Хейли шла по лесной тропинке; шаги ее на упругой земле были не слышны. Сквозь листву пробивалось солнце, согревая еще прохладный воздух. Дойдя до озера, она нашла травянистое местечко и села, потом оперлась на руки и устремила взгляд на мерцающую темно-синюю воду. «Боже мой, неужели я больше никогда не буду счастлива?» Она взяла камешек, бросила его в воду и смотрела, как по голубой глади расходятся круги. Обычно у озера она обретала покой — сидела в тени, где пахнет мхом и тихо шелестят листья. Но сегодня Хейли не могла успокоиться. Она не могла успокоиться уже две недели — с тех пор, как он уехал. У нее было время, чтобы обрести мужество, собраться с мыслями и преодолеть недомогание, не оставлявшее ее с самого отъезда Стивена. И она потерпела полное поражение. Дышать все еще было трудно. Внутри у нее все болело, сердце казалось разбитым, душа — израненной, словно дикие лошади втоптали ее в грязь. После появления Стивена почти все в ее жизни изменилось. Хейли даже не могла взглянуть на свой цветник. Это было невыносимое зрелище — в особенности анютины глазки. И она не спала в своей постели, с тех пор как он уехал. Она не смела лечь туда, где они провели ночь любви. Хейли вообще не могла спать, поэтому ночи по большей части проводила в отцовском кабинете, до рассвета склоняясь над своими писаниями. Когда солнце показывалось над горизонтом, она ложилась на диванчик в кабинете и забывалась на несколько часов. Зная, что родные тревожатся за нее, Хейли последние дни заставляла себя появляться перед ними с веселым лицом, чтобы убедить их, что с ней все в порядке. Сочувственных взглядов Памелы она просто не могла выносить. За прошедшие две недели ее чувства прошли все стадии — от взрыва негодования до глубокой печали. Порой ее охватывала ярость; она злилась на Стивена и на себя. Злилась на себя за то, что полюбила его. Иногда же она чувствовала себя до такой степени опустошенной, что ей не хотелось жить. Колени у нее слабели от стыда всякий раз, когда она вспоминала о своей распущенности в ту ночь. Хейли вся замирала при мысли о том, что открыто сказала ему о своей любви. В первую неделю после его отъезда она боялась, что забеременела, но это не подтвердилось.

«Мне некого обвинять, кроме самой себя. Я отдала ему все, что у меня было — сердце, душу, невинность, — но этого оказалось недостаточно». Раз сто она перечитывала его записку, пока больше не могла видеть ее, и в конце концов вчера вечером бросила ее в камин. У нее на руках семья, на ней огромная ответственность; об этом и нужно думать. Забота о близких придает смысл ее жизни. Хватит барахтаться в жалости к себе; пора вернуться к прежней жизни.

Как это сделал, судя по всему, Стивен.

— Да-да, кто там? — спросил Гримзли, отворяя входную дверь. Он жмурился на солнце, ослепленный ярким светом. — А вы кто? Я вас знаю? Где же мои очки? — Он хлопнул рукой себя по лбу и вздрогнул, потому что проволочная оправа впилась в кожу.

Пристроив очки на кончике носа, он снова посмотрел перед собой, и на сей раз глаза его расширились от изумления. У дверей стоял человек, облаченный в ливрею, лучшую из всех, когда-либо виденных Гримзли.

В этот момент Уинстон появился в холле.

— Кто вы такой, черт побери, и чего вам тут надо? — рявкнул он.

— Я должен передать записку мисс Хейли Олбрайт, — сообщил посыльный, сохраняя на лице бесстрастное выражение. — Она дома?

Гримзли смущенно одернул свой сюртук.

— Да, мисс Олбрайт дома. Подождите здесь.

Уинстон смотрел на посланца с явным подозрением.

— Ступай-ка, поищи мисс Хейли, Гримзли. А я присмотрю за этим красавцем. Если что, я живо с ним управлюсь.

Стараясь сохранить достоинство, Гримзли вышел из холла и отправился на поиски мисс Хейли. Он понятия не имел, где она может быть.

Чтобы найти ее, ему потребовалось почти двадцать минут. После усиленных поисков он в конце концов обнаружил ее в огороде, где она вместе с Келли и Памелой полола грядки. Выслушав его сообщение о появлении странного человека, сестры пошли к дому вслед за ним.

— Мисс Хейли Олбрайт? — осведомился посыльный, переводя взгляд с Хейли на Памелу.

— Это я, — сказала Хейли, выступая вперед.

Он подал ей сложенный и запечатанный восковой печатью лист веленевой бумаги.

— Я должен передать вам письмо от графини Блэкмор. Графиня просила подождать ответа.

— От графини Блэкмор? — переспросила Хейли в полной растерянности. Она повертела в руках толстый лист бумаги. — Я никогда не слышала о такой. Вы уверены, что это письмо для меня?

— Совершенно уверен.

— А что там написано? — спросила Келли, дергая сестру за юбку.

— Давай посмотрим. — И, сломав печать, Хейли прочла записку. — Как странно…

— Что? — спросили Келли и Памела вместе.

— Эта графиня Блэкмор приглашает меня к себе, в свой лондонский особняк, завтра на чай. Она пишет, что, хотя мы никогда не встречались, она недавно узнала, что у нас есть общие друзья, и ей очень хотелось бы со мной познакомиться.

— Какие это общие друзья? — спросила Памела, заглядывая через плечо Хейли, чтобы прочесть послание.

— Она не пишет.

Келли восторженно захлопала в ладоши.

— Чай у графини? А мне можно пойти? Ну пожалуйста, Хейли!

Хейли покачала головой в полном смущении.

— Нет, милочка, полагаю, что нельзя. — Затем она обратилась к человеку в ливрее с вопросом: — Графиня ждет моего ответа?

— Да, мисс Олбрайт. Если вы примете приглашение графини, за вами будет прислана карета, чтобы отвезти вас в Лондон и обратно.

— Понятно. — Хейли взглянула на Памелу. — Что же мне делать?

— Я думаю, нужно ехать, — не колеблясь, ответила Памела.

— И я тоже, — пискнула Келли.

— В конце концов, не так часто нас приглашают на чай с графиней, верно? — сказала Памела, подбадривая сестру улыбкой. — Тебе будет очень полезно побывать где-нибудь. И потом, разве ты не умираешь от любопытства? Кто такие ваши общие друзья?

— Да, признаюсь, это так. — Хейли перечитала приглашение еще раз, не веря, что оно адресовано ей. — Хорошо, — сказала она. — Можете передать графине, что я с величайшим удовольствием принимаю ее приглашение.

— Благодарю вас, мисс Олбрайт. Карета графини будет здесь завтра в одиннадцать часов.

Хейли, Памела, Келли, Гримзли и даже Уинстон столпились у окна, прижав носы к стеклу, и смотрели, как элегантный экипаж исчезает из виду.

— Привяжите меня к грот-шкоуту и пустите по ветру! — рявкнул Уинстон. — В жизни не видывал такой чудной оснастки.

— Ты прав, — со смехом согласилась Памела. — Боже мой, Хейли, а что же ты наденешь?

Хейли в замешательстве уставилась на сестру.

— Понятия не имею. У меня нет ничего маломальски подходящего.

— А как насчет того бледно-аквамаринового платья…

— Нет! — Резкий ответ словно резанул воздух. — То есть я хочу сказать, что оно слишком нарядно для чаепития, — поспешно поправилась Хейли.

Ей даже думать не хотелось об этом платье. Начнешь с платья, а потом вспомнишь Стивена и тот вечер, когда она надевала это платье, а ей этого решительно не хотелось.

— Можешь взять что-нибудь у меня, — предложила Памела.

— Это очень мило с твоей стороны, но я слишком высокая, — сказала Хейли. — Надену одно из своих сереньких платьев.

— Ничего подобного! — твердо возразила Памела. Она схватила сестру за руку и потащила ее к лестнице. — Келли, пожалуйста, найди тетю Оливию. Скажи, чтобы она взяла свою рабочую шкатулку и пришла в мою комнату.

Келли побежала выполнять поручение, а Хейли позволила сестре увести себя наверх.

— Что ты хочешь? — спросила Хейли.

— Мы сейчас найдем для тебя что-нибудь, — ответила Памела, распахивая дверцы своего гардероба. Вытащив несколько платьев и окинув их оценивающим взглядом, она отшвырнула весь ворох на кровать. — Нет, эти совсем не годятся, — сказала она, вновь протягивая руку к шкафу. — Ага! — воскликнула она, и лицо ее озарилось радостью. Она подала Хейли платье бледного персикового цвета. — Вот это тебе очень пойдет.

— Но оно будет мне коротко, — возразила Хейли, качая головой. — И потом, это одно из тех платьев, что я купила тебе, чтобы ты надевала, когда приходит Маршалл.

— Длину мы исправим, — твердо сказала Памела. — Мы просто сделаем оборку и пришьем ее по низу. Оборки сейчас очень в моде.

— А как же Маршалл?

— Он терпеть не может персиковый цвет, — сказала Памела, но ее румянец говорил о том, что она лжет.

Нежность к сестре охватила Хейли — Памела так хотела сделать ей приятное. В дверях появились тетя Оливия и Келли, и прежде чем Хейли успела сообразить, что происходит, с нее сняли ее коричневое платье и вместо него накинули персиковое. Памела растолковала тете Оливии все о приглашении графини и необходимости иметь приличный для этого случая туалет. Платье Памелы вполне сносно сидело на старшей сестре, разве что чуть жало в лифе и было на шесть дюймов короче, чем необходимо. Памела и тетя Оливия оглядели Хейли со всех сторон, прикидывая, что сделать. Когда наконец решение было принято, платье сняли с Хейли и все три женщины уселись шить. Они шили до вечера, прервав работу ровно на время обеда. Приглашение на чай, полученное Хейли, произвело сильное впечатление на Эндрю и Натана. После обеда портнихи трудились дотемна, оживленно переговариваясь. Келли вертелась тут же, разумеется, с мисс Джозефиной, до тех пор пока малышке не захотелось спать. И она уснула на диванчике в гостиной, обнимая куклу.

— Ну вот! — сказала Памела, вставая и потягиваясь. — Думаю, теперь все в порядке. — Она взглянула на каминные часы. Стрелки приближались к полуночи.

— Хейли, милая, примерь-ка, — сказала тетя Оливия.

Они помогли Хейли надеть платье. Тетя Оливия придумала вшить в спинку кружевную вставку, так что теперь лиф сидел отлично. По подолу пришили оборку кремового цвета, пустив на нее старое платье Памелы, которое уже было ей мало. Тетя Оливия добавила бархатный бант — тоже кремового цвета, — поместив его ниже линии бюста.

— Как красиво! — в восторге воскликнула Памела, обойдя вокруг сестры. — Просто замечательно!

— Графиня будет потрясена, — улыбаясь, заключила тетя Оливия.

— Если только я не сделаю ничего такого… и не опозорюсь, — сказала Хейли.

— Я уверена, что она тебя полюбит, — сказала Памела, помогая сестре снять платье. — Тебя все любят.

Хейли стало грустно. Нет, не все. Элегантный черный экипаж с лакированными дверцами, украшенными фамильными гербами Блэкморов, подъехал на следующее утро ровно в одиннадцать часов. Все обитатели Олбрайт-Коттеджа, включая Пьера, провожали Хейли до дверей. Она обняла всех, пообещав по возвращении рассказать во всех подробностях, как провела день. Слуга в изысканной ливрее помог ей усесться в карету, и они тронулись в путь, сопровождаемые криками детей и прощальными взмахами рук. Когда все семейство исчезло из виду, Хейли откинулась на спинку сиденья и рассмотрела карету изнутри. Никогда еще ей не приходилось ездить в таком изящном экипаже. Она провела рукой по бархатной обивке темно-красного цвета, и пальцы ее утонули в пышном ворсе. Мимо проплывали картины знакомого пейзажа. Наконец карета покатилась по улицам Лондона. Хейли смотрела, как меняется город по мере того, как они, миновав жалкие домики предместья, въезжают в более фешенебельные кварталы. Радовали глаз туалеты леди и джентльменов, идущих по улицам, витрины модных лавок, добротные особняки. Наконец карета остановилась перед внушительным кирпичным зданием. Слуга открыл дверцу и помог Хейли выйти. Медленно поднималась она по ступенькам, разглядывая изумительной красоты здание, сложенное из старинного розоватого кирпича, изящный цветник по фасаду. Едва она поднялась на верхнюю ступеньку крыльца, как огромная двустворчатая дверь отворилась.

— Добрый день, мисс Олбрайт, — произнес дворецкий, не меняя выражения сурового лица, но почтительно отступая в сторону, чтобы она могла пройти в холл.

Когда она вошла в холл, у нее просто дух захватило от восторга. С потолка свисала многоярусная хрустальная люстра — самая большая из всех, когда-либо ею виденных. Величественная лестница изгибалась кверху, ведя на второй этаж. Пол в холле был выложен из темно-зеленого мрамора и блестел так, что Хейли видела в нем свое лицо, охваченное благоговейным ужасом.

— Позвольте вашу накидку, — сказал дворецкий, выводя ее из задумчивости, и она сняла шаль.

— Благодарю вас.

— Графиня у себя в гостиной. Прошу вас, следуйте за мной.

Хейли двинулась следом за дворецким вдоль по длинному коридору, с интересом оглядываясь по сторонам и стараясь не раскрыть рот от удивления. Вдоль коридора стояли блестящие столы красного дерева, на каждом — огромные композиции из живых цветов. Хейли восхищалась цветами, мысленно называя каждый цветок, мимо которого проходила. Несколько зеркал в позолоченных рамах украшали стены, обитые шелком цвета слоновой кости. Молодая женщина незаметно оглядела себя и почувствовала удовлетворение — поездка в экипаже не испортила ее прически. Внезапно дворецкий остановился перед одной из дверей, и Хейли едва не врезалась ему в спину. К счастью, она вовремя остановилась.

Дворецкий открыл дверь и доложил о ее прибытии, после чего, торжественно кивнув головой, сообщил, что Хейли может войти. Жаркий огонь потрескивал в камине, создавая атмосферу особого уюта. Комната была светлой и веселой, солнечный свет проникал в нее через высокие окна в стиле Андрея Палладио. Стены, обитые бледно-зеленым шелком, были украшены картинами с изображением пасторальных сцен. Два кресла, обитые вощеным ситцем, стояли по сторонам дивана, а секретер вишневого дерева помещался в углу. Хрустальные вазы с живыми цветами наполняли воздух ароматами оранжереи. Хейли показалось, что она попала в волшебный сад.

— Мисс Олбрайт… — раздался голос за ее спиной, — Мисс Олбрайт, я очень благодарна вам за то, что вы приняли мое приглашение.

Хейли обернулась, приготовившись поздороваться с хозяйкой, но, едва увидев графиню, утратила дар речи. Она сама в точности не знала, какой представляла себе графиню Блэкмор, но, уж конечно, никак не ожидала увидеть перед собой красивую молодую женщину, которая шла к ней, лучась приветливой улыбкой.

Графиня протянула ей руку;

— Как поживаете, мисс Олбрайт?

Хейли, которой удалось-таки вспомнить о хороших манерах, неловко присела в реверансе. Потом поднялась и пожала руку графини.

— Очень рада познакомиться с вами, леди Блэкмор. Должна поблагодарить вас за ваше любезное приглашение.

— Прошу вас, проходите и садитесь, — пригласила графиня, направляясь к дивану. — Я полагаю, мы можем посидеть и немного поболтать, прежде чем подадут чай.

— Какая красивая комната, — заметила Хейли, когда они сели.

— Благодарю вас. Это моя любимая комната. При самых неблагоприятных обстоятельствах я, придя сюда, могу обрести покой.

И графиня наклонилась к Хейли, рассматривая ее с нескрываемым интересом.

— Должна признаться, мисс Олбрайт, вы совершенно не такая, какой я представляла себе вас, — сказала она. Очевидно, на лице Хейли появилось расстроенное выражение, потому что графиня тотчас же добавила: — Ах! Пожалуйста, поймите меня правильно. Я удивлена — очень приятно удивлена, уверяю вас. — И она на мгновение сжала руку Хейли.

Хейли с облегчением вздохнула. Ответив графине такой же приветливой улыбкой, она сказала доверительно:

— В таком случае должна признаться, что вы тоже совсем иная, чем я ожидала.

— Вот как? А чего же вы ожидали? — спросила графиня, и на лице ее выразился живой интерес.

— Я могу ответить?

— Разумеется.

— Ну, мне представлялось, что вы одеты в какое-то строгое платье, а на носу у вас пенсне. Несколько ниток жемчуга, строгий шиньон из седых волос, склонность к полноте… Мне представлялось, что вы чуть хромаете и очень, очень стары, — закончила Хейли, и робкая улыбка мелькнула на ее губах.

Графиня рассмеялась:

— Боже мой! И вы все же решились приехать ко мне на чай?

— Честно говоря, я хотела отклонить ваше приглашение, но мои младшие сестры не позволили мне отказаться, — призналась Хейли, на которую общество графини подействовало успокаивающе. Несмотря на свое высокородное происхождение, хозяйка дома держалась приветливо и дружелюбно, и Хейли она сразу же понравилась. — Да они просто позеленели от зависти, что я буду пить чай с графиней. Самая младшая моя сестричка, Келли, обожает устраивать чаепития. Сейчас она дома, ходит взад-вперед и ждет моего возвращения. Я должна рассказать ей, как графини разливают чай.

— А сколько Келли лет?

— Шесть. Через две недели исполнится семь.

— Замечательно! — Графиня позвонила, чтобы принесли чай. — Прошу вас, продолжайте. Мне очень интересно услышать все о вас и о вашей семье. — Она внимательно слушала, как Хейли коротко рассказала обо всех членах семейства Олбрайт, не исключая Гримзли, Уинстона и Пьера. И тут принесли чай.

— А что же ваши родители? — спросила графиня, разливая чай по чашкам.

— Их уже нет с нами.

— Ах, как это грустно. Кто же заботится о ва-248 ших братьях и сестрах? Ваша тетя?

Хейли едва заметно улыбнулась.

— Нет, тетя Оливия — очень милая дама, но она просто в состоянии заботиться о такой резвой компании.

— Значит, у вас есть гувернантка?

— Нет. Только я. И конечно, Памела. Чашка графини замерла на полпути к губам.

— Вы хотите сказать, что все домашнее хозяйство лежит на нас?

Хейли кивнула, наслаждаясь ошеломленным видом хозяйки.

— Порой бывает трудновато, но я не променяла бы их ни У1ня что на свете. А у вас, миледи, есть братья или сестры?

— У меня два брата, — ответила она, но тут же вновь «^перевела разговор на Хейли, буквально засыпав вопросами о Холстеде, Олбрайтах, о том, что больше всего интересует саму Хейли. Графиня, в свою очередь, поведала немало забавных историй из жизни светского общества. Хейли недоумевала, почему графиня ничего не говорит об их общих друзьях, но «она не могла завести об этом разговор прежде, чем это сочтет нужным сделать сама хозяйка. Ей не хотелось, чтобы ; графиня сочла ее дурно воспитанной особой. Когда был выпит второй чайник, Хейли, взглянув на каминные часы, едва не опрокинула свою чашку.

— Боже мой! Неужели уже шестой час? Графиня засмеялась:

— Время пролетело так быстро.

Хейли поспешно допила чай и хотела уже встать.

— Спасибо вам, графиня. Но мне нужно отправляться в обратную дорогу. Мои домашние будут волноваться, не служилось ли со мной чего-либо…

— Побудьте еще немного, — попросила графиня, останавливая Хейли осторожным прикосновением к ее руке. — Мы еще не поговорили о наших общих друзьях.

Вновь усевшись на диван, Хейли сказала:

— Получив ваше приглашение, я просто сгорала от любопытства, но вскоре совершенно забыла об этом, кто бы ни были эти люди. — Она улыбнулась. — Стрг но, но у меня такое чувство, будто я знаю вас очень давк Графиня улыбнулась в ответ.

— У меня точно такое же чувство. Откровенно говор мне бы очень хотелось, чтобы мы с вами стали подругами

При обычных обстоятельствах Хейли была бы потрясена предложением подружиться с такой высокородной леди, : после нескольких часов, проведенных в обществе графин ей это не показалось таким уж невероятным.

— Почту за честь, леди Блэкмор, — коротко ответила она.

— В таком случае я настаиваю, чтобы вы называли мен Викторией. Все мои друзья так меня зовут.

— Это замечательно… Виктория. А вы должны называть меня Хейли.

— Чудесно. Хейли, мне кажется, что действительно пор поговорить о наших общих друзьях.

Хейли ждала, заинтригованная словами Виктории.

— Продолжайте же.

— Мне кажется, вы знакомы с моим мужем. Любопытство Хейли превратилось в смятение.

— С вашим мужем?

— Графом Блэкмором. Хейли покачала головой.

— Уверена, что никогда не встречалась с ним.

— Вы, наверное, знаете его по имени, — предположил Виктория.

— Вряд ли..

— Его зовут Джастин Мэллори.

Хейли онемела, потрясенная словами Виктории. Прошла минута, прежде чем она обрела дар речи.

— Я знакома с неким мистером Джастином Мэллори, не это, вероятно, совпадение. Тот мистер Мэллори, которого г знаю, не принадлежит к аристократии.

Виктория встала и подошла к изящному секретеру. Вернулась она, держа в руках миниатюру в рамочке.

— Вот мой муж, — сказала она, протягивая миниатюру Хейли — Джастин Мэллори, граф Блэкмор.

Хейли взглянула на маленький портрет и почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Красивый мужчина, смотревший на нее с портрета, был действительно тем самым Джастином Мэллори, которого она знала. Потрясенная, растерянная, она проговорила:

— Я понятия не имела о том, что мистер Мэллори — граф. И что вы его жена.

Виктория села рядом с Хейли и осторожно сказала:

— Я полагаю, что вы также знакомы с лучшим другом Джастина, Стивеном Барретсоном.

Хейли вздрогнула. Горячая волна нахлынула на нее, но ей все же удалось взять себя в руки.

— Я знакома с неким мистером Стивеном Барретсоном.

— Его настоящее имя Барретсон, но вряд ли вы знаете другое его имя.

Внезапно Хейли показалось, что комната стала совсем крохотной и в ней не хватает воздуха.

— Другое имя? Сколько же у него имен? — «Господи, нужно поскорее уйти отсюда, не то я окончательно сойду с ума».

— Их на самом деле несколько, но я не стану докучать вам, перечисляя его многочисленные незначительные титулы. Он маркиз Гленфилд.

Хейли во все глаза смотрела на Викторию.

— Должно быть, мы говорим о разных людях. Тот, с кем я знакома, — домашний учитель.

— Нет. Тот, с кем вы знакомы, — Стивен Барретсон, маркиз Гленфилд. И к тому же мой брат.

Перед глазами у Хейли заплясали черные точки, дыхание ее стеснилось. Она смотрела на графиню и не могла вымолвить ни слова.

— Я очень сожалею, что рассказала вам обо всем таким образом…

— Мне нужно идти, — сказала Хейли, вскакивая и в полном смятении озираясь, чтобы отыскать свой ридикюль. Она не понимала, что здесь происходит, но она должна срочно покинуть этот дом. Стивен маркиз? Виктория — его сестра? Он ведь говорил, что он домашний учитель, что родных у него нет. Снова ложь, вроде той, что он к ней привязан. Непосильный груз его лжи обрушился на нее тяжелым камнем. Домашний учитель? В горле у нее застрял не то истерический смешок, не то рыдание. Неудивительно, что его латынь так ужасна и что он к умеет бриться. Его чопорность, его критические замечание. по поводу ее хозяйства — теперь все это стало совершены понятно. О Господи, этому человеку, наверное, принадлежит чуть ли не половина Англии! Как же он, наверное, потешался над ними! Над всеми. В особенности над ней.

Ей стало дурно, она схватилась за сердце. Больше она н: может этого вынести. Заметив наконец свой ридикюль, он схватила его и буквально бросилась вон из комнаты в отчаянной попытке убежать.

— Подождите! — Виктория подбежала к ней и схватила за руки. — Прошу вас, не уходите вот так. Мне нужно поговорить с вами о моем брате.

— Мне нечего сказать о вашем брате.

— Из-за того, что он таким образом покинул вас? Я понимаю. Но вы очень многого не знаете. И все это я должна вам рассказать. Прошу вас. Вам ничего не нужно говорить Просто выслушайте меня.

Хейли стояла, глядя в пол.

— Прошу вас, — повторила Виктория.

Подняв подбородок, Хейли увидела глаза Виктории — серьезные и очень искренние. Теперь она заметила, что зеленые глаза графини очень похожи на глаза Стивена, и эти глаза умоляют ее остаться.

— Он знает, что я у вас? — спросила Хейли, опасаясь находиться там, где она, чего доброго, может столкнуться со Стивеном.

— Нет. И Джастин не знает. Нам здесь никто не помешает.

Не без колебания, что она совершает крупную ошибку, Хейли медленно вернулась к дивану и села.

— Хорошо. Я выслушаю то, что вы хотите мне сказать. Виктория села рядом с ней.

— Прежде всего мне хотелось бы поблагодарить вас. Вы спасли Стивену жизнь, и я всегда буду вам благодарна. — Она пожала дрожащую, холодную и влажную руку Хейли.

— Я ничего не понимаю, — проговорила Хейли напряженным шепотом. — Он сказал, что он домашний учитель. Он сказал, что у него нет родных…

— Кто-то пытается убить его, Хейли. Хейли похолодела:

— Прошу прощения… Я не совсем поняла.

— Кто-то попытался убить его в тот вечер, когда вы его нашли. Насколько я поняла, то было уже не первое покушение на его жизнь.

— Господи, — прошептала Хейли, прижимая к груди руки. — Это Стивен вам сказал?

— Нет. Позавчера он у нас обедал. У них с Джастином состоялся весьма откровенный разговор, который я… случайно услышала. Стивен был пьян и говорил с Джастином очень откровенно.

— Он рассказывал о том, что существует заговор с целью убить его?

— Да. И он говорил о вас.

— Обо мне?!

— Да. Вот как я узнала, кто вы и где живете. Хейли, Стивен с самого возвращения в Лондон несчастен. Он очень скучает… Вы ему нужны.

Хейли покачала головой:

— Нет. Вы ошибаетесь.

— Я не ошибаюсь, — проговорила Виктория с пылкостью. — Я слышала это от него самого. Я очень хорошо знаю Стивена. После Джастина я для него самый близкий человек. Джастин беспокоится о нем, и я тоже. Он не спит, почти ничего не ест и слишком много пьет.

Он утратил интерес ко всему, а его глаза… Хейли, в глазах него пустота, и он все время о чем-то думает.

— Зачем вы мне все это говорите? — прошептала Хейли, стараясь сдержать слезы.

— Потому что он вас любит, хотя слишком глуп, чтоб это понять.

Хейли уронила голову на свои дрожащие руки. Слой Виктории обрушились на нее, вызывая смятение и стыд.

— Ему хочется поехать к вам, Хейли, но он чувствует что не может сделать этого. Он не хочет подвергать вас z ваших родных опасности.

Хейли подняла голову.

— Поэтому он и не сказал мне, кто он на самом деле?

— По правде говоря, я не знаю. Знаю только то, что слышала.

— Не могли бы вы рассказать мне подробно, что вы слышали?

— Конечно.

Когда Виктория замолчала, Хейли показалось, что вся она избита и поломана, словно упала с утеса в пропасть. Она негодовала на Стивена за его ложь и двуличие, страшно боялась за его жизнь и мучилась из-за безнадежности своей любви.

Виктория сжала ее руку.

— Стивен никогда не был счастлив, Хейли. Отец всегда обращался с ним сурово, требуя от него совершенства во всем поскольку он — наследник. В результате Стивен держится с людьми холодно и неприступно. Но с тех пор как он вернулся в Лондон две недели назад, он просто несчастен. И я боюсь, что убийцам удастся осуществить задуманное, если об не возьмет себя в руки.

При мысли о том, что Стивен может умереть, кровь застыла в жилах у Хейли.

— Но что я могу сделать? Я предложила ему все что могла, что имела… но он все-таки уехал.

— Вы можете сделать его счастливым человеком. Вы его любите?

Услышав этот неожиданный вопрос, Хейли вздохнула. «Вы его любите?» Перед ее мысленным взором пронеслось множество картин — она и Стивен; она безуспешно старалась отогнать их. И облик того, кого она любит. Будучи не в состоянии отрицать, она прошептала:

— Да… Но вы, конечно же, не можете не знать, что все … это безнадежно. Мы со Стивеном принадлежим к разным мирам. Господи, он ведь маркиз! Я никогда не сумею…

— Вздор, — прервала ее Виктория, махнув рукой, словно отметая это предположение. — Сумеете, если захотите. Все, что вам нужно, — это искренняя поддержка и покровительство, а это у вас уже есть.

— Уже есть? Каким образом?

— Этим займусь я. — Вид у Виктории был решительный и серьезный. — Я хочу счастья Стивену. Даже если бы вы не показались мне такой очаровательной, вы именно та женщина, которая ему нужна. Этого для меня достаточно. Только вот вы уверены, что любите его?

— Совершенно.

— Тогда помогите мне спасти его.

— Как?!

Глаза Виктории вспыхнули.

— У меня есть план.