Когда на следующее утро посланники стали собираться в дорогу, они сильно удивились, увидев рядом со своими повозками, носилками и лошадьми еще несколько новых повозок и породистых коней, подведенных к крыльцу.

— Это дары Аттилы вам, — сказал Эдико и, откинув крышку одного из сундуков, указал на груды звериных шкур, прибавляя:

— Вот лучшие меха, которые носят самые знатные из наших вельмож. Но подождите. Вам приготовлен еще один подарок. Мне поручено позаботиться о нем, а также проводить вас для безопасности до границы.

— Где Вигилий?

— Отослан вперед, — отвечал подошедший Хелхал, которому также было приказано, хотя и не далеко, проводить отъезжающих в знак почета. — Государь нашел, что вам не будет приятно ехать вместе с преступником, закованном в цепи.

— Этот варвар совершенно непостижим и полон противоречий, — тихо сказал Приск Максимину. — Он жаден до золота, хуже византийского фискала; иногда кажется, что вся его государственная мудрость и всесветное могущество направлены только на то, чтобы собрать отовсюду как можно больше золота…

— Золото — громадная сила не в одной только Византии, ритор. Ведь и эти бесчисленные орды скифов приходится вознаграждать, подкупать, задабривать золотом или тем, что можно приобрести на него.

— А грабеж? — насмешливо спросил Примут.

— И наряду с такой жадностью, — продолжал сенатор, — Аттила проявляет самую бескорыстную щедрость. Вот хотя бы относительно нас: он знает, что ему не удастся подкупить меня, да притом же Аттила во мне и не нуждается, так как я не пользуюсь влиянием при дворе, это ему хорошо известно.

— Да, он знает твою честность.

— А между тем, когда я обратился к нему с просьбой, он выказал себя вполне бескорыстным. Вдова одного из моих друзей, префекта Силлы, взятая в плен в завоеванном городе Ротиарии — вместе с детьми, — умоляла меня выкупить ее. Когда же я предложил Аттиле пятьсот червонцев за несчастную семью, он серьезно взглянул на меня и сказал: «Отдаю тебе этих пленников без выкупа». Почему корыстолюбивый гунн поступил таким образом?

— Ты понравился ему, старец, — отвечал Эдико, слышавший последние слова, — и он хотел не уступить тебе в величии души. У него есть свои недостатки, но повелитель гуннов не мелочен, он велик даже в своих пороках.

Разговаривая таким образом, посланники, в сопровождении Эдико и Хелхала миновали южные ворота. За стенами селения им встретилась большая толпа мужчин, женщин и детей, радостно приветствовавших римлян на их родном языке.

— Что это значит? — удивленно спросил Максимин. — По языку и платью эти люди должны быть нашими соотечественниками.

— Да, это римляне, — отвечал Хелхал. — Тут их триста пятьдесят человек.

— Военнопленные, — продолжил Эдико, — доставшиеся на долю государя. Он дает им свободу в честь тебя, Максимин! Ты должен сам привести их обратно в свое отечество. Аттила рассудил, что такому почтенному гостю, как ты, не может быть лучшего подарка.

— Слава великодушному Аттиле! Слава Аттиле! Слава ему и благодарность! — с восторгом кричали освобожденные. И посланникам против воли пришлось вторить их приветствиям.

— Удивительно, — сказал после долгого молчания Приск Максимину. — С проклятием чудовищу переступили мы его границы и с презрением…

— А он заставляет нас уезжать со словами благодарности. И сумел внушить к себе некоторое почтение…

— Демонический характер! В настоящее время нет человека могущественнее его на земле.

— К сожалению, да. Где избавитель, который освободит нас от Аттилы и его страшного могущества? Я не вижу никого, кто бы мог сокрушить эту стихийную силу.