Тодд

Среда, 3 января 1996 года

Я совсем не спал. Вообще. Поэтому, когда на часах было уже три часа ночи, сдался и начал готовить крепкий черный кофе в кружке с изображением мистера Бина, которую Стив в шутку подарил мне на день рождения. Кружка была просто огромная, как ведро. Кофе у меня получился настолько крепким, что со стороны был похож на патоку.

Когда я появился в школе, меня буквально трясло. Передозировка кофеина интересным образом отразилась на моих внутренностях, поэтому, подойдя к школьным воротам, я был вынужден сделать крюк и сначала зайти в туалет в драматической студии.

Я был жалок. Я не видел свою пятнадцатилетнюю подружку уже целых двенадцать дней и чуть не наложил в штаны.

Я бы с удовольствием завалился спать в садовом сарае Дарси накануне вечером, чтобы встретиться с ней, как только она вернется из поездки с семьей в Восточный Лондон, но не сделал этого из-за письма, которое она прислала мне через два дня после отъезда. Она сообщала, что они вернутся очень поздно во вторник, потому что им еще надо посмотреть «Лебединое озеро» и так далее. Дальше я не читал, потому что первые четыре предложения вогнали меня в дикую тоску, которая всегда чувствуется острее на Рождество. От нее не спасают ни литры хереса с килограммами сырных палочек, ни бодрая мастурбация несколько раз в день. А все потому, что моя подружка еще была в том возрасте, когда ее мать решала, что она делает на Рождество. Весь остаток письма, как я узнал позже, она объясняла, что не сможет мне позвонить, потому что телефон ее тети стоит в кухне, где постоянно кто-то сидит, потому что ее тетя не хочет отапливать всю квартиру. И она точно не сможет выйти, чтобы позвонить из таксофона, потому что район Далстон, где живет тетя, кишит опасными мужчинами, готовыми накинуться на молоденьких девочек-подростков.

Я уловил иронию. Очень смешно.

Поэтому в последнюю минуту я решил провести Рождество с семьей. Ричард надумал привести домой свою новую подружку Кэти (под новой мы понимаем первую), поэтому мне нельзя было отпускать обычные шутки о его волосах или растущей талии. Также нельзя было сидеть допоздна, как у нас повелось, потягивая «Бейлис» и просматривая коллекцию фильмов о Джеймсе Бонде, обсуждая, в основном теоретически, девушек.

В последние пару месяцев я много думал о том, чтобы обсудить Дарси с Ричардом, но каждый раз, когда я был готов вот-вот затронуть эту тему, мне не хватало смелости. Я подозревал, что брат не одобрит наших отношений. Это я говорю о своем брате Ричарде, у которого ни о чем не было своего мнения, кроме разве что ухудшающегося качества телевизионных передач на Рождество и того, есть ли у интернета потенциал серьезного инвестирования (он решил, что в целом есть).

Поэтому неодобрение Ричарда будет для меня кое-что значить. Я понимал, что эта новость могла навсегда испортить наши отношения, хотя не знал почему. Я решил подождать, пока Дарси исполнится двадцать один год, и уже тогда сообщить о наших отношениях друзьям и родственникам.

Мне также казалось, что Кэти не относится к тем женщинам, которые одобряют сексуальные отношения с несовершеннолетними, а поскольку с ней Ричарду было хорошо, я решил, что сейчас не время рассказывать подобные истории.

Когда появилась Кэти, Ричард очень быстро избавился от одержимости Джеймсом Бондом. Он даже надел на праздник рубашку с длинными рукавами, застегнув ее на все пуговицы. Это так удивило маму, что она на время лишилась дара речи. Все указывало на то, что мне нельзя будет упоминать агента 007 или предлагать посмотреть какой-нибудь фильм на эту тему. Поэтому я молча уселся в углу и принялся жевать орешки, фантазируя, как буду лизать грудь моей подружки.

Наша мать оставалась на взводе весь период праздников, потому что семья Кэти была как-то связана с поместным дворянством и у них были служанки, которые убирали в их многочисленных домах. А у нас служанок не было. Поэтому всех заставляли разуваться, и каждый раз, когда Кэти шла в туалет, мама пробегала по комнатам с пылесосом. На второй день Рождества я нашел каталог «Желтые страницы» с закладкой на рекламе служанок по вызову.

Кэти бо́льшую часть времени сидела на краешке дивана. На ее лице было заметно слабое отвращение, словно мой отец только что вышел из-за пианино голышом, а мама сунула ей под нос чипсы с луком и похвалила ее прическу.

У меня сложилось впечатление, что Кэти я не понравился, потому что каждый раз, когда я пытался с ней заговорить, она игнорировала меня, сжимала ладонь Ричарда и отворачивалась. Поэтому я тут же замолкал, а Ричард начинал рассказывать, куда они планируют поехать в отпуск в следующем году и как хорошо ее отец управляется с овцами на своей ферме. Это меня раздражало, потому что я точно знал, что Ричард терпеть не может фермы, а тем более рогатый скот.

Возможно, Кэти не нравились мои длинные волосы, учитывая, что она встречалась с мужчиной, носившим короткую стрижку, хоть и плохо выполненную. Я уже давно понял, что некоторые женщины не доверяют мужчинам, у которых волосы на голове длиннее десяти сантиметров. Если проблема была только в этом, то могу сказать, что Кэти понравилось бы в Хэдли Холл. Она могла бы даже подружиться с Соней Лэрд.

Подарком Ричарда и Кэти – представьте, уже общие подарки! – мне на Рождество была коробка кубинских сигар, купленная Кэти за полцены вместе с другими вещами в международном аэропорту Гаваны «Хозе Марти» во время поездки на Кубу в июле, когда она еще не встречалась с Ричардом. Учитывая, что мы с Ричардом довольно часто любили выкурить сигару на двоих, я подумал, что это довольно странный, скороспелый подарок. Я надеялся, что подобные подарки не войдут у них в привычку. Если у тебя появилась девушка, это не повод превращаться в скучного, бездумного засранца.

Я собирался остаться и на Новый год, решив (до того, как имел неудовольствие познакомиться с ней), что Кэти будет не против отправиться в паб, чтобы пропустить несколько стаканчиков, а потом около полуночи поехать куда-нибудь. Но, по всей видимости, семья Кэти привыкла проводить Новый год с пользой для здоровья. А это не включало в себя подъем в час дня первого января с тяжелой головой. Ее родственники, должно быть, привыкли бегать по пять километров перед завтраком, пить непастеризованное молоко и заниматься спортом. Поэтому перед Новым годом я вернулся в Норфолк, остановившись по дороге возле магазина, чтобы купить восемь банок пива для себя и эгг-ног для миссис Паркер. Я никогда раньше не покупал его, но после того, как занес ей напиток, решил как-нибудь повторить это. Она приняла его с такой благодарностью и радостью, словно его принес не я, а Иисус Христос. С длинными волосами и бородой я, возможно, отдаленно был на него похож. Честно говоря, она однажды приняла молочника за Иэна Мак-Шейна.

Перед полуночью кто-то позвонил в дверь. Я как раз смотрел новогоднее шоу и допивал пятую банку пива, представляя, как Дарси веселится где-то в Ист-Энде со своими двоюродными братьями и сестрами, знакомится с богатыми мальчиками из Чизика и накачивается шампанским. Новогоднее шоу она наверняка не смотрит.

Услышав звонок в дверь, я вдруг уверился, что это она, что им пришлось уехать из Далстона, потому что ее мать выпила слишком много коктейлей и вызвала пожар, перевернув елку или что-нибудь еще в этом роде. Я подбежал к двери, резко распахнул ее…

И молча уставился на нежданную гостью. Передо мной стояла Соня Лэрд. На ней были туфли на высоких каблуках и расстегнутый плащ, под которым угадывался сексуальный костюм Санта-Клауса из какого-то дешевого материала, напоминавшего пластик.

Я был довольно пьян, поэтому у меня буквально челюсть отвисла, когда я ее увидел. Соня воспользовалась моим удивлением и проскользнула в гостиную. Я выругался и вытер подбородок краем свитера.

Было очень холодно, поэтому я захлопнул дверь, хотя мне совсем не хотелось находиться с Соней Лэрд в закрытом помещении.

– Что ты здесь делаешь, черт побери? – крикнул я от двери.

Если бы я так сильно не презирал ее, то наверняка бы счел ее наряд довольно забавным.

Соня, вместо того чтобы ответить на мой вопрос, промурлыкала:

– С Новым годом, мистер Лэндли!

И сбросила с себя плащ. Увидев ее в этом наряде, с бледными руками и ногами, которые казались почти прозрачными, с желтыми зубами и губами, накрашенными ярко-алой помадой, я почувствовал, что меня вот-вот стошнит.

– Соня… – начал я, не зная, что сказать.

Очень хотелось попросить ее свалить, но даже мне хватило мозгов оценить ее смелость стоять в таком виде перед человеком, который открыто ее презирает.

– Ну же, Тодд, – прощебетала она. – Ты один. Я одна. Давай повеселимся. Неужели ты хотел сидеть здесь в одиночестве и смотреть… – она взглянула на экран телевизора, – это глупое шоу?

Она произнесла это с дурацким шотландским акцентом, словно школьный хулиган, донимающий слабого очкарика. Мне стало неприятно.

– Соня, ты не одна, – сказал я.

Было ощущение, что я напоминаю ей об этом постоянно с того дня, как мы познакомились.

– Вообще-то, – радостно начала Соня, словно информация, которую она хотела сообщить, должна была заставить меня резко влюбиться и упасть в ее объятия, – мы с Дарреном порвали.

«Повезло Даррену», – тут же подумал я, после чего сделал глоток из банки.

– Итак… – продолжила Соня, вероятно, ожидая, что я повалю ее на диван и стащу с нее этот глупый наряд зубами.

– У меня есть девушка, Соня, – выпалил я, даже не подумав, что говорю.

Она хохотнула:

– Нет, у тебя нет девушки!

Это меня взбесило. С одной стороны, Соня, казалось, всегда хотела со мной переспать. С другой стороны, она так же последовательно пыталась выставить меня самым большим неудачником на планете.

– И откуда ты знаешь, черт возьми? – спросил я.

Соня не двинулась с места. Она стояла, покачиваясь в этих глупых туфлях на высоких каблуках. Казалось, она вот-вот упадет, стоит лишь немного подтолкнуть.

– Ну, Стив Роббинс знал бы. Это значит, что Джош знал бы. А это значит, что знал бы весь персонал школы, – парировала она.

– Это значит, что никто об этом не знает, – возразил я, что было опасно, учитывая мою ситуацию.

– Ну и где она? – спросила Соня, озираясь по сторонам, чтобы показать, насколько мои слова лишены смысла. – Сегодня Новый год, а твоей «новой подружки» нигде нет.

Она даже имела наглость показать пальцами кавычки.

В этот момент часы пробили полночь, и снаружи начали взрывать фейерверки. Мой коттедж одной стеной выходил на футбольное поле, где толпы осоловевших представителей среднего класса, держа в руках пластиковые стаканчики с подогретым в микроволновой печи вином, собрались со своими благовоспитанными детишками, чтобы поприветствовать очередные двенадцать удачных месяцев. А я у себя дома попал в заложники к женщине, которую ненавидел и на которой не было ничего, кроме пластикового белья. К тому же она имела наглость утверждать, что все это ради моего же блага.

Я был пьян и сбит с толку. Я хотел лишь одного – обнимать Дарси, а теперь даже не знал, увижу ли ее еще хоть раз.

Мне хотелось кричать от досады. Это, вероятно, объясняло то, что случилось потом.

– Чего ты от меня хочешь? – крикнул я. – Я понятия не имею, чего ты хочешь! Сначала ты ненавидишь меня, потом хочешь трахнуть! Так что? Чего ты хочешь?

Снаружи взрывались фейерверки.

– Я люблю тебя, – ответила она. – Я люблю тебя, Тодд.

Я молча уставился на нее. Такой глупости я не ожидал от нее услышать.

Я обхватил голову руками, понимая, что нужно немедленно это прекратить.

– Ну а я тебя не люблю, – ответил я. – И никогда не полюблю. Я люблю свою подружку. Я люблю ее сильнее, чем ты можешь себе представить.

В этот момент я понял, что это так: я люблю ее! Я люблю Дарси Рид! Мне захотелось сесть в ближайший поезд до Лондона и рассказать Дарси, как сильно я ее люблю. К черту ее родственников! К черту сумасшедшую мамочку и странную сестричку! Возможно, я люблю Дарси сильнее, чем все они, вместе взятые.

Соня все еще стояла передо мной, красная от стыда.

«Только это имеет смысл, – хотелось мне сказать. – Ты можешь стоять передо мной в пластиковых трусах, но краснеешь, когда я говорю, что люблю другую».

– Прости, Соня, – сказал я, хотя ей, скорее всего, было понятно, что мне совершенно не жаль.

– Не смей говорить со мной! – отрезала она и, стуча каблуками, направилась к двери. Она так спешила, что забыла на полу плащ.

– Значит, теперь я плохой? – удивленно воскликнул я. – Боже, Соня, я тебя сюда не звал…

Она замерла у двери.

– Вообще-то, ты был прав. Давай держаться друг от друга подальше.

– Я согласен, – отозвался я. Меня эта ситуация вымотала. – Поддерживаю.

Соня повернулась ко мне и бросила:

– Знаешь, Тодд, ты настоящая свинья.

Она распахнула дверь и вышла наружу, забыв, что у меня перед дверью небольшая ступенька. Поэтому оступилась и рухнула на землю, сломав себе лодыжку.

Два дня спустя начинался весенний семестр, и эта история, конечно же, разошлась по всей школе еще до обеда. Бо́льшая часть класса Дарси возвращалась с футбольного поля, где они смотрели фейерверк, когда Соня валялась на тротуаре у моей двери, крича от боли. Вся эта маленькая драма разыгралась перед хихикающими учениками Хэдли Холл и их полупьяными родителями. Лора Маркс, моя лучшая ученица, стояла в первых рядах, но не смеялась.

Когда приехали санитары, я зашел внутрь и вынес плащ Сони, чтобы прикрыть то, что осталось от ее достоинства (которого осталось немного), поэтому не смог бы утверждать, что она просто шла мимо моего дома и поскользнулась, потому что была пьяна. Позже мне пришлось выдержать продолжительный разговор с полицейскими, которые пытались заставить меня признаться, что именно я толкнул Соню со ступенек. Так бы у них появилось интересное дело, а не очередная пьяная гражданка с травмой лодыжки. Мне даже захотелось позвонить Дарси, чтобы она рассказала полицейским, как плохо Соня умеет бегать в туфлях на высоких каблуках.

Придя на работу, я провел почти час в кабинете Мак-Кензи. Ожидая, что меня ждет головомойка за то, что я запятнал репутацию школы, я погладил рубашку, собрал волосы в хвост и надел обычные туфли вместо ковбойских сапог. К счастью, все это было ни к чему. Мак-Кензи, очевидно, понимал, что Соня немного не в себе, поэтому благодаря ему я был лишен большей части дерьма, которое могло свалиться на меня в начале семестра, включая очень длинное собрание сотрудников и запуск странной образовательной лотереи для сбора средств для какой-то школы в Джибути. Учитывая, что там присутствовала Карен Уэкс со своим холодным, презрительным взглядом, я с радостью пропустил оба мероприятия.

Прошел день, прежде чем я смог поговорить с Дарси, целых семь часов скучного преподавания и тревожных мыслей. В конце концов я заметил ее, когда она проходила мимо главного зала, опустив голову. Я загородил ей дорогу, не обращая внимания на то, что нас могут увидеть вместе. Мне нужно было поговорить с ней.

– Привет, Дарси, – поздоровался я, внимательно глядя ей в глаза. – Можно тебя на пару слов по поводу твоей работы?

Я не знал, куда нам лучше пойти, чтобы нормально поговорить, поэтому просто пошел прочь. К моему облегчению, Дарси последовала за мной. Я слышал, как она мягко ступает в своих ботинках у меня за спиной. Найдя пустой класс, я зашел внутрь и закрыл за Дарси дверь. По иронии судьбы, этим классом оказалась лаборатория мисс Лэрд. Схватив несколько учебников, я разложил их на парте, чтобы сделать вид, будто мы обсуждаем какую-то задачу, если кто-то будет проходить мимо кабинета. Хотя как я, учитель математики, собирался давать импровизированный урок по экономике, я, честно говоря, не знал.

– Я знаю, что случилось, – дрожащим голосом сказала Дарси, когда я выпалил, что очень скучал по ней.

Я снова заговорил, прежде чем она успела как-то отреагировать на мои слова.

– Нет, это не так. Тебе кажется, что ты знаешь, что произошло, но это не так.

– Я давно знала, что у мисс Лэрд на тебя виды. – Она смотрела на меня странным взглядом, словно не узнавая. Это заставило меня запаниковать. – Я уже говорила тебе об этом. – Ее серые глаза наполнились слезами. Мне захотелось поцеловать ее. – Все смеются над этим.

– Да, у нее на меня виды, – поспешно согласился я. – Она приехала ко мне, Дарси, в этом глупом наряде, а я сказал, что у меня есть девушка и я ее люблю.

Это был не самый удачный момент, чтобы пустить в ход эту карту. Я это понимал, но также понимал и то, что я не врал. Я любил Дарси и хотел, чтобы она об этом знала.

– Что? – выдохнула она. – Что ты сказал?

– Я сказал, что люблю тебя, – повторил я негромким, но уверенным голосом. – Я серьезно. Я ни за что не прикоснулся бы к Соне… мисс Лэрд. Я хочу тебя. Я так по тебе скучал!

– Боже, – прошептала она и начала плакать. – О боже, я тоже по тебе скучала!

– Эй… – шепнул я. Я понимал, что обнимать ее рискованно, поэтому просто стоял перед ней с протянутой рукой. – Не плачь. Не плачь.

Дарси улыбнулась мне сквозь слезы, после чего вытерла глаза и щеки рукавом блузки.

– Я плачу, потому что счастлива, мистер Л., – сказала она и хихикнула.

Возможно, впервые за двенадцать дней я почувствовал облегчение. Я оперся о рабочий стол Сони и положил ладони на столешницу. Я не забывал регулярно поглядывать на дверь, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает. Я был уверен, что видел, как Соня уехала из школы полчаса назад, но из горького опыта знал, что она умеет заставать врасплох. В этом она была похожа на газетчиков.

– Как прошло твое Рождество?

– Ты знаешь, нормально, – осторожно ответила Дарси, словно ее Рождество было гастритом и она только-только начала выздоравливать. Я был бы даже рад, если бы она сказала, что веселилась до упаду с теми богатыми мальчиками из Чизика, которые не выходили у меня из головы с того дня, как она уехала. Она вздохнула. – Мама считает, что Рождество – это отличный повод напиться.

Ну, мы все считали, что Рождество – это отличный повод напиться, но мне казалось, что мать Дарси вывела эту идею на новый уровень. Я представил не исполнение рождественских песен, а полупустую бутылку хереса и ругательства в адрес королевы, поздравляющей нацию с праздником. Я решил, что, напившись, мать Дарси едва ли спокойно сидела на диване, тупо глядя в экран телевизора. Я представил, как она воет диким голосом с перепоя у себя в спальне, ее щеки полыхают румянцем, а тушь размазана по лицу, словно она позволила внукам сделать ей макияж.

– Мне очень жаль, – сказал я.

Я говорил это искренне. Я бы с радостью привел Дарси к себе домой, представил ее родителям, позволил маме штопать ей носки, а отцу кормить ее сладкими пирожками и конфетами. Разве не так принято праздновать Рождество?

– Все нормально, – ответила Дарси. Она, как всегда, была очень прагматична. – Моя тетя знает какого-то человека из общества анонимных алкоголиков. Он пришел к нам и дал маме книгу.

– Ага, – сказал я, словно это был важный шаг к выздоровлению, а не просто повод для бывшего алкоголика чем-то занять время, чтобы не сорваться. Да и на Рождество никто такого не делает. – Возможно, это поможет.

– Я очень надеюсь, что она ею воспользуется. – Дарси нахмурилась, но в следующую секунду улыбнулась. – Есть и хорошая новость. Я поговорила с тетей. Она заплатит за мою поездку в Венецию. Я сказала сегодня об этом мистеру Майклзу.

– Ух ты! Это же чудесно, Дарс.

Я планировал дать ей денег на поездку, но еще не успел придумать, как Дарси должна будет объяснить матери недельную бесплатную экскурсию в Италию. Теперь эта проблема была решена.

– Она уже купила мне подарок, но сказала, что вместо него я могу поехать в Италию.

– Что она тебе купила? – спросил я, решив, что это должно быть что-то очень хорошее, не хуже поездки на юг.

– Поваренные книги, – ответила она. – Очень хорошие. Но я не против. Она забрала их как компенсацию.

Я подумал, что это очень хреновый поступок. Даже моя семья, со всеми ее странностями, никогда бы так не поступила. Если тетя может позволить себе выделить Дарси несколько сотен фунтов на школьную поездку, я уверен, она могла бы прожить и без этих поваренных книг. Я решил, что позже выясню, что это были за книги, и пообещал себе, что обязательно куплю их для Дарси.

– Так что с твоей сестрой? Она тоже едет в Венецию?

Дарси скорчила гримасу.

– Нет. Она ненавидит каникулы. Она начала скучать по дому на следующий день после того, как мы приехали в Далстон.

Я улыбнулся, пытаясь придумать, как объяснить ей, что неделя в гостях у тети в Восточном Лондоне сильно отличается от поездки в Венецию.

– Мне кажется, Венеция немного отличается от Далстона, Дарс.

Дарси внимательно посмотрела на меня.

– Было бы неплохо, если бы ты тоже смог поехать.

Я заколебался, но не потому, что эта мысль казалась мне самой удачной с тех пор, как утром я прослушал на собрании сорокапятиминутный отчет о модернизации спортивного зала (застрелите меня!), а потому, что уже знал, что мест для учителей больше не осталось. Почти мгновенно я почувствовал негодование, что другие учителя обратили внимание на это мероприятие, в то время как я мечтал о том, чтобы сделать из головы Сони Лэрд доску для игры в дартс.

– Венеция, – прошептала Дарси, глядя на меня большими светло-серыми глазами, которые тянули меня к себе, словно магниты. – Поехали в Венецию. Это будет прекрасно, просто идеально.

В следующий момент она подалась вперед, поднялась на цыпочки и поцеловала меня. Я ответил на поцелуй, но тут же отшатнулся, бросил быстрый взгляд на дверь и схватил ее за руку.

– Пойдем, – прошептал я. – Сюда.

Я знал, что собираюсь сделать, и не верил, что мне это сойдет с рук, но не мог остановиться. Я не мог выйти из класса. Меня влекло к Дарси.

В подсобке за кабинетом было мало места и совсем не было окон. В воздухе витал слабый аромат хлеба и корицы. Еще там было очень холодно. Дарси отступила к полкам в дальнем углу, а я закрыл за собой дверь, оставив нас в полной темноте. Я наощупь пересек комнату и схватил протянутую руку Дарси. Обняв девочку, я крепко поцеловал ее в губы. Когда она ответила на поцелуй, все страхи, мучившие меня последние две недели, тут же улетучились.

– Я тоже люблю вас, мистер Л., – простонала она, целуя меня. – О боже…

Она протянула руку и расстегнула молнию на моих брюках. Я приподнял ее и посадил на одну из металлических полок. Я услышал, как она охнула от холода металла, но это не помешало ей обвить мою талию длинными, стройными ногами. Она порылась в сумочке, потом расстегнула мой ремень, отчего брюки упали на пол. Я услышал шелест фольги, а в следующий момент она стянула с меня трусы и натянула на член кондом. Наконец я вошел в нее и кончил, как новичок, спустя каких-то тридцать секунд.

Размышляя позже об этом случае, я решил, что то, что в подсобке было темно, сыграло мне на руку. Я боялся посмотреть вниз и увидеть себя со спущенными штанами и трусами, трахающего одну из своих учениц, девочку в школьной форме. Даже в темноте, задирая ее юбку, я знал, что это стандартная юбка серого цвета; я знал, что на ней черные чулки (в то время они были писком моды среди школьниц); я знал, что на шее у нее короткий галстук (я, по идее, должен был сделать ей замечание, поскольку галстук должен был доставать почти до пупка). Да, я, конечно, помнил об извечной мужской фантазии переспать со школьницей. Но не это меня заводило. Меня заводила она сама: ее милый смех, обаяние, любовь ко мне… Я любил ее, когда она была одета в рваные джинсы и футболку с надписью «Radiohead» и когда на ней была школьная форма. Таким образом я не чувствовал себя конченым извращенцем.

Такие мысли теснились в моей голове в тот день, когда я трахал Дарси Рид в подсобке. Я думал, что наша встреча будет романтичной и восхитительной, но вместо этого в моей голове не умолкал внутренний голос, которые повторял снова и снова:

«Извращенец. Извращенец. Извращенец».