Мы на удивление спокойно и без приключений проехали через городские ворота. Нас даже не стали досматривать: повезло то, что впереди ехал торговец пивом, и стража была увлечена 'поиском контрабанды' в его бочонках.

Доехали до развилки и свернули на разбитый путь, ведущий в объезд городского рынка и центральных улиц к северному выезду из города. Остановились на небольшой площади у невзрачного постоялого двора почти у самых Северных ворот.

— Вирт, вы с Минари выходите тут. Учитель Кагг снял для вас две комнаты. Лошади тоже уже куплены и ждут вас в конюшне. Это деньги на дорогу и подтверждение оплаты за комнаты и лошадей, — ректор протянул Вирту увесистый мешочек и небольшой свиток с печатью, — необходимые в пути вещи уже собраны и ждут вас в комнатах. Вечером я или учитель Кагг вернемся передать вам пропускные документы. А вот с госпожой Клеей и метрессой Гильдой вам нужно попрощаться прямо сейчас. Им пора возвращаться, чтобы их отсутствие не вызвало ненужных подозрений.

Обернулась к госпоже Клее и обняла ее.

— Спасибо Вам, госпожа Клея, я буду очень скучать по Вас.

Целительница смахнула слезы и обняла меня в ответ.

— Прости, я положила тебе в дорогу только два твоих новых платья, остальные все старые, чтобы не привлекать внимания.

— Ну что Вы, — растрогалась я, — мне все равно.

— Я тебе еще положила твою котомку с травами.

— Спасибо, — теперь уже я смахивала слезы.

— Держись, — сказала госпожа Клея, — ты сильная девочка. Ты все выдержишь.

— Я знаю, — кивнула, прикусив губу, чтобы не расплакаться.

— Удачи Вам, — пожелала метресса Гильда, — я знаю, вы проедите недалеко от Хрустальных гор. Если получится повстречаться со стариком Гильдом, передавайте ему привет от дочери и скажите, что его зрение до сих пор острое, а рука твердая. Он поймет вас.

— Обязательно передадим, метресса Гильда, — пообещал Вирт и спрыгнул на землю. Подождал, пока я не поблагодарю ее и легко снял меня на землю.

Повозка скрылась за поворотом и мы, переглянувшись, взялись за руки, и пошли вселяться.

Ухрак сорвал веревочную лестницу, скрутил ее и запихнул под большой осколок известняка, лежащий недалеко от лаза в подземелье. Он осмотрелся, стараясь, до мелочей запомнить это место. Его душа горела местью и он не собирался отказываться от нее. Его хитрости и злости хватит, чтобы выждать время необходимое, чтобы министр утратил бдительность; и тогда он вернется. И нет таких Богов, которые бы помешали ему завершить его месть. Хирка, наблюдая за ним со звездного моста, будет им гордится и позволит снова соединиться с ней.

Орк принюхался и уверенно побежал тем же коридором, которым несколько минут назад прошли человечка и ее муж со старухой.

Он шел по их следу до самого выхода из катакомб, безошибочно отмечая в своей памяти все повороты, подъемы и спуски. Подождал, пока они усядутся в повозку и отъедут, и только тогда вылез на поверхность.

Мы вошли в большой зал на первом этаже и Вирт, усадил меня у окна, наблюдать за улицей, а сам подошел к хозяину выяснить насчет наших комнат.

— Доброе утро, любезнейший, — кивнул он хозяину.

— Чего изволит господин? — тот слегка поклонился в ответ и вышел к нему из‑за стойки.

— У нас заказаны две комнаты у Вас и лошади на завтра на утро, — Вирт протянул ему свиток.

Хозяин развернул пергамент и внимательно просмотрел.

— Все верно, господин Тирк, второй этаж, вторая и третья двери направо, — он вытащил из кармана два ключа и протянул Вирту. Удобства на этаже, но ежели дама желает, — покосился он в мою сторону, — можем для нее втащить корыто в номер. Всего две серебрушки, — бесхитростно предложил хозяин.

Вирт вопросительно посмотрел на меня и я, пряча улыбку, кивнула.

— Дама желает.

Обед Вирт попросил подать не откладывая. Пока грелась вода, я успела опустошить полную тарелку супу и умяла половину вареного цыпленка. С удивлением смотрела на пустые тарелки и не понимала, куда оно все в меня влезло.

Уже третий раз промыла волосы и почти до крови расцарапала колючей мочалкой спину, но все равно мне казалось, что я еще грязная. Если бы вода не остыла я бы так и сидела в деревянной лохани весь день. Но пора было выползать. Я вытерлась куском ткани, который принесли вместе с лоханью, и вытащила из сундучка так полюбившееся мне зеленое платье, купленное Виртом на праздник Зимы. Расчесала волосы и уже хотела завернуть их в привычный узел мокрыми, как вдруг вспомнила, что Вирт владеет и бытовой магией и подумала, что ему наверняка не составит труда высушить их.

Выскочила в коридор и постучала к нему. Несколько секунд прислушивалась, а потом позвала.

— Вирт, открой, это Минари.

Тишина. Наконец услышала тихое проклятье и глухой стон.

— Вирт? — испуганно вздрогнула я, и еще громче постучала, — Вирт, открой, что с тобой?

— Минари? — раздался приглушенный голос из‑за двери и после паузы мне резко ответили, — иди к себе, мне нужно побыть одному.

Я растерялась и даже немного обиделась. Повернулась, чтобы уйти, как вдруг застыла от догадки.

— Это отдача, ведь так? Госпожа Клея оказалась права и у тебя передозировка от поддерживающих капель? — Крикнула я и подергала дверную ручку, — Вирт, открой, я никуда не уйду, слышишь. Я же знаю, что тебе плохо.

Снова раздалось проклятие и я наконец услышала как он идет к двери.

Вирт открыл дверь и, не глядя на меня, развернулся и, пошатываясь, пошел к кровати.

Никогда его таким не видела. Бледный, с посиневшими губами и испариной на лбу, он выглядел совершенно измученным.

— Вирт? — испугалась я, — тебе настолько плохо?

Он скорее упал, чем сел на кровать и уронил голову на руки, чтобы я не видела, как он кусает губы.

— Терпимо. — Выдохнул он сквозь сжатые зубы и я бросилась к нему.

— Вирт, — присела перед ним на корточки и схватила его за руки, — посмотри мне в глаза, скажи, что болит? Я помогу, госпожа Клея дала мне травы.

— Минари, — он устало вздохнул и поднял на меня мутные от боли глаза, — травами тут не поможешь, — это надо просто переждать. Иди к себе и постарайся уснуть. Завтра будет тяжелый день, нужно, чтобы из нас двоих хоть один отдохнул. Вечером вернется ректор Янир, он поможет мне.

— Нет, — отчаянно закачала головой, — я не оставлю тебя одного. Пусть я не могу совсем убрать эту боль, но я могу облегчить ее. Я остаюсь с тобой.

Не стала слушать его возражения и решительно заставила лечь в постель. Потом сбегала к себе за травами и заварила чай из розмарина и мяты.

Какое‑то время мне казалось, что после чая ему стало лучше, но прошло минут десять и его состояние резко ухудшилось. Мучительная судорога пробежала по телу, его выгнуло дугой, и он захрипел.

— Вирт! — закричала я, пытаясь привести его в чувство, и схватила, чтобы не дать свалиться с кровати. Но он не слышал меня и был слишком тяжелый, чтобы я могла удержать его. Мы свалились на пол.

Следующие полчаса были самыми ужасными в моей жизни. Его трясло со страшной силой, и он просто корчился от боли, мечась по полу, и сбивая все, что стояло около кровати. Я, как могла, пыталась удержать его и хоть немного успокоить, чтобы не дать себя поранить. В конце концов, додумалась просто обнять его и прижать его голову к груди. Сидела на полу и шептала, как я его люблю и как мне страшно и просила не оставлять меня. Наконец он в последний раз дернулся и затих. Вот это был настоящий ужас, я вдруг испугалась, что он умер. Истошно закричала и сама затрясла его, как грушу, крича как ненормальная, что сама убью его, если он сейчас же не придет в себя. В какой‑то миг его губы дрогнули, и он открыл глаза. Руки у меня задрожали и я, зарыдав, уронила голову ему на грудь, а потом схватила его и начала целовать.

Дверь за спиной резко распахнулась и хозяин заведения витиевато заявил нам все, что он думает о молодой бесстыжей парочке, которая, не стесняясь других постояльцев, устроила оргию средь бела дня у него в гостинице.

Но мне было настолько все равно, что я даже не обернулась, продолжая целовать его со всей страстью, на которую была способна.

Почувствовала, как его руки поднялись и обняли меня, притягивая поближе.

— Почему все так несправедливо? Ты впервые сама целуешь меня, а у меня нет сил даже обнять тебя.

— Вирт, — заплакала я от счастья, — как ты напугал меня. Я Бог знает что подумала.

— Прости, я не хотел, чтобы ты это видела, — он провел рукой по моей щеке, стирая слезы и я повернула голову, чтобы поцеловать его ладонь.

Потом опять наклонилась к нему и поцеловала, открыто показывая все, что чувствовала к нему в этот момент. Целовала его глаза, губы, плечи — все до чего могла дотянуться, и повторяла, как заведенная, что люблю его. Зарывалась руками в волосы, гладила по спине и не могла успокоиться, так мне хотелось, чтобы он понял, как много значит теперь для меня. В какой‑то момент крышу окончательно снесло и я зашептала ему прямо в губы, что хочу его.

Не знаю, чем бы все это окончилось, если бы он не отстранил меня и не прошептал.

— Минари, родная моя, любимая девочка, нельзя так. Я не смогу сдерживаться сейчас и тебе будет очень больно. Поверь, я сам хочу тебя безумно. Ты мне уже просто мерещишься, но нельзя. Я не могу рисковать тобой, хозяин и так на взводе, нам нельзя больше провоцировать его. В лучшем случае, он вышвырнет нас отсюда, а в худшем вызовет стражу. Я не прощу себе, если опять поставлю тебя под удар.

Глухо застонала и упала ему на грудь.

— Нет в жизни справедливости. Всегда боялась близости, и вот сейчас сама согласна и нельзя.

Обхватила его лицо руками и сказала, прямо глядя в глаза.

— Вирт, для меня все это впервые и очень серьезно. Ты сам заставил меня влюбиться в себя и даже не надейся, что я теперь тебя отпущу. Я ужасно упрямая, слышишь, и мне плевать на какого‑то трактирщика.

Вирт улыбнулся и, наклонившись, коротко поцеловал меня в нос.

— А на ректора тебе тоже плевать?

— Ректора? — недоуменно уставилась на него, — а он тут причём? Он же только вечером обещал прийти.

— Обещал, но я не уверен, что мы успеем закончить до вечера.

— Да? — удивленно и слегка разочаровано протянула я.

— Да, — Вирт, улыбнулся и еще сильнее притянул меня к себе. Потом решительно отодвинулся и встал, потянув за собой и помогая подняться. Он наклонил мою голову и вытащил из еще мокрых волос какие‑то сучки, — А вот помыться нам обоим не мешало бы еще раз. Еда в заведении хорошая, но с уборкой тут явно не сложилось, — сказал он, отряхивая паутину с моего платья.

— Предлагаешь нажаловаться на хозяина постояльцам? — улыбнулась я.

— О, нет, это чёрствые люди лишены всякой романтики, боюсь, они не оценят нашу тягу к чистым полам.

Засмеялась и с нежностью провела рукой по морщинкам у него на лбу.

— Вирт, тебе нужно поспать, ты же совсем вымотался.

— Сейчас лягу, только дождусь, когда ты вернешься к себе и запрешь дверь.

— А я не собираюсь уходить, — сказала, забираясь на его постель и откидывая одеяло. — Я тебе не доверяю, ты меня постоянно обманываешь. Я хочу сама убедиться, что с тобой все в порядке. Так что ты сейчас ляжешь, и будешь спать, а я буду наблюдать за тобой.

Вирт во все глаза уставился на меня.

— И ты полагаешь, я смогу так заснуть?

— Ага, и даже не собираюсь это обсуждать. Ложись, я сказала, — потянула его в кровать.

— О, Боги, за что мне это? — Простонал Вирт, пока я укрывала его одеялом.

Он еще долго ворочался и ворчал, но усталость взяла свое и он наконец уснул, а я лежала рядом, опираясь локтем на подушку, смотрела на него и тихонечко гладила и целовала, стараясь, не разбудить.

— А, вот и Вы, господин хороший, — хозяин постоялого двора загородил ректору проход, — кого это Вы мне подсунули? Порядочные люди? Это что, так теперь проходимцев всяких называют? Я их еще, дурак старый, на этаж с детьми подселил. Нет, чтобы во флигель во дворе. Устроили мне разврат среди белого дня. Я три раза ходил, стучал, просил совесть поиметь, и что? Наглости хватило даже дверей не закрыть?!

— Что‑то я никак не пойму, о ком Вы? — сказал, нахмурясь ректор.

— О ком?! О ваших благородных детях, благородных родителей! Вот о ком! Господин Тирк и его кузина, будь они неладны.

— Вы что‑то спутали, любезнейший, — расслабился ректор и попытался обойти хозяина заведения.

— Спутал? А вот пойдемте, сами полюбуетесь.

Хозяин резво побежал впереди ректора и громко постучал в дверь номера Вирта.

Но никто не отозвался. Хозяин постучал еще раз и крикнул.

— Откройте, господин Тирк.

И снова тишина.

Хозяин собрался снова начать выбивать дверь, но ректор остановил его.

— Прекратите. Это уже выходит за рамки всяческих приличий. Я не намерен терпеть такое грубое вмешательство в личную жизнь кого бы то ни было, — ректор развернулся и начал спускаться в общий зал на первом этаже, — пойдемте, я доплачу Вам за причиненные неудобства.