Данный этап включает в себя два периода – Нового времени (XVII–XIII вв.) и XIX в. Самым выдающимся событием первого из них стало издание грамматики Пор-Рояля, принадлежащей Антуану Арно (1612–1694) и Клоду Лансло (1616–1695). Первый был логиком, а второй – грамматистом. Союз между ними был неслучаен: в Новое время грамматика тесно сближается с логикой.
Под грамматические категории авторы грамматики Пор-Рояля, которая называлась «Общая и рациональная грамматика» (1660), подводили логические категории – в первую очередь субъекта, предиката («атрибута») и связки. Так, под первые две категории они подводили имена, артикли, местоимения, причастия, наречия и предлоги, а под последнюю – глаголы, союзы и междометия. В подобной классификации имеется явный изъян: не все части речи с одинаковой лёгкостью соотносятся с категориями суждения. Так, существительное обычно выражает субъект суждения, прилагательное, причастие или глагол – его предикат, а как быть с другими частями речи?
Чрезмерный логицизм сказался у А. Арно и К. Лансло и в синтаксисе. Так, они не признавали односоставных предложений, считая, что любое предложение выражает суждение. В этом сказалась тенденция к отождествлению предложения с суждением, грамматики с логикой. Односоставные предложения авторы грамматики Пор-Рояля были вынуждены дополнять до двусоставных. Например, предложение Pluit (Дождь идёт) они расценивали как двусоставное с опущенным, но подразумеваемым субъектом (по-русски: Природа дождит).
В любом предложении авторы грамматики Пор-Рояля усматривали три обязательных члена – субъект, связку и предикат («атрибут»). Субъект суждения называет тот предмет, о котором нечто либо утверждается, либо отрицается, а атрибут есть то, что утверждается о субъекте с помощью связки. В предложении La terre est ronde «Земля является круглой» la terre – субъект, ronde – атрибут и est – связка.
Основную роль в суждении А. Арно и К. Лансло отводили глаголу-связке «быть». Они называли этот глагол «субстантивным». Остальные глаголы они называли «адъективными», имея в виду то, что эти глаголы выступают в суждении не только в роли связки, но и атрибута. «Адъективный» глагол, таким образом, выполняет в суждении сразу две функции – «субстантивного» глагола и прилагательного или причастия. Данное обстоятельство позволяло А. Арно и К. Лансло устанавливать синонимические отношения между предложениями Pierre vit «Пьер живёт» и Pierre est vivant «Пьер жив».
Но в анализируемой грамматике не всегда грамматика подчинена логике. Так, в синтаксисе мы находим и собственно грамматические объяснения синтаксических явлений (например, описание двух типов синтаксических связей – согласования и управления).
Если в Новое время в Европе на лидирующее положение в лингвистике выдвинулась французская грамматика, то в XIX в. на это положение выдвигается немецкое языкознание. Выделим здесь три наиболее крупные фигуры из немецкой лингвистическое науки этого времени – Вильгельма фон Гумбольдта (1767–1835), Франца Бонна (1791–1867) и Германа Пауля (1846–1921).
Вильгельм фон Гумбольдт – самая крупная фигура в истории языкознания XIX в. Он основатель типологического языкознания (его общетипологическую классификацию мы будем рассматривать позднее). Кроме того, он поднял философию языка, которая имеет ещё античные истоки, на подлинно современный уровень. Его книги по философии языка отнюдь не устарели. Неслучайно сравнительно недавно у нас вышли два сборника его работ (Избранные труды по языкознанию. М., 1984; Язык и философия культуры. М., 1985).
В. Гумбольдт проводил «энергейтическую» точку зрения на язык, т. е. приписывал ему энергию, способную активно влиять на мышление. Язык он рассматривал не как передаточный инструмент для готовой мысли, а как «орган, образующий мысль» (Избранные труды по языкознанию. С. 75). В чём же новизна подобного взгляда на язык, на соотношение языка и мышления? Вплоть до нашего времени широко распространено мнение, идущее в науке от грамматики Пор-Рояля, что язык служит лишь одеждой для готовой, уже сформированной без его помощи мысли. Это мнение, как показал В. Гумбольдт, в корне не верно. На самом деле язык не только выражает мысль, он также и влияет на её формирование в сознании человека. Как это легче всего проиллюстрировать? Почему, например, уже маленький эскимос, в отличие от даже взрослого европейца, различает разные виды снега – талого, несомого ветром и т. п.? Потому что его родной язык заставляет его это делать: в эскимосском имеются отдельные слова, служащие для обозначения разных видов снега, как и для разных видов оленей. В чем же здесь выражается активная роль языка по отношению к познанию? В том, что язык направляет познавательную деятельность его носителя по определённому руслу – тому руслу, которое задаётся его родным языком. Это происходит потому, учил В. Гумбольдт, что в каждом языке заложено особое мировидение, от которого ни один человек не может уйти: овладевая языком, он овладевает и этим мировидением, т. е. смотрит на мир сквозь призму своего родного языка.
Любой язык отображает мир, но отображает его с определённой точки зрения – той точки зрения, с которой смотрел на него народ, создавший данный язык. В любом языке, таким образом, представлен универсально-объективный аспект (он связан с отражением в языке объективной реальности как таковой) и субъективно-национальный (идиоэтнический), который отражает уже не мир как таковой, а точку зрения на него со стороны носителей этого языка. Последний из этих аспектов и позволяет нам говорить о языке как мировидении или языковой картине мира. Переход от одного языка к другому представлялся В. Гумбольдту как смена одного языкового мировоззрения на другое. Он писал: «Каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка. Освоение иностранного языка можно было бы уподобить завоеванию новой позиции в прежнем видении мира» (там же. С. 219).
У языка имеется внешняя форма и внутренняя. Своеобразие первой состоит в специфике его звуковой стороны. Своеобразие же внутренней формы языка заключается в специфике его содержательной стороны, в рамках которой и заключено особое миро-видение.
Внутренняя (мировоззренческая, идиоэтническая, национальная) форма того или иного языка складывается из внутренних форм входящих в него единиц – как словообразовательных, так и фразообразовательных. В. Гумбольдт отдавал здесь предпочтение первым перед вторыми. Так, внутренние формы производных слов, обозначающих однотипные предметы, по его наблюдениям, в разных языках и даже в одном и том же часто не совпадают. Он приводил, в частности, пример из санскрита, где слон называется то «дважды пьющим», а то «двузубым» (там же. С. 103).
Современная этимология накопила огромный материал, подтверждающий наблюдения В. Гумбольдта. Проанализируем здесь только один пример. При обозначении снегиря русский автор слова «снегирь» обратил внимание на связь этой птицы со снегом, тогда как сербский – с зимой, немецкий – со способностью подпрыгивать (Gimpel от gumpel 'подпрыгивать'), а французский образно назвал ее пастушком (boureuil). Выходит, на одну и ту же птицу русский, серб, немец и француз смотрели в процессе создания для неё слова с разных точек зрения, тем самым обращая внимание на разные её признаки. Вот почему В. Гумбольдт писал: «Несколько языков не равноценны такому же количеству обозначений одного и того же предмета: это разные точки зрения» (цит по: Радченко O.A. Язык как миросозидание. Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства. 4.1. М., 1997. С. 72).
В связи с этим становятся понятными и такие слова немецкого ученого: «Слово – не эквивалент чувственно воспринимаемого предмета, а эквивалент того, как он был осмыслен речетворческим актом в конкретный момент изобретения слова. Именно здесь – главный источник многообразия выражений для одного и того же предмета» (Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 103).
Не в предложении, а в слове В. Гумбольдт видел главный источник языкового мировидения. Подытоживая свои наблюдения за разными этимологиями у слов, принадлежащих к разным языкам, но обозначающих подобные предметы, он писал: «Тем самым возникают в равнозначных словах различных языков разные представления об одном и том же предмете. И это свойство слова вносит главный вклад в то, что каждый язык предлагает собственное миро-видение» (указ. соч. Радченко O.A. – С. 64).
Франц Бопп – основоположник индоевропейской компаративистики – той области сравнительно-исторического языкознания, которая связана с реконструкцией индоевропейского праязыка на материале родственных языков – германских, романских, славянских, греческого, армянского и др. Ф. Бопп доказал генетическое родство этих языков на материале глагольных флексий, тем самым проложив дорогу, может быть, самой популярной в XIX в. области языкознания – сравнительно-исторической индоевропеистике. Основателем германской компаративистики стал Якоб Гримм, романской – Фридрих Диц, а славянской – Ф. Миклошич.
Ф. Бопп – автор знаменитой теории агглютинации (соединения). Её цель – объяснение происхождения частей речи в индоевропейском праязыке. Суть этой теории состоит в следующем. Индоевропейский праязык первоначально был корнеизолирующим. Он состоял из одних одноморфемных слов – корнесловов. Аффиксы в нём отсутствовали. Корнесловы делились на глагольные и местоименные. На базе последних в дальнейшем сформировались местоимения и служебные части речи. Некоторые местоимения в силу частого употребления с глагольными корнесловами соединились с ними. Это послужило началом образования первых частей речи, имеющих аффиксальные показатели: местоимения, о которых идёт речь, превратились в аффиксы.
Герман Пауль – глава наиболее влиятельной школы в европейском языкознании второй половины XIX в., получившей название младограмматической. В качестве главных персонажей в его книге «Принципы истории языка» (1880) выступают языковые изменения. Он стремился объяснить их механизм. Любое языковое новшество, по Г. Паулю, исходит от отдельных говорящих. С ним связан окказиональный уровень языка. Некоторые индивидуально-авторские языковые неологизмы подхватываются другими говорящими, становясь достоянием национального языка в целом, переходя в его узуальный уровень. Между окказиональным и узуальным уровнями в языке происходит борьба, однако верх в этой борьбе одерживает последний из этих уровней. Это позволяет языку быть более устойчивым, чем изменчивым. В противном случае язык не смог бы осуществлять своих функций.
Иначе говоря, если бы язык изменялся чересчур быстро, то люди, говорящие на нём, с трудом стали бы понимать друг друга. Вот почему тенденция к его устойчивости не может не уступать тенденции к его изменению.
Сделаем вывод. Второй этап в истории языкознания – этап становления науки о языке в Европе. Грамматика Пор-Рояля и лингвистическая деятельность В. Гумбольдта – основные вехи в становлении ономасиологического направления в европейском языкознании Нового времени и XIX в. Их можно расценивать как первую и вторую революции в европейской лингвистике в рамках ономасиологического направления. Деятельность Ф. Боппа и других основателей сравнительно-исторического языкознания – первая революция в европейской лингвистике в рамках семасиологического направления. Под её влиянием создавал свою лингвистическую концепцию Г. Пауль и другие младограмматики. Вторую революцию в рамках семасиологического направления в лингвистике совершил Ф. де Соссюр, концепцию которого уже относят к третьему этапу в истории языкознания.