— Что-то прохладно сегодня, — Алекс спрыгнул на землю и сделал несколько разогревающих движений. — Ты как там, Рубин? Не мерзнешь?

— Наоборот, обожаю могильный холод, — откликнулся Андрей. — Закурить дайте.

— Да, действительно, что-то рановато Аркаша тебя спеленал. О’кей, сейчас гляну, — Алекс открыл дверцу кабины и порылся в бардачке. — Тебе повезло, тут лежат какие-то… Только как ты курить будешь? Эх…

Голосов влез в фургон и отстегнул ремень с левой руки Андрея.

— Держи, — он подал сигарету, и чиркнул зажигалкой. — Сам не курю уже восемь лет, но состояние «нечего курить» помню прекрасно.

— Спасибо, — проговорил Андрей, выпуская дым. — Я вот тоже подумываю бросить, а то до девяноста лет мне никак не дотянуть.

— На твоем месте я бы тоже беспокоился о здоровье, — усмехнулся Голосов. Внезапно замолчав, он некоторое время задумчиво смотрел в пустоту, а затем неожиданно спросил:

— А вот скажи, у тебя никогда не бывает чувства, будто ты, и вообще, весь твой мир доживаете последние дни? Что в любой момент всё может перестать существовать?

— Как раз сейчас у меня именно такое чувство, — мрачно кивнул Андрей. — Но к остальному миру оно отношения не имеет.

— Обычно такие, как ты, — задумчиво продолжал Голосов, — никогда не задумываются ни о чем, кроме собственных сиюминутных проблем, в основном, биологического характера. Но иногда чувство надвигающейся всеобщей катастрофы возникает даже у вас. В последние два-три года я стал слышать об этом довольно часто…

— Вы называете себя «преодолевшими», — хмыкнул Андрей, — а действуете точь-в-точь как мафия. Ненавидите общество, но внедряетесь во все его структуры. Говорите о возвышенном, а гоняетесь за мифическим Сигналом, который, якобы, способен пробуждать скрытых зомби. Вообще-то, мне нет до этого никакого дела, но раз уж так вышло, что я…

— Постой, — удивился Голосов, — про какой сигнал ты говоришь?

— Я говорю про тот самый идиотский Сигнал, в который вы все упорно верите, и который, по иронии судьбы, сейчас находится в моей голове, внутри одного из файлов «биокса».

— Так значит — «оживлять зомби»? — Алекс неожиданно улыбнулся. — Мне даже неинтересно, где ты набрался такой чуши. Зато это лишний раз показывает степень скудости ума современного человека…

А вот что касается идеи «преодолевших», позволь всё-таки кое-что тебе объяснить.

— В отличие от вас, я не спешу, — Андрей докурил и выбросил окурок в открытую дверь. — Поэтому объясняйте смело.

— Так вот, — продолжал Голосов, не обращая внимания на его сарказм, — идея нашего общества стоит на трех «китах»: самореализация, надличностная цель и отрицание чужой воли.

Вот подумай и скажи мне, Рубин, какого черта ты, в общем-то, неглупый и образованный человек, да к тому же имеющий талант фотожурналиста, занимаешься всем, чем угодно, только не своим прямым делом?

Вместо того, чтобы иметь в подчинении мощную медиа-сеть и шокировать весь мир своими репортажами, ты ввязываешься в аферы, воруешь какие-то чеки, а в голодный день готов шпионить за кем угодно и предавать кого угодно, как последний папарацци. Почему?

— Хм. Да, в общем-то, сам виноват, наверное…

— Может быть… Но так ли уж ты виноват? Разве не общество породило тот образ жизни, который ведешь ты и тебе подобные? Посмотри вокруг: чем способнее и неординарнее человек, чем сложнее ему адаптироваться и самореализоваться, ибо миром правит серость.

Настала эра великой деградации. Ученые предпочитают «сухому пайку» государства увесистые гонорары сомнительных корпораций, талантливые актеры, писатели и журналисты всё чаще оказываются в одной компании с террористами и уголовниками, а просто сильные личности, потенциальные ориентиры общества, становятся приспособленцами и паразитами, размениваясь на дешевые удовольствия и ленивую погоню за деньгами.

— Согласен, сегодня самореализация — крайне дорогой товар, но, вообще-то, так было всегда, ведь реализоваться всем — невозможно.

— А всем — и необязательно. Однако тот, кто кроме «интересов живота» преследует ещё и так называемую надличностную цель, то есть живет не только ради себя, но и ради других, такой индивидуум, однозначно, должен иметь качественно иные условия и иные возможности.

Например, Бруно, у которого за спиной два университета, полжизни провел, отстаивая интересы незаконно осужденных по всему миру, пока не уяснил, что его борьба не нужна никому, включая самих жертв произвола.

Деви, дочь мультимиллионера, на свои деньги создала в Чехии сеть реабилитационных центров для наркоманов, но её обвинили в ненаучном, а значит — запрещенном методе лечения и чуть не посадили в тюрьму.

Или Ольга. Едва успев примкнуть к нам, она спокойно, без лишних вопросов, едет неведомо куда только потому, что это нужно Обществу, словно она — не хрупкая девушка, а наёмник со стажем. А чем ей приходилось заниматься до этого? — как бы между делом, Голосов взял Андрея за руку и снова пристегнул её к платформе.

— Я с самого начала подозревал, что Ольга поехала не просто ради меня: как-то слишком легко её отпустили…

— Отпустили? Да как ты не поймешь, Рубин, всё, что делают мои друзья, они делают исключительно по собственной воле, без какого-либо принуждения или разрешения. Как вы все не понимаете такой очевидной вещи: жизнь коротка, и тратить её, подчиняясь чье-то воле — просто верх глупости.

Я сейчас даже не имею в виду то экономическое рабство, в которые вы сами себя загнали, а говорю о тех тысячах и миллионов догм и никому не нужных условностей, исполняя которые, обычно и проводит свою жизнь любой среднестатический человек.

— Но не вы? — усмехнулся Андрей.

— Если порой мне и приходится подчиняться каким-то условностям, то только тех, которые придумал я. А до общественного маразма мне нет никакого дела: преодолев в себе жажду наживы, страх смерти и почтение перед чьей-либо властью, я перестал нуждаться в деньгах, отлично себя чувствую и имею больше власти, чем ваши продажные правительства.

— И так же, как и правительства, стремитесь получить этот таинственный Сигнал…

— Между мной и ими — огромная разница. Во-первых, я знаю, что ищу, а они — нет.

— А во-вторых?

— Во-вторых… — Голосов на мгновение задумался. — Во-вторых, содержимое контейнера Джимми по праву принадлежит мне. Кстати, ты уверен, что он мёртв?

— Более чем. Выстрел из «магнума» в упор — никаких шансов. У него полгруди разворочено.

— А капсула?

— Даже если имплантант уцелел, то уже через час-другой после смерти все данные в контейнере автоматически сбрасываются: сенсор питается от биотермальной батареи тепловой энергией тела.

— Понятно.

Послышался звук открываемой двери, и к машине приблизился один из охранников.

— Алекс, там Фархад уже два раза звонил. Поговорить с ним не хочешь?

— Нет! Я же сказал, пока не закончим — я ни с кем не разговариваю. Где доктор?

— Сейчас будет. Позвать?

— Не надо. Стоим здесь и ждем.

— Да иду уже, — в ангар, отдуваясь, вошел Ример. — Не скажу, что поел, но слегка притупил, так сказать… Как у нас дела? — он вновь забрался в фургон и склонился над монитором. — Так, всё в порядке. Алекс, помоги мне опустить вот эту штуку, и начинаем.

Через минуту установка ожила, негромко загудел генератор, а сверху, на подвижной части аппарата, загорелся узкий фиолетовый прямоугольник.

— Закрой глаза, Андрюша, и расслабься — негромко сказал доктор, внимательно и, как показалось Андрею, скорбно изучая датчики над его головой. — Сейчас я опущу маску, постарайся глубоко дышать, хорошо?

Андрей хотел было возразить, что при сканировании вовсе не требуется наркоз и, уж тем более, подача эфира, но тут ему на лицо легла темная резиновая полусфера.

Последнее, что он увидел, были расплывающиеся разноцветные блики от неоновых ламп, фиолетовые отблески на стенах фургона и внимательный, замерший взгляд стоявшего у платформы Голосова.

А затем наступила тьма.

Проснулся Андрей оттого, что кто-то легонько постукивает его по плечу.

Открыв глаза, он обнаружил, что всё также лежит, крепко привязанный к платформе, внутри совершенно пустого салона, а за окном с бешеной скоростью мелькают редкие деревья — автомобиль куда-то стремительно мчался.

Именно поэтому свисающая с потолка резиновая маска, болтаясь на толстом гофрированном шланге, время от времени ударяла его в плечо.

Внезапно он заметил, что с правой стороны и он сам, и часть платформы изрядно забрызганы кровью и, приподняв, насколько возможно, голову, попытался осмотреть своё тело.

В этот момент фургон резко затормозил.

Не глуша двигатель, водитель выпрыгнул из кабины, и через секунду боковая дверь «операционной» с шумом отъехала в сторону.

— Очнулся? Вот и хорошо. Отдыхай, через пять километров — подъём, въезжаем в Лансинг.

Ещё до того, как, скосив глаза к двери, он смог выглянуть наружу, Андрей знал, что увидит в проеме хрупкую фигуру Ольги.

Вскоре за окном замелькали дома: аккуратные кирпичные коттеджи, а затем и многоэтажные здания, расположенные по обеим сторонам уютных, засаженных деревьями, улиц.

Фургон экстренной хирургии постепенно снизил скорость и, немного покружив по центру города, остановился возле невысокой ограды городского парка.

— Приехали, — вновь распахнулась дверь, и в салон влезла Ольга. — Одевайся, и смотри, не запачкайся, тут везде кровь, — она торопливо начала отстегивать кожаные ремни, которыми был связан Андрей.

— Чья кровь? — почувствовав свои руки свободными, он приподнялся и растеряно огляделся по сторонам. — У меня очень кружится голова…

— Это, наверное, от наркоза. Сейчас пройдет, они не успели много закачать. А кровь — Макса. Пришлось прострелить ему руку.

Покончив с ремнями, она протянула Андрею одежду и присела на край платформы.

— Одеться сам сможешь? И, пожалуйста, не смотри на меня так. Что поделать, не вышло из меня «преодолевшей»…

— Я не смотрю.

Он с трудом принял сидячее положение и начал неуклюже натягивать брюки.

— А где Голосов?

— Думаю, что пока ещё там, в особняке. Я расстреляла весь рожок по колесам «роллса» и автобуса, но всё равно нам надо спешить: они наверняка уже вызвали подмогу.

— Сейчас… — кое-как надев брюки и натянув свитер, Андрей нагнулся в поисках ботинок. — Мы где, вообще?

— Судя по навигатору, это город Лансинг. Нам сейчас нужно на автобусную станцию, она рядом, и — в Чикаго. Желательно поторопиться.

— А деньги?

— Есть немного, — Ольга вынула из заднего кармана массивный бумажник. — Здесь около двух тысяч, плюс кредитки, но их лучше не брать, а то нас быстро засекут.

— Чей это?

— Не знаю, взяла из сумки, в минивэне, вместе с пистолетом. Ты готов?

— Вроде да. Лишь бы не упасть посреди улицы, голова кружится всё ещё.

— Так, подожди, — она нагнулась и куском марли стерла небольшое пятно крови с его ботинка. — Теперь почти ничего не заметно. Пошли, я буду держать тебя под руку.

— Мы сидели на кухне, разговаривали. Я, Лёша, потом эти двое, в шляпах, и водитель. Его не то Ашот зовут, не то Ашит…

Огромный белоснежный автобус «Грэйхаунд Травел», в котором они оказались буквально за пять минут до отхода, медленно проехал перекресток и, пропустив вперед несколько автомобилей, решительно свернул на Мичиган-авеню, многополосную дорогу, ведущую к выезду из города.

— Сидим, едим, Лёша сумку с бутербродами принес, — продолжала Ольга, глядя в окно. — Я потом вышла в соседнюю комнату, там диван, покрытый полиэтиленом… Дай, думаю, полежу — устала, как собака…

— Смотри, как разогнался, — Андрей откинулся в кресле, с интересом разглядывая пейзаж по обеим сторонам дороги. — А почему — полиэтиленом?

— Не знаю. Видимо хозяева накрыли, чтоб диван не пылился. В общем, только прилегла — слышу, доктор входит, а с ним — ещё один в светлом, Максом зовут. Тоже поесть пришли.

Сидят, разговаривают. И вдруг слышу, доктор негромко спрашивает: «Ребята, мне сориентироваться нужно, какую плотность у раствора выставить… Этот Андрей, он потом с нами поедет?»

Я приподнялась на диване, а там — трюмо с зеркалом напротив, и видно, что на кухне делается. Не всё, правда… Но я вижу, как Лёша жевать перестал и так очень медленно головой мотает.

Доктор испугался, хотел встать, а один из этих, в светлом, ему говорит: «Сидите, Аркадий Борисович, кушайте спокойно. Вам перед операцией нельзя нервничать».

— Ну, а ты?

— Полежала ещё немного, затем встала, будто ничего не слышала, вышла на улицу. Сначала в лимузине порылась — пусто. Потом в минивэн залезла, смотрю: на сидении лежит сумка, маленькая такая, чтобы на плече носить. Открыла — там пистолет с глушителем, бумажник, ключи, ещё какая-то муть…

Пока копалась, доктор вместе с Максом уже поели. Делать нечего, захожу в ангар и говорю: «Всем лечь на землю. Кто пошевелится — убью, не думая».

Доктор как раз маску твою держал, обернулся и как сидел, так и выпал из машины. И лежит. Макс дернулся было, я сразу же — пух! — ему в плечо. Он автомат выронил, упал на колени и орёт на весь гараж, видимо боль адская…

— А Голосов?

— А тот просто стоит и молча на меня смотрит. Я подобрала автомат, залезла в фургон — слава Богу, ключ в зажигании — и задним ходом выехала наружу. Бампер — всмятку… И ты знаешь, я была при этом совершенно спокойна. Даже ни секунды не нервничала.

— Мы с тобой скоро уже совсем как они станем, — усмехнулся Андрей. — Будем в людей стрелять, словно в бумажные мишени…

— В общем, я так не спеша развернулась во дворе и уехала. Да ещё и колеса им прострелила.

— И что, погони не было?

— Не было. Как они без колес-то поедут?

— Мда… Веселая история, — Андрей рассматривал пролетающие за окном разноцветные пригородные домики, искренне завидуя покою и безмятежности их обитателей. — Постой, так получается, Голосов не успел ни достать имплантант, ни скопировать информацию?

— А когда, по-твоему, он мог успеть? Ример если даже сканирование не начинал…

— Лучше бы ты увезла меня чуть попозже, — вздохнул Андрей, — после того, как они достанут контейнер. Тогда у меня был бы мизерный, но шанс, что «преодолевшие» не станут искать меня слишком долго, а теперь…

— Так какие проблемы? Вернуться-то не сложно. Телефон Алекса дать?

— Не надо. Только что нам теперь делать? — он повернулся и некоторое время разглядывал Ольгу, словно пытаясь прочесть ответ на её лице. — Хорошо. Доберемся до Чикаго, а там решим.

— Почему-то я была уверена, что ты не захочешь ему звонить, — она негромко засмеялась и взяла Андрея за руку. — Андрюш, давай спать?

— Давай. Сколько в нашем распоряжении — два часа или три?

— Целая жизнь.

Ольга слегка прижалась головой к его плечу и закрыла глаза.