Тодд
Понедельник, 27 ноября 1995 года
Мое сердце глухо стучало в груди, словно кулак полицейского в дверь наркопритона, пока я шел через школьную стоянку. Воскресенье прошло без происшествий – никаких звонков, никаких поборников морали, бросающих в окна кирпичи, никаких друзей Дарси, грозно проходящих мимо дома. Я был в этом уверен, потому что целый день внимательно наблюдал за улицей, словно наемный убийца, снова и снова вспоминая события предыдущего вечера, отчаянно пытаясь убедить себя, что стоит забыть о глупом пьяном поцелуе, что через какое-то время над этим можно будет посмеяться. Правда, я не знал, кто будет над этим смеяться. Если Мак-Кензи, Соня Лэрд, мать Дарси и родительский комитет прознают о случившемся, их это едва ли повеселит. Было подозрение, что в таком случае за мной приедут серьезные ребята в машине с мигалками на крыше.
Я уверенно вошел в здание школы, готовый к любым насмешкам и нападкам, и уже придумал отговорку на случай, если мне начнут предъявлять обвинения. Я скажу, что она влюбилась в меня и все выдумала.
«Как жалко, мистер Лэндли».
Да, жалко, но необходимо. Я всегда мог извиниться и как-то загладить вину. Но как-нибудь потом. Когда она поступит в университет, например. А сейчас я думал лишь о том, чтобы минимизировать ущерб.
Но хитрый план, который казался таким удачным в воскресенье дома, когда я лежал на диване, попивая светлое пиво, теперь не придавал мне ни малейшей уверенности. А что, если она сможет описать мою гостиную? Что, если кто-то видел, как она входила в мой дом? Что, если она украла что-то из моей кухни? Какой-нибудь сувенир, который станет неопровержимым доказательством моей вины.
Какой же я идиот! У нее было столько улик.
– Доброе утро, мистер Лэндли! – Стив Роббинс крепко хлопнул меня по спине, когда я вошел в учительскую.
Я так и не собрался указать ему на эту дурацкую привычку. Как учитель информатики, Стив по непонятной причине любил носит футболку с изображением персонажей сериала «Красный карлик», джинсы и пару ярко-белых кроссовок. Он преградил мне дорогу, слегка согнув ноги в коленях, словно мы собирались бороться, что было неправдой.
– Только три слова, – сказал он, разведя руки в стороны ладонями вниз, словно собираясь перерубить голыми руками полено, как настоящий каратист. – «Золотой глаз». Чудесно.
Вдохнув запах дрянного кофе, я обвел кабинет взглядом. Похоже, никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Даже Соня Лэрд не смотрела в мою сторону, оживленно обсуждая что-то с Карен Уэкс. Это все, что мне нужно было знать. Если бы Соня узнала, что я целовался с пятнадцатилетней девочкой, она бы караулила меня за дверью с мясницким ножом.
Облегчение, которое я почувствовал, было похоже на бокал ледяного пива после длинного жаркого рабочего дня, который я провел, объясняя дроби девочкам, едва освоившим таблицу умножения.
– Правда? – ответил я, похлопав его по плечу, и направился к чайнику.
Мне требовалась пара чашек кофе, каким бы ужасным он ни был, чтобы прожить это утро.
– Броснан не хуже Коннери. Почему ты не пришел, чувак? Тебе бы понравилось.
Я нахмурился. Стив не знал, что у меня произошло с Соней, да и излишней деликатностью он не страдал. Я решил замять тему.
– Да голова разболелась.
– Господи! Ты говоришь, как моя девушка.
Мы оба знали, что у Стива нет девушки, но в понедельник утром подобные подробности никому не интересны. Я сварил нам кофе – какой же он ужасный! – уселся на любимый стул возле окна и, не снимая любимой куртки с воротником из овечьей кожи, вытянул ноги, ожидая начала собрания. Сегодня я надел ковбойские сапоги. Не знаю зачем. Наверное, на удачу. Слева от себя я заметил Билла Тейлора. Он держал карманные часы за цепочку, раскачивая их, словно зловещий маятник.
Слушая обычную рабочую болтовню учителей, я чувствовал, что страх отступает. Пока все шло хорошо. Если я смогу продержаться до конца дня без всяких инцидентов, то, вернувшись домой, запрусь на все замки и потрачу несколько часов на то, чтобы продумать свою линию защиты. Словно меня уличили в том, что я ворую цветочные горшки у добропорядочных соседей.
Когда собрание наконец началось, стало понятно, что никто ничего не знает. В пользу этого говорило несколько фактов. Во-первых, казалось, что все сотрудники школы провели субботний вечер, поедая попкорн и наблюдая за приключениями Джеймса Бонда. Во-вторых, главным вопросом повестки дня было голосование, разрешить ли мужчинам пользоваться женским туалетом, пока в мужском идет ремонт. Дамы, естественно, не были рады такому повороту дел. О Дарси Рид никто не вспоминал. Я пытался успокоить себя тем, что, если бы кто-нибудь что-то узнал, субботний вечер тут же оказался бы в повестке дня, которой занималась мисс Гуч, а всем было известно, что у нее пунктик по поводу мытья рук.
«Черт! Надо перестать думать об этом. Надо перестать думать об этом!»
Оставалось выяснить, знает ли кто-нибудь из учениц о том, что случилось в субботу. Это было достаточно просто. Смешки, косые взгляды, хихиканье будут более чем очевидным сигналом.
Я пережил два урока математики с пятым классом и дежурство на спортплощадке без приключений. Так же гладко прошел обед, во время которого я читал про постановку шестым классом спектакля по пьесе Бертольда Брехта «Кавказский меловой круг». Потом я спокойно проверил контрольные работы (они безнадежны, просто безнадежны!).
В одном я не преуспел. Я не смог прожить этот день, не думая о Дарси Рид.
Чем меньше я волновался из-за разоблачения, тем больше думал о том, как обнимал ее и целовал.
«Я поцеловал ее. Это было приятно. Вот черт! Почему это было так приятно? А что теперь?»
– Тодд!
Я дернулся и опрокинул чашку с горячим чаем прямо себе на штаны. Как же это было больно! Я вскочил и чуть не сбил с ног Соню Лэрд, которая, как я понял, уже где-то минуту стояла рядом, пытаясь привлечь мое внимание.
– Черт… – прорычал я, чем расстроил пожилую пару библиотекарей.
Они действительно были парой и могли поразить любого отличным знанием библиотечных каталогов. Соня надула губы и подала мне бумажное полотенце.
– Прости, Тодд. Я не хотела тебя напугать.
– Чего ты хочешь? – резко спросил я.
Я не боялся показаться грубым. Кого я не боялся обидеть, так это Соню Лэрд.
– Прости, – повторила она. Мне стало интересно, за что она так извиняется. – Я просто хотела сказать… – Она понизила голос. – Я не хочу, чтобы между нами была напряженность. – Она говорила, осторожно выбирая слова, словно мы обсуждали сыпь на гениталиях (ее, не моих!). – Я знаю, что ты собирался в кино в субботу, и надеюсь, что ты не пошел туда не из-за меня.
Я удивленно уставился на нее. Неужели я пропустил уведомление о том, что ложь и клевета теперь считаются признаком дружбы?
– Ну, Соня, – ответил я, – я действительно не пошел туда из-за тебя, и да, я думаю, что отношения между нами в ближайшем будущем будут напряженными.
Она нахмурилась и посмотрела на меня так, словно раздумывала, не заколоть ли меня ножом.
– Но почему, Тодд?
Я пытался осторожно вытереть штаны, чтобы поменьше привлекать к себе внимание, но в этот момент остановился. Было странно держать руку возле гениталий, когда рядом стояла Соня.
– Потому что ты выдумала всякий бред про меня и скормила его Мак-Кензи. Я не общаюсь с лжецами.
– Я рассказала о том, что случилось, с моей точки зрения, – прошипела она, словно религиозный фанатик, пытающийся защитить Святое Писание.
– Ну, твоя точка зрения, мягко говоря, неверна.
Соня покусала губу, выдумывая аргументы в свою пользу. Не найдя никаких доводов, она решила свалить вину на меня.
– Ну, ты явно ведешь себя неразумно, Тодд.
Я рассмеялся. Я был вынужден рассмеяться, потому что ничего другого сделать не мог.
– Соня, – начал я, подавшись вперед и четко произнося каждое слово, словно мы говорили на разных языках, что, честно говоря, было правдой, – если ты придумываешь ложь о другом человеке, из-за которой ему грозит увольнение с работы, то чему ты удивляешься?
– Что? – пробормотала она.
Она была безнадежна. Тогда я решил сам ответить на свой вопрос, заодно проверив, понимает ли Соня человеческую речь.
– В таком случае этот человек не захочет дружить с тобой, – ответил я и отвернулся.
Я сидел так достаточно долго. Наконец Соня расплакалась, и в этот момент вошла Карен Уэкс, которая тут же начала угрожать, что снова пожалуется на меня Мак-Кензи. Зная Соню, я не был удивлен.
Я подавил желание отхлестать их по щекам, поднялся и вышел.
Я шел по спортивной площадке и кипел от злости, словно нефтяной магнат возле завалившейся нефтяной вышки. И резко остановился, когда услышал, что кто-то зовет меня. На этот раз это была не Соня.
– Мистер Л.!
Мое сердце забилось быстрее. Это была Дарси. Она шла ко мне в шерстяном свитере и вязаном шарфе, закинув рюкзак за спину, словно собралась идти домой.
Я заметил, что она не выглядела как человек, который хочет дать мне пощечину или рассказать об ордере на мой арест. Казалось, она очень рада видеть меня. Как ни странно, я почувствовал огромное облегчение.
– Ты же должна быть на физкультуре, – заметил я, удивившись собственной осведомленности о ее расписании.
– Я знаю, но… – Она показала мне банку с мазью от простуды. – У меня проблемы с носоглоткой.
Ее глаза сияли, а густые волосы блестели на солнце. Она улыбалась мне как человеку, который был ей небезразличен. Я был практически уверен, что если бы встретил ее через несколько лет, то увидел бы в ней свой идеал.
«Соберись, придурок!»
Я сглотнул.
– Вчера у тебя не было никаких проблем с носоглоткой.
Я не хотел, чтобы это прозвучало пошло. Честно.
Она пожала плечами и слабо улыбнулась.
– Ну, вы мой учитель, поэтому я не могу ни подтвердить это, ни опровергнуть.
Я улыбнулся в ответ. Стало ясно, что мне не стоило бояться этого разговора. Она мне сама помогала.
– Значит, я тебя не видел.
– Спасибо, мистер Л. – Теперь она должна была уйти, но не ушла.
Дарси стояла, переминаясь с ноги на ногу. Она поправила рюкзак и переложила банку с мазью из одной руки в другую.
Теперь была моя очередь.
«Возьми себя в руки, Лэндли».
– Дарси, можно тебя на пару слов? – официальным тоном спросил я, растирая замерзшие ладони.
Она кивнула.
– Наедине будет лучше всего, я думаю, – предложил я, направившись ко входу в театральную студию, подальше от спортплощадки, окруженной с трех сторон корпусами школы, из которых было видно все, что там происходит.
Когда мы подошли к стене студии, я свернул на едва заметную тропинку, которая вела в густой кустарник. Это было не самое благоразумное решение.
Через пару поворотов тропинка вывела нас к деревянной скамейке, надпись на которой гласила, что она поставлена в честь какой-то учительницы танцев: «Для Пегги, учительницы танцев 1977–1989 годов, от друзей. Ей так нравилось это место».
Я осмотрелся.
Скамейка пряталась среди кустов и выглядела сухой. Отличное место, чтобы посидеть и выяснить отношения.
– Садись, – предложил я, на ходу придумывая, как буду объяснять, почему мы здесь, если нас случайно обнаружат.
«Мы просто обсуждаем проблемы Дарси с носоглоткой».
Мы сели. Дарси положила руки на колени, терпеливо ожидая, пока я снова начну строить из себя идиота.
Несколько секунд я думал, как лучше начать, как правильнее выразить свои мысли, и наконец прошептал глубоким голосом, в котором должна была чувствоваться уверенность:
– Мы вчера совершили ошибку, Дарси.
Таким голосом мог бы говорить Леонард Коэн, заболевший ларингитом. Дарси улыбнулась, чему я был очень рад.
– Вы репетировали этот разговор? – спросила она, выдыхая облачко пара.
– Нет, – быстро возразил я, нахмурившись. – Почему ты так считаешь?
Дарси с облегчением вздохнула.
– Слава богу, потому что это глупости.
Неожиданно для себя я рассмеялся.
– Прости.
Дарси откинулась на спинку скамейки и положила ногу на ногу. Вероятно, так было теплее.
– Пустяки, – ответила она, кусая губу, словно действительно пыталась воспринимать меня всерьез. – Простите, мне не следовало смеяться.
«Как она может так легко к этому относиться? Удивительная девочка!»
– Ну, – начал я, откашлявшись и воспользовавшись еще одной попыткой не свалять дурака, – мне не следовало тебя целовать.
Я засунул руки в карманы, потому что они начали замерзать.
Дарси смущенно улыбнулась, прикрыв рот шарфом.
– Кажется, это я вас поцеловала.
«Все верно. Хотя это не важно. Не отвлекайся!»
Я покачал головой.
– Дарси, я ответил на твой поцелуй. Мне не следовало этого делать. Не знаю, о чем я только думал. Я твой учитель. Тебе не нужно было приходить в мой дом.
Дарси посерьезнела. Улыбка исчезла с ее лица. Мне тут же захотелось вернуть ее.
– Я сама пришла к вам и постучала в дверь, мистер Л. Вы не искали со мной встреч.
Еще один плюсик мне. Если Дарси не считает, что я полный засранец, значит, возможно, так и есть.
– Дело в том, – мягко сказал я, – что мы совершили ошибку, и нам следует делать вид, что ничего не было, хорошо? Очень многие люди будут в бешенстве, если узнают.
И хотя мнение Сони меня интересовало меньше всего, по какой-то причине я вспомнил именно ее.
«Чертова Соня Лэрд!»
Дарси нахмурилась, опустила глаза и принялась ковыряться в маленькой дырочке в колготках. Она дрожала от холода. Мне хотелось взять ее за руки и согреть их своим дыханием.
– Ну, я никому не скажу, – ответила она. – Но я хочу, чтобы вы знали, что тот вечер был лучшим, что произошло со мной за последний год.
Мы замерли, когда за кустами послышались шаги. Какие-то девочки прошли мимо зарослей, обсуждая мальчиков.
– Дарси, – сказал я, как только они скрылись за углом, – ты не должна так говорить. Ты молода, тебя ждет много хорошего впереди.
– Я же рассказывала, что мы переезжаем в Лондон после Рождества. – Дарси покачала головой. – Мне будет очень вас не хватать.
Она грустно смотрела на меня серыми глазами. Я вспомнил, что она рассказывала о своей матери, которой нужно будет придерживаться постельного режима целых полгода.
– С твоей мамой все будет хорошо.
– Что вы подразумеваете под словом «хорошо»? – мягко спросила Дарси.
Я прекрасно понимал, что в психических заболеваниях ничего не смыслю, но мне не хотелось, чтобы Дарси считала, будто я спрашиваю просто из вежливости. Хватало того, что все с ней так поступают. Учитель интересуется ее самочувствием, поглядывая на часы, чтобы убежать смотреть хоккейный матч или общаться с коллегами.
– Все дело в твоем отце?
Сказав это, я понял: следовало хотя бы притвориться, что я не считаю, будто ситуация настолько проста.
– Нет. – Дарси мотнула головой. – Вообще-то, мама была даже немного рада, когда папа умер. Она всегда хотела путешествовать по миру, а он хотел детей, поэтому… – Она грустно пожала плечами. – Наконец она была свободна.
«Святой Боже!»
– Кто тебе это сказал?
Она заморгала, удивленно глядя на меня.
– Она и сказала.
– Дарси… – Я не находил слов, вероятно, потому, что никогда прежде мне не приходилось искать плюсы в том, что мать рассказала детям, что рада смерти их отца. Поэтому я решил объяснить это как некое недоразумение. – Я думаю, она говорила не всерьез. Правда ведь?
– Она говорила серьезно, – возразила Дарси. – Она постоянно это повторяет.
– Наверное, это в ней говорит алкоголь.
Дарси улыбнулась.
– Когда человек пьян, он говорит то, что думает, мистер Л.
Если это правда, то я действительно немного педофил.
– Как долго она в таком состоянии? – спросил я, засунув ладони под колени и потопав ногами в попытке согреться.
– Всегда, – ответила она. – Когда нам с Элис было пять лет, она упала с лошади и подсела на обезболивающие. Потом у нее началась депрессия и она запила. Отца это очень сердило. Они почти не разговаривали… ну, вы знаете, когда он умирал. Только на похоронах она расплакалась, да и то, потому что у нее было похмелье.
Защищать мать, которую в первую очередь интересуют собственные проблемы, а не смерть мужа или страдающие дети, было сложно, поэтому я даже не пытался.
К счастью, Дарси не ждала, что я буду искать положительные моменты в поведении эгоистичных безумцев в переломные моменты их жизни.
– Я скучаю по отцу, – добавила она, – после его смерти я поняла, что надо следовать за мечтой. Я стану шеф-поваром, когда закончу школу.
Честно говоря, я был рад, что ее цели не связаны с успехами на уроках математики.
– Чудесно, – обрадовался я. – Так и сделай.
Она улыбнулась и задумалась.
– А о чем мечтаете вы, мистер Л.?
Ее вопрос застал меня врасплох. Я задумался, не видели ли меня ученики уставшим или расстроенным. Надеюсь, что нет, в противном случае я бы попал в ту же категорию, что и Дерек Сэерз с его неулыбчивым лицом и немытой лысиной.
– Ну… – Я почесал подбородок. – Мне нравится преподавать.
– Нет! – Она махнула рукой, задев мою ногу. – Я имею в виду, о чем вы мечтаете?
Я улыбнулся. Мне была даже приятна мысль, что делом всей моей жизни не является каждодневное общение с Соней Лэрд и валяние дурака со Стивом Роббинсом.
– Ну… О путешествиях, наверное. Я всегда хотел, но… – Я замолк и посмотрел на Дарси, понимая, что меньше всего ей хочется слушать нытье очередного взрослого о том, что его мечты не сбылись.
Ее глаза расширились. Она так внимательно слушала меня, что, казалось, все, что я говорил, было очень важно для нее.
Я не мог придумать ничего такого, что не бросило бы тень на мою работу в Хэдли Холл, а подставлять Мак-Кензи мне не хотелось.
– Иногда жизнь подавляет тебя, Дарси. Поэтому нужно заниматься подобными вещами, пока ты молод. Вот ты еще молода, – добавил я весело, потому что мне начало казаться, что я говорю, как мой отец, который бо́льшую часть времени только жаловался на колени и писал письма на телевидение.
– Так почему бы вам не поехать куда-нибудь летом? – предложила Дарси. Ее зубы начали стучать от холода, но, казалось, она этого не замечала. – У вас длинные каникулы. Вам ничто не мешает.
Я смотрел на нее, пытаясь понять, в какой момент мы перестали обсуждать ее мать-алкоголичку и начали говорить об отсутствии мотивации у меня.
– Куда бы вы поехали? – спросила Дарси.
– В Италию, – без колебаний ответил я. – Не такая уж экзотика, но… моя бабушка была итальянкой. Там у нас родня живет.
– И вы никогда к ним не ездили?
– Ну, на каникулы ездил в детстве. Но я всегда обещал себе поехать туда надолго, может, даже устроиться на работу учителем. Выучить язык. То есть я знаю несколько слов и фраз, но было бы чудесно знать итальянский хорошо.
Я потер ладони и подул на них, представляя итальянское тепло.
Дарси убрала со лба волосы и посмотрела мне в глаза, словно собираясь сделать какое-то признание.
– Я всегда мечтала открыть ресторанчик итальянской кухни. Ну знаете, такую маленькую тратторию.
Я улыбнулся. Это была хорошая мечта.
– Правда?
– Ага. Мистер Майклз рассказывал нам об одном чудесном местечке в Апулии. – Дарси оживилась. – Заведение устроено в пещере. У них нет вывески и меню, зал освещают свечи, а вино наливают прямо из бочки. Я имею в виду, что у них настоящие бочки.
Я улыбнулся. С одной стороны, было приятно слышать, что Бретт Майклз, завуч по иностранным языкам, не представлял хорошего места для обеда без обязательного вина из бочки. Но, с другой стороны, это немного тревожило. Мне он очень нравился, но Бретт был воплощением настоящего алкоголика.
– Ты когда-нибудь была в Италии? – спросил я.
Она покачала головой, громко стуча зубами.
– А как насчет поездки в Венецию в феврале? Мистер Майклз организовывает ее. Еще есть места.
Ученики из Хэдли Холл не ездили на экскурсии в Стоунхендж или на Адрианов Вал. Нет, они посещали Доломитовые Альпы, Барселону, Южную Африку, Стокгольм. А теперь, по всей видимости, и Венецию.
– К тому времени я уже буду в Лондоне, мистер Л., – напомнила она с грустной улыбкой.
Должно быть, я вздохнул, потому что из моего рта вырвалось облачко пара.
– Да, точно. – Я нахмурился. – Прости.
– Все в порядке, – мягко ответила она. – Все равно мама не оплатила бы поездку. А вы поедете?
Я покачал головой.
– Туда уже записалось достаточно учителей.
– Вам стоит самостоятельно поехать в Италию. Следующим летом. Найти родственников.
Я посмотрел на Дарси. Я был благодарен ей за такой оптимистический настрой. Я не понимал, где она берет для него силы. Большинство девчонок в ее ситуации уже бы попались на мелкой краже из магазина или на покупке легких наркотиков.
– Да, – ответил я, почувствовав неожиданное вдохновение. – Возможно.
Она улыбнулась. Ее губы начали потихоньку синеть от холода.
– Не забудьте прислать мне открытку.
Я почти сказал это… К собственному ужасу, в этот момент я почти сказал: «Поехали со мной».
К счастью, какой-то важный участок моего мозга вмешался и не позволил мне это произнести.
– Тебе пора домой, Дарси, – пробормотал я. – Уже холодно.
Но вместо того, чтобы кивнуть и уйти, она протянула руку и положила ее на мою ногу. Ее прикосновение было очень мягким, но я почувствовал то же, что и в субботу, – только на этот раз я не был пьян.
«Ты не пьян, Лэндли. Тогда у тебя не было оправдания, сейчас его еще меньше».
Я был удивлен тому, что мог бы это сделать трезвым.
– Дарси… – начал я, но слова не хотели идти из горла.
Я осторожно убрал ее ладонь со своей ноги, но почему-то не отпустил. Наши пальцы переплелись. Ее пальцы были немного теплее моих, которые уже заледенели. Я закрыл глаза.
– Мы должны прекратить это сейчас же, – прошептал я.
– Вы мне очень нравитесь, – вздохнула она.
Дарси протянула другую руку и положила ее мне на затылок. Меня как будто током ударило. Я попытался протестовать, но сразу понял, что это бессмысленно, поэтому просто закрыл глаза.
«Если она поцелует меня, я отвечу на поцелуй лишь для того, чтобы она знала, что тоже мне нравится… Но после этого все закончится. Не знаю, каким образом, но я сделаю так, чтобы все закончилось».
В тот момент, когда я раздумывал об этом, я почувствовал прикосновение ее губ. Они дрожали от холода. Я обнял ее и страстно поцеловал. Наши языки встретились и начали яростную борьбу друг с другом. Она закинула ногу мне на бедро, а потом и вовсе уселась на колени. Дарси была такой легкой, что я понял это лишь тогда, когда она начала тереться об меня.
Я понял, что хочу заняться с ней сексом, и эта мысль меня напугала. Я отстранился и вытер губы – и сделал это скорее автоматически, чем осознанно. Я понял, что вот-вот распла́чусь.
– Нет, это неправильно. Мы не можем этого делать.
Я дернулся, и Дарси тут же слезла с меня. Я с усилием поднялся на ноги.
– Хорошо. – Она кивнула. – Хорошо.
И разрыдалась.
Я провел рукой по волосам.
– Дарси, ты мне очень нравишься, но это зашло слишком далеко.
Она кивнула, не переставая плакать.
– Хорошо. Мне очень жаль.
Я на секунду закрыл глаза, пытаясь собраться.
– Пожалуйста, не говори так, – попросил я. – Это не твоя вина.
Дарси схватила край шарфа и вытерла рот. Этот инстинктивный жест добил меня. Я заплакал.
– Прости, Дарс, – взмолился я.
Я никогда ее так не называл, это получилось как-то само собой. Я согнулся и опустился перед ней на колени прямо в грязь – как жалкий идиот, каким я и был. Я взял ее за руки. Она пыталась перестать дрожать и плакать, но у нее не получалось. Даже сейчас, в этот момент, она была смелее меня.
– Тебе надо забыть обо мне, понимаешь? Я самый настоящий ублюдок.
Она покачала головой. Слезы текли по ее гладким щечкам и капали в грязь.
– Я не думаю, что вы такой.
– Однажды ты поймешь, что это так. Поверь мне. Однажды ты поймешь, о чем я говорю.
Дарси долго смотрела себя под ноги.
– Я ценю вашу заботу, мистер Л., – наконец сказала она, шмыгнув носом. Потом подняла голову и посмотрела на меня. – Я знаю, что я чувствую.
У нее было такое выражение лица, что я подумал, что мое сердце разорвется на части.
– Ты так думаешь, – возразил я, – но, поверь мне, это не так.
Мы больше не разговаривали. Она встала, поправила шарф и рюкзак, бросила на меня последний грустный взгляд и направилась назад через кустарник к спортплощадке и дальше к воротам.
А я остался стоять на коленях в грязи возле скамейки, не в силах сдвинуться с места. Я стоял так до темноты, дрожа от холода и отмораживая себе задницу.