Духи землетрясений, бог молнии и тайные союзы
Нелегко европейцу разобраться в совершенно чуждых ему общественных отношениях экзотических народов, но еще труднее проникнуть в мир их идейных представлений. Эта задача под силу лишь тому, кто владеет туземным языком, кто, прожив долгий срок среди племени, сумел завоевать его полное доверие. Таким требованиям удовлетворяют, разумеется, лишь немногие ученые. К тому же в научных наблюдениях не исключена возможность субъективного подхода. Поэтому ученым никогда не удастся до конца раскрыть одну из самых интересных сторон человеческой культуры — религию экзотических народов и их духовный мир, отображенный ими в живописи и пластике.
Мы не знаем, все ли папуасские племена задумываются над сущностью мироздания, над его возникновением, как горные папуасы мбовамб. В их загадочной по происхождению культуре проявляются в высшей степени своеобразные черты. Люди мбовамб представляют себе небо как твердый свод, раскинутый над землей, как обитель предков, опекающих своих живых потомков. Но небо, по их представлениям, простирается и под нижней стороной земного диска, на которой живут духи землетрясений. Эти Духи не злые, но когда они гневаются, сотрясается земля. Солнце и луна (таким же образом персонифицируемые) живут в далекой стране на востоке. Оттуда они начинают свой путь на запад и, продолжая его под землей, снова возвращаются в свою страну. И так в вечном, бесконечном движении снова и снова повторяют они свой путь. Солнце и луна не играют никакой роли в религиозных представлениях папуасов. Хотя культовые церемонии с давних времен совершаются при полнолунии, пока еще не доказано, существовало ли у них когда-либо поклонение луне.
Вечное созидающее начало вселенной горные папуасы представляют себе весьма вещественно. Небо и Земля, существа мужского и женского пола, пребывают в объятиях любви, отчего разражаются грозы и проливается животворный дождь, благодаря которому люди могут жить. Этой «творящей жизнь чете» посвящен праздник плодородия. Однако совершение этого празднества не означает, что небу и земле поклоняются больше, чем божествам растительности. У горных папуасов нет представления ни о боге-творце, ни даже о культурном герое, тогда как у других племен оно существует, например у племен залива Папуа. У последних культурный герой ассоциируется даже с молнией. От него происходят все культурные ценности, а особенно добывание огня и танцы. Рождение его было необычным; по мнению одних, культурный герой вышел из птичьего яйца, по представлениям других, он происходит от какого-то двойственного существа женского пола. Смерть этого бога молнии так же таинственна, как и его рождение. Он внезапно исчез, и никто не знает, куда. Но всюду, где еще живы подобные представления, верят в будущее пришествие культурного героя, верят, что этим ознаменуется наступление новой, чудесной эры. Вера в мессию издавна существует и у папуасов и у других экзотических народов. Она особенно окрепла в течение прошлого столетия, в чем далеко не последнюю роль сыграли миссионеры. Под влиянием этой веры появились религиозно-фанатические организации, деятельность которых особенно оживлялась в политически неспокойные времена, какими были годы первой и второй мировых войн, оказавших немалое влияние на жизнь всех народов Океании.
Казалось бы, папуасы никогда не задумывались над возникновением мироздания, над появлением человека и довольствовались лишь тем, что объясняли происхождение особенностей своей культуры. Но это далеко не так. Патеру Лауферу, бывшему в течение более двадцати лет миссионером среди папуасского племени байнинг на севере Новой Британии, удалось подробно изучить их мир представлений. Ему помогло знание языка и прежде всего то огромное доверие, которое он завоевал у байнингов во время совместного пребывания с ними в японском концентрационном лагере.
Люди байнинг, как и соседнего племени сулка, рассказали ему о некоем бесполом и бестелесном существе. Ему подвластны земля, вода, животные, на которых ведется охота, и растения. Это существо распоряжается жизнью и смертью людей. Оно произвело на свет первых людей — мужчину и женщину, которые вознеслись на небо, после того как обучили своих детей, теперешних людей, племенным обычаям. Существо, сотворившее мир, вручило первому мужчине Солнце в виде зажженного факела, а первой женщине — Луну. С тех пор Солнце и Луна в руках первых мужчины и женщины — неугасимые факелы, вечно освещающие путь людям. К «доброму отцу», «великому», «почтенному», как люди племени байнинг называют этого творца мира, взывают в минуту горя, в честь его у «святых мест» в горах совершаются жертвоприношения. Но культу высшего существа в мире религиозных представлений папуасов не отведено столь видного места, как культу духов и демонов. О том, что представление о высшем существе имеется и у папуасов Новой Гвинеи, свидетельствует исследователь Ауфенангер, проживший долгие годы среди племени генде в горах Бисмарка. Люди генде перед охотой на древесного медведя или перед сбором плодов взывали в своих заклинаниях к божеству, сходному по своим чертам с богом-творцом байнингов. Правда, смешение культур ослабило представления об этом божестве.
В гораздо большей степени мыслями и чувствами папуасов владеют сверхъестественные существа, духи и демоны. В большинстве своем духи и демоны человека не любят, и поэтому их приходится задабривать при помощи таинств. Некоторым духам природы, так сказать безобидным, особого почтения не оказывают, например Солнцу и Луне. Люди генде считают их супружеской четой, совместно совершающей свой путь, причем муж — Луна — всегда преданно следует за своей женой — Солнцем. Олицетворяются и другие небесные тела, а также явления природы, но они не слишком волнуют воображение папуасов.
Другое дело — злые духи природы. По облику они не отличаются от человека, однако сразу же бросаются в глаза своим диким видом. Они предвещают болезнь, войну или голод, и поэтому в случае надобности их изгоняют. В 1933 г. много путешествовавший этнограф Неверман наблюдал в папуасском селении Какайю изгнание злого духа по имени Акон, который считался виновником вспыхнувшей там эпидемии гриппа. На месте совершения обряда стоял прямой столб из ствола бетелевой пальмы, расписанный красно-белыми полосками, как древко флага. Столб венчало кольцо из волокон листьев кокосовой пальмы. У подножия этой мачты был разведен костер, и туда бросали большие куски бамбука, которые с громким треском лопались от жара. Устрашающий треск должен был изгнать из селения злого духа. Но для того чтобы тот знал, куда ему надлежит отправиться, произносились названия нескольких соседних враждебных селений.
Со злыми духами ассоциируется и малярия, нередко свирепствующая в болотистых долинах рек. Племя мбовамб представляет себе злых духов в обличье безобразного чудовища с коротким туловищем и чрезвычайно длинными конечностями. Такие чудовища живут в пещерах, кратерных озерах и дуплах деревьев. Многие из них могут обернуться крокодилом, змеей, птицей или свиньей или принять вид скалы или дерева. В этом отношении любопытен случай, описанный Вирцем. Один миссионер попросил у туземца горного племени энга разрешения срубить его дерево. Но дерево было не простое. Оно считалось священным, потому что в нем обитал злой дух Вема. Когда распространился слух о том, что хотят срубить священное дерево, люди забеспокоились, говорили, что тогда кто-то непременно умрет. Дерево было срублено, а день спустя над рекой оборвался висячий ротанговый мостик и в воду упали два воспитанника миссии. Случайность ли это или злой дух Вема разгневался? Происшествие настолько взволновало туземцев, что они изгнали из селения своего соплеменника, разрешившего срубить священное дерево, и разорили его огород.
Надежной защитой от демонов и других злых духов считаются амулеты. Особая защитительная сила приписывается выращиваемым имбирю и кустарнику кротон.
Иначе обстоит дело с тотемами. Тотемизм мы наблюдаем далеко не у всех папуасских племен. Характерно, что племена долины Дигула, наиболее древние представители папуасской народности, с этими религиозными представлениями не знакомы. Есть также племена, как мбовамб и генде, лишь названия которых дают основание для предположения о том, что у них когда-то были тотемические представления. Наиболее яркие формы тотемизма присущи племенной группе маюб, живущей на юге Новой Гвинеи. Так, у племени йенан еще в 1933 г. существовал 31 различный тотем! Это были саго, вода, исполинский аист, морской орел, крокодил, казуар, райская птица, кустарник кротон, ротанговая пальма, цапля, журавль, кокосовая пальма, ядовитая змея, бетелевая пальма и различные виды рыб.
Танцор со знаком отличия тотема (юг Новой Гвинеи)
Так как брак мужчины и женщины одной и той же тотемной группы недопустим, родители каждого человека принадлежат к двум различным тотемным группам, и каждый человек причисляется к тотему своего отца. У этих племен на употребление в пищу тотемного животного или тотемного растения не накладывается никаких ограничений. Следят лишь за тем, чтобы при съедении собственного тотемного животного или растения не забыли громко произнести слова: «Ах, до чего же вкусно!» Следовательно, папуасский тотемизм существенно отличается от австралийского, при котором запрет на употребление в пищу тотемного животного или растения снимается лишь на время празднеств, чтобы вступить в общение с тотемным предком. Тем не менее было бы ошибочно расценивать отсутствие такого запрета у папуасов как явление упадка. Дело в том, что у австралийцев растительный и животный мир не столь богат, как у папуасов, и поэтому там подобного рода ограничения на пищу вполне естественны. В то же время щедрая природа Новой Гвинеи позволяет папуасам не иметь запретов на пищу.
В противоположность австралийцам папуасы всегда боятся повстречаться со своим тотемным предком. От этой угрозы они пытаются избавиться при помощи волшебной лопатки, по форме и по назначению похожей на дощечку-гуделку.
У каждой тотемной группы, обозначаемой иногда на английский лад кланом, есть свой знак отличия. Он сделан из дерева, травы или какого-либо другого растительного материала и представляет собой либо символическое, либо реалистическое изображение тотема. Подобные знаки отличия малых размеров служат своеобразным способом общения. При посылке подарков людям отдаленных селений препровождается знак отличия тотемной группы, по которому получатель распознает отправителя. Такие же знаки отличия прикрепляются к полезным растениям. Они охраняют собственность от посягательств. Тотемные значки имеют то же значение, что и значки на посыльной палочке австралийцев.
Хижины с бочковидной крышей (Торресовы острова)
Тотемные знаки отличия с большим мастерством делают люди племени маринд-аним, о которых идет недобрая слава охотников за головами. Эти люди — искусные резчики по дереву. Они делают всевозможные резные украшения и фигуры, изображающие тотемного предка. Украшения и фигуры они промазывают древесной смолой и оклеивают красным и иссиня-черным горохом, а также беловато-серыми семенами «богородицыной травки». Маску тотемного предка носят на голове; кусками пальмовой коры покрывают спину и грудь. Взрослые мужчины облачаются в этот наряд лишь тогда, когда хотят воспроизвести некоторые эпизоды из жизни своего мифического тотемного предка. Тогда они не только принимают его облик, но и верят, что сами становятся своим тотемом. Эти впечатляющие культовые спектакли устраиваются на празднествах совершеннолетия и инициациях. Прежде торжественные церемонии инициации нередко носили характер магических обрядов и превращались в оргии сладострастия во имя плодородия земли. В церемониях инициации, длившихся целыми неделями, в большинстве случаев участвовали члены тайного союза, в который мог вступить каждый взрослый папуасский мужчина, считавший себя достойным человеком. Для вступления в тайный союз мужчина должен был отдать определенное количество раковинных денег, свиней или еще что-нибудь. По свидетельству исследователя Генриха Мейера, прожившего среди папуасов северного побережья несколько десятков лет, тайный союз освящен какой-нибудь религиозной идеей. В нее верят (или делают вид, что верят) его члены. Чтобы ввести в заблуждение непосвященных женщин и детей, члены тайного союза придают своей деятельности таинственный смысл, рассказывают, что дух, которому они, мужчины, поклоняются, — чудовище, обладающее сверхъестественной силой. По их рассказам, этот дух-чудовище живет, мол, где-то неподалеку, в лесу, и свое приближение к людям возвещает таинственными звуками. А на самом деле два человека из тайного союза дуют в бамбуковые дудки, и эти звуки выдаются непосвященным за голос духа. Заслышав «голос духа», женщины с детьми покидают деревню. А оба музыканта, замаскированные зелеными ветками и перьями, появляются на деревенской площади и сразу же заходят в обрядовый дом, служащий в то же время мужским домом. И снова раздаются звуки дудки. «Это плач духа», — говорят непосвященные жители селения. Отчего же он плачет? Не от того ли, что ему нужны саго и свиньи? И женщины тотчас же тащат мешки с саго и приводят свиней. Но матерям дают понять, что дух хочет сожрать и возмужавших мальчиков. И тогда отроков насильно забирают из семьи и приводят в мужской дом. Здесь совершаются таинства, долженствующие обновить и повысить жизненную силу инициантов, а также взрослых мужчин. Мальчики, не желающие подвергнуться инициации, считаются трусами. О таких говорят, что они не будут больше расти и утратят мужественность.
Желанной физической зрелости мальчики достигают благодаря своеобразной церемонии, обозначаемой некоторыми исследователями (ошибочно) как обрезание. Тут скорее своеобразное самоистязание, типичное для некоторых австралийских племен. Инициантам наносятся колючками растений или какими-нибудь острыми предметами раны в область половых органов. Такие раны каждый мужчина должен время от времени наносить себе сам. Туземцы полагают, что таким способом можно изгнать из тела «плохую кровь», из-за которой мужчина становится слабым и неработоспособным, из-за которой его руки и глаза становятся ненадежными для охоты и войны. Поэтому, приступая к какой-нибудь трудной работе, отправляясь на охоту или на войну, мужчины совершают это самоистязание. Генрих Мейер, которому туземцы поведали эти интимные подробности своих обрядов, считает, что преждевременное старение мужчин и частые смертные случаи среди них объясняются как раз подобного рода «хирургическими операциями».
Спектакли, устраиваемые тайным союзом, должны способствовать плодородию земли. Члены тайного союза часто говорят о том, что, если бы эти церемонии запретили, всем пришлось бы умереть с голоду, ибо «дух» не дал бы им тогда ни саго, ни плодов, ни добычи на охоте. И все это для туземцев не фарс, не игра, а священная вера. Ее особенно сильно почувствовал миссионер Мейер, когда туземцы сказали ему: «У вас, белых, свой бог, а у нас свой — наш священный дух Парак!»
В своеобразных школах, находящихся в лесу, мальчиков знакомят с обычаями, традициями и религиозными обрядами племени. Лишь после этого обучения их, «вновь рожденных», отпускают в родное селение и причисляют к взрослым мужчинам.
Упоминавшийся нами дом обрядов можно назвать средоточием культурной и религиозной жизни селения. По своему внешнему виду такие дома весьма различны, но все они как бы стремятся превзойти друг друга в пышности и богатстве убранства. Стены и фронтон покрашены, да к тому же еще обвешаны резными деревянными фигурками, изображающими людей, змей, птиц-носорогов, летающих собак и легуанов. Выбор украшения определяется особенностями религиозных представлений соответствующего тайного союза. Чаще всего украшение обрядового дома — тотемические изображения. В инвентарь дома обрядов входят кроме уже упомянутых нами бамбуковых дудок дощечки-гуделки и щелевые барабаны или гонги. Их грохот воспринимается как голос духа Парака. Но самое главное — это деревянные танцевальные маски с резными узорами. К этим маскам надевают сетчатую накидку или юбку из полосок листьев. Такие маски — не только олицетворение священного духа, но, по признаниям туземцев, и его воплощение. Во время культовых танцев дух в них вселяется, он их «одушевляет».
Совсем по-другому протекают обряды инициации у племен реки Пурари на восточном побережье залива Папуа. Они выглядят более первобытными. Там разыгрывают следующую сцену: мальчиков, подвергшихся некоторой изоляции в доме культа, символически проглатывает и затем отдает обратно чудовище (Кая-имуну), после чего они становятся полноценными мужчинами. Во время этого празднества инициантов знакомят с божеством гор и морей, которое изображает одна из танцующих масок. Голос этого божества символизируется звуками дощечки-гуделки. Значительно проще происходит инициация девочек. Когда у них наступают первые регулы, их помещают в отдельную хижину. Там их подвергают ритуальному омовению и надевают на них новую травяную набедренную повязку. Но с культом Кая-имуну их не знакомят.
Символическое проглатывание мальчика чучелом мифического чудовища (залив Папуа)
Носителем культа Кая-имуну у племен Пурари является тоже тайный мужской союз. В громадном, вытянувшемся на значительную длину доме, который служит одновременно домом культа и домом мужчин, в конце широкого среднего прохода имеется особое помещение. Там стоят сплетенные из тростника около четырех метров длиной изображения крокодилоподобного чудовища с раскрытой пастью, местом обитания которого каждый клан считает какую-нибудь реку. Очень большое место в изобразительном искусстве при оборудовании обрядовых домов на Новой Гвинее и соседних островах отводится крокодилу, и это позволяет предположить, что фигуры чудовища Кая-имуну — не что иное, как символический крокодил. Каждые пять-шесть лет юноши, справляющие свое совершеннолетие, обновляют эти фигуры. Совершается особая церемония. Взрослые мужчины кладут инициантов в пасть чудовища. После того как чудовище символически проглатывает иницианта, он становится полноценным членом общины. От дяди со стороны матери инициант получает пояс из коры с резными узорами и новую одежду — лубяную набедренную повязку. Существенная особенность этого вида инициации: духи Кая-имуну отождествляются с предками, что свидетельствует о некогда существовавших тотемических представлениях.
У Кая-имуну есть как добрые, так и злые черты. Когда в жизни человека должно наступить что-нибудь важное, когда он, к примеру, предпринимает путешествие или постройку дома, Кая-имуну является ему во сне и возвещает свою волю. Чтобы умилостивить Кая-имуну, его угощают изысканными яствами, то есть кладут их ему в пасть. До европейской колонизации такими яствами были люди. Их специально для этого убивали. Мужской дом организовывал поход. Мужчины отправлялись в своих лодках в саговые рощи или рыбные затоны соседних племен и убивали там первого попавшегося человека, будь то мужчина, женщина или ребенок. Труп убитого доставляли в мужской дом, клали в пасть чучела Кая-имуну и на следующий день съедали.
Череп жертвы хранился в ларце; такие ларцы были у мужчин каждого рода в жилом отделении мужского дома. Перед ларцом для черепов стояли обычно продолговато-овальные деревянные щиты с резной раскрашенной человеческой фигурой. Хотя мы и знаем, по каким поводам изготовлялись эти щиты, значение их неизвестно. Такими резными человеческими фигурками украшают лодки, дома, их дарят новорожденным, как мальчикам, так и девочкам. Этот факт во многом перекликается с аналогичными явлениями в центральной части Новой Гвинеи, где каждому новорожденному дарят тщательно отполированный камень — залог здорового физического развития. То же значение, что и эти дощечки, имеют, очевидно, и особые символические дощечки-гуделки, которые настолько велики, что по назначению своему не используются. Здесь напрашивается параллель с австралийскими чурингами аналогичного происхождения.
Инициации и деятельность тайных союзов связаны между собой и у горных папуасов, что находит свое выражение в культе Кор-Нганап. В этом культе особенно ярко проявляется и по сей день необъяснимое своеобразие культуры горных папуасов, отличающее их от остальных папуасских племен Новой Гвинеи. Приготовления к этому празднеству длятся несколько лет. На танцевальной площадке племени выделяется участок, огораживаемый забором, — так называемое место таинств. На этом участке для праздничных церемоний сооружаются специальные дома. Одна лишь доставка строительного материала требует огромных усилий, потому что эти дома хотя и временные, но размеров немалых: около пятидесяти метров в длину, четыре метра в ширину и два метра в высоту! Когда мужчины направляются к месту таинств строить эти дома, впереди шагает музыкант. Он играет на флейте, чтобы отогнать непосвященных. Тут строят четыре праздничных дома. Два из них предназначаются для участников празднеств, в двух других помещают священные камни. Это речные камни красивой формы. Одни из них посвящены духу Нганап, понимаемому как женское начало, другие — духу Boпa, мужскому началу. Остальные камни олицетворяют умерших, но есть и такие, которые персонифицируют живущих. Хотя женщины и не участвуют в этом культе, им тоже выделены камни. Форма и величина камней различны сообразно возрасту и полу их обладателя. Камни мужчин и мужского духа Boпa конусообразные, длиной до 80 см, у мальчиков они поменьше. Камни женщин и женского духа Нганап шарообразной формы. Символика здесь вполне ясна: конус означает мужской половой орган, шар — женский. Священный камень, по представлениям туземцев, приносит здоровье и благосостояние его обладателю. Один туземец, обладатель такого камня, как нельзя лучше выразил сущность подобных представлений. Он сказал: «Этот камень — я сам. А это значит, что я буду богатым человеком и доживу до глубокой старости». Вот почему папуасы ревностно оберегают эти священные предметы, особенно во время вооруженных междоусобиц, когда совершаются кражи. Употребив для надобностей культа, туземцы закапывают их в каком-нибудь потаенном месте.
Любопытно, что главы родов горных папуасов, носителей более поздней культуры, чуждой древним обычаям, свято хранят тайну этого самого древнего обычая. Они следят, чтобы никто из неимущих не проведал, в чем именно состоит таинство со священными камнями. Случается, что неимущие люди находят речную гальку описанной нами формы, но не знают, как ее применить, ибо от них сокрыта тайна жертвенного освящения. Лишь оно наделяет камни волшебной силой. Поэтому непосвященные могут принять участие лишь в танцах и дележе мяса, но не в таинствах со священными камнями.
Сами исполнители тайного культа, главы родов, собираются перед началом празднества, извлекают из потайных мест священные камни, раскладывают их на листьях и приносят в жертву свиней. Камни натираются свиным жиром и расписываются красными, желтыми и черными полосками. Затем они раскладываются в определенном порядке в специально отведенном для этого доме. Камень Boпa, духа мужчин, и камень Нганап, духа женщин, кладутся спереди. За ними полукругом раскладываются круглые женские камни, а за ними длинные мужские камни. Празднество открывается жертвоприношением в честь предков племени, в котором принимают участие все жители селения, для чего закалывается крупная свинья. Это делается старейшиной рода на площадке для обрядовых танцев в момент восхода солнца. О масштабах жертвоприношения дают примерное представление такие цифры: однажды у племени тика на двадцати двух площадках для обрядовых танцев, принадлежавших двадцати двум родам, было заколото сразу почти восемьсот свиней, а в другом случае один английский исследователь насчитал даже свыше тысячи. Мужчины получают свою долю мяса жертвенных животных. Жрецы, под руководством которых совершаются жертвоприношения, разделяют затем всех мужчин селения на две группы. Одна группа отдается на попечение Boпa, духа мужчин, другая — в распоряжение Нганап, духа женщин. После того как каждого участника празднества наградят легким ударом кнута, обе группы мужчин сомкнутыми рядами шествуют к огороженному месту таинств. Там они выстраиваются перед обоими домами, в которых хранятся священные камни.
После выкликания обоих духов — Boпa и Нганап — мужчины заходят в праздничные дома. Они рассаживаются у продольной стены таким образом, что каждый представитель группы мужского начала сидит против представителя группы женского начала. Между обоими рядами находятся ямы, где в земляных печах варится пища. Столь необычное разделение мужчин на группы мужского и женского начал соблюдается всегда очень строго. За нарушение этого порядка можно поплатиться жизнью! В таком положении все участники празднества должны молча оставаться всю ночь. На рассвете при помощи священных камней еще раз вызываются духи, после чего мужчины снова занимают свои места. Тогда жрецы приносят несколько священных камней и докрасна накаляют их в земляных печах. Затем их вынимают деревянными щипцами и посыпают какой-то травой. Золу этой травы заворачивают в листья. Тем временем мужчины со своими сумками для мяса выстраиваются в колонну. Один из жрецов вручает выстроившимся по куску свинины, другой посыпает этот кусок травяной золой, только что освященной раскаленными священными камнями, а третий, разжевав во рту кусочек благовонной коры какого-то дерева, дует участнику церемонии в лицо. Все съедают свою долю мяса. Совершенно очевидно, что этой священной церемонией папуасы пытаются причаститься той магической силе, которой, по их представлениям, обладают их священные камни.
Туземец говорит в этом случае не «ем жертвенное мясо», а «ем духа»! Он убежден, что, когда он ест это мясо, в его тело входит плоть, в которой пребывает дух их священного предка. После подобного общения с духом мужчины со своими свертками мяса проходят мимо разложенных священных камней. Кульминационный пункт церемонии наступает в момент, когда жрецы жарят яичники жертвенной свиньи. Они съедаются участниками празднества и призваны повысить детородную способность мужчин. Обрядовая часть праздника духа Нганап заканчивается дележом мяса жертвенной свиньи. После дележа мяса снова прячут в потаенные места священные камни, и начинается «художественная» часть празднества, которая открывается танцами.
Культ Кор-Нганап — тайный культ, женщинам он неведом. Однако у горных папуасов он существенным образом отличается от культов других папуасских племен. В культе горных папуасов мальчиков, достигших половой зрелости, хотя и приобщают к культовой жизни, совершая над ними обряд инициации, но здесь нет мотива проглатывания мальчика чудовищем и нет также специальных масок и костюмов. Зато горные папуасы верят в чудодейственную силу священных камней, олицетворяющих мужское начало Кор-Boп и женское начало Кор-Нганап, верят, что эти камни — первоначальная сила вселенной, они отождествляют с ними участников празднества. При этом сексуальных эксцессов, как у южных папуасов, здесь не бывает.
Другой тип сверхъестественных существ возник из представлений папуасов о смерти, отразившихся в похоронных обрядах. Эти обряды позволяют нам судить об особенностях мышления папуасов. Еще совсем недавно, каких-нибудь двадцать-тридцать лет назад, у племен, живущих на реке Дигул, умершего хоронили со всеми принадлежавшими ему украшениями и орудиями либо на специальном помосте, либо в деревянном или корьевом гробу на крыше дома. Труп быстро разлагался, и выделявшуюся трупную жидкость собирали; родные покойного добавляли ее к пище и втирали в лицо и тело. Столь странный обычай, существующий и у других племен, можно объяснить лишь тем, что вместе с этой жидкостью туземцы хотят обрести ту силу, которой при жизни обладал умерший. Не менее странен обычай в этой области, когда в случае чьей-либо смерти женщины, перевязав свой пульс, ампутируют себе каменным или бамбуковым ножом фалангу пальца. Таков один из своеобразных ритуалов самоувечья. Что это, только внешнее проявление скорби, жертвоприношение умершему или какое-нибудь колдовство?
Тот факт, что череп и кости полностью разложившегося трупа сжигаются, то есть тело умершего подвергается полному уничтожению, а дом, на крыше которого хоронят, навсегда покидается, свидетельствует о суеверном страхе и о вере в то, что умерший может увлечь за собой живых. Характерно, что эти наиболее первобытные представления существуют как раз у исторически самой древней группы папуасского населения, не знающей ни тотемных предков, ни тайных союзов. Туземцы долины реки Дигул, видимо, не имели представлений о втором «я», носителе жизненной силы, проявляющейся в дыхании, в тени или в отражении в воде. Это «я» мыслится отчасти весьма вещественно, и поэтому один из наиболее видных представителей этнической психологии, Рихард Турнвальд, дал этому второму «я» весьма меткое определение: «духовная плоть».
По представлениям туземцев, духовная плоть может покинуть телесную оболочку человека. Все, что происходит с духовной плотью в ее странствиях, человек узнает в сновидении, воспринимаемом им как реальность. Если по какой-либо причине духовная плоть, не имеющая, кстати, ничего общего с нашим понятием души, не возвращается после своего путешествия обратно в тело, то человек умирает. Но пока они составляют единство, человек живет. Если тело и духовная плоть разлучаются, наступает биологическая смерть. Хотя, по убеждению папуасов, и тело и духовная плоть продолжают свое существование самостоятельно, однако тогда они приносят людям скорее зло, чем благо. О том, что в представлении этих папуасов умерший существует в своем телесном обличье, которое можно созерцать и осязать, очень наглядно повествует рассказ жителей острова Киваи, помещенный финским ученым Ландманом в его обширном собрании сочинений. Вот вольное изложение этого рассказа.
Однажды у дверей мужского дома стояло несколько мужчин. Среди них был Дуане. Вдруг он заметил, что со стороны кладбища приближается какой-то человек. Все сначала думали, что это кто-то из своих. «Кто бы это мог быть?» — спрашивали мужчины. «Дуане здесь?» — крикнул один из них. «Здесь», — откликнулся Дуане. И вдруг кто-то из мужчин сказал: «По-моему, это какой-то дух!» Дуане испугался: прямо на него шагал его умерший друг Аруба. Тут Дуане пришли на ум последние слова, которые тот, умирая, сказал ему: «Когда умру, как следует похороните меня, не то я вернусь». Дуане очень хорошо помнил эти слова. Поэтому ему хотелось поймать духа Арубы, и он попросил мужчин вести себя спокойно. Дуане вышел из дома через боковую дверь. Но все из любопытства, желая видеть, что случится, бросились за ним и испугали духа, а тот бросился наутек. Несколько мужчин, грозно потрясая оружием, преследовали духа Арубы до самого кладбища и там увидели, как он вошел в свою могилу. А Дуане был очень рассержен. Его умерший друг, несомненно, побеседовал бы с ним, если бы его не вспугнули.
У жителей острова Киваи вера в продолжение существования человека после его смерти проявляется и в похоронных обрядах. Близкие родственники умершего сооружают над могилой небольшую хижину и перед ее входом в течение нескольких недель поддерживают костер. Пища и личные вещи умершего подвешиваются на столбе. Таким образом, он и в «ином мире» имеет все, в чем испытывал потребность при жизни. Во всяком случае для людей он существует до тех пор, пока жива память о нем. В представлении об этом живущем трупе проявляется вера в известный контакт между телом и «духовной плотью». Поэтому у северных папуасских племен Новой Гвинеи родственники умершего никогда не забывают воткнуть в могилу бамбуковую трубочку, да так, чтобы она пришлась как раз над головой покойника, дабы «духовная плоть» в течение хотя бы недолгого времени после смерти человека имела доступ к своей прежней оболочке.
Это призрачное существо, в общем обозначаемое как дух умершего, превращается в привидение и бродит по родному селению, держа всех в трепетном страхе до тех пор, пока не справят по нему поминки. Лишь после торжественной церемонии поминок, устроенной близкими родственниками, на которой совершаются немалые жертвоприношения, дух умершего удаляется в страну мертвых. Однако страх перед умершим, заставляющий уничтожать его имущество, его саговые и кокосовые пальмы, его посевы и орудия, у большей части племен сочетается с почтительной любовью к нему. Эти чувства вызваны ощущением тесной связи между мертвыми и живыми. Поэтому нередко череп умершего по истечении определенного срока — чаще всего после торжественных поминок — эксгумируют, очищают и хранят в жилом помещении. Очень часто из этого черепа делают с помощью глины точный скульптурный портрет человека, вставляют в глазницы раковинки или панцири улиток, наклеивают на череп настоящие волосы. На реке Сепик такой смоделированный череп даже расписывают тем узором, которым умерший при жизни украшал себя для танцев или военного похода. Этой посмертной привилегией пользуются главным образом весьма почтенные люди, занимавшие видное положение в деревенской общине. Их черепа устанавливаются в обрядовом доме на специальных расписанных полках. Там же стоит для них еда и питье, чтобы они не испытывали ни голода, ни жажды. Родственники умершего поверяют его черепу все свои нужды и желания, ведь мертвый для них вездесущ и поэтому может помочь в беде. Но бывает и так, что в поклонении черепу, как мы называем этот обычай, преобладает страх. Мы это наблюдаем у племен, живущих на побережье залива Папуа. Там череп снова предают земле, настойчиво произнося: «Не возвращайся!»
Любовь к умершему и боязнь его возвращения характерны и для папуасов юго-западной части Новой Гвинеи; родственники умершего не смеют входить в дом покойного, и поэтому там портятся все продовольственные запасы, которые были по-хозяйски накоплены умершим при жизни, иногда даже большие количества ценнейшей саговой муки. Вместе с тем принято, посещая место захоронения трупа, подолгу находиться там, ночевать и прислушиваться к голосу умершего, который может произнести имя того, кто колдовством навлек на него смерть. Для того чтобы родственники покойного могли подольше общаться с умершим, над его могилой сооружают широкий двускатный навес.
Особенно интересны у папуасов побережья залива Папуа внешние проявления скорби. Женщины носят длинную травяную набедренную повязку и украшенный желтыми полосками из кожицы орхидеи длинный свисающий головной убор. Благодаря такой маскировке женщина должна быть неузнаваемой для духа ее умершего мужа, который бродит вокруг, так как муж хотел бы и на «том свете» иметь свою жену при себе. Однако вдовцы не очень спешат переоблачиться, хотя и существует особый траурный наряд для них (плетеная шапка, нагрудное кольцо, ручные и ножные браслеты). Траур по умершему состоит не только в особом одеянии, но и во множестве всяких табу — запретов на некоторые блюда, на пение и танцы, на проход в определенных местах и на многое другое. Период траура, длящийся иногда больше года, завершается поминками. Они справляются ночью. Начинается обряд траурными причитаниями, затем открывается шествие вокруг могилы. Лишь после этой церемонии родственники умершего снимают траурное облачение и прячут его. На дороге, ведущей к посевам умершего, старший в роду втыкает в землю стрелу острием кверху. Туземцы не знают, что означает это символическое действие. Весьма вероятно, что это магический акт самозащиты, долженствующий объяснить духу умершего, что живые не желают иметь с ним ничего общего.
Примечательно, что папуасы побережья залива Папуа применяют для обозначения «духовной плоти» (т. е. духа умершего) несколько названий в зависимости от состояния ее телесной оболочки. У племени йенан пока родственники умершего еще могут беседовать с ним в гробнице, ее называют нананге, позднее вабоб — демон. К этому времени теряют свою силу все табу, вдовы могут выходить замуж, а вдовцы жениться.
Для поминок родичи умершего приносят огромные количества съестных припасов, плодов, саговой муки, кокосовых и бетелевых орехов. Приносят что-нибудь и другие жители селения. Все это продовольственное богатство выставляется на всеобщее обозрение в специально отведенном доме. После того как каждый вдоволь насладится созерцанием вожделенных лакомств, производится их раздача. Участники поминок возвращаются домой нагруженные съестными припасами. Дома они приготовляют из принесенных продуктов пищу, едят ее в тесном семейном кругу. Поминальных торжеств, в которых участвовали бы все жители селения, люди племени йенан не устраивают.
Горные папуасы, из которых нам лучше всего известно племя мбовамб, тоже относятся к своим умершим со смешанным чувством любви и страха, но проявляется это иначе. Здесь тоже сказывается особое положение, которое горные папуасы занимают среди других папуасских племен. Из страха перед покойником труп умершего связывают, руки кладут на грудь, ноги сгибают в коленях и подтягивают к подбородку. Хотя посевы умершего и не уничтожают, но в дом, где он умер, никто не заходит, а циновку, на которой он спал, сжигают. Страх перед «живущим трупом», боязнь возвращения умершего особенно велики при погребении женщины. Умершую женщину хоронят немедленно. Труп ее предусмотрительно заваливают тяжелыми камнями и деревянными колодами, дабы она не явилась вновь к своим родичам и не увлекла их за собой. Если обнаруживаются признаки появления духа покойницы, что приносит всем жителям селения немало беспокойства, приглашается опытный знахарь, который должен этого духа изловить. Поймав духа в сетчатый мешок, знахарь относит его в дом жертвоприношений. Там для изгнания злого духа произносят особые формулы заклинаний и совершают жертвоприношение, для чего закалывают свинью. Так разделываются с призраком умершего.
Однако особенно боятся тех, кто умер от какой-нибудь заразной болезни, например от фрамбезии. От призраков этих умерших избавляются весьма примитивным, хотя и радикальным способом. Мешок с трупом покойника вопреки элементарным требованиям санитарии бросают в реку. Пусть его унесет течением подальше от родных берегов!
В культе мертвых у горных папуасов сохраняется различие между богатыми и бедными. Бедняков хоронят в земляной яме глубиной не более одного метра. Состоятельные люди кладут своего покойника на деревянную решетку, которую устанавливают над ямой. Труп покрывают ветками и широкими листьями. Через некоторое время кости трупа очищают от мяса, обертывают листьями и предают земле на кладбище его родовой общины. Куски трупного мяса закапывают в яму. Особым образом поступают с черепами богатых людей и прежде всего с черепом старейшины родовой общины. Его смазывают снадобьями, красят (хотя и не делают из него скульптурного портрета) и устанавливают в небольшом домике, похожем на башню. Смысл этой процедуры люди племени мбовамб объясняют так: «Если мы голову умершего человека выбросим, то он нас и в самом деле покинет, и тогда враги наши нас одолеют».
И все же горных папуасов тревожит мысль о том, что «духовная плоть» будет появляться на родовом кладбище и после поминального пиршества. Продолжительность и пышность поминального пиршества определяются общественным положением, которое занимал умерший. Горные папуасы верят, что дух умершего будет по ночам посещать живых и уйдет в страну, мертвых, находящуюся где-то на востоке, после полного разложения трупа. «Духовная плоть» может являться людям и в обличье животных, поэтому горные папуасы никогда не убивают живых существ вблизи кладбища: ни сумчатых, ни птиц, ни змей.
Папуасы верят в существование тесной связи между духом умершего и родовой общиной, к которой принадлежал покойный. Они полагают даже, что дух умершего мужа или умершей жены имеет с вдовой или вдовцом половые сношения. Оставшиеся в живых всячески ублажают духов умерших родственников. Чем больше свиней они принесут в жертву, тем лучше, — ведь только духи умерших могут помочь им обрести влияние и богатство, добиться победы над врагами на войне, избежать грозящей опасности. Эти духи даруют им также и детей. Если духи в чем-либо не помогают, значит, они не удовлетворены жертвоприношениями и поэтому рассержены.
Как известно, тотемные животные, растения и духи природы находят свое воплощение в резных или вылепленных фигурках, которые служат предметами культа. Точно так же и умершие. Их образ запечатлевается масками и деревянными фигурками, причем это не портрет, как у нас, а символическое изображение в древнем традиционном стиле, который у каждого племени нашел свое вполне определенное выражение. Мы знаем, что во время церемонии инициации или на празднике плодородия маски символизируют появление умерших. Но мы не знаем, служат ли изображающие предков фигуры, особенно типичные для бассейна реки Сепик, только напоминанием об умерших или же это своего рода вместилище для духа, замена истлевшей телесной оболочки. Судя по фигуркам, встречающимся в долине Юат, притока Сепика, и получившим известность лишь в последние годы, все такие изображения суть именно вместилища для духа умершего.
Патер Лауман в своем обстоятельном сочинении рассказывает, что у папуасов наиболее выдающиеся личности окружаются ореолом всемогущего, возвышенного существа. Этот божественный нимб вокруг какой-нибудь высокой особы, как мы увидим ниже, может существовать в течение жизни четырех поколений! В старину, особенно во время войны, вызывались духи этих предков. Для этой цели воины прислоняли помазанные снадобьем копья к фигурке, изображавшей какого-нибудь грозного предка, дабы его «чрезвычайно действенная сила» перешла на оружие. Когда европейские колонизаторы положили конец охоте за черепами и межплеменным войнам, фигурки, изображавшие предков, стали все больше и больше переосмысливаться как божества охоты. Им стали жертвовать птицу, наркотики и прежде всего печень убитых на охоте животных. Туземцы полагают, что в противном случае духи истребили бы всех людей в селении.
В одной из деревень на реке Юат жили две различные племенные группы — андоар и марамба. Каждая из них занимала отдельную часть селения. Однако жизнь деревни не обходилась без конфликтов. Так, однажды люди андоар, повздорив с людьми марамба, убили жену некоего Воалама. Боясь кровной мести обиженного рода, андоарцы поспешили прочь и основали собственное селение.
А что делал вдовец Воалам? Похоронив убитую жену, он день-деньской трудился над каким-то куском бревна длиною в метр. Он вырубал острым каменным топором куски дерева, и бревно постепенно обретало формы человеческого тела. Четко вырисовывались широко раскинутые плечи и крепкая грудь. Появились тонкие руки и как бы под тяжестью тела изогнутые ноги. При помощи особого резца — заостренного зуба вепря — Воалам вырезал на бревне круги и несколько полумесяцев, расположив их один над другим. Они изображали шрамы, украшавшие кожу убитой, — следы тяжелых ритуальных порезов, которым когда-то она сама себя подвергла. Воалам надел на фигуру набедренную повязку из волокон листьев и уселся отдохнуть. Но закончил ли он свою работу? Хотя у фигуры есть шея — небольшой шип на бревне, но где же голова? Воалам грузно поднялся со своего места и медленно поплелся к своей хижине. Вскоре он вышел оттуда. Он нес череп умершей жены. Этот череп через несколько дней после ее смерти Воалам выкопал из могилы, вычистил и высушил. И вот сейчас он насадил его на шип. Лишь теперь его работа завершилась.
В течение многих дней и недель Воалам держал у себя в хижине фигуру, изображавшую его жену. Лишь после поминального пиршества с танцами череп жены Воалама обрел наконец вечный покой, его снова положили в могилу. Но от этого фигура умершей не обесценилась. Правда, ее значение изменилось с течением времени: она стала женой божества войны и охоты Мюндабале.
Такие всевозможных форм и размеров фигуры, изображающие предка, часто встречающиеся во всех местах обитания папуасов и особенно у реки Сепик, — лишь этап в изготовлении фигур из дерева целиком. Скульптор начинал свою работу, разумеется, только в том случае, если окончательное захоронение умершего производилось в согласии с обычаем и потому исключалась возможность эксгумации черепа с последующим захоронением.
Папуас не только страшится сил природы, злых духов и духов умерших, которых всячески пытается умилостивить жертвоприношениями и молитвами; он также ощущает воздействие незримых магических сил, переходящих от одного человека к другому. Среди каждой папуасской общины всегда можно найти лишь очень немногих людей, обладающих магической силой. Применяя эту силу, они держат всех своих соплеменников в состоянии нервного напряжения. Таких людей величают колдунами, знахарями и прочими званиями, но подлинный смысл этих званий установить довольно трудно. Роль этой особой категории людей, которые у папуасов отнюдь еще не составляют профессиональную группу, у разных племен различна. Любопытно, что у племен — представителей древнейшей папуасской культуры аккумулятором магической энергии может быть каждый смертный, тогда как у племен, стоящих на более высокой ступени культурного развития, эта функция переходит к колдунам и знахарям.
Правда, и у племени реки Дигул есть узкий круг «специалистов», помощью которых пользуются в случае болезни. За определенную мзду они лечат больного магией. Среди всех народов Тихого океана распространено представление, что болезнь вызывается действием чьей-то магической силы. Поэтому избавиться от болезни можно только посредством превосходящей магической силы. У племен Дигула легочные больные обращаются обычно к одному из немногих обладателей священных камней. Проведут таким камнем по груди и спине, и больному становится легче. Если при слабых недугах каждый пускает в ход свою магическую силу, то в случаях тяжелого заболевания обращаются к знахарю. Жители селений на реке Дигул невероятно страдают от москитов. Чтобы избавиться от этого бедствия, туземцы применяют такой способ: берут несколько москитов, засовывают их в ствол тростниковой стрелы и посылают эту стрелу в направлении деревни, с которой враждуют. Это магическое действие основано на широко распространенном представлении о том, что если что-либо случается с частью целого, то же неизбежно произойдет и с целым («pars pro toto»). Следовательно, когда благодаря такому способу устраняется несколько москитов, они непременно должны увлечь за собой и всех остальных.
Люди племени маринд-аним верят, что могут и без помощи колдуна отводить надвигающуюся грозу. Распрямив ладонь, они протягивают ее в сторону нависшей грозовой тучи, которую затем символически хватают, сжав пальцы в кулак, и откидывают.
Никому из людей племени маринд-аним не возбраняется применять любовные чары. Чтобы приворожить мужчину, женщина незаметно достает лопаточкой из его калебасы кусочек извести и съедает его (в извести мужчины хранят свою бетелевую жвачку). Это действие основано на представлении о том, что мана мужчины переходит на женщину через его слюну и что женщина в свою очередь передает мужчине жар своей любви через оставленные ею на лопаточке частицы слюны, которые этот мужчина, жуя бетель, проглатывает.
Характерно, что представители более поздних папуасских культур, как, например, горное племя мбовамб, придают одному звучанию слов столько магического смысла, что, произнося их, они уже не считают нужным ни жертвоприношение, ни какое-либо символическое действие. Чтобы привязать к себе своего мужа, жена шепчет магическое заклинание над его едой. При иных обстоятельствах люди племени мбовамб также произносят заговоры: мужчины — когда расставляют капканы для сумчатых животных, женщины — когда засаживают поле. При помощи заклинаний каждый может выйти из затруднительного положения. Но избавиться таким способом от болезни нельзя. Лечение болезней и у горных племен — дело знахаря, обладающего гораздо большей магической силой. Массируя тело больного, знахарь пытается удалить возбудитель болезни. По представлениям туземцев, возбудитель болезни есть некая магическая субстанция. Завершив процедуру, знахарь показывает больному колючку, кость или какой-нибудь другой острый предмет, в котором якобы и была заключена магическая субстанция болезни. А бывает и так, что больного обрызгивают жеваным имбирем, который считается оберегом от злых духов и колдовских наговоров.
Как бы ни чтили знахаря за его целительную магию, боятся его гораздо больше — ведь он иногда применяет и черную магию — насылает смерть. У маринд-аним знахарь пользуется для этого скорлупой небольшого кокосового ореха, которую он наполняет кровью кенгуру, а также волосками и ногтями избранной жертвы. Отверстие он затыкает листьями. Этот магический орех знахарь кидает из какого-нибудь укрытия в свою жертву. После этого тот, против кого совершается колдовство, должен умереть. Бросая магический орех, знахарь не всегда намерен убить своего противника сразу. Как полагают туземцы, он иногда орехом лишь оглушает свою жертву, а затем, воспользовавшись ее бессознательным состоянием, насылает колдовством порчу на жизненно важные органы. Правда, очнувшись от удара, человек может еще кое-как дойти до своего жилища, но он уже околдован. Не пройдет и дня, как его не будет в живых. Подобного рода насылание смерти колдовством известно и другим папуасским племенам, живущим к северу от центральной горной цепи. Весьма вероятно, что в некоторых случаях дело не обходится без отравы.
Есть и другое орудие колдовства. Это деревянная лопатка, сделанная в виде стилизованной змеи. Если колдун кинет такую лопатку, она превратится в живую змею, которая бросится на жертву и поразит ее смертельным укусом. Против такой опасности применяют амулеты, но многие, веря в неотразимую силу наговора колдуна, впадают в летаргию, притупляющую их волю и в конце концов доводящую их до смерти.
Хотя людей, наделенных магической силой, не так уж много — обычно это мужчины, — все же кое-кто имеет иногда возможность, вознаградив знахаря, обрести эту силу, если только обладает необходимыми для этого психическими способностями. Однако наличие таких способностей определяет сам знахарь. Он отводит своего ученика в потаенную хижину и потчует его каким-то зельем. У маринд-аним знахарь дает в таких случаях питье кава, смешанное с трупной жидкостью, имбирем или другими ингредиентами. Соискатель звания знахаря посвящается в тайны магии при закрытых дверях. Он должен до мельчайших деталей запомнить все процедуры, все заклинания, ибо малейшая ошибка может свести на нет всякий успех. Знахари передают знания своим детям, а те даже продают их. Это значит, что знахарство становится особой профессией.
Несмотря на то что знахарей за их тайное искусство и чтят, и боятся (скорее боятся, нежели чтят) и профессия их приносит им неплохой доход, они все же не занимают видного общественного положения. Так, у горных папуасов знахари принадлежат к сравнительно бедным слоям населения. Они производят впечатление людей опустившихся, ходят грязные, с длинными волосами, у них угрюмое, коварное выражение лица. Во внутренней части острова тайны магии известны только наиболее древнему населению, но неведомы пришедшим сюда позднее большерослым племенам.
Одна из особенностей горных папуасов и племен, живущих от них к северу, состоит в том, что там каждый знахарь является обладателем волшебных камней, применяемых как орудие магии. Их мана, как называют «чрезвычайно действенную силу», присущую определенным вещам и существам, наделяет знахаря особым даром — способностью изменять свой внешний облик. Эти волшебные камни передаются по наследству. Они — личная собственность их обладателя. Каждый ученик знахаря должен сам позаботиться о том, чтобы найти один из тех волшебных камней, которые помогут их обладателю завоевать уважение соплеменников.
Для знахаря в его колдовстве особую значимость имеют сны и приметы; в них, по представлениям туземцев, проявляется воля духов умерших знахарей. Это общение с духами и особенно с духами умерших у всех знахарей непременное условие успешной деятельности. У папуасских племен, живущих на севере Новой Гвинеи, наряду со знахарями существует еще особая группа людей, которые могут посредством определенных действий вступить в прямой контакт с духами. Они жуют кору какого-то дерева, отчего впадают в состояние транса. В этом состоянии знахарь разговаривает с духами и получает от них ответы на все вопросы своих «клиентов». В данном случае мы, несомненно, имеем дело с ранней формой шаманизма, который знаком и другим народам Океании. Правда, у них шаманизм в отличие от народов Арктики не получил широкого развития.
