отхлебнул глоток чаю и откинулся на спинку стула. – А что вы скажете о своем отце?

– Папа у меня врач. Он частенько отсутствовал по нескольку дней, когда приходилось оказывать помощь пациентам в дальних деревнях. Бывая дома, он проводил время славным образом в своем кабинете, читая медицинские журналы. До сих пор, увидев меня, он гладит меня по головке и говорит, чтобы я бежала по своим делам. Точно так же, как он делал это, когда мне было три года.

Он медленно кивнул и задумался.

– В детстве я редко видел свою мать, так что воспоминания о ней весьма расплывчаты. Она всегда выглядела красавицей и всегда спешила на какую-нибудь вечеринку. Полагаю, она любила меня, хотя не помню, чтобы она об этом говорила. После того как умерли Джеймс и Аннабелла, я стал видеть ее еще реже, потому что учился в школе-интернате, а каникулы чаще всего проводил у своего друга Дэниела, лорда Сербрука. – Он чуть помедлил и добавил: – Моя мать умерла, когда мне было четырнадцать лет.

– А ваш батюшка умер в прошлом году, – тихо сказала Сара.

– Да, – сказал он, чувствуя, как напряглись его челюсти. – Его застрелил разбойник, пытавшийся его ограбить. Убийцу так и не поймали. Преступление сошло ему с рук.

– Я вам сочувствую. Сожалею о том, что вы понесли такую утрату и что вы… одиноки.

Он взглянул на нее с таким выражением, что Сара мысленно обругала свой язык, опережающий мысли.

– Простите меня, милорд. Я не хотела вас обидеть. Иногда мои мысли обращаются в слова с такой скоростью, что я не успеваю вовремя остановиться.

– Вы не сказали ничего обидного. У меня есть несколько близких друзей и множество знакомых, так что в этом отношении я не одинок. Но семьи у меня нет, и в этом смысле я одинок.

– Я удивлена, что вы не женаты.

– Вот как? А почему?

Сара поняла, что ей представился великолепный шанс польстить ему, хотя в данном случае любой комплимент был бы просто правдой.

– Вы человек красивый, титулованный, привлекательный, к тому же великолепный мастер (целоваться!) в области садоводства. Все эти качества наверняка привлекают к вам внимание женщин.

– Я мог бы сказать то же самое о вас, мисс Мурхаус.

Она усмехнулась:

– Разве я красива, титулована и привлекательна?

Он улыбнулся ей в ответ:

– Согласен. У вас пока нет титула.

– И красивой меня не назовешь.

– Хорошо. Тогда я назову вас исключительно привлекательной личностью.

Саре вдруг пришло в голову, что это он ее, а не она его осыпает комплиментами. Следует ли ей радоваться или задуматься, зачем он их говорит? Гораздо разумнее, пожалуй, отнестись к его словам с подозрением. А он, пока она размышляла, продолжил:

– Однако я хотел сказать, что сам удивлен тем, что вы не замужем.

Она замерла, с недоверием выслушав его чересчур смелое заявление, которое могло означать лишь одно: этому человеку что-то от нее нужно. Он явно что-то затевает. Или же он полный простофиля. Как все мужчины… Сара приподняла брови:

– Почему вас это удивляет, милорд?

– Вы напрашиваетесь на комплименты, мисс Мурхаус?

– Разумеется, нет, – сказала она. Зачем бы она стала предаваться столь бесполезному занятию? – Просто мне любопытно, почему вас это удивило.

– Наверное, потому что вы очень воспитанная. И преданная.

– Как спаниель.

Он рассмеялся:

– Да. Только выше ростом. И пахнет от вас гораздо приятнее.

Она спрятала улыбку.

– Благодарю.

– И еще вы очень умны.

Она фыркнула:

– Спасибо за добрые слова, милорд, но, насколько я заметила, большинство джентльменов не считают наличие ума привлекательной чертой женщины.

– Ну что ж, хотя это может показаться предательством по отношению к мужскому роду, к которому я принадлежу, поделюсь с вами маленьким секретом. – Он пододвинул свой стул ближе к Саре, так что их колени соприкоснулись под столом. Наклонившись к ней, он сказал самым серьезным тоном: – Как ни прискорбно, должен сообщить вам, что многие джентльмены являются, к сожалению, простофилями.

Сара поморгала, не зная, удивляться или радоваться тому, что его оценка представителей мужского пола как в зеркале отражала ее собственную оценку. Разумеется, его готовность поделиться с ней столь необычным для мужчины суждением удивила ее, а сходство взглядов по этому вопросу вызвало у нее теплое чувство, не менее приятное, чем то, которое возникало от его близости.

Его колено по-прежнему касалось ее колена, но совсем легонько, так что это прикосновение можно было считать случайным. Однако тепло, смешанное с некоторым вызовом в его глазах, свидетельствовало о том, что он отлично знает, что намерен сделать.

«Отодвинь свою ногу», – требовал ее внутренний голос. Она понимала, что следует отодвинуть ногу. И отодвинуть стул. Чтобы между ними было приличествующее расстояние. Надо прекратить этот неразумный, этот запретный контакт, от которого все тело охватывает жаром.

Но ее тело повело себя предательски и поступило именно так, как хотелось ему, то есть склонилось к нему еще ближе. Между их лицами осталось уже менее двух футов.

– Скажите, милорд, а сами вы относите себя к категории простофиль?

– Что, если я скажу вам, что, разумеется, не отношу?

– Я бы сочла, что вы лжете.

Его это не обидело, а, кажется, позабавило.

– Потому что вы считаете меня простофилей?

– Вовсе нет. Каждый время от времени бывает простофилей.

– Даже вы?

– Особенно я. Потому что я вечно говорю или делаю то, чего не следовало бы говорить или делать.

– Вот как? Например?

– Последний раз я побывала в категории простофиль всего несколько секунд тому назад. Когда не только предположила, что милорд лжет, но и что он простофиля, – сказала она. О том же свидетельствует тот факт, что ее колено оставалось самым неподобающим образом прижатым к его колену.

Он чуть подвинулся, усилив соприкосновение между своими и ее ногами, и ее сердце затрепетало.

– Мне ваша искренность кажется очень милой, – тихо произнес он.

– Правда? Большинство людей так не считает.

Взгляд его стал серьезным, он внимательно посмотрел на нее:

– Я всегда предпочитал горькую правду неискренним банальностям. Но боюсь, что благодаря своему титулу и положению мне чаще всего приходится довольствоваться именно банальностями. Особенно часто я слышу их от женщин.

– Если эти женщины хвалят вашу внешность или ваш дом, вы наверняка не можете обвинить их в неискренности.

Он пожал плечами:

– Но какими мотивами они руководствуются, делая это?

– Осмелюсь банально предположить, что они делают это, потому что находят вашу внешность и ваш дом привлекательными.

– И тут снова возникает вопрос: почему? Например, как леди Гейтсборн, так и леди Агата с самого момента прибытия осыпают комплиментами меня лично, мой дом, мой сад, мою кухню, мою мебель, мой галстук, мою собаку…

– Надеюсь, вы согласны, что Дэнфорт как раз заслуживает комплиментов, – с улыбкой заметила она.

– Естественно. Однако когда леди Гейтсборн называла его «миленькой собачкой», Дэнфорт сидел на ее туфле и лицо ее выражало неподдельный ужас. Возможно, я время от времени бываю простофилей, но неискреннюю лесть сразу же распознаю.

– Обе эти леди просто старались произвести на вас хорошее впечатление, милорд.

– Именно так. Потому что у леди Гейтсборн имеется достигшая брачного возраста дочь, а у леди Агаты – достигшая брачного возраста племянница. Я сам им не интересен, их интересует только мой титул. Вы имеете представление о том, что чувствует человек, за которым гоняются с одной целью – приобщиться к миру «титулованных»?

– Нет, не имею, – призналась она. По правде говоря, она вообще не имела понятия о том, что чувствует человек, за которым гоняются.

– Это… обескураживает. Поверьте, эти милые леди осыпают меня комплиментами не потому, что их очаровал мой фамильный фарфор или узел на моем галстуке.

– А может быть, именно потому? Как-никак ваш фамильный фарфор и впрямь очень красив.

Он вздернул черную бровь и окинул ее нарочито суровым взглядом:

– Уж не хотите ли вы сказать, что лично я, мой дом, мой сад и моя мебель не заслуживаем восхищения?

Сара не удержалась от смеха:

– А теперь, кажется, вы самым бессовестным образом напрашиваетесь на комплименты.

– Только потому, что вы на них так скупы, – притворно обиженным тоном сказал он, а у самого в глазах поблескивали озорные искорки.

Подавив улыбку, она поцокала языком и погрозила ему пальцем:

– Вам не нужны мои комплименты. У вас и без того кружится голова от льстивых замечаний, которые вы слышите от всех остальных.

– Конечно, мне не нужно от вас много комплиментов, но все-таки очень хочется получить хоть один.

– Я считаю своим долгом не тешить вместе со всеми остальными ваше тщеславие, – заявила она, вздернув подбородок и чопорно поджав губы.

– Тогда позвольте мне потешить ваше. Она рассмеялась:

– Уверяю вас, я лишена тщеславия…

Смех ее мгновенно замер, потому что он взял ее за руку и легонько пожал пальцы.

– Лишены тщеславия? – тихо произнес он и провел подушечкой большого пальца по ладони. – Уверен, что ваш друг Франклин осыпает вас комплиментами.

– Он не очень разговорчив, – ответила она, судорожно глотнув воздух.

– А-а, понимаю. Это сильный, немногословный человек.

– Именно так.

– В таком случае позвольте кое-что сказать мне… – Он исследовал ее руку, медленно обведя кончиком пальца каждый из ее пальцев. Она поначалу смутилась, потому что рука была немного испачкана углем, которым она делала зарисовки, но смущение быстро уступило место чувству удовольствия от его прикосновения. – Вы очень талантливая художница.

Удовольствие переполняло ее, но она чувствовала себя обязанной исправить неточность.

– Едва ли меня можно назвать художницей…

Он заставил ее замолчать, прикоснувшись пальцем к се губам, и покачал головой:

– Правильным ответом на комплимент, мисс Мурхаус, является слово «спасибо». – Он медленно убрал руку от ее губ.

– Но…

– Никаких «но». – Он наклонился к ней. – Просто «спасибо».

Теперь их лица разделяло менее фута, и желание сократить это расстояние до нуля вытеснило все остальные мысли.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Сам я рисовать совершенно не умею. Не согласились бы вы сделать для меня рисунок Дэнфорта?

– С удовольствием. По правде говоря, когда он помчался и наш кабинет, я как раз заставляла его позировать мне.

– И вы пошли следом за ним.

– Совершенно верно.

– И теперь вы здесь. Пьете чай. Со мной. – Он говорил это таким тоном, что у нее мурашки по коже пробежали.

– Да, теперь я здесь, – сказала она.

«И мое колено прижато к вашему, а ваша рука держит мою руку. И мое сердце бьется так сильно, что мне кажется, будто вы слышите его удары».

– Но где же ваш этюдник?

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить.

– Я оставила его в вашем кабинете. На кресле возле камина.

– Понятно. Это объясняет, почему я не заметил его раньше.

– Правда? Каким образом?

– Я был слишком занят тем, что смотрел на вас.

Сначала она подумала, что он шутит, но в его напряженном, серьезном взгляде не было и намека на поддразнивание.

Часть ее существа, принадлежащая мечтательнице, которую она в течение более двух десятков лет безжалостно подавляла в себе, но которая втайне жаждала услышать именно те слова, которые он только что произнес, изо всех сил пыталась вырваться из своих оков и насладиться этими лестными словами и его горячим взглядом, от которого замирало сердце.

Но тут подала голос другая ее часть – прагматичная, лишенная сентиментальности – и сурово предупредила: «Не будь дурочкой, не позволяй себе поддаваться влиянию всего этого вздора и не вкладывай слишком много смысла в его слова».

Правильно. «Не будь дурочкой». Она подавила вздох.

– Смотрели на меня? Неужели я испачкала лицо углем?

Он покачал головой:

– Нет. По правде говоря, ваша кожа… – отпустив ее руку, он провел пальцами по ее щеке, – восхитительна.

– Ошибаетесь, она вся в веснушках от солнца.

– Ах да, на свежем воздухе вы любите снимать шляпку. Сейчас, при свете солнца, я отчетливо вижу их. Но на мой взгляд, этот крошечный недостаток вас совершенно не портит. Наоборот, глядя на ваши веснушки, хочется прикоснуться к каждой золотой точке. – Он медленно провел пальцем по ее щеке и переносице.

«Он, должно быть, что-то хочет, – предупредил внутренний голос. – И использует все свое немалое обаяние, чтобы попытаться получить это».

На основе своих наблюдений она знала, что джентльмены частенько употребляют лесть, чтобы добиться своих целей. По правде говоря, она и сама собиралась воспользоваться этой уловкой, чтобы получить у него информацию.

Но что, черт возьми, может он хотеть от нее? Наверняка не информацию. Едва ли она знает что-нибудь такое, что могло бы заинтересовать его. Едва ли также ему просто захотелось женского общества, потому что в этом случае он направил бы свое обаяние на Эмили, Джулиан ну или Каролину. Нет, должна быть какая-то другая причина. Но какая?

Она не знала, но осторожность не помешает. Хотя, видит Бог, трудно соблюдать осторожность, когда он смотрит на тебя таким восхищенным взглядом. Как будто ты что-то драгоценное и редкостное. И очень, очень красивое.

Он перевел взгляд на ее губы:

– Когда мы находились в кабинете… знали ли вы, как сильно я хочу поцеловать вас?

«А знали ли вы, как мне хотелось, чтобы вы это сделали?» Слова эти рвались наружу, так что пришлось стиснуть губы, чтобы удержать их. Она покачала головой, и очки соскользнули на кончик носа. Прежде чем она их поправили, он сделал это сам. А потом дотронулся до ее щеки теплой ладонью.

– А знаете ли вы, как сильно хочется мне поцеловать вас прямо сейчас? – прошептал он.

Она была не в состоянии ответить. Все ее тело охватил жар, она ощущала яростную пульсацию в паху. А ведь он даже еще не поцеловал ее. Он едва прикоснулся к ней.

Она облизнула губы и заметила, как потемнели его глаза.

– Понятия не имею, почему вам хочется это сделать, милорд.

– Неужели? – Он провел большим пальцем по ее нижней губе. – Возможно, именно то, что вы не имеете понятия, отчасти объясняет это. А может быть, то, что вы этого не ожидаете. Я нахожу вас совершенно восхитительной.

– Уверяю вас, ничего восхитительного во мне нет.

– Позвольте с вами не согласиться. Озадаченная и смущенная его лестью, Сара все-таки заставила себя сказать:

– Боюсь, что горячее солнце напекло вам голову, милорд. Уверена, стоит вам пальчиком поманить, как слетятся стаи женщин.

– А вы броситесь ко мне, если я поманю пальчиком, мисс Мурхаус?

«В мгновение ока». Эти слова звучали в ее мозгу, заставляя забыть и о здравом смысле, и даже о правилах приличия. Боже милосердный, этот человек так выводил ее из равновесия, что это пугало. Обычно она была такой разумной, а сейчас все было совсем наоборот. Ей мучительно хотелось, чтобы он поцеловал ее снова. Хотелось почувствовать его прикосновение. Почувствовать на себе его руки.

Ей, разумеется, не следовало хотеть таких вещей. Они были предназначены не для нее. И уж конечно, не ей быть с таким человеком, как он. С мужчиной, который может заполучить любую женщину, какую пожелает. С мужчиной, которому, возможно, вообще нельзя доверять.

Однако, несмотря на это, она всего этого хотела. Сила этого желания потрясала. Как будто прорвало плотину, сдерживающую ее тайные страсти, которые она изо всех сил пыталась игнорировать. Она хотела вновь испытать то чудо пробуждения, которое испытала, когда он поцеловал ее. Когда ей еще представится такая возможность?

«Никогда, – прошептала эта глубоко запрятанная часть ее существа. – Тебе никогда больше не представится такой возможности. Тем более с таким мужчиной, как этот».

– Лорд Лэнгстон, я…

Она замолчала, услышав шум приближающихся голосов. Взглянув через его широкое плечо, она заметила женщин, пересекающих газон.

– Это леди возвращаются из деревни, – сказала она. Он даже, не оглянулся.

– Вы не это собирались сказать.

Чуть помедлив, она покачала головой:

– Вы правы, не это.

– Ну так скажите.

– Я…

– А-а, вот вы где, милорд, – раздался пронзительный голос леди Гейтсборн. Миледи ускорила шаги, и перья, украшавшие ее тюрбан, заколыхались. Несколько секунд спустя дамы были на террасе.

Лорд Лэнгстон встал и отвесил леди формальный поклон.

– Надеюсь, вы получили удовольствие от посещения деревни? – поинтересовался он.

– Это было весьма волнующее событие! – воскликнула леди Агата. – Вся деревня гудит, возбужденная последней новостью.

– Какой новостью? – спросила Сара.

– Это касается Тома Уиллстона, кузнеца.

Сара заметила интерес, вспыхнувший в глазах лорда Лэнгстона.

– А что случилось с Томом Уиллстоном?

Леди Гейтсборн промокнула носовым платком блестевшее от пота лицо.

– Позапрошлой ночью он не вернулся домой, а сегодня рано утром его нашли за деревней.

Лорд Лэнгстон нахмурил брови:

– Он объяснил, где он пропадал?

– Боюсь, что нет, – вступила в разговор леди Агата, которая вся дрожала от возбуждения. – Он был мертв. Очевидно, убит.

У лорда Лэнгстона окаменело лицо. Он взглянул на Каролину, Эмили и Джулиану, которые дружно кивнули с мрачным видом.

– Это правда, милорд, – тихо сказала Каролина.

– Убит? – повторил он. – Каким образом?

– Кажется, его до смерти забили дубиной, – сообщила леди Гейтсборн с плохо скрываемым наслаждением.

– А потом его закопали в неглубокой могиле возле деревьев, – добавила леди Агата.

Сара замерла, припомнив, как лорд Лэнгстон возвращался домой под дождем. Позапрошлой ночью. С лопатой в руке.

 

Глава 9

Мэтью в сопровождении Дэниела вошел в свой кабинет. Едва закрыв за собой дверь, он сразу же направился к бару и наполнил два бокала. Протянув один из них Дэниелу, отхлебнул большой глоток крепкого напитка из другого. Потом, собравшись с духом, рассказал Дэниелу то, что узнал несколько минут назад о Томе Уиллстоне.

– Пусть мы не знаем, что делал Том, когда я видел его позапрошлой ночью, но нам теперь известно хотя бы то, почему он не вернулся домой, – сказал он в заключение, покачав головой. – Когда я его видел, меня больше интересовали мотивы его пребывания на моей земле. А его кто-то убил, судя по всему, сразу же после того, как я его видел.

Дэниел внимательно посмотрел на него поверх края бокала:

– Только, ради Бога, не говори, что винишь себя.

Мэтью покачал головой:

– Мне жаль, что он погиб, но я тут и в самом деле ни при чем. Так уж судьба у бедняги сложилась.

– Разумеется. Как ты думаешь, что с ним произошло?

– Есть несколько возможных объяснений. Может быть, он пал жертвой грабителя.

– Вполне возможно. В деревне болтают, что этот Том всегда носил при себе золотые карманные часы, которые, как утверждает его жена, пропали. Их не нашли, когда обнаружили его тело. Иногда убивают и за менее дорогие побрякушки.

– Да, – согласился Мэтью, – но не в Аппер-Фладершеме. Возможно, убийство было как-то связано с тем, что, как утверждает Билли Смит, его шурин, у Тома была любовница. Если у этой женщины был муж, брат или другой любовник, кроме Тома, любой из них мог быть настроен по отношению к Тому не слишком дружелюбно.

Дэниел согласился:

– Верно. Вспомни, как после посещения коттеджа Уиллстонов я говорил тебе, что Билли был не очень-то доволен Томом.

– Помню. И если предположения относительно любовницы справедливы, то и жена Тома едва ли была довольна его поведением.

– Любовницы тоже, как известно, бывают мстительны, особенно когда их бросают.

Мэтью медленно кивнул:

– Это правда, но Том – крупный мужчина. Хотя, напорное, даже крупного мужчину можно свалить с ног, если ударить посильнее.

– Конечно. Например, если стукнуть по затылку большим камнем. Или, скажем, ударить лопатой, которую потом можно использовать, чтобы вырыть могилу.

– Трудно представить, чтобы это сделала женщина.

– Могила-то была совсем неглубокая, – напомнил Дэниел. – Такую и женщина может выкопать.

– Может, но это маловероятно.

– А если она была не одна? Может быть, жена и шурин вместе убили Тома?

– Возможно, но… – Мэтью посмотрел в бокал, потом взглянул в глаза Дэниелу: – Нельзя исключать, что Том следил за мной. Но есть и другая версия: он не следил, а, ничего не подозревая, возвращался домой и случайно наткнулся на какого-то человека, который выслеживал меня.

– И который не хотел, чтобы кто-то видел, что он наблюдает за тобой, – сказал Дэниел.

– Вот именно. А это означает, что беднягу Тома убили просто потому, что он оказался там, где не нужно, и тогда, когда не нужно.

– Значит, не исключено, что убийца Тома знал, что ты что-то ищешь.

– Да. И скорее всего ждал, пока я найду это.

– Чтобы потом убить тебя. И забрать это себе.

Мэтью поморщился:

– Перспектива не из приятных, но мы и это должны принять во внимание.

– Ну что ж, хорошо еще, что никто не видел тебя в ту ночь возвращающимся с лопатой после одной из твоих вылазок, иначе и тебя могли бы заподозрить в убийстве Тома.

Мэтью застыл, не донеся бокал до рта. «Я видела, как вы возвращались домой поздней ночью. С лопатой в руке».

– Проклятие! – пробормотал он.

– Ты о чем? – спросил Дэниел.

– Кое-кто действительно видел, как я возвращался домой в ту ночь.

– Кто?

– Мисс Мурхаус.

Дэниел в течение нескольких секунд переваривал информацию, потом сказал:

– Эти чертовы кандидатки в старые девы проводят слишком много времени, глядя в окна. Как ты думаешь, почему ей не спалось в столь неурочный час?

Она сказала, что не могла заснуть.

– Ладно, будем надеяться, что мисс Мурхаус, сложив один плюс один, не получит неправильный результат. И не решит, что ты свихнувшийся убийца лишь потому, что шляешься в неурочный час под проливным дождем с лопатой в руке.

– Ты так мило изобразил меня, что это согревает душу. Но я вовсе не шлялся. Я гулял. И она наверняка не заподозрит меня в убийстве, – сказал Мэтью. А может, заподозрит? Кажется, она как-то странно посмотрела на него перед тем, как он вышел с террасы, чтобы поискать Дэнфорта.

– Кто знает, что за бредовые идеи могут прийти в головы женщинам? – нахмурив брови, сказал Дэниел. – Их умы похожи на гадючьи гнезда – столько там всякой дряни и яда.

– Слишком уж ты циничен, друг мой.

– А ты, друг мой, по совершенно непонятным причинам вообще утратил цинизм. Скажи, позапрошлой ночью ты впервые ощутил, что за тобой следят?

– За последние одиннадцать месяцев я выкопал бесчисленное количество ямок, но никогда прежде не чувствовал слежки.

– А может быть, на сей раз это ощущение возникло потому, что за тобой подглядывала из окна любопытная мисс Мурхаус?

Мэтью покачал головой:

– Я находился довольно далеко от дома.

– Возможно, она тоже гуляла под дождем?

– Она мне этого не говорила.

Дэниел вскинул брови:

– Может быть, она не хотела, чтобы ты это знал?

– Зачем ей шпионить за мной? Какой в этом смысл?

– Кто, черт возьми, может знать, почему женщины делают то или другое? Но поскольку до этой ночи ты не чувствовал за собой слежки – кстати, это была первая ночь после прибытия мисс Мурхаус, – то, по-моему, есть шансы, что ситуация с Томом не имеет к тебе никакого отношения. Но тебе не следует терять бдительность. Потому что если кто-то ждет, когда ты найдешь, что ищешь, то пока ты в поиске, тебе опасность не угрожает.

– Это утешает, – сухо заметил Мэтью.

– Ты намерен искать сегодня?

– Я намерен искать каждую ночь, по крайней мере, до истечения отведенного мне годичного срока.

– До конца которого остается приблизительно месяц.

– Точнее, двадцать восемь дней.

– И к этому времени ты должен жениться.

– Да, – сказал Мэтью, изо всех сил сжав в пальцах ножку бокала.

– А это означает, что за такое короткое время тебе нужно успеть, – он принялся перечислять, загибая пальцы, – выбрать невесту, сделать ей предложение, получить ее согласие и одобрение ее семейства, а также, поскольку времени так мало, позаботиться о специальном разрешении.

– Да.

– И как продвигаются у тебя все эти дела? – спросил Дэниел с самым невинным видом.

– Хорошо. Спасибо, что поинтересовался.

– Вот как? Сделал ли ты хотя бы что-то из намеченного?

– Представь себе, сделал. Я получил специальное разрешение. Еще в прошлом месяце.

– Отлично, – сказал Дэниел, одобрительно кивнув. – Тебе осталось только найти кого-то, кто пообещал бы быть рядом с тобой, пока смерть не разлучит вас.

– Послушай, ты всегда был таким занудой или это случилось с тобой недавно?

Дэниел игнорировал сарказм и спросил:

– Скажи, ты уже провел какое-то время с наиболее вероятной кандидаткой на роль жены, с леди Джулианой? – Не дав Мэтью возможности ответить, Дэниел торопливо продолжил: – Ну конечно же, нет. Хотя, судя по тому, что ты рассказал, ты нашел время мило побеседовать с любопытной мисс Мурхаус. – Он приподнял брови: – Как ты это объяснишь?

– Тут нечего объяснять, – пожал плечами Мэтью. – Мы с ней просто пили чай. Как я уже говорил, мне кажется, что у нее есть тайны. И хочется узнать, в чем они заключаются.

– Отличная идея, если учесть, что она видела, как ты, крадучись, возвращался домой в ночь убийства, неся в руке изобличающую тебя лопату.

– Я вовсе не крался, а просто шел.

Дэниел довольно долго смотрел на него, потом тихо сказал:

– Понятия не имею, что ты в ней нашел, однако тебе следовало бы помнить, что у нее нет денег.

– Это я хорошо знаю.

– Ладно. Действуя исключительно в твоих интересах, я нынче утром за завтраком поболтал с леди Джулианой и ее матушкой. Хочешь узнать мое мнение?

– Наверное, мне лучше ответить утвердительно, потому что ты все равно его выскажешь.

Дэниел улыбнулся:

– Ты хорошо меня знаешь. Леди Джулиана – прелестная женщина, но у нее невероятно властная мамаша, которая ее буквально подавляет. За свое послушание и терпение леди Джулиана заслуживает того, чтобы ее причислили к лику святых. Если бы тебе удалось забрать ее у этой мегеры, она могла бы стать примерной женой. И уж конечно, она не стала бы спорить с тобой и жаловаться, что ты похоронил ее в сельской глуши. Однако поскольку ее ужасная мамаши в таком случае должна будет стать твоей тещей, я бы настоятельно советовал тебе держаться от нее подальше.

– Спасибо за информацию. Хотя мне было бы интересно узнать, почему бы тебе самому не жениться на леди Джулиане, если ты находишь ее такой прелестной и послушной? – Прищурив глаза, он искоса взглянул на своего друга: – Или тебя интересует другая?

В глазах Дэниела словно бы промелькнула искорка. Но возможно, это ему просто показалось? Не успел он решить, как Дэниел небрежно произнес:

– Ты, кажется, забыл, что это не я выбираю невесту. Я лишь помогаю тебе заполучить такую жену, какую ты твердо намерен иметь. И если вдруг мне придет в голову мысль приковать себя кандалами к какой-нибудь женщине, я наверняка не выбрал бы такую, которая похожа на леди Джулиану. Невинные девственницы мне не по вкусу. Я не протянул бы недели и умер со скуки. Однако тебе она очень подошла бы.

– Потому что я не возражал бы умереть со скуки?

– Потому что тебе отчаянно нужна жена, причем не всякая, а богатая наследница. И достаточно молодая, чтобы рожать детей. Мне кажется, что в твоем положении нельзя быть слишком разборчивым. Немного скуки – это не такая уж высокая цена за все, что ты выиграешь в результате. Но ты сможешь составить мнение о леди Джулиане только после того, как проведешь с ней какое-то время. Предлагаю тебе начать с ближайшего ужина.

– С ужина? – нахмурил брови Мэтью, который предполагал посадить рядом с собой мисс Мурхаус.

– Да, с ужина. Ну, знаешь, когда мы собираемся за столом, чтобы поесть после захода солнца. Посади леди Джулиану рядом с собой. Меня отправь на противоположный конец стола, где я, действуя в твоих интересах, приложу все усилия, чтобы выведать секреты мисс Мурхаус и узнать, считает ли она тебя вооруженным лопатой убийцей. Таким образом, у тебя будет достаточно времени, чтобы очаровать прелестную богатую наследницу, которая тебе так нужна. Но может быть, ты предпочтешь снова посадить мисс Мурхаус рядом с Логаном Дженсеном? Судя по тому, как славно они беседовали вчера вечером, ни тот ни другая не будут возражать против этого.

Все тело Мэтью охватило неприятное ощущение, как будто мурашки по коже пробежали.

– Я посажу Дженсена рядом с леди Уингейт. Он скучать не будет.

Дэниел скорчил такую мину, словно откусил кусок лимона.

– А еще лучше посадить Дженсена между леди Гейтсборн и леди Агатой. Так обе леди будут весь вечер при деле.

Да уж. Так и надо этому Дженсену.

В тот вечер за ужином Мэтью сидел во главе стола с леди Джулианой слева от него и Бериком – справа. Взглянув на другой конец стола, он заметил, что Логан Дженсен занят разговором с болтливой леди Агатой, которая, несомненно, посвящает его в мрачные детали убийства Тома Уиллстона. Леди Гейтсборн, сидевшая по другую сторону от Дженсена, наблюдала за ним с живым интересом, и в глазах ее была видна неприкрытая алчность. Судя по всему, она мысленно подсчитывала, сколько сотен тысяч фунтов составляет состояние Дженсена. За улыбающейся леди Эмили наперебой ухаживали Хартли и Терстон, к которым вернулось хорошее настроение после поражения на турнире лучников.

Дэниел сидел рядом с мисс Мурхаус. Мэтью доверил своему другу выпытать у нее как можно больше информации. Так что все шло хорошо. Он мог расслабиться и наслаждаться общением с прекрасной леди Джулианой. Но не тут-то было.

Как бы он ни старался, ему с трудом удавалось не отвлекаться от беседы. Слава Богу, что Берик был, кажется, счастлив поболтать с ней через стол, потому что Мэтью несколько раз терял нить разговора.

Его взгляд не желал сосредоточиться на леди Джулиане, и он то и дело посматривал на противоположный конец стола, где дружески беседовали Дэниел и мисс Мурхаус. Она рассмеялась, и на щеках образовались очаровательные ямочки, а глаза под очками заискрились от удовольствия. Он услышал басовые раскаты смеха Дэниела, и у него напряглись плечи.

Боже милосердный, его охватило неприятное чувство, которое не спутаешь ни с каким другим. Это была ревность. Он хотел, чтобы эта прелестная улыбка предназначалась только ему. А не его лучшему другу. Он сам должен был смеяться вместе с ней. А не его лучший друг.

А это еще что? Логан Дженсен сказал через стол мисс Мурхаус что-то такое, отчего она и его одарила лучезарной улыбкой. Проклятие! От нее словно исходило внутреннее сияние. А Дженсен, которому следовало ублажать разговорами леди Гейтсборн и леди Агату, снова смотрел на мисс Мурхаус, словно исследователь, которому только что посчастливилось набрести на пещеру, полную сверкающих сокровищ. Сукин сын. У Дженсена было больше денег, чем у всей королевской семьи. Ему-то не нужно было жениться на богатой наследнице. И, судя по всему, его совсем не интересовали богатые наследницы, сидящие за столом. Нет, он не сводил глаз с мисс Мурхаус, которую, кстати, назвал прелестной.

Эдакий мерзавец.

– Ты со мной согласен, Лэнгстон?

Голос Берика вывел его из глубокой задумчивости.

– Согласен с чем?

– С тем, что леди Джулиана выглядит сегодня восхитительно.

Мэтью повернулся к леди Джулиане и одарил ее улыбкой, которая, как он надеялся, получилась не слишком на тянутой.

– Совершенно восхитительно, – подтвердил он. И это было правдой. В платье нежного персикового цвета, которое подчеркивало тонкие черты ее лица, золотистые волосы и безупречную матовую кожу, она и впрямь была потрясающе хороша собой. Ее отца, несомненно, засыпали предложениями относительно дочери. Похоже, что и Берик был почти влюблен в нее. Быстро оглядев присутствующих за столом, Мэтью убедился, что Хартли и Терстон тоже без конца поглядывали в сторону леди Джулианы.

Ему следовало, не откладывая дела в долгий ящик, начать ухаживать за ней, а потом сделать предложение. Что, черт возьми, с ним происходит?

Он снова бросил взгляд на противоположный конец стола. На пару сверкающих под стеклами очков глаз. На улыбку, от которой образуются ямочки на щеках, и на выбившиеся пряди непослушных волос. На пальцы со следами угля. На полные губы и простенькое серое платье, которое почему-то ничуть не портило ее внешность.

Как раз в этот момент мисс Мурхаус посмотрела в его сторону, и их взгляды встретились. Он почувствовал, что пропадает. Мэтью перестал слышать жужжание голосов и тихое постукивание серебряных столовых приборов. На несколько секунд ему показалось, что они с ней остались вдвоем в комнате и что между ними произошло что-то очень личное, интимное.

Его обдало жаром, как будто она прикоснулась к нему, и он боялся, что она поняла по выражению его лица, какое воздействие на него оказывает. Потом бросила на него тот самый вопросительный взгляд, который заставлял его почувствовать себя загадкой, которую она пытается разгадать.

– Она большая мастерица управляться с иголкой и ниткой, – послышался пронзительный голос леди Гейтсборн, перекрывавший все остальные голоса. Мисс Мурхаус несколько раз моргнула, как будто выходя из транса. По правде говоря, ему и самому казалось, что он только что вышел из ступора.

Не поворачивая головы, мисс Мурхаус бросила взгляд на леди Гейтсборн и подняла глаза к потолку. Мэтью едва сдержал смех, но не улыбнуться не смог. Судя по всему, леди Гейтсборн, потягивая вино, громко перечисляла добродетели своей модистки.

Эта женщина явно будет крепко спать всю ночь. Если повезет, она может заснуть еще до того, как подадут десерт. Силы небесные, одной мысли о том, что эта дама может стать его тещей, было достаточно, чтобы вообще отказаться от затеи с женитьбой. И уж конечно, эта мысль не способствовала аппетиту.

Мисс Мурхаус улыбнулась в ответ на его улыбку и вновь направила свое внимание на Дэниела. Мэтью взял свой бокал и, задумчиво глядя на него, попытался придумать тему разговора, которая могла бы заинтересовать Джулиану. Наконец он повернулся к ней:

– Скажите, леди Джулиана, какие интересные книги вы читали за последнее время?

Он не понял, почему при этом вопросе у нее округлились глаза, как будто она запаниковала, а щечки ее покраснели.

– Гм-м… ничего особенно интересного мне не попадалось, милорд, – сказала она, опустив глаза.

О Боже, он-то думал, что с этого простого невинного вопроса будет удобно начать разговор, а она почему-то страшно смутилась! Он уже хотел сменить тему на более безопасную и заговорить о погоде, но она вдруг подняла взгляд и торопливо добавила:

– Но недавно мы основали дамское литературное общество Лондона.

– Кто это «мы»?

– Леди Уингейт, леди Эмили, мисс Мурхаус и я.

– Литературное общество, – повторил он, одобрительно кивнув. – Значит, читаете и обсуждаете произведения Шекспира, не так ли?

Она покраснела еще сильнее.

– Общество только что создано. Так что все это нам предстоит делать в будущем.

Черт возьми, она то и дело краснеет. Он с одобрением относился к этой очаровательной женской способности. Но ведь сейчас он всего лишь упомянул о книгах. Он решил от греха подальше сменить тему.

– Скажите, леди Джулиана, чем вы больше всего любите заниматься?

Чуть помедлив, она сказала:

– Я обожаю играть на фортепьяно и петь.

– И вы хорошо это делаете?

– Вполне сносно, но, надеюсь, не оставлю попыток усовершенствоваться. – В ее глазах промелькнули едва уловимые озорные искорки. – Однако если вы спросите об этом у моей матушки, она ответит, что я пою, словно ангел, и что такой талантливой пианистки свет не видывал.

Гм-м… Леди Джулиана была не только хороша собой, но и скромна. И, судя по всему, обладала чувством юмора. И то и другое относилось к многообещающим качествам.

Однако его взгляд снова скользнул на противоположный конец стола. И он увидел, как Дженсен и Дэниел внимательно слушают то, что рассказывает мисс Мурхаус. Вцепившись пальцами в ножку бокала, он усилием воли заставил себя продолжить разговор с леди Джулианой.

– Что еще вы любите делать?

– Читать. Вышивать. Ездить верхом. Танцевать. Все то, что обычно любят леди.

Да, обычный набор. Проблема в том, что он, кажется, стал, как ни странно, предпочитать необычное.

– А еще я очень люблю животных, – продолжала леди Джулиана. – Я люблю ездить верхом на своей кобыле, когда мы бываем в загородном поместье, и выгуливать собаку в Гайд-парке, когда мы живем в Лондоне.

Он заставил себя не отводить от нее взгляд и сосредоточиться на полученной информации. Несомненно, было Хорошо, что ей нравилось ездить верхом и что она любила животных.

– Какой породы у вас собака?

Она с радостью назвала породу крошечных, тявкающих, хватающих за щиколотки, писающих на ковры противных особей, которые спали на атласных подушках и которых Дэнфорт считал ниже своего достоинства замечать.

– По возвращении в Лондон я собираюсь купить еще несколько собачек той же породы, чтобы Принцессе Лютик не было скучно, – сообщила леди Джулиана.

Мэтью пристально посмотрел на нее:

– Вашу собачку зовут Принцесса Лютик?

Леди Джулиана улыбнулась ослепительной улыбкой, от которой наверняка не один мужчина потерял голову.

– Да. Это имя идеально подходит ей. Я заказала для нее у своей модистки несколько крошечных собачьих туалетов с шляпками.

Силы небесные! Дэнфорт ему этого никогда не простит. Он мог представить себе реакцию своего пса на появление подобного существа в их компании.

– А вы любите крупных собак?

– Я люблю всяких собак, однако предпочитаю маленьких. Крупные собаки не могут сидеть у вас на коленях и вечно куда-то рвутся с поводка, когда с ними гуляешь. Правда, Принцесса Лютик их не боится. Она может быть очень свирепой и даже рычит и огрызается на собак гораздо крупнее ее.

Он немедленно представил себе огрызающуюся Принцессу Лютик в тюлевом платьице и крошечной шляпке, вцепившуюся мелкими зубами в хвост Дэнфорта, который с самым несчастным видом укоризненно смотрит на него.

Картина домашнего счастья, которую он пытался мысленно нарисовать, сразу же исчезла, словно дымок на ветру, что было просто смешно, потому что, если не считать ситуации с Принцессой Лютик, леди Джулиана была идеальной кандидатурой во всех отношениях. Идеальной для него. Что еще может требоваться от жены, если она уже красива, остроумна, скромна, послушна, сдержанна, любит животных, да притом еще является богатой наследницей? Ничего. Больше он не мог ничего требовать.

Однако его взгляд снова метнулся в направлении другого конца стола. И он замер. Дэниел явно закончил разговор с мисс Мурхаус и разговаривал теперь с ее сестрой, леди Уингейт, которая сидела по другую сторону от нею. Однако мисс Мурхаус отнюдь не чувствовала себя обделенной вниманием. Нет, теперь она разговаривала с этим сукиным сыном Дженсеном, который ловил каждое ее слово, как будто это были перлы мудрости, слетавшие с ее губ. С ее прелестных, пухленьких губ, которые она только что облизнула кончиком языка. Быстрый взгляд на Дженсена убедил его в том, что и он обратил на это внимание. И что ему понравилось то, что он видел.

Пропади все пропадом!

Сколько еще будет продолжаться этот: нескончаемый ужин?

– Ну что? – нетерпеливо спросил Мэтью у Дэниела, как только последний из гостей перешел в малую гостиную и они наконец остались одни.

– Ты о чем? – переспросил Дэниел, усаживаясь в любимое кресло Мэтью перед камином и вытягивая ноги.

Мэтью старался скрыть нетерпение, но ему это не удалось.

– Сам знаешь о чем. Как прошел твой разговор с мисс Мурхаус?

– Очень хорошо. А как вы с леди Джулианой поговорили?

– Великолепно. Что ты узнал о мисс Мурхаус?

– Много интересного. Знаешь ли ты, что у нее талант…

– К живописи? Знаю. Расскажи мне о том, чего я не знаю.

– Откровенно говоря, я имею в виду талант вести беседу. Не способность обсуждать ряд тем сразу, а умение слушать собеседника. С большим вниманием. Как будто то, что вы говорите, ей очень важно и интересно.

Мэтью стоял перед камином, опираясь плечом на мраморную каминную полку. На мгновение он представил себе, как мисс Мурхаус появилась сегодня днем на террасе и как она, не спуская с него огромных глаз, внимательно прислушивалась к каждому его слову. Как будто то, что он говорил, было самым важным на свете.

– Да, я заметил у нее эту способность. Что еще?

– Она очень наблюдательна. Замечает мельчайшие подробности в людях и всем прочем. Она расспрашивала меня о тебе.

– О чем именно?

– Главным образом о твоей любви к садоводству. Похоже, она большой знаток в этом деле.

– А ты что ответил?

– Я ответил расплывчато. Сказал, что ты любишь все, чем можно заниматься на открытом воздухе. Она либо романтически интересуется тобой – а я предупреждал, что такое может случиться, – либо подозревает тебя, потому что видела, как ты шел ночью с лопатой.

Мысль о романтических чувствах к нему у мисс Мурхаус решительно не должна была вызывать горячую пульсацию в его теле.

– Узнал что-нибудь еще?

– Она любит готовить всякие блюда с использованием ингредиентов, выращенных в собственном огороде. Она тебе не рассказывала о сестрах Даттон?

Мэтью покачал головой:

– Нет. Кто они такие?

– Пара престарелых сестер. Они живут примерно в часе ходьбы от дома мисс Мурхаус, а та ежедневно в любую по году носит в их коттедж корзинку с едой собственного приготовления.

Мэтью удивленно вскинул брови:

– Это она тебе сама сказала?

– Нет. Это рассказала ее сестра. А еще она сказала, что мисс Мурхаус отказывается брать деньги с сестер Даттон. И что она частенько носит пищу в другие семьи в районе, и частности помогает одной молодой женщине по имени Марта Браун, овдовевшей полгода тому назад, у которой уже есть трое детишек и которая через два месяца ждет рождения четвертого. По словам леди Уингейт, миссис Браун глубоко благодарна ей за помощь, а ее детишки обожают мисс Мурхаус.

Мэтью задумчиво уставился в огонь. Хотя он не знал всех этих подробностей, они его не удивили. Он легко мог представить себе мисс Мурхаус в роли любящей попечительницы. Не удивило его также, что получали ее помощь люди, с которыми судьба обошлась жестоко.

– Есть в этой мисс Мурхаус что-то такое… – тихо произнес Дэниел, – я даже не знаю, как это назвать. Уверен, что всю ее жизнь проводились сравнения между ней и ее красавицей сестрой. У многих женщин это оставило бы горечь, но у мисс Мурхаус вместо этого развилось сочувствие к людям, особенно к тем, которых обделила судьба.

– Да, я это в ней тоже заметил.

– Должен сказать, что это на редкость привлекательная черта и весьма необычная для женщин нашего круга. Возможно, ее уникальность объясняется тем, что она по рождению не принадлежит к высшему обществу.

Уникальная. Да, это очень подходящее для нее определение.

– Она очень практичная, – продолжил Дэниел. – Говорит то, что думает, но не в отталкивающей форме, как делает леди Гейтсборн. Я не боюсь признаться, когда бываю не прав. Поэтому признаю, что в отношении мисс Мурхаус ошибался. Я не только не обнаружил у нее темных секретов, но даже сомневаюсь в том, что они у нее имеются. По правде говоря, они похожа на глоток свежего воздуха. Теперь я понимаю, почему она тебя заинтересовала. О1кровенно говоря, я и сам заинтересовался ею.

Мэтью очень не хотелось бы, чтобы охватившее его чувство называлось ревностью, но – увы! – другого названия ему не было. Ему буквально пришлось стиснуть зубы, чтобы не произнести вслух пару слов, которые так и рвались с языка.

«Она моя».

Он покачал головой и нахмурил брови. Черт возьми, что с ним происходит? Она не принадлежит ему. Да он ее и не хочет.

Ночь, при луне…

Как только эта последняя мысль появилась в его голове, он был вынужден ее опровергнуть. Потому что как бы ему ни хотелось не хотеть ее, не было никакого сомнения в том, что он ее хотел. Причем с такой силой, что это его ошеломляло. Это было в высшей степени неуместно, потому что иметь ее он не мог. Она была не той женщиной, на которой ему было необходимо сосредоточить внимание. Ему было настоятельно необходимо сконцентрироваться на леди Джулиане, близкой подруге мисс Мурхаус.

Пропади все пропадом!

– Дженсен, кажется, тоже считает ее глотком свежего воздуха, – сказал Дэниел.

Руки Мэтью сжались в кулаки.

– Да, я это заметил.

Дэниел кивнул:

– Немудрено. Ты то и дело поглядывал в нашу сторону.

– Чтобы увидеть, как продвигаются твои дела с мисс Мурхаус. Я видел, что ты довольно долго разговаривал с леди Уингейт.

– Она является отличным источником информации относительно своей сестры. А кроме того, я не из тех, кто станет игнорировать красавицу, особенно если она сидит за столом рядом с тобой. – Он посмотрел на Мэтью пытливым взглядом: – А что касается мисс Мурхаус, то, увидев, как она смотрела на тебя, когда думала, что я за ней не наблюдаю, я понял, что она… увлечена тобой. Если будешь и далее уделять ей внимание, у нее появятся напрасные надежды.

Мэтью нахмурил лоб. Он, конечно, понимал, что Дэниел прав и что дальнейшее внимание с его стороны к мисс Мурхаус – напрасная трата времени. Однако мысль о том, чтобы отказаться от этого, была невыносима.

– Ты можешь разбить ее сердце, Мэтью, – тихо сказал Дэниел. – Уверен, что ты не захочешь это сделать.

– Нет, – сказал в ответ Мэтью. Дэниел прав. Об этом влечении к ней следует забыть.

– Очень хорошо. А теперь скажи, как прошла твоя беседа с леди Джулианой?

Он безжалостно выбросил из головы образ мисс Мурхаус.

– Неплохо. Она прелестна, воспитана, добродушна и любит животных.

– К тому же богатая наследница, – напомнил ему Дэниел. – Похоже, она идеальна во всех отношениях.

– Так оно и есть.

– Надеюсь, что ты, не теряя времени, начнешь ухаживать за ней. Видел, как на нее смотрит Берик? Он, кажется, влюблен без памяти.

Да, он это заметил. И его это ни капельки не задело. Ни малейшей ревности он не почувствовал.

– Хотя Терстон и Хартли целый вечер все свое внимание посвящали леди Эмили, я мог поклясться, что они тоже влюблены в леди Джулиану, – продолжил Дэниел.

Уставившись в огонь, Мэтью изо всех сил попытался почувствовать хотя бы намек на ревность при мысли, что за леди Джулианой ухаживает другой мужчина.

И не почувствовал ничего.

Потом к нему возвратился образ мисс Мурхаус, который он всего несколько мгновений тому назад изгнал из головы. Только на сей раз он представил себе, как она улыбается через стол Логану Дженсену… а потом этот сукин сын хватает ее в объятия и целует. И он немедленно почувствовал, что ослеплен яростью.

Выругавшись, он оттолкнулся от каминной полки и провел руками по лицу. Потом направился к двери.

– Куда ты идешь? – спросил Дэниел.

– Хочу переодеться, а потом отправлюсь копать ямы. А вдруг найду то, что ищу?

– Желаю тебе удачи. Не хочешь ли, чтобы я составил тебе компанию?

Мэтью остановился, повернулся и, приподняв бровь, взглянул на своего всегда безупречно одетого друга:

– Ты готов копать ямы?

– Я предпочел бы не делать этого. Но с радостью постою на страже, пока ты будешь в роли землекопа. Не забудь, что где-то бродит убийца.

– Я помню об этом. И благодарю тебя за предложение, но, предпочитаю, чтобы ты выспался. Тогда ты можешь завтра после полудня исполнять за меня обязанности хозяина, чтобы я продолжил свои поиски в дневное время. К тому же мы с тобой пришли к выводу, что убийство Тома, возможно, не имеет ко мне никакого отношения. Но если даже имеет, то мне, вероятнее всего, ничто не угрожает, пока я не найду то, что ищу.

– Не следует так уж буквально понимать слова «ничто не угрожает», Мэтью. А что, если ты действительно найдешь это?

– Едва ли я буду прыгать от радости, словно какой-то пижон, и орать во весь голос о своей находке. Я буду вооружен. И меня будет сопровождать Дэнфорт, у которого зрение, слух и обоняние гораздо лучше, чем у тебя, – только не обижайся, пожалуйста.

– Я не обижаюсь. И с готовностью возьму на себя твои обязанности. К тому же совсем не возражаю против того, чтобы провести время в обществе молодых красавиц.

– Отлично. – Мэтью снова направился к двери.

– Мэтью… ты хоть понимаешь, что эти поиски – почти наверняка пустая трата времени?

Мэтью остановился, потом кивнул:

– Понимаю. Но обязан попробовать.

– Ну что ж, в таком случае будь осторожен, мой друг.

Мэтью наконец ушел, закрыв за собой дверь, и направился к лестнице, чувствуя себя не в своей тарелке, при чем исключительно по ее вине. Сегодня копание пойдем ему на пользу. Он выкопает еще бесчисленное количество ям. И это, как и прежде, не даст никаких результатов. Но он будет делать это до тех пор, пока усталость не сморит его и он уже будет не в состоянии ни о чем думать. Пока он не перестанет хотеть того, чего не сможет получить.

Мисс Сару Мурхаус.

Проклятие! Немало, наверное, ям придется ему выкопать, чтобы этого добиться.

Поднимаясь на верхнюю лестничную площадку, он заметил вереницу слуг, таскавших наверх ведра с горячей водой. Как видно, кто-то из гостей заказал ванну. Он почувствовал легкую зависть. Конечно, нежиться в горячей ванне куда приятнее, чем копать ямы. Может быть, и ему заказать себе ванну по возвращении?

Только было он хотел повернуть в направлении своей спальни, как процессия слуг остановилась и тот, кто был впереди, постучал в дверь. В дверь спальни, принадлежащей…

– Мисс Мурхаус? Принесли воду для вашей ванны.

Мэтью торопливо юркнул в небольшую нишу и притаился там, пока последний из слуг не исчез в спальне. Когда коридор опустел, он быстренько направился в свою комнату. На губах его играла улыбка.

Придется на некоторое время отложить раскопки.

Сейчас его гораздо больше интересует ванна.

 

Глава 10

Сара, накинув небрежно подвязанный пояском халатик, добавила несколько капель лавандового масла в наполненную горячей водой медную ванну, стоявшую перед камином в ее спальне. Окунув пальцы в воду, она пошевелила ими и решила, что воде следует дать немного остыть, прежде чем залезать в ванну. Но она не возражала. Ей было чем заняться.

Оглянувшись, она пристально взглянула на мужчину, сидящего на кушетке. Благодаря слабому свету пламени в Камине он оставался в загадочной тени, и у нее при одном взгляде на него участился пульс. Ее взгляд скользнул по широким плечам, прикрытым белоснежной сорочкой, небрежно завязанному галстуку, черным брюкам и сапогам.

Он застыл на месте, словно готовый подчиниться любому ее приказу. Губы ее тронула улыбка.

Франклин Н. Штейн был и впрямь идеальным мужчиной.

Ну-у, если не считать того, что правая нога у него была несколько толще левой. Но это произошло лишь потому, что им не хватило набивочного материала. Конечно, его хватило бы, если бы они, хихикая, не переусердствовали, щедро набивая другие места его брюк, доведя их до размеров, невероятных с точки зрения анатомии.

Еще одной проблемой было отсутствие у него рук, и несколько более серьезной проблемой – отсутствие головы. Нахмурив лоб, Сара взглянула на безголового, но щедро наделенного мужскими достоинствами Франклина. Нет, так дело не пойдет. Каролина, Эмили и Джулиана ушли из ее спальни после того, как помогли набить и смонтировать Франклина, и, пока слуги наполняли ванну, она спрятала его в гардеробе. Но как только слуги ушли, Сара вытащила его оттуда. Она просто не могла насладиться ванной и лечь в постель, оставив их детище в таком плачевном состоянии.

Подойдя к гардеробу, она достала свою самую старенькую ночную сорочку, потом сняла с одной из подушек белую наволочку. Засунув в наволочку сорочку, она придала свертку округлую форму, потом положила это подобие головы на широкие плечи Франклина. Отступив на шаг, она полюбовалась своей работой.

Получилось немного неуклюже, но все же лучше, чем ничего. Правда, теперь у него не было шеи. Но лучше уж не иметь шеи, чем быть безголовым. Теперь, когда появилась голова, требовалось лицо.

И сразу же перед ее внутренним взором возникло лицо – идеальное лицо. Умные карие глаза. Точеные черты лица. Твердые полные губы, которые редко улыбаются, но когда улыбаются…

Боже милосердный!

У нее замерло сердце, когда она вспомнила, как лорд Лэнгстон незаметно кивнул ей с другого конца стола. Несмотря на то, что она сидела рядом с обаятельным лордом Сербруком, а напротив сидел большой умелец развлечь собеседника мистер Дженсен, мысли ее были заняты лордом Лэнгстоном. А он в течение всего ужина разговаривал с Джулианой. С Джулианой, которая выглядела абсолютно потрясающе.

Сара закрыла глаза и попыталась прогнать непрошеное чувство, которое мучило ее целый вечер, но больше не смогла этого сделать. На нее нахлынула ревность, и она со стоном закрыла лицо руками.

Поскольку приглушить это чувство не удалось, она решила не противиться и целиком погрузиться в него, прежде чем спрятать его в самый дальний угол своей души.

Проклятие! Не хотела она испытывать никакой ревности, тем более к одной из своих самых лучших подруг. Ревность – глупое, бесполезное состояние души, которое посещало ее только тогда, когда она по наивности хотела того, что не могла иметь. Например, красоту.

Она уже давно смирилась с недостатками своей внешности. Вместо того чтобы понапрасну жаловаться на судьбу, которая не одарила ее такой же потрясающей внешностью, как Каролину, она сосредоточила свои интересы на садоводстве и рисовании. Она заставила себя выбросить из головы женские мечты, которые занимают умы большинства девчонок – бесполезные мечты о любви, романтике и великой страсти, – и нашла большое удовлетворение, ограничившись садом и своим этюдником. Ее великие страсти были неромантического свойства. Ей достаточно своих интересов, своих друзей, своих любимых животных, своего увлечения кулинарией, чтобы быть вполне довольной жизнью.

Однако иногда, чаще всего, когда она одна лежала ночью в постели, в тишине спящего дома, ее охватывало чувство пустоты, заставлявшее мучительно желать того, чего она не могла иметь. Любви, волшебной романтики, великой страсти. Любящего мужа и любимых детей.

Когда она позволяла себе подобные мысли, это ее сердило и расстраивало. Ведь жизнь и так была к ней благосклонной, и за это ей следовало быть благодарной. У нее была надежная крыша над головой, и в отличие от ее овдовевшей приятельницы Марты Браун у нее всегда была пища, а в отличие от ее друзей сестер Даттон она обладала отменным здоровьем. Так что в целом жизнью Сара была довольна.

Но иногда, как, например, сейчас, ей хотелось большего. Хотелось того, что было у Каролины с Эдвардом, – любви, магии и страсти. Хотелось такой же, как у Эмили, красоты, благодаря которой не один, а сразу двое мужчин целый вечер ходили перед ней на задних лапках. Хотелось такой же спокойной красоты, как у Джулианы, которая заставляла все головы поворачиваться ей вслед, а мужчину, сидевшего рядом с ней за ужином, смотреть на нее таким взглядом, как будто он никогда не видывал более прелестной женщины.

Сара опустилась на кушетку и прижала к глазам ладони, чтобы не позволить слезам вырваться наружу. Глупые, бесполезные мысли. Смешные, бесплодные мечты, от которых еще сильнее ощущается одиночество. Надо спрятать их в самый дальний уголок души, чтобы они не дразнили ее. Не причиняли боли. До следующего раза, когда она по глупости снова не выпустит их из заточения.

Сделав глубокий вдох, она решительно утерла слезы. Вдруг что-то прикоснулось к ее плечу, и она подняла голову. Франклин, как будто почувствовав ее настроение, наклонился к ней, и его набитое плечо прижалось к ее плечу. Это было проявлением сочувствия – великолепной черти идеального мужчины. К сожалению, его комковатая голова скатилась с плеч и валялась теперь на полу, возле обутых в сапоги ног. Готовность в буквальном смысле теряй, голову была чертой менее привлекательной. Очевидно, требовалось исправить дело с помощью иголки и нитки.

Сара со вздохом посадила Франклина прямо, подняла с пола голову и пристроила ее на плечи. Потом решительно встала. Довольно. Она попусту потратила массу времени, желая получить то, что не могла иметь. Желая мужчину, о котором не следовало даже мечтать. Мужчину, интерес которого к ней был подозрителен и уж наверняка мимолетен. Мужчину, который, вполне возможно, был подлым убийцей.

Однако как только эта последняя мысль пришла ей в голову, ее сердце неистово бросилось на его защиту: должно иметься какое-то другое объяснение тому, что лорд Лэнгстон возвращался домой с лопатой в руке в ночь убийства мистера Уиллстона. Но какое? Она уже поняла, что он лгал, что ухаживал за растениями, цветущими ночью. Способен ли он производить зловещие эксперименты вроде тех, которыми занимался доктор Франкенштейн? Разумеется, нет. В таком случае приходится вновь вернуться к тому же вопросу: чем он занимался в ту ночь?

Она вздохнула. Пора отложить на время эти мысли и залезть в ванну. Но сначала надо позаботиться о Франклине – не оставлять же его беззащитным, пока она будет мыться. Взяв под мышку его неуклюжее тело и голову, она подошла к гардеробу и запрятала их в самый дальний угол. Ему было там не очень удобно, и голова его держалась не совсем прямо, но придется идеальному мужчине потерпеть. Хорошо еще, что у него не было шеи, потому что если бы была, то к утру он растянул бы шейную мышцу.

Закрыв двустворчатую дубовую дверцу гардероба, Сара пересекла комнату, утопая босыми ногами в пушистом ковре. Положив очки на столик рядом с ванной, она развязала поясок халата и стряхнула его с плеч, так что он упал на пол возле ее ног. Потом осторожно перешагнула через край медной ванны и медленно опустилась в горячую воду.

Испустив вздох наслаждения, она согнула колени, потому что длина ванны была меньше ее роста, и опустилась еще глубже, так что душистая горячая вода коснулась подбородка. Потом откинула голову на изогнутый медный подголовник, закрыла глаза и позволила телу впитывать тепло. Тишину в комнате нарушало лишь тиканье часов на каминной полке.

Тепло и пар расслабили ее напряженные мышцы, и ей вдруг вспомнилась другая ванна…

Перед глазами возник образ лорда Лэнгстона, выходящего из ванны после купания. Вода стекает по его мокрому голому телу. Он поднимает мускулистые руки, чтобы откинуть назад мокрые волосы. Боже милосердный! Нет ничего более великолепного, чем ванна, – разве что возможность наблюдать, как ее принимает идеальный мужчина.

– Нет ничего более великолепного, чем ванна – разве что возможность наблюдать, как принимает ванну очаровательная женщина, – услышала Сара знакомый бархатистый баритон человека, словно читавшего ее мысли. Тихо охнув от неожиданности, она сразу же открыла глаза, села, расплескав воду, и искоса взглянула в сторону камина. Хотя очертания фигуры были несколько расплывчатыми, было невозможно ошибиться в том, что, небрежно опираясь плечом на каминную полку, у камина стоит не кто иной, как лорд Лэнгстон собственной персоной. В одной руке он держал что-то белое, и она, прищурив глаза посильнее, поняла, что это ее халатик.

Схватив со столика очки, она надела их и сложила на груди руки, чтобы прикрыть наготу. Сердито взглянув на него, она заметила, что он снял пиджаки галстук, оставшись в белой сорочке, черных брюках и сапогах. Ворот сорочки был распахнут на груди, а рукава закатаны по локоть.

Ее сердце как будто сделало сальто в груди. Он выглядел таким неотразимым, потрясающе мужественным и бессовестно красивым! Она перевела на него взгляд и заметила, что он смотрит на нее и по лицу его расплывается улыбка.

– Что вы здесь делаете? – прошептала она.

Он приподнял бровь и придал лицу самое невинное выражение.

– Разве не понятно? Я наблюдаю, как вы принимаете ванну. Как и вы наблюдали за мной. – Он поднял руку с ее халатиком. – И заимствую предмет вашей одежды. Как и вы позаимствовали один из моих. Я называю это «око за око».

Она прижала к груди колени и обвила их руками.

– Вы имеете в виду месть?

Он прищелкнул языком.

– Месть – такое непривлекательное слово. – Он окинул взглядом ее тело, и глаза его, кажется, потемнели. – А в том, как вы принимаете ванну, нет ничего непривлекательного. Вы выглядите прелестно. Совсем как на полотне Боттичелли.

Она покраснела до корней волос, небрежно собранных на макушке, которые, она была уверена, напоминали сейчас воронье гнездо.

– Вы надо мной издеваетесь, милорд, – сказала она. Господи, неужели этот хриплый голос принадлежит ей?

– Ничего подобного. Я не прячусь за шторой, чтобы посмотреть, как вы принимаете ванну. Я выступаю с поднятым забралом и действую открыто и честно.

Не спуская с нее взгляда, он оттолкнулся от каминной полки и придвинул кресло к краю ванны. Перекинув ее халатик через спинку кресла, он уселся сам и сказал:

– Продолжайте, прошу вас. Не обращайте на меня внимания.

– Продолжать?

– Да, продолжайте мыться. – Он наклонился вперед и, опершись локтями о край ванны, опустил в воду кончики пальцев. В глазах его блестели озорные искорки. – Не помочь ли вам найти мыло?

При одной мысли о том, что его рука шарит под водой по дну ванны, у нее перехватило дыхание. Не в состоянии творить, она покачала головой, от чего очки соскользнули на кончик носа. Она не успела их поправить, потому что он их снял и положил на столик.

– Они все равно запотеют от пара, – сказал он. – К тому же вам они не потребуются, потому что я твердо намерен оставаться рядом.

– Но это неприлично, – заявила она. Наконец-то здравый смысл в ее сознании восторжествовал.

– Вы, кажется, так не думали, когда пришли в мою спальню и наблюдали, как я принимаю ванну. Так что кто бы говорил, а вы бы помалкивали.

Проклятие! Досадно, но Сара не могла отрицать, что он прав.

– Это едва ли справедливо. Ведь вы не знали, что я за вами наблюдаю.

– Не знал. – На его губах заиграла бесовская улыбка. – Если бы я знал, что у меня есть зрительская аудитория, я устроил бы более зрелищное шоу. – Он погладил кончиком пальца ее лодыжку, от чего у нее по спине пробежали мурашки. – Вы видели мое купание. Будет только справедливо, если я увижу ваше, Сара.

При звуке своего имени, произнесенного шепотом, она задрожала. Она действительно видела, как он купается, и эту картину никогда не забудет. Как ни печально, но она сомневалась, что ее вид окажется столь же незабываемым. Однако Мэтью так смотрел на нее… глаза его потемнели, взгляд стал напряженным. И был в его взгляде некоторый вызов, как будто он спрашивал: «Хватит ли у тебя смелости?»

Хватит ли?

Совсем недавно она решительно ответила бы: «нет». Она не из тех женщин, которые купаются на глазах у мужчины. Однако несколько дней тому назад она могла бы поклясться, что не принадлежит к числу женщин, которые прячутся за шторой и подсматривают за купающимся джентльменом. Или целуются с почти голым мужчиной.

Сара судорожно глотнула воздух. Почему она не возмущается его вторжением в ее частную жизнь? Почему не требует, чтобы он немедленно убирался? Почему она сейчас – по совершенно необъяснимым причинам – чувствует себя более живой, чем когда-либо, не считая волшебных мгновений, проведенных в его объятиях? Вместо того чтобы говорить и чувствовать то, что следовало бы, она молчала, онемев от приятного возбуждения и предвкушения.

Никогда еще ни один мужчина не смотрел на нее таким взглядом. И не вызывал такого чувства, от которого дух захватывало. И не делал ее такой бесшабашной и храброй. Полной желаний, которым она даже названий не знала.

Такой полной жизни.

Ни один мужчина, кроме него.

– Не хотите ли, чтобы я потер вам спинку?

Он говорил шепотом соблазнителя, который обволакивал ее, заставляя подчиниться и принять его вызов. Внутренний голос пытался предостеречь, заставить отказаться, но сердце, переполненное любопытством и желанием, заставило его замолчать.

Не говоря ни слова и не отводя от него взгляда, она неуверенно пошарила рукой по дну ванны, отыскивая мыло. Потом передала ему прямоугольный кусочек.

Поблескивая глазами, он взял у нее мыло и передвинулся на другую сторону ванны. Она услышала, как скрипнули его сапоги, когда он присел за ее спиной.

– Наклонитесь вперед, – тихо сказал он.

Она подчинилась, покрепче обхватив согнутые ноги и положив подбородок на приподнятые колени. Он плеснул пригоршню воды на ее плечи, и его намыленные ладони и пальцы принялись скользить вверх и вниз по ее спине и плечам, массируя их и вызывая невероятно приятные ощущения. Она не могла сдержать стон наслаждения.

– Вам хорошо? – спросил он.

– Да, – промолвила она. Да, да, да! Больше чем хороню. Прекрасно!

– У вас великолепная кожа. Невероятно нежная. Вам известно, что это… – его пальцы скользнули под водой вниз по спине, остановившись на ягодицах, – одно из самых чувствительных мест на теле женщины?

Ей пришлось дважды глотнуть, чтобы обрести голос.

– Я… я вам верю. – Его пальцы продолжали медленно ласкать ее, и она больше не могла говорить, а могла лишь чувствовать. Трепет пробегал по ее телу, и каждый вздох превращался в стон наслаждения. Его руки не спеша скользнули вверх, и он смыл мыльную пену с ее спины и плеч.

– Еще? – тихо спросил он.

«Да, да, Боже мой! Прошу тебя. Только не останавливайся». По правде говоря, все ее существование свелось, кажется, к одному слову – «еще»!

Внутренний голос еще пытался вмешаться и заставить ее остановить это безумие. Сказать, что это зашло слишком далеко. Что все это абсолютно неприлично. Что это может привести к скандалу. Может погубить ее репутацию. Но ее тело категорически не желало, чтобы его лишали участия в этом пиршестве удивительных ощущений.

– Еще, – согласилась она.

Легонько ухватив за плечи, он заставил ее отклониться назад. Она подчинилась, хотя из скромности скрестила ноги и сложила на груди руки.

Не прошло и нескольких секунд, как его намыленные руки снова начали свои магические массирующие движения, продвигаясь вдоль предплечья до запястья. Когда он обласкал каждый ее пальчик, глаза ее полузакрылись и она чуть не растаяла от наслаждения.

Потом он проделал то же самое с другой рукой. Затем настала очередь шеи, ключиц, потом он добрался до груди.

С усилием подняв отяжелевшие веки, она наблюдала, как его руки, скользнув под воду, добрались до округлостей грудей. Дыхание у нее стало прерывистым, и она, сама того не замечая, выгнула спину. Подушечками больших пальцев он прикоснулся к соскам, и они затвердели, словно умоляя его повторить эту чувственную ласку.

Она следила восхищенным взглядом за тем, как его длинные пальцы играют с ее мокрыми грудями, описывая окружности вокруг сосков и легонько потягивая их, заставляя ее всякий раз издавать стон наслаждения. При виде его рук на своем теле она возбуждалась так, словно ее тело охвачено пламенем. Складки между ее ногами отяжелели и набухли в ожидании его ласки. Она поерзала и стиснула бедра, однако это движение не только не успокоило, но воспламенило ее еще сильнее.

– Ты так приятна на ощупь, Сара. Такая мягкая и теплая. – И тут его губы оказались на ее губах. Прикосновение было нежным. Слишком нежным. А ей хотелось, ей было нужно большего.

Вздохнув, она раскрыла губы и почувствовала, что он буквально впился в них. Ощущение его языка, прикасающегося к ее языку, его рук, ласкающих ее груди, наполняло ее горячим желанием чего-то такого, что она не могла назвать, но чего отчаянно хотела. Хотела со страшной силой.

В следующее мгновение его руки и губы исчезли, и она протестующе застонала. Потом он появился снова. Он стоял возле ванны и сверху вниз смотрел на нее напряженным взглядом. Хотя она не могла отчетливо видеть его лицо, но слышала прерывистое дыхание.

– Еще? – серьезным тоном шепнул он.

Сара пристально взглянула на него, на этого мужчину, который за какие-то несколько дней взбудоражил все ее чувства. Такого с ней еще никогда не бывало. Ее разум, ее сердце, тело хотели знать больше.

Но осмелится ли она?

Если она скажет «да», то не пожалеет ли завтра о своем решении? Возможно. Но в глубине души она знала, что пожалеет еще больше, если упустит эту возможность, о которой еще совсем недавно не могла и мечтать.

– Еще, – прошептала она.

Он протянул к ней руки, и она, приняв решение, вложила в них свои руки. Он осторожно поставил ее на ноги. С нее стекала вода. Она стояла перед ним спокойно, пока он медленно обводил взглядом ее мокрое тело. Его взгляд оставлял за собой горячую дорожку, и от этого жара испарялась ее скромность.

Когда их взгляды встретились снова, он прошептал:

– Ты безупречна.

С ее точки зрения, это было неподходящее слово для того, чтобы охарактеризовать ее. Она никогда не думала, что так скажет о ней какой-либо мужчина. У нее замерло сердце, когда он вытащил из ее волос шпильки, которые рассыпались по полу. Освободившиеся непокорные кудрявые волосы упали до бедер. Он неспешно пропустил сквозь пальцы их пряди.

– Безупречна, – повторил он. – Если бы тебя мог видеть Боттичелли, он назвал бы тебя своей музой. Жаль, что ему не удастся получить такое наслаждение.

– Никак не пойму, почему вы говорите это.

– Вот как? Но ведь вы сказали нечто подобное в моей спальне о моем желании поцеловать вас. Поэтому я отвечу так же, как ответил тогда: «Не беспокойтесь. Я могу придумать такое количество объяснений, что хватит для нас обоих».

Он прикоснулся пальцем к ее шее, и рука его медленно заскользила вниз. Сара закрыла глаза. Сжав колени, она сосредоточила внимание на руке, впитывая в себя мириады новых ощущений. Добравшись до груди, он поиграл сосками, так что они затвердели, и у нее вырвался вздох.

– Открой глаза, Сара.

Она с трудом подняла отяжелевшие веки и взглянула в его прекрасные светло-карие глаза, потемневшие от страсти, которую она и не мечтала вызвать.

Он подошел еще ближе и опустил голову. Язык его описал окружность вокруг напрягшегося соска, потом он взял сосок в губы и осторожно втянул его. Сара тихо охнула и замерла, почувствовав сосредоточившееся где-то внизу живот острое наслаждение от интимности этой ласки. Подняв руки, она пропустила сквозь пальцы его густые волосы, наслаждаясь каждым восхитительным движением его губ.

– Сара… Сара, – шептал он, обжигая дыханием ее кожу. Потом его губы оказались на ее губах, а она обвила руками его шею, и в голове ее не осталось никаких мыслей, кроме одной: «Еще… еще…»

Как будто услышав эту безмолвную мольбу, он углубил поцелуй, и его язык затанцевал вместе с ее языком. Одна его крупная рука скользнула вниз по бедру и стала приподнимать ее ногу, пока ее ступня не оказалась на краю ванны. Если она и почувствовала какое-то смущение, оказавшись в столь нескромной позе, то оно исчезло при первом же прикосновении его пальцев к мучительно ожидающим этого прикосновения складкам между ее ногами.

Она охнула, не отрывая губ, и снова соскользнула бы в ванну, если бы ее не удержали его сильные руки, обнимавшие ее за талию. Его рука ласкала ее круговыми движениями, пока она сама не принялась, потеряв стыд, ритмично двигаться, прижимаясь к его руке. Он застонал, поднял голову и проложил дорожку из поцелуев вдоль ее щеки, шеи.

– Ты такая мягкая, – прошептал он, уткнувшись лицом в ее шею. – Такая горячая и влажная. Это… восхитительно.

Да, восхитительно. То, как он прикасался к ней, возбуждая ее женскую плоть, было восхитительно. И с каждым мгновением приближало ее к какой-то цели, которая пока оставалась недостигнутой.

И вдруг расстояние до этой цели было преодолено в мгновение ока, когда его следующее магическое прикосновение ввергло ее в пучину наслаждения и у нее вырвался неистовый крик. Она прижалась лицом к его плечу, и на какое-то мгновение все ее существо сосредоточилось в одной точке между бедрами, которую он продолжал поглаживать. Пульсация постепенно прекратилась, оставив ее до неприличия обессилевшей после полученного греховного наслаждения.

Она сделала глубокий вдох и со всей остротой ощутила запах его кожи. Пахло сандаловым деревом, чистым бельем и им. Она медленно подняла голову и увидела, что он смотрит на нее серьезным взглядом светло-карих глаз.

– Сара, – прошептал он.

– Лорд Лэнгстон, – прошептала она в ответ. Уголок его губ дрогнул в улыбке.

– Мэтью.

– Мэтью, – повторила она. Само звучание его имени вызывало трепет. Она медленно опустила одну руку, ее ладонь скользнула в распахнутый ворот его сорочки и замерла на груди. Она распластала пальцы на теплой коже, впитывая ощущение ударов его сердца и чувствуя, как щекочут ладонь темные волосы на груди. – Мэтью… что ты такое со мной сделал?

Он взял в ладонь ее щеку и провел подушечкой большого пальца по скуле, глядя на нее так, как будто она была загадкой, которую ему предстояло разгадать.

– А ты что сделала со мной?

– Ничего похожего на те чудеса, которые ты сотворил со мной. Я никогда еще такого не испытывала.

Что-то непонятное промелькнуло в его взгляде.

– Я рад, что был первым. – Он поцеловал ее в лоб, потом одним плавным движением поднял из ванны и поставил на ноги. Когда ее ноги коснулись ковра, его твердый, возбужденный член оказался прижатым к ее животу. Сара пожалела, что он в одежде, а не гол, как она. Ей хотелось, чтобы ничто не мешало ей удовлетворить жгучее любопытство и узнать, каков на ощупь каждый дюйм его тела.

Поставив ее на ноги, он отошел на шаг и взял со спинки кресла ее халатик. Он встал за ее спиной и развернул его так, чтобы она смогла вдеть руки в рукава. Потом ни ощупь завязал поясок вокруг талии.

– Теперь мы, кажется, в расчете, – сказал он. Она приподняла брови:

– Не совсем.

– Неужели? Ты видела, как я купаюсь, я видел, как купаешься ты.

– Я только видела, как ты купаешься, а ты помогал мне мыться. И еще кое-что.

Вместо того чтобы развеселиться, как она ожидала, он серьезно посмотрел на нее. Потом, взяв за руку, переплел свои пальцы с ее.

– Ты этого хочешь, Сара? – спросил он, вглядываясь в ее лицо. – Хочешь помочь мне мыться?

Ей хотелось сразу же ответить «да», но она подавила это желание. Потому что, судя по его серьезному тону и выражению лица, он не вкладывал в этот вопрос шутливого смысла. Самым безразличным тоном, какой только могла себе позволить, она ответила:

– Я об этом подумаю.

Конечно, подумает. Она сомневалась, что вообще сможет думать о чем-либо, кроме этого.

– Что касается того, что я помог тебе мыться, то, боюсь, я не мог остановить себя. – Он окинул взглядом ее тело и глубоко вздохнул. Снова встретившись с ней глазами, он сказал: – А теперь мне нужно идти, пока я снова не окажусь в такой же ситуации и не смогу остановить себя. – Поднеся к своим губам ее руку, он поцеловал ее пальцы. Потом, отпустив ее, быстро направился к двери и вышел из комнаты, не оглянувшись и тихо закрыв за собой дверь.

Сара повернулась к ванне и некоторое время стояла, глядя на воду и заново переживая то невероятное, волшебное, что произошло между ними. Ей, конечно, следовало бы чувствовать сожаление. Стыд. Смущение в связи с тем, что позволила ему такие вольности. А она вместо этого ощущала радость и приятное возбуждение. Ведь она только теперь поняла, о чем, прикрываясь веерами, шептались на вечеринках леди.

Она повернулась, и ее взгляд упал на кровать. Наверное, пора бы лечь спать, но разве заснешь, когда голова полна мыслями о том, что только что произошло?

Понимая, что ее ожидает бессонная ночь, она подошла к окну и откинула край тяжелой зеленой бархатной шторы. На звездном небе сияла полная луна, словно великолепная жемчужина на фоне черного атласа, усыпанного бриллиантами. Серебристый лунный свет освещал сад. Ее взгляд скользнул по безупречно подстриженному газону и аккуратным живым изгородям. По группе высоких вязов. И наткнулся на человека с лопатой, направляющегося к зарослям вязов.

Охнув, она прижалась носом к стеклу. Даже если бы она не узнала Мэтью, она не могла ошибиться, так как следом за ним бежал Дэнфорт. Чем бы милорд ни занимался прошлой ночью, он, несомненно, намеревался повторить это снова – хотя не прошло и четверти часа с того момента, как он покинул ее спальню. Все ее тревоги, которые исчезли под воздействием его поцелуев и пьянящих ласк, сразу же заявили о себе с новой силой.

Испытывая отвращение к самой себе за то, что смогла так легко и просто забыть свои сомнения, она бросилась к гардеробу и быстро переоделась в темно-коричневое платье. Вспомнив об убийстве Тома Уиллстона, она схватила латунную кочергу с подставки возле камина, поскольку не собиралась подвергать себя опасности. Вооружившись таким образом, она вышла из комнаты, торопливо сбежала по ступеням лестницы, горя желанием разобраться раз и навсегда в том, чем занимается этот возмутительный лорд Лэнгстон.

 

Глава 11

Мэтью шел в темноте по садовой дорожке. Все его чувства были напряжены. В дополнение к ножу, который он обычно носил за голенищем правого сапога, он спрятал нож и в левый сапог и прихватил с собой Дэнфорта для обеспечения еще более надежной безопасности. Если и вправду кто-то следит за ним и ждет, чтобы он нашел то, что ищет, он без боя не отдаст найденное – если, конечно, ему вообще удастся это найти. А если убийца Тома Уиллстона все еще рыщет где-нибудь поблизости, Мэтью должен быть готов к встрече.

Он направился в дальний северо-западный угол сада, куда обычно боялся заходить. Если бы он знал хотя бы основы садоводства год тому назад, когда приступил к решению своей головоломки, то запланировал бы поиски в северо-западном углу на зимние месяцы, когда не цветут розы. Но тогда он ничего этого не знал, и поэтому теперь северо-западный участок сада остался последним, где предстояло произвести раскопки. Поэтому ему приходится сейчас идти туда, в царство роз.

И не какие-нибудь несколько роз. Там цвели сотни этих прекрасных, душистых цветов. И все они только и ждали случая заставить его чихать.

При одной мысли о роковых для него цветах у него зачесался нос. Приступ чихания начался так неожиданно и с такой силой, что у него не было времени подавить его. Потом один за другим последовали еще два, и только после этого ему удалось несколько приглушить звук, зажав нос носовым платком.

Черт возьми! Он явно приближается к цели своего назначения. А это следовало бы сделать незаметно, принять какие-то меры. Но в голове полный сумбур. А все из-за нее!

Выругавшись себе под нос, он попробовал прогнать все мысли об этой женщине и соорудил себе из носового платка некое подобие маски, прикрывающей нижнюю часть лица, завязав его концы на затылке. Это отчасти спасало нос, но не глаза, которые по мере приближения к розарию все сильнее чесались и слезились.

Мэтью вздохнул, смирившись с судьбой, и ступил на обсаженную розовыми кустами дорожку. Дойдя до конца розария, он остановился и, оглядевшись вокруг, прислушался. Хотя ничего подозрительного не увидел, ему снова покаялось, что за ним наблюдают. Взглянув на Дэнфорта, он заметил настороженную позу пса. Может быть, тот почуял чужого?

Мэтью подождал около минуты, но поскольку Дэнфорт не издал даже предостерегающего рычания, решил, что пора приступать к работе. Он был уверен, что Дэнфорт учует любого чужака. Если бы он захватил его с собой в ту ночь, когда видел Тома Уиллстона, этот человек, возможно, был бы до сих пор жив.

С терпением, выработавшимся у него за последний год, Мэтью начал копать траншею вдоль кустов в надежде, что на сей раз получит искомый результат. Вонзая в почву лопату, он думал именно о том, о чем пытался не думать.

О ней.

Причем не просто думал. Он погрузился в море чувств, что, естественно, не способствовало полной отдаче в работе. Перестав копать, он оперся на черенок лопаты и закрыл глаза. И сразу же представил себе ее в ванне. Мокрую, с атласной кожей, отдыхающую в душистой воде. Потом вообразил, как она взглянула на него своими прекрасными глазами, медленно поднимаясь из воды, как на картине Боттичелли.

Его голова была полна воспоминаний о том, каковы на ощупь ее кожа, ее волосы, влажное, набухшее средоточие ее женственности. Ему вспоминались ее нежный цветочный запах и эротические гортанные звуки, которые она издавала. Он отправился в ее спальню с намерением пробыть там всего минуту, чтобы увидеть выражение ее лица, когда она поймет, что он намерен расплатиться с ней той же монетой. А потом уйти.

Разве не таким было его намерение?

Он открыл глаза и покачал головой. Да поможет ему Бог, он и сам не знал этого. Он знал лишь, что был очарован с первого взгляда. Окончательно и бесповоротно. И абсолютно не способен уйти.

Во всем виноваты ее глаза. Огромные, выразительные, нежные. Словно озерца меда, в которых мужчина может просто утонуть. И когда она смотрела на него, именно это он ощущал – ему казалось, что он тонет. Но виноваты не только глаза, а все остальное. Вся она целиком.

Никогда еще ни одна женщина не воздействовала на него так сильно и так быстро. Как ни пытался, он не мог вспомнить ни одной женщины, которая бы околдовала его так, как эта, к которой ему не терпелось бы прикоснуться, как к этой, и которая бы напрочь лишила его способности контролировать себя. Учитывая его обстоятельства, дело было совсем плохо.

Он чуть было не застонал. Как это могло случиться? Как произошло, что эта женщина, совсем не похожая на тех, которые ему нравились прежде, смогла так сильно зацепить его? И так глубоко?

Это же просто смешно. И чертовски раздражает. Но и отрицать очевидное, черт возьми, невозможно.

Это невероятное влечение к ней объясняется, должно быть, именно тем, что она так сильно отличается от женщин, к которым его когда-либо влекло. Значит, это… чувство – или как бы оно ни называлось – всего лишь временное помрачение рассудка и, будем надеяться, скоро пройдет.

При этой мысли он даже немного повеселел. Да, все это, несомненно, дело времени, результат бессонных ночей. И тревог. И хождения туда-сюда перед камином. И копания ям.

А еще одним немаловажным фактором было то, что у него слишком долго не было женщины. Несомненно, он возбудился бы при виде любой женщины, которая, поднявшись из ванны, стояла бы перед ним мокрая и абсолютно нагая. Его внутренний голос грубо фыркнул и назвал его полным идиотом. «От других женщин ты просто ушел бы, – напомнил голос Мэтью, – но от Сары, сидящей в этой ванне, ты не смог бы уйти даже под дулом пистолета». Он нахмурил лоб и приказал внутреннему голосу заткнуться к чертям собачьим.

Такие мысли, черт возьми, совсем не способствовали достижению его цели. Обреченно вздохнув, Мэтью принялся копать следующую яму. Едва он успел отбросить первую лопату земли, как Дэнфорт, пока что лежавший спокойно, неожиданно вскочил. Пес поднял морду, ноздри его зашевелились, он весь напрягся, готовый к действиям. Издав низкое рычание, Дэнфорт бросился вниз по дорожке.

Мэтью мгновенно извлек из правого сапога нож и с оружием в одной руке и лопатой – в другой помчался следом за Дэнфортом.

Уже приближаясь к концу розария, он услышал, как затрещали кусты и несколько раз гавкнул Дэнфорт. Несколько секунд спустя Мэтью завернул за угол дорожки и остановился как вкопанный, увидев Дэнфорта, который, вместо того чтобы поймать и обезвредить потенциального неприятеля, вилял хвостом и, свесив язык, излучал собачее счастье, с обожанием глядя на Сару, на ботинке которой с довольным видом восседал. Сара стояла, прижавшись спиной к толстому стволу вяза. Одной рукой она гладила Дэнфорта по голове, в другой сжимала каминную кочергу.

Дэнфорт, почуяв его присутствие, повернулся к нему. Его морда как будто улыбалась, и Мэтью так и слыша лось, как пес говорит: «Посмотри, кого я нашел! Вот радость-то!»

Гм-м… Этому новому трюку – отыскивать Сару в таких местах, где ее не ожидают, – он явно научил его сам. И теперь был чертовски рад, что сделал это.

Она подняла взгляд и уставилась на него в таком же замешательстве, которое испытывал он сам. Мэтью должен бы наверняка возмутиться, обнаружив ее здесь, убедившись, что она шпионит за ним. Да и бешеный ритм, который отбивало его сердце, был, конечно же, результатом этого возмущения. А что означала горячая волна, пробежавшая по его телу? Это было похоже на страстное желание, однако на самом деле объяснялось всего лишь раздражением. И он вовсе не представлял сейчас ее голой. И мокрой. И тающей в его объятиях.

Она поправила сползшие на нос очки и нахмурилась.

– Лорд Лэнгстон? Это вы?

Силы небесные, видно, эта женщина совсем ненормальная.

– Конечно, это я. А вы что здесь делаете?

Она ответила ему вопросом на вопрос:

– Что случилось с вашим лицом?

С лицом? Он поднял руку и вспомнил, что забыл снять импровизированную маску из носового платка. Нетерпеливым жестом он сдвинул вниз кусочек ткани и сердито посмотрел на нее.

– С моим лицом ничего не случилось. Но что вы здесь делаете? – снова повторил он.

Она вздернула подбородок:

– А что делаете здесь вы?

Не отводя от нее взгляда, он шагнул вперед и, остановившись прямо перед ней, тихо свистнул. Дэнфорт немедленно подчинился, поднялся и встал рядом с ним.

– Я работаю в своем саду, – сказал он абсолютно спокойным тоном.

Она вскинула брови и подбородком указала на нож в его руке:

– Вот как? Какие же работы вы выполняете с помощью этого ножа? Закалываете насмерть растения, цветущие по ночам?

– А вы что делаете с моей каминной кочергой? Ищете под кустами тлеющие поленья?

– Я захватила кочергу, чтобы защищаться. Если вы помните, неподалеку отсюда был убит человек.

Он содрогнулся от страха за нее и тут же разозлился, что она явилась сюда одна.

– Я это помню, а поэтому вновь задаю вопрос, на который вы не изволили ответить; что вы здесь делаете?

– Гуляю. Наслаждаюсь ночным воздухом.

Он приблизился к ней еще на шаг. Глаза у нее округлились, но она даже не попыталась отступить назад.

– После ванны?

– Да. Хотите – верьте, хотите – нет, но ванна не лишает человека способности ходить.

– Если вам нужен ночной воздух, вы могли бы дышать им, не покидая спальни, – вкрадчиво сказал он. – Можно было бы открыть окна и погулять по комнате, не рискуя столкнуться с убийцей. Вы, как видно, либо очень храбрая, либо очень глупая.

– Смею вас заверить, что я не такая уж глупая. Я захватила с собой кочергу, которой в случае необходимости готова воспользоваться, – сказала она, многозначительно взглянув на него. – К тому же я знала, что вы с Дэнфортом находитесь поблизости, так что никакой опасности я не подвергалась.

– Откуда вам известно, что мы с Дэнфортом находимся поблизости?

– Я видела вас из окна. А теперь ваша очередь ответить на мой вопрос, который вы оставили без ответа: что вы здесь делаете с этим ножом?

– Я захватил его в целях защиты от непрошеных гостей.

– Мне казалось, что я гостья, но не непрошеная.

– Все мои гости спят в такое время.

– А не бродят по саду?

– Вот именно.

– В таком случае вам следовало бы написать инструкции для своих гостей, потому что я, например, не знала, что здесь требуется ложиться спать в определенное время.

– Написать правила поведения – отличная мысль. Обязательно включу правило о том, что гости не должны шпионить за хозяевами.

– В таком случае я предложила бы добавить правило о том, что хозяева не должны умышленно лгать своим гостям.

– Значит, вы признаете, что шпионили за мной?

Она помедлила, потом решительно кивнула:

– Да.

– Зачем?

– Для того чтобы узнать, почему вы мне лгали.

– В чем же, по-вашему, я вам лгал?

– Вы лгали относительно причины ваших ночных вылазок в сад. То, что вы здесь делаете, не имеет никакого отношения ни к растениям, цветущим ночью, ни к садоводству вообще.

– На чем же основываются эти ваши обвинения?

– Скажите мне, милорд, ваши «тортлинджеры» посажены в этой части сада?

Мэтью чуть помедлил, мысленно обругав себя за то, что забыл поговорить с Полом.

– Нет.

– А ваши страфф-уорды?

– Тоже нет. Вы и сами видите, что эта часть сада отведена исключительно для роз, – сказал он. Вот так-то. Даже он знал о розах достаточно, чтобы одурачить самопровозглашенного эксперта в области садоводства.

– Значит, ваши тортлинджеры и страфф-уорды растут в какой-то другой части сада?

– Разумеется.

– Не покажете ли вы мне, где именно?

– Непременно. Но не сейчас.

– Почему?

– Потому что сейчас я намерен сопроводить вас домой, а потом снова заняться своим делом, которое не является вашим делом.

– Ничего подобного вы не сделаете. Потому что я не ухожу. А вы объясните мне, чем вы тут занимаетесь. И не усложняйте ситуацию дальнейшей ложью.

– Мне не нравится, когда меня называют лжецом, Сара.

– В таком случае я настоятельно советую вам перестать лгать. – Она немного помолчала, потом добавила: – Кстати, таких растений, как тортлинджеры и страфф-уорды, не существует в природе.

– Простите, не понял.

Она очень медленно повторила то, что сказала, как будто говорила со слабоумным.

Мэтью застыл от неожиданности, потом едва не рассмеялся. Не над ней, а над собой. Черт возьми! Как ловко удалось ей обвести его вокруг пальца. Он не мог бы даже сказать, разозлило это его, позабавило или впечатлило.

– Понятно, – сказал он, не в силах скрыть восхищения.

– В таком случае вы поймете также, что я жду внятных объяснений по поводу ваших ночных вылазок в сад.

– По правде говоря, не понимаю, почему я должен вам их давать. То, чем я занимаюсь на принадлежащей мне земле, вас не касается. Тот факт, что мы с вами видели друг друга голыми, еще не означает, что я обязан оправдываться перед вами.

– Это меня касается, если вы не хотите, чтобы я поверила, будто во время посещения сада той ночью вы выкопали неглубокую могилу для мистера Уиллстона.

– Так вы этому верите, Сара? Верите, что я убил Toма Уиллстона? – Прежде чем она успела ответить, он подошел к ней еще на шаг: – Ведь если бы я действительно сделал это, у меня появилась бы причина убить и вас. – Он подошел к ней еще ближе. Теперь их разделяло не более двух футов. – Здесь и сейчас.

– Я не верю, что вы убили его, – тихо сказала она.

– Вот как? Ведь вы сами сказали, что видели меня в ту ночь с лопатой, а я не могу отрицать, что солгал вам относительно цели своей вылазки в сад. Так почему вы не верите, что я его убил?.

Она долго смотрела на него, прежде чем ответить. А он даже зубами скрипел, опасаясь, что его затянет в водоворот ее взгляда.

Наконец она сказала:

– Потому что я прислушиваюсь к своему сердцу. A оно говорит, что вы человек чести. Что вы не убили и не смог ли бы убить никого. Что человек, который все еще чувствал себя виноватым в смерти своих брата и сестры и по прошествии многих лет скорбит об их утрате, не способен лишить кого-нибудь жизни.

Ее слова жгли его. Она, несомненно, верила в то, что говорила, и эта ее неоспоримая вера делала его, черт возьми, уязвимым и сбивала с толку. Он мог бы ожидать такой веры от Дэниела, своего лучшего друга, но не от женщины, которая едва знала его. Даже его собственный отец не верил, что он является человеком чести. А она верила.

Судорожно глотнув воздух, он смог лишь сказать в ответ:

– Благодарю вас.

– Не стоит благодарности, – сказала она и положила руку на его плечо. – А теперь расскажите, что вы здесь делаете. Прошу вас.

Размышления о том, насколько можно ей доверять, не заняли много времени. Все решило сочетание таких факторов, как искренняя тревога в ее глазах, тепло ее руки и неожиданно нахлынувшая на него усталость от необходимости постоянно держать свои дела в секрете. Если он ей расскажет, то, учитывая ее познания в области растениеводства, сможет просто попросить ее помочь, а ведь именно это он и хотел сделать.

Сунув снова нож за голенище и воткнув лопату в мягкий грунт, он сделал глубокий вдох и начал свой рассказ:

– За годы, предшествовавшие смерти отца, мы с ним редко видели друг друга. И каждая из этих встреч была напряженной и неприятной. Он всегда старался довести до моего сознания, что не одобряет мой образ жизни и что я недостоин титула. Хотя сам отнюдь не был образцом добродетели. Напоминал, что я виноват в смерти Джеймса. Тут он был прав. Джеймс был достоин титула и вообще был настоящим мужчиной, каким мне никогда не стать. – Даже сейчас, когда он рассказывал об этом, эти слова жалили и обижали его так же сильно, как тогда, когда их произносил отец. – Три года тому назад, после одной из наших обычных напряженных встреч, мы рассорились окончательно и всякие связи между нами оборвались. Я больше ничего не слышал о нем, пока он не позвал меня, уже лежа на смертном одре.

Мэтью закрыл глаза, представив себе запечатлевшийся в памяти образ бледного, истерзанного болью умирающего отца. Выстрел грабителя нанес ему смертельную рану, однако умер он не мгновенно, а мучился еще целый день. Он открыл глаза и, глядя в землю, продолжил:

– Приехав из Лондона в Лэнгстон-Мэнор, я узнал от отцовского управляющего, что на имении огромные долги. Отец всегда был игроком, но, очевидно, в последнее время ему особенно не везло. Он потерял все, чем владел, задолжав огромные суммы слугам и сотням поставщиков и лавочников. Даже управляющему имением он был должен. – Мэтью сделал глубокий вдох и, не поднимая глаз, тихо сказал: – Когда я увидел отца, он доживал последние минуты. Был очень слаб, и каждый вздох давался ему с трудом. Прерывающимся голосом он сказал, что должен сообщить мне что-то очень важное и тайное, но прежде взял с меня обещание кое-что сделать для него. Не знаю, было ли это от чувства вины, от гордости или от желания показать ему, что я человек чести, а возможно, из-за сочетания всех этих факторов, но я пообещал ему выполнить все, о чем он просит. – Взглянув ей в глаза, Мэтью сказал: – Он взял с меня обязательство жениться в течение года и произвести на свет наследника. Честь обязывает меня выполнить это обещание.

Она медленно кивнула:

– Понятно. И год уже почти прошел.

– Да. Осталось ровно двадцать восемь дней.

– Значит, слухи о том, что вы подыскиваете невесту, не лишены оснований?

– Не лишены.

– Именно с этой целью вы пригласили сюда погостить мою сестру, леди Эмили и леди Джулиану? Чтобы выбрать одну из них на роль вашей жены?

– Именно так.

Она нахмурила лоб:

– Но почему вы не расширили возможность выбора? Вы давно не были в Лондоне, а там за последние несколько месяцев состоялось множество балов и других светских мероприятий, на которых присутствовали десятки молодых, подходящих для замужества леди.

– Я не хотел уезжать за пределы имения. Не хотел сокращать время, отведенное на поиск.

– Поиск?

– Это имеет отношение к тому большому секрету, который сообщил мне отец. – Говоря это, Мэтью почти ощутил, как слабая отцовская рука хватается за его руку, и вспомнил, как отец, превозмогая мучительную боль и понимая, что время его истекает, в отчаянии пытался довести до его сознания то, что хотел поведать. – Он сказал мне, что в ночь накануне рокового выстрела он выиграл огромную сумму денег – их с лихвой хватило бы, чтобы расплатиться со всеми долгами и вернуть былое величие нашему родовому поместью. Он спрятал эти деньги здесь, на нашей земле.

– В саду, – добавила она, глядя на него округлившимися глазами.

– Да. Но он говорил так тихо и невнятно, что понять его было трудно. Он так и умер, пытаясь добавить что-то еще. Потом я записал то, что мог вспомнить из сказанного им, и с тех пор пытаюсь найти спрятанные им деньги, чтобы расплатиться с долгами, которые унаследовал после его смерти.

Она медленно кивнула, потом оттолкнулась от ствола дерева и подошла к нему. Было видно, что она обдумывает все, что он рассказал.

– Кажется, теперь я понимаю, – сказала она и принялась прохаживаться туда-сюда перед ним. – Поскольку у вас осталось так мало времени до истечения срока, вы не хотели уезжать из поместья и прерывать поиск. Однако для того, чтобы выполнить обещание, данное отцу, вам нужно найти невесту. А поскольку у вас большие долги и вам, возможно, так и не удастся отыскать спрятанные деньги, вашей невестой должна быть богатая наследница. Поэтому вы пригласили к себе в поместье трех женщин, которых считаете достойными кандидатурами, с намерением выбрать одну из них, не прерывая поиска. – Она встретилась с ним взглядом. – Я правильно поняла?

– Я бы и сам не смог объяснить лучше.

Она поправила очки, потом тихо спросила с явно неодобрительной ноткой в голосе:

– Вы женитесь только ради денег?

Он взъерошил рукой волосы.

– К сожалению, у меня нет иного выхода. Я не могу допустить полного разорения поместья. На меня рассчитывает множество людей. Поместье является для них единственным источником средств существования. Не могу я также игнорировать историю рода Лэнгстонов и тот факт, что это поместье на протяжении многих поколений было родовым гнездом моей семьи. Бремя ответственности лежит теперь на моих плечах, а к своим обязанностям я отношусь серьезно. – Он взглянул на Дэнфорта, который спокойно стоял рядом с ним, потом снова посмотрел на нее: – Вы, конечно, знаете, что многие браки в сословии пэров заключаются на основе удачного сочетания состояний и титулов, а вовсе не по сердечным привязанностям.

– Знаю, – сказала она. Джулиана не раз говорила ей, что прекрасно понимает: на ней женятся из-за ее денег. – Надеюсь, что вы рассказываете мне все это не потому, что в противном случае я могу сообщить властям о ваших ночных вылазках с лопатой. Вы делаете это потому, что надеетесь, что мои цветоводческие познания помогут вам найти какой-то ключ к разгадке слов вашего батюшки. Я права!

Он кивнул:

– Вы снова великолепно все объяснили. Так вы готовы помочь мне?

Вместо того чтобы ответить на его вопрос, она спросила.

– А вы не просили своего садовника Пола помочь вам.

– Нет. Просто я задал ему несколько вопросов общего характера и проявил интерес к садоводству, но помощи ни у кого не просил. Я не хотел, чтобы поползли какие-то слухи. Если бы я доверился Полу, он мог бы нечаянно проговориться одному из деревенских жителей или слуг, и не успел бы я оглянуться, как все население в радиусе десяти миль копало бы ямы в моем саду.

– Откуда вы знаете, что я не сделаю то же самое? Не расскажу кому-нибудь о вашем секрете или не попытаюсь отыскать деньги и присвоить их?

Желание прикоснуться к ней стало нестерпимым. Он протянул руку и провел кончиками пальцев по ее щеке.

– Сердце подсказывает мне, что вы этого не сделаете.

Она в течение нескольких секунд смотрела на него, и в ее взгляде он заметил то ли обиду, то ли разочарование. Потом она снова принялась прохаживаться туда-сюда.

– Конечно, – бормотала она. – Теперь я понимаю. Вот почему вы были так… внимательны. Так обаятельны. Вот почему вы поцеловали меня. Пригласили выпить чаю. Пришли ко мне в комнату сегодня вечером. Вам была нужна моя помощь.

Мэтью схватил ее за руку, когда она проходила мимо него, и развернул к себе лицом.

– Нет, – сказал он более резко, чем намеревался.

– Вам не нужна моя помощь?

– Нужна. Но не это является причиной моего внимания к вам.

И снова в ее огромных глазах промелькнуло разочарование.

– Все в порядке, милорд. Я все понимаю…

– Во-первых, зовите меня Мэтью. А во-вторых, ничего вы не понимаете, – заявил он.

Она не поняла, а он хотел, ему нужно было, чтобы она поняла. Схватив ее вторую руку, он прижал ее к себе.

– Сначала мое внимание объяснялось именно этой причиной, – признался он, буквально ненавидя себя зато, что в ее взгляде снова промелькнула обида. – Я хотел провести с вами время, поговорить с вами, потому что намеревался воспользоваться вашими знаниями, ничего не объясняя. Но ничего не получилось. Потому что всякий раз, когда я начинал общаться с вами, я тут же забывал, что намеревался сделать. Забывал обо всем. Кроме вас. – Он обнял ее за плечи. – Мое внимание к вам объясняется тем, что я не могу выбросить вас из головы. В первый раз я поцеловал вас, потому что не смог остановить себя. Я пригласил вас выпить чаю, потому что мне хотелось побыть и вашей компании, а в вашу спальню вечером я пришел потому, что ноги сами привели меня туда, и я не смог удержаться. Я прикасался к вам тогда по той же причине, по которой прикасаюсь сейчас, – потому что не в силах удержать свои руки.

Она вгляделась в его лицо, потом покачала головой:

– Перестаньте, прошу вас. Нет никакой необходимости говорить такие вещи. Я помогу вам, по крайней мере, попытаюсь помочь.

– Проклятие! Вы, видно, все еще не понимаете. – Он едва удержался чтобы не встряхнуть ее. – Мне необходимо высказаться, потому что это правда. Каждый раз, когда я нахожусь рядом с вами, со мной что-то происходит. Вы… что-то делаете со мной. Просто глядя на меня. Просто находясь со мной в одной комнате. Я не могу это объяснить, но такого со мной прежде никогда не случалось. И если уж быть до конца откровенным, то я не уверен, что мне это нравится.

Некоторое время они стояли, напряженно глядя друг на друга, потом она приподняла брови, и, черт возьми, ему показалось, что эта ситуация ее забавляет.

– Ну что ж, по крайней мере, вы прекратили свои льстивые речи. Хотя могли бы, пожалуй, из осторожности воздержаться от оскорблений. Как-никак вы имеете дело с женщиной, которая вооружена кочергой.

– Неужели вы намереваетесь огреть меня кочергой?

– Если потребуется.

– То есть… если я сделаю что-нибудь… неприличное?

– Да.

Поддавшись желанию, которое охватило его сразу же, как только он увидел ее стоящей под деревом, он за один шаг преодолел разделявшее их расстояние. Ее груди прижались к его груди. Он наклонился так, что почти прикасался губами к ее губам.

– В таком случае готовьтесь оглушить меня кочергой, – прошептал он, – потому что я намерен сделать кое-что абсолютно неприличное.

 

Глава 12

Кочерга выпала из рук Сары. Даже если бы у нее была возможность собраться с духом, то она не смогла бы приготовиться к такому горячему, такому жадному поцелую. Он прижался губами к ее губам, требуя ответной реакции. И кроме мысли о нем, все остальные мысли в мгновение ока улетучились из ее головы.

Ей хотелось, чтобы он прижал ее ближе к себе. Хотелось острее ощутить жар его кожи, который приятно согревал ее. Хотелось, чтобы его руки крепче держали ее. И чтобы его тело еще теснее прижималось к ее телу.

Словно прочитав ее мысли, он еще крепче обнял ее и приподнял над землей. Она обвила руками его шею и изо всех сил ухватилась за него. Почувствовав, что он повернулся вместе с ней, она поняла, что он прислонился спиной к дереву.

Расставив ноги, он прижал ее к треугольнику между бедрами, к тому самому месту, которое идеально подходило для ее тела.

Однако в спальне он, соблазняя ее, действовал медленно, нежно, а сейчас делал это под воздействием страстного желания, требующего удовлетворения. Его язык метался в ее рту, а руки все крепче прижимали ее к себе. Жар его тела обволакивал ее, а его твердое, предельно возбужденное мужское естество, прижимавшееся к стыку ее бедер, вызывало ни с чем не сравнимое ощущение. Он потерся о нее, и у нее подогнулись колени.

Страстные поцелуи следовали один за другим, потом его губы обласкали шею. Она выгнула ее, чтобы обеспечить ему более удобный доступ, и он немедленно воспользовался этим приглашением и, проделав поцелуями дорожку вдоль горла, прикоснулся языком к ямочке у его основания. Запустив пальцы в его шевелюру, она откинула назад голову и полностью отдалась сладостным ощущениям.

Издав глухой стон, он поднял голову, но, вместо того чтобы продолжить целовать ее, осторожно убрал с ее лица выбившуюся прядь волос. Она с трудом открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее очень серьезным взглядом.

Должно быть, удивление, вызванное тем, что он перестал ее целовать, отразилось на ее лице, потому что он тихо сказал:

– Только не думай, что я остановился, потому что не хочу тебя. Проблема в том, что я хочу тебя слишком сильно. Моя способность сопротивляться этому желанию не беспредельна, и сейчас она почти выработала свой ресурс.

Все дремавшие чувства, которые он разбудил своими поцелуями и прикосновениями, отодвинули на второй план правила приличия, требовавшие, чтобы она молчала. Собрав всю свою храбрость, она сказала:

– А если я не хочу, чтобы вы сопротивлялись своему влечению?

У него потемнели глаза.

– Поверь, я с трудом сдерживаю себя. Если бы я не остановился, то…

– Если бы вы не остановились, то что?

Он удивленно взглянул на нее:

– Разве ты не знаешь? Даже после того, что было между нами в твоей спальне, ты не знаешь, что происходит между мужчинами и женщинами?

Она покраснела до корней волос.

– Я знаю, что происходит.

– Потому что у тебя это было с Франклином?

– Нет! Никогда… Никто никогда не прикасался ко мне и не целовал меня, как вы. Никому никогда не хотелось это сделать.

Он приподнял пальцами ее подбородок, и их взгляды встретились.

– Мне этого хочется. Хочется так сильно, что я теряю разум.

– Это, наверное, должно нагнать на меня страху. И мне хотелось бы испугаться. Но к стыду своему, должна сказать, что меня это не пугает.

– А тебе следовало бы испугаться, Сара. Я мог бы причинить тебе боль. Сам того не желая.

Она вгляделась в его лицо, понимая, что он имеет в виду не физическую боль, а то, что она может в него влюбиться. То, чего следовало бояться, уже случилось. И ее сердце будет разбито, потому что, как она узнала, он в ближайшее время должен будет жениться на другой женщине…

Она замерла, словно ее окатили ведром ледяной воды.

«Должен жениться на другой женщине…»

Как она могла забыть об этом хотя бы на мгновение? Осознав, что она сделала и что произошло бы, если бы он не остановился, она пришла в ужас от стыда. Он был обязан жениться на другой женщине. В течение ближайших нескольких недель. Еще хуже было то, что этой «другой женщиной» могла стать одна из ее ближайших подруг.

Боже милосердный, если он женится на Джулиане, то как она сможет смотреть в глаза и ей, и ему?

Она отступила на шаг, высвободившись из его объятий, и сама не могла бы сказать, почувствовала облегчение или унижение, когда он, не сопротивляясь, выпустил ее из рук.

– Что я наделала? – прошептала она.

Он протянул к ней руки, но она отступила на пару шагав и покачала головой. О чем она думала? Беда в том, что она вообще ни о чем не думала. Он прикасался к ней, целовал ее, и она забыла обо всем, кроме Мэтью. Кроме тех чувств, которые он вызывал. Было бы совершенно неприлично, если бы на его месте оказался кто-то другой, но тот факт, что он, возможно, в ближайшее время женится на ее подруге, делал эту ситуацию еще более неприемлемой. Во всех отношениях.

– Я должна идти.

Он шагнул в ее сторону, но не попытался прикоснуться к ней.

– Сара, ты не сделала ничего плохого.

– Разве? – У нее вдруг сорвался голос, и она расстроилась еще больше. – Вы ищете себе жену. И возможно, остановите выбор на одной из моих близких подруг, которую я люблю.

Он провел руками по лицу, явно испытывая такие же мучения, как она.

– Я несу всю ответственность за то, что произошло между нами.

– Это щедрое предложение, но я не могу его принять. Вы не допускали вольностей, на которые я не соглашалась бы по доброй воле. Откровенно говоря, именно у вас хватило самообладания и здравого смысла, чтобы остановиться. Если бы не вы, я бы согласилась на все, что вам угодно. – Это была унизительная горькая правда. – Вы явно остановили свой выбор на Джулиане, – сказала она, ненавидя себя за то, что эти слова ранят ее, словно удар ножа, и ненавидя еще больше тот факт, что он не стал отрицать сказанное. – Каковы ваши чувства по отношению к ней?

– Я считаю ее милой молодой женщиной, но никаких других чувств к ней не испытываю. – Он снова провел рукой по лицу. – Я не в состоянии думать ни о ком, кроме тебя.

– Я не являюсь богатой наследницей, – сказала они, впервые в жизни пожалев об этом.

– К сожалению, я об этом знаю.

– А это означает, что мимолетное безумие, которое было между нами, как бы оно ни называлось, закончилось. А если вы остановите выбор на Джулиане, вам придется рассказать ей правду о своем финансовом положении.

– Уверяю вас, что молодая леди – будь то леди Джулиана или кто-нибудь другой, – а также ее отец получат полную информацию об этом факте, – сказал он. – Хотите – верьте, хотите – нет, но большинство богатых наследниц даже не рассчитывают на брак по любви.

– Мне никогда прежде не приходилось бороться с соблазнами такого рода, – сказала она. – И это хорошо, потому что я, как оказалось, не умею этого делать. Но мне придется обязательно научиться этому. Немедленно. – Она сделала глубокий вдох, потом продолжила: – Я предложила вам помочь расшифровать последние слова вашего отца и не отказываюсь от этого. Но никаких интимных отношений между нами больше не должно быть.

Они еще несколько мгновений смотрели в глаза друг другу, потом он кивнул.

– Никаких интимных отношений между нами больше не должно быть, – безжизненным тоном повторил он. – Приношу вам искренние извинения за свое поведение.

– А я прошу извинить меня. Теперь, с вашего позволения, я хотела бы вернуться домой.

– Я вас провожу, – сказал он таким тоном, что было ясно: никаких возражений он не потерпит.

Она кивнула и, подняв выпавшую из рук кочергу, быстро пошла по направлению к дому.

Когда они добрались до стеклянных раздвижных дверей, сквозь которые она вышла из дома, он, положив руку на бронзовую ручку двери, сказал:

– Если завтра утром после завтрака вы придете в мой кабинет, я покажу вам запись последних слов моего отца.

Она кивнула:

– Я приду.

Он открыл дверь, и она проскользнула внутрь.

Его рука прикоснулась к ее предплечью, от чего по спине пробежали мурашки, но даже когда он прошептал «Сара», она не обернулась, боясь, что если сделает это, то не найдет в себе сил уйти. Ей хотелось поскорее остаться одной, и она поспешила к лестнице. Войдя в свою спальню, она закрыла за собой дверь и, тяжело дыша, прислонилась к ней спиной.

На какое-то волшебное мгновение она позволила себе забыть о том, кто она такая. Она почувствовала себя увядшим растением, которое наконец удосужились полить и которое впитывало теперь каждую каплю дивных, незнакомых ей чувств. А потом на нее тяжелым ударом обрушилась реальность.

Ей нужно было забыть его поцелуй. Его прикосновение. Его улыбку. Его смех.

Ей нужно было забыть его. К сожалению, именно это ей меньше всего хотелось сделать. Хотя это было единственным, что она могла сделать.

Придет ли она?

На следующее утро Мэтью, прохаживаясь туда-сюда перед письменным столом в кабинете, задавал себе все тот же вопрос, который мучил его с тех пор, как она ушла от него прошлой ночью. Придет ли Сара, как обещала? Или передумает?

Может быть, она, как и он, провела бессонную ночь? Может быть, она занималась упаковкой вещей, готовясь уехать и никогда больше не вернуться?

Мысль о ее отъезде вызывала мучительную боль. Остановившись, он сердито взглянул на каминные часы, с огорчением обнаружив, что сколько бы сердитых взглядов ни бросал на стрелки, заставить время бежать быстрее было невозможно.

С усталым вздохом он опустился в кресло возле камина. Упершись локтями в расставленные колени, опусти и на руки голову и закрыл глаза.

Перед внутренним взором немедленно материализовался ее образ. Она предстала перед ним такой, какой была прошлым вечером в своей спальне: голой, мокрой, возбужденной, с волосами, которые он привел в беспорядок своими нетерпеливыми руками. Ее веки отяжелели от возбуждения, соблазнительные губки были влажны, полуоткрыты и припухли от поцелуев. Руки крепко обнимали его. Мягкие округлости ее тела таяли от наслаждения, прижимаясь к нему. Потом, когда она появилась в саду, она показалась такой беззащитной, что его желание, которое ему как-то удавалось до тех пор держать под контролем, вырвалось наружу. Пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы остановить безумие, охватившее его сразу же, как только он прикоснулся к ней.

«Если бы вы не остановились, я бы согласилась на все, что вам угодно».

Ее слова преследовали его всю долгую ночь, порождая десятки чувственных образов всего того, что ему хотелось бы проделать с ней. И он подумал, что ночь могла бы пройти совсем по-другому, если бы не вмешалась его проклятая совесть.

Но почему? Почему именно эта женщина? Что в ней такого, что заставило его совсем потерять самообладание?

И вдруг он нашел ответ. Нахмурив лоб, он несколько мгновений обдумывал его, прикидывая так и сяк, словно примеряя сюртук нового покроя. И чем больше обдумывал, тем отчетливее понимал, что нет смысла отрицать правду: его не просто отчаянно влекло к Саре Мурхаус, а он был искренне влюблен в нее. Очень сильно. Даже слишком сильно.

Он любил ее прямолинейность. Ее интеллигентность и острый ум. Ее умение сострадать. Ее любовь к своей сестре. Ее способность быть выше недоброжелательного отношения к ней со стороны собственной матери. Ее талантливость. Ее беззащитность, которую она старательно скрывала. Ее внешность. Ее запах. Ее смех и улыбку. Тот факт, что в отличие от других женщин, которые обычно его окружали, ее интересы не ограничивались балами и поиском женихов или – если женщины были старше – балами и выбором следующего партнера для любовной интрижки.

Все в ней его радовало.

А это, как он понял, было у него впервые.

У него бывали знакомые женщины, которые ему нравились и к которым его влекло физически, но за пределами спальни говорить с ними было не о чем. Интересно, влекло ли его к Саре потому, что она ему нравилась? Или же он полюбил ее из-за того, что его к ней влекло?

Он, черт возьми, не имел понятия. А знал он лишь то, что, увидев ее в ванне, прикоснувшись к ней, наблюдая ее оргазм, он испытал нечто незабываемое, что теперь нужно во что бы то ни стало забыть. Проклятие! Вот если бы она была богатой наследницей…

Он вдруг замер. Ему необходимо жениться на богатой наследнице только в том случае, если он не найдет деньги. А если найдет, он сможет жениться на ком пожелает.

Он мог бы жениться на Саре.

Его охватила бурная радость. Он даже рассмеялся. Почему, черт возьми, эта мысль не пришла ему в голову раньше?

И тут он снова вернулся к действительности. После нескольких месяцев бесплодных поисков практически не оставалось никакого шанса найти деньги, даже если предположить, что они вообще существуют.

Но все же был еще крошечный проблеск надежды им то, что ему повезет. Теперь этот проблеск приобрел еще большее значение, потому что найденные деньги не только решили бы его финансовые проблемы, они дали бы ему возможность жениться на женщине, которая ему нравилась, которой он восхищался и к которой его безумно влекло. На женщине, которую он любит.

«Не возлагай на это слишком больших надежд», – предупредил его внутренний голос. Это он и сам понимал. Он был бы дураком, если бы всерьез строил планы на будущее на такой призрачной основе. Поэтому, спрятав крошечный огонек надежды в самый дальний уголок сердца, он сосредоточился на трезвой, лишенной романтики оценке собственной ситуации: неудача практически гарантирована.

Когда придет Сара, он покажет ей листок бумаги, на котором записаны предсмертные слова отца о спрятанных деньгах, чтобы она попробовала разобраться в них, с точки зрения садовода. Потом он с новыми силами принялся бы за решение своей задачи, надеясь, что ему повезет. А если не повезет, то ему придется просто забыть о ней.

Ну что ж, возможно, это будет не так просто, но он сделает это. Будет вынужден. Другого выбора не было. Она всего-навсего женщина. А что говорил о них Дэниел? Что все они в темноте одинаковы. Как кошки…

Однако… он несколько раз был с Сарой в темноте и узнал бы ее даже с закрытыми глазами. Ее запах отпечатался в его мозгу. Его пальцы на ощупь узнают ее шелковистые волосы, ее атласную кожу даже в темноте. Он сразу же узнает вкус ее поцелуя. И этот мягкий звук удивления и радостного возбуждения, который она издавала всякий раз, когда он прикасался к ней.

Он прижал ладони к глазам и покачал головой. «Не думай о ней. Не думай о том, какова она на вкус и какова на ощупь. Вообще не думай о ней».

Да, ему надо думать о леди Джулиане, чье прекрасное лицо…

Он не мог даже вспомнить его. Особенно теперь, когда надежда жениться на Саре укоренилась в его мозгу.

– Трус! – пробормотал он.

В дверь постучали, и он вскочил, как будто его выбросила из кресла, распрямившись, гигантская пружина.

– Войдите! – сказал он.

На пороге появился Тилдон:

– К вам мисс Мурхаус, милорд.

Он сердито нахмурился, недовольный собой, потому что почувствовал, как учащенно забилось сердце при одном упоминании ее имени. Силы небесные, он ведет себя как желторотый юнец!

– Спасибо, Тилдон. Проси.

Он поправил сюртук и развернул плечи, стараясь придать себе самый бесстрастный вид. Что особенного, если он видел ее голой? Если ласкал ее обнаженное тело? Он видел и других обнаженных женщин. И ласкал их обнаженные тела. И тот факт, что он теперь не может вспомнить ни имени, ни лица ни одной из них, еще ничего не значит.

Она всего лишь женщина. Вот именно. Такая же, как и любая другая. Женщина, настолько неподходящая для него, что это даже смешно. Женщина, которая исчезнет из его жизни через несколько дней, которую он больше никогда не увидит и о которой не вспомнит.

Отлично! Теперь, когда все расставлено по своим местам, она может входить, а с ним при этом будет все в полном порядке. Он…

Она вошла в комнату, и он почувствовал себя так, словно его ударили по затылку сковородой. Сердце его перевернулось в груди при виде ее огромных глаз, которые, судя по всему, долго плакали, и этих губ, по которым было заметно, что их целовали.

Она явно приложила немало усилий, чтобы обуздать непослушные волосы, уложив их в аккуратную прическу, из которой уже выбилось несколько прядей. Ему безумно захотелось запустить пальцы в шелковистую массу волос и выпустить на волю все остальные. Одетая в простенькое коричневое платье, она совсем бы не должна была воспламенить его желания. Однако одного взгляда на нее было достаточно, чтобы все его твердые намерения вылетели через окно.

И тут уже было не до бесстрастия. Не до безразличия. И вместо незаинтересованности его охватило страстное влечение. Это было нечто большее, чем просто желание Он знал, как чувствуешь себя, когда охватывает примитивная похоть. Это была простая физиологическая страсть, которую можно без труда удовлетворить. Но в том, как эта женщина действовала на него, не было ничего простого. Да, это было желание, естественное мужское желание обладать женщиной.

Потому что он не хотел просто заняться с ней любовью, а потом приняться за свои повседневные дела. Нет, ему хотелось поговорить с ней. Посмеяться вместе с ней. Вместе позавтракать. Узнать о ней все. И хотя все это совершенно сбивало его с толку, нельзя было отрицать, что так оно и было.

«Никаких интимных отношений между нами больше не должно быть».

Она так сказала – и была права. И он согласился – и тоже был прав. Боже милосердный, она не была какой-то опытной женщиной, с которой можно было бы подумать об интрижке. Она была девственницей. Гостьей в его доме. А ему было необходимо жениться на богатой наследнице. Не будет он еще более усложнять и без того уже запутанную ситуацию. Если он найдет деньги, то попросит ее выйти за него замуж. Но поскольку он не мог рассчитывать на успех, ему пока нужно в своих действиях исходить из необходимости жениться на богатой наследнице. Поэтому он с обычной светской любезностью встретил ее у дверей.

– Входите, пожалуйста. Не хотите ли чаю?

Она покачала головой:

– Нет, благодарю вас.

Очки ее немедленно соскользнули на кончик носа, и он увидел, как она водворяет их на место, с трудом подавляя желание подойти к ней и поправить их собственными руками.

Кивком он отпустил Тилдона, и дворецкий ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Мэтью показалось, что щелчок дверной защелки и удары его сердца громко прозвучали в тишине комнаты.

Он понимал, что ради соблюдения приличий и для того, чтобы избавить себя от искушения, следовало бы, наверное, приказать Тилдону оставить дверь открытой, но он опасался, что кто-нибудь может их подслушать. Ему хотелось начать разговор с какой-нибудь безобидной фразы, но в голове было пусто. Все заслонял собой ее образ в его объятиях. Может быть, спросить, хорошо ли она спала? Нет, не стоит. Если он спросит, она, возможно, почувствует себя обязанной задать ему тот же вопрос, а что он сможет ответить? Конечно же, неправду. Потому что правда заключалась в том, что он не спал вообще. Потому что он всю ночь пытался убедить себя, что она для него ничего не значит. Что он сможет забыть ее.

С одного взгляда на нее он убедился, что абсолютно не прав. По правде говоря, одного мгновения в ее обществе было достаточно, чтобы понять, что он понапрасну тратил время, пытаясь убедить себя, что чувство к ней было просто временным помрачением рассудка. Несомненно, оно таковым не было.

Однако пока он не нашел денег, следует скрывать свои чувства. Было бы несправедливо и жестоко обольщать ее надеждой на замужество, которой, вероятнее всего, не суждено когда-либо сбыться.

– Вы дословно записали то, что хотите дать мне прочесть? – спросила она абсолютно бесстрастным тоном. Вопрос вывел его из ступора, и он кивнул:

– Старался. Запись лежит на моем столе. – Он пересек комнату, взял перечень и предложил ей сесть.

Она чуть помедлила, потом быстро подошла к нему. Когда она остановилась перед стулом, он встал за ее спиной. Ему пришлось крепко ухватиться за спинку стула, что бы не протянуть руки и не обнять ее. Ее шея, этот маленький участок матовой кожи, который, как ему было известно, был подобен на ощупь теплому бархату, находилась теперь менее чем в двух футах от его губ.

Осознание того, что стоит ему сделать всего шаг вперед, и его губы прикоснутся к ее коже, заставило его резко втянуть в себя воздух, а это привело к дальнейшим мучениям. На него пахнуло ее запахом, тем нежным цветочным ароматом, который заставлял его почувствовать себя стоящим среди залитого солнцем сада, и он скрипнул зубами, чтобы не застонать.

В отличие от него она, казалось, была абсолютно спокойна, и это даже действовало ему на нервы. Отлично! Едва ли он может желать ее, если она так на него влияет. По правде говоря, чем большее раздражение она вызывает, тем лучше. Она села на стул, и он остановился рядом с ней.

– Вот что я записал из того, что говорил отец в последние минуты жизни, – сказал он, указывая на лист веленевой бумаги. – Его слова было почти невозможно понять, он то и дело запинался, переходил на шепот.

Водя по бумаге пальцем, она стала читать, произнося каждое слово вслух:

– «Деньги. Спасти поместье. Спрятаны здесь. Сад. В саду. Золотой цветок. Папоротник. Флер-де-лис». – Не отрывая взгляда от бумаги, она сказала: – Расскажите мне о том, как вы вели поиски до сих пор. Догадываюсь, что, основываясь на этом, вы искали возле всех растений, цветущих золотистыми или желтыми цветами.

– Да. Сделав вид, что меня давно интересует цветоводство, особенно желтые цветы – желтый – мой любимый цвет, – я проконсультировался с Полом. Тот был счастлив показать мне множество цветов всех оттенков желтого, росших в цветниках и на всей остальной территории поместья.

Она повернулась и взглянула на него:

– Желтый действительно является вашим любимым цветом?

– Нет. – Его взгляд переместился на ее платье, потом он снова взглянул ей в глаза. – Я предпочитаю коричневый. А вы, Сара? Какой цвет предпочитаете вы?

Она взглянула на него и чуть покраснела от смущения.

– Мне нравятся все цвета, милорд, – сказала она, намеренно подчеркивая последнее слово, чтобы придать деловой характер их разговору. – После раскопок возле желтых цветов вы, наверное, стали копать рядом с папоротниками?

– Именно так. Я перекопал несколько акров земли под папоротниками. Они, как и желтые цветы, растут на территории поместья повсюду. И имеют обыкновение неожиданно вырастать там, где их прежде не было. Этим я занимался всю весну. – Он наклонился и указал на последние слова: – Я не уверен, что правильно записал это. Как я уже говорил, его слова было очень трудно понять.

– Буквальный перевод этих слов означает «цветок лилии», – пробормотала она. – В вашем саду есть много разновидностей лилии.

– И я вскопал землю вокруг всех. После того как закончились безрезультатно поиски вокруг желтых цветов и папоротников, я начертил карту территории поместья и тщательно обследовал каждый участок. Необследованным остался только розарий, где вы обнаружили меня прошлой ночью. Основываясь на его словах «спрятаны здесь», я решил, что отец имел в виду цветники на территории Лэнгстон-Мэнора. Несмотря на это, я обыскал также небольшой цветник за нашей лондонской резиденцией, а также оранжереи здесь и в Лондоне. Но не нашел ничего.

– Это означает, что вы уже обыскивали участки, где посажены ирисы?

– Кроме розария, я обследовал все. Почему вы спрашиваете?

Она повернулась и снова взглянула на него. Поскольку он наклонился, его лицо было менее чем в футе от ее лица. Он заметил, что дыхание у нее стало прерывистым, а глаза потемнели. Очевидно, она была не такой уж равнодушной, какой хотела казаться. Ну что ж, тем лучше. Ему, черт возьми, совсем не хотелось страдать одному.

Помолчав в задумчивости с минуту, она ответила:

– Я спрашиваю, потому что флер-де-лис (геральдическая лилия) является также символом ириса.

Мэтью замер.

– Я этого не знал. Вы уверены?

– Да. А это имеет какое-нибудь значение? Я думала, что вы уже искали возле ирисов.

– Искал. И не нашел ничего. – У него появилась крошечная искорка надежды. – Но слово «ирис» может оказаться важным ключом к разгадке нашей головоломки, потому что оно означает не только название цветка.

– А что же еще так называется? – спросила заинтригованная Сара.

– Ирис, или Айрис, звали мою мать, – сказал он. Искорка надежды разгорелась чуть ярче. – А самым любимым материнским уголком на территории поместья была та его часть, которую отец обустроил специально для нее, посвятив любимому цветку матери. Это единственное место, где я не закончил поиски.

Она сразу же поняла, о чем идет речь.

 

Глава 13

Заглянув в его красивые светло-карие глаза, Сара увидела теплящийся там огонек надежды. Он накрыл рукой ее руку.

– Спасибо вам.

Всего лишь прикосновение. Помоги ей Господь, но его одного оказалось достаточно для того, чтобы ее твердая решимость сохранять безразличие растаяла, как сахар в горячем чае. А этого просто нельзя было допустить.

Высвободив свою руку из-под его руки, она немного отодвинула стул и встала.

– Не за что меня благодарить, – сказала она, машинально сжимая руку в кулак, чтобы сохранить тепло его руки. – Мы не знаем, верно ли, что эти слова означают «розарий», но даже если это так, то вы все равно там копаете.

– Вы не понимаете. Я вел поиски почти целый год. Безрезультатно. Я начал решать эту головоломку полный надежд, но… время шло, а вместе с ним исчезала и уверенность в успехе. За последнее время я стал рассматривать каждый день как еще один шаг, приближающий меня к полному фиаско. Сегодня я впервые за несколько месяцев вновь почувствовал надежду. И за это я благодарю вас. – Он усмехнулся уголком рта. – Если бы не розы, эту новость можно было бы считать великолепной.

– Что вы имеете в виду?

– Я не люблю розы. Или, если говорить точнее, они не любят меня. Каждый раз, когда я оказываюсь рядом с ними, начинаю чихать.

– Вот как? Это объясняет звуки, которые я слышала прошлой ночью.

– Да.

– Должна признаться, они помогли мне без труда найти вас.

– Как и ваш запах помог Дэнфорту без труда найти вас.

– Трудно прокрасться незамеченной, когда у Дэнфорта такой острый нюх.

– Еще труднее сделать это в окружении цветов, которые заставляют тебя чихать.

– Вор бы из вас не получился.

– Не получился, если бы я крал розы. К счастью, это единственный цветок, который воздействует на меня таким образом.

– Находясь поблизости от тортлинджеров, вы не чихаете?

– Нет. И возле страфф-уордов тоже. А также возле… как называется цветок, которым пахнут ваши духи?

– Лаванда. – Она с притворной строгостью взглянула на него: – Вы это знали бы, если бы хоть немного смыслили в цветах.

– Мы с вами уже решили, что мои познания в этой области чрезвычайно ограничены. – Прежде чем она успела ответить, он тихо сказал: – Запах лаванды не заставляет меня чихать.

– Очень на это надеюсь, потому что иначе вам пришлось бы чихать без передышки. В ваших цветниках растет очень много лаванды. – Заставив себя проигнорировать хрипотцу, появившуюся в его голосе, она быстро сказала: – У меня есть одна идея, которая может вам понравиться, особенно если учесть вашу чувствительность к запаху роз.

– Я вас внимательно слушаю.

– Если хотите, я готова помочь вам копать в розарии. Ни моей сестре, ни подругам не покажется странным, если я присоединюсь к вам, потому что им хорошо известна моя любовь к садоводству. По правде говоря, им бы показалось более странным, если бы они застали меня с пяльцами для вышивания. Вам предстоит ещё обследовать много акров, а если мы станем копать вдвоем, работа пойдет вдвое быстрее и вам придется меньше времени находиться среди роз.

– Неужели вы готовы это сделать?

– Да.

– Почему? – с нескрываемым удивлением спросил он.

– По нескольким причинам. Я люблю бывать в саду при любых обстоятельствах и все равно надеялась провести там сегодня время после полудня, когда все остальные отправятся на верховую прогулку, которую они обсуждали за завтраком. – Сделав глубокий вдох, чтобы собраться с духом, она продолжила свою речь, которую мысленно репетировала в течение нескольких последних часов: – И я хотела бы помочь вам, потому что обожаю такого рода охоту за сокровищами и мне хотелось бы участвовать в ней. Это правда. Но чтобы быть до конца честной, я также знаю, как важно вам исполнить волю отца и восстановить былой престиж родового поместья. Мне кажется… что между нами стала зарождаться дружба – до того противоречащего здравому смыслу поцелуя, – и я хотела бы продолжить эту дружбу. Естественно, чисто платоническую. Тем более что вы, возможно, женитесь на одной из моих самых близких подруг.

Она ждала ответа, надеясь, что он не заметит, что она была с ним не совсем честной. Что ее предложение было продиктовано также личными интересами: ведь если он найдет деньги, отпадет необходимость жениться на богатой наследнице. И хотя здравый смысл упорно напоминал ей, что этот мужчина может заполучить в жены любой, самый великолепный бриллиант из высшего общества, ее сердце не желало расставаться с надеждой, что если у него будет свободный выбор, он может выбрать ее. Смехотворная, безумная надежда, которую она пыталась задушить, но которая, тем не менее, упрямо продолжала жить. Это она заставила Сару вызваться помочь ему. И ускорить процесс раскопок. Это она заставляла ее молиться о том, чтобы ему повезло.

Он долго смотрел на нее испытующим взглядом, и по выражению его лица было невозможно догадаться, о чем он думает.

– Вы не боитесь провести со мной день с глазу на глаз в саду?

«Конечно, боюсь».

– Конечно, не боюсь. – Если уж говорить правду, то она боялась не его, а себя. Но не зря же она более двух десятков лет практиковалась в том, как прятать свои желания. Она наверняка сможет сделать это и сейчас. – Вы согласились с тем, что никаких интимных отношений между нами больше не будет, вы – джентльмен, и на ваше слово можно положиться.

Он помедлил, продолжая смотреть на нее с тем же самым непроницаемым выражением лица, потом тихо ответил:

– В таком случае я принимаю ваше предложение. На какое время назначена верховая прогулка?

– Кто-то предложил выехать сразу после полудня и устроить пикник.

– Отлично! Я позабочусь о том, чтобы для них все приготовили, а сам не поеду, сославшись на дела. В таком случае мы могли бы с вами встретиться в розарии в пятнадцать минут первого пополудни. Я захвачу с собой лопату и перчатки для вас.

– Я непременно приду, – улыбнулась она.

Когда Сара точно в четверть первого прибыла в розарий, ее радостно встретил Дэнфорт, немедленно усевшийся на ее ботинок. Тут же раздалось и мощное чихание лорда Лэнгстона, который, для того чтобы поздороваться, сдвинул вниз носовой платок, полностью закрывавший нижнюю часть его лица.

– С вами все в порядке? – спросила она, наблюдая, как он водворяет на место импровизированную маску.

– Да, все в порядке, пока этот платок на месте. Она наклонила набок голову и скорчила гримаску:

– Хоть вы и не умеете бесшумно красться как вор, но вид у вас разбойничий.

– Благодарю вас. Ваши добрые слова греют мое сердце. Как видите, я начал с кустов желтых роз. Вдоль кустов я выкопал траншею глубиной примерно в два фута. Через шесть футов я возвратился и засыпал траншею. Если придется срочно прекратить работу, это позволит не засыпать землей слишком длинную траншею. – Он взглянул на видавшую виды кожаную сумку в ее руке: – Вы, кажется, захватили с собой этюдник?

– Да. Я подумала, что если мы устроим передышку, я смогу поработать над портретом Дэнфорта, который я обещала вам сделать. – Она взглянула на заплечный мешок, лежащий у его ног: – Вы тоже решили заняться рисованием?

– Это еда для пикника, которую приготовила для нас кухарка, когда укладывала в корзины ленч для тех, кто отправился на верховую прогулку. Таким образом, нам не придется возвращаться домой, если проголодаемся, разве что вы сами предпочтете вернуться.

– Нет, что вы! Я люблю есть на свежем воздухе и нередко захватываю с собой что-нибудь простенькое перекусить, когда работаю в саду.

– Отлично! Тогда начнем?

– С удовольствием.

Сара поставила сумку и взяла у него лопату и кожаные перчатки. Когда она бралась за черенок лопаты, ее пальцы прикоснулись к его пальцам. Горячая волна пробежала вверх по ее руке, и она разозлилась на реакцию своего тела. Она взглянула на лорда Лэнгстона, но его взгляд был устремлен куда-то вдаль.

Он, видимо, даже не заметил этого прикосновения. Это, конечно, должно бы порадовать ее. И в общем, порадовало. Просто какая-то крошечная ее часть почувствовала досаду от того, что он и внимания не обратил на это прикосновение, тогда как у нее перехватило дыхание. Ясно, что он совершенно о ней забыл. Она, конечно, знала, что так и будет. Не знала она лишь того, как это больно, когда ты позабыта мужчиной.

«Хорошо, что ты сейчас почувствуешь, каково это бывает, потому что если он найдет деньги, ты и оглянуться не успеешь, как он забудет тебя, – зловеще предостерегал внутренний голос. – И он все равно женится на прекрасной молодой леди из высшего общества».

Взяв лопату, она заставила внутренний голос замолчать и сосредоточилась на работе. Они почти не разговаривали, и звуки лопат, врезающихся в почву, сопровождались только чириканьем птиц да шелестом листьев на теплом ветерке. Сара быстро установила четкий трудовой ритм, мурлыкая себе под нос какую-то мелодию, как привыкла это делать, работая у себя в саду. Дэнфорт устроился неподалеку, найдя себе тенистое местечко, совсем как это делала ее любимая Дездемона. Мысль о ее любимице вызвала у нее тоску по дому, хотя, поскольку здесь были великолепные цветники и присутствовал Дэнфорт, она чувствовала себя почти так же уют но, как дома.

Когда она закончила засыпать землей, очередную шестифутовую траншею, лорд Лэнгстон спросил:

– Не хотите ли сделать перерыв, чтобы поесть и попить?

Сара вонзила острие лопаты в землю, вытерла взмокший лоб тыльной стороной перчатки и повернулась к нему. И застыла на месте. Она не сомневалась, что выглядит так, словно ее несколько сотен миль волокли за экипажем, а он выглядел безупречно. Это было просто несправедливо. После двух часов копания земли на горячем солнце ему следовало бы выглядеть так, как выглядела она, – разгоряченным, грязным, потным и взлохмаченным. И хотя он был явно и грязным, и потным, и взлохмаченным, по все равно выглядел мужественно и привлекательно. И абсолютно безупречно.

Поскольку она сразу же с головой ушла в работу и не смотрела на него, она не заметила, что он успел снять жилет и галстук. И не собирался снова надевать их.

Он снял с лица носовой платок и, скомкав, держал его в руке. Потом засучил по локоть рукава, обнажив мускулистые загорелые руки. Его белоснежная сорочка, которая уже не была абсолютно белоснежной, была распахнута на груди, так что в треугольном вырезе виднелись темные волосы. Влажная и измятая сорочка так облегала его тело, что это не могло не вызвать одобрительного женского вздоха.

Подняв руку, он пригладил темные волосы, которые тоже поблескивали от пота. Его растопыренные пальцы лежали на забрызганных грязью желтовато-коричневых брюках.

Жаркая волна, не имеющая никакого отношения к солнцепеку, прокатилась по ее телу, когда она отчетливо вспомнила, как он выглядит без брюк и то греховно-сладкое ощущение его твердой плоти, прижавшейся к треугольничку на стыке ее бедер.

Он чихнул и спросил, сделав неопределенный жест:

– Как вам это нравится, Сара?

«Нравится»? Сара заглянула ему в глаза, но по их выражению не могла определить, видел ли он, как она глазело на него, хотя сильно подозревала, что видел. Она почувствовала, что краснеет. Сара понятия не имела, что он имел в виду, когда спрашивал, как ей это нравится, но поскольку все, что она видела, выглядело превосходно, ответила:

– Все это просто… великолепно.

Кивнув, он положил лопату и раскрыл заплечный мешок.

– На территории поместья есть озеро. На берегу его множество деревьев и тень. – Он снова чихнул. – И никаких роз. Это всего в десяти минутах ходьбы. Не хотите поесть там?

– С удовольствием.

– Отлично. – Чихнув еще парочку раз, он указал рукой на тропинку, ведущую из розария.

Дэнфорт помчался вперед, а Мэтью пошел рядом с ней по тропинке. Она чувствовала на себе его пристальный взгляд, но сама упорно смотрела на Дэнфорта и на тропинку, опасаясь, что если посмотрит на него, то либо запнется, либо налетит на дерево и потеряет сознание.

– С вами все в порядке? – спросил он.

Проклятие! Должно быть, она выглядит еще хуже, чем думала.

– Да, все в порядке. А как вы?

– Все хорошо, только немного жарко.

Да уж, что правда, то правда, было жарко. Когда она взглянула на него, то почувствовала, что тает, хотя к жарким лучам солнца это отношения не имело.

– Сожалею, что наш поиск окончился безрезультатно, – сказала она.

– Я тоже, – сказал он и, помолчав, добавил: – Спасибо за помощь. Я наслаждался вашим обществом.

– Какое уж тут общество: мы почти не разговаривали.

– Поддерживать беседу совсем не обязательно. Просто было приятно, что вы находитесь рядом.

Ей вспомнилось, как она видела его в первую ночь пребывания здесь, когда он возвращался домой под дождем с лопатой в руке. Голова ее была тогда забита историей Франкенштейна, поэтому ей показалось, что у него виноватый вид. Но теперь, вспоминая о том эпизоде, она поняла, что он выглядел всеми покинутым. Уж она-то хорошо знала, каково человеку чувствовать себя одиноким.

Несколько минут спустя тропа вывела их к большому овальному озеру, на темно-синей, гладкой, как стекло, поверхности которого, неподалеку от берега, плыла пара белых лебедей. Увидев их, Дэнфорт бросился к воде с такой скоростью, будто им выстрелили из катапульты. Сара не могла удержаться от смеха, глядя, как пес с громким лаем вбежал в воду. Лебеди с возмущенными криками захлопали белыми крыльями и поспешили перебраться в дальний конец озера. Явно удовлетворенный тем, что ему удалось прогнать непрошеных гостей, Дэнфорт вышел из воды и снова подбежал к ним.

– Должен предупредить вас, – сказал лорд Лэнгстон, – что Дэнфорт…

Он не договорил, потому что Дэнфорт в этот момент энергично встряхнулся. Сара обернулась к лорду Лэнгстону и постаралась не рассмеяться, увидев его забрызганное водой лицо.

– Вы хотели предупредить, что Дэнфорт устроит нам душ из озерной воды?

Он утер лицо мокрой рукой и сердито взглянул на мокрую собаку.

– Да.

– Спасибо за предупреждение.

– Ваша собака тоже так делает? – спросил он.

– При каждом удобном случае. Это любимая игра Дездемоны. – Она наклонилась и, к большому удовольствию Дэнфорта, взъерошила ему шерсть. – Ты, наверное, думаешь, что всех позабавил? – спросила она его.

В ответ Дэнфорт дважды гавкнул и бросился назад к озеру.

Лорд Лэнгстон покачал головой:

– Вот видите, он воспринял ваши слова как поощрение, и мне кажется, что устроит нам еще один душ.

Сара усмехнулась:

– Я не возражаю. Холодная вода приятна после горячего солнца.

– Вы сегодня надели шляпку, – сказал он. – Я думал, что вы предпочитаете работать в саду без нее.

– Обычно я так и делаю, но сегодня мне вдруг захотелось исполнить наставления матери. Я и без того уже грязная, дурно пахнущая и обрызганная озерной водой. Но если и мое лицо загорит на солнце, Дэнфорт попытается, наверное, закопать меня где-нибудь в кустах.

– Сомневаюсь, – сказал он, понизив голос до заговорщического шепота. – Он просто постарается утопить вас в озерной воде. Мужайтесь. Вот он идет.

Мгновение спустя Дэнфорт остановился перед ними и снова энергично встряхнулся.

– Интересно, умеют собаки ехидно ухмыляться? – спросил лорд Лэнгстон, утирая лицо и сердито глядя вслед Дэнфорту, снова бросившемуся к воде. – Мне показалось, что я видел на его морде именно такую ухмылку.

– А мне показалось, что он скорее хихикал, чем злорадно ухмылялся.

Он подчеркнуто громко вздохнул. Саре пришлось стиснуть зубы, чтобы не рассмеяться.

– Знаете, когда я был мальчиком, я плавал в этом озере.

– А теперь полюбуйтесь, как все обернулось. Вам даже не нужно прыгать в озеро, чтобы искупаться. Дэнфорт вам приносит озерную воду.

– Да уж, мне очень повезло.

Когда Дэнфорт, в третий раз устроив им душ, умчался к озеру, Сара спросила:

– Интересно, он когда-нибудь устает?

– Устает. Обычно к полуночи. – Он протянул ей смятый в комок, не очень чистый квадратик ткани. – Позволь те предложить вам носовой платок.

Она вытащила из кармана смятый в комок, мокры и не очень чистый квадратик отделанной кружевом ткани и усмехнулась:

– Могу предложить вам свой.

– Уж не намекаете ли вы, что я выгляжу не наилучшим образом? – спросил он с деланной строгостью.

Она вздернула подбородок и оскорблено фыркнула:

– Не намекаете ли вы, лорд Лэнгстон, что я выгляжу…

Ее слова были прерваны очередным душем из озерной воды. Встряхнувшись, Дэнфорт дважды гавкнул и бросился к ближайшим деревьям.

– Он только что сказал вам, что намерен поохотиться за какой-нибудь дичью, – пояснил лорд Лэнгстон. Он кивком указал на озеро: – Не желаете ли присоединиться ко мне и помыть руки?

– Охотно. Хотя после этой прогулки мне, кажется, требуется помыть не только руки.

– Ошибаетесь. Вы свежи, как маргаритка.

Она рассмеялась:

– Да, как маргаритка, которую втоптали в землю, оросили водой и измазали грязью.

Присев на корточки у кромки воды, она смочила носовой платок и попыталась, как могла, освежиться, краем глаза наблюдая, как лорд Лэнгстон просто набрал пригоршню воды и вымыл лицо, руки и шею. Когда он встал, она так и замерла, увидев, как он откинул руками назад свои волосы точно также, как сделал это, поднявшись из ванны.

Она представила себе его мокрого, во всем великолепии наготы, и эта картина так разгорячила ее, что она бы не удивилась, если бы от ее мокрого платья повалил пар. Носовой платок выпал из ее рук и упал на мокрые ботинки.

Они оба одновременно наклонились и слегка стукнулись лбами.

– Извините, – сказал он. – С вами все в порядке?

«Нет. И это целиком и полностью ваша вина».

– Да, благодарю вас. А с вами?

– Со мной все в порядке, – сказал он, протягивая ей ее платок. – А вот вашему платочку явно не повезло.

Стараясь не прикасаться к его руке, она взяла у него мокрый платок и поблагодарила.

– Не стоит благодарности, – сказал он, криво усмехнувшись. – А вы держались молодцом. И даже ни разу не пожаловались.

– Это потому лишь, что вы обещали накормить меня и я не хочу ставить под угрозу свой шанс поесть. А вот после еды буду жаловаться, сколько вам угодно.

– А я буду сочувственно кивать и притворяться, будто слушаю, как подобает хорошему хозяину. Ну, может быть, приступим? – Он галантно предложил ей руку, а в глазах его играли озорные огоньки. Она не собиралась прикасаться к нему, но жест его был таким шутливым, что Сара сочла неприличным отказаться.

Положив руку на его локоть, она представляла себе, что прикасается к деревяшке. Так-то вот! Она смогла это сделать. Провести с ним время, придерживаясь строго платонических отношений. Наслаждаться его компанией, разговаривать с ним, как это делают обычные друзья. Даже прикасаться к его руке. Все идет просто идеально.

Взяв ее этюдник и его заплечную сумку, они уютно расположились под огромной ивой на одеяле, которое он извлек из сумки.

– Ну-ка, посмотрим, что там такое, – говорил он, до ставая из сумки и развертывая свертки. – У нас есть яйца вкрутую, ветчина, сыр, цыплячьи ножки, пирожки с мясом, спаржа, хлеб, сидр и клубничные пирожные.

– Меня все это устраивает, – одобрительно заявила Сара, поправляя очки. – А для вас что приготовлено?

– Как вижу, у вас хороший аппетит.

– Это уж будьте уверены. Особенно после двух часов землеройных работ и собачьего душа.

Он сделал вид, будто смотрит на нее с упреком:

– А я-то думал, что вы начнете жаловаться только после того, как поедите.

– Извините, забылась. А что касается пищи, то меня устроит всего понемножку. Хотите, я вам наполню тарелку?

– А там еще что-нибудь останется для моей тарелки?

– Может быть.

Он поиграл бровями.

– Гм-м… Мне почему-то кажется, что вы не прочь прибрать к рукам мою цыплячью ножку.

Она подавила смех и фыркнула с оскорбленным видом:

– Ошибаетесь. Я положила глаз на ваши клубничные пирожные.

Пока он наливал сидр, Сара наполнила едой две тарелки. Передав ему одну из них, она уселась рядом, так что оба сидели лицом к озеру, но постаралась держаться от него на почтительном расстоянии. Так-то вот! Она смогла это сделать. Сидит рядом с ним, любуется озером и наслаждается едой.

В течение нескольких минут они ели молча, смотрели на озеро, и Сара просто наслаждалась прекрасным днем и красотой вокруг. Пели птицы, солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, поблескивали на поверхности воды.

– Вы часто приходите на озеро? – спросила она, не отводя взгляда от зеркальной поверхности воды.

– Почти каждый день. Я либо прихожу пешком, либо приезжаю верхом. Это мое самое любимое место на территории поместья. Вид воды очень успокаивает.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Здесь великолепно. Чем вы здесь занимаетесь?

– Иногда плаваю, иногда кидаю камешки в воду, а иногда просто сижу под этим деревом. Ствол этой ивы имеет изгиб, на котором очень удобно сидеть. Иногда я приношу с собой книгу, а иногда – только свои мысли. – Уголком глаза она увидела, что он повернулся к ней. – У вас есть озеро – там, где вы живете?

– Нет. Если бы было, я бы буквально разрывалась между озером и садом.

– Можно посадить сад рядом с озером.

Она позволила себе повернуться к нему. Хотелось смотреть в его светло-карие глаза бесконечно долго, забыв обо всем. Он был безумно красив.

Хотя под его взглядом у нее участилось дыхание, она с гордостью отметила, что даже не уронила кусочек сыра, который держала. Так-то вот! Она смогла это сделать. Она смотрит в его глаза и продолжает разговаривать. И даже сыр из руки не выронила.

– Сад рядом с озером, – пробормотала она. – Это, пожалуй, решило бы проблему. – Потом, отхлебнув сидра, спросила: – Какие книги вы любите читать?

– Разные. Недавно перечитал «Потерянный рай» и еще не решил, за что взяться дальше. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете? Насколько я понимаю, вы являетесь членом дамского литературного общества?

Сара чуть не поперхнулась сидром. Откашлявшись, спросила:

– Откуда вы об этом узнали?

– Об этом упомянула вчера за ужином леди Джулиана. Скажите, чем занимается это общество?

Боже милосердный! Она почувствовала, что краснеет.

– Мы… гм-м… выбираем книги для чтения, а потом их обсуждаем.

– Какого рода книги?

– Разные литературные произведения. Не хотите ли еще яйцо?

– Нет, благодарю вас.

Она чувствовала на себе его пристальный взгляд и не отрываясь смотрела на воду.

– Как выдумаете, куда убежал Дэнфорт? – спросила она.

– Почему вы меняете тему?

– Какую тему?

– Насчет дамского литературного общества в Лондоне.

– Вы, наверное, не заметили, что оно предназначено для леди?

– Это, конечно, лишает меня права стать его членом, но не запрещает вам говорить со мной на эту тему.

– Разве вы леди?

– Нет.

– Мы находимся в Лондоне?

– Нет.

– Мне кажется, этим все сказано.

– Гм-м… А мне кажется, что леди почему-то слишком много протестует.

Она вздернула подбородок:

– Как член этого литературного общества я хорошо знакома с «Гамлетом», милорд. Ваша цитата из третьей сцены второго акта в данном случае совершенно неуместна.

– Вот как?

Она сосредоточила внимание на вареном яйце, но когда он так пристально смотрел на нее, сделать это было весьма затруднительно.

Он вдруг рассмеялся:

– А-а, я, кажется, понял. Вы там вообще не читаете литературные произведения, не так ли?

Проклятие! Этот человек слишком догадлив, умеет читать мысли. Она не успела еще придумать, что ему ответить, а он продолжил:

– Так что вы читаете? Держу пари, что-нибудь непристойное и скандальное. Что-нибудь такое, узнав о чем, ваши матушки бросились бы за нюхательными солями.

– Понятия не имею, о чем вы говорите, – заявила Сара с самым чопорным видом.

– Полно вам, Сара. Ну что за секреты? У меня разыгралось любопытство.

– Мы с вами, кажется, договорились, что любопытство до добра не доводит.

– Припоминаю. Но мы сразу же решили, что к нам это не относится.

На нее нахлынули воспоминания, и замерло сердце. Еще бы, ведь после того разговора он поцеловал ее. А потом все уже было не так, как прежде.

– Расскажите, Сара, – тихо попросил он.

– Мне нечего рассказывать.

– Если расскажете, то и я расскажу вам о себе то, чего никто не знает.

Не удержавшись, она повернулась к нему и заметила вызов в его глазах. Внутренний голос напомнил ей, что точно такой же вызов во взгляде заставил ее позволить ему наблюдать за тем, как она принимает ванну, а также о том, к какому хаосу в ее жизни это привело.

«Да, это был совершенно незабываемый эпизод в твоей жизни».

Это правда. Но ничего хорошего в этом нет, потому что ей придется позабыть об этом. И уж совсем плохо, что она думает об этом сейчас, когда находится наедине с ним.

И хотя она была уверена, что сможет забыть эпизод со своим купанием в ванне, этот проклятый человек нашел другой способ искусить ее. Способ, против которого она никогда не могла устоять. Она облизнула губы.

– Значит, секрет за секрет?

Его взгляд на мгновение метнулся к ее губам.

– Да. Мне кажется, это справедливая сделка. Вы дадите мне слово, что сказанное мною не уйдет дальше этого тенистого местечка?

– Разумеется, – сказала она раньше, чем успела остановиться. – А вы дадите слово?

Он положил руку на сердце:

– Клянусь честью, я сохраню вашу тайну.

Поразмыслив над ситуацией, она решила, что от того, что она скажет ему, вреда не будет, тем более что он дал ей слово. А узнать его секрет было слишком заманчиво, что бы она могла упустить такой шанс. Так-то вот! Она смогла это сделать. Она обменивается с ним глупыми секретами как с любой из своих подружек.

– Ладно. Признаю, что наше литературное общество сосредоточивает внимание… на менее традиционных произведениях.

– Например?

– Ну-у, мы основали его совсем недавно, а поэтому успели прочесть всего одну книгу.

– Догадываюсь, что ее автором был не Шекспир.

– Правильно. Мы читали «Франкенштейна».

Он явно заинтересовался:

– Неужели «Современного Прометея»?

– Вы читали эту вещь?

– Конечно. Но это весьма неожиданный выбор для дамского общества, если учесть омерзительный характер этой истории и скандальное поведение самого автора.

– Именно поэтому мы так невинно назвали наше общество – чтобы избежать удивленно поднятых бровей.

Он задумчиво кивнул:

– Готов поклясться, что вы бурно реагировали на эту книгу.

– Почему вы так говорите?

– Потому что вы, как никто другой, способны сострадать ближнему. Не сомневаюсь, что вы отнесли доктора Франкенштейна к категории простофиль. И могу представить себе, что горькая участь чудовища глубоко тронула ваше доброе сердце.

Его оценка, хотя и точная, почему-то показалась ей обидной. Она вздернула подбородок:

– Доктор Франкенштейн создал существо, абсолютно неприемлемое для окружающего мира исключительно из-за своего внешнего вида. И называть его простофилей было бы оскорбительно для всех прочих простофиль. Если сочувствие к несчастному, гонимому, никем не любимому существу заставляет вас называть меня излишне мягкосердечной, то пусть так и будет.

– Я сказал это в порядке комплимента. Не сомневаюсь, что если бы вы столкнулись с этим чудовищем, вся его жизнь пошла бы по-другому. Вы приняли бы его безоговорочно. Помогли бы ему. Взяли бы его под свое крылышко и окружили добротой, в которой оно так нуждалось.

– Вы так считаете? Может быть, я пришла бы в ужас от его размеров и устрашающего внешнего вида.

– Нет. Вы взяли бы его за гигантскую безобразную руку, повели в свой сад и поделились опытом выращивания тортлинджеров и страфф-уордов, как будто он ничем от вас не отличается. Вы проявили бы к нему участие и помогли бы ему, как помогаете сестрам Даттон и Марте Браун.

Она удивленно уставилась на него:

– Откуда вы знаете о сестрах Даттон и Марте?

– Ваша сестра рассказала о них лорду Сербруку, который, в свою очередь, рассказал об этом мне. Помогая им, вы делаете очень доброе дело.

– Они мои друзья. Так что к добрым делам это не имеет никакого отношения.

– Ошибаетесь. Это говорит о вашей доброте. О порядочности и щедрости. О преданности и умении сострадать. Вы обладаете всеми этими, качествами, Сара.

– Каждый на моем месте поступил бы так же…

– Нет, так поступают далеко не все, а только некоторые люди вроде вас, и мы должны быть им благодарны. Но в мире процветает эгоизм. Не пытайтесь обмануть себя, утверждая, что ваша сердечная доброта не является особым и очень редким даром.

Услышав его лестные слова, она покраснела.

– Я… я даже не знаю, что и сказать. Он с упреком взглянул на нее:

– Мы, кажется, уже договорились о том, что следует говорить, когда вам делают комплимент.

Да. Она помнила об этом. Это было тогда, когда они пили чай на террасе и он сказал, что она талантливая художница. Она помнила, как приятно было слышать его слова. Слова, сказанные до того, как она узнала, что он должен в течение ближайших нескольких недель жениться на богатой наследнице. Вполне возможно, на Джулиане.

Она судорожно глотнула воздух и кивнула:

– В таком случае спасибо.

– Пожалуйста.

Она смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Ей безумно хотелось прикоснуться к нему. И чтобы он прикоснулся к ней. А в голове роились бесплодные мечты о том, как все могло бы обернуться, если бы она вдруг превратилась в богатую наследницу.

Ладно. Возможно, она не могла это сделать. Не могла находиться наедине с ним и притворяться, будто у нее нет никаких желаний и потребностей, хотя они ее переполняли.

Поскольку единственной альтернативой было вскочить на ноги и броситься по тропинке, спасаясь бегством, она заставила себя сказать что-нибудь, чтобы снять охватившее ее напряжение.

– Я поделилась своим секретом. Теперь ваша очередь.

– Пожалуй, вы правы. Только обещайте, что не станете смеяться.

– Обещаю, – сказала она. «Я не стану смеяться. Я не прикоснусь к нему. И не буду мечтать о том, что никогда не может осуществиться в жизни».

– Ну ладно. Когда я был десятилетним парнишкой, я мечтал быть пиратом, капитаном собственного корабля, плавать по бушующим морям, лихо биться в абордажных схватках, грабить портовые города в экзотических дальних странах.

Она с удивлением повернулась к нему. Такого она от него не ожидала.

– Грабить?

Он возвел глаза к небу, демонстрируя чисто мужское раздражение ее непонятливостью.

– Разумеется, грабить. Как же еще, по-вашему, пираты берут добычу? Я собирался быть капитаном пиратского корабля, а не филантропом.

Губы ее дрогнули в улыбке.

– Ну естественно. Продолжайте.

– Я понял, что, к сожалению, чтобы дорасти до пиратского возраста, потребуется еще несколько лет, и будучи не только целеустремленным, но и нетерпеливым, решил стать пиратом Лэнгстон-Мэнора, а это озеро, – он жестом указал на водную гладь, – сделать своим бушующим морем. Себя я стал именовать Головорезом и все то лето втайне от всех строил пиратский корабль. Я прятал его в этих зарослях. – Он указал подбородком на разросшийся кустарник неподалеку от вязов.

– Какого же размера был этот великолепный корабль? – спросила Сара.

– Немногим больше меня в том возрасте. Некоторые, возможно, назвали бы его гребной шлюпкой, но такое могли сказать только люди, начисто лишенные воображения.

Она закусила губу, чтобы удержаться от улыбки.

– Понятно. Вам удалось закончить строительство шлюпки?

– Корабля, – серьезным тоном поправил ее он. – Удалось. Я даже вырезал из дерева фигурку русалки, чтобы прикрепить на носу. Она была мало похожа на русалку, потому что, будучи не очень умелым резчиком по дереву, я нечаянно отрезал ей хвост. И голову. Но то, что от нее осталось, гордо красовалось на носу. – Он окинул взглядом озеро и, вытянув ноги, продолжил: – В день первого выхода в море я оделся в самую лучшую пиратскую одежду и спустил «Удачливого головореза» на воду. Увидев, как шлюпка заплясала на поверхности озера, я понял, что настал мой звездный час. Кульминационный момент многомесячного планирования и тайной работы. Я дошел на веслах почти до середины бушующего моря, и тут мой великолепный корабль неожиданно дал течь. Будучи хорошим капитаном, я был готов к любым чрезвычайным ситуациям и захватил с собой ведро. Принялся вычерпывать ведром воду, но несколько мгновений спустя образовалась еще одна течь. Потом еще. И еще. – Он снова повернулся к ней: – Судя по выражению вашего лица, вы понимаете, в каком направлении развивалась дальше эта история.

– В направлении дна озера?

Он печально вздохнул:

– Боюсь, вы правы. Несмотря на то что я старательно вычерпывал воду, вскоре стало ясно, что первая битва проиграна. Поэтому я поднялся во весь рост, взял под козырек и, подобно многим поколениям пиратских капитанов до меня, пошел ко дну вместе со своим кораблем.

– Это был отважный и очень благородный поступок, – печальным тоном сказала она.

Он пожал плечами:

– Это самое меньшее, что я мог сделать.

– Так, значит, «Удачливый головорез»?..

– Покоится на дне озера. Вместе с моими очками, которые я потерял где-то между образованием течи десятой и течи одиннадцатой. Мой отец был не очень доволен, когда я вернулся домой в лучшем костюме, приведенном в негодность, и без очков.

– Что вы ему сказали?

– Что со мной произошел несчастный случай на озере. И это было абсолютной правдой.

– Вы не сказали ему о мальчишеском желании грабить и брать на абордаж?

– Об этом я никогда никому не рассказывал. – Нахмурив лоб, он взглянул на нее: – Не забудьте, что вы обещали не смеяться.

– Ну что вы, – сказала она, с трудом сдерживая смех. – Хотя должна признаться, это трудно сделать, когда представляешь себе, как вы, взяв под козырек, стоите в тонущей шлюпке, погрузившись уже по пояс в воду.

– На тонущем корабле, – обиженно поправил он.

– Вы, наверное, сразу же передумали насчет того, чтобы стать пиратом?

– Передумал. Как оказалось, я был не таким уж хорошим пиратом. И корабелом тоже.

– Вам повезло, что вы умели плавать.

– Да. Но, не считая этого, весь эпизод был сплошным провалом.

– Ошибаетесь, не был. Тот факт, что ваша шлюпка оказалась непригодной для плавания по морям, совсем не умаляет вашего успеха.

– Успеха? – Он хохотнул. – Мадам, вы явно не расслышали ту часть истории, где я иду ко дну вместе со своим кораблем.

– Я все расслышала. Ваш успех заключался в вашем твердом намерении построить корабль. В целеустремленности, с которой вы взялись за выполнение своего плана. Большинство людей даже не попытались бы осуществить такой проект, тем более довести его до конца. А вашим главным достижением был завершающий благородный поступок: вы сделали это.

Он медленно кивнул, потом сказал:

– Как капитан злополучного «Удачливого головореза» я благодарю вас за добрые слова. Если бы двадцать лет назад вы были рядом, моя гордость, возможно, не пострадала бы так сильно.

– Сомневаюсь. Двадцать лет назад я бы хохотала до коликов при виде Головореза, опускающегося на дно вместе со своей лодкой. – Она усмехнулась и добавила: – Буль-буль-буль.

У него дрогнули губы, но он тут же напустил на себя строгий вид.

– Вы смеетесь.

– Не смеюсь, а улыбаюсь.

В ответ по его лицу медленно расплылась улыбка, от которой у нее перехватило дыхание. Она вдруг с новой силой почувствовала, что он рядом, хотя, пока слушала рассказ, сумела на какое-то время не думать об этом.

– Теперь мы с вами сравняли счет.

– Да, – сказала она. Проклятие! Что это у нее так дрожит голос? – Куда это подевался Дэнфорт? Я надеялась поработать над его портретом, прежде чем мы вернемся в розарий.

– Вы намерены возвратиться со мной в розарий? Я думал, что двух часов землеройных работ в день вам достаточно.

Внутренний голос настойчиво убеждал ее притвориться усталой. Но за последнее время она чаще всего его игнорировала.

– Вы меня, как видно, принимаете за какое-то тепличное растение, милорд. Я готова продолжать работу. Но может быть, вы предпочитаете копать один?

Он покачал головой, не сводя с нее глаз:

– Нет, Сара, я предпочитаю быть с вами.

Она печально подумала, что тоже предпочитает это, причем не только в отношении раскопок в саду.

Как ни печально, но ей пришлось снова напомнить себе, что бесполезно хотеть то, чего не сможешь иметь.

 

Глава 14

Ровно через неделю после первого выхода Сары на землеройные работы дамское литературное общество собралось в полночь в ее спальне. За окнами продолжала бушевать буря, начавшаяся несколько часов назад, в окна барабанил ливень. Хотя Саре было приятно провести время с сестрой и подругами, ей не хватало того, что пришлось отложить из-за бури, – еще одной ночной вылазки на раскопки в розарии в компании лорда Лэнгстона. Такой же, какие они устраивали каждую ночь за последнюю неделю.

Поскольку Мэтью приходилось проводить день и вечер, развлекая гостей, они по взаимному согласию, взяв с собой Дэнфорта, отправлялись копать траншеи в розарии после того, как все расходились по своим комнатам. А сегодня из-за грозы раскопки пришлось отложить. Это означало, что никакого лорда Лэнгстона не будет. Что, как подсказывал здравый смысл, было хорошо. А если ее сердце с этим не соглашалось, то тем хуже для него. Потому что с каждой бесплодной вылазкой их поиски приближались к окончательному, полному фиаско.

И вот сейчас, одетые в ночные сорочки и халаты, члены литературного общества, поджав под себя ноги, сидели на кровати Сары. Франклин с, наконец, пришитой, хотя и несколько криво, комковатой головой восседал, прислоненный спиной к деревянному изголовью. Несколько дней назад, когда литературное общество собиралось днем, пока джентльмены ездили на охоту, Сара нарисовала Франклину лицо, черты которого выбирались путем тайного голосования. Каждая леди голосовала за тех джентльменов, у которых, по ее мнению, самые красивые глаза, нос, рот и линия челюсти. В результате Франклин стал обладателем глаз лорда Лэнгстона, носа лорда Берика, рта мистера Дженсена и челюсти лорда Сербрука.

– Просто жутко становится, когда видишь, что Франклин похож на всех джентльменов сразу, – сказала Эмили.

– Если не считать его комковатой головы, – сказала Джулиана. – Я надеюсь также, что у каждого из джентльменов обе ноги одинаковой толщины.

– А я сомневаюсь, что кто-нибудь из них, да и вообще какой-нибудь мужчина столь щедро наделен… мужскими достоинствами, как наш Франклин, – сказала Каролина.

Ее замечание было встречено сдавленным хихиканьем, и в мозгу Сары моментально материализовался лорд Лэнгстон, встающий из ванны.

– Тебе великолепно удалось лицо, Сара, – с улыбкой сказала Каролина.

Сара решительно прогнала из головы сводящий ее с ума образ Мэтью.

– Спасибо, – сказала она. – А теперь я официально считаю наше заседание открытым. Есть ли у кого-нибудь замечания?

– Я хотела бы напомнить, – сказала Джулиана, – что именно в такую непогожую ночь Франкенштейн создал свое чудовище. – Прижав руки к груди, она испуганно взглянула на потемневшие окна, в которые барабанил дождь.

– Да, погода просто идеальная, – сказала Сара успокаивающим тоном, зная, что Джулиана боится грозы. – Но это всего-навсего явление природы. Не бойся.

– А вспомни-ка, в такую же ночь был убит бедный мистер Уиллстон, – добавила Джулиана. – Матушка только и говорит о каком-то сумасшедшем убийце, который рыщет где-то поблизости.

– Никаких незнакомцев поблизости никто не видел, – сказала Каролина, погладив по руке Джулиану. – Мистер Уиллстон гулял один среди ночи. А у нас целый дом слуг, чтобы защитить нас.

– Правильно. Поэтому давайте поговорим о чем-нибудь менее страшном, – предложила Эмили. – Мы договорились наделить нашего идеального мужчину всеми самыми лучшими качествами, но, учитывая, что Франклин сидит здесь, среди нас, нам, кажется, следует добавить к их перечню еще одно.

– Какое же? – спросила Сара.

– Идеальный мужчина должен быть не только готов сидеть в комнате, где сплетничают женщины, и вежливо слушать их, он должен также уметь хранить секреты, – сказала Эмили и, поиграв бровями, добавила: – Потому что Франклин, сидя здесь, наслушается всякой всячины.

– Это невозможно, – напомнила Каролина, – ведь у него нет ушей.

Их смех разрядил мрачную атмосферу. Джулиана придвинулась поближе к Эмили и спросила: – О чем это вы? Расскажите мне.

– Меня не спрашивай, – сказала Эмили с самым невинным выражением лица. – Спроси у Сары.

Сара, почувствовав на себе взгляды трех пар любопытных глаз, испугалась. Боже милосердный, неужели Эмили каким-то образом узнала о ее ночных вылазках на раскопки?

– Меня? – переспросила Сара и сама пришла в ужас от своего виновато пискнувшего голоса.

– Да, тебя, – заявила Эмили, игриво толкнув ее. Она наклонилась ближе к центру квадрата, который они образовывали, и громко прошептала: – Сара покорила мужчину.

Силы небесные! Она действительно знает.

– Это не то, что ты думаешь…

– Именно то! – заявила Эмили. – Всем ясно, что мистер Дженсен покорен тобой.

От удивления Сара застыла с открытым ртом. Потом тряхнула головой и нахмурилась:

– Мистер Дженсен?

Эмили подняла глаза к потолку:

– Только не говори мне, что не заметила этого. Прежде чем она что-либо ответила, Каролина сказала:

– Я тоже заметила, что ты нравишься мистеру Дженсену, Сара.

– И я, – добавила Джулиана.

– Он был очень мил со всеми нами, – сказала Сара, покраснев до корней волос.

– Да, – согласилась Каролина, – но особенно с тобой. И это меня тревожит. Он кажется приличным человеком, но есть в нем что-то… непонятное. Что-то таинственное.

– Несомненно, во всем виновато его американское воспитание, – заявила Джулиана. – Потому-то он и не принят в высшем обществе с распростертыми объятиями.

– Это, а также то, что он занимается коммерцией, – презрительно фыркнув, сказала Эмили. – Лично я думаю, что он простофиля. Кичится перед всеми своим богатством, положил свой пресыщенный глаз на нашу Сару. А сам обычный колонист. Делает вид, что он бриллиант, хотя на самом деле всего лишь подделка.

Удивленная замечанием Эмили, Сара бросилась на за щиту этого человека.

– Я не нашла ничего оскорбительного в поведении мистера Дженсена, – сказала она. – Откровенно говоря, он был очень добр ко мне.

– Ну, может быть, оскорбительным его поведение не назовешь, – согласилась Эмили, – но мне кажется, что под одеждой безупречного покроя скрывается вульгарный и весьма неотесанный человек. Поэтому он недостаточно хорош для нашей Сары. А что вы скажете об остальных джентльменах? Лично я нахожу и лорда Лэнгстона, и лорда Берика красивыми.

– Пожалуй, – кивнула Джулиана. – У лорда Берика больше живости, тогда как лорд Лэнгстон несколько… мрачноват. И мне кажется, он весьма сдержанный человек, а я всегда мечтала иметь очень страстного поклонника.

– Возможно, он еще удивит тебя, – сказала Сара, не успев остановиться, и чуть было не закрыла рот ладонью. Чего доброго она начнет рассказывать им в малейших подробностях, насколько страстным может быть лорд Лэнгстон. Пусть уж Джулиана на собственном опыте убедится в этом.

Эмили кивнула:

– Сара права. Возможно, он тебя удивит. К тому же, по слухам, лорд Лэнгстон ищет себе невесту, – добавила она, бросив лукавый взглядов сторону Джулианы. – Именно тебя он уговаривал быть его партнером в висте.

Даже при скудном освещении Сара заметила, как покраснела Джулиана, и поспешила сменить тему:

– А что вы скажете насчет лорда Сербрука?

– Думаю, у него тоже немало секретов, – сказала Эмили.

– И есть в нем какая-то печаль. Даже когда он смеется, у него грустные глаза. А лорд Берик?

– Красивый, – сказала Джулиана.

– Обаятельный, – добавила Эмили.

– Великолепно воспитан, но, мне кажется, весьма недалекий, – отметила Каролина. – Сегодня я сидела рядом с ним за ужином и подслушала его разговор с лордом Терстоном, сидевшим напротив нас, о некомпетентности слуг. Лорд Берик упомянул о том, что у него пропала пара сапог. Слуга утверждает, что упаковал их, хотя, очевидно, не сделал этого. Его светлость не заметил отсутствия сапог, пока джентльмены не собрались на охоту, потому что именно эту пару он любит надевать для таких случаев.

– О Господи, надеюсь, из-за нашей проделки у слуги лорда Берика не было серьезных неприятностей! – испугалась Сара, взглянув на Франклина. – Наверное, нам пора демонтировать нашего идеального мужчину и вернуть предметы одежды.

– Даже подумать о том, чтобы сделать это сегодня, я не могу, – запротестовала Джулиана. – Это его первая встреча с нами после того, как ему нарисовали лицо и пришили голову.

– Верно, – согласилась Сара. – Не будем трогать его еще денек-другой. А теперь продолжим наши оценки. Что скажете о лорде Терстоне и лорде Хартли?

– Один остроумный и милый, другой милый, но скучный, – сказала Каролина.

– Согласны, – в один голос подтвердили Эмили и Сара.

– Да, – кивнула Джулиана, – хотя оба кажутся мне большими распутниками. – Она подчеркнуто содрогнулась. – К тому же у лорда Терстона плохо пахнет изо рта.

– фу-у_у! – дружно простонали они и расхохотались. Эмили так расшалилась, что упала на спину. Франклин, потеряв равновесие, тут же свалился на нее.

– Если уж мы заговорили о распутстве, – заметила Каролина, пытаясь привести Франклина в сидячее положение, – то идеальный мужчина не стал бы вести себя так, как не подобает джентльмену. Возможно, Франклин все таки совсем не идеален.

Сара хихикала вместе со всеми, но вдруг представила себе, как лорд Лэнгстон протянул к ней руки, когда она сидела в ванне. Или как он целовал ее, лаская мокрое голос тело. Наверняка такое поведение нельзя было считать подобающим джентльмену.

Но несмотря на это, он был для нее идеальным:

К сожалению.

Мэтью, уставясь в темноту, стоял у окна своей спальни. Дождь барабанил по оконным стеклам, ему аккомпанировали завывания ветра, и он проклинал судьбу за эту бурю, не будь которой, он бы сейчас копал при свете луны траншеи в розарии, хотя это было не самое любимое его место и не самое любимое занятие. Но за последнюю неделю они приобрели для него новое значение благодаря компании Сары.

Он закрыл глаза и тяжело вздохнул. Вся неделя после первой вылазки на раскопки вместе с Сарой оказалась сплошным удовольствием, хотя результат был по-прежнему равен нулю. Но сегодня из-за бури раскопок не будет. А это означало, что Сары тоже не будет.

Не будет общения с ней. И прогулки под луной к озеру, как они это делали каждый раз после неудачно закончившихся раскопок. И не будут они рассказывать друг другу о своих детских приключениях. И кидать камешки в озеро. И бросать Дэнфорту палку, которую он приносил назад. И не будет улыбок и смеха. И не почувствует он, как отступает одиночество, так долго мучившее его.

И не будет ощущения радости жизни.

Конечно, это означало также, что он будет избавлен от мучений, которые причиняла ему возможность находиться рядом, но не прикасаться к ней. От мучения, причиняемого возможностью вдыхать соблазнительный аромат лаванды, исходивший от ее нежной кожи и великолепных непослушных волос. От необходимости стискивать зубы всякий раз, когда нечаянно соприкасались их плечи или пальцы. От того, что он отчаянно хотел ее, делая вид, будто ему нужна всего лишь ее дружба.

Это была поистине неделя сладких мучений.

Прошлой ночью, увидев, как она вошла в свою спальню, он не мог заснуть до рассвета и ходил туда-сюда по комнате, не в силах прогнать из головы ее образ. Поскольку шансов отыскать деньги становилось все меньше, он сказал себе, что если будет проводить с ней больше времени, то наверняка обнаружит в ее характере такие черты, которые ему не понравятся.

Однако теперь, неделю спустя, он мог лишь посмеяться над собственной глупостью. Чем больше времени он проводил с ней, тем больше ему хотелось быть рядом. Потому что его надежда найти в ней то, что ему не нравилось, не оправдалась, а все их совместные вылазки лишь подчеркнули то, что ему в ней нравилось и что его восхищало. Мало того, он обнаружил еще новые черты, которые пришлись ему по душе.

Она была очень целеустремленным человеком и большим оптимистом и не позволяла ему терять надежду на то, что деньги найдутся. Она была терпелива и неутомима и ни разу не пожаловалась на тяжелую работу и мозоли, образовавшиеся на руках. Работая, она напевала себе под нос, что вызывало у него улыбку, потому что у нее совсем не было музыкального слуха. Казалось бы, это должно было его раздражать, но он находил эту привычку трогательной.

Озабоченный тем, чтобы обеспечить ее безопасность, он каждую ночь брал с собой ножи и пистолет, хотя больше ни разу не почувствовал, что за ним кто-то наблюдает, да и Дэнфорт ни разу не насторожился. Если кто-нибудь и впрямь следил за ним раньше, то он, видимо, бросил это занятие. Только нынче вечером он услышал, как слуги болтали о том, что брат Элизабет Уиллстон Билл Смит неожиданно уехал из Аппер-Фладершема, дав тем самым повод подозревать себя в убийстве Тома. Это был весьма печальный исход для семейства Уиллстонов, но огромным облегчением для Мэтью, учитывая его собственные обстоятельства.

Ежедневно в три часа утра он оставлял Сару у дверей ее спальни, всякий раз испытывая при этом чувство утраты. А потом целый день с нетерпением ждал их ночной вылазки в сад.

Однако каждая их вылазка неуклонно приближала их к окончанию раскопок в розарии, а следовательно, к полному фиаско. Ему, конечно, не хотелось мириться с этим фактом, но в глубине души он знал, что это всего лишь дело времени. По его подсчетам, они завершат свои поиски за следующие пять ночей. Мэтью, конечно, мог бы ускорить работу, но это означало бы сократить время, проведенное с Сарой, а он слишком дорожил часами, проведенными наедине с ней, чтобы отказаться от них скорее, чем было необходимо.

Итак, осталось пять ночей. А потом уже негде будет искать. И не останется никакой надежды, что найдутся деньги, якобы оставленные ему отцом. И не будет у него надежды получить возможность жениться на той женщине, на которой он хочет.

Он провел руками по лицу и, отвернувшись от окна, пересек комнату, тяжело опустившись в кресло перед камином. Дэнфорт, лежавший на коврике, поднялся на ноги и, подойдя к нему, уселся на его сапог. Бросив на хозяина вопросительный взгляд, явно означавший, что пес понимает, что хозяину не по себе, Дэнфорт с сочувствием вздохнул и положил массивную голову ему на бедро.

– Ты все правильно понимаешь, – сказал Мэтью, почесав Дэнфорта за ушами. – Но ты и понятия не имеешь, как тебе повезло, что ты собака.

Дэнфорт облизнулся и взглянул на дверь тоскующим взглядом.

Мэтью покачал головой:

– Не сегодня, дружище. Сегодня Сары не будет.

При этих словах Дэнфорт понурил голову, и Мэтью отлично его понял.

Сегодня Сары не будет.

Эти слова отозвались в нем болью. И боль эта лишь усилилась, когда он подумал, что всего через пять дней Сары вообще не будет больше в его жизни. Не будет никогда. Гости разъедутся, и она тоже покинет Лэнгстон-Мэнор. А после этого он вскоре женится – во исполнение своего обещания. На богатой наследнице – чтобы выполнить обязанности, связанные с его титулом.

Богатая наследница… Запрокинув голову, он уставился в потолок, представив себе прелестную леди Джулиану. За последнюю неделю он старался проводить с ней побольше времени, несколько раз сидел рядом за обеденным столом, был ее партнером, когда играли в вист, приглашал прогуляться по саду – и все это под бдительным оком ее не слишком утонченной мамаши и под сердитыми взглядами Хартли, Терстона и Берика, которые явно восхищались леди Джулианой.

Тихо застонав, он поднял голову и уставился в огонь, плясавший в камине. С какой стороны ни посмотри, его брак с леди Джулианой мог бы считаться идеальным. У нее были деньги, которые нужны ему, а у него – высокий титул, который желала заполучить ее семья. И сама она была во всех отношениях безупречной.

Однако при одной мысли о женитьбе на ней у него появлялось какое-то неприятное ощущение вроде мурашек, пробегающих по спине. Как бы ни старался он представить себе их совместную жизнь, картина никак не желала вырисовываться в его мозгу.

И вдруг его осенило. Какой бы идеальной кандидатурой ни была леди Джулиана, он просто не мог жениться на ней. И не женится. Пока в его жилах бушует неутолимое желание обладать Сарой, женитьба на ее ближайшей подруге означала бы постоянное напоминание о женщине, которую он действительно хочет, и он понимал, что, в конце концов, не сможет этого вынести. Такая ситуация была бы бесчестьем и для него, и для леди Джулианы, очень приличной молодой женщины, явно не заслуживающей мужчину, который вожделеет ее ближайшую подругу.

Ради собственного душевного здоровья ему было необходимо позаботиться о том, чтобы, уехав из его дома, Сара навсегда ушла также из его жизни. Ему нужна была богатая наследница, но ее придется поискать в другом месте. Благодаря дружбе с Сарой леди Джулиана не являлась больше подходящей кандидатурой. Он понял бы это раньше, если бы не его влечение к Саре. Мэтью с облегчением вздохнул. Теперь, когда он принял решение вычеркнуть леди Джулиану из списка кандидатур, он почувствовал себя так, как будто тяжкий груз на его плечах стал легче. Сегодня он получил письма из резиденций леди Пруденс Уиппл и мисс Джейн Карлсон, в которых говорилось, что ни та ни другая не смогут приехать к нему в гости, поскольку обе они путешествуют на континенте. Но в Лондоне было множество богатых молодых женщин, желающих выйти замуж за обладателя титула. Несмотря на то что время поджимало, факт, что он был молод и отнюдь не уродлив, обеспечивал ему успех.

Однако это означало, что ему теперь необходимо срочно поехать в Лондон, а времени действительно оставалось мало. Отведенный ему год заканчивался всего через три недели. Это означало, что ему нужно ускорить темпы раскопок, чтобы завершить поиски. Быстро произведя в уме кое-какие расчеты, он решил, что они могли бы закончить работу не за пять, а всего за три ночи. А это означало, что осталось провести еще всего три ночи с Сарой – при мысли об этом ему показалось, что его не просто пырнули ножом, но и повернули его в ране. Понимая, что дело безнадежно, но все же надеясь на успех, он решил потом сразу же уехать в Лондон.

И найти себе невесту. Которая не будет Сарой.

Боже милосердный, если бы она была богатой наследницей, все его проблемы были бы решены. Если бы только он не дал эти проклятые обещания у постели умирающего, выполнять которые его обязывала честь! Если бы только он не унаследовал этот чертов титул и все обязанности, а также безумные долги, которые были с ним связаны!

Он взъерошил руками волосы. Нечего мечтать о несбыточном! Он знал, что надо делать, и будь что будет.

Осторожно отодвинув в сторону морду Дэнфорта, Мэтью встал и, подойдя к бару, налил себе щедрую порцию бренди. Отхлебнув большой глоток, он взглянул на свой письменный стол и сразу же подумал о содержимом верхнего ящика. Оно притягивало его к себе, словно сладкозвучное пение сирены.

Словно в трансе, он поставил бокал, пересек комнату и, открыв верхний ящик стола, достал оттуда два рисунка. Держа их в руках, он рассмотрел первый, на котором был изображен Дэнфорт, сидящий в траве явно на черном мужском сапоге. Его любимец был изображен так реалистично, что Мэтью даже показалось, что пес дышит. Он почти ощущал его вес на своем сапоге.

Он осторожно положил рисунок на стол, потом принялся разглядывать второй. На нем был изображен мальчик в очках в пиратском одеянии, который со стоическим выражением лица отдавал честь, стоя в наполовину затонувшей гребной шлюпке посередине озера. Нос корабля украшала безголовая, бесхвостая русалка, а на борту красовалось название злополучного судна: «Удачливый головорез». Она так искусно схватила этот момент и с такой точностью передала настроение, как будто сама там присутствовала.

Прошлой ночью по возвращении домой после раскопок она вручила ему скатанные в трубочку и перевязанные лентой рисунки. Когда он в шутку напомнил, что у него не день рождения, она покраснела и сказала, что ее подношение и подарком-то назвать трудно.

Однако она была совсем не права. Он застыл перед рисунками, не в силах сказать ни слова. Рисунки были… идеальны. И уникальны. Как и женщина, которая сделала их для него.

Он еще несколько секунд смотрел на рисунок, потом перевернул его и прочел короткую надпись на обратной стороне: «Лорду Лэнгстону на память об одном великолепном дне».

Она подписала свое имя, и он осторожно провел пальцем по аккуратной четкой подписи, сразу же вспомнив, какова на ощупь ее нежная кожа. В этот момент он почувствовал, как в ногу его толкнул мордой Дэнфорт, который вопросительно взглянув на хозяина, перевел взгляд на дверь.

Мэтью покачал головой:

– Извини, старина. Как я уже сказал, сегодня, кроме нас с тобой, никого не будет.

Во взгляде Дэнфорта появилось выражение, очень похожее на упрек. Он в мгновение ока схватил зубами рисунок, который Мэтью положил на стол. Не успел Мэтью оправиться от неожиданности, как собака, зажав в челюстях рисунок, бросилась к двери. Остановившись перед дверью, пес поднял массивную лапу и проделал трюк с открыванием дверной защелки, которому научил его хозяин, потом выскочил в коридор.

– Только этого не хватало! – воскликнул Мэтью и, чтобы спасти рисунок, опрометью бросился следом за своей неожиданно взбесившейся собакой.

Дэнфорт стоял в конце длинного коридора со свешивающимся изо рта рисунком и, повиливая хвостом, ждал, чтобы хозяин присоединился к этой веселой игре.

– Ко мне! – шепотом скомандовал Мэтью, опасаясь взбудораживать весь дом.

Вместо того чтобы выполнить команду, его обычно послушный Дэнфорт повернул за угол и скрылся из виду. Расстроенный Мэтью бросился следом и, повернув за угол, увидел, что Дэнфорт стоит посередине коридора.

Прямо перед дверью спальни Сары.

– Ко мне! – прошипел он сквозь стиснутые зубы. Дэнфорт не двинулся с места, и Мэтью подошел к нему. – Если ты испортил мой рисунок, то тебе никогда больше не видеть говяжьей косточки, – пригрозил он. – Отныне будешь есть одну кашу.

Судя по всему, Дэнфорт не обратил внимания на все эти угрозы его гастрономическому благоденствию. По правде говоря, он и на Мэтью-то не обращал особого внимания. Вместо этого он поднял лапу, положил ее на бронзовую дверную ручку и исполнил свой любимый трюк. Дверь распахнулась, и Дэнфорт вместе с рисунком исчез в комнате.

Подоспевший Мэтью остановился перед дверью. Черт возьми, что теперь делать? Ее спальня… единственное место на всей планете, в котором ему больше всего хотелось быть, но и единственное место, к которому ему не следовало даже приближаться. Возможно, она в ванне. Или раздевается. При одной мысли об этом ему стало жарко.

Но… может быть, она спит. Наверняка так оно и есть. А ему надо войти в комнату, чтобы спасти рисунок, пока Дэнфорт не испортил его своими слюнями. Он просто обязан спасти рисунок, который она ему подарила. А если окажется, что она принимает ванну или раздевается, то это уж не его вина.

Сделав глубокий вдох, чтобы собраться с духом, он шагнул в ее спальню. Переступив через порог, сразу же взглянул в сторону камина. Но ванны с горячей водой, а также мокрой и голой Сары в ней перед камином не было. Ну что ж, тем лучше. Он перевел взгляд на кровать. Пусто. Он окинул взглядом комнату и увидел, что она стоит возле гардероба. Его сердце немедленно исполнило сальто, которое делало теперь всякий раз, когда он ее видел.

На ней были надеты простенькая белая сорочка, закрывавшая ее от горла до кончиков пальцев на ногах, и халатик, то есть абсолютно скромное одеяние, которое не должно было его возбудить. Она держала в руках его рисунок и с удивлением смотрела на него своими огромными глазами. Дэнфорт, который, кажется, ухмылялся, сидел у ее ног – вернее, на ее ноге, чтобы лишить ее возможности сдвинуться с места. Мэтью подумал, что Дэнфорт еще и чертовски умная собака.

Она испуганно оглянулась через плечо и обвела кончиком языка пересохшие губы, отчего Мэтью пришлось стиснуть зубы.

– Лорд Лэнгстон… что вы здесь делаете?

Мэтью не нравилось, что она настойчиво обращалась к нему в соответствии с титулом. Ему хотелось слышать, как она произносит его имя, видеть, как складываются ее губы, выговаривая каждый его слог. Но хотя он просил ее называть его по имени, она упорно именовала его согласно титулу.

– Не знаю, какой дьявол вселился в этого Дэнфорта, – сказал Мэтью, покачав головой, – но он схватил с письменного стола свое изображение и, прежде чем я успел остановить его, вбежал в вашу спальню. Как вам известно, он большой умелец открывать двери.

– Это я знаю, – сказала она, снова оглянувшись через плечо на гардероб. Судя по всему, она нервничала. Была взволнованна. Его появление явно смутило ее. Тем лучше. Почему он один должен страдать?

– Хочу извиниться за поведение Дэнфорта.

– Не стоит извиняться, – сказала она и протянула ему рисунок.

Но он не взял его.

– Спасибо, но, мне кажется, у него была причина принести его к вам. Полагаю, он хочет, чтобы вы написали что-нибудь на обратной стороне, как сделали это на другом рисунке. – Понизив голос до заговорщического шепота, он добавил: – По-моему, Дэнфорт немного обижен, что вы не подписали рисунок. Он сам мне это сказал.

У нее дрогнули губы, и она взглянула на собаку:

– Это правда, Дэнфорт?

Дэнфорт с обожанием взглянул на нее и жалобно поскулил. Ну что за умник этот пес! К тому же талантливый актер – будь он человеком, ему бы самое место на театральных подмостках.

– Извини за недосмотр, я сию же минуту все исправлю, – сказала она.

Мэтью увидел, как она вытащила ногу из-под Дэнфорта и подошла к секретеру. Чтобы не глазеть на нее, пока она пишет, он окинул взглядом комнату, заметив стопку книг на прикроватном столике. В изножье кровати аккуратно лежало ее платье, на туалетном столике – щетка для волос и расческа.

И вдруг Мэтью удивленно вытаращил глаза. Уж не привиделось ли это ему? Но нет, из-под прикроватной дверцы шкафа виднелась пара мужских сапог. А это могло означать одно…

В гардеробе прячется мужчина!

Мужчина, о присутствии которого в комнате, судя по волнению и взглядам через плечо, Сара отлично знала. И поскольку она не была испугана, его присутствие было Саре явно приятно.

Он испытал одновременно гнев, шок, возмущение, ревность и – черт возьми! – обиду. Он был в ярости.

Сначала он хотел подойти к гардеробу, распахнуть дверцы и вытащить оттуда сукина сына, который там прячется. Но это могло подождать. Вместо этого он не спеша, размеренным шагом подошел к секретеру. Остановившись напротив Сары, он уперся обеими руками в отполированную поверхность стола и наклонился к ней:

– Сара?

– Да, милорд? – отозвалась Сара, делавшая надпись на рисунке.

– Что вы делали, когда в комнату вбежал Дэнфорт?

Она бросила взгляд на гардероб и покраснела. У нее был такой вид, как будто слово «виновна» было выжжено у нес на лбу.

– Ничего.

– Ничего? Будет вам, Сара. Должно быть, вы все-таки что-то делали.

– Нет. Я просто сидела у огня.

Не дав воли гневу и обиде, он серьезно взглянул на нее.

– Вы не умеете лгать, – сказал он, гордясь тем, как спокойно он это произносит.

Она вздернула подбородок. Глаза ее возмущенно сверкнули.

– Я никогда не претендовала на то, чтобы стать лгуньей. Нет у меня такой привычки. Я просто сидела у огня.

Видит Бог, если бы он не был так зол, то поаплодировал бы ей за присутствие духа. Но он выпрямился и, не говоря ни слова, направился к гардеробу. Он понял, что ей стало ясно, куда он направляется, потому что она тихо охнула и поспешила за ним следом:

– Лорд Лэнгстон, что вы делаете? Он не мог говорить, поскольку от ярости утратил дар речи. Еще никогда в жизни не испытывал он такой ярости по отношению к другому человеку, какую испытывал в тот момент к этому трусу, прячущемуся в гардеробе. К проклятому мерзавцу, которого она явно пригласила к себе в спальню. К человеку, который, несомненно, осмеливался прикасаться к ней. Целовать ее.

«Точно так же, как это осмелился сделать ты, – ехидно согласился с ним внутренний голос. – В таком случае чем ты отличаешься от этого сукина сына, который прячется в гардеробе?»

Он стиснул зубы, чтобы не зарычать от ярости, и протянул руку к бронзовой ручке дверцы.

– Остановитесь! – сказала она за его спиной. – Прошу вас…

Не дав ей договорить, он с такой силой распахнул дверцы гардероба, что сорвал одну из них с петли. Готовый с первого удара отправить мерзавца в нокаут, Мэтью схватил мужчину за галстук и вытащил из шкафа.

И уставился в свои собственные глаза.

Вернее, в изображенные углем его глаза, а также нос, рот и челюсть, которые не принадлежали ему, но были почему-то знакомы. Все это было нарисовано на комковатой голове. На которой не было волос. И ушей.

Он замер на месте. На лице жили только глаза, лихорадочно осматривающие то непонятное, что он держал в руках. Судя по всему, перед ним была точная копия мужчины в натуральную величину. Мужчины, на котором была надета… его сорочка? Мужчины, у которого не было рук, одна нога была значительно толще другой и который, видимо, испытывал невероятно сильную эрекцию.

Мэтью опустил кулак и повернулся к Саре, которая стояла в нескольких футах от него, прижав к щекам ладони, и смотрела на него округлившимися глазами с выражением смертельного ужаса на лице.

– Что, черт возьми, все это означает? – спросил он, так сильно тряхнув чучело, что комковатая голова скатилась с плеч и упала на пол.

Сара немедленно наклонилась, подняла ее и покровительственно прижала к груди. Уставившиеся на Мэтью его собственные глаза выглядели так натурально, что он даже потрогал свою голову, чтобы убедиться, что она все еще на плечах. Встретившись взглядом с Сарой, он заметил, что она страшно рассержена.

– Полюбуйтесь, что вы наделали! – возмущенно сказала она. – Вы хоть понимаете, сколько времени я потратила, чтобы голова была пришита прямо?

Он в замешательстве долго смотрел на нее, потом сказал:

– Я понятия не имею, сколько вам потребовалось времени, но, очевидно, вам его не хватило. А теперь ответьте на мой вопрос: что, черт возьми, происходит? И зачем здесь находится эта мерзкая штука? – Он снова встряхнул безголовое чучело. – Откуда она взялась, почему на ней моя сорочка и почему на этой комковатой голове нарисованы мои глаза?

Она приподняла брови:

– Вы просили ответить на вопрос, а сами задали пять.

– И на все я хочу получить ответы. Немедленно.

Она посмотрела ему прямо в глаза и кивнула, от чего очки сразу сползли на нос. Поправив очки, она сказала:

– Ладно. Здесь ничего не происходит, если не считать того, что вы сочли приемлемым ворваться, не спросив и не получив разрешения, в мою спальню. Эта «штука», как вы грубо изволили назвать ее, является копией мужчины в натуральную величину. Это плод фантазии леди – членов нашего литературного общества. В дополнение к вашей сорочке на ней надеты галстук лорда Терстона, брюки лорда Сербрука и сапоги лорда Берика. Пришлось позаимствовать все это, потому что иначе его не только было бы невозможно набить, но он оказался бы голым. На его комковатой голове, кроме ваших глаз, имеются нос лорда Берика, рот мистера Дженсена и челюсть лорда Сербрука, поскольку в наши намерения входило создать образ идеального мужчины. – Она возмущенно фыркнула. – Кроме глаз, с вами у него нет никакого сходства.

– Очень на это надеюсь. У меня, знаете ли, есть уши. И волосы. Не говоря уже о шее и…

– Я хотела сказать, – прервала его Сара, прищурившись, – что он является образцом джентльменского поведения. Уж он-то не проявил бы такую бесцеремонность, не стал бы врываться в спальню леди и отпускать бестактные замечания по поводу неправильной формы чьей-то головы.

– Но если бы его собака убежала, унеся в зубах что-то очень важное для него, а он бы струсил и не сделал того, что необходимо, чтобы вернуть эту вещь, то оказался бы образцом поведения простофили. – Он провел рукой по лицу. – Ну и ну! Вы, кажется, заставили меня говорить об этом чучеле, как будто это живое существо. Как будто у него есть имя.

– По правде говоря, у него действительно есть имя.

– Вот как? И как же его зовут? Лорд Комковатый? – Его взгляд скользнул к невероятных размеров утолщению под брюками чучела. – Граф Грандиозный? Или, может быть, мистер Анатомически Невероятный?

– Нет. – Она решительно отобрала у него из рук туловище. Помедлив несколько секунд, во время которых он, кажется, даже слышал, как она спорила сама с собой, Сара сказала: – Позвольте представить вас моему очень хорошему другу – мистеру Франклину Н. Штейну.

 

Глава 15

Сара, замерев на месте, наблюдала, как меняется выражение лица лорда Лэнгстона, переходя от крайнего удивления и смятения к явному раздражению. Тем лучше. Не все же ей одной испытывать подобные чувства.

– Вы сделали точную копию вашего друга Франклина? Почему? Неужели вы так сильно скучаете по нему?

Она еще крепче прижала к себе обезглавленное туловище Франклина, так что из зияющей дыры на шее выдавилось немного набивочного материала. Она не сразу решилась сказать, что Франклина вообще не существует, но поняла, что просто не сможет солгать Мэтью. Тем более что, в конце концов, он все равно обо всем узнает. Наверняка после того, как они поженятся с Джулианой, молодая жена расскажет ему историю появления Франклина. Так что скрывать от него правду сейчас не было никакого смысла.

Она улыбнулась:

– Я вообще не скучала по Франклину.

Мэтью прищурил глаза:

– Тот факт, что вы так крепко прижимаете его копию к груди, говорит об обратном.

– Я его не прижимаю. Я его держу, – сообщила она, – и только лишь потому, что он не может стоять без посторонней помощи.

Он искоса взглянул на огромное утолщение спереди под брюками Франклина:

– Я, кажется, даже понимаю, почему он не может стоять.

– А скучать по нему я просто не могла, потому что его не существует.

– Не существует? – Он нахмурил брови. – Что за вздор! Я своими глазами видел сделанный вами рисунок. Вы не забыли? Это был очень подробный рисунок абсолютно голого мужчины. А под рисунком вы даже написали его имя.

Собравшись с духом, она рассказала ему о том, как увидела статую обнаженного мужчины в зимнем саду леди Истленд и сделала рисунок. И как потом леди из литературного общества, прочитав о Франкенштейне, решили соорудить идеального мужчину. Она рассказала ему все, в заключение добавив:

– Так что, как видите, Франклин существует только в нашем воображении. И вот в таком виде. – Она приподняла туловище Франклина и приложила к нему голову.

– Значит, никакого голого мужчины не было?

– Не было реального голого мужчины, – поправила его она. – Кроме… вас.

– Да, кроме меня, – вкрадчивым голосом произнес он.

Глаза его блеснули, он сделал шаг по направлению к ней.

Испуганная цирковыми трюками, которые от его близости проделывало ее сердце, Сара сделала два торопливых шага назад. И уперлась спиной в стену.

Он сделал еще один шаг.

– Скажите мне, Сара, – произнес он тихим глубоким голосом, звук которого ощущался как нежная ласка. – Вы рисовали меня?

У нее перехватило дыхание. Он смотрел на нее тем самым взглядом, от которого подгибались колени и которого она ни разу не видела за последнюю неделю. Его глаза потемнели и горели таким же огнем, как это было перед его поцелуями. И его интимными прикосновениями.

Ее охватило желание, и она была вынуждена признать, что контролировать свою тягу к нему в течение последней недели ей удавалось лишь потому, что он не смотрел на нее таким взглядом. Как будто он изголодался по ней.

Она вдруг рассердилась. На него – за то, что заставил ее хотеть себя. За то, что он олицетворял собой все, о чем она мечтала, но не надеялась получить. И на себя – за то, что ей мучительно хотелось забыть о том, что по целому ряду причин ей нельзя желать его. За мучительное желание взять то, что хочется, – и пропади пропадом все последствия. За то, что позволила себе безоговорочно и безнадежно влюбиться в него.

Было бесполезно отрицать правду. Она любила его. Она хотела его. Безумно.

Но она не могла заполучить его. Как и многое другое в своей жизни. Она должна согласиться с этим и продолжить жить. Но первое, что нужно сделать, – это прекратить этот разговор и выдворить его из своей комнаты, пока она не сказала или не сделала что-нибудь такое, о чем потом пожалеет. О чем они оба пожалеют.

– Вы знаете, что я вас рисовала, – сказала она. – Я дала вам этот рисунок, где вы изображены во всем своем подростковом пиратском великолепии.

Он подошел еще на шаг ближе. Теперь расстояние между ними составляло менее двух футов. И она поняла, что если бы не держала в руках безголовое чучело, то поддалась бы искушению и прижалась к нему.

Он уперся ладонями в стену по обе стороны ее головы, словно посадив ее в клетку.

– Я имею в виду: рисовали ли меня в голом виде, Сара? Так сказать, во всем моем обнаженном великолепии?

Много раз.

– Нет, ни разу.

Он поцокал языком.

– Вы действительно никудышная лгунья. Позвольте посмотреть ваш альбом, чтобы понять правду.

– Вы не осмелитесь, – возмутилась она.

– Своими словами вы лишь бросаете мне вызов. Думаю, вы удивились бы, узнав, на что я способен осмелиться.

Не желая, чтобы он подумал, что сумел запугать ее, она спросила самым высокомерным тоном:

– А что, если я вас рисовала?

– Я был бы… польщен. И мне интересно узнать, часто ли вы смотрели на эти рисунки. – Его взгляд переместился на ее губы, и она вздрогнула. Потом он снова посмотрел ей в глаза и прошептал: – Мне было бы интересно узнать, часто ли вы думали обо мне. И так ли часто, как я думал о вас. Потому что, Сара… я думаю о вас все время.

Ее тело отреагировало на его слова такой необузданной страстью, что это даже испугало ее. Она зажмурила глаза и молила Господа дать силы противостоять ему. Противостоять своему безумному желанию.

– Это неправильно. Я не могу… Я хочу, чтобы вы покинули меня.

– Я не собираюсь жениться на леди Джулиане.

Она открыла глаза и пристально вгляделась в его лицо. Похоже, он говорил правду.

– Простите, я не расслышала.

– Я не собираюсь жениться на леди Джулиане.

Потребовалось несколько секунд, чтобы его слова дошли до ее сознания, а когда это произошло, у нее даже дыхание перехватило.

– Вы нашли деньги?

– Нет.

Огонек надежды, загоревшийся в ее сердце, мгновенно погас.

– В таком случае я чего-то не понимаю. Вы говорили, что вам необходимо жениться на богатой наследнице.

– К сожалению, это так… если не произойдет чудо и мы не найдем деньги в оставшиеся несколько дней. Но этой богатой наследницей не будет леди Джулиана.

Эгоистическое чувство огромного облегчения боролось в ней с преданностью подруге.

– Но почему? Вы, кажется, понравились друг другу? – спросила Сара. Правда, основываясь на том, что ей говорила раньше Джулиана, она ни на минуту не сомневалась, что Джулиана не останется с разбитым сердцем, если он не женится на ней. – Уверяю вас, более красивой и добросердечной женщины вы не найдете.

– Дело не в ее красоте или приятном характере. А в том, что она ваша подруга.

Судя по выражению его лица, Сара должна была понимать, о чем идет речь. А она совершенно не понимала. Поэтому она, чуть наклонившись вперед, незаметно принюхалась.

Он удивился:

– От меня плохо пахнет?

– От вас пахнет сандаловым деревом и чистым бельем.

– А вы что ожидали?

– Учуять запах бренди. Или виски. Или какого-то другого алкогольного напитка.

– Уверяю вас, я абсолютно трезв, Сара. Просто я не могу жениться на вашей подруге, когда безумно хочу вас. Такая ситуация была бы невыносимой для всех. Поэтому, практически потеряв надежду найти деньги, я планирую через четыре дня уехать в Лондон, чтобы заняться поисками другой кандидатуры. – Он пытливо посмотрел ей в глаза: – Есть ли у вас среди подруг другие богатые наследницы? Скажите мне сразу, чтобы я мог вычеркнуть их из своего списка потенциальных невест.

Говорить было трудно, особенно когда его слова «я безумно хочу вас» эхом отдавались в мозгу. Испытывая одновременно удивление, смятение, облегчение и желание, она покачала головой и сказала:

– Нет.

– Отлично.

Взгляд Мэтью задержался на ее губах, и он едва подавил стон, рвавшийся из горла. Черт возьми, неужели это он только что сказал, что безумно хочет ее? Это была чудовищная недооценка происходящего. А судя по тому, как вздымалась и опускалась ее грудь и участилось дыхание, он был не одинок в своем желании.

Проклятие! Ему нужно уходить из ее спальни. Немедленно. Он знал это, и внутренний голос подсказывал ему то же самое, но ноги отказывались двинуться с места. Вместо этого он взял в ладони ее лицо и легонько провел подушечкой большого пальца по соблазнительной нижней губе.

– Мои слова о том, как сильно я вас желаю, – прошептал он, – они вас не шокировали?

Она покачала головой, от чего ее очки съехали на кончик носа, что его всегда забавляло и умиляло.

– Нет, но… – Она не договорила и потупила взгляд. Взяв ее двумя пальцами под подбородок, он заставил ее заглянуть ему в глаза.

– Но – что?

– Но вы не должны делать подобных заявлений, пока я не сяду, иначе я могу рухнуть на пол прямо у ваших ног.

Ее признание, несомненно, означало, что за последнюю неделю она испытывала те же мучения, что и он. Слава Богу. Конечно, эгоистичное чувство облегчения говорило не в его пользу, но справиться с чувствами он не мог.

– Сара… – Черт возьми, даже ее имя произносить ему было приятно. Мэтью втянул воздух и почувствовал нежный запах лаванды. Судя по всему, этого было достаточно, чтобы освободить сдерживаемое целую неделю страстное желание. Оно было столь велико, что он не смог бы отойти от нее, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Он наклонил голову и прикоснулся губами к ее губам. Это было как возобновление знакомства после недельного отсутствия, казавшегося вечностью.

Она со вздохом раскрыла губы, и он моментально погрузился в нежный бархат ее рта, проникая все глубже и глубже. Он почувствовал, как она обвила его руками за шею, прижавшись к нему. И всякое подобие самоконтроля моментально исчезло, как дымок на ветру.

Издав какое-то рычание, он обеими руками крепко прижал ее к себе. Неистовое, отчаянное желание пульсировало в его теле. Он сделал еще шаг и прижал ее к стене нижней частью своего тела. Ощутив, как его эрекция вписалась в ее мягкие изгибы, он застонал и принялся медленно тереться о нее, теряя разум от наслаждения.

«Прикоснуться к ней. Я должен прикоснуться к ней. Еще один разок. Всего одно прикосновение…»

Опустив одну руку, он взялся пальцами за подол хлопчатой ночной сорочки и стал задирать его вверх, пока не прикоснулся к панталончикам.

Ее кожа. Он должен прикоснуться к ее коже. Всего разок.

Его рука скользнула вверх. В ладони оказалась ее мягкая, теплая грудь. Она тихо охнула, издав тот самый эротичный звук, который преследовал его с того мгновения, когда он впервые его услышал. Сосок затвердел от его прикосновения, и он осторожно потянул его, зажав между пальцами, почувствовав, как она вздрогнула от удовольствия.

И тут он понял, что всего одного поцелуя и всего одного прикосновения будет недостаточно. Он хотел большего. Он хотел всего. Причем так сильно, что чуть не дрожал. А это означало, что ему придется остановить это безумие. Сию же минуту.

Собрав последние крохи своей воли, он вытащил из-под сорочки руку, отстранился от нее и поднял голову.

Она тяжело дышала, влажные от его поцелуя губки раскрылись, волосы были взлохмачены его нетерпеливыми руками. От ее вида у него перехватило дыхание. Он еще ни когда в жизни не хотел так сильно ни одну женщину.

Он осторожно снял с нее очки, и она взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.

– Вы остановились? – хриплым шепотом произнесла она. – Почему?

– Как я уже говорил, когда в прошлый раз мы оказались в объятиях друг друга, – мои возможности противостоять твоему обаянию небезграничны, и, боюсь, они достигли своего предела.

Некоторое время тишину в комнате нарушало лишь их смешанное прерывистое дыхание. Потом, не отводя взгляда от его глаз, она прошептала:

– И, как я уже спрашивала, когда в прошлый раз мы оказались в объятиях друг друга, – что, если я не хочу, чтобы вы ему противостояли?

– Эгоистичная часть моего существа, которая безумно хочет тебя, не дала бы тебе ни малейшего шанса передумать. Но другая часть, которая любит тебя и не хочет причинить тебе боль, считает, что необходимо узнать, учла ли ты все возможные последствия. Потому что их много. И они гораздо серьезнее для тебя, чем для меня.

– Я об этом подумала. По правде говоря, за последнюю неделю, как я ни пыталась, не могла думать ни о чем другом.

– Сара… в моем нынешнем положении я ничего не могу предложить тебе. И как бы мне ни хотелось, чтобы все было по-другому, у меня практически нет шансов надеяться, что найдутся деньги и ситуация изменится.

– Я знаю, что ты обязан жениться на богатой наследнице. Я понимаю, что через четыре дня ты уедешь отсюда и мы, вероятнее всего, никогда больше не увидим друг друга. Я сознаю, что рискую забеременеть, но я также слышала из разговоров между дамами, что есть способы предотвратить беременность. Я надеюсь, что ты их знаешь? – Увидев, что он кивнул, она продолжила: – Я сознаю, что, отдавая себя тебе, я навсегда теряю возможность выйти замуж. – Она протянула руки и взяла его лицо в ладони. – Но это не значит, что ты меня чего-то лишаешь, ведь я никогда не планировала выходить замуж. Меня уже несколько лет считают старой девой, и я смирилась с тем, что замужество и дети – не мой удел. Я имела намерение прожить свою жизнь, занимаясь тем, чем занимаюсь всегда, – рисованием, садоводством, домашними животными, наслаждаясь общением с подругами и со своей сестрой Каролиной. Ты первый – нет, ты единственный мужчина, который когда-либо захотел меня, – сказала она.

У нее задрожала нижняя губа, и при виде этого у него перехватило дыхание. Он не мог представить себе мужчину, который бы не захотел эту нежную, беззащитную женщину.

– Мэтью… ты разбудил во мне чувства, желания и страсти, которые я никогда не надеялась испытать. Я даже не подозревала, что они существуют. Пусть это будет всего на одну ночь, но я хочу их испытать. Я хочу еще раз почувствовать ту магию, которую ты заставил меня почувствовать раньше. Я хочу заставить тебя испытать такое наслаждение. – «Я хочу испытать все, что могу. Всего разок. С тобой».

Мэтью повернул голову и прижался губами к ее ладони. Он хотел сказать ей, что более всего на свете ему хотелось того же самого. Всего разок. С ней. Но такие длинные речи были ему сейчас не под силу. Поэтому он сказал единственное слово, которое мог произнести:

– Сара…

С бешено бьющимся сердцем он взял ее за руки и отвел на кровать.

– Побудь здесь, – тихо сказал он. Она усмехнулась уголком губ:

– Я не собираюсь никуда убегать.

Положив ее очки на ночной столик, он принялся зажигать все свечи и лампы, имевшиеся в комнате. Когда она поинтересовалась, что он делает, он ответил, что хочет, чтобы им было светло.

Она смущенно фыркнула:

– Но в темноте, как известно, даже некрасивые кажутся красавицами.

Он молчал, пока вся комната не озарилась теплым золотистым светом, напоминающим летнее утро. Потом он вернулся к ней и взял за руки.

– Ты прекрасна, Сара. Внутри. Снаружи. Повсюду. Я хочу видеть тебя всю. Хочу видеть выражение твоего лица, когда ты получаешь наслаждение. Хочу разглядеть каждый дюйм твоей нежной кожи. Но может быть, ты предпочитаешь не видеть меня?

– Э-э, нет, – покачала она головой. – Я хочу видеть все. Конечно, без очков мне придется разглядывать тебя с близкого расстояния. С очень близкого.

Он хохотнул. Трудно было себе представить, что кто-нибудь другой, кроме нее, мог бы рассмешить его в такой момент.

– Можешь разглядывать меня с любого расстояния. Считай, что я в твоем полном распоряжении.

Ее это явно заинтересовало.

– Весьма любопытное предложение, особенно для человека, обладающего большой жаждой познания.

– Рад помочь всем, чем могу. – Он перевернул ее руку и прикоснулся кончиком языка к центру ее ладони. – Могу ли я рассчитывать получить аналогичное предложение с твоей стороны?

– Мне казалось, что я уже его сделала.

Он улыбнулся:

– В таком случае приступим… – Отпустив ее руки, он направил все свое внимание на ее волосы. Развязав ленточку, стягивающую косу, медленно расплел густые пряди, концы которых достигали бедер. – Вот если бы я был художником… – пробормотал он, пропуская сквозь пальцы ее великолепные волосы, – я написал бы тебя такой, как сейчас. И посрамил бы Венеру Боттичелли.

Она хотела было запротестовать, но он неодобрительно покачал головой, и Сара, опомнившись, скромно сказала:

– Спасибо.

– Отлично. Ты очень способная ученица.

– И за это спасибо. Прошу не забывать, что я жажду узнать больше.

– Мне очень повезло, – сказал он, принимаясь расстегивать длинный ряд мелких пуговок на ее сорочке, наслаждаясь каждым дюймом открывающейся взору кожи. Расстегнув последнюю пуговку, он спустил сорочку с плеч, и она, соскользнув, упала у ее ног. Вслед за нею быстро последовали панталоны. Он помог ей переступить через лежащую на полу одежду и окинул взглядом ее обнаженное тело.

Черт возьми, она была так хороша со всеми своими женскими округлостями и изгибами, что у него перехватило дыхание. Он понимал, что должен соблазнять ее не спеша, осторожно, и имел намерение действовать именно так – в интересах их обоих. Но попробуй тут сохранять контроль над собой, когда тело наотрез отказывается ждать!

Прикоснувшись пальцем к ямочке на ее горле, он медленно провел рукой вниз по россыпи очаровательных бледно-золотистых веснушек на коже.

– Я не замечал раньше эти веснушки, – сказал он, обводя пальцем особенно привлекательную веснушку над ее соском. – При свете камина они не видны, но сейчас… – Он наклонился и поцеловал золотистое пятнышко. – Не могу на них наглядеться.

– Боже милосердный… – пробормотала она, когда его язык описал окружность вокруг напрягшегося соска. – Нет ли у тебя где-нибудь веснушек, чтобы я тоже могла полюбоваться?

Он поднял голову и провел губами по ее губам.

– Есть единственный способ выяснить это.

Он выпрямился и стал расстегивать сорочку, но она протянула руки и спросила:

– Можно я?

Его Сара, несмотря на отсутствие опыта, робостью не страдала и не имела намерения оставаться пассивной.

Его Сара. Сразу же вновь ожил внутренний голос, напомнивший, что она вовсе не принадлежит ему. И никогда не будет, не сможет ему принадлежать.

Все это было правдой, однако на сегодняшнюю ночь она была его Сарой. И он принадлежал ей. И этого было достаточно.

Он опустил руки.

– Как я уже сказал, я в твоем распоряжении.

– Это здорово. Только я не очень-то знаю, что с тобой делать.

Он рассмеялся:

– Действуй по вдохновению. Не снижай темпов. Сними с меня сорочку.

Она кивнула и, немного повозившись, расстегнула сорочку и вытащила из брюк ее полы. Затем, положив руки на грудь, спустила ее с плеч, и сорочка упала на ворох ее одежды.

Потом она подошла совсем близко и, прикоснувшись к нему сосками, поцеловала его в центр груди.

– Здесь я что-то не вижу никаких веснушек, – заявила она, обдавая его кожу теплым дыханием. Она проложила поцелуями дорожку поперек его груди, поглаживая одновременно спину. Он издал одобрительный гортанный звук. Ощущать на своем теле ее руки было невероятно приятно. Не желая прерывать ее исследования, но будучи не в силах не прикасаться к ней, он положил руки на ее бедра и легонько помассировал их. Она тем временем замерла над его соском и спросила: – Правильно ли я поняла, что если мне какое-нибудь прикосновение доставляет особое удовольствие, то и тебе тоже?

– Абсолютно правильно, – сказал он, втянув в себя воздух сквозь стиснутые зубы, когда она обвела кончиком языка вокруг его соска. Она, черт возьми, и впрямь была очень способной ученицей! Он закрыл глаза, сразу же представив себе все, что он планировал проделать с ней… и ее реакцию на его действия. Он почувствовал, что при одной мысли об этом теряет последние крохи контроля над собой, а ведь он еще даже не снял брюки!

Проделав поцелуями дорожку назад, она подняла голову и сообщила:

– Я обнаружила всего три веснушки и маленький шрам. Что произошло?

– Я был тогда неуклюжим парнишкой, и жизнь таким жестоким способом заставила меня понять, что я не умею лазить по деревьям. Сзади на бедре есть еще один шрам того же происхождения. Ты, наверное, захочешь посмотреть и тот шрам тоже? – с притворной обреченностью спросил он.

– Если это тебя не затруднит, – чопорным тоном сказала она.

Усевшись на край кровати, он снял сапоги, потом встал. Взгляд его скользнул вниз к заметному утолщению спереди под брюками.

– К вашим услугам, – пробормотал он.

Как положено прилежной ученице, она быстро сообразила, что от нее требуется, и расстегнула спереди брюки. Когда предельно напряженный член освободился от сдерживавшей его ткани, оставалось лишь помочь ей снять с него этот предмет одежды. Бросив брюки на ворох остальной одежды, он встал перед ней и позволил ей разглядеть своими глазами все, что она ощущала на ощупь.

– Силы небесные! – прошептала она, взглянув на его напряженный член, который, казалось, еще увеличился в объеме под ее взглядом. Она протянула руку, и все ее тело напряглось, застыв в предвкушении прикосновения. – Можно мне? – спросила она.

– Я умру, если ты этого не сделаешь, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы.

Едва ее пальцы прикоснулись к нему, как он зажмурился от острого наслаждения.

– Он такой твердый, – удивленно произнесла она, легонько пройдясь по нему пальцами. – И в то же время нежный, как шелк.

Открыв глаза, Мэтью увидел, как она осторожно взяла его пальцами и слегка сжала. Он застонал. Глядя ему в глаза, она сжала его снова, и он снова издал стон.

– Похоже, тебе это нравится, – сказала его на редкость способная ученица.

– Еще как! – подтвердил он. Она с явным наслаждением продолжала свою исследовательскую работу, и каждая ласка была сладким мучением. Его руки скользнули вверх, чтобы поддразнить ее затвердевшие соски. – По-моему, ты обследуешь меня больше, чем я тебя, – охрипшим голосом сказал он.

– И это справедливо. Если помнишь, то в последний раз в моей спальне ты уже прикасался ко мне больше, чем я. Ты, конечно, более опытный в этих вопросах. Я просто пытаюсь нагнать тебя, чтобы тебе не было со мной скучно.

– Уверяю тебя, что с тобой мне… – Он едва не вскрикнул. О Боже! Хоть она и неопытная, но от ее прикосновения он буквально теряет разум. – Мне никогда не будет скучно. Хотя, откровенно говоря, я не знаю, долго ли еще я смогу продержаться.

По ее лицу медленно расплылась озорная улыбка.

– Значит, я все делаю правильно. Потому что именно так ты заставил чувствовать меня.

– Мне показалось, что я уловил в твоем голосе что-то похожее на желание отомстить. Раньше я не замечал такой черты в твоем характере.

– Если я не ошибаюсь, именно желанием отомстить ты руководствовался, когда прошлый раз вошел в мою спальню. Осмелюсь процитировать высказывание одного весьма умного человека, который, как ни странно, очень напоминал тебя: «Кто бы говорил, а ты бы помалкивал».

Пока Сара произносила все это, она продолжала поглаживать его кончиками пальцев, и он сдерживался из последних сил.

– Не уверен, что мне нравится эта твоя способность запоминать мои высказывания.

Она улыбнулась еще шире, и ямочки на щеках стали еще глубже.

– Конечно, не нравится, если эти слова не в твою пользу. Зато я обнаружила, что тебе нравится это… – Она провела кончиками пальцев по всей длине члена, и Мэтью, застонав, остановил рукой ее руку.

– Я больше не выдержу.

– Ладно. Посмотрим тогда, найду ли я другой шрам, о котором ты говорил.

Ему хотелось просто схватить ее, подмять под себя и потушить пожар, бушующий в его жилах. Но, увидев в ее глазах радость первооткрывателя, он не смог лишить ее этой радости. Моля Господа дать ему силу, он снова сказал:

– К вашим услугам.

Он вздохнул с облегчением, когда она медленно обошла его и остановилась за спиной. Однако он почувствовал облегчение, потому что ее пальцы осторожно погладили его ягодицы.

– Ты говорил, что это одно из самых чувствительных мест на женском теле. – Он ощущал ее теплое дыхание на своем плече. – У мужчины это тоже одно из самых чувствительных мест?

Черт возьми! Одно дело было неподвижно стоять и позволять ей обследовать себя, и совсем другое – пытаться отвечать на ее вопросы. Ее пальчики снова прогулялись по ягодицам, и каждая мышца его тела, казалось, так и подпрыгнула в ответ на ее прикосновение.

– Видимо, так.

– Интересно. Ну, и где же этот шрам? – Ее пальцы скользнули ниже и прошлись по ягодицам и задней части бедра. По его телу пробежала дрожь, и он понял, что его терпение на исходе.

Она обняла его за талию и прижалась к спине. Ее пальцы чуть сжали кончик его напряженного члена… и его терпение лопнуло. Он одним махом подхватил ее на руки и положил на покрывало. Потом взобрался на кровать сам, осторожно развел врозь ее бедра и опустился на колени между ними. При виде волнующего средоточия ее женственности он глубоко вздохнул и осторожно потрогал набухшие влажные складки кожи.

Она тоже глубоко вздохнула и заерзала под его рукой. Она была готова его принять. А он не мог ждать дольше.

Устроившись между ее раскинутыми бедрами, он наклонился и поцеловал ее продолжительным, страстным поцелуем, подстраивая движения языка к медленным, дразнящим прикосновениям к ее влажному бутону. Подняв голову, чтобы закончить поцелуй, он заглянул в ее прекрасные, широко раскрытые глаза и спросил:

– Позволь спросить, как любишь спрашивать ты: «Можно мне?»

– Позволь ответить, как любишь отвечать ты: «Я умру, если ты этого не сделаешь».

Приподнявшись, он наблюдал за выражением ее лица, пока медленно входил в ее лоно. Достигнув барьера в виде символа ее непорочности, он остановился на мгновение, потом сделал рывок, У нее округлились глаза, и она охнула.

– Я сделал тебе больно?

Она покачала головой:

– Нет. Просто… удивил меня.

Войдя до конца в ее великолепный тугой, влажный жар, Мэтью постарался какое-то время не двигаться. Чувствуя, что силы на исходе, он легонько качнул ее бедра. У нее снова округлились глаза.

– О Господи… Сделай так еще раз.

– С удовольствием. Проклятие! Он снова сильно недооценивает ситуацию.

Сказать «с удовольствием» – это значит не сказать ничего. Не отведя от нее взгляда, он почти полностью вышел из ее тела, потом медленно снова погрузился в ее скользкий жар. Потом еще. И еще.

У нее участилось дыхание, она зажмурилась и раскрыла губы. Обняв его за шею, она заерзала под ним – сначала неуклюже, но быстро подстроилась под заданный им ритм. Он видел, как нарастает ее возбуждение, и старался не обогнать ее. Его броски стали длиннее, глубже, пока она не вскрикнула и не выгнулась под ним.

Как только ее тело перестало содрогаться, он вышел из нее, причем это усилие едва не стоило ему жизни. Крепко прижавшись к ней всем телом, он выбросил семя, исторгнув продолжительный низкий стон наслаждения. Совершенно опустошенный, рухнул на нее, зарылся лицом в ароматном тепле ее шеи и закрыл глаза.

Когда его дыхание более или менее вернулось к норме, он поднял голову. И увидел, что она смотрит на него сияющими глазами.

– Силы небесные, – прошептала она. – Это было…

Он водворил на место упавшую на щеку прядь волос.

– Да, это было.

Она едва могла дышать.

– Мэтью? Ты помнишь, я тебе сказала, что хочу испытать все, что можно, один-единственный разок, с тобой?

У него дрогнул уголок рта.

– Разве можно забыть столь соблазнительное предложение?

– Ну так вот: я передумала.

– Боюсь, что говорить об этом несколько поздновато.

Она покачала головой:

– Нет. Я имею в виду ту часть заявления, где говорится «один-единственный разок». Боюсь, что после того, как я узнала, насколько это приятно, одного разочка мне будет недостаточно.

– Понятно. Значит, тебе желательно еще раз устроить сегодня свои греховные игры с моим телом?

– Если ты не слишком сильно возражаешь.

– Я постараюсь мужественно перенести страдания.

На ее лице расцвела улыбка, и она притянула к себе его голову для поцелуя. И когда его губы встретились с ее губами, он понял, что для него тоже одного разочка было бы недостаточно.

Когда внутренний голос сообщил ему, что и миллиона раз ему было бы недостаточно, он, хотя и не без труда, постарался вообще игнорировать его.

 

Глава 16

Когда Мэтью поднялся с постели Сары, занималось тускло-серое дождливое утро. Прежде чем начать одеваться, он взглянул на нее и какое-то время не мог оторваться от представшей перед ним картины: ее волосы веером разметались по подушкам, обнаженное плечо выглядывало из-под покрывала. После того как они занимались любовью второй раз, Сара заснула, положив голову ему на грудь. Одна ее рука лежала поперек его живота, бедро расположилось между его бедрами.

Он не спал, глядя в потолок, прислушиваясь к ее дыханию и время от времени нежно целуя ее волосы и наслаждаясь ощущением ее тела, свернувшегося калачиком рядом с ним.

Но теперь их ночь закончилась, и ему пора было возвращаться в свою спальню, пока не проснулся весь дом. Не сводя глаз со спящей Сары, он поднял с пола брюки и натянул их. Уйти из ее постели и из комнаты оказалось значительно труднее, чем он предполагал. Он надеялся насладиться их ночью, проведенной вместе, соблазнить ее, научить заниматься любовью и получать от этого удовольствие.

Но он совсем не ожидал, что ему будет казаться, будто соблазнили его. Будто это ему показали, какая красота заключена в самом любовном акте. Что это его научили распознавать все оттенки подлинного наслаждения. Несмотря на весь его предыдущий опыт, именно в ее неопытных руках он постиг разницу между элементарным удовлетворением похоти и участием в физическом акте обладания человеком, которого любишь.

Он не ожидал состояния глубокой умиротворенности, которая охватила каждую клеточку его существа. Он не мог даже надеяться быть таким счастливым с девственницей. По правде говоря, если бы кто-нибудь высказал такое предположение, он бы просто расхохотался.

Все это говорило о том, что ему еще многому предстоит научиться. И что Сара – неопытная, невинная Сара, которая не видела и не делала даже малой Доли того, что видел и делал он, – знает больше о жизни и любви, о щедрости и доброте, чем любая из тех, с кем он когда-либо встречался. И эта самая Сара всего через несколько дней навсегда уйдет из его жизни. Если он не найдет деньги…

А если найдет, то он сможет жениться, и жениться на Саре. При одной мысли об этом картина мрачного одинокого будущего, которую он рисовал для себя, озарилась золотистым солнечным светом. Это означало, что он обязан найти деньги. У него осталось три дня и оставшиеся несколько акров земли в розарии. И твердое намерение довести дело до конца.

Подняв с пола измятую рубашку, он быстро оделся. Потом, нежно поцеловав Сару в висок, вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Торопливо шагая по коридору в сторону своей спальни, он завернул за угол и остановился как вкопанный. Ему навстречу шел Дэниел. Он был хмур, глаза опущены. Он, судя по всему, гулял в саду, потому что промок и был забрызган грязью.

Подняв глаза, он запнулся. Их взгляды встретились. Мэтью удивленно поднял брови, окинув взглядом промокшую грязную одежду друга:

– Где ты был?

Дэниел, точно так же как Мэтью, удивленно поднял брови, наверняка заметив беспорядок в его одежде.

– Думаю, абсолютно ясно, где я был, – тихо сказал Дэниел, подходя к нему поближе. – Я был в саду.

– Что-нибудь случилось? Разве ты не заметил, какая ужасная погода?

– Заметил. По правде говоря, я искал тебя. Не обнаружив тебя в спальне, подумал, что ты принял безумное решение продолжать раскопки, несмотря на бурю.

– И решил помочь мне?

– Я надеялся как минимум остановить тебя. И убедиться, что с тобой все в порядке. Но мои выводы относительно твоего местонахождения были абсолютно неправильными. – Он окинул взглядом коридор. – Я хотел бы переодеться в сухую одежду. Может быть, продолжим наш разговор у меня в комнате?

Мэтью кивнул в знак согласия. В коридоре на них мог наткнуться кто угодно, и он не хотел рисковать, что их разговор услышат.

В комнате Дэниела Мэтью, опираясь на каминную полку, уставился на тлеющие в камине угольки, а его друг стал переодеваться. Вскоре Дэниел присоединился к нему. Волосы у него были еще мокрые, но он уже был в сухой одежде: желтовато-коричневых брюках и свежей белой сорочке.

– Зачем ты пошел в мою спальню? – спросил Мэтью.

– Я не мог заснуть и подумал, что, может быть, ты тоже мучаешься бессонницей и мы вместе выпьем бренди. – Он окинул задумчивым взглядом измятую одежду Мэтью: – Поскольку тебя не было в твоей спальне, а также в саду, возникает вопрос: в чьей спальне ты был? В спальне прекрасной богатой наследницы, на которой надеешься жениться и приданое которой отчаянно нужно тебе? Или в спальне некрасивой старой девы, с которой ты не сводишь глаз, но у которой нет столь необходимых тебе денег?

Мэтью оттолкнулся от каминной полки и прищурил глаза. Однако Дэниел, подняв руку, не дал ему заговорить.

– Можешь не отвечать. Ответ очевиден. Ты сам себе создал еще одну проблему.

– Ничего подобного.

Дэниел окинул Мэтью пытливым взглядом:

– Ты планируешь взять мисс Мурхаус в любовницы? Ситуация будет весьма неудобной, если учесть, что она и леди Джулиана – очень близкие подруги. Откровенно говоря, я удивлен, что ты принял такое решение, и еще больше удивлен, что мисс Мурхаус на него согласилась.

– Нет никакого решения. И никакой проблемы тоже не будет, потому что я не имею намерения жениться наледи Джулиане.

Дэниел, застегивающий сорочку, замер на месте.

– Ты нашел деньги? – быстро спросил он.

– Нет. Я решил найти другую богатую наследницу – если это потребуется. – И он рассказал о своем плане закончить за последующие три дня поиски в розарии, а если деньги не будут найдены, отправиться в Лондон.

Выслушав его, Дэниел сказал:

– Как я понимаю, твой отъезд в Лондон будет означать окончание безуспешной затеи с нашим пребыванием у тебя в гостях?

– Да, – ответил, нахмурив брови, Мэтью. – Но я бы не сказал, что эта затея была такой уж безуспешной. Разве ты не получил удовольствие от пребывания здесь?

– Конечно, получил. Но мое удовольствие не было целью этой затеи. Это увеселительное мероприятие затевалось, чтобы помочь тебе выбрать богатую наследницу. Полагаю, бесполезно говорить, что если бы ты сосредоточил свою энергию на леди Джулиане, то сейчас готовился бы к свадьбе с женщиной, за возможность жениться на которой большинство мужчин пожертвовали бы своей конечностью или даже двумя.

– Ты прав, говорить об этом бесполезно.

– И все же в отношении леди Джулианы не все еще потеряно. Ты мог бы…

– Нет, – обрезал его Мэтью более резким тоном, чем хотел. – О леди Джулиане и речи быть не может.

– Из-за ее дружбы с мисс Мурхаус?

– Да.

– Понятно, – сказал Дэниел, медленно кивнув. – Ты уже сказал мисс Мурхаус; что любишь ее?

Мэтью поморгал:

– Кого люблю?

Дэниел возвел глаза к потолку:

– Мисс Мурхаус, олух ты этакий.

– Когда это я говорил, что люблю ее?

Дэниел грубо хохотнул:

– Тебе и не надо говорить об этом. Ты, старина, прозрачен, как стеклышко, по крайней мере, для тех, кто тебя хорошо знает. Всякий раз, когда ты глядишь на нее или разговариваешь с ней, ты загораешься изнутри, словно проглотил канделябр. Твои чувства к ней видны во всем, что ты говоришь или делаешь. – Дэниел склонил к плечу голову и пристально посмотрел на Мэтью: – Только не говори, что ты этого не знал.

– Не знал чего? Что я выгляжу так, словно проглотил канделябр?

– Нет, олух ты этакий. Что ты в нее влюблен.

Мэтью холодно взглянул на друга:

– Ты второй раз назвал меня олухом.

– Ты еще поблагодаришь меня потом за мою прямолинейность.

– И не надейся, – заявил Мэтью и, отвернувшись, стал смотреть на огонь. Слова друга постепенно дошли до его сознания, и он понял, что это правда, хотя это его почему-то не удивило. Наконец он снова повернулся к Дэниелу и, помедлив, несколько сконфуженно сказал: – Судя по всему, я действительно влюбился в нее.

– Теперь, когда ты в этом признался, я, по крайней мере, смогу не называть тебя больше олухом. Что ты намерен с этим делать?

– Делать? – Мэтью запустил пальцы в шевелюру. – Я ничего не могу делать, кроме того, что уже делал: буду искать деньги, хотя это, к сожалению, кажется, безнадежно, и, если в последний момент не произойдет чуда, буду планировать женитьбу на какой-нибудь богатой наследнице.

– А как быть с твоими чувствами к мисс Мурхаус?

Мэтью на мгновение зажмурился и глубоко вздохнул.

Потом тихо сказал:

– Если я не найду денег, мне придется просто игнорировать их. На карту поставлено гораздо больше, чем просто мои личные чувства. Я дал обещания. Я дал слово. У меня есть обязанности перед многими людьми, а не только перед самим собой.

Дэниел одобрительно кивнул:

– Мудрое решение. Я когда-то говорил тебе, что женщины мало чем отличаются друг от друга, особенно в темноте. Тем более после нескольких порций бренди. Поэтому глупо обосновывать свою женитьбу чем-нибудь другим, кроме практических соображений: денег, рождения наследника, титулов или собственности. Жениться по таким расплывчатым соображениям, как веления сердца, равносильно идиотизму.

– Пожалуй…

– Да у тебя и выбора-то не будет, если деньги не удастся найти. Ты обязан жениться на богатой наследнице.

– Разумеется, – сказал Мэтью. Черт возьми, после разговора с Дэниелом он почувствовал себя гораздо лучше.

– А мисс Мурхаус в одиночестве не останется.

– Правильно, – отозвался Мэтью и нахмурился: – Что-о?

– Я говорю, что нечего беспокоиться о том, что мисс Мурхаус будет страдать от одиночества, когда ты пустишься в путешествие по жизни в новом качестве женатого человека. Дженсен уже планирует пригласить ее в гости и свою лондонскую резиденцию.

– Дженсен? Откуда ты это знаешь?

– Он сам сказал мне об этом сегодня вечером за игрой в триктрак.

– И Сара согласилась? – При одной мысли об этом у него болезненно сжалось все внутри.

– Он еще не спрашивал ее. Но хочет это сделать. И намерен также пригласить леди Уингейт. Чтобы соблюсти все приличия.

– Сукин сын, – пробормотал Мэтью.

– Тот еще сукин сын, – согласился Дэниел. – Но поскольку ты женишься на другой, ты, естественно, не можешь возражать против того, что мисс Мурхаус ищет утешения в компании другого мужчины.

Нет, он не может возражать. Но пропади все пропадом, он возражал! Всеми фибрами души. При мысли о том, что Дженсен прикасается к ней, целует ее, занимается с ней любовью, ему хотелось что-нибудь сломать. Например, челюсть проклятого Дженсена.

Дэниел решил подытожить сказанное:

– Считаю своим долгом напомнить тебе, что ты влюбился не в ту женщину, в которую следовало. Если бы ты отдал свое сердце леди Джулиане, твоя жизнь наверняка была бы гораздо проще.

– Согласен. Но поскольку я этого не сделал, мне остается одно.

– Что именно?

– Молиться и надеяться, что я найду деньги.

В тот день, ближе к вечеру, Мэтью пересек газон, направляясь к коттеджу главного садовника поместья. Дождь наконец перестал, и трава напоминала мокрый темно-зеленый бархат, на котором то здесь, то там поблескивали уже прорывавшиеся сквозь кучевые облака солнечные лучи. Тилдон накрывал стол к чаю, и Мэтью решил поговорить с Полом прежде, чем присоединиться к своим гостям.

Особенно к одной гостье.

Черт возьми, ему становилось все труднее и труднее прятать ото всех свое желание.

Свою любовь.

Приближаясь к коттеджу садовника, Мэтью увидел, как Пол вышел из дома и куда-то направился по выложенной плиткой подъездной дорожке. Заметив его, садовник остановился и оглянулся в сторону коттеджа, потом приложил к лицу руку козырьком, чтобы защитить глаза от солнца.

– Добрый день, милорд! – крикнул Пол так громко, что Мэтью подумал, уж не оглох ли он. Или, может быть, он думает, что оглох Мэтью?

– Добрый день, Пол. С тобой все в порядке?

– Все хорошо, милорд, – по-прежнему слишком громко сказал Пол. – Просто я удивился, увидев вас тут. Вам что-нибудь нужно?

Мэтью заметил, как покраснели щеки садовника и как он оглянулся через плечо в сторону коттеджа.

– Я хотел бы, чтобы ты срезал цветов для нескольких букетов, которые потребуются нынче к ужину. Их надо поставить в столовой и холле. А еще мне нужен маленький букет. Я найду ему особое применение.

– Понятно, милорд. Какие цветы вы желаете для букетов?

– Лаванду.

– А еще что?

– Больше ничего.

Пол поморгал глазами.

– Вы хотите, чтобы все букеты были из цветов одного сорта?

– Да. Только из лаванды.

– Хорошо, милорд. Я сейчас же примусь за это. Цветы будут особенно яркими, после того как насытились влагой прошлой ночью. – Он хохотнул. – Наверное, и вам пришлось насытиться влагой?

– Что ты имеешь в виду? – удивился Мэтью.

– Я видел вас прошлой ночью, когда вы копали землю в розарии. Наверное, во время дождя розы не заставляют вас чихать, а?

Мэтью насторожился.

– Ты видел прошлой ночью, как я копал землю в розарии? – переспросил он, чтобы убедиться, что правильно понял садовника.

– Да, милорд. – Пол задумался и поскреб в затылке. – Примерно около трех часов утра. К тому времени дождь почти перестал.

– А ты что делал в розарии в три часа утра? – спросил как бы без умысла Мэтью.

В глазах Пола что-то мелькнуло, но не успел Мэтью решить, в чем тут дело, как садовник ответил:

– Ну, вы знаете, как это бывает, когда не можешь заснуть. Иногда помогает прогулка. Дождь к тому времени почти перестал, и я немного прогулялся. Если вам больше ничего не нужно, милорд, то я возьму инструменты и начну срезать лаванду.

– Больше ничего не нужно, Пол. Спасибо.

Кивнув, садовник повернул к коттеджу. Прежде чем он вошел в дом, Мэтью успел заметить тень, промелькнувшую за занавеской в одном из окон. Как только Пол закрыл за собой дверь, Мэтью медленно пошел по дорожке к дому. Ему не давали покоя две мысли. Во-первых, Пол был явно не один. То, что он слишком громко говорил, было предупреждением человеку, находившемуся в коттедже, о его присутствии. А во-вторых, кто-то копал землю в розарии прошлой ночью. И Мэтью хорошо знал, что это был не он.

Так кто же это мог быть? И почему он копал землю? Может быть, он узнал про спрятанные деньги? Или этот неизвестный человек, увидев, как Мэтью копает землю, догадался, что он ищет что-то ценное, и захотел найти это первым?

О деньгах он рассказал только двоим – Дэниелу и Саре. Сара всю прошлую ночь была с ним. А Дэниел…

Дэниел был в розарии. Мэтью глубоко вздохнул и провел рукой по лицу. Дэниел искал его. Но для этого наверняка не требуется копать землю. Его друг никогда не предаст его. А это означает, что о деньгах узнал кто-то другой. Или заподозрил это. И теперь ищет деньги.

По его собственному признанию, Пол тоже побывал в розарии. К тому же садовник явно кого-то прячет.

Мог ли Пол узнать о деньгах? Не Пол ли был тем человеком, который следил за ним в те ночи, когда он ощущал на себе чей-то взгляд? Но зачем в таком случае Полу упоминать о том, что он кого-то видел, если он сам занимался раскопками? И все же было в истории Пола нечто такое, что не вызывало доверия. Кто, черт возьми, гуляет под дождем, чтобы избавиться от бессонницы? Возможно, Пол заподозрил, что его видели, и рассказал эту историю, чтобы объяснить свое присутствие в розарии?

Или, возможно, кто-нибудь еще, кроме Дэниела и Пола, находился прошлой ночью в его розарии, ставшем неожиданно весьма оживленным местом? Но кто?

Он не знал, но был твердо намерен выяснить. А до тех пор, однако, если в темноте рыщет какой-то человек, который знает или подозревает, что существуют спрятанные деньги, о ночных раскопках вместе с Сарой и речи быть не может. Он не хотел подвергать ее опасности. Придется ему заканчивать раскопки в розарии одному. Предпочтительно в дневное время. Он попросит Сару придумать какой-нибудь благовидный предлог вроде проветривания корневой системы на тот случай, если ему будут задавать вопросы. По правде говоря, поскольку времени остается в обрез, ему придется заняться раскопками сразу же после чая. Он поручит Дэниелу занимать гостей в свое отсутствие. Он расскажет своему другу также о последних событиях и попросит его помочь установить личность загадочного человека, который вел раскопки в розарии, а также гостя в коттедже Пола.

В тот вечер он планировал объявить во время ужина о своем предстоящем отъезде в Лондон, что означало конец их увеселительного загородного мероприятия. Он стиснул зубы. И если в их среде находится предатель, он намеревался узнать об этом до своего отъезда.

После великолепного ужина и, как обычно, нескольких партий в карты и триктрак в малой гостиной гости разошлись по своим комнатам, и Сара направилась к себе. Поскольку у Эмили болела голова, члены литературного общества решили собраться в спальне Сары на следующий день перед ленчем, чтобы демонтировать Франклина и вернуть предметы одежды их законным владельцам. Дойдя до верхней площадки лестницы, Сара пожелала остальным гостям доброй ночи и поискала глазами Мэтью, но не нашла его. Он поднялся по лестнице одним из первых, тогда как она почти замыкала шествие. Наверное, он уже свернул за угол, направляясь в свою спальню.

Она шла по коридору, стараясь не ускорять шаги, что было трудно сделать, потому что непрочитанная записка в кармане ее платья буквально жгла ее.

Час тому назад в малой гостиной Мэтью незаметно для остальных сунул ей в ладонь маленькое послание. Сара быстро спрятала руку с запиской в карман и пересела поближе к огню, чтобы можно было объяснить вспыхнувшие жаром щеки. Она в течение последнего часа с трудом сидела на месте и разговаривала с остальными гостями, потому что ей хотелось поскорее убежать отсюда и прочесть записку.

Едва закрыв за собой дверь спальни, она вытащила из кармана кусочек веленевой бумаги и, развернув его дрожащими пальцами, прочла три слова: «Насладись своей ванной».

Ванной? Она наморщила лоб и огляделась вокруг. И увидела, что перед камином стоит медная ванна. Она, словно в трансе, пересекла комнату. От воды поднимались завитки ароматного пара, словно приглашая скользнуть в ее теплоту.

Очевидно, он заказал для нее ванну, чтобы она доставила себе удовольствие перед их вылазкой на раскопки. Хотя она совершенно не привыкла получать романтические знаки внимания, ей это очень понравилось – несмотря на то что внутренний голос настойчиво предупреждал, чтобы она не вздумала к ним привыкать.

Быстро сбросив одежду, она приблизилась к ванне и, наклонившись, попробовала пальцами температуру воды.

– Вот самая захватывающая картина, какую только можно себе представить, – послышался за ее спиной знакомый низкий голос.

Испуганно охнув, Сара выпрямилась и быстро повернулась. Менее чем в двух футах от нее был Мэтью. С озорной улыбкой на лице он стоял перед ней в шелковом халате, который, насколько она знала, был надет на голое тело.

Она прижала руку к сердцу, которое бешено билось, но не от удивления, а от самого факта его присутствия. И от огня, горящего в его глазах. Ей захотелось повторить сказанную им фразу: «Вот самая захватывающая картина, какую только можно себе представить», но почему-то исчез голос, а он тем временем за один шаг преодолел разделявшее их расстояние, схватил ее в объятия и поцеловал так, как будто был голодающим, а она – одним из самых вкусных яств.

Застонав, она раскрыла губы, обняла его за шею и прижалась к нему всем телом. Под прохладным шелком его халата она ощущала тепло его кожи. Его напряженный член прижался к ее животу, напомнив о том, каким он бывает, находясь внутри ее тела. Волна желания накрыла ее с головой.

Крепко поцеловав, он провел губами по ее нежной шее.

– Ты и понятия не имеешь, как сильно мне хотелось сделать это… – прошептал он, и она задрожала от его теплого дыхания. – Весь. Долгий. День. – Каждое слово он сопровождал поцелуями, рассыпая их вдоль ключицы.

– Думаю, я имею об этом некоторое представление, – сказала она в ответ, откидывая голову, чтобы обеспечить его губам более свободный доступ. – О Господи! Неужели ты пришел сюда только потому, что хотел поцеловать меня?

– Это главное. Во-вторых, я должен предупредить, что наши ночные вылазки на раскопки должны прекратиться. – Он рассказал ей о своем сегодняшнем разговоре с Полом и в заключение сказал: – Я не могу подвергать тебя опасности. Поэтому буду заканчивать раскопки в дневное время.

– Я тебе помогу. – Не дав ему возразить, она сказала: – Ты вооружен, с нами будет Дэнфорт, и нам потребуется вдвое меньше времени, если мы будем работать вместе. Возможно, в целях еще более надежной защиты к нам смог бы присоединиться лорд Сербрук.

Он нахмурился:

– Я об этом подумаю. Но мне пришло в голову, что осталось всего три ночи до моего отъезда в Лондон, и было бы очень жаль потратить их впустую.

– Понятно. И когда это тебя озарило?

– Примерно через десять секунд после того, как я покинул твою постель нынче утром.

Она прижалась к нему и вздохнула, а он продолжал ласкать ее самые сокровенные места.

– В таком случае ты настоящий тугодум, потому что то же самое пришло мне в голову всего через три секунды после того, как мы занимались любовью.

– Вот как? Могу только повторить, что ты способная ученица.

– Да. И она горит нетерпением получить следующий урок. Только скажи мне сначала: как тебе удалось взять свой халат, войти в мою спальню и раздеться за такое короткое время?

– После ужина я поднялся в спальню и перенес свой халат сюда. Спрятал его в гардеробе, где Франклин пообещал мне постеречь его. Когда все расходились по своим комнатам, я, не дойдя до своей спальни, юркнул сюда. – Он приподнял ее ногу и пристроил ее высоко на свое бедро, открыв доступ к ее потаенному женскому естеству. Она тихо охнула, когда его пальцы легонько погладили складки кожи, которые быстро увлажнились. – Что касается скорости раздевания, – продолжил он, орудуя чертовски умелыми пальцами, – то ты бы не поверила, как быстро способен снять с себя одежду мужчина, если ему представился шанс заняться любовью с красивой женщиной.

– Красивой?.. Не вижу никакой причины называть меня так.

– Знаю, что не видишь. И это делает тебя еще прекраснее. Но не волнуйся, я могу придумать достаточно причин для нас обоих.

Он прикоснулся к особенно чувствительному местечку, и она заерзала под его рукой, жаждая снова ощутить это нежное прикосновение. Сунув руки под его халат, она наклонилась вперед и прижалась губами к его груди.

– Купание в ванне доставляет мне огромное наслаждение, – призналась она.

– Заметь, что мы еще даже не вошли в воду, – улыбнувшись, сказал он.

Она подняла голову и с любопытством взглянула на него:

– «Мы»?

– Я подумал, что следующий урок для моей очень смышленой ученицы должен быть посвящен радостям купания в ванне вдвоем. – Опустив руки, он на шаг отступил от нее. Она протестующе застонала, Но, не дав ей ничего сказать, он стряхнул халат со своих плеч, и ее протестующий стон превратился в одобрительный вздох.

Мэтью кивком указал на ванну:

– Присоединишься ко мне?

– Не вижу никакой причины ответить: «Нет».

Он усмехнулся уголком губ:

– Я тоже.

Он перешагнул через борт ванны и уселся в воду. Сара, уперев в бока руки, уставилась на него притворно сердитым взглядом:

– Интересно, как я смогу присоединиться к тебе? Для меня не осталось места!

Блеснув глазами, Мэтью похлопал себя по бедрам:

– Места сколько угодно. – Он подал Саре руку. – Ступай в воду так, чтобы находиться лицом ко мне и чтобы мои ноги оказались между твоих ног, – командовал он. Она осторожно перешагнула через борт ванны, сделав все так, как он требовал, и ее ноги образовали мост над его ногами.

Он взглянул на нее с озорной усмешкой:

– Какой великолепный вид отсюда открывается!

– Я подумала то же самое, хотя вижу тебя не вполне отчетливо.

– Это легко исправить, особенно если ты встанешь на колени.

Заинтригованная и возбужденная такой перспективой, она ухватилась за борт ванны и медленно опустилась на колени. Его возбужденный член оказался между ними, и она протянула руку, чтобы погладить пальцами его бархатистый кончик. Он резко втянул сквозь зубы воздух и обхватил в ответ теплыми мокрыми руками ее груди.

– Что дальше? – спросила она.

Он с таким вожделением окинул ее взглядом, что вогнал в краску стыдливости.

– Выбор за тобой, – сказал он, и его рука скользнула между ее ногами. – Что хотела бы делать ты?

– Я хотела бы поцеловать тебя. И заняться с тобой любовью.

Сара увидела, как потемнели его глаза, когда он услышал ответ, и каждый нерв в ее теле напрягся в предвкушении.

– Я полностью в твоем распоряжении, – хрипло произнес он. – К вашим услугам!

Боже милосердный! Наклонившись вперед, она прикоснулась губами к его губам. Потом еще разок. И еще. Осторожно. Для пробы. Он позволил ей самой задавать направление и лишь шепотом подбадривал ее, когда она проявляла нерешительность. Она провела руками по его груди, погладила возбужденный член, подразнила языком губы, наслаждаясь его реакцией. Его стоны, жадные взгляды и все более учащенное дыхание доставляли ей чисто женское удовлетворение, о существовании которого она даже не подозревала.

Она продолжала поглаживать его, а он, схватив ее за бедра, обласкал кончиком языка ее сосок, а потом втянул его в рот. Саре не терпелось почувствовать его внутри своего тела, и она раздвинула ноги, насколько позволяла ванна, и прикоснулась своим интимным местом, где уже ощущалась сильная пульсация, к его члену.

Не сводя с нее глаз, он помог ей занять нужную позицию, и она, положив руки на его плечи, медленно опустилась на него. Почувствовав, как он заполняет ее изнутри, оба они застонали. Когда он погрузился в нее до предела, она попробовала качнуть бедрами, от чего по всему ее телу пробежала дрожь удовольствия. Закрыв глаза, она откинула голову и повторила это движение.

Он снова позволил ей лидировать и устанавливать свой ритм, а сам лишь подбадривал ее словами, лаская грудь, живот, ягодицы, приближая ее к моменту наивысшего наслаждения. Судорожно глотнув воздух, она достигла кульминации, и ее тело напряглось, пульсируя. Не успела затихнуть дрожь, как он вышел из ее тела и, крепко прижав ее к себе, зарылся лицом между ее грудями, со стоном извергая свое семя.

Прижавшись щекой к его влажным волосам, Сара пропустила сквозь пальцы их густые шелковистые пряди. Она знала, что была бы рада остаться так навсегда… В его объятиях. Когда ее кожа соприкасается с его кожей. Мысленно она именно так рисовала себе их образы, когда они вместе, и поклялась изобразить это на бумаге. Это будет картина углем, на которую она сможет смотреть долгие годы, когда, кроме воспоминаний о нем, у нее больше ничего не останется.

Потому что если не случится чуда, через три дня с этого момента ей придется довольствоваться только памятью о нем.

 

Глава 17

Три дня спустя, когда все вокруг было залито светом яркого послеполуденного солнца, что, как надеялся Мэтью, предвещало благоприятный поворот судьбы, они с Сарой стояли в розарии с лопатами в руках, готовые копать траншею под двумя оставшимися рядами розовых кустов. Плохо было то, что пока они еще ничего не нашли. Но было и хорошее: в послеполуденные часы им никто не мешал и никто из них – ни Мэтью, ни Дэнфорт, ни Дэниел, присоединявшийся к ним, если не замещал хозяина в доме, – не почувствовал присутствия каких-либо непрошеных гостей.

Мэтью встретился взглядом с Сарой поверх живой изгороди, и ему пришлось вцепиться в черенок лопаты, чтобы удержаться и не подойти к ней. Не схватить ее в объятия. И не зарыться лицом в ее теплое ароматное местечко на стыке плеча и шеи.

За последние несколько дней, проведенных в ее компании, было множество моментов, которые он никогда не забудет. Он не забудет о тяжелой работе и разочаровании, вызванном тем, что им не удалось найти деньги. Не забудет о том, как они смеялись, как улыбались друг другу и делились мечтами и воспоминаниями. А еще были ночи… часы, проведенные вместе, когда они познавали друг друга, объятые страстным желанием. Он не забудет их шепот в темноте и то, как он держал ее в объятиях, когда она спала. А потом поднимался с постели, подходил к окну и окидывал взглядом сад, надеясь заметить непрошеного гостя, но никого не видел.

Ни один из них не упоминал ни о близком расставании, ни о крайне малой вероятности того, что деньги будут найдены на все сокращающемся клочке еще не обысканной земли. Они не говорили, но оба помнили об этом, и эта мысль угнетала Мэтью. Он не знал, как ему найти силы уйти от нее. Надежды на то, что им повезет, почти не осталось.

– Готова? – спросил он охрипшим голосом, что не имело никакого отношения к его реакции на розы.

Она кивнула, от чего очки, как всегда, соскользнули на кончик носа, и ему пришлось еще крепче ухватиться за черенок лопаты, чтобы не протянуть руку и не водрузить их на место. Она улыбнулась, и в ее выразительных глазах отразилась важность момента.

– Готова.

Мэтью сдвинул носовой платок на место, прикрыв нос и рот. Они копали молча. Тишину нарушали лишь шелест листьев, щебет птиц да звук лопат, врезающихся в землю. С каждой лопатой выкопанной земли настроение Мэтью все более ухудшалось. Отбросив в сторону последнюю лопату земли в последней траншее, что символизировало почти год бесполезно потраченных времени и сил, он уставился в пустоту невидящим взглядом.

Черт возьми, он почувствовал себя совершенно опустошенным. Он присел на корточки, прислонился мокрым от пота лбом к черенку лопаты и закрыл глаза, охваченный чувством усталости и крушения всех надежд. Он нутром чуял, что так оно и будет, но все же надеялся на чудо. Однако теперь все кончено. Судьба его решена. Нет больше никаких надежд. И не будет Сары. Завтра утром он отправится в Лондон, чтобы начать новый этап своей жизни. Без нее.

Он знал, что до конца жизни его будут преследовать воспоминания о ней. И о его любви к ней. А также вопрос о том, существовали ли деньги на самом деле и ему просто не удалось их найти, несмотря на все усилия? Может быть, они до сих пор закопаны где-нибудь, под каким-нибудь золотым цветком, который ему не посчастливилось обнаружить? Или, может быть, сокровище нашел тот мерзавец, который копался в саду во время бури? К сожалению, этого он никогда не узнает.

Слабо вздохнув, он хотел было подняться на ноги, но тут услышал взволнованный голос Сары, которая находилась по другую сторону живой изгороди:

– Мэтью, мне кажется, я что-то нашла!

Мгновенно выйдя из состояния уныния, в которое повергла его неудача, он обогнул живую изгородь и оказался с ней рядом.

Сара, лицо которой вспотело и раскраснелось от работы, стояла на коленях и руками выбрасывала из ямы землю. Он заметил, что она дошла почти до конца последнего ряда и копать ей оставалось всего несколько футов.

– Лопата наткнулась на что-то твердое, – сказала она, с надеждой глядя на него.

Он опустился на колени рядом с ней, и они вместе принялись отбрасывать землю. Не прошло и минуты, как они замерли, уставившись на то, что откопали.

– Вот так раз! – прошептала она.

При виде откопанного кирпича он судорожно вздохнул. Кирпич! Какое разочарование после надежды, которая вдруг ожила в душе в последнюю минуту!

Слезы на глазах Сары сказали ему, что она почувствовала то же самое. У нее дрожала нижняя губа, а по щеке сбегала вниз одинокая слезинка. При виде этого у него едва не разорвалось сердце.

– Сара… – Он обнял ее, пытаясь успокоить тихие рыдания.

– Я думала, что нашла деньги, – прошептала она, уткнувшись в его шею.

– Знаю, любимая. Я тоже это подумал.

– Даже не верится, что их там нет… Я так надеялась. – Она снова разрыдалась, и он прижался губами к ее взлохмаченным волосам. Черт возьми, видеть и слышать, как она плачет, было для него подобно смерти.

Дрожащими пальцами она утерла мокрое от слез лицо, и в глазах ее появилась решимость.

– Мне еще осталось копать семь футов, я хочу закончить. Деньги могут быть там.

Мэтью взял в ладони ее лицо, осторожно смахнув остатки слез. Он хотел сказать ей тысячу слов. Поделиться тысячью мыслей. Хотел провести с ней десять тысяч завтрашних дней. И при мысли, что всего этого никогда не случится, у него перехватывало дыхание.

– Я закончу, – сказал он.

Десять минут спустя он был вынужден вновь признать свое поражение.

– Пусто, – сказал он безжизненным тоном.

Он повернулся и протянул ей грязную руку. Она вложила в нее свою не менее грязную руку, и они вместе пошли прочь. Когда они отошли на почтительное расстояние от розария, он сдвинул с лица носовой платок и остановился. Она повернулась к нему, и их взгляды встретились. Он чувствовал, что надо что-то сказать, но понятия не имел, что именно.

– Спасибо за помощь, – наконец проговорил он тихо. У нее дрогнула нижняя губа, и он испугался, что она снова расплачется.

– Пожалуйста, – шепнула она. – Сожалею только, что нам не повезло.

– Я тоже, – сказал он. Насколько сильно сожалел он, было трудно передать.

– Мне будет трудно расстаться с тобой.

– Сара… – Никакие слова не приходили ему на ум, и он со стоном заключил ее в объятия и зарылся лицом в се волосах. Трудно? Это будет, черт возьми, практически не возможно.

Вздохнув, он поднял голову и заглянул ей в глаза. В самые прекрасные глаза на свете.

– У нас все еще есть одна ночь.

А потом он уедет, чтобы сделать то, что должен был сделать, чтобы выполнить данные обещания, чтобы исполнить, свои обязанности и спасти поместье, которое отец довел до финансового краха. Он восстановит его честь и честь своей семьи. Но, делая это, он потеряет Сару, хотя она значила для него больше, чем все остальное, вместе взятое.

Однако Мэтью понимал, что, как бы отвратительно ни чувствовал себя сейчас, о том, что действительно чувствует человек с разбитым сердцем, он узнает только завтра.

В тот вечер ужин превратился в импровизированный праздник по случаю окончания увеселительного загородного мероприятия. Еда была великолепна, вино лилось рекой, и Сара изо всех сил старалась скрыть свое удрученное состояние и участвовать в празднике. К счастью, все остальные, кроме Мэтью, на которого она старалась не смотреть, чтобы не утратить самообладание, пребывали в веселом настроении, так что ей оставалось лишь кивать, улыбаться да время от времени вставлять какое-нибудь замечание.

Она по привычке провела большую часть ужина, наблюдая за окружающими. Леди Гейтсборн и леди Агата были поглощены разговором с лордом Бериком, причем обе леди мысленно оценивали его потенциальные возможности как мужа. Эмили и Джулиана о чем-то оживленно разговаривали с лордом Хартли, а Каролина смеялась над чем-то, что сказал Мэтью. Лорд Сербрук и лорд Терстон разговаривали о лошадях, и к их разговору, судя по всему, прислушивался мистер Дженсен, сидевший рядом с Сарой.

Однако она оказалась не права, потому что мистер Дженсен тихо сказал ей:

– Буду благодарен вам до конца своих дней, если вы спасете меня от этого смертельно скучного разговора о лошадях.

Сара, не удержавшись, фыркнула:

– А я-то думала, что вы увлечены беседой.

– Ну, это уж слишком. Я просто пытался сделать вид, что интересуюсь темой. Для шлифовки своих манер.

– Разве с вашими манерами что-нибудь не в порядке?

– А вы не заметили?

– Что я должна была заметить?

Он с серьезным видом взглянул на нее:

– Хорошо, что вы сидите, потому что то, что я намерен сказать вам, может оказаться для вас шоком. – Он наклонился к ней ближе. – Я американец. Из Америки.

Сара сделала вид, что удивлена:

– Быть того не может! Вы? Новоиспеченный поселенец?

Он прижал руку к сердцу:

– Клянусь, это правда. А это означает, я должен шлифовать свой манеры, которых у меня, судя по всему, нет. Особенно если я надеюсь уговорить одну молодую леди навестить меня, когда она будет в Лондоне.

Судя по тому, что, говоря это, он смотрел ей прямо в глаза, можно было безошибочно догадаться, кого он имеет в виду, и она сразу же покраснела.

– Я… я не знаю, когда буду в Лондоне.

– В любое удобное для вас время, – быстро добавил он. – Предложение не ограничено определенными сроками и рассчитано на вас и вашу сестру или любого другого человека, который будет вас сопровождать. – Он заглянул ей в глаза. – Здесь я наслаждался вашей компанией и хотел бы увидеться с вами снова.

– Я… я польщена.

– И напрасно, – ответил он с озорной улыбкой. – Ведь я всего-навсего один из этих неотесанных американцев.

– Я тоже наслаждалась вашей компанией, – сказала Сара. И это была чистая правда. Но ей не хотелось давать ему несбыточную надежду, потому что она знала, что, приехав домой, она надолго там застрянет. Ведь, потребуется очень много времени, прежде чем она и ее разбитое сердце будут готовы снова выбраться оттуда. – Но…

– Никаких «но», – тихо возразил он. – Не надо ни оправданий, ни объяснений. Просто знайте, что я искренне желаю вам счастья, и если вы приедете в Лондон, буду рад встретить вас как доброго друга.

Сара покраснела еще сильнее. Она не была уверена, какие выводы Дженсен сделал из своих наблюдений, но скорее всего он догадывается, что к Мэтью Сара испытывает не просто мимолетный интерес.

– Благодарю вас за то, что предлагаете мне дружбу.

– Пожалуйста.

Он не добавил, что готов предложить больше чем дружбу, но в этом не было необходимости – она и сама видела это по его глазам. Сара взяла бокал и отхлебнула глоток вина, чтобы скрыть смущение. До того как она приехала в Лэнгстон-Мэнор, ни один мужчина никогда не смотрел на нее дважды. А теперь сразу двое мужчин признались в том, что она им небезразлична.

Вот если бы только ее сердце хотело Логана Дженсена, а не Мэтью. Но об этом было так же бесполезно думать, как говорить «вот если бы они нашли деньги».

Ей предстояла последняя ночь с Мэтью. Несколько украденных у судьбы часов, воспоминание о которых будет согревать ее до конца жизни. И она была намерена дорожить каждым моментом.

Только после полуночи гости начали расходиться по своим спальням. Едва войдя в свою комнату, Сара быстро сбросила одежду и надела на себя то, что больше всего хотелось надеть, – сорочку Мэтью, позаимствованную для Франклина, которого уже демонтировали и одежду которого потихоньку возвратили законным владельцам. Она тоже вернет Мэтью сегодня его сорочку – после того как он самолично снимет ее с ее тела.

Несколько минут спустя раздался тихий стук в дверь. Вошел Мэтью с небольшим букетом лаванды в руках. Он закрыл за собой и запер дверь, и Сара вышла из тени.

Он замер, увидев ее, и глаза его наполнились страстью и нежностью, так что у нее перехватило дыхание. Не отводя от нее взгляд, он подошел и остановился совсем близко.

– На тебе моя сорочка, – сказал он.

Она кивнула:

– Если помнишь, я обещала вернуть ее.

– Помню. Но думаю, что тебе следует оставить ее у себя. На мне она выглядит обычно, а на тебе… потрясающе. – Он протянул ей букет: – Это тебе.

Сара взяла цветы и поднесла их к носу, вдохнув нежный аромат.

– Спасибо. Это мои любимые.

– Отныне они и мои любимые тоже.

– Букеты в столовой и холле тоже великолепны.

– Я хотел, чтобы ты знала, что я думаю о тебе.

Снова вдохнув аромат цветов, она заметила среди них что-то блестящее. Протянув руку, она взяла этот предмет. Это была брошь. В виде великолепного цветка ириса из темно-фиолетовой эмали с изумрудно-зелеными листьями, окаймленными золотом.

– Она прекрасна, – прошептала Сара, прикасаясь пальцами к броши.

– Она принадлежала моей матери, – тихо сказал Мэтью. – Надеюсь, ты будешь ее носить и вспоминать обо мне.

– Спасибо, Мэтью. Я буду хранить ее как сокровище. У меня тоже есть для тебя подарок. – Она подошла к секретеру, положила цветы и брошь на полированную поверхность и взяла свиток веленевой бумаги, перевязанный лентой. Возвратившись к нему, она вручила это ему.

Он молча развязал ленту и развернул листы. На первом рисунке были изображены два растения, цветки которых в форме сердечка свисали с изогнутых стеблей.

– Страфф-уорды и тортлинджеры, – прочел он надпись, сделанную ее рукой. – Я почему-то был уверен, что они выглядят именно так.

Он взял второй рисунок и некоторое время молчал, переполненный эмоциями, увидев которые в его взгляде, она затаила дыхание.

– Ты… в образе Венеры. Это великолепно. Венера в очках. Спасибо.

– Пожалуйста.

Он аккуратно скатал и перевязал лентой рисунки, потом положил их на секретере рядом с цветами. Вернувшись к ней, он подхватил ее на руки и отнес на кровать, усадив на краешек матраса.

Не говоря ни слова, он опустился перед ней на колени и принялся расстегивать надетую на ней сорочку. Сняв ее, он попросил Сару лечь на спину.

Когда она сделала так, как он просил, он развел руками ее ноги и, приподняв бедра, положил их себе на плечи. Вся ее застенчивость испарилась при первом прикосновении его языка к ее чувствительным складкам кожи в самом сокровенном месте. Она и понятия не имела, что могут существовать такие интимные ласки. Он занимался с ней любовью с помощью губ и языка, а его пальцы отлично знали, как помочь возбудить ее тело. Достигнув оргазма, она издала крик, исходивший, казалось, из самых глубин ее души.

Усталая, ослабевшая, она наблюдала, как он снимает с себя одежду. Потом он лег на нее сверху, и волшебство возобновилось. Она пыталась запомнить каждое прикосновение. Каждый взгляд. Каждое ощущение. Потому что знала, что больше такого с ней не произойдет.

…Когда она проснулась утром, его рядом не было.

Мэтью уже два часа был в дороге, направляясь в Лондон, когда вдруг остановил Аполло и, наклонившись вперед, потрепал мерина по шее. Небо, которое было сиреневым, когда он на рассвете покидал Лэнгстон-Мэнор, постепенно становилось бледно-голубым, и на нем то здесь, го там появились кучевые облака. Его гости начнут разъезжаться по домам только после полудня, но он не смог оставаться дольше. Он не выдержал бы прощания с Сарой на глазах у всех. Он хотел, чтобы она осталась в его памяти сияющей после того, как они занимались любовью.

Дорога впереди разветвлялась надвое, причем левое ответвление шло к юго-западу, в Лондон, а правое… не в Лондон.

Он довольно долго смотрел на эти дороги, и перед его мысленным взором проносились мириады картин, которые, как он был уверен, будут преследовать его до конца его дней.

Мэтью знал, что он должен делать. Он не мог повернуть назад. Но он понял, что, прежде чем ехать в Лондон, ему необходимо побывать сначала еще кое-где.

 

Глава 18

Сара стояла в своей спальне, уставившись на постель и погрузившись в воспоминания. Лакей только что унес последние вещи из ее багажа. Теперь оставалось ждать, когда все погрузят в экипажи. А потом она отправится домой. Назад к той жизни, к которой она так привыкла.

Пока не приехала сюда.

Пока безнадежно, безрассудно и глубоко не влюбилась в человека, которого не могла заполучить. Она с самого начала знала, что дело, вероятнее всего, обернется именно таким образом, хотя в груди ее все же тлел крошечный огонек надежды, что деньги найдутся. Что Мэтью не придется жениться на богатой наследнице. И что он сможет жениться на той, которую пожелает. И что этим человеком будет она.

Глупые, смешные мечты. Нельзя было основывать на них свои надежды. Она, конечно, понимала, что рискует многим. Но почему-то не предполагала, что когда разбивается сердце, это бывает так больно. Она не ожидала, что после этого остается такая зияющая, кровоточащая пустота в груди.

Подойдя к окну, она взглянула на цветники. Существуют ли на самом деле деньги, которые, как утверждал отец Мэтью, он где-то спрятал? Или эти слова были всего-навсего горячечным бредом измученного болью, умирающего человека?

Порывшись в кармане платья, она извлекла клочок бумаги, на котором записала последние слова отца Мэтью. Повернув перечень так, чтобы на него падал неяркий солнечный свет, она, наверное, в тысячный раз перечитала его: «Деньги. Спасти поместье. Спрятаны здесь. Сад. В саду. Золотой цветок. Папоротник. Флер-де-лис».

Наверняка в записке содержался ключ к головоломке, которого ей не хватало. Она снова мысленно перечислила латинские названия всех золотых цветов и разновидностей папоротника, но ничего нового не придумала. Сара пристально смотрела на слова еще целую минуту, потом вздохнула, сложила бумажку и сунула в карман.

Окинув комнату прощальным взглядом, она вышла, закрыв за собой дверь, и тихий щелчок замочного языка показался ей похоронным звоном.

В холле с ней поздоровался Дэнфорт, который, повиляв ей хвостом, вернулся на свой сторожевой пост у окна, ближайшего к входной двери. Тилдон, тоже поприветствовавший ее, когда она вошла, объяснил, что Дэнфорт всегда сидит здесь, когда милорд уезжает из дома.

А когда он вернется, с ним будет молодая жена. «Перестань думать об этом!» Потому что когда она об этом думала, это было так больно, что становилось трудно дышать.

Сара подошла к окну и почесала Дэнфорта за ухом.

– До свидания, дружище, – прошептала она. – Я буду скучать по тебе.

Дэнфорт склонил набок голову и издал ворчание, как будто спрашивал: «В чем дело? И ты тоже уезжаешь?»

– Очень жаль, что тебе не удалось познакомиться с моей Дездемоной. Думаю, вы подошли бы друг другу, как грудинка и яйца.

Дэнфорт облизнулся при упоминании двух своих любимых пищевых продуктов, хотя, насколько она знала, к этой категории относились все пищевые продукты. Потрепав его в последний раз по голове, она попрощалась с Тилдоном и вышла из дома.

На площадке перед домом было оживленно. Лакеи тащили дорожные сундуки и более мелкий багаж и грузили все это в ожидающие экипажи. Другие слуги крепили в повозках уже погруженные вещи, а отъезжающие стояли поодаль небольшими группами и прощались друг с другом. Сара увидела Каролину, которая разговаривала с лордами Терстоном и Хартли. Подойдя к ней, она услышала, как сестра сказала:

– Извините меня, джентльмены. Мне необходимо поговорить с сестрой.

Хотя обоим джентльменам явно не хотелось отпускать ее, они отошли в сторону и присоединились к стоявшим поблизости лорду Берику и мистеру Дженсену.

– Ты буквально спасла меня, – тихо сказала Каролина, когда они с Сарой отошли от остальных на почтительное расстояние. – Силы небесные, лорд Хартли, кажется, был готов сделать предложение!

– Что именно он собирался предложить?

Каролина рассмеялась.

– Я не уверена, но мне не хотелось об этом слышать, что бы это ни было. – Они остановились у кареты Каролины, на черной лакированной дверце которой красовался герб Уингейтов, и Каролина бросила на нее пытливый взгляд: – С тобой все в порядке, Сара? – Не дав Саре ответить, она продолжила: – Мне показалось, что тебе не терпится вернуться домой, но ты бледна и глаза у тебя такие печальные.

К ужасу Сары, ее глаза наполнились слезами.

– Я просто устала, – объяснила она, почувствовав угрызения совести, потому что хотя то, что она сказала, было правдой, чистой правдой это не являлось.

Каролина взяла ее за руку и улыбнулась, явно желая приободрить:

– Сегодня ты будешь спать в своей постели. И быстро отдохнешь, оказавшись в привычной обстановке.

Сара сглотнула комок, образовавшийся в горле при мысли о том, что она будет лежать одна в собственной постели. Без сна.

Каролина нежно пожала ее руку:

– Я благодарна тебе за эти последние несколько месяцев, Сара. Без твоей помощи и поддержки я еще год го не смогла бы вновь появиться в обществе.

Сара, в свою очередь, пожала сестре руку:

– Смогла бы. Ты гораздо сильнее, чем думаешь.

Каролина покачала головой:

– Было очень трудно заставить себя продолжать жить без Эдварда. Но через три года я почувствовала, что он захотел бы, чтобы я снова вернулась к полноценной жизни.

– Конечно, он захотел бы этого. Он, как и я, любил твою улыбку. Видеть ее снова – настоящий подарок судьбы.

– Ты бывала со мной на всех этих светских вечерах, хотя, я уверена, предпочла бы остаться дома и заниматься тем, что тебя интересует… Не знаю, как и благодарить тебя.

– Ну что ты! За одну твою улыбку я готова присутствовать на сотне балов и приемов.

– На целой сотне? – весело переспросила Каролина.

– Да. Только, пожалуйста, не проси меня делать это. Или я сойду с ума.

– Обещаю не злоупотреблять твоей добротой. Особенно после того, когда ты ради меня создала дамское литературное общество Лондона.

– Оно было создано не ради тебя, – возразила Сара, но Каролина отмела все протесты.

– Ради меня. И я еще больше люблю тебя за это, – сказала она. Губы ее дрогнули в плутовской улыбке. – По-моему, наше первое знакомство со скандальной литературой имело грандиозный успех. Жду не дождусь, когда мы выберем следующее произведение.

– Я тоже. Я уже провела кое-какие исследования и думаю, что нашим следующим объектом внимания будет какой-нибудь потрясающий приключенческий роман с такой скандальной славой, что при одном упоминании о нем любая матрона хватается за свои нюхательные соли.

– Именно поэтому мы его и выберем, – подтвердили они в один голос и рассмеялись.

– Думаю, что тебе не терпится вернуться в свой собственный сад, – предположила Каролина, – хотя и здешние сады представляют собой прекрасное зрелище.

– Да, они великолепны, – печально сказала Сара.

– У тебя было здесь любимое место?

– Трудно остановить выбор на каком-то одном месте, но, наверное, это там, где стоит статуя, – сказала она. «Там, где я впервые разговаривала с Мэтью». – Это словно сад, спрятанный в саду.

– Да, это чудесное место. Какую богиню изображает статуя?

– Флору, – сказала Сара и нахмурила брови. – Флору… – повторила она медленно. Слова, сказанные Каролине, что-то ей напомнили. Сад, спрятанный в саду. А последними словами отца Мэтью были «Сад. В саду…».

У нее замерло сердце, кажется, пропустив парочку ударов. А что, если отец Мэтью имел в виду буквально сад внутри сада? То место, где стояла статуя Флоры?

Закрыв глаза, она представила себе это место. Цвели ли там желтые цветы вокруг Флоры? Золотой цветок, золотой цветок…

Золотой цветок.

Мысль так потрясла ее, что она охнула. Широко раскрыв глаза, она увидела, что Каролина пристально смотрит на нее.

– С тобой все в порядке, Сара?

Она была так возбуждена, что не могла стоять спокойно.

– Со мной все в порядке. Но я должна идти. Я кое-что забыла в саду.

– Но можно послать за этим кого-нибудь из лакеев…

– Нет! В этом нет необходимости. Нам придется долго находиться в экипаже, так что я с удовольствием прогуляюсь. Я скоро вернусь, не уезжай без меня, – сказала Сара и, не дождавшись ответа, быстро направилась к дому. Она услышала, как за спиной на фоне жужжания голосов какой-то мужской голос произнес:

– Куда это в такой спешке убежала ваша сестрица, леди Уингейт?

И голос Каролины в ответ:

– Она что-то забыла в саду.

Войдя в дом, Сара торопливо объяснила Тилдону, что кое-что оставила в саду. Дворецкий как-то странно посмотрел на нее, но она быстро пересекла холл и через малую гостиную вышла из дома.

Оказавшись на вымощенной плитками террасе, она подхватила руками юбки и побежала. В мозгу ее звучали последние слова отца Мэтью: «Золотой цветок, золотой цветок…»

Господи, сделай так, чтобы она была права…

К тому времени как она добежала до скрытого от глаз алькова, где Флора лила воду из своей урны, Сара тяжело дышала. Опустившись на колени и не обращая внимания на впивающиеся в кожу сквозь платье кусочки гравия, она дюйм за дюймом принялась изучать каменное основание статуи кончиками пальцев. Надежда возрастала с каждым ударом сердца. Она должна быть права. Должна.

Сара уже обследовала почти четверть поверхности основания, когда заметила трещину в камне. Она показалась ей слишком прямой, чтобы быть естественного происхождения. Едва осмеливаясь дышать, Сара сунула пальцы в узкое отверстие и обнаружила небольшой прямоугольный камень, лежавший неплотно.

Она попыталась приподнять его, но быстро поняла, что тут не обойтись без какого-нибудь инструмента. Вскочив на ноги, она огляделась вокруг, но ничего подходящего не обнаружила. Проклятие! Придется возвращаться в дом. Или в коттедж садовника, который был расположен ближе. Пробегая по террасе, она краешком глаза заметила Пола, работавшего в другом конце сада, а это означало, что в коттедже его нет. Это ее устраивало, потому что не хотелось отвечать на лишние вопросы. Она просто возьмет какой-нибудь инструмент или нож, и он об этом никогда не узнает.

Она повернула в направлении коттеджа и тут услышала скрип гравия под чьими-то шагами. Судя по звуку, шел мужчина. Секунду спустя этот мужчина появился из-за поворота и остановился как вкопанный, увидев ее.

Ошеломленная Сара уставилась на него. Это был Мэтью.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, тяжело дыша.

Она дважды моргнула, чтобы убедиться, что это действительно он, а не плод ее воображения. Но он не исчез, и она, облизнув пересохшие губы, спросила, в свою очередь:

– А ты что здесь делаешь?

Сделав несколько глубоких вздохов, чтобы восстановить дыхание, Мэтью медленно приблизился к ней. Она словно приросла к месту. Когда они были на расстоянии вытянутой руки друг от друга, он остановился.

– Я здесь, потому что должен кое-что сказать тебе, Сара.

Она, кажется, вышла наконец из транса, в который впала при виде его.

– Мэтью, я так рада, что ты здесь. Мне кажется, что…

Он прикоснулся пальцами к ее губам.

– Не могу больше ждать ни секунды, чтобы не сказать, что люблю тебя.

Она удивленно широко раскрыла глаза:

– Ты меня любишь?

– Я люблю тебя. Люблю до умопомрачения. Я был на полпути в Лондон, когда понял, что не смогу сделать это.

– Сделать что?

Не в силах больше не прикасаться к ней, он схватил ее за руки.

– Продолжать путь в Лондон.

– И ты вернулся назад. Я рада этому, потому что…

– Нет, я не вернулся назад.

Она приподняла брови и окинула его удивленным взглядом:

– Но я вижу тебя собственными глазами.

– Ясно, что я приехал назад. Но не сразу. Прежде чем возвратиться домой, я нанес визит твоим родителям.

– Это чудесно. Я должна сказать тебе… – Она не договорила, потому что его слова наконец дошли до ее сознания. – Моим родителям?

– Да. Вместо того чтобы продолжать путь в Лондон, я навестил твоих родителей.

– Зачем? Не могу придумать ни единой причины для такого поступка с твоей стороны.

– Не беспокойся. Я могу придумать такое количество причин, что хватит для нас обоих, – усмехнувшись, повторил он свою присказку.

– Было бы весьма любопытно узнать хотя бы одну из этих причин.

– По правде говоря, существует всего одна причина. – Он поднес к губам ее руку и поцеловал пальцы. – Я сказал им, что хочу жениться на их дочери. – Он заглянул ей в глаза, надеясь увидеть радость. Вместо этого увидел, что она страшно потрясена. Она побелела как мел. Не на такую реакцию он рассчитывал. Поскольку она молчала, он сказал: – Более изумленное выражение я видел только на лицах твоих родителей несколько часов тому назад.

– Не может быть, чтобы они были изумлены сильнее, чем я.

– Должен признаться, что сначала произошла некоторая путаница.

– Могу себе представить.

– Они предположили, что дочерью, на которой я хочу жениться, является твоя сестра.

Сара поморгала, потом кивнула:

– Конечно. А что же еще могли они предположить?

– Когда я сказал им, что имею в виду их дочь Сару…

– Я уверена, что мама тебе не поверила.

– Она действительно не поверила. – Мэтью стиснул зубы, вспомнив разговор с мамашей Сары. Она скривила губы и чуть ли не открытым текстом сказала ему, что он дурак, если смотрит на Сару, когда есть такая красавица, как Каролина.

Он получил большое удовлетворение, дав этой женщине, которая плохо относилась к Саре, резкий отпор, которого она давно заслуживала. Он довел до ее сознания, что не потерпит в дальнейшем никаких пренебрежительных замечаний или оскорблений в адрес Сары, которая, к ее сведению, скоро станет маркизой Лэнгстон. Отец Сары молчал во время всего разговора. Однако когда разговор закончился, он бросил на Мэтью одобрительный взгляд. По правде говоря, ему даже показалось, что он был готов зааплодировать.

– Хотя твоя матушка сначала не поверила мне, я все-таки убедил ее, что имею в виду тебя. И только тебя. Единственную. – Он посмотрел ей в глаза, и смятение, которое он там увидел, заставило его добавить: – А теперь, кажется, мне предстоит еще убедить тебя. – Не отпуская ее рук, он прижал их к своей груди. – Сара, я влюбился в тебя на этом самом месте, когда мы впервые разговаривали. С тех пор я ни на секунду не переставал думать о тебе. Твои глаза, твоя улыбка пленили мое сердце, и с тех пор я стал твоим. Я обманывал себя, думая, что смогу уйти и жить без тебя, что смогу жениться на ком-то другом, чтобы спасти поместье, которое игрок-отец довел до разорения. И мне даже неплохо удалось убедить себя, что я смогу это сделать, пока не пришлось уходить. Я уже два часа был в дороге, когда окончательно понял, что я полный простофиля.

Он заглянул в ее прекрасные глаза, из которых еще не исчезло ошеломленное выражение.

– Я люблю тебя, Сара. Я понимаю, что прошу тебя разделить со мной жизнь обедневшего пэра, но клянусь сделать все, что в моих силах, чтобы тебе всегда было хорошо со мной. Я приложу все силы, чтобы расплатиться с долгами и не пустить по ветру имение, но ты должна знать, что нам предстоит преодолеть немалые финансовые трудности. Вполне возможно, что они будут у нас всегда. Если мне не удастся расплатиться с долгами отца, я могу даже попасть в долговую тюрьму.

При этих словах глаза ее вспыхнули.

– Если кто-нибудь попытается забрать тебя в тюрьму, им придется сначала справиться со мной.

У него дрогнул уголок губ.

– Я и не подозревал, что ты обладаешь такими бойцовскими качествами.

– Мне не за что было бороться. До сих пор. – Она коснулась ладонью его щеки. – Я тоже люблю тебя. Так сильно, что это почти невыносимо.

– Отлично. Для меня большое облегчение узнать, что не один я страдаю. – Он опустился перед ней на одно колено. – Несмотря на обещание у постели умирающего, я не могу жениться и не женюсь ни на ком, кроме тебя. Сара, ты окажешь мне честь стать моей женой?

Глаза ее заблестели, нижняя губа дрожала. Черт возьми, он знал, что это значит: сейчас она расплачется. Он торопливо встал. И как только он это сделал, Сара обвила руками его шею.

Его охватило чувство, похожее на панику. Проклятие! Эти рыдания были еще хуже, чем просто слезы. Он потрепал ее по спине, несколько раз поцеловал волосы.

– Могу ли я надеяться, что это твой весьма необычный способ сказать «да»?

Она подняла голову, и волна нежности затопила его сердце. Ее золотисто-карие глаза, словно влажные топазы, смотрели на него.

– Да, – прошептала она и рассмеялась радостным смехом, от которого на щеках появились ямочки. – Да!

Обрадованный Мэтью отыскал ее губы, чтобы выразить в поцелуе любовь, страсть и надежду на будущее. Однако не успел он расслабиться, как она отпрянула от его груди.

Он неохотно поднял голову.

– Мэтью, я должна сказать тебе, что у нас еще есть надежда.

Он снова наклонил голову и провел губами по ее шее.

– Я знаю. Теперь, когда ты сказала «да»…

Она покачала головой:

– Нет. Я имею в виду надежду на то, что мы можем найти деньги.

Он выпрямился и, нахмурившись, посмотрел на нее:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я долго думала над последними словами твоего отца, и, когда совсем недавно говорила с сестрой, мне пришла в голову одна мысль. В разговоре с Каролиной я назвала это место «сад, спрятанный в саду» и подумала, что это очень напоминает слова твоего отца: «Сад. В саду…» Ты здесь искал?

– Нет. Это место, – он жестом обвел территорию, – обнесено живой изгородью. И нет здесь никаких папоротников. И ничего похожего на лилии или ирисы. Золотых цветов здесь тоже нет.

– Вот именно. Но вдруг проблема и заключается в поиске какого-то золотого цветка? Ты говорил, что отец произносил слова очень неразборчиво. Что, если он вообще не произносил слов «золотой цветок»? – Глаза Сары возбужденно горели. – Он сказал, что там деньги, и ты, как и я, естественно, предположил, что он имеет в виду банкноты. Бумажные купюры. А что, если это были не банкноты, а золото? Золотые монеты? Что, если на самом деле он говорил «золото во Флоре», имея в виду, что золото спрятано в статуе, украшающей фонтан?

Мэтью задумался, мысленно возвращаясь к последним моментам жизни отца. Потом медленно кивнул, почувствовав, как вновь возрождается почти угасшая надежда:

– Это вполне возможно.

– Как только это пришло мне в голову, я помчалась сюда и принялась осматривать основание фонтана. Я обнаружила щель, а также неплотно лежащую часть камня буквально за мгновение до того, как пришел ты… Я думаю, что деньги, возможно, спрятаны под этим камнем.

Он ошеломленно уставился на нее:

– И ты говоришь мне об этом только сейчас?

Она возвела глаза к небу:

– Я несколько раз пыталась сказать тебе это, но ты был слишком занят, делая мне предложение. Надеюсь, ты понимаешь, что я на это не жалуюсь.

Потрясенный Мэтью хохотнул и, подхватив ее на руки, покружил в воздухе. Потом, поставив на ноги, сказал:

– Я тебе давно не говорил, что ты очень умна?

– Откровенно говоря, я что-то не припомню, чтобы ты вообще когда-нибудь говорил это.

– Ужасное упущение с моей стороны. Ты необычайно умна. Слава Богу, что ты согласилась выйти за меня замуж и у меня появится возможность всю оставшуюся жизнь говорить тебе это ежедневно.

– Что толку говорить о том, что я умна, пока мы не узнали, права ли я?

– Даже если ты не права, это все равно был блестящий образец дедуктивного мышления. Ну, показывай, где этот шатающийся камень.

Взяв его за руку, она подвела его к фонтану и, опустившись на колени, указала рукой на основание:

– Видишь трещину и неплотно лежащий камень?

– Вижу, – сказал охваченный возбуждением Мэтью. Вытащив из-за голенища сапога нож, он вложил клинок в тонкую трещину. В течение нескольких минут были слышны лишь журчание воды в фонтане и звук ножа, скребущего о камень. – Еще немного, и он сдвинется с места, – сказал он, не в силах скрыть нетерпение. Отложив нож, он подсунул под камень с каждой стороны по пальцу и мало-помалу сдвинул его. – Почти готово, – сказал он, стараясь ухватиться поудобнее. Мгновение спустя камень размером с кирпич скользнул в сторону, открыв темное отверстие. – Думаю, что честь запустить туда руку должна принадлежать тебе, – сказал он, кивком указав на отверстие.

Она покачала головой:

– Нет. Смотри сам. Это твои деньги.

– Мы посмотрим вместе, потому что это деньги наши.

– Ладно.

Оба приготовились запустить по руке в темное отверстие, но в этот момент за их спинами прозвучал голос:

– Какая милая сентиментальность! Но на самом деле это мои деньга.

Мэтью быстро повернулся и уперся взглядом в знакомые глаза. Однако вместо дружелюбия, которое он привык в них видеть, там горела неприкрытая ненависть, а в грудь его был нацелен пистолет.

 

Глава 19

Не отводя взгляда от холодных голубых глаз, Мэтью спокойно сказал:

– Вот это сюрприз!

– Причем для меня – приятный. Я уж потерял всякую надежду вернуть деньги, которые твой отец у меня украл. А теперь я хочу, чтобы вы оба очень медленно и очень спокойно встали. Кстати, Мэтью, если я увижу, что ты потянулся за своим ножом, я прострелю насквозь мисс Мурхаус, а это, насколько я понимаю, тебе не понравится, – сказал лорд Берик.

Двигаясь с невероятной осторожностью, Мэтью поднялся на ноги, обдумывая возможность спасения. Он отказался от первого мощного порыва защитить Сару собственным телом. Если Берик выстрелит с такого близкого расстояния, он, вероятнее всего, убьет их обоих одним выстрелом. Пусть лучше пистолет будет нацелен на него.

Когда они оба поднялись на ноги, Берик приказал ему пнуть нож в его направлении, чтобы он мог дотянуться до него.

Мэтью подчинился, и Берик подобрал нож.

– Благодарю. Теперь прошу вас положить руки на головы.

– Ах, как вежливо, – сухо заметил Мэтью, поднимая руки.

– Нет никакой причины не вести себя по-джентльменски.

– Браво. В таком случае отпусти леди.

Берик печально покачал головой:

– Боюсь, что не могу этого сделать. Она поднимет тревогу, и эта простая операция закончится поражением. – Он взглянул на Сару: – Если вы сделаете лишнее движение или произнесете хоть звук, я пристрелю его. Вы меня поняли?

Мэтью уголком глаза видел, как Сара кивнула. Ему хотелось посмотреть на нее, как-то приободрить, но он не осмеливался отвести взгляд от Берика.

– Неужели ты думаешь, что это сойдет тебе с рук? – спросил Мэтью.

– Конечно, сойдет. Я намерен вернуть свои деньги, которые украл у меня твой отец, и уехать.

– У моего отца было множество дурных привычек, но вором он не был. Деньги он выиграл в карты.

– Но он выиграл их у меня. Это были мои деньги. – Его лицо исказилось гневом. – Я не должен был проиграть. Не мог проиграть. Я продал все, чтобы получить эти деньги, и больше у меня ничего не осталось. Чтобы расплатиться с долгами, мне нужно было увеличить эту сумму втрое. Я бы это сделал, если бы не твой безмозглый папаша, который почти никогда не выигрывал, но у которого в тот раз началась неслыханная полоса везения. Похоже, он не мог проиграть. А я не мог выиграть. Хотя предполагалось, что игра пойдет совсем по-другому.

Мэтью кивнул:

– Понятно. И поэтому ты предложил ему сыграть, надеясь начисто обобрать его. Бесполезная затея, потому что денег у него не было.

– Были у него деньги. Он хвастался, что недавно выиграл огромную сумму. В игре должны были участвовать только мы двое. Ставки были очень высокими. И я должен был выиграть. – Берик хмуро взглянул на Мэтью. – И я отобрал бы у него эти деньги, если бы он, как предполагалось, имел их при себе в экипаже. А их у него не оказалось. За это я заставил его заплатить. Жизнью.

Мэтью замер, когда до его сознания дошло, что случилось дальше.

– Значит, это ты… ты был тем грабителем, который выстрелил в него…

Ярость, бушевавшая в глазах Берика, превратила красивые черты его лица в демонические, однако она не шла ни в какое сравнение с яростью, охватившей Мэтью.

– Он это заслужил. Ему следовало иметь при себе деньги, а их у него не было. Не знаю, как ему это удалось, но он успел их спрятать. После его смерти я ждал, когда услышу, что ты расплатился с его долгами, но прошло несколько месяцев, а ты этого не сделал. Тогда я понял, что либо тебе ничего не известно о деньгах, либо известно, но ты не знаешь, где они находятся.

Потом до меня стали доходить любопытные слухи. Будто ты стал отшельником, не покидаешь территории поместья и совсем не появляешься в обществе, и что все это объясняется неожиданно вспыхнувшей у тебя страстью к садоводству. – Берик холодно усмехнулся: – Это было тем более любопытно, что, насколько мне известно, от запаха цветов ты начинаешь чихать.

– Не от всех цветов, а только от роз, – поправил его Мэтью.

Берик пожал плечами:

– Я понял, что ты, должно быть, ищешь деньги в саду. За последние несколько недель я наблюдал за твоими ночными раскопками и ждал, когда ты найдешь то, что принадлежит мне, и я смогу вернуть это.

Мэтью почувствовал, как еще одна деталь головоломки встала на свое место, и сказал:

– Ты убил Тома Уиллстона.

Берик снова передернул плечами:

– Ему не повезло. Той ночью он увидел меня в зарослях и пригрозил рассказать тебе, что я нарушаю границы частных владений. А я не мог позволить ему сделать это.

«Заставь его говорить». Если они задержатся здесь слишком долго, то наверняка кто-нибудь за ними придет. Но Мэтью боялся, что это произойдет не сразу. Когда он вошел в дом и леди Уингейт сказала ему, что Сара находится в саду, он успел бросить Дэниелу многозначительный взгляд. Он ни на мгновение не сомневался в том, что его друг истолковал этот взгляд правильно: Мэтью хотел побыть наедине с Сарой. Поэтому Дэниел сделает все возможное, чтобы никто как можно дольше не мешал им.

Но Берик этого не знал. Если Мэтью удастся заставить его продолжать говорить, то этот сукин сын наверняка сделает ошибку. Мэтью была нужна всего-навсего единственная маленькая ошибочка с его стороны.

– Значит, ты напросился на приглашение ко мне в гости потому, что решил, что я ищу деньги, – сказал Мэтью, чтобы поддержать разговор.

– Да. Так было удобнее всего наблюдать за твоими действиями. Терстон и Хартли служили удобным прикрытием и отвлекали от меня слишком пристальное внимание остальных. – Он хохотнул. – Откровенно говоря, я даже получал от этого удовольствие. Было забавно наблюдать за тобой, когда ты не занимался раскопками, Лэнгстон. Ты имел намерение выбрать себе в жены одну из присутствующих красивых богатых наследниц, а вместо этого втюрился в некрасивую старую деву. Но мне это даже на руку, потому что леди Джулиана будет мне великолепной женой.

Сара тихо ахнула, и Мэтью испугался, что она сейчас выскажет все, что думает по этому поводу. Он хотел было что-то сказать, но в это мгновение заметил за спиной Берика какое-то движение в просвете между кустами.

Решив предупредить того, кто там был, о том, в какой ситуации они оказались, Мэтью громко сказал:

– Кончилось твое везение, Берик, несмотря на то что в руках у тебя пистолет и нож. Даже если тебе удастся убить нас, чтобы завладеть деньгами, спрятанными в фонтане, тебе не дадут уйти отсюда и схватят. Ты будешь сидеть в тюремной камере и никогда больше не увидишь свободы.

– Наоборот, все будет выглядеть так, как будто ты прирезал мисс Мурхаус в целях самообороны, когда она стала угрожать пистолетом тебе, бросившему ее любовнику. Я услышал вашу ужасную ссору и попробовал вмешаться, но – увы! – было слишком поздно. В этой суматохе выстрелил пистолет, и ты, к сожалению, был смертельно ранен. А о деньгах никто не узнает, потому что никто и не догадывался об их существовании. Видишь? Все продумано до тонкостей. А теперь, как ни прискорбно для вас, настало время попрощаться с вами обоими.

– Джулиана никогда не выйдет за тебя замуж, – абсолютно спокойным тоном сказала вдруг Сара.

Берик с раздражением взглянул на нее:

– Я сказал тебе, чтобы помалкивала.

– Сказал. Или ты убьешь Мэтью. Но коль скоро ты все равно его убьешь, мне нет никакого смысла молчать. – И она испустила оглушительный душераздирающий крик.

Берик, побагровев от ярости, перевел пистолет и прицелился в Сару. Мэтью протянул к ней руку, а другой рукой достал из-за голенища запасной нож. И в этот момент сквозь просвет в живой изгороди выскочило какое-то коричневое существо. Мэтью, прижав Сару к земле, метнул нож, а Дэнфорт вонзил зубы в ягодицы Берика. Берик заорал, раздался пистолетный выстрел. Потом оружие выпало из руки Берика, и он рухнул на землю: нож по самую рукоятку вошел в его грудь.

Мэтью, обняв Сару, с тревогой вглядывался в ее бледное лицо:

– С тобой все в порядке?

Она кивнула, и очки сразу же соскользнули вниз.

– Со мной все хорошо. Ты не ранен?

– Нет. – Он свистом подозвал Дэнфорта, который обнюхивал неподвижное тело Берика, и пес подбежал к нему.

– Оставайся с Сарой, – приказал ему Мэтью, и пес немедленно уселся на ее туфельку.

Быстро убедившись, что Берик действительно мертв, Мэтью вернулся к Саре и Дэнфорту.

– Умница, – сказал он, потрепав Дэнфорта по боку. – Ты спас положение. – Он взглянул на Сару – Моя школа! Это я его научил кусать убийц за задницы!

– Отличная работа. Ты спас положение, потому что не только носишь при себе запасной нож, но и умеешь им пользоваться. – Она накрыла его руку своей и улыбнулась: – Весьма удобно, если у мужа есть подобный талант.

– Да уж, не помешает. Надеюсь только, что этим талантом больше никогда не придется воспользоваться. Но я бы и сейчас, наверное, не пустил в дело нож, если бы ты не закричала. Это был очень впечатляющий крик. У меня аж волосы на голове встали дыбом.

– Не могла же я позволить ему застрелить тебя.

– За это я тебе очень благодарен. – Он встал на ноги и помог подняться ей. Она положила голову ему на грудь, а он зарылся лицом в ее волосы. – Слава Богу, что он не ранил тебя, – прошептал он.

– Или тебя, – содрогнувшись, сказала она, и он еще крепче прижал ее к себе.

– Ты вела себя очень храбро. Любая другая женщина упала бы в обморок.

– Я чуть не упала, – сказала Сара и, оставаясь в кольце его рук, запрокинула голову и взяла в ладони его лицо. – Но не могла же я позволить ему ранить тебя… Поскольку ты являешься одной из моих великих страстей, я предпочитаю, чтобы ты у меня был без изъянов.

– Одной из твоих великих страстей? Ты меня, кажется, оскорбляешь?

У нее дрогнули губы.

– Ну хорошо. Ты моя самая большая страсть.

– Это уже лучше, – пробормотал он, целуя ее.

– Мэтью, Сара, где вы? С вами все в порядке? Голос Дэниела и звук приближающихся бегущих шагов заставили Мэтью, оторвавшись от нее, поднять голову.

– Мы здесь, у фонтана! – крикнул он. Несколько мгновений спустя появились Дэниел, за ним Хартли и Терстон, а также Логан Дженсен и Пол, каждый из которых был вооружен либо пистолетом, либо ножом.

– Что произошло? – спросил Дэниел, окинув взглядом место действия.

Мэтью в нескольких словах объяснил ситуацию, сказав, что деньги предположительно находятся в основании фонтана, что и мотивировало поведение Берика, потом взглянул на Хартли и Терстона:

– Не сходите ли в дом, чтобы приказать Тилдону вызвать сюда магистрата?

– Разумеется, – ответили они, с явным облегчением покидая место разыгравшейся драмы.

Когда они ушли, Мэтью обратился к Полу и попросил принести кусок брезента, чтобы накрыть тело.

– Да, милорд, – сказал Пол и тоже ушел.

– Если моя помощь здесь пока не нужна, – сказал Логан Дженсен, – то я, пожалуй, пойду объясню, дамам, что происходит. Мы все слышали крик и пистолетный выстрел, и они очень встревожены.

– Спасибо, – поблагодарил его Мэтью и стиснул зубы, заметив, что Дженсен, уходя, задержал взгляд на Саре.

– Ты уверен, что с вами обоими все в порядке? – спросил Дэниел.

– Абсолютно, – ответил Мэтью.

– Не ударился головой?

– Да нет. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты, кажется, забыл посмотреть, есть ли деньги в основании фонтана.

Мэтью покачал головой:

– Я так тревожился за Сару, что действительно забыл об этом.

Тут возвратился Пол с брезентом и закрыл им тело Берика. Когда он ушел, Мэтью взглянул на Сару:

– Готова?

– Готова.

Он посмотрел на Дэниела:

– Пожелай нам удачи.

Он и Сара вместе опустились на колени перед узким отверстием и запустили в него руки.

– Там… пусто, – разочарованно проговорила Сара. Мэтью еще раз ощупал стенки и убедился, что там ничего нет. Дэниел положил ему на плечо руку.

– Сочувствую, Мэтью. Я возвращусь в дом, там и увидимся.

Когда затихли удаляющиеся шаги Дэниела, Мэтью поднялся на ноги и помог встать Саре.

– Мне очень жаль, Мэтью, – сказала она, и глаза ее наполнились слезами. Она пристально вглядывалась во что-то расположенное за спиной Мэтью.

– Что там? – обернувшись, спросил он.

– Берик своим выстрелом повредил урну Флоры.

Мэтью покачал головой:

– Мама любила эту статую. Отец поставил ее здесь специально для нее.

– Этим объясняется произнесенное им слово «флер-де-лис», или «ирис», – сказала Сара и, опустив пальцы в воду, вдруг схватила его за руку. – Мэтью, смотри.

Взглянув туда, куда смотрела она, Мэтью замер. Опустив руку в воду по локоть, он достал блестящий золотой кружок. Вытащив его из воды, он раскрыл ладонь.

– Золотой соверен! – с благоговейным трепетом произнесла Сара.

Они сразу же принялись обыскивать остальную часть фонтана. Несколько мгновений спустя Мэтью посмотрел вверх, и по его лицу расплылась улыбка.

– Сара, я думаю, что отец сказал не «папоротник», а «урна».

С этими словами он встал на бортик бассейна и, ухватившись за отбитый краешек урны, заглянул внутрь.

– Ну? – нетерпеливо спросила Сара. – Есть там что-нибудь?

Не опасаясь промочить одежду, Мэтью запустил руку в слегка наклоненную урну и извлек пригоршню золотых монет.

Сара охнула и, взглянув на него заблестевшими глазами, спросила:

– А еще там есть?

– Любимая, эта огромная урна полна до краев. Испустив победоносный крик, Мэтью спрыгнул на землю и схватил Сару в объятия.

– Мы нашли деньги, – сказал он, сопровождая каждое слово поцелуем. – Трудно поверить, но мы их нашли!

– И, как ни парадоксально, именно промах Берика послужил нам ключом к разгадке, – сказала Сара.

– Да. Хотя я уверен, что при твоем уме мы все равно нашли бы деньги.

– Но это ты догадался относительно урны.

– После того как ты догадалась, что искать их нужно в фонтане.

– Это, наверное, говорит о том, что мы с тобой очень хорошо подходим друг другу.

– Непросто очень хорошо, любимая. Идеально.

Она улыбнулась:

– Меня это не удивляет, потому что ты всегда казался мне идеальным мужчиной.

– Я старался соответствовать тебе – идеальной женщине.

Она покачала головой и рассмеялась:

– Не вижу ни одной причины так называть меня.

Он подхватил ее на руки и покружил.

– Не беспокойся, любимая, я сумею придумать такое количество причин, что хватит для нас обоих.

Два дня спустя после обнаружения золота Сара торопливо вышла из своей спальни в Лэнгстон-Мэноре. Мэтью попросил ее встретить его перед домом ровно в два часа и даже намекнул, в чем дело, что разожгло ее любопытство.

Последние два дня были полны всяких забот, особенно для Мэтью. Закончив все формальности с магистратом, он уехал в Лондон, чтобы расплатиться с долгами отца, после уплаты которых осталась еще весьма внушительная сумма.

Все гости разъехались, кроме Каролины, которая осталась с Сарой, чтобы помочь ей спланировать немноголюдную церемонию бракосочетания, назначенную через неделю. Когда несколько часов тому назад Мэтью вернулся домой из Лондона, он удивил ее лучшим подарком, о котором она могла мечтать. Когда распахнулась дверца экипажа, она увидела там Дездемону с бледно-лиловым бантом на шее. Пока Сара и ее любимица бурно радовались встрече, он объяснил, что заехал к ней домой, чтобы забрать собаку.

Когда Дездемону и Дэнфорта познакомили, собаки тщательно обнюхали друг друга. Потом Дездемона разок гавкнула и облизнулась. Дэнфорт гавкнул дважды и тоже облизнулся. После чего решительно уселся на хвост Дездемоны. Дездемона что-то одобрительно проворчала.

Мэтью, глядя на них, рассмеялся и сказал:

– Это я его научил. Моя школа!

А теперь он, кажется, приготовил для нее еще один сюрприз, хотя что могло быть лучше, чем привезти к ней Дездемону?

Выйдя из дома, она увидела Мэтью, который держал под уздцы своего мерина Аполло.

– Как раз вовремя, – сказал он.

Она улыбнулась в ответ, с опаской поглядывая на лошадь.

– Ты куда-нибудь уезжаешь или возвращаешься?

– Уезжаю. И надеюсь, что ты присоединишься ко мне.

– Куда?

– В деревню, – сказал он, взглянув на нее с серьезным видом. – Я подумал, что если ты поедешь со мной верхом, то мы сможем помочь друг другу преодолеть тяжелые воспоминания.

Она перевела взгляд с него на лошадь и обратно.

– Чтобы убить одним выстрелом двух зайцев?

– Именно так.

Она облизнула вдруг пересохшие губы.

– Давненько я не садилась на лошадь.

– А я очень давно не бывал в деревне, – сказал он и протянул ей свободную руку. – Я ни на минуту не выпущу тебя из рук.

– Это мне поможет.

– А мне поможет то, что ты будешь со мной.

Сара собралась с духом и медленно протянула ему руку.

– Готова положить начало новым, радостным совместным воспоминаниям, – сказала она.

Его улыбка согрела ее до глубины души. Он вскочил на коня с грацией опытного наездника, потом подал ей руку. Глубоко вздохнув, Сара осторожно поставила ногу в стремя и мгновение спустя уже сидела боком перед Мэтью, ощущая сильную мужскую руку, обхватившую ее за талию.

– С тобой все в порядке? – спросил он, прикоснувшись губами к ее виску.

– Все хорошо, – сказала она и поняла, что так оно и есть. Она немного нервничала, но его поддержка вселяла уверенность в том, что ей удастся сделать это. Что им все удастся сделать. Вместе.

Мэтью пустил коня прогулочным шагом, и они направились в сторону деревни.

– В деревне мы сможем купить свадебный подарок, – сказал он.

– Друг для друга?

– Нет, для Пола. Он сделал предложение одной из служанок с верхнего этажа, молодой женщине по имени Мэри.

Сара улыбнулась:

– Вот как? Мэри – та самая горничная, которая подсказала мне, какая спальня принадлежит тебе, в ту ночь, когда я позаимствовала твою сорочку.

– Напомни мне увеличить вдвое ее жалованье. Пол рассказал мне сегодня об их планах. Похоже, что я чуть не застукал их вместе в коттедже в тот день, когда заказал букеты из лаванды. Он сказал, что тогда же решил не прятаться больше по углам.

– Рада за них, – сказала Сара, придвигаясь к нему ближе. – Ты хоть понимаешь, что, появившись вдвоем на одном коне, мы дадим пищу для сплетен?

– Да уж, произведем настоящую сенсацию. А когда мы приедем в Лондон, весь город будет стоять на ушах. – Он рассмеялся. – Кстати, хочу тебе сообщить, что в лондонской резиденции имеются небольшой цветник и зимний сад, которые из-за моих финансовых проблем оказались весьма в запущенном состоянии. Им потребуется нежный уход любящего человека.

– Я с удовольствием им его обеспечу.

– Отлично. – Он наклонился вперед и легонько укусил мочку ее уха, отчего по ее телу пробежала дрожь удовольствия. – Мне тоже потребуется нежный уход любящего человека.

Заглянув в его красивые глаза, она улыбнулась:

– Я с удовольствием сделаю и это. Насколько я понимаю, никаких роз в твоем лондонском зимнем саду не имеется?

Он в ужасе взглянул на нее, и она рассмеялась.

– Силы небесные, ну конечно же, нет! При одной мысли об этом я начинаю чихать!

– Твое чихание – очень удобная особенность. Благодаря ему всегда знаешь, где ты находишься, – поддразнила она.

Его рука крепче прижала ее, и он нежно поцеловал ее в губы.

– Тебе никогда не придется гадать, где я нахожусь, любимая, потому что я всегда буду рядом с тобой.

– В таком случае ты можешь считаться абсолютно идеальным мужчиной.