Горячие поцелуи Даггара скоро заставили очнуться бесчувственную девушку. Переступая порог темницы, молодые люди столкнулись с королем Визигастом и его свитой. Эта горсть отважных храбрецов разогнала последних гуннов. Спасенные, все вместе, беспрепятственно направились через площадь на южную сторону лагеря, где Ардарих вел переговоры с Хелхалом.

Оба предводителя стояли один против другого, впереди своих выстроенных и готовых к бою дружин.

Ардарих опирался левой рукой на свой высокий щит, доходивший ему до локтя; орлиные крылья на шлеме бросали тень на его мужественное лицо; правая рука держала древко копья, и эта гордая фигура героя была проникнута истинно-царским величием; он кивнул Визигасту и Даггару, показывая, чтобы те стали рядом с ним, возле графа Гервальта.

Перед грозным и величавым королем гепидов стоял Хелхал в простом, даже бедном одеянии, какое носили гунны в старину: оно состояло из лошадиных шкур, сшитых в виде рубашки без рукавов; жесткий шерстяной плащ покрывал его плечи. Голова старика была обнажена: спутанные седые волосы спускались редкими прямыми прядями на грудь и спину; он опирался на гуннский лук, высотою в человеческий рост; разорванная тетива развевалась по ветру; из шеи Хелхала сочилась кровь: ее слегка задели дротиком. Несчастный князь, по-видимому, совершенно упал духом; он согнулся, как дряхлый старик, и его седая голова сама собой клонилась на грудь, как будто в смертельном изнеможении. Горькие, жгучие слезы, какие может проливать только человек в зрелом возрасте, медленно струились крупными каплями по его морщинистым впалым щекам и смешивались на бороде с кровью из раны.

Он упорно смотрел в землю, избегая торжествующего взгляда германского короля. Ардарих громко, но спокойно говорил на гуннском языке, так что его могли свободно слышать воины Хелхала.

— Ты сам видишь теперь, верный и честный слуга Аттилы, что меня нельзя упрекнуть в измене: только покойному хану принес я торжественную клятву верности и никогда с тех пор не поднимал против него меча, но его сыновьям я не намерен подчиняться. Вы должны наконец понять, гуннские мужи, что после того, как наши боги наслали ужас на ваши несметные полчища, — они говорили устами прекрасной девы, королевны Ильдихо…

— Убийца! — перебил Хелхал, бросая яростный взгляд на дочь Визигаста.

— Нет, она защищала себя в минуту страшной опасности и имела полное право убить врага, отстаивая свою честь, — сказал Ардарих. — Итак, когда наши боги обратили в бегство многие тысячи гуннов правдивыми словами Ильдихо и рассеяли их, как дым, ты, храбрый Хелхал, и та немногочисленная дружина, которую тебе удалось собрать вокруг себя, вздумали оказать нам отпор. Но, предупреждаю вас, вы слишком малочисленны и не можете помешать гепидам прорваться сквозь ваши ряды, чтобы опрокинуть и истребить роскошный шатер вместе с останками вашего повелителя. Вспомните, что скоро прибудет сюда моя пехота, ровно восемь тысяч войска!

— Осмелься только, попробуй! — грозно ответил Хелхал с мрачным отчаянием в голосе. — Мы заслоним дорогой нам прах своими трупами!

— Успокойся: мы и не покушаемся на осквернение могилы хана. Мы чтим вашу непоколебимую верность своему вождю. Мы уважаем мертвых. Не мщения, а свободы добиваются германцы!

Ардарих повторил последние слова на готском языке.

— Свобода! Свобода! — раздались торжествующие крики в рядах гепидов.

— Выслушай же меня, почтенный князь, — снова заговорил Ардарих. — Ты поставил мне при начале наших переговоров неразумные требования. Тебе хотелось, чтобы я выдал гуннам короля Визигаста, Даггара и его невесту Ильдихо; за это ты обещал с миром отпустить нас. Но ведь я рисковал своей жизнью, явившись сюда именно для их спасения! Если гунны хотят получить обратно освобожденных царственных пленников, то пускай возьмут их с оружием в руках!

Стон бессильной ярости вырвался у Хелхала; он окинул нерешительным взглядом своих оробевших воинов.

— Вот видишь: ты сам сознаешь свое бессилие, — продолжал король гепидов. — Лучше согласись добровольно на то, что я предлагаю тебе от чистого сердца, из признательности к умершему хану. Мы не станем нападать на вас и удалимся, не сделав никакого вреда, но пускай все германцы в лагере, как мужчины, так и женщины, которые пожелают последовать за мной, будут беспрепятственно отпущены в свое отечество. Вы же, гунны, оставайтесь в мире и оплакивайте своего повелителя, а вместе с ним и падение гуннского царства. А сотням сыновей Аттилы передайте так: «Вала-мер, амалунг; Ардарих, внук Вотана; Визигаст, рут; Дагомут, скир; Фара, король герулов; Гильдивальд, туркилинг; Гельмихис, лонгобард; Гариогайс и Сидо, короли маркоманов и квадов; Гервальт и Гортари, аллеманы; Ирнфрид, тюрингенец; Арно, предводитель хаттов; Маркомер и Сунно, предводители побережных франков — все эти короли народов, графы, начальники, заключили между собой священный союз, подтвержденный клятвой, и решили свергнуть с себя иго своих притеснителей, гуннов».

— А мы, — грозно отвечал Хелхал, — принудим вас к повиновению, как непокорных рабов, или все ляжем костьми!

— Значит, вам придется испытать на себе второе: и ты, старик, и все сыновья Аттилы падут в неравной борьбе. Пусть сами боги рассудят, кто из нас прав, кто виноват в кровопролитной битве. Они решат, кому должен принадлежать мир: сынам ли Аттилы, или же сынам Асгарда. А теперь, по старинному геройскому обычаю нашего народа, назначим время и место великого сражения: в четыре месяца и вы, и мы успеем собрать все наши народы. В Паннонии протекает прекрасная река, называемая Нестадом; она извивается по широким полям — вот отличное место битвы. Туда приглашаю я тебя и всех сыновей Аттилы со всеми военными силами гуннов на кровавый пир. Согласны ли вы?

— Согласны! — твердо ответил Хелхал, гордо выпрямляясь.

Он сделал знак своим приближенным, и те разослали гонцов по всем улицам гуннского лагеря с воззванием к германцам — постоянным жителям и пленным — что они могут, по желанию, уходить с Ардарихом или оставаться. Потом верный слуга Аттилы обратился еще раз к своему противнику, королю гепидов, и сказал:

— Уходите скорее от этого священного места и не оскверняйте своим присутствием прах великого умершего!

— Мы пойдем, — воскликнул Даггар, — но свидимся с тобою снова, через четыре месяца. Тогда Нестад потечет кровью. Тогда мы заставим вас вернуться обратно в ваши родимые степи на дальнем востоке, и освобожденный мир стряхнет с себя ярмо гуннов.

— Свобода! Свобода! — разносилось, между тем, по всем улицам лагеря, куда только достигало воззвание Хелхала.

Тут Ильдихо подошла ближе к отцу и жениху, подняла прелестную головку, зардевшись легким румянцем, и стала перешептываться с ними.

Оба закивали ей в знак согласия, и Визигаст заговорил:

— Князь Хелхал! Кроме добровольного освобождения живущих здесь германцев, мы просим тебя еще об одном: уступи нам одного мертвеца — Эллака! Он пал от руки гунна, спасая мою дочь. Его труп не должен быть осквернен вашим мщением. Мы возьмем его с собой…

— И воздвигнем высокий курган над могилой этого потомка амалунгов, по старинному готскому обычаю!

— перебил юный Даггар.

Хелхал утвердительно кивнул головой.

— Эллак не принадлежал нам при жизни, — с горечью произнес старик, — и не должен принадлежать нам по смерти… Возьмите себе этого выродка!

Даггар с помощью своих скиров снял тело молодого князя с крыши и положил на носилки.

Гунны молча стали расходиться, бросая мрачные, но несмелые взгляды на гепидов.

Они окружили густой толпой пурпурный шатер с останками Аттилы. Последнее, что бросилось в глаза Ардариху, когда он готовился пуститься в обратный путь, была иссохшая, понурая фигура Хелхала. Старик с трудом взошел на деревянное возвышение, на котором поднималась палатка, и упал без чувств на верхней ступени.

Гепиды же направились к южным воротам, увозя с собою труп Эллака. У ворот они остановились, поджидая освобожденных германцев, стремившихся к ним со всех сторон. Мужчины, женщины, дети спешили к своим освободителям, кто пешком, кто верхом, кто на повозках, наполненных домашним скарбом. Каждая семья уводила с собой и домашний скот.