Зямка Копач (Хлопчик)

Даниэль Марк Наумович

Акт первый

 

 

Картина первая

Морозная зимняя ночь. Снег. Небольшая железнодорожная станция. Видны железнодорожные пути и составы. Вдали — вокзальные огни. То и дело нервно перекликаются паровозы и доносится гул вагонов, — в городе идет эвакуация.

Со стороны вокзала в сопровождении Федора , Запалки , Казимира появляется Андрей Кудрявцев .

Кудрявцев (отдает приказ). Составы с четвертого и второго пути отправить немедленно!..

Запалка (вытягивается по-военному). Есть отправить, товарищ командир!

Кудрявцев (обращается к Миколе). Караулы на вокзале усилить! Подозрительных задерживать. Понятно?

Микола. Так точно, понятно, товарищ командир! (Уходит.)

Кудрявцев (к Казимиру). Все посты расставил?

Казимир. Только теплушка с лекарствами без охраны стоит.

Кудрявцев. Свободные красноармейцы имеются?

Казимир. Свободных нет, — все на постах!

Кудрявцев. Хлопчиков наших не видел?

Казимир. Они на посту, охраняют теплушки…

Кудрявцев. Передай по постам, что штаб находится теперь в депо.. Вернись немедленно… можешь итти…

Казимир. Слушаюсь, товарищ командир! (Уходит.)

Кудрявцев обходит пути и приближается к заброшенному тупику, у которого стоит запломбированный вагон-теплушка. Неподалеку от нее, на снегу, барахтаются двое подростков в длинных, волочащихся по снегу красноармейских шинелях. Они затеяли возню, чтобы немного согреться, а потом увлеклись и теперь уже борются всерьез, со всем азартом молодости. Кудрявцев, заметив борющихся, подходит к ним, приглядываясь. Те, увлеченные борьбой, продолжают свою возню.

Кудрявцев. Так его! Так его!.. А ну-ка, еще разок! Лейбка, не сдавай!.. Жару, жару больше!

Лейбка (вырываясь). Пусти… чего пристал! Холодно мне… чего балуешься?

Кудрявцев. А ну, пусти его, Зямка! Со мной, небось, не станешь? Сдрейфишь?

Зямка. Это я-то? Становись, товарищ командир!

Кудрявцев. О-о, вот он какой! Ладно. Скидывай шинель — готовь бока. Гляди в оба глаза, Лейбка, сейчас пятками вверх полетит!

Кудрявцев и Зямка, сбросив шинели, схватились.

Зямка (отдуваясь). Ффу… Ну, и жарко… Рубашка так и горит на теле… Какой тут мороз!

Лейбка (дрожа). А мне холодно! Руки остыли, ноги остыли.

Зямка. Да не хнычь ты! Ватой, что ли, тебе их укутать?

Кудрявцев. По местам! На пост!

Зямка и Лейбка, схватив винтовки, становятся по обе стороны теплушки, вытянувшись, как часовые.

Слушайте, ребята, что бы ни случилось, — с поста ни шагу. Ждите смену. Эта теплушка для пашей армии — большое дело сейчас. Здесь лекарства и перевязочный материал для наших больных и раненых товарищей. Понятно? Каждый аршин марли может спасти жизнь бойца. Понятно?

Зямка. Так точно, понятно, товарищ командир.

Лейбка (жалобно). А смена-то скоро придет? Мороз-то какой… Тридцать градусов!..

Зямка. Мороз! Товарищ командир, пускай он домой идет, — я один постою…

Кудрявцев. А ты не командуй здесь! Лейбка домой вернется, когда смена придет, через два часа. Пароль — Марат.

Зямка. Марат?

Кудрявцев. Марат. Имя такое.

Зямка. Не слыхал… Это кто же? Из наших?

Кудрявцев (улыбаясь). Из наших, Зямка, из наших!

Зямка. А-а! С товарищем Лениным работает вместе?

Кудрявцев. Нет, Зямка. Марат умер давно. Больше ста лет назад. Его убили…

Зямка. Убили?

Кудрявцев. Да. Убила женщина… как бы это тебе объяснить? Ну, словом, — французская белогвардейка… Пробралась к нему надом и заколола безоружного кинжалом… за то, что он боролся за французскую бедноту… Понятно?

Зямка. Понятно… Эх, жаль, я тогда на часах у его дверей не стоял!

Кудрявцев. Ну и что бы ты сделал?

Зямка. Я бы ее штыком… не дожила б до того, чтобы живой уйти!

Кудрявцев. И правильно сделал бы, Зямка! Вот что: коли мороз не спадет, что хотите делайте — на кулачках бейтесь, в обнимку валяйте друг друга, прыгайте, пляшите, — только глаз не смыкать! Понятно?

Зямка. Понятно, товарищ командир!

Лейбка (уныло). Понятно…

Кудрявцев. Ноги бумагой обмотали?

Лейбка. Бумагой?

Зямка. Зачем бумагой?

Кудрявцев. А затем, что теплее будет. (Достал из кармана несколько старых газет, передает мальчикам.) Нате. Обмотать как следует. К теплушке не подпускать никого. Пароль?

Зямка. Марат!

Кудрявцев. Марат. (Уходит.)

Лейбка и Зямка, усевшись на снег, начинают обматывать ноги бумагой.

Лейбка. Слюна во рту совсем теплая, а сплюнешь на землю, — ледышка падает… Ну и мороз! В такой мороз нос, говорят, сначала белеет, потом чернеет, а потом…

Зямка. А потом и вовсе отваливается. Лейбка! Нос-то у тебя…

Лейбка (испуганно). Ну?

Зямка. Белеет!

Лейбка (хватаясь за нос). Врешь?

Зямка. С места не сойти! Самый кончик — прямо, как снег, белый!

Лейбка. Да откуда же? Я его все время в башлык кутал.

Зямка. Плохо, должно быть, кутал…

Лейбка. Да я и не чувствую ничего…

Зямка (испуганно, всплеснув руками). Лейбка, знаешь что?!

Лейбка (в ужасе). Ну?!

Зямка. Почернел!

Лейбка. Ой!.. (Трогает нос.) Может, показалось?

Зямка. Как уголь!

Лейбка. Домой побегу… Тридцать пять градусов…

Зямка. Куда? Дурак ты эдакий! Да шучу я, шучу. Ну-ка, покажи нос… (Щелкнул его по носу.) Чуешь?

Лейбка (неуверенно). Словно бы — да…

Зямка (еще раз щелкнул). А сейчас?

Лейбка. Больно!

Зямка. Порядочный нос от щелчка всегда болит… Даже летом… Значит, все в порядке…

Лейбка. А ты — тоже! Что ты - хозяин, чтобы меня по носу щелкать? До сих пор болит!

Зямка. А ты и вправду испугался?

Лейбка. Вот уж ничуть! Что ты думаешь — я шуток не понимаю? Ну и холод! Градусов сорок! Зямка, а как ты думаешь, час уже прошел?

Зямка. Час? Час, пожалуй, прошел.

Лейбка. А тьма какая! Ни одной звезды! На небо погляди… Жутко уж очень… Спой что-нибудь…

Зямка (поет).

По небу катятся тучи, Тучами ветер играет, Мачеха, лютая буря, В голой степи завывает, Поклон свой из дальней Сибири Сыну отец посылает.

Наш командир с Донбасса приехал… шахтером там работал… Лейбка, ты никогда не был в угольной шахте?

Лейбка. Нет еще…

Зямка (помолчав). И я еще не был!.. Интересно там, под землей-то, а? Как ты думаешь? (Поет.)

Быстро проносятся годы — Вырастет сын и узнает, Что за решеткой тюремной Старый отец изнывает…

А вчера он рассказывал про Луганск… город есть такой у них на Донбассе… завод там большой стоит… Паровозы мастерят там… И на том заводе работал командир всех донецких партизанов, я фамилию запомнил… Во-ро-ши-лов! (Поет.)

Тучи расходятся злые, Ветер холодный слабеет… Скоро увидимся, батька, Глянь-ка: на небе светлеет…

Слушай, Лейбка…

Лейбка. Ну?

Зямка. Как ты думаешь, — знает он, что я пошел добровольцем в Красную армию и стою вот здесь на часах?

Лейбка. Кто?

Зямка. Ворошилов…

Лейбка. Ворошилов? (Задумывается.) Думаю, что не знает.

Зямка. А я думаю, что командир написал ему обо мне. Ты знаешь, когда я в первый раз прибежал к нему записываться в Красную армию, он меня долго расспрашивал, кто я да что, и есть ли у меня родители… А откуда у меня родители, если я родился круглым сиротой? (Изображает в лицах свой разговор с Кудрявцевым.)

— А голубей гонять умеешь?

— Нет, — говорю я, — это парни на слободке гоняют, а мы бумажные змеи пускаем!

— А свистеть? — спрашивает.

Я как свистнул, аж стекла задрожали.

— Хорошо! — говорит, — молодец! А драться?

Тут я подвох почуял и промолчал. Скажу «умею» — не запишет, решит, что скандалист, а скандалист не может быть красноармейцем. Скажу «не умею» — опять не запишет: какой же из тебя красноармеец, если ты драться не умеешь? У красноармейца такое ремесло, чтобы драться.

Лейбка. Ну, ну?

Зямка. Ну, я ответил, что по специальности я сапожник, но с буржуями, если командир прикажет, драться сумею… Смеется. «Хорошо», — говорит. Позвал начальников, показал на меня: «По специальности, — говорит, — сапожник, а драться с буржуями, если прикажут, сумеет…» «Ну, коли ты такой боевой, — сказал он мне, — садись со мной обедать, посмотрю, какой у тебя аппетит, а там увидим, — может, тебя и в армию запишем». (Убежденным тоном.) С тех пор командир без меня — ни шагу! Даже сплю у него в комнате!

Слышится стрельба.

Лейбка (испуганно). Стреляют!

Зямка. Наши легионеров угощают!

Лейбка. А на базаре сегодня говорили, что легионеры уже совсем близко… И когда в город войдут, то всех вырежут… Всех большевиков и красноармейцев…

Опять слышны выстрелы, теперь уже ближе.

Лейбка. Опять… Слышишь, Зямка? Вот еще…

Зямка. Замолчи.

Оба прислушиваются.

Опять стихло…

Слышны заводские гудки.

Заводы кричат… на подмогу зовут. Видать, что-то случилось в городе… Как зовут… словно живые люди…

Лейбка. Суматоха теперь пойдет… о нас забудут…

Зямка. Командир не забудет! За нами пришлет!

Лейбка (хныкая). Да… пока он пришлет, мы померзнем тут… Видишь, на вокзале темно… Все фонари погасли… Все фонари… Конец нам теперь, Зямка, не сыщут нас тут!

Зямка. Ну, завыл… Не скули ты! Постой-ка! (Прислушивается.) Идут сюда как будто?

Лейбка (прислушиваясь). Идут!

В темноте появляются два мутных огонька — ручные фонари в руках приближающихся людей. Подходят Савелий Никитич и Влас Маковецкий .

Савелий. Тут она где-то… на седьмой линии теплушка стояла… запломбированная… На станции сказывали: сахаром гружена…

Влас. Какой там сахар?.. Лекарства в ней… Дорогая это штука и тянет мало… что-то не видать ее… угнали, должно быть… торопятся хозяева… бегут… весь город очистят.

Савелий. Дожили мы с тобой, Влас. Дослужились… Сорок лет при тюрьме… Сорок лет верой-правдой служили. Ни один арестант не сбежал! И вот — взашей!.. Как собак… По ночам приходится здесь шарить. Пропитание себе в теплушках отыскивать…

Влас. Не сгодились мы с тобой, Савелий Никитич… «Старого, — говорят, — вы режиму…» Ну, ладно, не хороши — не надо… А только я тебе скажу, здесь, на железной дороге, по ночам — не по мне это дело… душа не лежит! По тюрьме скучаю…

Савелий. Мы своего часу дождемся… не боюсь… Только вот кого стеречь будем? В тюрьме-то пусто, — они, я гляжу, арестантов у нас начисто выведут… всех отправляют…

Влас. А ты не робей, Савелий Никитич, место свято не бывает пусто… Есть тюрьма — будут и арестанты… Одних увезли — других привезут. Чуешь, что в городе?

Савелий. Так-то так…

Лейбка (неожиданно). Сюда! Помогите!

Зямка. Ш-ш-ш… ты!.. Кто идет?

Лейбка. Сюда!

Зямка затыкает ому рот.

Зямка. Кто идет? Стой! Пароль!

Савелий Никитич и Влас молча замерли на месте.

Пароль говори, а то стрелять буду!

Ручные фонари повернулись и осветили мальчиков. Зямка взял ружье наизготовку. Громкий смех Власа и Савелия.

Влас (хохоча). Савелий… Савелий Никитич! Ну, скажи мне, христа-ради, видал ты когда-нибудь такое? Вот щенок! «Пароль, — говорит, — стрелять буду!» Ну, в кого ты стрелять собрался? В меня? Да я тебя плевком перешибу. Возьму вот сейчас, как котенка, за горлышко и… (Приглядываясь и переменив тон.) Да вы что здесь делаете?

Лейбка (испуганно). Груз охраняем… лекарства… мы не виноваты… нас сюда поставили…

Зямка (Лейбке). Молчи уж! (Власу.) На посту мы. И покуда смена не придет, мы отсюда не уйдем.

Влас. Смена? (Гогочет.) Ах, ты… Сменять-то будешь пеленки свои, что ли?

Савелий (Власу). Погоди-ка, Влас… тут дело такое… (К мальчикам.) Вы, сопляки, вот что… бросайте-ка ваши винтовки и марш отсюда, пока целы! Город окружен. Того гляди — легионеры придут.

Зямка. А наш отряд?

Влас. Отряд? Сбежал твой отряд…

Зямка. Неправда! Если бы я на посту не стоял, то за такие слова отвел бы вас в штаб!

Выстрелы.

Савелий. Не горюй, парень, вернется твой отряд! Нынче ж ночью вернется. У нас и местечко для всех припасено… так, как птички, и сядут!

Влас. А ты адресок им оставь, Савелий Никитич!

Савелий. Адресок? Городской острог спросите, ребята… свободные камеры найдутся!

Влас. «Пароль, — говорит, — стрелять буду!» И таким сосункам винтовки дают! Да я тебя…

Савелий (удерживая его). Брось, Влас… Не к спеху… Пойдем… (Уходят.)

Лейбка. Куда же они? Куда же ушли? Эй! Постойте! Погодите!

Зямка. Лейбка!

Лейбка. Зямка… пропали мы… бежать надо… спасаться! Забыли нас, бросили… Никто сюда не придет… Давай бросим винтовки и — домой. Боковыми переулочками можно пробраться, я знаю… Зямка, милый, давай — домой…

Зямка (таким же умоляющим тоном). Лейбка, замолчи… Если ты хоть одно слово еще скажешь… (Грозно.) Я тебя своими руками заколю — так и знай!

Лейбка. Я уже молчу… молчу!

У вокзала перестрелка. Красноармейцы отступают. В свете прожекторов смутно видны штыки, пики, знамена. При непрекращающейся перестрелке слышна песня.

Зямка (прислушался, без слов подхватил мотив). Наши поют… (Опять напевает.) Эх, как поют! И совсем ведь близко.

Зямка, вглядываясь вслед отступающим и напевая, отошел несколько в сторону. Лейбка прислонил винтовку к теплушке и исчез. Зямка, оборачиваясь.

Лейбка… Лейбка! (Подходит, увидел винтовку, прислоненную к вагону.) Сбежал! (Поднял винтовку Лейбки, поставил ближе к себе.) Один остался… Убежал… Холодно… Ждать уж недолго… скоро смена… Не забудет командир? Не забудет!.. Только бы не заснуть. Только бы не заснуть… (Прислонился к теплушке.) А спать хочется… Сдать хочется… (Встряхивается.) Что это я?.. В самом деле, чуть не заснул. (Напевает.)

Поклон свой из дальней Сибири Сыну отец посылает…

Милому сыну… поклон посылает… поклон… посылает… (Опустился на ступени теплушки, съежился, обхватив руками винтовку.) Главное… не сходить с поста… и не смыкать глаз… понятно?.. Понятно, товарищ… командир…

Винтовка выпала из рук, голова Зямки поникает. В глубине сцены, на путях, показались огоньки фонарей. Они исчезли за вагонами. Показались вновь. Приближаются. Из тьмы вырисовывается несколько фигур.

Савелий. Здесь они были… Аккурат на седьмой линии.

Влас. Здесь. И я видел! Уйти им некуда… Вот тут стояли, теплушку сторожили…

Брамик (сквозь зубы). Пленных опросил?

Легионер. Так точно!

Брамик. И, разумеется, ничего не знают?

Легионер. Так точно!

Брамик. Ну, конечно, где же им знать… если таких болванов пошлешь к ним…

Зямка (встрепенулся, схватился за винтовку, Насторожился). Идут, идут! (Вытянулся, как часовой на посту). Смена идет! Эй! Сюда! Здесь я, товарищи! Здесь я!

Брамик. Это что такое?

Савелий (выступает вперед). А это тот хлопчик, пан лейтенант… Мы уже докладывали…

Брамик. Ага!.. (Направляется к Замке.)

Зямка. Стой! (Вскидывает винтовку.)

Брамик. Что? (Еще шаг в сторону Зямки.)

Зямка. Стрелять буду!.. Говори пароль!..

Брамик (невольно отступает; потом, обернувшись к своим, командует). Двое с правого фланга три шага вперед! Наизготовку! Бросай винтовку!

Зямка стоит неподвижно.

А, вот как! Считаю до трех… Раз… два…

Кудрявцев (из темноты). Стой! (Выбирается из толпы пленных, подошел к Зямке. Руки Кудрявцева связаны за спиной.) Слушать приказ… Отдай винтовку! Снимаю тебя с поста! Марат!

Брамик. А, вот он, красавчик! Объявился… Нарутович! Взять его! Усиленный караул… Головой отвечаешь.

Зямка. Товарищ командир, я ведь не оставил самовольно поста… Вы видели?

Кудрявцев. Видел, видел…

Брамик. Увести!

Зямка (хватаясь за Кудрявцева). Я хочу с ним… это мой командир…

Брамик (насмешливо). Ты не заплачь… может, няньку к тебе приставить? Хороша армия! Часовой — сопливый мальчишка… Армию из грудных младенцев собрали.

Кудрявцев. Этого мальчишку я не променяю на ваших трехаршинных истуканов, пан лейтенант…

Брамик. Молчать! Слушай команду! Пленных выстроить попарно…

Зямку отрывают от Кудрявцева, отводят в сторону.

Кудрявцев (негромко). Зямка, крепись!

Зямка (пытаясь улыбнуться). Мне не больно!

Брамик. Разговоры прекратить! Марш!

Пленные, со всех сторон окруженные легионерами, трогаются.

Занавес.

 

Картина вторая

Общая камера тюрьмы, в которой находятся красноармейцы . Оборванные, обросшие, исхудалые, они лежат на нарах. За маленьким окошком зимний погожий день. Солнце, голубое небо. Зямка стоит у окошка и поет. Последние две строки песни подхватывает хор.

Зямка (поет).

Орленок, орленок — могучая птица, Лети ты в далекий мой край, Там мама-старушка по сыну томится, Родимой привет передай! Орленок, орленок — могучая птица, К, востоку стреми свой полет, Взлети над Москвою, над красной столицей, Где Ленин любимый живет! Орленок, орленок, ему расскажи ты Про наших врагов, про тюрьму; Скажи, что в плену мы, но мы не разбиты И нас не сломить никому.

Запалка. Ладную песню Зямка сложил. Слова больно хороши… за сердце берут… (Подходит к окну.) А на воле, видать, теплынь…. И небо-то какое синее! Месяц не пройдет, — весна. Эх, хорошо по весне в поле!.. Выйдешь утречком, — земля набухшая, дух от нее… А пройдешься по ней плугом, так она, словно вот ребенок, которого по головке погладили… радуется… Да… если бы только знать, долго ли нам еще жить здесь?

Казимир. Сто лет. Не меньше. Никто же не знает, куда мы делись. Думать надо, ребята! Может, что и надумаем.

Микола. Кабы знали… Кабы знали, так давно бы нас всех обменяли. За каждого красноармейца по два легионера отдали бы.

Зямка. По два… А трех не хочешь? Трех легионеров за одного нашего. Больше они не стоят.

Запалка. Трех? Нехай — трех… Я вот не пойму только, как же это обмен происходит?

Зямка. Очень просто. Вот, скажем, граница… тут вот наш штаб и совнарком… конечно, сполна… а вот здесь, по ту сторону, польские легионеры…

Запалка. Ихний штаб, значит, и правительство?

Зямка (пренебрежительно). Нету у них ни штаба, ни правительства.

Запалка. Глупости говоришь! В каждой стране штаб и правительство полагаются!

Зямка (небрежно). Подумаешь — штаб! Несколько офицеров да буржуев… Ну, ладно, пусть и у них будет… Нас всех, значит, подводят совсем близко, к самой границей. А пушки, само собой, перестают стрелять, бойцы тоже — чтоб ни-ни… Тихо так кругом… И вдруг выходит белый офицер с польского штабу и читает: «Адам Запалка!».

Запалка (вытягивается). Боец революционно-партизанского отряда, крестьянин Ковенской губернии, хозяйство бедняцкое…

Зямка. Правильно… Делаешь три шага вперед, как полагается по уставу. Из нашего штабу интересуются: — Где участвовал в боях? — Сражался в четвертом красноармейском отряде под командованием товарища Кудрявцева. — Ладно, — говорит Ленин, — обменять его. Паны спрашивают: — Сколько дадите? — Одного легионера, — отвечают наши. — Мало! — Двух дадим. — Мало… — отвечают оттуда, — трех давайте. — А что ж? — говорит Ворошилов, — что, он не стоит трех? И им отдают трех этих истуканов, а тебя берут на нашу сторону.

Запалка. От ловко!

Зямка (увлекаясь). Теперь мой черед. Делаю по уставу три шага вперед: Зямка Копач, сапожный подмастерье. — Где участвовал в боях? — спрашивает Ленин. — В четвертом красноармейском отряде под командованием товарища Кудрявцева. — Обменять, — говорит Ленин, — дайте за него панам одного легионера. — Мало! — говорят паны. — Двух! — Мало. — Трех! — Мало. — Что ж, четырех хотите? — И четырех не возьмем, — говорят паны, — пятерых давайте. Ну, тут, конечно, все удивились, подошли ближе, осматривают меня со всех сторон. Ворошилов говорит: — Совесть-то у вас, паны, кобылья… Запрашиваете! Где же видно, чтобы за такого хлопчика — пятерых здоровых мужиков давать? Ну, тут, конечно, выходит наш командир и докладывает: — Этот, говорит, самый Зямка Копач охранял у меня теплушку с лекарствами, и, пока я его не сменил, он своего поста не оставил… а пули, товарищ Ворошилов, вокруг него, между прочим, как шмели жужжали. — Молодец! — говорит Ворошилов, — отдать за него пять легионеров!

Запалка. Нехай будет пять.

Казимир. А дальше? А дальше что?

Микола. Говори, что дальше, Зямка!

Зямка (растерянно). Дальше?.. А дальше так… Переходим мы, значит, границу… Из пушек палят… Из винтовок палят… Музыка марш играет…. Нас по рукам расхватали и ну — качать. Качают и — ура. Ура. Ура… сам товарищ Ленин расцеловался с нами… Чего смеетесь? С вами, может быть, он не станет, а со мной, наверное, поцелуется.

Микола. Сказал! Да быть этого не может…

Казимир. А почему не может? Такому человеку, как Ленин, каждый боец, как брат родной.

Запалка. Будет, ребята… чего шумите… Ты, Зямка, вот чего мне объясни: расцеловался ты с товарищем Лениным, а дальше что?

Зямка. А дальше командир приказ отдает: зачислить всех на довольствие и выдать обмундирование… А Зямку Копача послать в разведку — вот как оно дальше будет.

Запалка. У Зямки что ни спросишь, — у него ответ готовый… А теперь вот что ты мне скажи: до Москвы далеко отсюда?

Зямка. Какое там далеко! Как отсюда выехал, прямо на Молодечно езжай, там пересадка, а оттуда — прямым поездом на Москву. Рукой подать… Только вот как отсюда выехать, это я тебе уж не скажу!

Все смеются.

Запалка. Хватит, ребята… Подымайте роту!

Зямка, Казимир, Микола будят спящих. Зямка щекочет соломинкой голую пятку спящего красноармейца; тот спросонья отбрыкивается.

Микола (поет над ухом второго товарища). Христос воскресе из мертвых, смертью смерть поправ…

Зямка (будит третьего). Федька! Пожар!

Федор (вскакивая на нарах). Что? Горит? Где горит?

Запалка. Дворец твой панский сгорел, Федька! Нищий ты теперь.

Федор (приходит в себя). Вот черти!.. я спросонок напугался, а у меня и гореть нечему.

Голос тюремного надзирателя сквозь «волчок»: «Не шуметь».

Запалка. Все встали?

Зямка. Все, товарищ Адам! (Идет к «волчку».)

Запалка. Зямка, посмотри. В шеренгу стройсь! (Выстраиваются.) На первый, второй рассчитайсь!

Красноармейцы. Первый, второй… Первый… второй… Первый… второй…

Запалка. Первые номера, шаг вперед.

Красноармейцы перестраиваются.

А теперь, товарищи, давайте кровь маленько разогреем… залежались. А красноармеец должен здоровье свое соблюдать на страх мировой буржуазии… Слушать команду! Вдыхай полной грудью!.. Руки на бедра… Опускайся… подымайся… ать-два-три-четыре… Микола, не запаздывай… ать-два-три-четыре… Микола, что я тебе говорю?.. ать-два-три-четыре… Отставить! Микола, два шага вперед.

Микола выходит.

Ты чего мне весь строй гадишь?

Микола. Освободи, товарищ Запалка… Я-то всей душой… а вот ноги мешают… здоровы больно они… как с ними управишься?! Мне десяти лет еще не было, а отцовские сапоги не лезли…

Запалка. Да… ножки у тебя… действительно… в мировом масштабе. Вольно!

Микола. Я про то и говорю… горе мое. Ума не приложу, с чего они у меня такие…

Запалка. Босиком много бегал… на воздухе-то они, знаешь, быстро растут.

Все смеются.

Микола. Тебе смех — а я из-за них, проклятых, холостым остался.

Федор. Это как же?

Микола. А вот так же…

Все. Расскажи.

Микола. Женихался я с одной… дело было за год до того, как в Красную армию добровольцем пошел… барышня деликатная, из образованных… Целые романы могла наизусть говорить. Ну, слюбились мы… Я, значит, целый день работаю, она тоже, а по вечерам гулять ходим.

Зямка. И ты ей на ноги наступил?..

Микола. Вот и не угадал. Я, бывало, как лебедь плыву, тихохонько так ступаю, с оглядкой. Ногами-то норовлю в сторонку, в сторонку…

Казимир. Вот тоже рассказчик! Тянет кота за хвост. Чем дело-то кончилось?

Микола. А тем кончилось, что маху я дал. Днем с ней пошел гулять. Ну, она ноги-то мои и разглядела… Грустно так, помню, все смотрела на них, а потом сбежала. Наутро — письмо мне. Храню его. Вот оно. (Достает.) «Уважаемый, — пишет, — Микола Афанасьевич! Хотя, — пишет, — человек вы вполне серьезный: не пьете, не курите, в карты не балуетесь, как другие прочие, и хотя, — пишет, — волос у вас кудрявый и лицо чистое…»

Казимир (перебивая). Не сказал бы…

Микола. Я тогда завивался. «И мужчина вы из себя представительный, но только что ноги у вас совсем непропорциональные». И подпись: «С болью в сердце — Лизавета»… Э, да что вспоминать!..

Стук в стенку; все припадают к стенке, вслушиваются.

Казимир. Опять стучит…

Запалка. Каждый день… видно, сказать что-то хочет, а мы, как глухие.

Казимир. Я слышал от товарища, как переговариваются в тюрьме.. Дайте мел. Глядите! (Пишет на стене.) А, Б, В, Г, Д, Е, Ж, З, И, К… и так далее — весь алфавит. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10. Под каждой буквой число пишем. Вот я хочу простучать — кто вы. Стучу десять раз, потом делаю перерыв, потом опять стучу восемнадцать раз. (Стучит.)

Все подходят к стене, вслушиваются, пытаются разобрать ответный стук, но — разочарованные — забираются на нары. Один Зямка продолжает стучать. Тишина.

Запалка. Хватит, Зямка. Ничего ведь не выходит…

Зямка. Ничего не значит. Пусть услышим, что рядом товарищи… Веселее на душе станет… Почувствует, что мы все вместе.

Казимир. А вы ночью шаги слышали? Верно, опять на расстрел… Третью ночь не сплю… С тех пор, как командира к смертникам перевели, не могу спать…

Микола. Каждую ночь оттуда выводят… расстреливают в лесу…

Запалка. Будет… (Миколе.) Хватит… А ты, Зямка, к двери…

Зямка. Я слушать хочу.

Запалка. Посмотри!

Зямка. Тихо…

Запалка. Командира спасти нужно… ночью его расстреляют… мне дали знать…

Зямка. Нет… нет. Обменяют его.

Запалка. Надо дать знать нашим на волю…

Зямка. Ш-ш-ш!..

Слышны шаги в коридоре, все смолкают и прислушиваются.

Казимир. Слышите?.. Это, что ж, на расстрел?

Микола. Нет, это так… На расстрел они ночью водят.

Федор. Каждую ночь!

Напалка. Да, скоро, видно, и наш черед…

Микола. С нашими бы связаться… Дать бы им весточку… Небось, вызволят, тогда поменяют на ихних…

Запалка. Придумал ловко, а вот как с ними связаться? Командир-то адреса знает, да к командиру не подойти, не то что заговорить с ним. Видали его на прогулке? Спереди — легионер, сзади — легионер, поди, сунься.

Федор. Но как? Как?

Пауза.

Зямка (неожиданно). Я придумал, как взять адреса у командира..

Запалка. А ну, как? Последите за дверью.

Один красноармеец идет к двери. Остальные теснятся вокруг Зямки, слушая его.

Зямка (возбужденно). Во время прогулки я упаду.

Запалка. Тише.

Зямка что-то тихо, жестикулируя, говорит.

Запалка (догадывается). Ну, ну. А дальше?

Зямка (растерянно). А дальше…

Федор. Постойте… постойте… Но догадается ли командир, что ему делать?

Зямка. Конечно, догадается!

Смех. Шумные возгласы: «Молодец, Зямка! Ловко придумано! Эх! Обведем мы их» и т. п.

Запалка (перебивая). Понятно. А сумеешь, Зямка?

Зямка. Сумею!

Грохот ключей — в дверях Влас .

Запалка. Тише.

Влас. Что вы тут раскудахтались? Без прогулки хотите остаться?!

Молчание. Пауза.

Занавес.

 

Картина третья

Тюремный двор. Прогулка заключенных. Они идут в затылок, замкнутым кругом. В глубине виден второй небольшой дворик, где гуляет Кудрявцев в сопровождении двух легионеров . Сбоку сцены — караулка, где сидят Влас и Савелий . Перед ними бутылка водки. Оба выпивают.

Влас. Брамик идет!

Оба торопливо прячут бутылку, рюмки, вытягиваются по-военному; входит Брамик .

Брамик. Опять выпивали! Сколько раз говорил: на дежурстве не пить! Докладывай.

Савелий. Честь имею доложить, что во вверенном мне отделении все обстоит благополучно и никаких происшествий не было… Так что арестантов на прогулку вывел… Во время дежурства в двадцать четвертой камере арестанты два раза пели…

Брамик (перебивая его). Кудрявцев где?

Влас. На заднем дворе, ваше благородие. Двое при нем…

Брамик. То-то… За ним в оба глаза.

Савелий. Так точно… ответственный, стало быть, арестант.

Брамик. Хорошо. Ступайте.

Савелий и Влас уходят, вытянувшись в дверях перед входящим Зигмундом . Брамик встает.

Зигмунд. Что нового, лейтенант?

Брамик. Честь имею рапортовать, господин майор, что во вверенной мне тюрьме никаких происшествий не было. Все обстоит благополучно.

Зигмунд. Не совсем… Зачем вы выпустили на прогулку заключенного Кудрявцева?

Брамик. Господин майор… я запрашивал у вас разрешение…

Зигмунд. Надо уметь читать между строк, лейтенант… Если я говорю «можете выпустить заключенного Кудрявцева на прогулку», — это еще не значит, что его следует выпустить. Вы понимаете разницу?

Брамик (обескураженный). Виноват, господин майор. Сейчас же прикажу забрать его в камеру…

Зигмунд. Постойте, лейтенант… какой горячий… Это вызовет подозрение: у остальных… Получен приказ расстрелять его сегодня ночью… У нас есть сведения, что этот Кудрявцев — видный большевистский комиссар… Как хорошо, что нам удалось захватить этого типа.

Брамик. Могу сказать, что это было нелегко…

Зигмунд. Нелегко? Ах, да! Я совсем, было, забыл… Ведь это, кажется, вы забрали его?

Брамик. Так точно.

Зигмунд. Да, да… припоминаю… молодец, Брамик! На ловца и зверь бежит… А за такого зверя…

Брамик. Смею рассчитывать, что начальство не забудет моего усердия, господин майор.

Зигмунд. Начальство никогда ничего не забывает, Брамик.

Брамик. Так точно…

Зигмунд. Со своей стороны я сделаю представление…

Брамик. Много благодарен, господин майор.

Зигмунд. Да… да… вы заслуживаете награды, Брамик. Так вот — о сегодняшнем приказе… Расстреляем мы его ночью… но проделать это надо тихо, без шума, чтобы ни одна собака…

Брамик. Будет исполнено, господин майор…

Зигмунд. После прогулки, когда все вернутся в камеры, вызовете его к себе. Скажите, что жить ему осталось несколько часов… Может быть, разговорчивей станет… Понятно?

Брамик. Будет исполнено, господин майор.

Зигмунд (встает). Я надеюсь, лейтенант, что в следующем приказе мы прочтем о награждении лейтенанта Брамика…

Брамик. Очень благодарен, господин майор.

Зигмунд. Можете быть уверены, что я приложу все усилия. (Уходит.)

Брамик. Очень благодарен. Скотина!.. Так Я тебе и поверил… Все усилия…. Скажите на милость — он забыл, кто им доставил в штаб этого Кудрявцева… А рапорт о поимке Кудрявцева он не забыл подписать… сразу почуял, что за птица попалась. (Нажимает кнопку звонка.) Ловкачи… Всю черную работу на шею Брамику свалили, а сами только и делают, что на парадах щеголяют…

Вошел Савелий .

Кудрявцева после прогулки — в камеру смертников.

Савелий. Слушаюсь. (Стоит, выжидая.)

Брамик. Что еще?

Савелий. А когда?

Брамик. В полночь. И чтобы никто не знал.

Савелий. Так точно.

Брамик. Ступай.

Савелий уходит.

Итак, в двенадцать… Ну, что ж… успеет еще обо всем подумать… Может быть, развяжет язычок… умирать никому неохота… А не плохо было бы, чорт возьми. Ведь сколько с ним ни бились — никакого толку. Ни слова. А лейтенант Брамик добился. Как? Это его дело. Хе-хе-хе… Он умеет разговаривать по-душам с заключенными… (Улыбаясь, берет телефонную трубку.) Дайте один-пятнадцать… Пани Ванда?

Зямка , идущий в кругу заключенных по двору, внезапно падает. Вокруг него — сутолока.

Легионер. Эй, не балуй… Встать!

Запалка. Очумел? Не видишь, — помирает парень.

Федор. С голодухи он…

Микола. Доктора надо… доктора.

Легионер (растерянно). Где тут доктора!

Казимир. Да что толковать! Помрет он… Доктора, Кудрявцева давайте. Он — доктор.

Савелий. Еще что!

Савелий пытается оттолкнуть Казимира, но Савелия оттирают, и к Зямке подбегает Кудрявцев. Савелий бросается в караулку. Растерянные легионеры бестолково топчутся на месте. Красноармейцы стеной отгородили от них Зямку и Кудрявцева.

Кудрявцев (наклонившись к Зямке). Что?

Зямка. Адреса товарищей…

Кудрявцев что-то шепчет на ухо Зямке.

Савелий (в караулке). Господин лейтенант, там…

Брамик (все еще продолжает говорить по телефону). Ну?

Савелий. Во дворе… Мальчишка этот… Без памяти свалился…

Брамик. В камеру его!

Савелий. А ихний командир Кудрявцев… К нему подбежал…

Брамик (вскочил). Что?.. Болван! (Выбегает на двор) Винтовки на изготовку! Арестованного Кудрявцева в камеру!

Легионеры забирают и уводят Кудрявцева .

Копача — в караулку! Прогулку продолжать… болваны!..

Зямку берут на руки Влас и Савелий; заключенные продолжают свою прогулку.

Где майор?

Влас. Так что… в канцелярию прошли…

Брамик. Я сейчас вернусь… К больному никого не допускать.

Влас. Слушаюсь…

Брамик быстро уходит.

Савелий (Власу). Потащили…

Савелий и Влас несут Зямку в караулку.

Ну и арестант нынче пошел!.. Глаза бы мои не глядели на таких-то… поголодать по-людски не умеют… чуть что — в обморок. Тьфу!

Влас. Правильные ваши слова, Савелий Никитич. Разве это арестант? Помните, переслали к нам из Минска партию политических? Еще они тогда у нас голодовку устроили…

Савелий. Еще бы не помнить… Выносливые дьяволы! Четыре недели голодали — и хоть бы что. Ему суешь кусок повкусней, а он ни-ни. Не принимает. (С гордостью.) За людей нас не считали — вот как!

Брамик (входя). Ну, как?.. Еще не пришел в себя?.. Гм!.. Странно!.. (Сел.) Так ты говоришь, что они называли Кудрявцева доктором?

Савелий. Так точно…

Брамик. Гм… любопытно… А ну-ка, привести этого доктора ко мне.

Савелий и Влас уходят.

Посмотрим, посмотрим… (Подошел к Зямке, наклонился над ним, всматривается.) Бедный мальчик!.. Плохо тебе?.. А?.. плохо?.. (Гладит Зямку по голове.) Ну, ничего, потерпи… отправим тебя в больницу, отдохнешь там… Покормят тебя… (Смеется.) Да брось притворяться… Открой глаза… Ты, может быть, боишься меня?.. Не бойся, я тебя не съем… И вообще тебя никто не обидит… (Садится за стол и делает вид, что углубился в чтение бумаг.) Я, пожалуй, даже отпустил бы тебя… если бы ты рассказал нам кое-что… так, самые пустяки… Мне только нужно знать, что сказал тебе командир, когда он подбежал к тебе?.. Ну?.. Да ты не бойся, дурашка, об этом никто не узнает. Подумай: одно слово… одно только слово, — и ты свободен. (Вглядывается в лицо Зямки. Тот лежит неподвижно с закрытыми глазами. Внезапно Брамик вскакивает и, стуча кулаками по столу, орет.) Не валять дурака! Открой глаза! (Зямка не трогается с места. Брамик угрожающе двигается к нему.) Что я тебе говорю? Что я тебе говорю, щенок?

Два легионера вводят Кудрявцева . Брамик сразу меняет тон.

Да, господин комиссар! Очень кстати… Вы, оказывается, врач? Что же вы нам раньше об этом не сказали? Мы бы нашли вам работу по специальности! Окажите помощь этому хлопчику, он потерял сознание.

Кудрявцев (подходит к Зямке, берет его за руку). Результат вашей кормежки. Необходимо его срочно отправить в больницу…

Брамик. Я так и думал… сейчас отдам распоряжение. (Идет к столу, пишет.)

Кудрявцев. Я могу итти?

Брамик. Нет, присядьте. (Савелию.) Ступайте.

Савелий и легионеры уходят.

Где вы окончили факультет? В Москве, в Петербурге? Или, может быть, в Варшаве? Представьте, какое совпадение, мы с вами почти товарищи! Я тоже собирался быть врачом…

Кудрявцев. Ну, для вашей работы не надо бы кончать медицинского факультета!

Брамик. Что поделаешь! Хочешь быть доктором, а становишься начальником тюрьмы. (После паузы.) Что вы сказали во дворе мальчишке?

Кудрявцев. Я? Ничего.

Брамик. Так вот, доктор. Вы простите, я вас буду называть запросто доктором. Я поставлен в чрезвычайно затруднительное положение. Я просто не знаю, как из него выйти? Сегодня (вынимает бумагу из папки) я получил секретный приказ от своего начальника… (Читает бумагу.) Мне предлагается узнать от вас адреса ваших подпольных товарищей, с которыми вы работали в здешнем городе. Кроме того, в приказе говорится, что если вы этих сведений не дадите, вы будете расстреляны.

Кудрявцев (после паузы). Когда?

Брамик. Сегодня ночью. Чтобы быть совершенно точным (смотрит на часы), жить вам осталось ровно одиннадцать часов сорок пять минут… (Смотрит пристально на Кудрявцева.) Суровый, жестокий приказ! Но я лично вам, к сожалению, ничем помочь не могу. Только вы сами можете помочь себе… превратить эти оставшиеся несколько часов во много радостных лет…

Кудрявцев. Прикажите увести меня обратно в камеру!

Брамик. Вы — мужественный человек! А я вот… Мне просто становится жутко, когда я подумаю, что такой, как вы — полный сил, энергии человек, — через каких-нибудь несколько часов…

Кудрявцев (иронически прерывает его). Вам жаль меня?..

Брамик. Не верите? Думаете, что все мы — звери, изверги! А у лейтенанта Брамика есть сердце, господин комиссар…

Кудрявцев (прерывает его). Отведите меня обратно в камеру.

Брамик. Вы думаете, что вы на допросе? Стыдитесь! Я разговариваю с вами просто как человек с человеком. Я хочу помочь вам спасти вашу жизнь. Хотите обратно в камеру? Я сделаю распоряжение. Но подумайте! Ведь смерть — это все-таки смерть!

Кудрявцев. Да, смерть — это смерть!

Брамик. А жизнь — чертовски хорошая штука! И, в сущности, от каких пустяков иногда зависит эта жизнь! Что вы скажете, доктор?

Кудрявцев. Скажу, что плохо работаете. Опытный жандарм поступил бы иначе. Он бы заявил, что пленные красноармейцы меня предали, и тут же предъявил бы протокольчик допроса с их подлинными, настоящими подписями. Вас, наверное, учили как это делается? Ну, а уж только потом, подорвав веру в товарищей по революции, можно перейти к радостям жизни, как вы это сейчас сделали…

Брамик (сдерживая бешенство). Господии комиссар, сейчас не до шуток!

Кудрявцев. Не будем шутить, лейтенант Брамик. Я уже двенадцать лет в партии. В тюрьмах сидел много раз и таких чинов, как вы, встречал тоже не раз. Жизнь — хорошая штука. Хочу тысячу лет жить большевиком и ни одной минуты предателем. Поняли, жандарм Брамик? На сегодня мы наш разговор закончим…

Брамик. Ну, а завтра вы говорить вообще не сможете!

Кудрявцев. Отведите меня обратно в камеру.

Брамик. Постой! (В бешенстве.) В таком случае вы услышите, как ваш молодой герой заговорит!..

Кудрявцев. Просчитаешься, пан жандарм! Этого хлопчика вы можете мучить, сколько вам угодно, но он вам ни одного слова не скажет. Он своих товарищей не выдаст.

Брамик. Молчать! Вы думаете, что я поверил в обморок мальчишки и в то, что Кудрявцев — доктор? Сейчас я вам покажу, как лейтенант Брамик умеет воскрешать людей.

Свистит, входит Савелий .

Приготовиться!

Кудрявцев. Зямка, встань!

Зямка поднимается.

Зямка. Командир! Я ничего не скажу!

Кудрявцев. Я верю тебе.

Брамик. Убрать!

Зямка (бьется в руках Савелия). Командир, не ходите туда, они вас расстре…

Зямке зажимают рот, оттаскивают; Кудрявцева уводят.

Брамик. Да, да, расстреляем! И с тобой не будем церемониться! С тобой говорили по-человечески, а ты обманывать, скотина! В последний раз спрашиваю, что сказал тебе командир? (Направляет револьвер на Зямку.)

Зямка. Хочу тысячу лет жить большевиком и ни одной минуты предателем. Поняли, жандарм Брамик?

Брамик (вскакивает). Щенок… Я заставлю тебя говорить! (Хватает его за рубашку и сильно встряхивает.)

Зямка (вырываясь, бьется в его руках). Спасите! На помощь! Убивают!

Запалка (выбегая из круга). Ребята, слышите? Это Зямка.

Савелий (замахивается). Куда? Назад!

Зямка (вырвавшись от Брамика, успевает приотворить дверь, кричит). На помощь… Спаси…

Брамик, заткнув ему рот, оттаскивает от двери.

Казимир. Бей их, ребята! Замучают мальчика…

Красноармейцы , смяв легионеров, прорываются к караулке. На пороге караулки их задерживают Влас и Савелий.

Влас. Стрелять буду… Отходи!

Запалка. Отпустите Зямку, ироды!

Голоса. Зямку… Зямку давай!

Савелий (врываясь в караулку). Ваше благородие… бунт!

Брамик (бросая брыкающегося Зямку на скамью). Перепугались, пьянчуги!.. Я вам покажу бунт!

Выбегает в дверь и стреляет в воздух. Красноармейцы отхлынули. Со всех сторон двора сбегаются легионеры .

Окружить арестантов… На малый двор…

Легионеры оттесняют красноармейцев на малый двор.

Зямка (оставшись один в караулке, поднимается со скамьи). Адреса… вот они… здесь… Командира расстреляют… теперь бежать. (Оглядывается, видит незапертую дверь караулки). А… (Ринулся к двери и остановился, увидав, что на малом дворе, в глубине, стоит Брамик с револьвером в руке. Красноармейцы также находятся там. Они окружены легионерами.)

Брамик. По камерам… Две недели на хлеб и на воду. Марш!

Красноармейцев уводят, а Брамик, проводив взглядом, поворачивается — сейчас он пойдет к караулке.

Зямка (отпрянул от двери, заметался по комнате, увидел окно). Решеток нет! (Вскочил на скамейку, разбил окно, полез на стену.)

Вошедший в караулку Брамик видит уже только голову и руки Зямки, висящего на подоконнике и, видимо, боящеюся спрыгнуть. Брамик стреляет. Руки Зямки выпускают подоконник, и он скрывается из глаз зрителя. Брамик подбегает к окну, высунулся и смотрит.

Занавес.