Сбитый с ног, затоптанный конскими копытами Дзенгизиц не был однако убит. С невероятным усилием удалось ему подняться с земли. Платье князя было порвано в клочки, копье и нагайка изломаны, тело мучительно ныло от множества ушибов и ссадин, кровь текла по лицу: в общей свалке кто-то распорол ему острой шпорой щеку сверху донизу. Дзенгизиц и всегда был олицетворением гуннского безобразия, но теперь, вывалявшись в грязи, растрепанный, оборванный, окровавленный, с лицом, искаженным от бессильного бешенства, он походил на самого дьявола. Поднявшись на ноги, гунн пошатнулся; его силы были истощены отчаянной, борьбой, смертельным страхом и болью от ран. Заметив стоявшую рядом с ним лошадь без седока, Дзенгизиц удержался за ее гриву, приник головой к ее спине, закрыл глаза и перевел дух. Новая толпа подскакавших беглецов вновь грозила смять его, но передние всадники узнали князя и постарались удержать остальных.

— Это ханский сын! — крикнули они. — Дзенгизиц!.. Стойте, не раздавите его!

Под таким прикрытием Дзенгизиц собрал остатки сил и вскинул глаза на крышу, где стояла Ильдихо.

Большая толпа бегущих гуннов, теснимая Даггаром с юга, отделяла его от тюрьмы королевны.

— Пропустите меня! — крикнул он хриплым голосом. — Я прошу вас! Слышите ли? Дзенгизиц просит.

В этой мольбе было столько убедительности, что стоявшие поблизости расступились в смущении и растолкали остальных.

— Дзенгизиц просит! Этого еще никогда не бывало!

— Дорогу ханскому сыну!

— Чего ты желаешь, господин?

— Бежать?

— Нет, отомстить! — отвечал князь, скрежеща зубами. Он растолкал последние редкие ряды беглецов, отделявшие его от башни, выхватил кривой нож из-за пояса и бросился к двери. Но она была крепко заперта; это до сих пор спасало Ильдихо, так как многие гунны, несмотря на беспорядочное бегство, пытались отомстить за своего государя дерзкой убийце, громко хвалившейся своим злодейством.

Караульные, стоявшие у входа, бежали еще в начале всеобщего смятения, а некоторые были увлечены бегущими против воли. Между тем, дверь темницы была заперта, кроме засова еще и на замок, а часовой, имевший при себе ключ, исчез вместе с другими. Таким образом, не один гунн напрасно старался проникнуть в тюрьму и должен был отказаться от своей попытки, спеша спастись бегством.

Дзенгизиц нашел железный засов уже отодвинутым, но, попробовав выломать тяжелую дубовую дверь ногой, разразился проклятиями. Замок также не поддавался под ударами его кулака и кинжала.

— Топор! Секиру! Целый дом, полный золота за секиру!

— Вот, Дзенгизиц, тебе секира! — крикнул один из гуннов, бежавших мимо: он выхватил оружие из-за пояса и бросил князю. Тот поймал его налету.

— Га! Я проучу тебя, подлый трус! — крикнул сын Аттилы вслед беглецу, и тотчас размозжил ему голову его же секирой. Через минуту, он опять стоял у дверей, разбивая замок могучими ударами. Стук его топора заглушал дикий вой женщин и крики мужчин; не мудрено, что его слышали и в соседних домах.

Угловое здание напротив было также крепко заперто снаружи и стража от него разбежалась. Действия Дзенгизица привлекли внимание узника в подвале, который стал присматриваться к происходящему сквозь щели ставней.

Вдруг эти любопытные глаза исчезли.