Тем, кто закрыл последнюю страницу этой книги и задумался над прочитанным, мне хотелось бы сказать об очень многом. Голова читателя, несомненно, перегружена огромным объёмом воспроизведённой здесь информации, поэтому следовало постараться быть по возможности кратким. К сожалению, не получилось… Ибо имеются веские свидетельства того, что бои на советско-антисоветском фронте, включая его невидимые участки, не закончились с развалом СССР в 1991 г.

Переименование фронта в российско-антироссийский повлияло в какой-то степени и на форму, и на содержание боёв. Однако сущностная, философская сверхзадача этой войны осталась неизменной. Противник по-прежнему многочислен, вооружён до зубов и беспрерывно наращивает спецслужбистские операции на театре шпионских действий, которые, как известно, предшествуют боевым операциям на театре военных действий. Поэтому литература, содержащая старые и новые сводки с разведучастков этого фронта, востребована, требует внимательного разбора.

В англоязычной историографии исследования профессора Йельского университета Дэвида Дж. Даллина (он же — Давид Юльевич Левин) занимают видное место. Самые известные его книги — это «Внешняя политика Советской России», «Россия и послевоенная Европа», «Большая тройка: Соединённые Штаты, Британия и Россия», «Подлинная Советская Россия», «Советская Россия и Дальний Восток», «Возвышение России в Азии», «Новая Советская империя», «Принудительный труд в Советской России», «Советская внешняя политика после Сталина» и другие. Они заняли место на полках многих библиотек в США и в десятках стран. Можно сказать, что по ним занималось не одно поколение советологов и кремленологов.

Личность автора примечательна. Выходец из еврейского местечка Рогачев в Белоруссии, он родился в 1889 году. До революции учился в Санкт-Петербургском университете, где сошёлся с социал-демократами меньшевистского толка. Был арестован царской полицией, но выкрутился и уехал в Германию. Перед Первой мировой войной получил в Гейдельбергском университете степень доктора экономики. После Февраля 1917 года вернулся в Россию, стал членом ЦК меньшевистской партии. Октябрьскую революцию встретил враждебно, с советской властью уживался плохо. Даже подвергался арестам. Снова отбыл в Германию. Когда к власти пришли нацисты, переехал в Польшу. Перед тем, как нацисты оккупировали её, успел перебраться во Францию, оттуда в Штаты.

Капитальный труд Даллина об объектах и субъектах советской разведки, охватывающий период с 1920 по 1955 годы, пользуется на Западе особым успехом. Как говорится, сама тема интригует и возбуждает интерес, расширяя читательский диапазон за счёт многочисленных сотрудников спецслужб и, конечно, огромного числа любителей детективного чтива. Конечно, произведение Даллина написано в исторически-документальном, а не в художественном жанре. Как бы то ни было, в ней содержатся приключенческие элементы.

Под названием «Шпионаж по-советски» произведение уже выходило на русском языке в нашей стране — в 2001 году, и тоже привлекло к себе внимание. Издательство «Алгоритм» предлагает новое издание, которое является несколько сокращённым переводом, сделанным с книги Даллина «Soviet Espionage», New Haven, Yale University Press, 1955. Надо сказать, что напечатать своё произведение в издательстве Йельского университета является в Штатах делом престижным. 400–500 наименований книг, выпускаемых здесь ежегодно, охватывают многие области человеческой деятельности; они часто удостаивались почётных призов и премий, включая Пулитцеровскую — самую знаменитую литературную награду в этой стране.

Любой читатель сразу почувствует, что автор основательно погружён в причудливые дебри шпионажа. Неудивительно — ведь он был близок к кругам, так или иначе имеющим отношение к спецслужбами. Хотя бы потому, что в течение длительного времени фактически возглавлял редакцию журнала «Нью лидер», выходившего в США. Пописывал и для журнала «Проблемы коммунизма» — сборника эталонных антимарксистских, антиленинских и антисталинских материалов. Даллин тиснул в периодической печати уйму аналитических статей, большая часть которых была связана с Советским Союзом, а это, безусловно, интересовало компетентные ведомства — от ФБР до ЦРУ. Американская охранка всегда питала слабость ко всякой оппозиции, выступавшей против большевизма, хотя в этом не была оригинальна.

Журнал «Нью лидер» в целом — так характеризовали его в США — выражал мнение левых анттикоммунистических сил, что само по себе заставляет удивлённо поднять брови. Правды ради отметим, что не только в Америке имеет место абракадабра подобной несочетаемости. Достаточно глянуть на картину российской политической жизни, где смешение левого и правого, путаница в их определении достигли «апогея апофеоза». Вспомним, как ещё во время перестройки сторонников Горбачёва и Ельцина, этих безусловных контрреволюционеров и реакционеров, именовали левыми, а их антиподов, чистейшей воды революционеров, обзывали правыми, консерваторами, тормозами прогресса.

Причём, наряду с недоучками и путаниками это делали хорошо подготовленные специалисты по сворачиванию мозгов набекрень. Делали это, не смущаясь, на радио и телевидении, в газетах и журналах, и даже в диссертациях. Увы, но в этой потрясающей безграмотности некоторые деятели расписываются по сей день. А что говорят азы политологии? Революцией называются не митинги-бунты и шумные смены правительств, но переход к новой, высшей общественно-экономической формации. Не просто социальные потрясения и падение Российской империи, но установление нового, социалистического, строя — вот, что даёт право считать происшедшее в октябре 1917 года революцией (или согласно устоявшейся терминологии — победой левых сил). Соответственно — происшедшее в декабре 1991-го и падение Советского Союза с откатом к старому, капиталистическому, строю есть классическая контрреволюция (победа правых сил).

Но вернёмся к Даллину, который ещё в 1944 году приложил руку к тому, что можно назвать кадровым формированием отряда невозвращенцев и перебежчиков. Он подружился с В. А. Кравченко — работником советской закупочной комиссии в США. Вдохновил сей неустойчивый элемент на акт невозвращенства, и, сведя его с ФБР, с удовольствием посодействовал побегу. Может быть, поэтому Кравченко скупо упомянут в этой книге — мельком, всего пару раз.

Некоторые произведения Даллина написаны им в соавторстве с Б. И. Николаевским — ещё одним членом меньшевистского ЦК, высланным в 1921 г. из Советской России и тоже снискавшим известность на ниве советологии и зоологического неприятия всего, что ассоциируется с СССР. Если верить американским источникам, то, когда началась Вторая мировая война, Николаевский жил в Париже. Возникает вопрос, как ему удалось эмигрировать в Штаты в 1942 году? Кто мог организовать такой сложный переезд с захваченной немцами территории? Остаётся принять к сведению, что в тридцатых годах Николаевский имел связь с Бухариным, который, как известно, был впоследствии уличён в сотрудничестве с троцкистским подпольем и западными разведками. Отсюда, кстати, в биографии соратника Николаевского — профессора Даллина прослеживается ещё одна любопытная линия нигде публично не зафиксированной деятельности. Но о симпатиях последнего к Троцкому поговорим ниже.

Занимаясь подготовкой книги к печати, я выяснил, что её автор при жизни высказывался в том духе, что его цель — дать точное описание событий. Он уверял, что в ходе работы отбрасывал все материалы сомнительной достоверности, что ему удалось рассказать об операциях советской разведки настолько объективно и точно, насколько это было возможно. Были ли у него столь благие намерения, теперь трудно сказать. Но то, что обстоятельства оказались сильнее них, очевидно. Иначе придётся предположить, что профессор умышленно исказил значительное число событий. И я склоняюсь именно к такому видению ситуации.

Поправляя ошибки или недосказанности автора, мне пришлось прибегнуть к редакторским сноскам (их около 40), которые для удобства восприятия отделены от сносок даллиновских — помечены жирным шрифтом. Читатель наверняка обратил внимание на эту корректировку фактов и оценок, приводимых Даллиным в его сносках. Последние (их около 400) полностью сохранены. Но поскольку мои дополнения к некоторым из них не могли охватить всю суть того или иного вопроса, то основная часть комментариев была отложена для послесловия. Я старался не злоупотреблять этой вполне допустимой, нормальной формой редактирования. Вообще избегал радикального вмешательства в текст, осуществляя иногда лишь стилистическую правку. Однако стилистика, схема построения книги, методология исследования — не единственные и не основные огрехи «Советского шпионажа».

Материал для своего произведения Даллин собирал десять лет, пополняя рукопись всё новыми данными. Помимо своего богатого опыта политической деятельности, он опирался на огромное количество документов, хранящихся в архивах США, Франции, Германии, Великобритании, Бельгии. Проштудировал мемуары кадровых сотрудников западных спецслужб и их агентов, воспоминания переметнувшихся на сторону Запада оперативников советской разведки, дипломатов и других персон.

Надо отдать должное тому, что Даллин переворошил груды западных и советских периодических изданий с материалами о деятельности тайных служб, брал интервью у свидетелей, включая известных политиков и государственных чиновников. Правда, если речь шла об интервью с коммунистами, то, как выясняется, это были те, кто уже порвал с компартией. Влиятельные структуры натовских государств, в первую очередь спецслужбы, тоже оказали именитому советологу большую помощь в сборе материалов.

Считается, что «Советский шпионаж» превосходит все нашумевшие у нас и за рубежом, посвящённые этой теме книги. Например — весьма ценимую на Западе книгу «КГБ: разведывательные операции от Ленина до Горбачёва», написанную совместно кембриджским историком Кристофером Эндрю и бежавшим в Англию бывшим полковником советской внешней разведки Олегом Гордиевским.

Так ли это, если в произведении Даллина довольно много упущений и несоответствий? Начнём по порядку…

С первой же главы автор уверяет нас, что практически с самого начала органы военной разведки и госбезопасности СССР «работали в условиях жестокой конкуренции», не приводя, однако, убедительных доказательств в пользу сей версии. Дальше — больше. «Дело Тухачевского, сфабрикованные заговоры с их ужасающими подробностями… означали победу и отмщение ГБ над своим заклятым врагом — армией. В чистке, которая последовала за делом Тухачевского, большое число лучших военных разведчиков кануло в вечность. И к 1938–1939 годам ослабленное и беспомощное ГРУ предстало перед торжествующей победу ГБ». Продолжая гнуть своё, Даллин объявил одной из причин неудач советских шпионов во время войны «личную враждебность среди руководства советской разведки».

О перманентном соперничестве и жёстких разборках внутри американского разведывательного сообщества мы достаточно наслышаны. Но каким же надо быть оторванным от советской действительности, чтобы нести этакую ахинею относительно коммунистических разведорганов. Взвешивать их удачи и неудачи — втягиваться в бессмысленный спор. Зато не мешает спросить: разве автор ничего не слышал о реальной военной дисциплине в ту эпоху? Не ведал о суровости сталинизма вообще и о личной беспощадности к нерадивым главы Государственного Комитета Обороны СССР, в частности? Слышал и ведал, естественно. И не раз лягнул Сталина за это в своей книге.

Как явствует из его же рассуждений, зря лягал. Ведь получается, что Сталин-то был прав, когда снимал стружку с отечественной разведки, когда туда проникали недостойные, а то и откровенные враги. Если западному начальству угодно было нянчиться с двурушниками, карьеристами, очковтирателями (оно само изобилует подобными), то советское могло и к стенке поставитьть сотрудника разведки, поражённого этими язвами капитализма.

Даллин ссылается также на свидетельства небезызвестного советского разведчика Фута, действовавшего в Швейцарии и подозревавшегося в работе на «Интеллидженс сервис». Фут после войны сбежал-таки к англичанам. Там и поделился своим мнением о руководстве ГРУ: «Суждения этих интеллектуальных вождей советской разведки и их оценка работы швейцарских агентов часто были попросту абсурдны». Вспоминая, что подозрения московского начальства в его адрес отпали, Фут выдал или, проще говоря, отмочил: «…Раньше, когда во мне видели секретного агента Лондона, они испытывали ко мне большее уважение».

Советская контрразведка, не на жизнь, а на смерть боровшаяся с британскими шпионами, вдруг проявила сантименты? Может быть, ещё и всплакнула, почуяв в Футе истинного джентльмена? Кто сочинил эту несусветную глупость, противоречащую элементарной логике — сам Фут или Даллин? Ответа нет.

Ещё нелепее выглядит Фут (на пару с Даллиным), когда в главе V повествует о полученной им однажды, переполненной банальностями и косноязычием радиограмме, составленной лично и анонимно Сталиным; тайну авторства Футу якобы поведали после войны в Москве.

Во-первых. Даже теоретически никакому агенту (подозреваемому тем паче) сотрудники Центра не могли это авторство раскрыть. Сделать некачественный, корявый перевод сталинского текста — интересно, кто бы отважился проявить такую беспечность и халатность? Да и высококлассные специалисты, отлично владевшие английским, в распоряжении центрального аппарата имелись, включая тех, для кого этот язык был родным.

Во-вторых. Футу полагалось бы знать, что перед революцией Сталин фактически выполнял функции руководителя большевистской разведки и контрразведки. Во многом благодаря ему партия была спасена от разгрома летом 1917 года, когда Временное правительство взяло курс на уничтожение большевистской верхушки. Осуществлявшаяся под началом Сталина работа позволяла вовремя узнавать о намерениях властей и отводить их удары. После Октябрьской революции, помимо других обязанностей, Сталин курировал ВЧК. Позднее непосредственно руководил той малоизвестной сферой, изолированной от всех остальных, которую принято называть стратегической или личной разведкой Сталина. Закалённый подпольщик, он досконально разбирался в тонкостях шпионской профессии.

Добавим, что по непререкаемому мнению российских литературных авторитетов и классиков, его русский язык был безупречен. И получаем на выходе непростительное скудоумие фальсификаторов, которые не удосужились мало-мальски правдоподобно оформить свой вздор.

В заключительной главе Даллин снова сбился на любимую колею, и в самых мрачных красках описал порочащие доносы и «закулисную борьбу между спецслужбами и их шефами, взаимные жалобы и интриги», якобы царившие в советских резидентурах. Он даже применил к ним выражение «настоящий зверинец».

Беда, однако, в том, что большинство этих и других характеристик взято из показаний разношёрстных изменников. То есть они исходят от лиц, заведомо нацеленных на то, чтобы облить грязью своих бывших соратников, не говоря о бывшей родине. Одно дело — использовать этих существ как источник инсайдерской информации. Другое — принимать за истину их угодливо-пропагандистские декларации.

Та же самая причина лежит в основе изображённой на страницах книги волны предательств, совершённых сотрудниками советских разведорганов и лицами, помогавшими им. Спору нет, были в этой многолетней истории предательства, не говоря об ошибках и просчётах. Но ведь профессор Даллин крайне мало и неохотно поминал наших героев и успешные операции, зато словно смаковал бесчисленные по его представлению поражения советской разведки. В итоге создалось впечатление, что по различным странам катился не цунами даже, а какой-то всемирный потоп её провалов.

Ещё в книге бросается в глаза знакомый по психологическим войнам приёмчик. Примитивный, но безотказный в среде «пикейных жилетов» — этих потребителей и производителей политической болтологии, беспощадно высмеянных советскими сатириками И. Ильфом и Е. Петровым. Сообщая верные, задокументированные факты, автор подкрепляет их фактоидами, никоим образом не соответствующими действительности. То же самое можно сказать о его выводах и тезисах. Повторю, что излюбленный даллиновский тезис — это якобы ненормальные, пропитанные взаимной нелюбовью отношения между органами военной разведки и государственной безопасности СССР. А также — глубокие личные антипатии между ответственными сотрудниками обоих ведомств.

Тут следует прервать фонтан профессорских инсинуаций и напомнить мистеру Даллину подзабытую, но горькую пилюлю, которую ему преподнесла его собственная судьба. В третьей главе этой книги читатель встретился с резидентом НКВД Орловым-Фельдбиным, бежавшим на Запад и усердно служившим новым хозяевам. Усердие это вылилось помимо прочего в то, что перебежчик заподозрил чету Даллиных в соучастии в шпионской работе в пользу СССР, о чём не преминул донести властям США.

Разбирать детали доноса мы не будем. Суть его в том, что Орлов-Фельдбин, разоблачая некоего советского агента, наткнулся на явное сопротивление этому со стороны Даллиных. Осознав свою оплошность, Даллины ринулись развенчивать агента, которого недавно защищали. Они обливали его грязью ещё более рьяно, чем сам Орлов-Фельдбин. В дурно пахнущую историю оказались втянуты многие сотрудники американских охранных ведомств и даже сенаторы.

Какой нагоняй получила супружеская пара от своих патронов, мне неизвестно. Но полагаю, что нервов им потрепали немало. А уж как Орлов-Фельдбин расстарался в этой нервотрёпке, можно только представить. Налицо был факт злобной перебранки, мерзких происков, подковёрной драки в самой «демократической» шпионской службе мира. А профессор Даллин, отрабатывая тот давний грех, усиленно потчевал нас в книге историями о конфликтах внутри «тоталитарной» советской службы.

Проблема не в том, что советским спецслужбистам, с их специфическими трудностями, не была свойственна грызня, сопровождающая деятельность подавляющего большинства их западных коллег, о чём те сами весьма откровенно периодически сообщают. Проблема в другом.

Социалистическая разведка предназначена для информационного и организационного обеспечивания интересов государства, его потребностей в идейной, военной, экономической и политической защите, имеющей цельное общественное выражение. А у её капиталистических аналогов к соблюдению интересов государства примешиваются — и весьма значительно — задачи весьма противоречивого свойства. А именно: соблюдение интересов национальных и транснациональных корпораций, могущественных политико-экономических групп, занимающихся локальными, региональными, глобальными переделами власти и собственности. Таким образом, защита государства начинает сплошь и рядом обретать частное финансово-имущественное выражение, далеко не всегда совпадающее с общественными потребностями. Согласитесь, что государственные правоохранительные организации или их отдельные подразделения, задействованные в качестве частной лавочки — это очень по-капиталистически. И это очень конфликтоёмкое явление.

Отсюда вытекает особая роль, отводимая идеологической обслуге.

Но разведка и контрразведка? Её-то роль какое отношение имеет к идеологии?

Ельцинские «реформы» нанесли урон ГРУ, но ещё успешнее исковеркали систему бывшего КГБ, вполне профессионально выстроенную (хотя и политически неэффективную в позднесоветское время). В частности, от неё отделили службу внешней разведки. И вот в девяностых годах один из её чинов глубокомысленно изрёк: мы руководствуемся сейчас не идеологией, а действуем в национальных интересах нашего государства. При этом он вполне справедливо уверял, что политика — основное содержание разведдеятельности.

Небось, какой-нибудь неопытный новичок, из выскочек, — скажете вы, и ошибётесь. Генерал, кадровый советский разведчик, работал во множестве стран, был вхож в высшие инстанции СССР, и… ничего не понял в главном, в существе своей деятельности, во многом из того, что тогда творилось вокруг него и что сейчас творится вокруг всех нас.

Политика, мой генерал, — это и есть идеология. Или, если хотите, наоборот. Разведка без идеологии — это нонсенс, это похуже, чем партия без идеологии. Может быть, голубчик, вы хотели сказать, что перестали руководствоваться идеологией коммунистической, да постеснялись?

Сфера идеологии окутывает жизнь социальную в точности, как земная атмосфера окутывает жизнь природную. Земная атмосфера может быть чистой и оздоровляющей, грязной и отравляющей. Так обстоит и с идеологией. Она прямо либо косвенно проникает и в бедняка, и в богача, проникает во всё — в разум, душу, тело. Она — в полизначности бытия.

Сфера её охватывает не только правительство или оппозицию, предвыборные митинги или передовицы в газетах, партсобрания или воцерковление, другие характерные точки приложения идеологем. Она проявляется даже в таких, вроде бы независимых от неё областях, как «невинное» производство детских игрушек. Буржуазные идеологи не скрывают, что, например, посредством куклы «Барби» пропагандируют не просто американские стандарты красоты, а американский образ жизни в его совокупности. Идеология вбирает в себя такую будто бы аполитичную вещь, как музыка. Хорошо было подмечено одним западным деятелем: даже просто насвистывая мелодию, человек проходит стадию политического обращения, ритуал социализации. Поэтому не надо удивляться тому, что музыкальная жизнь — предмет постоянной заботы и опеки со стороны спецслужб.

Да, да, нечего моргать глазами и хлопать ушами. Всё логично. Половина населения земного шара — молодёжь, чья роль в жизни страны реально либо потенциально огромна. Это есть огромный стимул для буржуазных разведок, чтобы с пользой для себя проникать в среду молодёжи. И они проникали в самые истоки движений битников, хиппи, панков, клабберов, готов, растаманов и т. д., а значит, причастны к рождению и распространению соответствующих музыкальных стилей. Они негласно обосновались за спиной всех заметных предприятий шоу-бизнеса, рассчитанных на молодёжную среду. И только ограниченные рамки статьи мешают мне подробнее раскрыть это направление в системе политического сыска и внешнего шпионажа.

То, что Российская Федерация демонстративно отказалась от государственной идеологии — это скорее не кретинизм сочинителей её конституции, а их криводушие. Они побоялись открыто узаконить непопулярную и скомпрометированную даже терминологически идеологию позднего капитализма либерального толка, хотя та уже давно легитимизирована всем ходом постперестроечной истории России. В утешение кому-то остаётся принять к сведению, что все ведущие спецслужбы капиталистического мира находятся на побегушках у олигархата, он же международная закулиса, он же главный буржуазный идеолог.

Кстати, вышесказанное применимо и к армии. Ибо вооружённых сил вне политики не было, нет и не будет, хотя имеется прорва спекуляций о противоположном. Армия порой подспудно, но всегда представляет собой не менее политизированную организацию, чем парламент, лишённую, правда, дискуссионной составляющей. Армия — наилучший, наивернейший инструмент политики не столько тогда, когда она великолепно оснащена, сколько, когда она идейно мотивирована и сплочена. Как, собственно, и любая силовая структура с её разведывательными компонентами. И если силовые кадры в этом не признаются хотя бы самим себе, то это сучьи кадры, от которых можно ждать всякой подлости.

Поэтому неслучайна ненависть к карательному органу советской власти, которой сочатся слова, абзацы, главы (да и всё произведение Даллина в целом), демаскирующие пресловутую деидеологизированность автора. А это — признак неполноценности исторического исследования.

Все науки подвержены влиянию политики. Даже астрономия, вроде отрешённая и растворившаяся в бездне световых лет, никуда не сбежит от неё.

Разве нет политики в присваивании имён разных государственных и общественных деятелей космическим телам? Разве не спор между метафизиками и материалистами отражается в дискуссиях сторонников и противников теории происхождения вселенной, известной, как «теория Большого Взрыва»?

Даже по прошествии тысячелетий историки Ирана и Греции по-разному описывают и трактуют события греко-персидских войн, происходивших до нашей эры. Чего уж говорить о разноголосице, сопровождающей выход статей, монографий, учебников, посвящённых Второй мировой войне, которая по историческим меркам закончилась на днях. Они практически поголовно издаются по чёткому социальному заказу — хоть в США, хоть в Папуа-Новой Гвинее…

Ничего странного. Ведь история — самая идеологизированная и политизированная из наук. Принципиальная и очень ранимая. Суровая и требующая к себе сверхбережного отношения, даже щепетильности. Истинность историографии, историков заключается не в их свободе от конкретной философии, не в отказе от официального/неофициального взгляда с согласованными толкованиями. Она — в подчинённости персональной и честно декларируемой исследовательской методологии. Иначе говоря, словоблудие типа «историческая объективность», «факты и только факты», «информация в чистом виде» лишь служат камуфляжем классово ориентированной позиции любого исследователя исторических процессов. (В сегодняшней России многие нередко эту позицию с пеной у рта отрицают, даже не сознавая, как прочно на ней стоят.)

Поясню, что имею в виду.

Тон в науке должны задавать учёные, специализирующиеся в конкретной отрасли знаний. Но есть наука особая, которая не может отдаваться на откуп лишь профессионалам. История, особенно советского периода — это дело общегражданское, субъективное до тех пор, пока существует сам субъект, т. е. человек, исполняющий свой гражданский долг. В неизменённом сознании его носителей не будет никогда освободительницей Красная Армия для фашистов, она же не будет никогда оккупантом для коммунистов. Можно применить похожее сравнение относительно Великой Октябрьской социалистической революции. Не составит труда увидеть, для кого она проклятье и смерть, для кого — счастье и жизнь. Можно углубиться в толщу веков и спросить навскидку негра и британца, что они думают о колонизации Африки? Понятное дело, первый уверен, что это была тьма дикости и низости, второй — что это был свет цивилизации и благородства.

Поэтому подавляющее большинство классово не опосредованных исторических формулировок — от лукавого. Заявить принципиально о своей мировоззренческой платформе: материалистической или метафизической, коммунистической или буржуазной, патриотической или космополитической, западноориентированной или восточноориентированной, либеральной или антилиберальной, коллективистской или индивидуалистической, толерантной или непримиримой и тому подобной — вот залог того, что историку можно верить. В рамках добровольно разделяемых с ним взглядов и оценок, разумеется.

Законы общественного развития не менее фундаментальны, чем законы физики, химии. Но физик или химик не могут трактовать научный факт, как им вздумается. Историк именно этим и занимается. Правда, с оговоркой: «вздумалось» не столько ему, сколько тем классам, слоям, группам, а ещё точнее — интересам, которые он идеологически обслуживает.

Это неизбежная данность. И она относится не только к Даллину. Каждый честный исследователь прошлого, настоящего и будущего, чтобы не выглядеть аферистом, просто обязан чётко обозначать своё нахождение по ту или иную сторону политико-идеологической баррикады. Попытки же возвыситься над этой перманентной схваткой бытия, по меньшей мере, непродуктивны и смотрятся подозрительно.

Впрочем, можно, если не оправдать, то понять прокурорский тон Даллина по отношению к нам. В конце концов, он не обязан был нейтрализовать дурное впечатление от советских разведчиков за счёт показа реальной «морды лица» разведчиков американских. (Примеры с последними будут ниже.) Писал-то он не об американском, а о советском шпионаже, к которому в адвокаты не нанимался. Что же касается предъявляемых наукой требований соблюдать объективность, то как бы ни прозвучал воображаемый ответ профессора Даллина, он потонул бы в циничном хоре буржуазных историков: оставьте эту приманку для несмышлённой публики!

Автору не удалось затушевать свою позицию. Она сквозит даже в «мелочах». Книга пестрит негативными оценками советских шпионов, насмешками над ними, ухмылками по поводу даже их внешнего облика. Вот отдельно взятые перлы:

«Лишённый политических или философских талантов». Это — о легендарном Зорге.

«Он едва ли был материалом для хорошего шпиона. В критические моменты он мог потерять самообладание». Это — о не менее выдающемся разведчике Шандоре Радо.

«…Открытый авантюрист, умный и изобретательный, но импульсивный, не признающий запретов, безжалостный, стремящийся к превосходству над своими друзьями, честолюбивый фанатик и врождённый революционер». Умиляет окончание фразы. По-видимому, Даллин, как и его единомышленники, считали и считают «врождённого революционера» чем-то вроде ругательства. А между тем, они ногтя не стоят того, о ком это написано — казнённого гитлеровцами руководителя знаменитой «Красной капеллы» Харро Шульце-Бойзена.

О другом участнике шпионской эпопеи говорится, как о непривлекательном «типе тайного агента, жестоком, безжалостном и эгоистичном». Малоприятен и образ человека «мелкого телосложения, с длинной узкой головой и жидкими волосами». А какие чувства должен вызывать некто «со сверкающими чёрными глазами, узким лбом», да если ещё при этом он «воплощение фанатика»? Группу иностранных коммунистов, стремившихся в советские агенты, автор буквально припечатал: «Они горели энтузиазмом и ненавистью, были самоуверенными и жестокими, глубоко презирали демократические институты. Они относились к закону как к пустым словам… Для них все средства были хороши, если они вели к цели». По мнению Даллина люди, втянутые в советскую шпионскую сеть были неполноценными. Потому что они, дескать, «могли сносить любое унижение, если оно исходит от советской стороны».

Ещё набор каких-то уродов: «человек с гладким, невыразительным лицом, напоминающим восковую маску, с близко посаженными глазами и чопорно надутыми губами»; «худой юноша с кожей лица землистого цвета»; «он немного косил, у него были маленькие, вечно воспалённые глаза серого и постоянно испуганного маленького человека»; «был известен высокомерием, жестокостью и хвастливостью»; «у него был низкий лоб… выпяченные губы покрывались слюной, когда он говорил»; «сотрудничество с ГБ… удовлетворяло его почти патологическую страсть играть важные роли»; «хотелось понять, что происходит у него в мозгах, если они вообще были».

Честное слово, после таких характеристик личного состава советских спецслужб хочется упрятать за решётку отдел кадров «конторы» целиком. Может, Даллин этого и добивался?

Он, не моргнув глазом, опроверг такое устоявшееся в совразведпрактике явление, как бескорыстие очень многих отечественных и иностранных агентов:

«Теперь люди шли на сотрудничество по другим причинам, и их надёжность определялась не верой и не преданностью. Среди послевоенных агентов попадались коммунисты нового типа с забитыми негодной идеологией головами и пустотой в сердцах. Для большинства из них главным было денежное вознаграждение».

Что ж, заплатить за шпионскую работу полагается. Такова повсеместная практика. Однако практика иного рода, со страшным для общества рыночных отношений определением — бесплатная, тоже была типична для советской военной и политической разведки. Автор не мог не знать о ней и о том, что советский пример является наиболее показательным в этом тонком, идейно-психологическом подходе к разведслужбе.

С точки зрения беллетристики отрицательный образ врага допустимо создавать с помощью негативных и нехитрых литературных приёмов. Однако серьёзный научный труд обычно оперирует другими понятиями и категориями.

Рассуждая об успехах советской госбезопасности во время войны, которые невозможно замолчать, автор преспокойно заявил, что эти успехи «объяснялись скорее общим антифашистским климатом, чем талантами её работников, которые были серыми личностями с низким интеллектуальным уровнем».

Не дрогнула рука автора, и когда выводила: «Тайная работа для коммунизма стала смыслом жизни для этого фанатика». А если бы имелась в виду работа для капитализма? Наверное, это уже был бы не фанатик, а умница, интеллектуал, вроде «стройного, приятного, улыбчивого молодого человека тридцати лет, с открытым лицом и искренними глазами», который «вносил гармонию в ряды работников советской разведки». Так Даллин изображал предателей, людей, порвавших с советскими органами, пострадавших от них.

Справедливости ради укажу, что Даллин вынужден был изредка признавать неопровержимое, несмотря на то, что при этом очень часто противоречил самому себе. То он, обобщая, писал, как небрежно снаряжали шпионов, забрасываемых в немецкий тыл (грубо подделанные документы, русская амуниция вместо немецкой и т. д.). То воздавал должное безукоризненной подготовке засланного: «Гестапо отмечало, что маскировка охватывала всё, вплоть до последней пуговицы на его белье».

Каждому понятно, что похвала в устах противника дорогого стоит. Особенно, если эта печатная похвала была адресована не нашей читательской аудитории (в те годы это было невозможно), а совершенно чужой, настроенной враждебно по отношению ко всему советскому, русскому.

«…Мы построили в Германии для Советской России блестящую разведывательную службу, предмет зависти других стран». Цитата принадлежит одному из персонажей книги. Она отчасти неожиданная, но не единственная в этом ряду признаний. По сути — признаний самого Даллина.

Вот ещё похожие:

«…Советская разведка достигла больших успехов в работе против Германии. Проникновение в германские посольства в Японии и Польше открыло ценные источники информации».

«Если смотреть с исторической перспективы, то созданный шпионский аппарат, несмотря на все ошибки и недочёты, следует признать превосходным».

«Немцы с восхищением говорили о высоком уровне, размерах и техническом оснащении советской шпионской сети».

В заключение этого маленького парада позитивных цитат приведу совсем уж нештатное высказывание мистера Даллина:

«По сравнению с обычным типом шпиона советский агент отличается более высоким уровнем интеллекта и лучшим пониманием международной обстановки, его идеологические связи с могущественными политическими движениями придают ему чувство собственного достоинства и морального превосходства. …Советские тайные агенты — люди отважные и хладнокровные и часто действуют на свой страх и риск».

Возражать не будем, хотя эти слова логически оторваны от основного содержания и смысла «Советского шпионажа».

Странностей, мягко выражаясь, в книге хватает. Задержаны с поличным советские шпионы во Франции. Сидят, дают показания. И Даллин уверяет: «Для четы Свитц жизнь в тюрьме не была такой уж невыносимой. Они стали добрыми друзьями следователя Андре Бенона».

Следователь выведал или выбил нужные сведения. Супруги купили свободу ценой предательства. Старик Даллин растрогался. Сусальная идиллия, все довольны и счастливы. И сразу даже не сообразишь, кто в этой слащавой до приторности картине больше выглядит идиотом — следователь, арестованные или автор?

Уже шла Вторая мировая война. Между СССР и Германией пока действовал Договор о ненападении. Но «для сталинского режима было немыслимо отказаться от сбора информации» и он вовсю шпионил за Гитлером. А с какой стати ему было отказываться от общепринятого поведения? А мыслимо ли было отказаться от шпионажа до начала войны разведслужбам США, Англии, других стран? У них ведь тоже были договоры с Гитлером, а они всё шпионили да шпионили за бедным Адиком.

Жаль, что профессор Даллин этим вопросами не задавался — меньше глупостей вылезло бы из-под его пера.

А как он возмущался «бюрократизмом» и «неоперативностью» советского шпионского руководства. Всего один пассаж: «Как всегда, Москва долго переваривала информацию». Наверное, ему хотелось, чтобы Москва вела себя в радиообмене, как на Уолл-стрите, где царит ажиотаж и биржевые сделки совершаются за минуты и секунды.

В том же смехотворном виде повествуется о том, что высокий начальник в Москве «прекрасно понимал, что работа остановится, если не будут поступать деньги, но ровным счётом ничем не помог самой ценной своей агентурной сети». Интересно, как мистер Даллин, будучи знатоком шпионажа, представлял себе способы моментальной передачи денег через, возможно, сотни и тысячи километров, через полдюжины или больше границ, в условиях самой масштабной военной схватки в истории человечества? Были, безусловно, и другие способы снабжения разведчиков денежными средствами. Вот только «знатоку шпионажа» (теперь уже в кавычках) было невдомёк, что в такой сверхрискованной и малопредсказуемой области человеческой деятельности, как разведка, все гарантии и подстраховки, все продублированные варианты могут в мгновение ока полететь вверх тормашками.

Читаешь книгу и постоянно натыкаешься на авторскую наивность. Она кажется нарочитой. Особенно, когда он живописует злокозненность советского шпионажа, опутавшего своей коварной паутиной мирные, добропорядочные, ничего не подозревающие страны Запада.

Знал ли Даллин, что разведка, как таковая, упоминается ещё в библии? Напомню: «И послал их Моисей обозреть землю Ханаанскую..; И осмотрите землю, какова она, и народ, живущий на ней, силён ли он или слаб, малочислен он или многочислен?».

Уверен, что профессор читал Ветхий завет и был отлично осведомлён о том, что разведка процветала ещё в добиблейские времена. Более того — она существовала во времена догосударственные, будучи неотъемлемым признаком жизни первобытных племён. А уж то, что против СССР с момента его образования действовали десятки иностранных спецслужб, Даллин явно знал не понаслышке. Было бы не смешно, а преступно, если бы социалистический строй, выживая и борясь в государственном одиночестве в течение почти всего периода советологической деятельности Даллина, не развивал свою разведку и контрразведку.

Автор распереживался за «беззащитные» Штаты, которых, как он считал, сталинский разведывательный монстр просто подмял под себя. Но именно США в ту пору, когда автор корпел над своей рукописью, взяли курс на мировую гегемонию, оттеснив старушку Европу. Реализации этой задачи мешал Советский Союз — так же, как сейчас мешает Российская Федерация. Поэтому, опуская происки английских, германских, французских и прочих рыцарей шпионажа, остановлюсь на американских.

Всё началось с посла США в Петрограде в 1917 г. и по совместительству опытного разведчика Д. Френсиса. Организационное обеспечение интервенции американских войск, заговоры, внедрение агентов в совучреждения, информационная и материальная помощь белогвардейцам, подготовка и осуществление диверсий в тылу Красной Армии — всё это входило в букет мероприятий американской разведки во время гражданской войны. По её окончании она искала обходные пути для проникновения в СССР. Например, когда в начале 1920-х в Поволжье разразился голод, к оказанию помощи голодающим присоединилась «благотворительная» служба США, в русском отделе которой трудилось более 150 кадровых разведчиков.

Первым послом Соединённых Штатов в Москве после установления в 1933-м дипломатических отношений между нашими странами стал ещё один матёрый шпион — У. Буллит. К этому же времени относится налаживание прочных связей спецслужб Штатов с белоэмигрантскими кругами в Северной Америке, Европе и Азии, использование их ресурсов, включая нелегальные на территории СССР. Когда в 1941 году Советский Союз и США оказались в одном военном окопе, американцы начали нам поставки по программе ленд-лиза. И вот, что писал по этому поводу в книге «Тотальный шпионаж» (М., 1984) специалист по истории разведки С. С. Сергеев:

«На базах, где передавалась военная техника, среди американцев было немало сотрудников разведывательных служб США, которые внимательно наблюдали за советскими представителями, практикуя подслушивание разговоров и провокационные беседы. Некоторые из них имели опыт работы в Москве под «крышей» официальных американских представительств. Группы переводчиков комплектовались в основном из белоэмигрантов или стажёров из разведывательных школ, где изучали русский язык».

Созданное в ходе войны Управление Стратегических Служб стало предшественником ЦРУ. Наряду со сбором информации оно занималось спецоперациями, многие из которых были диверсионного направления. Но не менее важным направлением было «дипломатическое». Предательские поиски контактов с гитлеровцами для заключения сепаратного мира и роль в этом УСС подробно описаны множеством советских и зарубежных авторов и не нуждаются в особом комментировании.

Даллин в главе IV мимолётом обмолвился об операции «Северный полюс». Он обозначил её как германскую радиоигру, которая «позволила германской контрразведке захватить более пятидесяти секретных агентов». Он скрыл участие в этой позорной «игре» шпионских ведомств Великобритании и США. А мы коснёмся их вклада чуть подробнее.

Автор несколько раз имел неосторожность осудить советскую разведку за «пренебрежение» жизнью служивших ей верой и правдой людей и даже за выдачу их врагу. Выражаясь по-русски, чья бы корова мычала… Ибо всё обстоит с точностью до наоборот. Изощрённость англосаксонского шпионского начальства не раз доходила до умышленной сдачи своей агентуры и патриотов из движений Сопротивления в захваченных немцами странах. Естественно, борцы с оккупантами даже не предполагали, что безжалостно приносятся в жертву.

Вот как это происходило во время операции «Северный полюс».

Для дезинформации немецкого командования о месте высадки англо-американских войск была осуществлена массовая заброска с Британских островов разведчиков-парашютистов в Голландию и Бельгию. Десятки агентов попали в плен и стали участвовать в затеянной нацистами радиоигре. Многие из них, используя специальные сигналы связи с центром, недвусмысленно и многократно давали понять, что находятся в руках нацистов. Однако в центре делали вид, что не замечают условленных сигналов и продолжали засылать парашютистов, проваливая всё новые явки и всё новых людей. Порочный замысел бесчеловечного руководства был ясен: схваченная агентура под пытками в гестапо выдаст сфабрикованную ложную информацию, которой её снабжали перед заданием американские и английские кураторы, и немцы поверят, что открытие второго фронта произойдёт не в Нормандии.

Ещё подлее выглядит история с героем французского Сопротивления полковником Ф. Доне (псевдоним «Лафлеш»); она вызвала бурю возмущения во Франции, когда была обнародована. Под предлогом повышения эффективности работы группы «Лафлеша» из Лондона ему была передана усовершенствованная радиостанция, которую якобы невозможно подслушать, даже если вести передачи голосом. Единственный, мол, недостаток — малый радиус действия, позволяющий поддерживать связь только с побережья пролива Па-де-Кале. Поверив в чудо англо-американской техники, Ф. Доне перебазировался в район пролива. А на самом деле ему предоставили самую обыкновенную, простейшую рацию, работавшую на волне, которую немцы могли прослушивать даже приёмниками в своих бронемашинах.

Расплачиваться жизнью за победу, добровольно или недобровольно — жестокое правило войны. Но лишать жизни мужественного и честного патриота таким негодяйским способом — это почерк разведок, пропитанных капиталистической моралью. Их история пестрит подобными примерами.

Мне не хотелось бы, разбирая даллиновское произведение, действовать по принципу «на себя посмотри» или «сам дурак». Да что поделать, если автор как бы нечаянно, но упорно подталкивает именно к этому. И всё же детально освещать работу американской разведки — антипода советской во всех отношениях — я не намерен. Ограничусь кратким перечнем некоторых очевидных истин.

Первый директор ЦРУ, созданного в 1947 году, Аллен Даллес так определил главнейшую целеустановку в работе по сокрушению СССР: «…Мы бросим всё, что имеем: всё золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей! …Мы найдём своих единомышленников, своих союзников в самой России. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху… Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов — прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, — всё это мы будем ловко и незаметно культивировать, всё это расцветёт махровым цветом».

Его план включал в себя много других людоедских пунктов. Но профессор Даллин даже не вспомнил о них, ибо, не покладая рук, трудился над их претворением, над этим самым оболваниванием и одурачиванием людей.

Едва закончилась война, как американцы стали оптом вербовать в ряды своих спецслужб бывших сотрудников гестапо и прочих нацистских институтов. Даллин пространно писал об усилиях СССР по созданию «восточногерманского разведаппарата». Но ведь в это же время США создали соответствующий западногерманский аппарат, и полностью подчинили его себе.

В США ещё при жизни Даллина разразился скандал, связанный с опытами по применению химических препаратов, воздействующих на поведение человека. УСС, а потом ЦРУ проводили эти опыты над живыми людьми, как это делали их фашистские коллеги. Впоследствии опыты повторялись. Как повторялись и неизменные меры янки, чтобы замять очередной скандал.

По окончании войны, благодаря своему огромному авторитету коммунисты входили в правительства Италии и Франции, отчего казалось, дело идёт к постепенному и мирному переходу власти к левым. Благодаря вмешательству ЦРУ во внутренние дела обоих государств — в явных и тайных формах, невиданному по массированности — американцы добились их поворота вправо.

ЦРУ приложило руку и к подпитке фашистских банд, несколько лет действовавших после изгнания германских войск в советской Прибалтике и на Западной Украине. Оно же стоит за свержением суверенных, но неугодных правительств или заменой их на более покладистые. Во многих точках земного шара оно действовало рука об руку с британкой разведкой и другими родственными по духу организациями. Спецслужбы были на острие всех ударов, наносившихся Соединёнными Штатами по силам прогресса. Не всё им удавалось. Однако они наследили во всех крупных событиях новейшей истории.

За время проживания в Штатах автора «Советского шпионажа» состоялась череда военных интервенций и инспирированных переворотов, в подготовке и проведении которых основную скрипку играл американский шпионаж. 1947–1949 — Греция, 1948–1953 — Филиппины, 1950–1953 — Корея, 1953 — Иран, 1954 — Гватемала, 1958 — Ливан, 1959 — Панама, Лаос, Гаити, 1960 — Конго, Эквадор, Гватемала, 1961 — Куба, Доминиканская республика… Стоп.

Список можно и нужно было бы продолжить, хотя только основных заговоров считать — не пересчитать. Ведь впереди ещё были Вьетнам, Индонезия, Чили, Ангола, Никарагуа… Но в 1962 г. Дэвид Даллин благополучно помер и давайте великодушно освободим его от ответственности за дальнейшие кровавые делишки американских спецслужбистов. А вот за перелицовку истории советской разведдеятельности, ответственность несёт не только он, но и те, кто упорствуют в продолжении «холодной войны».

Её атмосфера, раскочегаренная по вине Запада в конце сороковых годов, сильно подействовала на автора книги. Корни Второй мировой войны, взгляд на «сталинские чистки», создание атомной бомбы, щедрость ленд-лиза, бескорыстность воспитанных янки, жестокость неотёсанной советской разведки — всё это преподнесено в таком отштампованном виде, сдобрено таким количеством шаблонных слухов, что удручает. Беря во внимание, сколько нестыковок имеется в книге, не исключено, что автор сам поддался гипнозу американской шпиономании, сам поверил в ставшие дежурным пугалом вещи.

Книга заканчивается главой «Фатализм советской разведки», а глава — фразой: «В самой России было убито больше офицеров советской разведки, чем во всех зарубежных операциях». Она призвана заставить читателя содрогнуться перед ужасом репрессивной сталинской диктатуры, но у сведущего человека почему-то вызывает улыбку.

На ум тут же приходит фрагмент из «Советского шпионажа», где красочно расписана кара, постигшая разведчика Жана Креме. Он якобы чем-то не угодил московскому руководству и в 1936 году был послан с секретной миссией в Китай, где исчез. «Ходили слухи, — то ли злорадствовал, то ли сокрушался Даллин, — что он упал за борт судна и его не смогли спасти». И тут же уверенно доложил, как обстояло дело: «Но в действительности он был ликвидирован ГБ на португальском острове Макао близ Кантона».

Кто автору об этом рассказал — завсегдатаи казино в Макао или шлюхи из борделей Кантона? Автор умолчал, как бы намекая, что ему доступны многие тайны и что спятило вовсе не его, а московское начальство. Настолько спятило, что потратилось на дорогостоящий вояж бедолаги Креме вместо того, чтобы задёшево удавить его в подвале Лубянки.

В таких случаях принято говорить, что мысль (о массовом убиении гебистами героев-разведчиков) высосана из пальца и пусть, мол, останется на совести автора. Это так и не так. Мысль воплотилась во фразу, а та любовно сконструирована по лекалам приснопамятного Геббельса. Остаться на чьей-то совести это не может, ибо подобная нематериальная субстанция априори отсутствует у апологетов общества, где взращиваются или находят приют даллины любого возраста, пола, национальности, вероисповедания, образования и даже сексуальной ориентации.

Нельзя пройти мимо огромного числа сфальсифицированных положений книги. Все не затрону, но о некоторых скажу. О любимом коньке советологов — сталинском терроре — в первую очередь. Отрадно, что за последние годы появилось немало квалифицированных газетно-журнальных и книжных опровержений «массовости» и «незаконности» репрессий в СССР, после чего байки кавалеристов от антисталинизма одна за другой потихоньку отправляются в мусорную корзину.

Весьма патетически начал автор IV главу своей книги: «В России в 1937–1938 годах проходила самая широкая и кровавая чистка, какую только знала история». Добросовестными исследователями в нашей стране и за рубежом не раз давалась отповедь наёмным плакальщикам, льющим слёзы над 20, 30, 40, 60, 100, 140 миллионами погибших от рук советских палачей. Ставки приняты, ставок больше нет, господа? Представьте себе, нашёлся псевдоисторик (между прочим, проректор солидного московского вуза), который раздул сей мартиролог до 250 миллионов. И как ни в чём не бывало, разъяснил, что включил сюда предполагаемое количество неродившихся детей предполагаемых же, но убитых коммуняками родителей.

Каково?! И смех, и грех. Профессиональные демографы недоумённо пожимают плечами. Согласно законам прироста и убыли населения, приняв на веру пусть не наглые сотенномиллионные, а «скромные» десятимиллионные выкладки, да прибавив сюда жертвы Великой Отечественной войны и другие потери, мы должны были бы иметь во второй половине прошлого века от Бреста до Уэлена и от Диксона до Кушки безлюдное пространство. Но имели к началу горбачёвщины державу с 2200 городами, десятками тысяч посёлков и деревень, населённых двумястами восьмьюдесятью миллионами людей.

Довоенные и в значительной мере послевоенные репрессии в СССР — это в действительности неизбежная, предсказуемая классовая борьба в суровейших условиях империалистического окружения. Это в том числе страдания и смерть ничтожного меньшинства, причинявшего страдания и смерть огромному большинству.

Хрущёв первым озвучил количество «жертв сталинизма» — лиц, приговорённых к смерти в период, охватывающий 1921-54 годы — 642 тысячи человек, утаив, однако, что этот показатель включал в себя уголовную составляющую. Во время перестроечного шабаша специально созданная комиссия, спрятавшись подальше от чужих глаз и скребя непонятно по каким архивным «сусекам», вдруг выдала новую цифру: 750.000 человек. В 1992 г. ещё одну: 878.000 человек, скороговоркой пробормотав, что таково общее число расстрелянных за всё время существования советской страны.

Доставшиеся от СССР архивы страдают ныне изрядными изъятиями, вбросами фальшивок. Но и они не позволяют втянуть себя в оголтелые конъюнктурные спекуляции, трубить о миллионах замученных в застенках НКВД. Это — удел политических отморозков, которых, надо признать, хватает и в средствах массовой информации, и в научно-культурных областях, и в правительстве.

Будем исходить из хронологии сосредоточения власти в сталинских руках, беря за точку отсчёта 1930 год (хотя некоторые историки берут за таковую 1934-й и даже 1936-й). Она показывает, что на долю «тирана» приходится не более 780 тысяч преступников, подпавших под высшую меру наказания за контрреволюционные и другие тяжкие государственные преступления. Таковы данные дотошного архивиста В. Н. Земскова, которые, однако, не учитывали неустановленное количество отмен приговоров и замен смертной казни на «отсидку» — по пересмотрам дел, апелляциям, реабилитациям, помилованиям. Существенным обстоятельством является то, что главный научный сотрудник Института истории Российской Академии Наук В. Н. Земсков был представителем антисталинского направления в науке. Налицо основание не подозревать Земскова в желании приуменьшить сталинские «преступления» и принять его данные за относительно близкие к истинным.

Однако имеются авторы, которые пересмотрели итоговую цифру этих подсчётов в сторону занижения. Так, профессор Сигизмунд Миронин (псевдоним), полагает, что всего было казнено менее 300 тысяч человек. В биографии этого учёного, что тоже интересно и важно с точки зрения его личной объективности, имеется антисоветский, антикоммунистический след. Судя по всему, Миронина на опровергающую антисталинистов позицию поставила логика непредвзятых исторических исследований. Перу Миронина принадлежат книги и статьи с не вызывающей сомнений в научности методикой расчётов, с нетривиальным подходом к разбирательству завалов нашей истории, навороченных «демократами» и «либералами».

Нелады с четырьмя действиями арифметики (о более сложных расчётах умолчим из сострадания) — не единственный порок хулителей сталинизма и всего, что с этим связано. Выделим их упорное нежелание учитывать реалии эпохи. В каких условиях жили и выживали веками Россия, а затем десятилетиями Советский Союз? Нет ответа с их стороны.

Они замечают любую соринку в нашем глазу. Но не видят тотального рабства, изуверства и крови, в которых на протяжении всего двадцатого столетия утопали «цивилизованные» европейцы и североамериканцы. Обратимся к историческим сравнениям. Они могут пугать детей Иваном Грозным, за время царствования которого было казнено всего около 4 тысяч человек. Но будут облизывать западноевропейских монархов-кровопийцев, каждый из которых тогда же перебил сотни тысяч своих и чужих подданных. Они могут долго и нудно талдычить о том, как НКВД кого-то выселял или переселял, но ни слова не промолвят о том, как британские войска тогда же, не тратя времени на переселения, целыми деревнями и племенами вырезали и сжигали индийцев, бирманцев, малайцев, негров.

Насилие над несогласными — от затыкания рта до ружейных залпов — шли не только в колониях и на территориях оккупированных государств. Их устраивали и в метрополиях. У меня нет жалости к коллаборационистам, но оторопь берёт, когда узнаёшь, что французские войска, войдя в освобождённый от немцев Париж, отловили и расстреляли без суда и следствия порядка ста тысяч лиц, уличённых в связях с оккупантами. (В аналогичных ситуациях в СССР обязательно проводились и следствие, и суд). Наибольший вклад в репрессивно-карательные процессы, охватывавшие за последние сто лет весь несоветский мир, внесли они — Великобритания, Франция, Испания, Италия, США, Германия, Бельгия, Нидерланды, Япония, Португалия, Турция.

Переносясь в наши дни, мы наблюдаем возобновление с новой силой репрессивно-карательного поведения западных и прозападных режимов. Катализатором послужила сначала перестроечная дезорганизация советской страны с её экономическими, национальными, дипломатическими, военными и разведывательно-контрразведывыательными провалами. А затем — уничтожение СССР, выступавшего фактором сдерживания агрессии и всякой иной инфильтрации Запада в жизнь суверенных государств. На рубеже миллениумов от этой агрессии тяжелее всего пришлось народам Югославии, Ирака, Афганистана, Сирии, Ливана, Йемена, Бахрейна, Ливии, Судана, Сомали, Алжира, Мали, Анголы, Уганды, Сьерра-Леоне, Конго, Пакистана, Панамы, Курдистана… Особняком стоит вялотекущая гражданская война, развязанная горбачёвщиной; она доныне, при иностранном содействии проявляется на постсоветской земле тлеющими и вспыхивающими очагами.

В этих и других регионах мира сегодняшнее вмешательство западных «цивилизаторов» и их холуёв носит вызывающе наглый и кровопролитный характер, стократно более чудовищный, чем самая нетерпимая (на американизированный взгляд) сталинская репрессия. Попутно заметим, что во многих конфликтах было задействовано политтехнологическое изобретение Запада — частные военные компании. Те в свою очередь располагают собственными разведками, которые, впрочем, недостаточно развиты. Зато все они теснейшим образом связаны с государственными спецслужбами, от которых получают необходимую информационную поддержку. В частности, эта поддержка оказывается по линии AFRICOM — созданного США в Африке в 2008 г. военного командования с мощными разведсетями.

Заметить надо бы и то, что в ближайшее время список конфликтных зон будет только расти. С ликвидацией Советского Союза снята всякая возможность избежать новой бойни мирового масштаба. Которой опасаются — не пострадала бы собственная шкура — иные завзятые милитаристы. Но которая непременно состоится в силу объективных законов самоедской натуры капитализма. Ибо они были, есть и будут законами джунглей: кто с ножом — тот с мясом.

Есть, правда, любители порассуждать о том, что человечество-де поумнело, что ядерное оружие обессмыслило военное столкновение сверхдержав, что мир объединяется, границы и таможенные барьеры упраздняются, что всепланетной войны не будет. То же самое накануне сползания стран в пропасть Второй мировой талдычили тогдашние политические «знатоки». Роковое совпадение, различающееся лишь сроками сползания. Но отсчёт уже пошёл — отсчёт началу именно всепланетной драки империалистических псов, чья стая будет раздираться всё более непримиримыми противоречиями.

Кое-кто уповает на потенциальную способность разведки предотвратить войну. Насколько реализуем потенциал? К сожалению, основные усилия разведорганов большинства стран направлены на выявление возможностей военной обороны противника и перспектив военного нападения на него, реже — его невоенной нейтрализации.

Почему-то руководители шпионских ведомств не позволяют запугивать себя недоказуемой гибелью всего живого на Земле при использовании оружия массового поражения (ОМП). Якобы оно делает невозможной победу, так как применивший его первым, обязательно погибает вторым. Действительно, если одновременно рванёт весь запас ядерных и термоядерных зарядов, накопленных странами-членами атомного клуба, то наша планета, пожалуй, разлетится на куски. Однако стратегическая реальность такова, что ни на какой войне абсолютно невозможно с технической точки зрения задействовать весь запас ОМП. И чем оружие мощнее, тем эта техническая невозможность абсолютнее.

Понятно, что использование ракетно-ядерных средств повлечёт колоссальные разрушения материальных ценностей, а капиталистам так хотелось бы захватить их в сохранности. Подбадривающий пример для них — захват в финале перестройки (пусть не де-юре, но де-факто) почти всей советской территории с её неисчислимыми и почти неповреждёнными рукотворными богатствами. Разве что людские ресурсы подсократились. Ну, так это для захватчиков было даже хорошо…

Но всегда ли и всякую ли страну удастся разложить, подчинить изнутри? Конечно, нет. Потому-то генштабисты всех стран — обладательниц ОМП, посмеиваясь над пацифистами, разрабатывают планы ведения и таких войн, просчитывают победу, достигаемую и таким путём. Уже предсказано количество жертв будущей мировой атомной войны — ориентировочно 2,5 миллиарда человек. (Это ж сколько ещё несъеденной человечины остаётся!) При этом разведмероприятия приобретут, уже приобретают повышенный спрос. Вкупе с открытиями в области создания перспективных видов ОМП избирательного действия — поражающих исключительно живую силу противника — успешная агентурная и техническая разведка из вспомогательной предпосылки становится решающим условием достижения военно-политической победы. Ведь нарастающее ускорение научно-технического прогресса, ввод в действие ещё вчера казавшихся фантастическими военных технологий меняют соотношение сил с небывалой быстротой.

Даллин до размышлений по данному вопросу не дошёл. Или не дожил. Потратив много сил на копание в грязном белье спецслужб, он упустил ряд весьма значимых текущих и прогностических проблем. Но мы, изучая прошлое отечественной и зарубежной разведки, должны не просто учиться на ошибках; это — аксиома. Распознать и проанализировать новые формы и принципы борьбы, прорастающие из бесценного опыта всех видов разведки — значит выстроить её как одну из госсистем первостепенной важности и опережающего развития. А в идеале — как систему упреждающего воздействия на врага. В свои лучшие времена советский шпионаж был именно таким, оставляя далеко позади державы со шпионажами, имеющими многовековую историю.

Двойной подход говорливых западных пропагандистов, украшенных высокими научными степенями, просматривается ко всему, что связано с Россией и СССР. Гигантские по размаху репрессии капиталистических режимов замалчиваются либо приуменьшаются и коррелируются в соответствии с условиями давно минувших эпох. Репрессии же сталинского периода, которые относительно невелики, оцениваются по современным нормам буржуазного права или согласно пустомельным хартиям гуманитарных общественных организаций — этих грантоедов, расплодившихся под негласным крылышком спецслужб.

Между тем, аналитическое сопоставление приблизительно одновременного существования в истекшем столетии социализма и капитализма по таким параметрам, как ценность человеческой жизни, социальная защищённость населения, направленность репрессивно-карательной политики режимов, приводит к ошеломляющему заключению.

В результате происходивших в буржуазном мире спланированных геноцидов, спонтанной расовой и межэтнической резни, религиозных столкновений, открытых межгосударственных и внутригосударственных войн и военных конфликтов, секретных военных операций, официальных репрессий (судебных и внесудебных), неофициального политического и уголовного самосуда, карательных колониальных экспедиций, смерти от организованного и стихийного голода, гибели от искусственных эпидемий и т. д., и т. п., человечество по самым осторожным оценкам недосчиталось до 300 миллионов собратьев! Некоторые полагают, что до полумиллиарда! Интеллектуальные и моральные потери за тот же срок не поддаются учёту. При этом, подчеркну, не рассматриваются потери от природных катаклизмов, обычной заболеваемости, бытовых несчастных случаев, производственных аварий, транспортных катастроф, самоубийств и тому подобного.

Всё это протекало при жизни Даллина, иногда у него прямо под носом, на территории США, и надо было быть слепоглухим обывателем, чтобы не замечать преступлений, творившихся на планете, почти полностью находившейся в орбите капитализма. Возможна и другая причина нереагирования: надо быть сторонником живодёрской практики империалистических держав, всецело одобряя подавление сильным слабого и разделяя принцип «человек человеку волк».

Педалируя вопрос репрессий внутри НКВД и РККА, Даллин странным образом избегал в своей книге количественных данных. Одно из объяснений кроется в следующем. Если даже в поздние времена въедливые историки камня на камне не оставили от цифирной гигантомании антисталинистов, то во времена ранние было гораздо проще развенчивать домыслы, ибо репрессивные события ещё были свежи в памяти живых людей. Имеются в виду те люди, которые являлись очевидцами подрывной работы разнокалиберных врагов народа.

Прежде, чем говорить о числовых значениях в этой области, обратим внимание на следующее. Международный капитал вплоть до конца 1940-х годов отводил военному нападению роль главного фактора в разгроме СССР. Но уже в 1930-х годах понимал, что без пятой колонны внутри страны ему не добиться военной победы. Лучшего кандидата на эту роль, чем пёстрая по составу антисталинская оппозиция, было не сыскать. Не будем углубляться в предысторию оппозиции и во внутрипартийные разногласия. Ограничимся констатацией: к середине 1930-х оппозиция оформилась в достаточно единый троцкистский блок, разветвлённый и управляемый из-за рубежа, имеющий прочные связи с западными разведслужбами. Коль скоро его щупальца проникли в партийные, хозяйственно-государственные и советские органы, то несложно предположить, что вооружённые силы и госбезопасность были целью номер один троцкистов.

А ведь это не предположения. Это — железные факты, вскрытые на следствии и оглашённые на открытых Московских процессах 1936–1938 годов. Были, конечно, и закрытые суды; их закрытость диктовалась тем, что фигурантами выступали носители военных тайн. Хрущёвцы, захватившие власть в стране, назвали после XX съезда КПСС сталинское судопроизводство произволом. Они объявили подтасованными материалы дел троцкистских заговорщиков и приступили к реабилитации многих подлинных преступников. Произошла удивительная смычка пропаганды коммунистической (правильнее — ревизионистской, оппортунистической) и пропаганды буржуазной, единых в своём неприятии сталинской политики.

Подавляющее большинство прохрущёвских кадров позже проявили себя нытиками-скептиками, ловкачами-карьеристами и, наконец, лютыми врагами социализма, довели советский народ до перестроечной кататсрофы, раздробили СССР и отдали его осколки в подчинение Западу. Учитывая это, вывод о лживости и преступности антисталинизма очевиден. По сути, осуществлённое Хрущёвым и компанией изъятие венчающей части научного коммунизма, выступающего как слитный воедино марксизм-ленинизм-сталинизм, и привело к застою в теории, а отсюда в практике социалистического строительства. Оно, это строительство, пробуксовывало тем сильнее, чем сильнее были нападки, а фактически клевета на сталинизм. Десталинизация в экономике, политике, идеологии, культуре разрушала страну изнутри эффективнее, чем все шпионские операции Запада вместе взятые. Причём, стимулирование десталинизации входило в планы многих из тех операций.

Как бы не изощрялась идеологическая обслуга режимов на постсоветском пространстве (о западной даже говорить не стоит), но опираться на документы сталинской эпохи и не доверять либо с разборчивой осмотрительностью относиться к документам послесталинского розлива — означает провести подлинно историческое исследование. Высокопрофессиональное, классово детерминированное, независимое от денежного мешка и диктатуры буржуазии, максимально приближенное к истине и даже совпадающее с ней.

«Ничего личного — только бизнес». Ничего антисемитского — только факты. Когда в 1934 году создали Народный комиссариат внутренних дел, среди его руководящих работников русских было порядка 30 %, евреев свыше 40 %. Можно превратно толковать сей факт, можно вежливо недоумевать, но налицо была явная ненормальность. Процент лиц еврейской национальности в системе НКВД вообще сильно превышал их долю в населении страны, пока в ноябре 1938-го ведомство не возглавил Л. П. Берия, переведённый с должности первого секретаря ЦК КП Грузии.

Назначение было более, чем обоснованным. Новый нарком давно зарекомендовал себя кристально честным большевиком, трудоголиком и, что весьма многозначительно, как и Сталин был русофилом и врагом сионистов. Он приобрёл огромный опыт подпольной разведывательной и легальной контрразведывательной работы, ибо являлся членом партии с 1917 г. и чекистом с 1918 г. Уже через несколько месяцев из полутора сотен руководящих работников наркомата русских стало 102, украинцев — 19, евреев — 6. Такие же подвижки и кадровое обновление произошли в низовых звеньях. К началу войны доля русских в центральном аппарате НКВД равнялась 84 процентам, евреев — 5 процентам. Вопреки выдумкам, что Берия, мол, окружал себя земляками, соответствующая доля грузин равнялась 0,7 процента.

Тогда же Берия возглавил и внешнюю разведку НКВД, пока эта функция в феврале 1941-го не перешла к только что созданному Народному комиссариату государственной безопасности; наркомом назначили В. Н. Меркулова. Во время Великой Отечественной войны и позже Берия как член ГКО и заместитель Председателя Совнаркома (Совмина) СССР периодически принимал участие в разработке и проведении особо важных, стратегических операций советской разведки.

Национальный состав изменился не только в органах внутренних дел. В военной разведке, как и в госбезопасности, тоже сильно поубавилось евреев, латышей, поляков. На их месте появились люди с непридуманными русскими именами.

До мероприятий, связанных с именами Берия и Меркулова, Сталин уже начал ряд чисток в кадрах разведывательных ведомств, засорённых антипартийными и просто сомнительными элементами. Кое-кто из последних был уличён в прямых связях с троцкистами внутри и вне страны. На совещании ответственных работников разведки в мае 1937-го Сталин даже заявил, что «разведуправление со своим аппаратом попало в руки немцев» и дал установку на роспуск агентурной сети, потерявшей доверие.

В июне того же года на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны Сталин бил ещё большую тревогу: «Во всех областях разбили мы буржуазию, только в области разведки оказались битыми, как мальчишки, как ребята. Вот наша основная слабость. Разведки нет, настоящей разведки… Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем. …Внутри чекистской разведки у нас нашлась целая группа… работавшая на Германию, на Японию, на Польшу… Разведка — это та область, где мы впервые за 20 лет потерпели жесточайшее поражение. …Задача состоит в том, чтобы разведку поставить на ноги. Это наши глаза, это наши уши».

Естественно, последовали аресты в обоих ведомствах. Среди фамилий, приводимых вразброс, значатся хорошо знакомые каждому, кто так или иначе приобщён к теме: Артузов, Карин, Абрамов-Миров, Боговой, Мейер-Захаров, Никонов, Слуцкий, Гендин, Орлов, Трилиссер, Гай, Озолин, Урицкий, Александровский, Проскуров, Берзин, Шпигельглас, Пассов, Серебрянский, Звонарёв… Добавим сюда, и двух бывших наркомов внутренних дел — Генриха Ягоду и Николая Ежова. Некоторые фамилии не являются настоящими, но называть подлинные не стоит, дабы не возбуждать нездоровых настроений с антисемитским уклоном.

И вот не только Даллин, но все противники Сталина и советской власти твердят о якобы непоправимом уроне, который понесли наши разведорганы в результате обрушившихся на них репрессий. Но, что было важнее в свете надвигавшейся войны с самым сильным врагом в истории — оставить в неприкосновенности древа госбезопасности и военной разведки, изрядно подпорченные образовавшимися дуплами и высохшими ветвями или капитально вычистить и обрезать их, даже рискуя временным ослаблением государства в этой сфере?

Все сталинские меры, предпринятые в 1930-х годах против врагов народа, включая «прополку» комсостава РККА, привели в итоге к небывалому укреплению обороноспособности Советского Союза. Он оказался единственной страной, подвергшейся нападению, где Гитлер не имел пятой колонны! И как бы странным это ни казалось критиканам от антисталинизма, в это время создавались самые эффективные резидентуры, шёл приток самых способных и перспективных агентов, разворачивались самые активные действия разведчиков, многие из которых выстояли на незримом посту всю войну и продолжили плодотворную работу в послевоенные годы.

Немного отвлекаясь, обращу внимание читателя на то, что относительно репрессий в Красной Армии, мы в течение всех постсоветских лет наблюдали знакомый вал обмана. Мне приходилось встречать публикации, где авторы уверяли читателей: в тридцатых годах Сталин уничтожил весь командирский корпус — все 40 тысяч человек. Обезглавил, злодей, армию. Прочитаешь такое и поневоле задумаешься: зря мы отказались от цензуры, так ли уж она плоха, отсекая от читателя подобные бредни.

Зная количество частей и соединений, военных округов и т. п., легко установить, что лиц высшего командного состава в РККА — комдивов, комкоров, командармов, командующих округами и некоторых других не могло быть более одной тысячи человек. Если прибавить сюда командиров полков и батальонов, то и тогда получим цифру в четыре-пять раза меньшую, чем 40 тысяч сталинских «жертв». Что же на деле имело место? А то, что в 1930-х годах из вооружённых сил уволили (подчёркиваю — уволили, а не истребили) приблизительно сорок тысяч военнослужащих различных званий.

За что были уволены? За уголовные преступления, потерю политической бдительности, иностранное гражданство, недостойное поведение в быту, по дисциплинарным причинам, служебному несоответствию, возрасту, состоянию здоровья и т. д. Многие обжаловали обоснованность своего увольнения. Специальная комиссия рассмотрела более 25 тысяч таких жалоб, ходатайств, заявлений. Каким-то жалобщикам она отказала. Другим изменяла, смягчала статью увольнения, помогала восстановлению членства в партии, удовлетворяла иные просьбы. Тем более, что командиров в войсках действительно не хватало. Не из-за «репрессий», а из-за общего увеличения численности армии перед войной, из-за того, что военные училища не поспевали за растущими потребностями. Поэтому к 1941 году из всей массы уволенных были возвращены в строй 11.000 человек. В ряде источников называются 13.000 и даже 15.000.

Правда, выражаясь языком военной канцелярии, имел место некомплект комначсостава, заполненного на 85 процентов. Однако ясно, что ни о какой «обезглавленности» армии, как и военной разведки, речи быть не может. Более того. Если в начале тридцатых годов командиров с высшим военным образованием у нас было менее 30 %, то после чистки в армии, сопровождавшейся ростом её численности, таких командиров стало 52 %.

Я уж не говорю о том, что после ликвидации шайки маршала Тухачевского, строительство РККА было, наконец, переведено полностью на кадровую основу взамен изжившей себя смешанной системы — кадровой и территориально-милиционной.

Такими были сталинские «репрессии», не снижавшие, а повышавшие уровень боеспособности наших вооружённых сил.

Свободно разузнать обо всём этом можно в фондах РГВА — Российского государственного военного архива, который до 1992 г. назывался ЦГАСА: Центральным Государственным Архивом Советской Армии. Почему я не делаю ссылок на эти фонды? Надоело, честно говоря, отбиваться по каждому «гавку» своры антисоветских и антикоммунистических бумагомарателей, приводить номера описей, папок, страниц.

Что толку в туче ссылок, усеявших многостраничный труд профессора Даллина, если большинство их с точки зрения госпожи Истины не стоят ломаного гроша. Не потому, что автор исказил чьё-то мнение или неверно указал название документа. Даллин старался быть предельно точным в этом отношении. Только вот мнение, на которое он ссылается, сплошь и рядом выражено злобным, клевещущим врагом. Документ тоже сплошь и рядом составлен такими же злобными, клевещущими инстанциями.

Словом, есть более лёгкий и доступный путь познать «репрессивную» правду — познакомиться с небольшими, но ёмкими книжками скрупулёзного, я бы даже сказал придирчивого исследователя И. В. Пыхалова. Они доотказа набиты архивными справками по данному вопросу. В периодической печати у этого автора тоже было немало серьёзных статей. Существуют другие авторитетные специалисты и высококвалифицированные публикации.

Обсасывать обглоданную тему-кость репрессий в РККА давайте оставим вечно голодным психо- и социопатам. Зато вот, что важно, вот о чём можно и нужно говорить. Всего по политическим мотивам в тридцатых годах было арестовано 8 тысяч военнослужащих, включая сотрудников разведки. (По другим данным — 9,5 тысячи.) Полторы тысячи из них тоже были восстановлены в должностях, будучи оправданными. Из остальных многие совершенно по заслугам угодили в места не столь отдалённые.

Число приговорённых к смертной казни определяется в 400 человек. Некоторые доводят это количество почти до 1.000 человек. Но в него входят уже не только «политические» и не только высшие командиры. К расстрелу «за политику» были приговорены только семьдесят представителей высшего комсостава. Лишь в отношении 17 из 70 приговор приведён в исполнение. В основном это были высокодолжностные лица — члены троцкистского подполья, участники заговора с целью захвата власти посредством антибольшевистского военного переворота, намеченного на 1937 год.

Сорок тысяч мифических казней и несколько сотен казней реальных — ничего себе параметры вранья!

Завершая этот разговор, укажу на расхожий миф. Хрущёвские реабилитации помогли, дескать, восстановить справедливость и честное имя незаслуженно пострадавших. Полная чушь! Сталин — вот, кто был первым реабилитатором жертв произвола и под руководством которого после принятия в 1938-м соответствующих решений партии и правительства состоялась первая массовая реабилитация. Из 1,2 миллиона заключённых в почти 180-миллионной стране на свободу вышли порядка 300 тысяч оправданных лиц, проходивших по политическим и по уголовным делам. Недобросовестных работников правоохранительных органов сурово наказали: многие получили выговоры, были понижены в должности, сняты, исключены из партии, отданы под суд. Уличённых в связях с внутренней и внешней контрреволюционной оппозицией, с иностранными разведками, расстреляли.

Когда Даллин приводил примеры щадящих приговоров буржуазного суда советским агентам, он, наверное, рассчитывал произвести впечатление на простофиль. Вряд ли он не знал, поэтому вероятнее всего скрывал причину судебного либерализма. А причин могло быть множество: негласная перевербовка осуждённого, попытка выдать его за «расколовшегося» предателя, некая скрываемая помощь, которую тот вправду оказал следствию, неафишируемое разовое соглашение по конкретной кандидатуре между советскими и западными представителями…

Суровое обращение с разведчиками и всякого рода нелегалами есть свойство отнюдь не только нацистских пенитенциарных учреждений. Тюремщики США, ФРГ, Франции, Англии, Италии, Турции (т. е. стран — членов НАТО) славятся как мастера по созданию невыносимых условий для заключённых и доведения их до инвалидности, сумасшествия и самоубийства всего за год или два. А главное — у капиталистических охранных ведомств имеется отточенная, многовековая практика ликвидации заключённых во время отбытия срока наказания. Порой беззастенчивая до такой степени, что они даже не имитируют классическое убийство во время «попытки бегства».

Один из нашумевших примеров: в 1970-х годах группу членов леворадикальной организации «Фракция Красной Армии», приговорённых в ФРГ к различным срокам заключения, спецслужбисты безжалостно убили прямо в тюремных камерах. (Речь о так называемой группе Баадер — Майнхоф). Западногерманских охотников за шпионами не смущало, что, по их же утверждениям, «Фракция» была тесно связана со «Штази» — Министерством государственной безопасности ГДР. Хуже того. Власти ФРГ и европейские правозащитники до сих пор беспардонно лгут о «коллективном самоубийстве».

Я не буду больше останавливаться на опровержении явной ерунды и передёргиваний в «Советском шпионаже». Разве что о ленд-лизе немного скажу. Тем более, что автор, напрочь игнорируя правду ленд-лиза, возвёл на нас кучу гневных обвинений.

Так вот, удельный вес поставок нам заморского военного снаряжения, промышленного оборудования, сырья, продовольствия был незначительным по сравнению с общим объёмом советского производства — менее 5 %. Или 3,5 % общих расходов США на войну. Обсуждать выводы респектабельных трепачей о том, что без североамериканской поддержки мы бы проиграли войну, — не уважать самих себя.

Надо сказать, что режим ленд-лиза был распространён Соединёнными Штатами на сорок с лишним стран. Его общий объём оценивался в 50 миллиардов долларов. Львиная доля — свыше 30 миллиардов — пришлась на Великобританию. Но если англичанам они долг списали (не бескорыстно: те были вынуждены пустить доллар в свои колонии), то нам сразу после окончания войны выставили счёт.

Сталин был возмущён, справедливо полагая, что советский солдат сполна рассчитался тем, что своей кровью спас не только советскую, но и западную цивилизацию. Кроме того, президент Рузвельт обещал нам после войны помочь кредитами, товарами, специалистами, рассрочкой выплаты долга. Однако Рузвельт загадочным образом в апреле 1945 года скоропостижно скончался. По одной версии его убрали с помощью яда, по другой — с помощью пули, а однажды кто-то высказался в том смысле, что было применено и то, и другое.

Сменивший его Трумэн отказался выполнять достигнутые договорённости, пока мы не уплатим весь долг и сразу — все два с половиной миллиарда долларов. То есть попытался взять за горло и задушить истерзанную войной страну, которая вынесла на своих плечах основную тяжесть всемирного военного столкновения.

В результате длительных переговоров США снизили эту цифру до 800 миллионов долларов, но Сталин и её не признал. Лишь в 1990 году Горбачёв лакейски согласился выплатить несуществовавший, по нашему глубокому убеждению, долг.

На Западе любят голосить о «помощи неблагодарным Советам», не раскрывая ни реальных цифр, ни холодящих душу подробностей. Ни слова о том, что эта помощь почему-то прекращалась или поступала урывками в самые тяжёлые, решающие периоды войны. Например, во время битвы под Москвой, затем во время Сталинградской битвы. А если открыть секретные архивы союзничков и подсчитать, сколько и какую помощь они оказали рейху?

Сведения об этом неполны. Но известно, в частности, что тайная помощь нацистам материалами и финансами шла через Швейцарию, Швецию, Испанию, другие формально невоюющие государства. Осенью 1942 года филиал компании «Форд» в Швейцарии отремонтировал две тысячи немецких грузовиков. До 30 % потребностей вермахта в автопокрышках также покрывались «Фордом». А откуда в разгар войны у Муссолини изрядно прибавилось новенького стрелкового оружия, изготовленного на заводах США? Весь испанский танкерный флот работал на Германию, перевозя через Атлантику американское горючее.

Направляя морем конвои с грузами для нашей изнемогавшей в неравной схватке страны, западные «друзья» не раз под благовидными предлогами снимали боевое охранение, уводили свои корабли, бросая беззащитные торговые суда на произвол. Была с их стороны и прямая передача сведений о времени и месте нахождения конвоев германскому командованию. Немцы громили конвои с моря и с воздуха, и суда уносили с собой в братскую океанскую могилу североамериканских, английских и советских моряков. Но чем и кем не пожертвуешь ради того, чтобы проклятые большевики недополучили ценный груз.

Англосаксонские помощнички куда больше, чем Красной Армии, содействовали вермахту, отсиживаясь на своих задворках. Они заспешили на настоящие боевые действия, когда поняли, что могут на тех же задворках остаться навсегда. Да ещё при этом интриговали и подличали, не оставляя надежду заполучить разгромленный нами рейх даром, украсть советскую победу. Язык не поворачивается именовать союзниками наших партнёров по антигитлеровской коалиции, на которых лежит несмываемое пятно негодяйства, как свидетельство их попыток за спиной СССР вести переговоры с фашистами о сепаратном мире.

Надо сказать, что книга Даллина требует определённой исторической подкованности читателя. Здесь перечисляются самых разные деятели самых разных эпох, которые для слишком многих наших современников, особенно молодых, с их примитивной школьной и бездарной вузовской исторической базой, пустой звук. Штреземан, Альварес дель Вайо, Борман, Мануильский, Петен… — эти и другие имена оставили неодинаковый, но заметный след в истории XX века, хотя малоизвестны читателям века XXI. Давать комментарии по каждому из них означало бы «утяжелять» книгу, которая и без того перегружена научным аппаратом. Приходится советовать пытливым и любознательным, коль скоро они хотят знать не только историю спецопераций, но Историю вообще, чтобы они сами уточняли и доискивались до имён и фактов.

Добавлю только, что нечасто, но в книге встречается одиозное имя, к которому автор со всей очевидностью благорасположен: Троцкий. Думаю, для многих оказалось новостью изложенное Даллиным хитроумное вредительство Троцкого в сфере советской разведдеятельности. Автор, «облагораживая» и «гуманизируя» образ вредителя, с каким-то нездоровым одобрением зафиксировал: «Даже Лев Троцкий, несмотря на его особый интерес к новому разведывательному отделу… резко возражал против слияния коммунистической работы со шпионажем. Троцкий понимал, что коммунистические партии… должны вести независимую политику, отвечающую взглядам и интересам их членов, и ничто не может быть столь пагубным, как вовлечение их в шпионаж в интересах иностранной державы».

Вряд ли означенные симпатии автора были обусловлены внушением его жены Лили Эстрин Даллин (урождённой Гинзберг), которая состояла активным членом одной из троцкистских организаций США. Смолоду и она была меньшевичкой. Эмигрантка со стажем, она в тридцатых годах работала в Париже секретарём у махрового антисоветчика Б. И. Николаевского, уже называвшегося нами. Одновременно тесно сотрудничала со Львом Седовым — сыном Троцкого, доверенным лицом последнего, уполномоченным на самые секретные контакты в европейских столицах.

Кстати, сынок Даллиных — Александр тоже оказался классическим яблоком, недалеко упавшим от родительской яблони. Школу он закончил в Америке. В одноклассниках у него числился сам Генри Киссинджер — будущий госсекретарь США и та ещё сионистско-масонская гнида. В годы Второй мировой войны Даллин-младший служил в американской разведке. Впоследствии стал патентованным историком-советологом, профессором Колумбийского университета и директором Института России — рассадника идей «холодной войны» и общезападного человеконенавистничества. Был привлечён к работе в правительстве США в качестве консультанта. Ясно, по каким вопросам.

Короче, вся эта ныне упокоившаяся семейка слыла образцом антисоветского миропонимания. Поэтому ничего удивительного нет в том, что муж миссис Даллин-Гинзберг был давно духовно близок к группенфюреру СС, то бишь к иудушке (определение Ленина), приконченному в 1940 году. В организационной связке с внедрявшимися в коммунистическое движение троцкистскими грызунами, он не засветился. Однако находился с их главарём в одной, если можно так выразиться, тематической упряжке.

Да, но при чём здесь эсэсовский мундир?

Произошедший в 1917 году раскол России на красных и белых простёрся до фашистских времён и рядов. Увы, не помнят люди разоблачительных фактов не столь давнего прошлого, забывают о тесных контактах и сотрудничестве троцкистов с фашистами, о координационном объединении подпольных троцкистских структур со спецслужбами Третьего рейха. А ведь в своё время об этих контактах было сказано, нет, не Вышинским, не Берия, не Сталиным, вернее не только ими, а вслух и с негодованием, вполне допускаю, с искренним, хорошо информированным сэром Уинстоном Черчиллем.

Являясь одним из инициаторов гражданской войны и интервенции, Черчилль после победы красных охладел к белогвардейским кругам. А в тех кругах кое-кто охладел к британским покровителям. Стал искать новых и нашёл их в лице германских нацистов. К этой антибольшевистской, антисталинской силе потянулись и троцкисты. Под эгидой свастики состоялась смычка различных, но самых активных отрядов антисоветского сброда, что не поменяло философской сути раскола на красных и белых. Разве что рафинировало содержание и сорвало внешнюю шелуху, как с российского, так и с международного противостояния капиталистов и антикапиталистов.

В 1930-х годах следствие по делам врагов народа из числа высокопоставленных лиц в партийной, военной, хозяйственной и других сферах советского государства установило, что Троцкий сотрудничал с немецкой разведкой с 1921 года. А на основе заключённых уже с гитлеровской Германией тайных соглашений, готовил упоминавшийся выше переворот в СССР и передачу немцам обширных советских территорий.

Но тогда почему пригрели иуду не германские, а североамериканские круги? Правда, они не рисковали держать столь малоприятного деятеля у себя дома, припрятали по соседству — в Мексике. И всё же, как понимать, что США устроили лёжку для прогерманского зверя, хотя находились в дружественных отношениях с Англией? Ведь германо-английские распри уже полным ходом раскручивали новую мировую войну, угрожавшую не только Европе.

Эти обстоятельства никого не должны смущать. Во-первых, сотрудничество Троцкого с немцами (как и присвоенное ему заочно звание) было сверхсекретным, дабы не пугать некоторые влиятельные еврейские круги. Следовательно, ему было противопоказано находиться в Германии. Во-вторых, британцы для янки были не указ. В-третьих, США сами имели тесные связи с нацистской Германией. И вообще у них были свои виды на Гитлера. Поэтому финансово-промышленные воротилы Нового Света поощряли дружбу троцкистов с НСДАП, абвером, гестапо, СС, с остальной тёплой фашистской компанией.

Так же ничуть не удивляют всплывшие факты сотрудничества лично Троцкого и многих его последователей с «Интеллидженс Сервис», о чём тот же Черчилль благоразумно помалкивал. Для какого-нибудь простака здесь тоже повод к недоумению: куда-де в этом случае смотрели нацисты? В корень смотрели. В тот корень, откуда разрастается и питается всё переплетённое, ядовитое, аномальное древо западных спецслужб. Которые, даже обнимаясь, душат друг друга, затем снова обнимаются и снова душат.

Оперативные контакты разведок Германии, Италии, Англии, США имели место в течение всей Второй мировой войны. В клоачном мире капиталистического шпионажа свои нравы. Там свои неписаные законы, порой на 180 градусов отличающиеся от правовых норм буржуазных отечеств. Своя подспудная деятельность, порой абсолютно противоположная декларированной политике буржуазных правительств. Свои интересы и цели, порой не совпадающие с целями сражающихся на фронте собственных армий. Одно слово — Система! Единоутробная Система Капитала!

Так что немцы поскупились. Своего союзника с такими заслугами, с таким стажем и такого калибра они могли бы удостоить звания обергруппенфюрера. Впрочем, группенфюрер — тоже не слабо, соответствует общевойсковому званию генерал-лейтенанта.

В высоком нацистском чине, не единственном из его тайных ипостасей, и завершил свою преступную жизнедеятельность международный шпион и авантюрист, иудомасон и лжекоммунист Лев Троцкий, он же Лейба Бронштейн, которого карающая длань сталинизма настигла в далёкой Мексике. Не спасли иуду ни опекуны — североамериканские банкиры, ни полицейское прикрытие со стороны местных властей, ни толстые стены усадьбы-крепости с охранной сигнализацией и пулемётами, ни вышколенные телохранители.

Остаётся сожалеть, что с липовым ультра-р-р-революционером это произошло в 1940 году, а не намного раньше.

…Как писал о произведении профессора Дэвида Даллина полковник в отставке Виталий Чернявский, «для запугивания обывателей западных государств нужно было сотворить некую страшилку, и Даллин ловко справился с этим заказом». И далее: «Хотелось бы… предупредить читателя о том, что в книге, как на минном поле, оставшемся со времён «холодной войны», могут таиться «сюрпризы», к которым следует относиться, если не скептически, то предельно осторожно».

Соглашаясь с этим и критически воспринимая данные, содержащиеся в книге, я, тем не менее, предлагаю считать её полезной и необходимой. «Советский шпионаж» действительно изобилует реальными эпизодами и конкретными фактами тайной войны, некоторые подробности которой до этого были неизвестны. Да и пространственно-временное поле, охватываемое книгой, было уникально по своему историческому значению для судьбы мира. Произведение даёт нам предметный урок «холодной войны», позволяет увидеть нас самих глазами врага, выяснить его знание и незнание, познакомиться с его приёмами вольного препарирования истории, определить способы эффективной контрпропаганды.

Десакрализация любыми способами русской и советской истории — обязательное требование, предъявляемое к деятельности каждого советолога. Во всяком сегменте этой истории нам могут встретиться, как умницы с храбрецами, так и глупцы с трусами. В специфическом шпионском сегменте — в том числе. Удалять оттуда первых, оставляя лишь вторых — такой была одна из задач профессора Даллина. Не будем забывать, что в основе антикоммунизма и антисоветизма лежит множество причин, но их целеполагающим умыслом была и остаётся русофобия, расправа, как говорил Аллен Даллес, с самым непокорным народом на Земле.

Не исключено, что вопреки воле автора, в сознании мыслящих людей произойдут подвижки и другого рода. Найдутся те, кто, ознакомившись с «Советским шпионажем», предпримут усилия для поиска более квалифицированных и доподлинных исследований об отдельных событиях и участниках героического и трагического тридцатилетия в истории как видимой, так и невидимой борьбы двух непримиримых жизнеустройств, двух разнонаправленных векторов развития человечества.

Лаврентий Гурджиев