Лицо владыки, просветлевшее на мгновение при взгляде на своего любимца, вновь омрачилось и приняло еще более грозное выражение, чем раньше. Аттила откинулся назад, нахмурил густые щетинистые брови и заговорил, сильно возвысив голос:

— Слышали вы о новой победе моего меча, руги, скиры, готы и славяне, сидящие здесь? Лугионы — также германцы или, точнее говоря, были германцами! Уже довольно много племен вашего лицемерного народа стер я таким образом с лица земли. Если вы и дальше будете изменять мне, то скоро люди не станут спрашивать: «Куда девались лугионы?» А спросят: «Куда девались германцы?» «Растаяли они, — запоют тогда в палатках гуннов, — растаяли, как снег на солнце; не осталось от них ни двоюродного брата, ни наследника; погиб бесследно этот надменный род, ненавидящий все остальные народы; нет больше гордых германцев!»

Повелитель гуннов замолк, снова принимаясь лакомиться полусырой кониной.

Тогда маститый король Визигаст поднял почтенную голову, взглянул ему в глаза и с твердостью произнес:

— Наши народы могут страдать — они страдают уже давно! Но они никогда не погибнут!

— А почему так? Ты говоришь слишком самоуверенно!

— Потому что боги, наши предки в Асгарде, хранят нас! — воскликнул юный Даггар.

— А кто хранит ваших богов? — с насмешкой спросил гунн. — Ведь и они со временем должны погибнуть.

— Да, при всеобщем конце, — отвечал Визигаст.

— Но тогда, — вмешался Даггар, — в те ужасные дни перед гибелью мира, когда начнется последняя кровопролитная война, за мрачных великанов преисподней будут стоять полуночные народы: финны, славяне, сарматы, и впереди их ты сам, Аттила! Я как будто вижу перед собою твою тень, государь, размахивающую кнутом, рядом с чудовищным Фенрисом{Фенрис — чудовище в виде исполинского волка, рожденное от хитрого великана Лока и грозившее гибелью богам.}. Но на стороне наших предков, азов{Азы — боги, жившие в Асгарде, но не наделенные бессмертием; их было двенадцать и один из них, Вотан, управлял ими и вселенной.}, будем стоять мы с нашими щитами, рядом с эйнгериарами{Эйнгериары — люди-герои, павшие в битве и взятые за это в Валгаллу.}, спустившимися на землю из Валгаллы. Мы, германцы, метнем последние дротики и падем вместе с нашими богами.

— Тогда я хотел бы обратиться в того черного великана, который, по вашим поверьям, пожрет всех вас среди дыма и пламени…

— Но и сам погибнет с ними заодно при всеобщем крушении вселенной, — перебил Даггар. — А после того, новое светозарное небо раскинется над обновленным миром, где уже не будет гуннов и других народов мрака. Вотан станет опять управлять вселенной, отмытой от греха, а вместе с ним и Фригга, белокурая царица, и благодатный Вальдур, их сын, бог мудрости, любимец богов и людей, и верный Донар! Но как обойдется победоносный отец без нас? По-моему, мы также нужны Вотану, как и он нам. Наверное, он сотворит новых германцев, на гордость и радость своему сердцу. Мужчину создаст он, — как было в начале, — из ясеня, а женщину — из ольхи.

Юноша умолк. Ясные глаза его горели воодушевленным огнем; прекрасные черты просияли. Как дивно хорош был в эту минуту молодой королевич! Печать поэтического творчества лежала на его высоком лбу. Он жадно ловил взгляд Ильдихо; наконец, их взоры встретились. С горячей любовью и восхищением посмотрела девушка в глаза жениху.

Аттила тотчас же подметил этот обмен взглядов и чувств.

— Вотан сотворит новую женщину из ольхи, говоришь ты? — начал он хриплым шепотом. — Да, разумеется, без женщины обойтись нельзя. И, конечно, это германка грядущего должна быть такой же светлоокой и златокудрой, как твоя невеста, не так ли?

— Да, ты прав: без женщины мир был бы пустыней, — продолжал Даггар, уклоняясь от прямого ответа на поставленный вопрос, предложенный ему с оскорбительным издевательством. — Поэтому в нашем народе женская честь представляет высшее благо и неприкосновенную святыню. Всякая святость и непостижимые тайны богов ближе этим нежным существам, чем нам, грубым мужчинам. Наши женщины обладают даром высшей духовной мудрости и провидения. В них все свято: их красота и непорочность, непостижимая, сладкая, волшебная сила, обновляющая нас. Это своего рода руническая надпись с сокровенным смыслом, исполненным тайной благодати.

Даггар бросил пламенный взгляд на Ильдихо. Она зарделась, но не опустила ресницы, глядя прямо на королевича. Она смотрела на него с нескрываемым восторгом.

Аттила многозначительно кивнул Хелхалу и снова принялся за свои привычные издевательства.

— Твоя речь обидна мужчинам, — заметил он. — Ты унижаешь их перед женщиной. Мы, гунны, не таковы и прекрасно обойдемся без наших жен, если бы они вдруг исчезли с лица земли. Тогда мы преспокойно возьмем себе других, вот и все! Но, действительно, кудри твоей дочери несравненны, старый король! В них, может быть, также скрыта волшебная сила, как ты думаешь?

— Сила Ильдихо в ее непорочном любящем сердце, не ведающем страха даже перед лицом смерти! — отвечал Визигаст.

— Если ты хочешь, государь, то я докажу тебе, что даже и волосы наших женщин могут творить чудеса!

— вмешался Даггар, терявший последнее самообладание.

Хладнокровные насмешки гунна доводили его до бешенства. Он едва сдерживался, и в своем волнении встал с места, чтобы подойти к Ильдихо. Встав за стулом королевны, жених любовно погладил рукой ее дивные косы.

— Ну, что ты там толкуешь! — вызывающим тоном возразил хан, недоверчиво качая головой.

— А вот послушай сам, — продолжал юный скир, стараясь успокоиться и тяжело переводя дух. — Наши женщины часто помогали нам одерживать победы не только тем, что стояли в тесных рядах сражающихся и воспламеняли наше мужество священными песнями в самом разгаре битвы. Недавно маркоманки спасли своих мужей и самих себя и вырвали из рук врагов несомненную победу именно с помощью своих дивных волос.

— Правда, — подтвердил Визигаст. — Это славная история.

Ильдихо внимательно прислушивалась к разговору.

— Я никогда не слыхала об этом, — шепнула она жениху. — Как же все произошло?

— Зимы две назад вендские разбойники, — чехами зовут эту курносую орду, — несметной силой хлынули сюда с востока в Боиогемум{Боиогемум — нынешняя Богемия.}, в землю маркоманов, загроможденную горами. Жители восточной части этой страны укрылись с женами, детьми и стариками, со стадами и всем имуществом на высокой лесистой горе, над рекою Альби. Вскоре здесь окружили их со всех сторон дикие полчища вендов. Началась атака. Долго держались маркоманы, сильные, как медведи. Ночью и днем пылали у них костры на самой вершине горы. В темноте был виден оттуда из ближайших маркоманских селений огонь, а при солнечном свете — дым. По этому, сигналу соседи узнавали, что осажденные еще не побеждены. Однако все реже и реже стали летать их стрелы в долину с укрепленной возвышенности и земляного вала. А между тем, они ничем не могли больше защищаться от разбойников, как этой меткой стрельбой, не дававшей промаха.

— Да, — подтвердил король Визигаст. — Маркоманы слывут у нас лучшими стрелками. Этому научил их Ульр, царь зимы, искусный охотник, который вечно бродит со своим луком и стрелами.

— Луков и стрел было довольно у бравых стрелков, но у них не хватило тетивы. Запасных они не приготовили, а старые лопались одна за другой. Чехи, беспрестанно рыскавшие, как волки, вокруг горы, держались теперь от нее в благоразумном отдалении, после того как маркоманы отбили четыре кровавых штурма с большим уроном для врага. Однако они скоро заметили, что осажденные ослабевают, что они перестали стрелять и бросают только камни и палки со своих укреплений. Вдруг у самого Горица, графа того местечка, также лопнула тетива; с проклятием бросил он о землю бесполезный лук. Между тем Мильта, его прекрасная молодая супруга, не отходившая от мужа, подавая ему стрелы, в скором времени снова поднесла ему лук. Она обрезала острым ножом свои великолепные волосы до самого корня, свила из них крепкий шнурок и натянула вместо тетивы. Храбрый воин громко вскрикнул от радости, поцеловал свою супругу, схватил любимое оружие, прицелился и прострелил сквозь меховую шапку голову предводителя чехов, уже взбиравшегося на стену укрепления. Все женщины и девушки тотчас последовали примеру графини Мильты, и вновь засвистали в воздухе меткие, убийственные стрелы маркоманов, производя страшные опустошения в густых рядах осаждающих, которые, заранее уверенные в победе, слишком близко подошли к маркоманам. Они падали один возле другого, точно колосья, побитые градом. Вскоре, все пространство вокруг укреплений покрылось трупами чехов; уцелевшие же с проклятиями бежали вниз с крутой горы.

Неприятель опять был отбит и прежде чем рассеянные в беспорядке полчища успели собраться вместе для нового нападения, с запада, с большой священной дороги Ирмина, прорезывающей Габретский лес, послышался боевой звук маркоманского рога! Сам король Гариогайс шел на выручку осажденным во главе войска с западной и северной окраины Боиогемума! Разбойники бежали к востоку, а вдогонку им пустилась королевская конница. Но волосы Мильты не посылали больше стрел в неприятельские ряды: граф Гориц благоговейно отвязал их от лука, поцеловал и повесил, как драгоценное приношение на месте, посвященном Фригге. Вот как благородная Мильта спасла своими волосами целые тысячи народа от неминуемой гибели.

Аттила, мрачно слушавший Даггара, между тем, украдкой наблюдал за Ильдихо. Его выпученные глаза выражали вожделение.

И такой подвиг совершила женщина! — задумчиво произнесла Ильдихо, пожимая руку Даггара.

— Именно так.

— Ее волосы сотворили настоящее чудо! — прошептала она.

Молодой скир немного успокоился во время своего длинного рассказа. Он отошел от королевны и занял прежнее место, опершись локтем о свою арфу.