За четыре дня до нового 2017 года мне приснилось, что черная тварь забрала Майю. Потом во сне была дверь, которую я боялся открыть. Я заблудился в лабиринте бетонных дворов. Я не знал, что делать. Я проснулся, и мне показалось, что я вижу тень, ускользающую от кровати дочери. Это было невыносимо. Остаток ночи я не спал, следил за ее кроватью. Я снова вспомнил малыша из онкоинститута, которого после КТ нес на руках отец. Я подумал: пусть лучше рак вернется ко мне. На рассвете я достал из кладовки шкатулку, положил ее в пакет, оделся. Яна на кухне пила кофе. Спросила: ты куда? К Новому году кое-что надо купить, сказал я. Сок, газировку. Детям вкусностей. В последний день не хочется все тащить. Да не спеши, сказала Яна, попозже вместе прогуляемся. Да я быстро, сказал я, хочется подышать свежим воздухом. А попозже еще раз сходим, я не против, погода сказочная.

Я вышел из подъезда. Кругом снег: деревья, дома, люди, все в снегу.

Тварь стояла прямо на дороге, голова выше деревьев, тонкие пальцы рук достают до асфальта, ноги согнуты в коленях, кожа черная, или нет, скорее темно-коричневая, неоднородная, бугристая; мимо прошла дворничиха, поздоровалась со мной, ее не увидела. Возле скамейки болтали подростки; они тоже ее не видели. Никто ее не видел и не слышал, кроме меня. Потому что это психоз. Потому что мне надо, чтобы что-то жрало меня изнутри, я по-другому не умею существовать. Если не рак, то это. И неизвестно еще, к чему это может привести.

Я наклонил голову и пошел к мусорным контейнерам; это недалеко, метров сто.

Шаг за шагом. Шаг за шагом.

Тварь не шевелилась.

Я прошел рядом с ее ногой; буквально в паре сантиметров.

Тварь не шевелилась.

Ну что же ты не скажешь, что если я выкину тебя, то вернется рак, спросил я. Почему молчишь?

Тварь молчала.

Но ведь это ничего не значит: рак может вернуться, а может и нет. Рак может вернуться и с тобой; дело тут не в тебе, ты — мой глюк, как говорит Крупковский. Если я выкину шкатулку, то избавлюсь от тебя, но это не значит, что тут же случится рецидив. Тебя не было какое-то время, и рецидив не случился.

Тварь молчала.

Конечно, твое отсутствие может подтолкнуть к рецидиву. Наверно, может. Я буду бояться, постоянный стресс, пишут, что стресс способствует развитию рака, и опухоль вернется. Но ведь это же бред. Достаточно понять, что тебя не существует и никогда не существовало. К сожалению, у меня не хватает веры, чтоб это понять окончательно; в моей голове ты прочно связана с этой шкатулкой. Ты существуешь, пока она существует поблизости. Значит, чтоб избавиться от тебя, надо избавиться от нее. Просто как три копейки.

Я остановился возле мусорного контейнера.

Я сказал себе: допустим, рак из-за этого вернется. Допустим, я действительно не смогу жить без твари, которая жрет меня изнутри. Но зато я защищу семью. Это важно.

Я занес пакет с шкатулкой над контейнером; застыл не в силах разжать пальцы. Шикнул на самого себя: не сметь, — и швырнул пакет в гору мусора.

Повернулся: твари не было. Чистая, если не считать свежего снега, дорога.

Я был счастлив. Я насвистывал. Я сходил в магазин, купил газированной воды, фруктов и конфет. Потом мы вышли прогуляться всей семьей; Майя предпочла ехать на санках, но замерзла и в результате катала на санках свою куклу. Владик лепил снежки, швырял их в деревья. Мы купили еще каких-то мелочей для праздника. Яна на обратном пути закашлялась; я сказал: эй, смотри, на Новый год не заболей. Нам еще фейерверки идти запускать. Майя закричала: ура, фейерверки!

Все было прекрасно.

А ночью я снова услышал стук.