В своём движении от животного к Человеку каждый из нас становится всё больше и больше человеком. В этом и стоит человеческая эволюция. Но в этом же состоит и культурная эволюция, поскольку первая – синоним второй. Иначе говоря, история очеловечения есть не что иное, как история культуры, поскольку своим очеловечением мы обязаны всей предшествующей культуре.

В ХХ в. получили распространение упрощённые схемы культурной эволюции. Так, под влиянием О. Шпенглера были созданы культурологические теории Арнольда Тойнби (1889–1975) и Питирима Сорокина (1889–1968).

В своей теории локальных цивилизаций А. Тойнби исходил из деления цивилизаций (культур) на три поколения – первое, второе и третье. Для первого поколения характерен примитивный уровень развития культуры – в них имеются элементы материальной культуры, но отсутствуют развитые формы духовной культуры (науки, искусства и т. д.). В цивилизациях второго поколения происходит расцвет не только материальной культуры (рост больших городов вроде Рима, разделение труда, активный товарообмен и т. д.), но и духовной. Яркий пример цивилизации этого поколения – китайская или южноамериканская. Цивилизации третьего поколения, наконец, формируются на основе религии, которая подчиняет себе всю культуру в них. Сюда входят христианские, исламские, индуистские и т. п. цивилизации.

В интеграционной теории культуры П. Сорокина тоже выделяется три типа культуры – идеационный, идеалистический и сенситивный. Для первого типа характерен теоцентризм.

Пример этого типа культуры – западноевропейская культура раннего Средневековья. Для второго типа культуры характерно сосредоточение на идеальном миропорядке (пример – позднее Средневековье в Западной Европе). Наконец, третий тип культуры характеризуется сосредоточением его представителей на чувственных благах (пример – эпоха Возрождения в Западной Европе).

О. Шпенглер, А. Тойнби и П. Сорокин были циклистами в культурологии, т. е. людьми, считающими, что любая культура в своей эволюции проходит через определённые этапы (каждый тип цивилизации или культуры интерпретировался ими в эволюционном смысле). Но этапы, выделяемые ими в истории культуры, выглядят чересчур примитивно. Неужели, например, историю любой культуры можно разделить, как это делал П. Сорокин, на бесконечные циклы, включающие в себя только три этапа – этап идеационной культуры, идеалистической и сенситивной? Вопрос риторический.

Приблизительно с конца 50 гг. в культурологической науке наметился возврат к той форме эволюционизма, которая была характерна для культурологов-эволюционистов XIX в. (Ю. Липперта, Э. Тейлора, Л. Моргана и др.). Эта форма, хотя и не отказывается от выделения определённых этапов в эволюции культуры, исходит из положения о том, что история культуры – сложнейший процесс, знающий как периоды прогресса, так и периоды регресса и застоя. Возврат к традиционному эволюционизму в современной культурологии часто связывают с американским учёным Лесли Уайтом (1900–1975). В 1959 г. он говорил: «Теперь есть признаки того, что эра антиэволюционизма в культурной антропологии приближается к концу. Мы как будто выходим из тёмного туннеля или просыпаемся от дурного сна. Потеряно много драгоценного времени на борьбу с этим полезным научным понятием эволюции, но теория эволюции займет вновь своё место и продемонстрирует свою ценность в культурной антропологии, как это было уже давно в других областях науки» (Токарев С. А. История зарубежной этнографии. М.: Высшая школа, 1978. С. 291).

Своим возникновением культурогенез обязан своей предшествующей, дочеловеческой, эволюции – физической, биологической и психической. На её выходе мы видим наших животных предков, подготовленных к гоминизации, т. е. к превращению в людей, к очеловечению.

Гоминизация наших предков стала возможной лишь потому, что в результате эволюции они пробрели способность к культуросозидающей, творческой деятельности, результатом которой стали её продукты – продукты материальной и духовной культуры. Я остановлюсь здесь главным образом на краткой характеристике основных периодов в истории европейской культуры – античной (на примере греческой), средневековой, эпохи Возрождения, Нового времени, XIX и ХХ вв. А какой была культура до античного периода в её развитии? Первобытной. Она длилась больше двух миллионов лет.

 

3. 1. Первобытная культура

У А. А. Зубова читаем: «Становление рода Homo, несомненно, было эволюционным скачком, причём в те времена и в той среде это был “скачок через пропасть” (имеется в виду ухудшение климатических условий в середине III миллионолетия до н. э. на прародине первых людей – в Восточной Африке. – В. Д.). Исключительность таксона Homo проявилась ещё в одном необычайно важном его свойстве – способности к систематическому использованию, а затем и к обработке камня. Практически одноврменно с возникновением человеческого рода и возникла первая, постоянно совершенствующаяся технология» (Зубов А. А. Становление и первоначальное расселениие рода Homo. СПб.: Алетейя, 2011. С. 27).

Когда появились первые люди? А. А. Зубов в только что процитированной мною книге допускает, что это произошло около 3 млн. лет назад, однако его удерживают от этой цифры данные антропологии, которые, возможно, со временем подтвердят и более долгий эволюционный возраст человечества. В настоящее же время считается, что переход от человекообразных обезьян к людям начался приблизительно 2,5 миллиона лет назад. «Таким образом, – читаем у А. А. Зубова, – датировка возникновения первых людей, во всяком случае, по мнению антропологов, пока ограничивается рубежом 2,5 млн. лет» (там же).

Следует обратить особое внимание на это «пока», поскольку в антропологии действует тенденция к удлинению эволюционного возраста людей. Если мы посмотрим книгу П. И. Борисковского «Древнейшее прошлое человечества» (М.: Наука, 1979) на 32 стр., то на месте теперешних 2,5 млн. лет увидим 1,75-1,85 млн. лет. М. А. Дерягина в своей книге «Эволюционная антропология: биологические и культурные аспекты» (М.: УРАО, 1999) увеличила последнюю цифру до 2 млн. лет (с. 67). Вполне возможно, что со временем дело дойдёт до узаконивания эволюционного возраста человечества в 3-4-5 млн. лет. Тем более, что современная антропология – наука бурно развивающаяся. Ей на помощь к тому же всё активнее приходит генетика.

Итак, вслед за А. А. Зубовым будем считать, что первые люди появились приблизительно 2,5 млн. лет назад в Восточной Африке – на территории современной Кении, Эфиопии и Танзании. Уже с начала II миллионолетия до н. э. они стали расселяться по африканскому континенту во все четыре стороны, а со временем добрались до Европы, Азии, Австралии и Америки. При этом они, естественно, становились людьми всё в большей и большей степени. Иначе говоря, они осуществляли свою человеческую эволюцию.

Только один вид благополучно дожил до настоящего времени – это мы, Homo saptens. Но наш вид, как считают теперь, появился лишь 100 тысяч лет назад (некоторые исследователи увеличивают его возраст вплоть до 250 тысяч лет). Возникает вопрос, кто мы и откуда? Иначе говоря, какова периодизация человеческой эволюции?

Картина антропогенеза, как она изображена в современной науке, характеризуется крайней неустойчивостью. А. В. Марков это объясняет её бурным развитием. Он пишет: «Изучение антропогенеза в последние годы продвигается семимильными шагами. Сенсационные открытия совершаются чуть ли не ежемесячно» (Марков А. В. Эволюция человека. В 2 кн. Кн. 1: Обезьяны, кости и гены. М.: Астрель: CORPUS, 2012. С. 16).

Я постараюсь обойти сенсационные страницы в изучении антропогенеза. Я не буду здесь рассказывать, например, об открытии карликовых людей («хоббитов») Homo florensiensis, остатки которых были обнаружены в 2003–2004 гг. в Индонезии М. Морвудом и П. Брауном на острове Флорес и которые жили, как предполагают, 95–12 тыс. лет назад.

Я не буду также анализировать ситуацию, возникшую с денисовским человеком, останки которого обнаружены в Денисовской пещере на Алтае (см. о ней указ. кн. А. М. Маркова на с. 325–338). Я не буду также обсуждать здесь вопрос о каннибализме у антесессоров. Весьма подробную картину антропогенеза можно найти в книгах А. А. Зубова, А. В. Маркова, С. А. Бурлак и др.

Я здесь ставлю перед собой задачу поскромнее: обрисовать периодизацию антропогенеза в её более или менее устойчивом виде.

Человеческую историю делят на три больших периода. Первый из них охватывает историю ранних Homo, второй – средних Homo (архантропов), и третий – поздних Homo. Первый начался приблизительно 2,5 млн. лет назад, второй – 2 млн. лет назад и третий – 200–100 тыс. лет назад.

Ранние Homo

Прародителем человека (а стало быть, самым первым человеком) считают человека умелого – хабилиса (Homo habilis). Останки его 12-летнего ребёнка обнаружил в Олдувайской пещере в Танзании в 1960 г. кенийский антрополог Луис Лики (1903–1972) со своей женой Мэри (1913–1996).

Мозг взрослого хабилиса был в среднем больше, чем у ав-тралопитеков – приблизительно 650 см3 (у современных людей он колеблется между 1000 и 1800). Он был прямоходящим.

Однако главное его эволюционное приобретение – высокая степень развития кистей рук, благодаря которому он изготавливал орудия труда – из палок, костей, рогов, но в особенности из камней.

Хабилис стал творить материальную культуру, которую назвают Олдувайской. Главное её свидетельство – каменные ножи. Они представляли собой обломки камней с заострёнными краями, которые умелые люди изготавливали с завидным упорством. Эти камни использовались для обработки растительной и животной пищи, для разделки туш животных и т. п.

Но дело у хабилисов не ограничивалось материальной культурой. Они владели языком, а язык – продукт духовной культуры. Об этом свидетельствует строение их органов произношения: челюсти стали менее массивными, чем у их животных предков – автралопитеков, а гортань была в какой-то мере уже похожа на гортань современных людей). Более того, по строению их черепа было даже обнаружено наличие в их мозге центра речи – центра Брока. А. В. Марков в связи с этим пишет: «Для мозга хабилисов по сравнению с австралопитеками характерно усиленное развитие участков, которые у современных людей связаны с речью и координацией движений рук. Таким образом, хабилисы – первые гоминиды, у которых заметны признаки эволюционного движения в сторону развития речи» (там же. С. 142).

Архантропы

К архантропам относят человека прямоходящего – эректуса (Homo erectus). Он произошёл от хабилиса, хотя и, по утверждению А. В. Маркова, сосуществовал со своим предком в течение полумиллиона лет.

Именно эректус стал продвигаться из Африки около 2 млн. лет назад на Ближний Восток, Европу и Азию. Африканского эректуса называют человеком работающим – эргастером, европейского – гейдельбергским человеком, китайского – синантропом и индонезийского – питекантропом. Последние чуть ли не дожили до нашего времени: последние питекантропы в Индонезии вемерли 27 тысяч лет назад.

Эректусы стали намного больше походить на сапиенсов, чем хабилисы. Объём их мозга чуть ли не сравнялся с современным человеком – от 900 до 1200 см3. Они – основатели ашёльской культуры. Так назвали первую культуру за пределами Африки (по месту её продуктов во Франции – Сент-Ашёль). Она возникла приблизительно 1,8 млн. лет назад. Представители этой культуры существенно продвинулись на пути очеловечения. Они изготавливали более сложные орудия труда, чем хабилисы. Пользовались деревянными копьями. Жили в пещерах. Носили одежду и т. д.

Психическая и культурная эволюция эректусов влияла на их языковую эволюцию, которая в свою очередь способствовала их дальнейшему психогенезу и культурогенезу.

О развитии языка у эректусов свидетельствует в первую очередь два факта: 1) их челюсти мало чем отличаются от челюстей современных людей; 2) строение их черепа свидетельствует о значительном увеличении центра Брока – центра речи в мозге.

Поздние Homo

Их главные виды – неадерталец (Homo neaderthalensis) и кроманьонец, сапиенс (Homo sapiens – человек разумный).

Неадерталец (по месту находки его останков в 1856 г. в ущелье Неадерталь в Германии) и сапиенс, по-видимому, произошли от разных подвидов эректуса: первый – от европейского (гейдельбергского человека), а другой – от африканского (эргастера). По мнению А. В. Маркова, они появились на сцене мировой истории в одно и то же время – приблизительно 130–125 тыс. лет назад (Марков А. Эволюция человека. В 2 кн. Кн. 1: Обезьяны, кости и гены. М.: Астрель: CORPUS, 2012. С. 451). Однако борьба не на жизнь, а на смерть между ними развернулась примерно 45 тысяч лет назад, когда сапиенсы, которые долго осваивали Азию и даже перебрались в Австралию, стали, наконец, переселяться в Европу, которая была уже оккупирована неадертальцами.

Борьба между двумя видами людей – неадертальцами и кроманьонцами – закончилась исчезновением первых предположительно через 5 тысячелетий. Следовательно, 40 тыс. лет мы, люди, живём на Земле в единственном числе. Все остальные виды людей – хабилис, эректус с четырьмя его подвидами (эргастер, гейдельбергский человек, синантроп и питекантроп) и неадертальцы канули в Лету.

Первобытные люди пользовались главным образом каменными орудиями. Вот почему начальную эпоху их культуры называют каменным веком, который перешёл в бронзовый и железный века уже в античности (с конца IV тысячелетия до н. э.). В каменном веке люди осваивают упрощённые формы животноводства и земледелия, изготовляют всё более усложняющуюся одежду, строят примитивные жилища – полуземлянки, бревенчатые и свайные. Освоение огня позволяет им улучшать качество пищи и утеплять жилища.

Скудные свидетельства о первобытном времени говорят нам о том, что процесс гоминизации наших предков начался с материальной культуры. Недаром слово «культура» у римлян имело земледельческий смысл. Старое, материальное, значение этого слова сохранилось и до сих пор – когда мы слышим о культуре земледелия, культуре обработки земли, о сельскохозяйственных культурах и т. п.

Материальная культура, бесспорно, была и будет основой, на которой развивалась и будет развиваться духовная культура. Но только один компонент духовной культуры возник одновременно с материальной культурой – это язык. В этом нет сомнения, поскольку без языка невозможна культуросозительная деятельность и поскольку у наших животных предков он уже в зародышевой форме существовал.

Другой формой духовного освоения мира стала мифология. Э. Тейлор писал: «Первая и главная причина превращения фактов ежедневного опыта в миф есть верование в одушевление всей природы – верование, которое достигает высшей своей точки в олицетворении её… Для примитивных человеческих племен солнце и звезды, деревья и реки, облака и ветры становятся личными одушёвленными существами, которые живут наподобие людей или животных и исполняют предназначенные им в мире функции с помощью членов, как животные, или искусственных орудий, как человек» (Тейлор Э. Б. Первобытная культура. М.: Политиздат, 1989. С. 129).

Новой формой духовного освоения мира стало первобытное искусство. Люди в это время создавали наскальные рисунки (петроглифы), изготовляли скульптурные фигурки животных и людей из глины, дерева и других материалов.

 

3. 2. Античная культура

Наибольшего расцвета древняя культура достигла в Греции (Элладе). Историю древнегреческой культуры обычно делят на три периода – доклассический, классический и постклассический (эллинский).

Классический период охватывает V–IV вв. до н. э. Его называют золотым веком в истории античной культуры. «Литература и философия, скульптура и архитектура этого периода, – читаем мы в первой части «Введения в культурологию» под ред. В. А. Сапрыкина (М.: МГИЭМ, 1995) на стр. 93, – стали нормой и образцом для всей последующей античности. Это время политиков-реформаторов Солона и Ликурга; скульпторов Фидия, Поликтета, Праксителя; величайших философов Сократа, Платона, Аристотеля; трагиков Эсхила, Софокла и Еврипида и творца античной комедии Аристофана».

Существует мнение, по которому определяющая роль в развитии древнегреческой культуры в целом и её классического периода в частности отводится искусству. Так, В. Бычков писал: «Античная духовная культура вся пронизана искусством. Греческая философия теснейшим образом связана с эстетикой и без последней. не может быть понята. Греческая математика, физика, астрономия – “скульптурны и осязательны”» (указ. соч. С. 88).

Данную точку зрения на древнегреческую духовную культуру можно назвать артоцентрической, поскольку люди, разделяющие её, ставят в центр этой культуры искусство, считая данную сферу духовной культуры определяющей по отношению к другим – религии (мифологии), науке, нравственности, политике. Но артоцентризм не учитывает прежде всего того общепризнанного факта, что само античное искусство было насквозь пронизано мифологией.

Мифологизированными у греков были архитектура, скульптура, литература. Так, самый знаменитый храм Древней Греции Парфенон, построенный в Афинах под руководством Иктина и Калликрата в V в. до н. э. был построен в честь богини Афины. В Олимпии, где каждые четыре года проводились Олимпийские игры, считающиеся священными, был построен храм в честь победы Зевса над своим жестоким отцом Кроном. В Дельфах же красовался храм Аполлона, где прорицательница-пифия предсказывала будущее и т. д. Эти храмы украшались величественными скульптурными изображениями Афины, Зевса Аполлона, Артемиды и других богов.

Не вызывает сомнения глубочайший мифологизм древнегреческой художественной литературы. Поэмы Гомера и Гесиода являются не только художественными произведениями, но и мифологическими. Но и классическая литература Греции насквозь пронизана мифологией. Для подтверждения этого достаточно упомянуть о названиях трагедий Эсхила – «Агамемнон» и «Прикованный Прометей», Софокла – «Царь Эдип» и «Антигона». Еврипида – «Медея» и «Киклоп», где участвуют мифологические персонажи.

Факт мифологизации греческого искусства может рассматриваться как аргумент против артоцентрической точки зрения на историю древнегреческой культуры. Более оправданной, на наш взгляд, является мифоцентрическая (теоцентрическая) точки зрения на неё. В отношении к греческой художественной культуре её правомерность ни у кого, надо полагать, не вызывает сомнения: мифология лежит в её основе. В меньшей мере мифологизированными оказались у древних греков другие сферы духовной культуры – наука, нравственность и политика. Но и здесь мифология играла свою ведущую роль.

Конечно, зародившаяся приблизительно в VI в. до н. э. наука в Древней Греции была во многом антиподом религии, поскольку мифологический взгляд на мир она стремилась заменить на научный, обнаруживая в нём объективные закономерности. Однако подобное противостояние, очевидно, тоже можно рассматривать как аргумент в пользу мифоцентризма древнегреческой культуры, поскольку миф выступает здесь в качестве отправного пункта для развития науки. Более того, мифологизм во многом проник в само научное мышление античного времени. Так, Пифагорейский союз, основанный Пифагором в последней трети VI в. до н. э., был задуман его основателем как тайная организация, в какой-то мере похожая на религиозную. Членам союза запрещалось употреблять в пищу бобы, поскольку они почитались ими за священное растение. По преданию, Пифагор погиб от рук преследователей около бобового поля, где он мог спастись, но он предпочел погибнуть, чем осквернить священное растение. Другой религиозный момент в его мышлении – вера в переселение душ, а также в магию.

Мифологизированным было мышление и у Платона (428348 до н. э.). Эйдосы (идеи) в его учении обитают в занебесном царстве. Его венчает главный эйдос – эйдос Добра. Душа каждого человека – но до его рождения – созерцает эти идеи, но после его рождения забывает о них. Реальные предметы – лишь тени занебесных идей. Процесс познания, по Платону, – это процесс припоминания этих идей.

Наиболее атеистичен был Аристотель (384–322 до н. э.) – гениальный систематизатор научных знаний в античности. Но и он выводил движение небесных тел вокруг Земли из божественного первотолчка. Освобождение науки от религии будет продолжаться, как мы знаем вплоть до нашего времени. А. Ф. Лосев утверждал, что «наука всегда мифологична»

[Лосев А. Ф. Из ранних произведений. М.: Правда, 1990. С. 403). Но отсюда не следует, что она такой и должна оставаться!

Нет сомнения и в мифологичности нравственных представлений у древних греков. Свои нравственные поступки они соразмеряли с волей богов. Вместе с тем, у них не было религиозного фанатизма, свойственного западноевропейскому Средневековью. Во многом это объясняется антропоморфностью греческой мифологии. Древнегреческие боги, как известно, не только внешне, но и внутренне очень похожи на людей. У них, конечно, имеются определённые отличительные признаки: они – бессмертны, обладают чудодейственными способностями и т. д., но в целом они ведут тот же образ жизни, что и люди – страдают, влюбляются, ревнуют, ссорятся, мстят и т. д. Но всё-таки они были, в представлении древних греков, выше людей, они были богами. Вот почему вера в них выполняла у них свою этическую, сдерживающую функцию. Вот почему они приносили богам жертвы, чтобы ублаготворить их на будущее.

Мифологизм, конечно, был присущ и политике, которая проводилась в Греции. Неслучайно наиболее властолюбивые её представители стремились возводить свою родословную к самим богам. Понятно, что это делалось не из почтения к богам, а из любви к власти. В Древней Греции, как известно, существовало рабовладение. Рабов там не считали за людей. Даже образованнейший Аристотель утверждал, что раб – не человек, не личность, а лишь одушевлённое физическое тело. Материальная культура у греков в основном создавалась этими «физическими телами». Рабы давали свободным гражданам наслаждаться духовной культурой.

Главным политическим достижением в Древней Греции была афинская демократия, достигшая своего расцвета при Перикле [годы его правления в должности первого стратега в Афинах – с 444 по 429 г. до н. э.). Эти годы называют золотым веком афинской демократии. Главное её достижение заключалось в том, что каждый свободный афинянин [в Афинах в то время проживало приблизительно 70 тысяч человек) имел возможность участвовать в управлении государством. Каждый свободный гражданин Афин мог оказаться в высшем государственном органе – совете пятисот, если на его долю выпадал такой жребий. Голосованием же выбирались высшие должностные лица – стратеги, начальники конниц, казначеи, поскольку выбор подобных лиц нельзя отдать на откуп слепого жребия.

Демократический порядок управления Афинами, установленный Периклом, сочетался с государственным контролем за деятельностью избранных политиков со стороны суда – гелизы. Знатное происхождение не помешало Периклу установить политическое равенство между свободными гражданами Афин. Его демократия, вместе с тем, была ограниченной: она не распространялась на рабов и женщин. Рабами же в Греции того времени становились не только пленники, но и коренные жители Афин, если они теряли собственность. Беднякам же, т. е. людям имеющим небольшую собственность, он давал равные политические возможности с богачами. Перикл говорил: «Скромность знания не служит бедняку препятствием к деятельности, если только он может оказать какую-нибудь услугу государству» (Немировский А., Ильинская Л., Уколова В. История древнего мира. Греция и Рим. Т. 1. М.: Дрофа, 1996. С. 168).

 

3. 3. Культура Средних веков

Средние века охватывают целое тысячелетие – с V в. до XV. Большая часть Европы в это время приняла христианскую религию. Роль этой религии в средневековой Европе оказалась столь велика, что главной чертой европейской культуры в Средние века стал христианский теоцентризм.

Если в античной Греции роль культурной доминанты играла национальная языческая мифология, то в Средние века в Европе эту роль стало исполнять христианство, которое стало одной из мировых религий (наряду с буддизмом и исламом). О христианском теоцентризме средневековой духовной культуры хорошо писал П. А. Сорокин: «Возьмём, например, культуру Запада средних веков. Её главным принципом или главной истиной (ценностью) был Бог… Архитектура и скульптура средних веков были «Библией в камне». Литература также была насквозь пронизана религией и христианской верой. Живопись выражала те же библейские темы в линии и цвете. Музыка почти исключительно носила религиозный характер. Философия была практически идентична религии и теологии и концентрировалась вокруг той же основной ценности или принципа, каким являлся Бог. Наука была всего лишь прислужницей христианской религии. Этика и право представляла собой только дальнейшую разработку абсолютных заповедей христианства» (указ. кн. под ред. В. А. Сапрыкина. С. 115).

Христос по-гречески значит помазаник, мессия, спаситель. Его жизнеописание и учение изложены в «Новом завете» – второй части «Библии» – в четырёх святых благовествованиях – от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна.

Первое имя Христа – Иисус. Он родился в Галилее (Назарете) от девы Марии, зачавшей его от святого духа. Став взрослым, он провозгласил себя сыном Божиим, за что и был распят на Голгофе по приказу римского прокуратора Понтия Пилата. Но на третий день после смерти Иисус воскрес и вознёсся на небо. Христиане верят, что придёт время, когда состоится второе пришествие Христа на Землю и когда совершится страшный суд над грешниками.

Главный постулат христианства – неукоснительная вера в Христа и безропотное следование его учению, главное содержание которого составляет проповедь смирения, но вера в Христа у европейцев накладывалась на веру в своих, национальных, языческих богов. Вот почему христианская церковь приложила гигантские усилия, чтобы вытравить из европейского сознания языческие представления. В этом она немало преуспела, хотя до конца это ей не удалось сделать. Католическая церковь отличалась от православной большим фанатизмом, выразившимся, в частности, в крестовых походах, инквизиции и охоте на ведьм. Религиозным фанатизмом католической церкви во многом объясняется христианский теоцентризм средневековой западноевропейской культуры.

Наука в Средние века по существу сливается с теологией. Страх перед перспективой оказаться в числе еретиков заставлял философов-богословов этого времени втискивать свою «дрожащую мысль» (выражение Будды) в прокрустово ложе библейских мифов. Главный вопрос, который стоял перед ними в первую очередь, был вопрос о соотношении веры и разума (науки и религии). В решении этого вопроса теолого-философская мысль прошла через три этапа – тертуллиановский (со II в.), августиновский (с V в.) и оккамовский (с XIV в.).

Квинт Тертуллиан (160–222) ещё до начала Средневековья провозгласил: вера и разум несовместимы. Вывод он из этой справедливой мысли сделал несправедливый: чтобы прийти к Богу достаточно одной веры, а разум человеку не нужен не только для этой цели, но и вообще, ибо человеку в этом мире, по его мнению, достаточно одной веры в Бога и следования его заповедям. К. Тертуллиан пришёл, таким образом, к отрицанию науки (её полезности) вообще.

Аврелий Августин (354–430) не был столь ретрограден, как К. Тертуллиан. Он признавал полезность науки, но не самой по себе, а для обоснования религии. А. Августин, таким образом, считал, что вера и разум могут быть совместимы, однако, как правоверный христианин, ставил разум (науку) в зависимое положение по отношению к вере (религии). В отличие от К. Тертуллиана, ему казалось, что разум может способствовать утверждению у человека веры во Всевышнего. В духе А. Августина в конечном счёте рассуждали в дальнейшем Эриугена (810–877), который дошёл до отождествления теологии и философии, Пьер Абеляр (1079–1142), который стремился поднять роль разума для обоснования религиозных догм, и самый влиятельный богослов позднего Средневековья Фома Аквинский (1225–1274), который стремился доказать бытие Бога с научной точки зрения.

Подчинённое положение науки по отношению к религии, утверждённое А. Августином, проходит красной чертой через всё Средневековье, однако Уильям Оккам (1300–1350) возвратился к тертуллиановской несовместимости веры и разума. Но он, в отличие от К. Тертуллиана, пошёл по пути их отграничения, признавая их самостоятельную ценность. Синтез науки с религией считал невозможным и Роджер Бэкон (1214–1294). У. Оккам и Р. Бэкон, таким образом, положили начало той борьбе за освобождение науки от религии, которая достигнет успеха лишь в Новое время.

В не меньшей зависимости от религии, чем наука, было в средневековой Европе и искусство. В «Культурологии» под ред. Г. В. Драча (Ростов на Дону, Феникс, 1995) на 209 стр. читаем: «В духовной культуре средневековой Европы достаточно сложным и противоречивым были положение и роль искусства. Это вызвано его взаимоотношениями с христианской идеологией, которая отвергала идеалы, воодушевляющие античных художников (радость бытия, чувственность, телесность, правдивость, воспевание человека, осознающего себя как прекрасный элемент Космоса), разрушила античную гармонию тела и духа, человека и земного мира. Главное внимание художники средневековья уделяли потустороннему, Божественному миру, их искусство рассматривалось как Библия для неграмотных, как средство приобщения человека к Богу, постижения его сущности. Переход из пространств внешнего во внутреннее “пространство” человеческого духа – вот главная цель искусства. Она выражена знаменитой фразой Августина: “Не блуждай вне, но войди внутрь себя”». Этот переход нагляден в храмовом зодчестве.

В храмовой архитектуре сформировалось два главных стиля – романский и готический. Первый достиг своего расцвета в XI–XII вв., а другой зародился во второй половине XII в. и существовал вплоть до ХХ в. Для романского стиля характерны такие особенности храмовых сооружений, как господство горизонтальных и вертикальных линий, величественная простота строгих геометрических форм, наличие узких окон и дверей при толстых стенах и т. п. В романской стиле, например, построена знаменитая Пизанская башня в Италии, которая «падает» уже несколько веков. Готическая архитектура характеризуется наличием башен с остроконечными шпилями, тонкими резными узорами, перемежающимися со скульптурами, изящной соразмерностью других декоративных форм. В готическом стиле построены Собор Парижской Богоматери во Франции и Вестминистерское аббатство в Англии, где находится усыпальница английских королей, и др. сооружения.

На первое место в средневековой живописи выступила иконопись. Наивысшего расцвета в Древней Руси она достигла в творчестве Андрея Рублева (1360–1430). Вместе с Даниилом Чёрным он участвовал в создании росписей и икон Успенского собора во Владимире, Спасского собора Андроникова монастыря в Москве и др. Им написана знаменитая «Троица».

В художественной литературе становится популярным житийный жанр, раскрывающий жизнь христианских святых. Вместе с тем, Средние века – время создания героического эпоса в Западной Европе. В Германии, например, это «Песнь о Нибелунгах», а в Скандинавии – «Эдда». Вершиной художественной литературы позднего средневековья стала «Божественная комедия» Данте Алигьери (1265–1321).

Нравственным идеалом Средних веков стал Иисус Христос. Нравственную квинтэссенцию его учения составляет его нагорная проповедь. Вот, пожалуй, самый важный отрывок из неё: «Вы слышали, что сказано: “Око за око, и зуб за зуб”. А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся. Вы слышали, что сказано: “Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего”. А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас… Итак, будьте совершенны, как совершен Отец наш Небесный» (Еванг. от Матф., гл. 5).

Смиренная любовь – вот основа христианской морали. Её главный враг – наше тело. От него идут чревоугодие и сластолюбие, честолюбие и гордыня, слабоволие и трусость – всё, что мешает нам жить душою. Монашество – один из способов убежать от своих телесных грехов, возрастающих по мере обогащения. Вот почему монахи Францисканского ордена (XIII в.), например, основанного Франциском Ассизским, стремились подражать нищенской жизни Христа на земле.

Политическую картину Средних веков определял феодализм, пришедший на смену рабовладельчеству. С одной стороны, он способствовал техническому прогрессу (изобретение водяной и ветряной мельниц, рулевого управления у судов и т. д.), а с другой, он делил людей на богатых феодалов и бедных крестьян.

Церковная знать оказалась, естественно, среди богатых. Церковь в Средние века не просто влияла на государственную власть, во многих случаях она её определяла. Яркий пример тому – крестовые походы. Под христианской личиной крестоносцы решали светские задачи – завоевание других народов и их покорение. Отголоски былых политических амбиций сохранились даже у современного папства. Правда, у современной церкви большие претензии в области нравственности, поскольку у многих людей и до сих пор живёт средневековой предубеждение, что без веры в Бога нравственным человек быть не может. В этом предубеждении есть доля истины: светлый образ Христа сохранил для нас нравственную ценность.

 

3. 4. Культура эпохи Возрождения

Термин возрождение (ренессанс) в применении к одному из периодов в истории Европы возник в начале XIX в. Потребность в нём объясняется тем, что в западноевропейских странах в XV–XVI вв. стали возрождаться культурные ценности античного (греко-римского) мира. Процесс их возрождения начался в Италии ещё в XIV в. Вот почему некоторые исследователи (напр., Д. А. Силичев) продолжительность эпохи Возрождения в Италии увеличивают до трёх столетий – с XIV в. по XVI. В других же западноевропейских странах она продолжалась в течение двух веков – с XV в. по XVI.

На положение духовно-культурной доминанты в эпоху Возрождения выдвигается искусство. Вот почему её культуру следует охарактеризовать как артоцентрическую. Отсюда не вытекает вывод о том, что религия в это время полностью утратила своё влияние в духовной культуре Западной Европы. Её влияние оставалось весьма сильным, но её прежняя монополия в жизни западноевропейского общества в эпоху Возрождения была повержена.

Артоцентрическая точка зрения на эпоху Возрождения подтверждается тем, что наиболее ярко в это время возрождались культурные ценности античности именно в искусстве. Недаром в сознании последующих поколений эпоха Возрождения в первую очередь ассоциируется с великими творениями ренессансного искусства. Великие художники Возрождения сумели пробить брешь в клерикализованном (оцерковленном) сознании современников. Они смогли расшатать устои средневековой жизни не только в самом искусстве, но и за его пределами – в нравственности, политике и других областях духовной культуры того времени. Критика этих устоев велась с позиций возвышения человека, низведённого в Средние века до положения ничтожного раба Божьего, «твари дрожащей».

В сознании некоторых титанов Возрождения человек начинает конкурировать с самим Богом. Более того, многие из них стали ставить человека даже выше Бога. В их представлении, не Бог, а человек находится в центре Вселенной. Возрождается протагоровское «Человек – мера всех вещей». Возвышение человека в эпоху Возрождения составляет сущность ренессансного мировоззрения. Эту её особенность стали называть гуманизмом.

Характерно, что основателем гуманизма и всей ренессансной культуры стал художник – великий итальянский поэт Франческо Петрарка (1304–1374). Он был первым, кто заговорил о необходимости возрождения культурных достижений античности в Италии, о возврате к Гомеру и Вергилию.

Он был первым, кто стал подчёркивать значение гуманитарных наук. Он был первый, кто поднял голос в защиту собственно человеческих достоинств – безотносительно к Богу. Последователями Ф. Петрарки стали многие выдающиеся деятели Возрождения – Лоренцо Валла, Пико делла Мирандолла, Мишель Монтень и др. гуманисты.

Гуманисты провозгласили лозунг о гармоническом развитии личности, подчёркивая её активную, творческую природу. Они отвергли монополию теологии на обладание истиной. Они резко выступили против религиозного аскетизма, признавая радости этой, земной, жизни. Они признали возможность счастья здесь, на Земле, а не в христианском раю. Они увидели источник вдохновения не в приобщении к божественным тайнам, а в реальной природе, в реальном мире. Гармонией природы они проверяли гармонию искусства. Греховное тело человека стало для них источником красоты.

В области религиозной жизни главным событием в эпоху Возрождения стала Реформация – движение, направленное на реформирование церкви. Результатом этого движения стало отделение от католицизма протестантизма, охватившего всю Англию, значительную часть Германии, Франции и Швейцарии. В результате в христианстве образовалось три течения – православие, католицизм и протестантство. Деление христианства на православие и католицизм произошло ещё в 1054 г. Как в православии, так и в католицизме Бог выступает в трёх ликах – Отца (Иеговы), Сына (Иисуса Христа) и Духа святого. Но католики считают, что Дух святой исходит как от Бога-отца, так и от Бога-сына, тогда как по православным повериям он исходит только от Бога-отца.

Лидерами протестантизма стали Мартин Лютер (14831546) и Томас Мюнцер (1490–1525) в Германии, и Жан Кальвин (1509–1564) во Франции. Главную роль в Реформации сыграл М. Лютер.

Несмотря на сопротивление своего отца, владельца медных рудников, М. Лютер стал священником. В 1512 г. он стал доктором богословия и вступил в борьбу с окружающим религиозным обскурантизмом. Эта борьба и привела его к положению лидера Реформации. В первую очередь М. Лютер выступил против папских индульгенций – грамот, которые давали право их покупателям на отпущение любых грехов. Владелец индульгенций получал определённые привилегии. Так, ему разрешалось в пост есть яйца и масло. Индульгенции – открытая форма обогащения католической знати. Ещё за столетие до М. Лютера против них выступал великий чешский просветитель Ян Гус, за что он и был сожжён на костре по приговору инквизиции.

Борьба М. Лютера против папских индульгенций вылились в формирование протестантизма. Главной его особенностью является отрицание посреднической роли церкви между верующими и Богом. Спасение у протестантов – личное дело человека. Тем самым его основатели способствовали усилению в самой религии личного (человеческого) начала, что сближает их с гуманистами.

Движение Реформации вызвало во второй половине XVI в. Контрреформацию, в который особо зловещую роль сыграл Орден иезуитов, созданный Игнатием Лойолой (1491–1556). Именно этот орден организовал резню протестантов-гугенотов в Париже. В Варфоломеевскую ночь (с 24 на 25 августа 1572 г.) в Париже их было убито две тысячи человек, а в последующие две недели – ещё 30 тысяч. Варфоломеевская ночь показала, что католическая церковь в эпоху Возрождения продолжала сохранить свою зловещую силу, хотя в целом религия в это время и стала утрачивать доминирующую роль в жизни Западной Европы.

Главным событием в научной жизни в эпоху Возрождения стала замена геоцентризма гелиоцентризмом, осуществлённая в первую очередь благодаря Николаю Копернику (1473–1543). Его продолжателем в эпоху Возрождения стал великий мученик науки Джордано Бруно (1548–1600).

Гелиоцентризм, пришедший на смену геоцентризму, казалось бы, должен был бы вступить в конфликт с гуманистическими установками деятелей Возрождения, поскольку с низведением Земли до положения одной из планет солнечной системы, с утратой у Земли статуса центра Вселенной должно было бы оказаться приниженным не только положение Земли, но и её обитателей – людей. Но гелиоцентризм вовсе не поколебал ренессансный гуманизм. Напротив, косвенным образом он способствовал возвышению человека – человека познающего, человека науки, его разума, способного низвергнуть, казалось бы, незыблемые представления, закреплённые в теологии, которая, как известно, приняла на вооружение аристотелевский геоцентризм.

Главной чертой культуры Возрождения стал её артоцентризм. Из артоцентрических позиций исходил в решении вопроса о соотношении науки и искусства гениальный художник и учёный Возрождения – Леонардо да Винчи (1452–1519). В конечном счёте он решал его в пользу превосходства искусства над наукой. Подобным образом решал этот вопрос и немецкий живописец Альбрехт Дюрер (1471–1528). Справедливость артоцентрической точки зрения на культуру Возрождения, таким образом, в какой-то мере подтверждается и на примере культурологических установок представителей самой этой эпохи.

Леонардо был энциклопедистом. Он собирался осуществить пересмотр всех наук своего времени – автрономии, геологии, анатомии, мелиорации и др. Правда, к решению многих проблем он подходил с антинаучных позиций. Так, он отрицал эволюцию природы, не признавал силу притяжения у падающих тел и т. д.

В большей мере Леонардо прославился не как учёный, а как художник-живописец. Правда, он сам стремился совместить в себе того и другого: изображая, он изучал. В. И. Рутенбург писал: «И к живописи, и к её техническим средствам Леонардо подходил как исследователь, так как и живопись, по его представлениям, – наука, ибо она является средством познания жизни» (Рутенбург В. И. Титаны Возрождения. СПб.: Наука, 1991. С. 43). Но в конечном счёте Леонардо отдал предпочтение искусству перед наукой – не только в собственной жизни, но и по их познавательным возможностям вообще, считая, в частности, что живопись выше геометрии.

Жемчужиной Возрождения стала итальянская живопись. Её гениальными представителями стали Сандро Боттичелли (1445–1510), Леонардо да Винчи (1452–1519), Рафаэль Санти (1483–1520), Микеланджело Буанароти (1475–1564), Тициан Вечеллио (1476–1576).

Наибольшую известность получили две картины С. Боттичелли – «Весна» (1478) и «Рождение Венеры» (1484). В центре обеих этих картин изображена Венера – богиня любви и красоты. Как истинный возрожденец, их автор возрождает на них персонажей греко-римской мифологии. На первой из них над Венерой парит с луком божок любви Амур, слева от неё стоит богиня Флора, олицетворяющая весну, а рядом с нею изображена нимфа, преследуемая фавном. Справа от Венеры – Меркурий – вестник богов – и три прекрасные грации в полупрозрачных одеждах. Все они изображены на фоне райского пейзажа – цветов, фруктовых плодов, высоких деревьев. На второй картине Венера изображена обнажённой. Прелести её греховного тела, очевидно, наводили ужас на церковников.

Как и у других живописцев эпохи Возрождения, С. Боттичели разрабатывал сюжеты, связанные не только с греко-римской мифологией, но также с «Библией» («Мария с Младенцем и Иоанном Крестителем») и с реальной жизнью («Покинутая»). На второй из этих картин изображена девушка, сидящая у запёртых бронзовых ворот. Её лицо закрыто руками, скрывающими её страдания, безнадёжность и одиночество. «Покинутая» свидетельствует о трагическом переломе в жизни С. Боттичели, который произошел в начале 90-х гг. XV в. В это время он испытал сильное влияние со стороны монаха Саванаролы, гневно обличавшего папство и аристократию за разврат, жадность, лицемерие. Он был повешен инквизицией и затем его тело было сожжено на костре. Его казнили как бы дважды.

Великий мастер Леонардо в первую очередь ассоциируется в нашем сознании с его всемирно известной «Джокондой» (1503). На этой картине изображена Мона Лиза – жена богатого флорентийца Франческо ди Джокондо. Всем известен её загадочный взгляд, совмещающий в себе не то усмешку, не то грусть, не то мудрое спокойствие.

Великий Рафаэль в свою очередь ассоциируется у нас с его «Сикстинской Мадонной» (1519). На ней изображена Матерь Божия с маленьким Иисусом. Выражение лица у божественного младенца не по возрасту глубокомысленное, а сама Мария – образ совершенной красоты. Среди фресок Рафаэля наибольшую известность приобрела «Афинская школа», где Платон, похожий на Леонардо да Винчи, указывает пальцем на небо, а Аристотель – на землю. Эти жесты символизируют идеализм одного и материализм другого. На этой же фреске изображены Сократ, Диоген, Пифагор, Гераклит, Эвклид и, как ни странно, сам Рафаэль.

Микеланджело – автор колоссальной мраморной статуи Давида (1504), высотой в пять с половиной метров. Она олицетворяет безграничную мощь человека. Как живописец, Микеланджело прославился в первую очередь благодаря своим фрескам, посвящённым библейским сюжетам – грехопадению и изгнанию из рая, страшному суду и т. п. На фреске «Сотворение Адама» изображён не только Адам с телом атлета, но и Бог Сафаоф (Яхве, Иегова). Иудеи не могли одобрить этой фрески, поскольку их религия запрещает изображение Бога.

За свою почти столетнюю жизнь Тициан успел сделать очень много, но самой знаменитой его картиной стала «Даная», где её героиня полулежит на постели в ожидании Зевса. Другая знаменитая его картина – «Венера Урбинская» (1538). Такую странную «фамилию» римская богиня получила потому, что картина, на которой она изображена, была предназначена для герцога Урбинского. По сравнению с «Лежащей Венерой» Джорджоне (1476–1510) Венера Тициана изображена на фоне реальной жизни – на дальнем плане на ней представлена служанка, достающая платье из сундука и одетая в современный автору наряд.

Наибольшую известность среди итальянских художников слова приобрели Франческо Петрарка и Джовани Бокаччо. «Книга песен» Ф. Петрарки – непревзойденный апофеоз любви поэта к Лауре. Её смерть для поэта была ничем невосполнима. Его не трогала «ни пёстрым зверем полные леса, ни всадники в доспехах средь поляны, ни гости с вестью про чужие страны, ни рифм любовных сладкая краса, ни милых жён поющих голоса во мгле садов, где шепчутся фонтаны…»

Если в душе Ф. Петрарки ещё боролись две стихии – христианская и гуманистическая, то Д. Бокаччо в своём «Декамероне» находится во власти последней. Своими фривольными новеллами он развенчивал средневековую мораль. Для тех, кто их читал, ясно, что он заходил в этом иногда чересчур далеко, предвосхищая половую распущенность последующих времен. Эти новеллы имели для своего и последующего времени не только положительный эффект в области нравственности, но и отрицательный. А. В. Лосев писал: «Монахини (в эпоху Возрождения. – В. Д.) читают “Декамерон” и предаются оргиям, а в грязных стоках находят детские скелеты как последствия этих оргий» (Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М.: Мысль, 1978. С. 122).

Возрожденческая свобода от христианских заповедений Средневековья приносила не только положительные плоды. В разделе «Обратная сторона титанизма» в упомянутой книге А. Ф. Лосев приводит множество примеров безнравственности, характерной для привилегированных классов в эпоху Возрождения, да и не только для них. Вот некоторые из его примеров «обратной стороны титанизма»: «Папа Александр VI и его сын Цезарь Борджиа собирают на свои оргии до 50 куртизанок. В Ферраре герцог Альфонс среди бела дня голым прогуливается по улицам. В Милане герцог Галеацио Сфорца услаждает себя за столом сценами содомии. В Италии той эпохи нет никакой разницы между честными женщинами и куртизанками, а также между законными детьми и незаконными. Незаконных детей имели все: гуманисты, духовные лица, папы, князья. У Поджо Браччолини – дюжина внебрачных детей, у Никколо д’Эсте – около 300. Папа Александр VI, будучи кардиналом, имел четырёх незаконных детей., а за год до вступления на папский престол, уже будучи 60 лет, вступил в сожительство с 17-летней Джулией Фарнезе, от которой вскоре имел дочь Лауру… Имели незаконных детей также и папа Пий II, и папа Иннокентий VIII, и папа Юлий II, и папа Павел III; все они – папы-гуманисты, известные покровители возрожденческих искусств и наук. Художники наперебой изображают Леду, Ганимеда, Приапа, вакханалии, соревнуясь друг с другом в откровенности и неприличии, причём порою эти картины выставляются в церквах рядом с изображением Христа и апостолов. Неаполитанский король Ферранте (1458–1494). сажал своих врагов в клетки, издевался над ними, откармливал их, а затем отрубал им головы и приказывал засаливать их тела. Он одевал мумии в самые дорогие наряды, рассаживал их вдоль стен погреба, устраивая у себя во дворце целую галерею, которую и посещал в добрые минуты. При одном воспоминании о своих жертвах он заливался смехом. Сигизмунд Малатеста был в такой степени не воздержан в разврате, что насиловал своих дочерей и своего зятя. В его глазах, брак никогда не был священным. Он осквернял монахинь, насиловал евреек. В жестокости он превзошел всех варваров. Он теснил бедных, отнимал у богатых их имущество, не щадил ни сирот, ни вдов, – словом, никто во время его правления не был уверен в своей безопасности. Из двух жен. одну он заколол кинжалом, другую отравил. При всем том этот Малатеста был большим любителем и знатоком наук, искусств и вообще гуманистической образованности» (указ. кн. – С. 123; 124; 128; 132).

«Широк человек, – говорит Митя Карамазов у Ф. М. Достоевского, – я бы сузил».

Понятно, почему Средние века просуществовали десять столетий, а эпоха Возрождения – два: в Средние века нравственность держалась на христианстве, а в эпоху Возрождения его сила была уже утрачена; подняться же до высокой нравственности без страха перед Богом – дело многотрудное.

В политической сфере эпоха Возрождения – эпоха зарождения буржуазных отношений в недрах феодализма. Первым теоретиком этих отношений был Николло Макиавелли (14691527). Он был убеждён, что самым могучим стимулом человеческой деятельности является собственнический интерес. В трактате «Государь» он писал: «Люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества» (Соколов В. В. Европейская философия XV–XVII веков. М.: Высшая школа, 1984. С. 74).

Автор этих слов приписывал человеку неискоренимый эгоизм и роль государства он видел в том, чтобы ограничивать его насильственно. Недаром в «абсолютном злодее» Цезаре Борджиа, отличившимся своим развратом и чудовищной жестокостью он видел образец государя. Политику он отделял он нравственности. Он писал: «…мудрый правитель государства обязан по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла» (там же. С. 79).

Ф. Ницше писал: «Итальянское Возрождение таило в себе все положительные силы, которым мы обязаны современной культурой, именно: освобождение мысли, презрение к авторитетам, победу образования над высокомерием родовой знати, восторженную любовь к науке и к научному прошлому людей, снятие оков с личности, пламя правдивости и отвращение к пустой внешности и эффекту. То был золотой век нашего тысячелетия, несмотря на все его пятна и пороки» (Ницше Ф. Соч. в 2-х томах, т. 1. М.: Мысль, 1990. С. 366).

 

3. 5. Культура Нового времени

Термин «Новое время» используется в разных смыслах – узком и широком. В узком смысле он употребляется только по отношению к XVII и XVIII векам, а в широком также и по отношению к XIX и даже ХХ векам. Мы будем иметь в виду под «Новым временем» XVII–XVIII вв., учитывая условный характер данного термина.

Если до сих пор у нас речь шла о «старом» времени – античности, Средних веках и эпохе Возрождения, то с XVII в. начинается отсчёт «нового» времени. Как пишет В. П. Яковлев «В европейском XVII в. мы легко узнаем человека нашего мира и нашей культуры» (Культурологии / Под ред Г. В. Драча. Ростов-на-Дону: Феникс, 1995. С. 258). Эти слова можно понимать в том смысле, что XVII в. стал в Европе стартовой площадкой для современной культуры, как в своё время классическая античность – для эпохи Возрождения.

XVII в. называют «веком науки», но ещё в большей мере это относится к следующему, XVIII в. Недаром его принято называть веком Просвещения. «Просветителями» в первую очередь называют французских философов, что свидетельствует о том, что Италия в Новое время уступает своё лидирующее положение в европейской культуре Франции. Впрочем, к просвещению стало активно стремиться Новое время в целом. Если всё-таки употреблять термин «Просвещение» в традиционном смысле, то синонимом к термину «Новое время» может стать выражение «Век науки». Тем самым мы подчеркнём духовно-культурную доминанту этого времени – сциентизм, имея в виду, что на смену артоцентризму эпохи Возрождения в Западной Европе приходит наукоцентризм. Вот как об этой черте Нового времени писал тот же В. П. Яковлев: «Научное знание поднимало на качественно иной уровень систему общественного сознания в целом. Наука выступает как носитель и выразитель в духовном мире человека, в его культуре объективного, общезначимого содержания, равно обязательного для всех» (там же. С. 253).

С XVII в. начинается интенсивный процесс обособления науки от других сфер культуры, что приводит к её превращению в особый социальный институт. Д. А. Силичев пишет: «XVII столетие можно с полным правом назвать веком науки и научной революции. До этого времени наука развивалась в рамках и в тесном единстве с философией (она у него – не наука. – В. Д.), религией и искусством. Теперь она чётко обособляется, начинает существовать в чистом виде. В ней формируются фигуры учёных в их современном виде, которые раньше были исключениями. Например, в XVI веке таковым являлся Н. Коперник. Теперь они существуют во множестве. Среди них особого упоминания заслуживают такие имена, как Г. Галилей, И. Кеплер, И. Ньютон, У. Гарвей, Р. Бойль, Э. Мариотт, Э. Торричелли» (Силичев Д. А. Культурология. М.: ПРИОР, 1998. С. 181).

Особенно интенсивной у науки Нового времени была борьба за свою независимость от религии, хотя и в это время она всё ещё шла на компромиссы с религиозными представлениями (так, Б. Спиноза (1632–1677) исходил из пантеизма, отождествляющего Бога со всей природой, а Р. Декарт (1596–1650) – из деизма, допуская вмешательство Бога в первоначальную эволюцию природы). Влияние религии на науку не только в Новое время будет продолжаться в той или иной мере, но и в последующие времена, хотя оно и будет идти по нисходящей линии.

В XVII в. западноевропейская религия несколько оправилась после тех ударов, которые ей нанесла эпоха Возрождения. Чтобы выжить, она стала более осмотрительной. Она, например, уже не посмела сжечь на костре Г. Галилея, как в своё время Д. Бруно. Хотя её силы явно ослабли по сравнению с былыми временами, она продолжала сохранять за собой мощную консервативную силу и в Новое время. Всё ещё требовались со стороны науки новые удары, направленные на её непомерные амбиции. Удары сокрушительной силы на неё посыпались в XVIII в. со стороны французских просветителей.

Чтобы постичь всю масштабность борьбы французских просветителей с религией и её официальным проводником – церковью, я рекомендовал бы хрестоматию В. Н. Кузнецова, вышедшую в Москве в 1976 г. под названием «Да скроется тьма!». В ней даётся подборка из произведений французских просветителей, связанных с развенчанием религии по всем направлениям, – с научных позиций опровергаются теологические доказательства бытия Бога, доказываются химеричность и иррационализм религиозных догматов, показываются чудовищная роль религии в политической истории и её отрицательное влияние на мораль. Особенно ценной представляется борьба просветителей с теологией – первейшим врагом науки. В соответственном разделе приводятся отрывки из работ К. Гельвеция «О человеке» и П. Гольбаха «Система природы».

К. Гельвеций восклицал: «Учение, поведение попов – всё доказывает их любовь к власти. Что защищают они? Невежество. Почему? Потому, что невежда доверчив; потому, что он мало пользуется своим разумом, думает так, как другие; потому, что его легко обмануть и одурачить грубейшими софизмами. Что преследуют попы? Науку. Почему? Потому, что учёный не принимает ничего на веру без исследования; потому, что он хочет видеть своими глазами и его трудно обмануть…Попы всегда старались удалить истину от людского взора. Они ненавидят и всегда будут ненавидеть философов. Они всегда будут бояться, чтобы просвещённые люди не свергли власти, основанной на заблуждении и ослеплении» (указ. кн. С. 123).

В свою очередь П. Гольбах писал: «Попробуйте спросить у христианского философа: как произошёл мир? Он ответит вам, что вселенная создана богом. А что такое бог? Это никому неизвестно. А что значит создать? Этого тоже никто не знает. Что служит причиной эпидемий, недородов, войн, засух, наводнений, землетрясений? Божий гнев. Какие меры можно противопоставить этим бедствиям? Молитвы, жертвоприношения, религиозные процессии и церемонии. Почему же, однако, бог может гневаться? Потому, что люди злы. А почему люди злы? Потому, что природа их развращена и порочна. Почему же человеческая природа развратилась? Да потому., что первый мужчина, обольщённый первой женщиной, вкусил от яблока, к которому бог запретил прикасаться. Кто же побудил эту первую женщину совершить такую глупость? Дьявол. А кто же создал дьявола? Тот же бог. Зачем же бог создал дьявола, которому суждено было совратить род человеческий? Об этом ничего неизвестно» (там же. С. 126).

Разумеется, для церковников подобные слова – звон пустой. Религией они кормятся. Неслучайно против церкви Вольтеру (Франсуа Мари Аруэ) (1694–1778) представлялся самым действенным такой аргумент: «Раздавите гадину!». Грубо звучит?

Почитаем П. Гольбаха: «Знаменитый Торквемада, испанский инквизитор, хвалился, что истребил огнём и мечом более пятидесяти тысяч еретиков; это горячее рвение доставило ему мантию кардинала. Резня в Варфоломеевскую ночь погубила столько же людей в одном Париже. Массовые убийства в Ирландии стоили жизни ста пятидесяти тысячам протестантов… В крестовом походе против альбигойцев сжигали население ряда городов. Варварство доходило до того, что сажали на кол нагих девушек и в таком виде носили их по городу. Попы, как это ясно, самые дикие и свирепые люди в мире. С помощью казней они хотят заставить полюбить религию; впрочем, их девиз скорее слова тирана: “Пусть ненавидят, лишь бы боялись” (там же. С. 198). Очевидно, жертвы, раздавленные церковью, отпускали в её адрес обороты и похлеще вольтеровского.

В области частных наук в Новое время произошли события, связанные с законом всемирного тяготения И. Ньютона, биологической систематикой К. Линнея и космогонической гипотезой И. Канта.

В области философии к ним следует отнести универсальный эволюционизм эволюционизм Жульена Ламетри (17091751) и Иоганна Гердера (1744–1803), эмпиризм Фрэнсиса Бэкона (1561–1626), Томаса Гоббса (1588–1679) и Джона Локка (1632–1704); рационализм Рене Декарта (1596–1650) и французских энциклопедистов. Родина эмипиризма – Англия, родина рационализма – Франция.

Эмпиристы выдвинули на первый план чувственный опыт. «В «Новом органоне» (1620) Ф. Бэкон дал разработку индуктивного метода познания, отправляющегося от ощущений и продвигающегося к «общим аксиомам». Т. Гоббс в «Левиафане» (1651) также рассматривает в качестве отправного пункта познания ощущение. Он писал: «.нет ни одного понятия в человеческом уме, которое не было бы порождено первоначально, целиком или частично, в органах ощущения» (Антология мировой философии. Т. 2. М.: Мысль, 1970. С. 309).

Подобным образом рассуждал и Д. Локк в его «Опыте о человеческом разуме» (1690). Он считал, что все наши знания – результат приобретённого чувственного опыта, тем самым отрицая наличие в душе врождённых идей. «Когда я говорю, – утверждал он, – что чувства доставляют их (качества предметов, воздействующих на органы чувств. – В. Д.) уму, я хочу сказать, что от внешних предметов они доставляют уму то, что вызывает в нём эти восприятия. Этот богатый источник большинства наших идей, зависящих всецело от наших чувств и через них входящих в разум, я называю “ощущением”» (там же. С. 418).

Конечно, рационалисты не могли отрицать роль чувственного опыта в познании, но на первый план они выдвинули деятельность разума. Отправным пунктом рационализма стала знаменитая фраза Р. Декарта «Я мыслю, следовательно, существую». Эта фраза – образчик рационализма: существование выводится не из объективной действительности, а из мысли об её существовании. В своих «Началах философии» (1644) Р. Декарт изложил принципы рационалистического познания. Вот некоторые из них: «…для разыскания истины необходимо раз в жизни, насколько это возможно, поставить всё под сомнение; следует рассматривать не для какой цели бог создал каждую вещь, а лишь каким образом он пожелал её создать; у нас лишь два вида мыслей, а именно восприятие разумом и действие воли; нужно прежде всего освободиться он наших предрассудков.» (там же. С. 237–254).

Рационалистическая тенденция прослеживается у французских энциклопедистов. Этим словом историки философии называют авторов 35-томной «Энциклопдии» (1751–1780), редакторами которой были Дени Дидро (1713–1784) и Д’Аламбер (1717–1783). В этой «Энциклопедии» отражены взгляды лучших умов французского Просвещения – Жан-Жака Руссо (1712–1778), Вольтера (1694–1778), Клода Гельвеция (17151771), Поля Гольбаха (1723–1789), а также и редакторов этого словаря.

Мы можем ознакомиться со статьями, помещёнными в «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера, на русском языке в кн.: Философия «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера. М.: Наука, 1994. В ней приводятся такие статьи, как «Демократия», «Естественное равенство», «Искусства», «Основы наук», «Революция», «Свобода мысли», «Тирания», «Человек» и мн. др.

Вот что мы читаем в статье «Человек» в «Энциклопедии», о которой идёт речь: «Люди вырастают из детей. Поэтому надо беречь и охранять детей с помощью особой заботы об отцах, матерях и кормилицах. Пять тысяч детей, ежегодно подкидываемых в Париже, могу стать в будущем солдатами, матросами, земледельцами. Надо уменьшить число рабочих, занятых производством роскоши, и слуг… Поскольку земледельцы – те люди в государстве, которые трудятся больше всех, а накормлены хуже всех, они неизбежно испытывают отвращение к своему состоянию и гибнут от него. Говорить, что достаток заставит их бросить своё сословие, – это значит быть невеждой и жестоким человеком.» (указ. кн. С. 717). Демократическая позиция автора этих слов не вызывает сомнения.

А вот как в ней объясняется слово энциклопедия: «Это слово обозначает соединение наук… И действительно, цель любой энциклопедии – собрать знания, разбросанные по поверхности земного шара, представить общую систему знаний людям, живущим в наше время, и передать их тем, которые будут жить после нас, для того, чтобы наши потомки были не только образованнее, но и добродетельнее и счастливее нас, и чтобы мы не умерли, не заслужив признательности человечества» (там же. С. 628).

Энциклопедисты не только «соединяли науки», они верили, что их труд поможет людям построить в будущем такой строй жизни, который будет держаться на рациональных (научных) началах. Они были благородными детьми своего века – века Просвещения, века Науки.

Новое время – время не только учёных-просветителей, но и художников-просветителей. Образными средствами художники несли свет в широкие массы. Недаром Вольтер, Д. Дидро и Ж.-Ж. Руссо были не только учёными, но и художниками-писателями.

В искусстве Нового времени зародились и получили развитие новые художественные стили – барокко, рококо, сентиментализм, романтизм и реализм. Слово барокко в переводе с итальянского значит странный, причудливый. Для барокко характерно стремление к парадности и пышности, динамичность образов, сочетание иллюзии и реальности и повышенная эмоциональность. Самым ярким представителем барокко в живописи стал фламандский художник П. Рубенс (1577–1640). Его картины – «Венера и Адонис», «Вирсавия», «Похищение дочерей Левкиппа» и др. – воспевают чувственную красоту человеческого тела. Они полны динамики, лиризма, выразительности.

Рококо характеризуется манерностью, театральностью, условностью и декоративностью образов. Наиболее известным представителем этого стиля в живописи стал О. Фрагонар во Франции (1732–1806). Его «Купальщицы» предстают как бы бестелесными, воздушными, эфемерными, хотя и исполненные чувственной радости.

Сентиментализм выдвинул на первый план передачу чувств. Наиболее известным представителем сентиментализма в литературе стал Ж.-Ж. Руссо. В своих художественных произведениях («Юлия, или Новая Элоиза», «Исповедь» и др.) он передаёт различные оттенки чувств своих героев, часто прибегая к их идеализации.

Романтизм лишь зарождается в Новое время – в конце XVIII в. Он характеризуется возвышенными устремлениями его представителей, обращённостью к идеализированной действительности и игнорированием прозы жизни. Первым романтиком в музыке стал гениальный австрийский композитор Вольфганг Амадей Моцарт (1756–1791). В первую очередь он прославился своими операми – «Свадьба Фигаро», «Дон Жуан» и др.

Реализм, как и романтизм, получит развитие в последующие времена, однако и в Новое время он в какой-то мере уже заявил о своём существовании. Он характеризуется отражением реального мира во всей его сложности и противоречивости. В живописи реалистическая тенденция была характерна для Ф. Гойи (1746–1828). Великий испанский живописец изображал не только членов королевских семей (напр., в «Портрете королевы Марии-Луизы»), но и простых людей (напр., в «Водоноске»).

Но самым характерным стилем Нового времени стал классицизм. Вот как охарактеризовывается этот стиль в словаре, помещённом во «Введении в культурологию» под ред. В. А. Сапрыкина: «Классицизм стремится к выражению возвышенных героических и нравственных идеалов, к строгой организованности логичных, ясных и гармоничных образов. Классицизм выдвигает такие эстетические нормы, как стойкость пред жестокостью судьбы и превратностями бытия, подчинение личного – общественному, страстей – долгу, разуму, верховным интересам общества» (там же. С. 186).

В живописи к типичным классицистам относят Ж.-Л. Давида (1748–1825). Наиболее известны такие его картины, как «Клятва Горациев», «Смерть Марата» и «Коронация Наполеона I». В литературе же к ярким классицистам относят великих французских драматургов – П. Корнеля (1606–1684), Ж. Расина (1639–1699) и Ж. Б. Мольера (1622–1676). Наибольшую известность приобрел Ж. Б. Мольер. Его пьесы «Мещанин во дворянстве», «Тартюф», «Скупой» идут в театрах по сей день.

Выделение художественных стилей во многом помогает упорядочивать наши представления об истории искусства, но надо помнить, что большие художники, как правило, не вмещаются в каноны того или иного стиля. Своим постижением жизненной правды они, вместе с тем оказываются ближе к реализму, хотя и не во всём могут ему соответствовать. Такими на рубеже Возрождения и Нового времени были два художественных гения – Мигель Сервантес (1547–1616) и Уильям Шекспир (1564–1616). В Новое время к художникам подобного типа можно отнести Даниеля Дефо (1660–1731), Джонатана Свифта (1667–1745), Иоганна Вольфганга Гете (1749–1832), Иоганна Фридриха Шиллера (1759–1805). Кроме собственно эстетических, их великие творения выполняли также и нравственные задачи.

В Новое время происходит обособление от религии не только науки и искусства, но также и нравственности. Неслучайно И. Кант вслед за Д. Юмом провозгласил мораль автономной по отношению к религии и поместил нравственный закон в душу самого человека. К подобной позиции стремились и другие деятели Нового времени.

В Новое время назрела необходимость на место религиозной морали поставить мораль атеистическую – основанную не на вере в Бога, а на вере в человека. В своих размышлениях о природе человека просветители исходили из убеждения о том, что человек – в идеале – самое совершенное существо, но реализовать добрые начала в нём мешают общественные условия, в которых он живёт, а также его невежественность. Они верили, что изменение общественных условий, в которых живут современные люди, и их просвещение неизбежно приведут к их освобождению от нравственных изъянов. Но на пути к их просвещению, по их представлениям, стояла церковь. Вот почему свои представления о нравственности они стремились противопоставить религиозным. Они искали источники нравственности в самом человеке, а не в Боге.

Не из веры в Бога, а из общественной природы человека они выводили способность человека к высоким нравственным поступкам. В статье «Общество (мораль)» в «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера это поясняется на таких простых примерах: «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Если кто-то подходит к нам с радостным лицом, он возбуждает в нас чувство радости; нас трогают слезы незнакомца ещё прежде, чем мы узнали их причину, а крики человека заставляют нас – лишь потому что это человек – бежать к нему на помощь, повинуясь какому-то машинальному побуждению, предваряющему любое раздумье» (там же. С. 365). Выходит, чувство жалости или сострадания вытекают из нашего родства с другими людьми, а не ниспосылаются нам Богом.

Главный моральный принцип в упомянутой статье сформулирован следующим образом: «Я хочу быть счастливым, но я живу с другими людьми, которые, как и я, каждый со своей стороны хотят быть счастливыми; будем же искать средство обеспечить наше счастье, добывая тем самым счастье другим и уж во всяком случае никогда не вредя им. Этот принцип запечатлен в нашем сердце» (там же. С. 366).

Из главного морального принципа выводились следующие нравственные правила:

«1. Общее благо должно быть высшим правилом нашего поведения и мы никогда не должны искать нашей личной выгоды в ущерб общественной пользе.

2. Дух общительности должен быть всеобщим. Человеческое общество включает всех людей, с которыми можно общаться, поскольку оно зиждется на присущих всем природных и сословных отношениях.

3. Единство природы в людях является принципом, который мы никогда не должны терять из виду… От жизни до смерти один шаг, и смерть уравнивает самого высокого и блистательного человека с самым униженным и безвестным.

4. Поскольку общительность является взаимной обязанностью людей, те из них, кто по своей злобе или несправедливости разрывают общественные связи, не имеют разумных причин жаловаться на то, что те, кого они оскорбляют, более не относятся к ним по-дружески или даже принимают какие-то меры против них.» (там же. С. 367–368).

По существу в этих правилах идёт речь о трёх вещах – о приоритете общественного над личным, о необходимости общения и о единстве человеческой природы. Необходимости общения автор цитируемой статьи придавал фундаментальное нравственное значение. Он писал: «Уничтожьте общительность, и вы разрушите единство рода человеческого, от которого зависит сохранение жизни и всё её счастье» (там же. С. 365). Как тут не вспомнить, что слова общий, общение и общество одного корня!

Новое время – время становления в Западной Европе капитализма. Самым выдающимся событием в политической жизни в это время была великая французская революция 17891793 гг. Французские просветители косвенным образом готовили это событие. Знаменем политической борьбы в XVIII в. стали Вольтер и Руссо, хотя оба они умерли, не дожив до революции – в 1778 г. Первый из них прославился блестящей критикой феодализма, а другой – своими призывами жить по законам природы. Эти призывы ставили его на особое положение среди просветителей. Если большая часть из них возлагала надежды на науку и искусство, то Ж.-Ж. Руссо высказал идею о том, что по мере развития науки и искусства люди не становятся нравственно выше, а напротив, всё больше развращаются. Он писал: «Наши души развращались, по мере того как совершенствовались науки и искусства» (указ. том «Антологии мировой философии». С. 559). Возвышением нравственности над наукой и искусством Ж.-Ж. Руссо предвосхитил нравоцентризм культуры следующего, XIX века.

 

3. 6. культура XIX века

Европейское общество вступило в XIX в. в тревожном состоянии. Оно было вызвано в первую очередь неблагополучием в области нравственной жизни. С одной стороны, развитие капитализма вело к пренебрежительному отношению к сохранившимся нравственным ценностям, если они начинали выступать в качестве препятствий на их пути к обогащению. С другой стороны, эпоха Возрождения и Новое время основательно подорвали авторитет религии, а вместе с ним и нравственные устои, державшиеся на ней.

Даже некоторые энциклопедисты осознавали опасность, связанную с образующемся нравственным вакуумом. Автор статьи «Общество (мораль)» в «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера писал: «Похоже, что без религии не существует достаточно прочной узды, которой можно было бы сдержать источники страстей, приступы воображения, самонадеянность ума, испорченность сердца, хитросплетения лицемерия… Это ясно доказывает, как необходимо для упрочения счастья общества объединение религии и морали. Уничтожьте разом религию, и вы поколеблете все здание моральных добродетелей – ему не на чем будет покоиться» (Философия «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера. М.: Наука, 1994. С. 371).

Но дело было сделано – религия в XIX в. уже не могла крепко держать народ в нравственной узде. Моральный кризис, поразивший Новое время, необходимо было преодолевать силами науки, искусства, политики. Вот почему, несмотря на дальнейшее обособление разных сфер культуры в XIX в., с одной стороны, религия всё больше сужает свою сферу влияния главным образом до поддержания в обществе нравственности, а с другой стороны, нравственный вакуум этого времени начинает активно заполняться усилиями учёных, художников, политиков. В XIX в. религия, наука, искусство и политика подвергаются морализации, т. е. выполняют, кроме своих собственных задач, и нравственные функции.

Это означает, что религия, наука, искусство и политика активно ищут в XIX в. свои ответы на главный нравственный вопрос – как жить? Отсюда – нравоцентризм его культуры в Европе. Но его не следует абсолютизировать, поскольку каждая сфера культуры развивается в значительной мере по законам, присущим только ей, независимо от других сфер культуры.

Ещё в начале XVIII в., как известно, наш Петр I прорубил окно в Европу. К XIX в. Россия созрела, с одной стороны, для того, чтобы приобщиться к западноевропейской культуре, а с другой, противостоять ей, изыскивая свой, самобытный путь развития. Её духовная культура во многих отношениях выходит в XIX в. на передовые позиции в Европе (в особенности в области религиозно-философской мысли, искусства и нравственности). Недаром Д. А. Силичев называет этот век золотым веком русской культуры.

Многие русские мыслители воспринимали поражение христианской религии на Западе в её борьбе с просветителями в негативном плане. Так, Иван Васильевич Киреевский (18061856) во многом считал борьбу просветителей с религией причиной последующих революционных бурь, в которых он видел по преимуществу их кровавую сторону. В отличие от Петра Яковлевича Чаадаева (1794–1856), склонного объяснять отсталость России тем, что в своё время она не приняла «истинного христианства» – католицизма, И. В. Киреевский возложил надежды на православие. В дальнейшем на подобных позициях стояли Алексей Степанович Хомяков (1804–1860), Константин Николаевич Леонтьев (1831–1891) и др. (Сто русских философов. Биографический словарь / Под ред. А. Д. Сухова. М.: Мирта, 1995).

Владимир Сергеевич Соловьев (1853–1900) займет позднее примирительную позицию между католицизмом и православием, между Западом и Востоком. Под его влиянием окажутся Николай Александрович Бердяев (1874–1948), Сергей Николаевич Булгаков (1871–1944) и др., которые будут работать уже в ХХ в. Таким образом, Россия в XIX в., в отличие от Запада, пошла по пути обновления христианства, по пути поисков русского Христа, по пути объединения философии с богословием. В лице ее выдающихся мыслителей она выбрала этот путь по собственной воле.

Если на Западе философской и научной мысли в целом приходилось в течение многих веков вырываться из цепких тисков богословия, то И. В. Киреевский, А. С. Хомяков и др., напротив, видели спасение в объединении религии с наукой, веры с разумом. И. В. Киреевский писал: «Соответственное современному состоянию науки и сообразное требованиям и вопросам современного разума устранило бы болезненное противоречие между умом и верою, между внутренними убеждениями и внешнею жизнью» (ЛосскийН. О. История русской философии. М.:Высшая школа, 1991. С. 33). Это позволило бы, по его мнению, «согласить веру и разум, наполнить пустоту, которая раздвояет два мира, требующие соединения, утвердить в уме человека истину духовную, видимым её господством над истиною естественной, и возвысить истину естественную её правильным отношением к духовной, и связать наконец обе истины в одну живую мысль» (там же. С. 33).

На позициях двух истин – религиозной и научной – на Западе стояли У. Оккам и Р. Бэкон, но они жили в позднем средневековье. Кроме того, их позиция «двух истин» представляла собою завуалированную форму борьбы за освобождение науки от религиозного плена. И. В. Киреевский и А. С. Хомяков же стремились к соединению науки с религией (богословием), мечтая об их гармоническом сосуществовании. С помощью онаученного православия они рассчитывали на нравственное возрождение России.

Упования на чудодейственную нравственную силу православия сохранились у некоторой части нашей интеллигенции до сих пор – у В. Крупина, В. Распутина и др. Надеяться в наше время на то, что религия возвратит нам высокую нравственность, – анахронизм. Она это не смогла сделать и в те времена, когда её позиции в обществе были намного сильнее, чем теперь. Она, естественно, не сможет это сделать сейчас, поскольку современный европейский мир есть по преимуществу атеистический мир. Уверенности же в том, что он из безбожного состояния возвратится в божеское, нет никакой. И слава богу. Противоречия между религией и наукой непреодолимы.

Главным завоеванием науки в XIX в. стал эволюционизм. Он был подготовлен, естественно, предшествующим временем (в особенности – И. Гердером и Ж. Б. Ламарком). Но в XIX в. эволюционизм приобрёл небывалую масштабность. Этим он был обязан, по крайней мере, четырем научным направлениям – позитивизму, марксизму, дарвинизму и эволюционной школе в культурологии. Главными фигурами в них стали Г. Спенсер, К. Маркс, Ф. Энгельс, Ч. Дарвин, Л. Морган, Э. Тейлор. Становлению эволюционного мировоззрения в XIX в., бесспорно, способствовал Г. В. Ф. Гегель – своим учением о диалектике, которое стало завершением немецкой классической философии (И. Кант, И. Г. Фихте, Ф. В. Шеллинг).

XIX в. был на Западе философическим веком. В это время получают признание такие философские направления, как позитивизм (О. Конт, Д. С. Милль, Р. Авенариус, Э. Мах, А. Пункаре), философия жизни (Ф. Ницше, А. Бергсон), неокантианство (Г. Коген, П. Наторп), прагматизм (Ч. Пирс, У. Джемс) и др.

На примере философии XIX в. видно проявление нравоцен-тризма его культуры: чем дальше мы уходим от его начала, тем всё больше и больше обнаруживаем в философии этого времени тенденцию к потере подлинного объекта философии – мира в целом. Многие философы начинают уходить в этику.

Этот уход не всегда оказывался удачным. Приведу здесь только один пример – с Фридрихом Ницше (1844–1900).

Ф. Ницше изобразил свой нравственный идеал в образе сверхчеловека. Его отличает от человека прежде всего воля к власти, т. е. к превосходству над другими. В главе «О высшем человеке» в книге «Так говорил Заратустра» (см. русское изд.: М.: МГУ, 1990) он вкладывает в уста основателя зороастризма (авестизма, огнепоклонства) такие слова о сверхчеловеке: «Бог умер: теперь хотим мы, – чтобы жил сверхчеловек… Самые заботливые вопрошают теперь: “Как сохраниться человеку?”. Заратустра же спрашивает, единственный и первый: “Как превзойти человека?”. К сверхчеловеку лежит моё сердце, он для меня первое и единственное, – а не человек: не ближний, не самый бедный, не самый страждущий, не самый лучший. О братья мои, если что я могу любить в человеке, так это только то, что он есть переход и уничтожение. Превзойдите мне, о братья мои, – этих маленьких людей: они величайшая опасность для сверхчеловека! Превзойдите мне, о высшие люди, маленькие добродетели, маленькое благоразумие, боязливую осторожность, кишенье муравьев, жалкое довольство, «счастье большинства»!… “Человек зол” – так говорили мне в утешение все мудрецы. Ах, если бы это и сегодня было ещё правдой! Ибо зло есть лучшая сила человека. “Человек должен становиться всё лучше и злее” – так учу я. Самое злое нужно для блага сверхчеловека. “Для ближнего” – это добродетель только маленьких людей: у них говорят «один стоит другого» и «рука руку моет», у них нет ни права, ни силы для вашего эгоизма» (указ. соч. С. 249–252).

У них – т. е. у создателей христианской морали, где, как утверждал Ф. Ницше, в образе нищего, несчастного, бессильного, смиренного человека предстает нравственный идеал человека. Он же, Ф. Ницше, видит этот идеал в богатом, счастливом, сильном и гордом сверхчеловеке.

Сверхчеловек у Ф. Ницше двуличен. По отношению к себе подобным он снисходителен, сдержан, нежен, дружелюбен, но по отношению к «маленьким людям» он становится «немногим лучше необузданных зверей» (Буржуазная философия кануна и начала империализма. М.: Высшая школа, 1977. С. 181).

Сверхлюди, – утверждал Ф. Ницше, – «наслаждаются свободой от всякого социального принуждения… Они возвращаются к невинной совести хищного зверя, как торжествующего чудовища, которые идут с ужасной смены убийств, поджога, насилия, погрома с гордостью и душевным равновесием. уверенные, что поэты будут надолго иметь тему для творчества и прославления. В основе всех этих рас нельзя не увидеть хищного зверя, великолепную, жадно ищущую добычи и победы белокурую бестию» (указ. кн. С. 181). Надо полагать, А. Гитлер черпал из подобных пассажей из сочинений Ф. Ницше «поэтическое» вдохновение.

В качестве примеров сверхлюдей Ф. Ницше приводил Цезаря, Макиавелли, Цезаря Борджиа, Наполеона. В современном же обществе, к его огорчению, подобные сверхлюди вывелись. Вот почему их надо выращивать для будущего заново. В своей этикализации философии, таким образом, Ф. Ницше дошёл до провозглашения аморализма, до превознесения человека, стоящего по ту сторону добра и зла, человека, которому по отношению к «маленьким людям» всё дозволено. Зло, сделанное им, становится у него высшей добродетелью.

Освобожденные от религиозных пут, в XIX в. стали активно развиваться частные науки. В это время работали физики Д. Максвелл и Д. И. Менделеев, биологи Ч. Дарвин и Г. Мендель, психологи И. -Ф. Гербарт и И. М. Сеченов и т. д., и т. д. Развитие науки в этот период способствовало мощному техническому прогрессу – в железнодорожном транспорте, в использовании электричества, в освоении фотографии, телеграфа и телефона, в изобретении двигателя внутреннего сгорания и т. д.

Непревзойдённых высот в XIX в. достигает искусство. Особого расцвета в это время достигает художественная литература. На передовые позиции здесь выходят три страны – Россия, Франция и Англия.

Россия в это время дала миру А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова, Ф. И. Тютчева и А. А. Фета, А. В. Кольцова и Н. А. Некрасова, Н. В. Гоголя и М. Е. Салтыкова-Щедрина, Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, И. С. Тургенева и А. П. Чехова. В области художественной литературы в XIX в. Россия превзошла все другие страны. На втором месте после неё стоит Франция. Она гордится творениями Ф. Стендаля, В. Гюго, О. де Бальзака, Г. Флобера, Ш. Бодлера, А. Дюма, Э. Золя, Ги де Мопассана. На третье место в этой области я бы поставил Англию, где создавали свои шедевры Д. Байрон, П. Шелли, Р. Стивенсон, В. Скотт, Ч. Диккенс, У. Теккерей, Т. Гарди, О. Уайльд.

Русские живописцы искали в XIX в. нравственную опору в образе Христа. Мы видим его на картинах А. А. Иванова («Явление Христа народу»), И. Н. Крамского («Христос в пустыне»), Н. Н. Ге («Что есть истина?»). Но русские живописцы в это время находили нравственную опору также и в образах реальной жизни.

Вполне светским было творчество таких гениев русской живописи, как П. А. Федотов («Сватовство майора»), А. К. Саврасов («Грачи прилетели»), И. И. Шишкин («Сосновый бор»), Ф. А. Васильев («Оттепель»), И. Е. Репин («Бурлаки на Волге»), В. И. Суриков («Утро стрелецкой казни») и др. В ХХ в. их шедевры не будут превзойдены. Как впрочем, не будут превзойдены А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Ф. М. Достоевский или Л. Н. Толстой. XIX век в русской культуре – её золотой век. Он был золотым не только в литературе, живописи, но и в музыке.

В это время создавали свои творения М. И. Глинка, А. А. Алябьев, П. П. Булахов, А. П. Бородин, М. П. Мусоргский, Н. А. Римский-Корсаков и П. И. Чайковский. Самыми крупными из них признают М. И. Глинку и П. П. Чайковского. П. И. Чайковский – наш А. С. Пушкин в музыке. Он автор опер «Евгений Онегин» и «Пиковая дама», балетов «Лебединое озеро», «Спящая красавица» и «Щелкунчик», а также шести симфоний.

Охарактеризовывая нравственную атмосферу, царившую в XIX в. на буржуазном Западе, Т. С. Паниотова пишет: «Появляется новый буржуа, который в отличие от старого – бережливого и умеренного, не благоволившего к техническим новшествам, заботившегося о качестве товара, осуждавшего заманивание клиента рекламой и более низкими ценами, – маниакально поглощён предприятием и приносимыми им прибылями, мало озабочен качеством производимого товара. Бережливость и умеренность перестали цениться, чаще всего буржуа живёт в роскоши. В жестокой конкуренции для него все средства хороши – от рекламы до прямого подлога» (Культурология / Под ред. Г. В. Драча. Ростов-на-Дону: Феникс. С. 273). Как с нашего времени списано! А между тем, как писал ещё Ф. М. Достоевский, погоня за деньгами вовсе не приносит свободы их владельцам, поскольку они делают его своим рабом. А какая может быть свобода у раба?

Главным политическим событием XIX века стала Парижская коммуна 1871 г. С 18 марта по 28 мая в результате первой пролетарской революции Францией руководило правительство, защищающее интересы рабочего класса. Парижская коммуна потерпела поражение, но она была первой ласточкой в борьбе рабочих с буржуазией.

 

3. 7. культура ХХ века

Мы охарактеризовали античную культуру и средневековую как теоцентрические (мифоцентрические), эпохи Возрождения – как артоцентрическую, Нового времени – как наукоцентрическую (сциентистскую), XIX века – как нравоцентрическую. А какую доминанту мы можем выделить в духовной культуре ХХ в.?

На роль подобной доминанты в ХХ в. явно не тянут религия и нравственность. ХХ век оказался основательно опустошённым в области религии и нравственности. Он подвергся не только мощной атеизации, но и не менее мощной аморализации. Остаётся, таким образом, три претендента на центральное положение в духовной культуре ХХ в. – наука, искусство и политика.

Самые слабые позиции здесь оказались у искусства. Мы видим в этой области, конечно, и новые достижения (в ХХ веке, например, достигает своего расцвета киноискусство), но в целом искусство ХХ в. приобрело явные признаки упадка. Что же у нас осталось? Наука и политика.

Нет сомнения, что наука в ХХ в. оказалась достойной соперницей политики, но всё-таки господствовать над политикой она сможет лишь в будущем. Собственно говоря, в будущем политика должна стать научной, совпасть с наукой. Поэтому никакого насилия со стороны науки она не будет испытывать. В ХХ же веке в культуре правила бал политика.

В каком положении оказалась наша наука после революции 1917 г.? Как отнеслись к большевистской власти люди науки? К. Е. Тимирязев, например, принял её сразу и безоговорочно. Другая история была с И. П. Павловым. Только тогда, когда он на практике увидел поддержку, которую ему оказала новая власть, он стал её хвалить. Незадолго до смерти (он умер в 1936 г.) он произнёс такой тост: «Радостно сознавать себя гражданином страны, в которой наука занимает ведущее и почётнейшее место. Можно искренне гордиться родиной, где так заботливо и широко поощряют прогресс науки и культуры… Мне уже много лет, но я счастлив, что могу работать на благо моей любимой родины и для счастья всего человечества… Раньше наука была оторвана от жизни, была отчуждена от населения, а теперь я вижу иное: науку уважает и ценит весь народ. Я поднимаю бокал и пью за единственное правительство в мире, которое могло это осуществить, которое так ценит науку и горячо её поддерживает – за правительство моей страны!» (http://nplit. ru/books/item/f00/s00/z0000054/st011. shtml).

Очень настороженно относился к большевикам В. И. Вернадский, но и он убедился, что они не разрушители, а созидатели. Он писал И. И. Петрункевичу в 1923 г.: «Научная работа в России не погибла, а наоборот, развивается… Научная работа в России спасена и живёт большой жизнью благодаря сознательному волевому акту» (Новый мир, 1989, № 12. С. 205). Да и как ему было обижаться на Советскую власть, если она создала условия для открытия огромного числа научных учреждений?

Ещё в 1922 г. В. И. Вернадский организовал Радиевый институт, руководителем которого он был по 1938 г. Его надежды на развитие научной работы в России, высказанные им в процитированном письме И. И. Петрункевичу из Парижа в 1923 г., оправдались вполне: при его участии были организованы в дальнейшем Институт минералогии и геохимии, Институт географии, Керамический и Оптический институты, Институт истории науки и техники, Совет по изучению производительных сил России, Метеоритный комитет, Комиссии по изучению вечной мерзлоты, по минеральным водам, по изотопам, по проблемам урана, по использованию и охране подземных вод, по определению геологического возраста пород, по тяжёлой воде, по истории знаний и др.

Несмотря на репрессии при И. В. Сталине, благодаря государственной поддержке наша страна в советское время стала могучей научной державой. Теперь от нашей науки остались в основном радостные воспоминания. Но и это подтверждает по-литикоцентризм нашей культуры.

Наша страна – не исключение. Под политическую дудку пляшут священники и моралисты, учёные и художники и в других странах. И в них она выступала в качестве ведущего фактора в культуре ХХ в. по отношению к религии, науке, искусству и нравственности. Всё дело только в том, чего в ней больше – созидания или разрушения?

Нет сомнения: культура ХХ в. перенасыщена политикой, т. е. политикоцентрична. Существенную роль здесь сыграла победа пролетарской революции в России, которая привела позднее к противостоянию лагеря социализма капиталистическому окружению. Это противостояние способствовало политизации современного этапа в развитии культуры – культуры ХХ века.

Политизации в ХХ в. подверглась философия. Так, пожалуй, самым крупным течением философской мысли в Западной Европе в первой половине ХХ в. стал экзистенциализм. Само его появление в это время и популярность в последующее во многом объясняется политическими условиями жизни, в которых оказались его творцы и их поклонники. Их «экзистенция» стала тем местом, куда они пытались укрыться от «настырной действительности» (выражение Г. Гессе).

Уход французского мыслителя Жана Поля Сартра (19051980) – главы французского экзистенциализма – от действительности подтверждается его «философией свободы». Он понимает под свободой абсолютную независимость человека от каких-либо ограничений. Речь идёт, таким образом, о той свободе, сущность которой лучше всего выразил один из персонажей А. Н. Островского: «Чего моя левая нога хочет?» Ж. П. Сартр выразил эту же мысль по-другому: «…все барьеры, все кордоны рушатся, уничтожаемые сознанием моей свободы» (Современная буржуазная философия. М.: Высшая школа, 1978. С. 366).

Автор приведённых слов мыслил себя продолжателем марксизма. Вот почему, по его мнению, марксизм со временем будет заменен его философией свободы. В книге «Проблема метода» (1957) он писал: «Когда по ту сторону производства жизни будет для всех существовать сфера подлинной (т. е. абсолютной. – В. Д.) свободы, марксизм изживёт себя; его место займет философия свободы» (Сартр Ж. П. Проблема метода. М.: Прогресс, 1994. С. 42). Кажется, слова Ж. П. Сартра в какой-то мере сбылись: марксизм у нас отменили, а на его место пришла «философия свободы». Для самых бессовестных.

ХХ век – это век великой научно-технической революции. Ей способствовал эволюционизм. Это вселяет в нас надежду на полное торжество эволюционного мировоззрения в будущем. Наши потомки с особым трепетом будут произносить имена выдающихся эволюционистов ХХ века – философа П. Тейяра де Шардена, физика Д. Гамова, биолога А. И. Опарина и психолога А. Н. Леонтьева.

На смену великим творениям живописцев XIX в. – И. Н. Крамского, Ф. А. Васильева, И. Е. Репина, Э. Делакруа, Э. Мане, О. Ренуара и многих других в XX в. приходят полотна М. Ф. Ларионова, К. С. Малевича, В. В. Кандинского, А. Матисса, П. Пикассо, С. Дали и т. п. авангардистов, творчество которых, несмотря на дифирамбы искусствоведов, никак не может претендовать на общенародное признание.

Экспериментаторские потуги мы видим не только у живописцев-авангардистов, но и поэтов-модернистов. Возьмём, например, Велимира Хлебникова (1885–1922). Он был весьма изящным эквилибристом в поэзии. Вот вам доказательство:

Очень талантливо! Но – бессмысленно. Или, по крайней мере, почти бессмысленно. Определённое содержание в этом стихотворении проклёвывается. В нём прослушивается призыв к смеху.

Однако ХХ век дал нам не только модернистов и постмодернистов в литературе, но и множество подлинно гениальных художников слова. Если ограничить себя цифрой четыре, то к самым выдающимся русским поэтам ХХ в., с моей точки зрения, следует отнести А. Блока, С. Есенина, Н. Заболоцкого и А. Твардовского, а к самым выдающимся прозаикам – И. Бунина, М. Горького, М. Шолохова и М. Зощенко. Среди же зарубежных писателей я бы выделил Д. Лондона, Г. Уэллса, Р. Роллана и Г. Гессе.

О глубоком нравственном кризисе в современном мире нам говорит так называемая массовая культура, созданная благодаря развитию техники, обеспечивающей массовую коммуникацию. Д. А. Силичев в своём учебнике по культурологии отнёс к основным жанрам этой культуры вестерн, мелодраму, фантастику, эротику, порнографию, мюзикл, мистику, ужасы, сатанизм, гангстеризм и т. п. (Силичев Д. А. Культурология. М.: ПРИОР, 1998. С. 295).

Главными политическими событиями в ХХ в. стали, с одной стороны, Октябрьская революция 1917 г. в России и образование лагеря социализма после второй мировой войны, а с другой стороны, реставрация капитализма во многих странах, входящих в этот лагерь, в последние десятилетия ХХ в.

О безнравственной природе капитализма доктор экономических наук Александр Исаев в статье «Капитализм как психопатология» написал так: «Правда о капитализме состоит в том, что капитализм – это не просто общественный строй, основанный на частной собственности на средства производства. Капитализм – это общественный строй, основанный на частной собственности на средства производства, которыми владеют нелюди, т. е. интеллектуально развитые животные… Нечеловеческая природа «нелюдя» проявляется, прежде всего, в его индивидуализме, стремлении к обособлению и главное в отсутствии сострадания к другим людям» (http://za. zubr. in. ua/2011/11/19/14051).