Глава I. Беспокойная ночь и такое же утро
Стенные часы торопливо тикали. Стрелки уже подбирались к одиннадцати. Таня, сидя с ногами в кресле, старалась не дремать, следила за движением стрелок. Это плохо удавалось. Веки смыкались сами собой.
«Бумм... — расслышала она сквозь сон. — Бумм...»
— Двадцать три ноль-ноль, — подражая любившему точность брату, пробормотала девочка. — Что же с ними случилось?
Чтобы прогнать сонное оцепенение, она потянулась и пошла в столовую, где белел скатертью нарядно сервированный стол. Крышка соусника оказалась слегка сдвинутой.
— Василий Никандрыч, — сухо спросила Таня, — совесть у тебя есть?
Большой белый кот, примостившись на краю стола, медленно, со вкусом умывался.
— Брысь!
Не теряя достоинства, кот спустился на стул, всем видом показывая, что считает себя выше вздорных человеческих упреков.
Дверь приоткрылась.
— Твои еще не приехали?
— Все жду. Заходи, Маша, — повернулась Таня к подруге.
Несмотря на ночную пору, гостья была в светлом, легком сарафанчике. В южном курортном городе ночи стояли жаркие.
— Чай будешь пить?
— Давай. Как у тебя сегодня красиво!
Маше, как и Тане, было двенадцать лет. Она старалась держаться солидно, по-взрослому, но это не всегда удавалось — мешало любопытство ко всему, что творится вокруг. Девочка вертелась на стуле, рассматривала сервированный стол, приодевшуюся подругу, мирно дремавшего Василия Никандрыча. И не забывала о сладостях, расставленных на столе.
— В общем не волнуйся, — говорила Маша, намазывая булочку вишневым вареньем. — Поезд мог опоздать ужасно намного. Или на автобус не сели. Или мало ли что...
— Ну, что ты! — презрительно сказала Таня. — Во-первых, дядя Боря летит самолетом. Во-вторых, они с дедушкой сразу возьмут такси. При чем тут автобус?
Машу нелегко было смутить.
— А если нелетная погода? Если не встретились или не узнали друг друга? Однажды был такой случай. Может, и дедушка не узнал.
— Родного сына?! Ты бы думала, что говоришь!
— Я-то думаю, а ты слова не даешь сказать, — заметила Маша. Точь-в-точь так отвечала ее мать, работница пошивочного ателье, своим клиентам.
— Таня! — послышался звонкий мальчишеский голос со двора. — Папа тебе записку привез. Захар Игнатьевич в городе остался ночевать. Лови!
Камень, обернутый бумагой, упал на подоконник. Таня быстро развернула его и прочла записку.
— Только этого не хватало!..
Девочка с досадой бросила бумагу на стол, где ее немедленно подхватила Маша.
— Пишут, что дела задерживают, шлют тебе привет, — сказала Маша с недоумением. — А может, это не от деда письмо?
Таня не отвечая, поспешно убирала со стола. На Машин вопрос она, конечно, не обратила внимания. Письмо от деда привез сосед, водитель грузового такси, а в окно швырнул его Шурик, сын шофера. Все ясно как на ладони. Придется ночевать одной.
— До свидания, — сказала Маша. — Смотри в школу не опоздай.
Таня кивнула и даже не напомнила подруге, что завтра выходной. Обида комом стояла в горле.
Дедушка и брат Леня, который тоже поехал встречать дядю Борю, наверно, веселятся сейчас. Какие дела могли их задержать? Просто гуляют, осматривают город. Может быть, пошли в театр... А она, Таня, пропадай здесь одна с Василием Никандрычем!
Таня вымыла чашки, убрала со стола посуду и, готовясь подняться в мезонин, где помещалась ее спальня, бросила взгляд на кота.
Василий Никандрыч проснулся. Изумрудно-зеленые глаза его вспыхивали лукавыми огоньками, кончик хвоста чуть вздрагивал.
Проследив за направлением кошачьего взгляда, девочка увидела забытую на столе тарелку с колбасой.
— Старый воришка, — сказала сердито Таня, — ничего тебе не будет!
Колбаса исчезла в буфете. Кот не спускал укоризненных глаз с хозяйки.
«Ведь это ты получила тройку по физике, — казалось, говорили его глаза. — Тебя не взяли в поездку. При чем тут я?»
Таня громко хлопнула дверью.
...Ночь тянулась бесконечно. В комнате было душно, точно в разгар лета, хотя на дворе стоял еще только май. Широкая полоса лунного света медленно передвигалась к Таниной кровати.
Луна осветила мамин портрет, и глаза на портрете стали совсем живые. Таня не помнила маму. Брат Леня помнил ее чуть-чуть — ведь он был на четыре года старше. Люди говорят, что Таня «вылитая мама». А дедушка спешит добавить: «Но у твоей мамы никогда не было троек».
Верить ли этому? Тане не хотелось представлять маму похожей на зубрилу Лиду Снежко, «Полынь-траву», как прозвали ее ребята.
У Лиды вечно кислое лицо. Она не умеет хохотать, плавать, подтягиваться на кольцах. Нет, нет, мама не такая! Наверно, и к ней придирались учителя. И, конечно, мама не позволила бы оставить Таню одну из-за неудачного ответа по физике.
Таня чуть не заплакала от жалости к себе. Потом стала считать «пятьдесят наоборот». Постепенно кровать под нею начала медленно колебаться, будто готовясь к отплытию в сонный мир.
Вдруг совсем рядом послышался приглушенный лай и тоненький скрип садовой калитки.
«Своих собак во дворе нет. Значит, вошел кто-то посторонний», — смутно подумала Таня. Ей даже почудились легкие шаги в саду.
Все стихло. Потом тишину прорезал слабый свист. Наверно, звали собаку.
Таня спрыгнула с постели и подбежала к окну. Может, вернулся дедушка? Может, Леня, не желая ее будить, бродит по саду?
Освещенный луной цветник под окнами был пуст. На покатой крыше сарая маячила одинокая фигура Василия Никандрыча. В лунном свете все предметы принимали неверный, таинственный вид: плоский камень у дорожки казался готовым к прыжку чудовищем, а тень на тропинке от искривленной ветки каштана будто преграждала чудовищу путь...
Нигде ни души... Со вздохом девочка улеглась спать. Должно быть, близко утро. Луна всходит теперь поздно.
Таня не заметила, как задремала. Ей приснился удивительный сон.
Она бежала наперегонки с Машей. Толстенькая подруга не поспевала за ней. Вдруг Таня споткнулась и упала. Маша с громким визгом всей тяжестью навалилась на нее. Почему-то она была мохнатая и ужасно царапалась.
— Брысь! — не своим голосом крикнула Таня, просыпаясь.
На окне Таня увидела Василия Никандрыча. Шерсть кота стояла дыбом. Он шипел, глядя во двор.
Таня снова влезла на подоконник, перегнулась вниз.
В саду было тихо.
— Ты что, Никандрыч, голубчик? Иди, ложись в ногах!
Таня тщетно уговаривала четвероногого друга. Кот гудел на низких нотах, рвался из рук.
Только на рассвете крепкий сон сморил девочку. Василий Никандрыч не покидал своего поста на окне до солнечного восхода.
...Таня проснулась поздно, в плохом настроении. Никто до сих пор еще не вернулся. Предстояло снова возиться с хозяйством. В довершение бед небо после ясного утра затянуло облаками. Того и гляди пойдет дождь.
Не таким представляла девочка выходной день. Она и Леня заранее строили планы, как повезут дядю Борю смотреть пушкинские места, быть может, побывают в Артеке. Ведь дядя Боря, капитан грузового теплохода, все время уезжающий в дальние рейсы, давно не был в Крыму. Но сегодняшний день для прогулок пропал. В будни о поездках тем более нечего думать, идет последняя четверть. Скоро начнутся экзамены. Дни, оставшиеся до конца школьных занятий, казались Тане бесконечными.
Девочка выпила чашку холодного кофе и принялась лениво чистить картошку. Мысли ее витали далеко от этого скучного занятия.
Неожиданно в окне появилась голова Шурика, взобравшегося на старый каштан. Разлапые ветки дерева тянулись вровень с окнами верхнего этажа, где жила семья Кравцовых. Нижний занимала Клавдия Матвеевна, Машина мама.
— Хозяйничаешь? — чуть насмешливо спросил Шурик.
Таня не ответила. Будто сам не видит! Василий Никандрыч, дремавший в кресле, вдруг ощетинился, фыркнул. Мальчик сел на подоконник. Кот пружинисто вскочил на ноги, выгнул спину. В глазах его горели злые огоньки.
— Всю ночь спать не давал, — пожаловалась Таня. — Нет от него покоя.
— Никандрыч, ты что, сбесился? — Шурик перелез в комнату, подошел к коту. — Дай я тебя обследую.
Кот не давался. Он стрелой пронесся мимо в окно. Однако не к любимому месту, на крышу сарая, а взлетел опрометью на верхушку каштана.
— Определенно психует. Может, колбасы объелся, — заявил Шурик и тут же предложил пойти на спортплощадку.
Таня, как и Шурик, любила гимнастику, сдала все нормы на значок ГТО. Они часто ходили на пришкольную площадку для юных гимнастов, где были установлены лестницы, трапеции, стойки с кольцами. И сейчас девочке очень захотелось бросить надоевшую картошку и помчаться с Шуриком. Но вдруг приедет дедушка?
Шурик понял ее колебание.
— Твои скоро не приедут. Отец встретил вчера Захара Игнатьевича возле цирка. Уже поздно было, народ с представления уходил. Дедушка твой сказал, что им придется ночевать в гостинице, так как утром в городе есть еще одно дело. Двадцать раз успеем на площадку!
— Нет! — Таня тряхнула головой. — Иди сам!
— Как хочешь.
Шурик, пожав плечами, исчез.
Значит, они действительно веселились вовсю, даже были вечером в цирке! А про нее, Таню, забыли. От огорчения девочка не обратила внимания на слова Шурика об «одном деле». Машинально она растопила плиту, вымыла мясо.
Воды на суп не хватило. Надо идти на колонку, а ведро куда-то запропастилось. Должно быть, вчера осталось в сарае.
Девочка кинулась в сад. Дверь в старый сарай обычно была полуоткрыта. Сегодня, как нарочно, ее кто-то плотно прикрыл.
«Наверно, Маша. Вечно ей разбойники мерещатся!»
Таня с силой дернула тяжелую дверь и тут же отступила. В сарае ясно слышался лай собаки. Звучал он странно, приглушенно, будто собачью челюсть сжимали рукой.
Удивительно!
Таня стояла в нерешительности. Вдруг собака злая? Может позвать Машу? Ведь сарай у них общий.
Однако от этой мысли она сейчас же отказалась — Маша такая трусиха.
Рычание и лай усилились. В глубине сарая послышался шорох, потом мальчишеский голос:
— Тубо, Каро!
Таня не успела опомниться, как из темноты сарая перед ней появился подросток лет пятнадцати.
У незнакомца было тонкое смуглое лицо. В волосах застряли сухие веточки.
«Должно быть, спал на земле», — мелькнуло у Тани. С минуту она и незнакомый мальчик пристально смотрели друг на друга.
— Ты что здесь делаешь? — наконец обрела голос Таня.
Мальчик смущенно улыбнулся.
— Я ночевал. Устал очень. Я потом уйду.
В манере говорить слышалось что-то нерусское. Собака снова залаяла.
— Не бойся, это Каро! Он умный.
Однако когда Таня собралась войти в сарай, незнакомец загородил ей дорогу.
— Не надо. Каро не любит чужих.
Таня вскипела.
— Это наш сарай. Чужой ты, а не я. Мне нужно ведро.
— Вот это? — Подросток протянул ведро, по-прежнему загораживая вход.
Таню это разозлило.
— Уходи! Взялся неизвестно откуда и мешаешь. Дедушка вернется, он тебе задаст!
Мальчик опустил голову.
— Я только хотел отдохнуть. Сейчас пойду.
Тане стало стыдно. Она молча следила, как мальчик возился в сарае, отвязывая собаку. Наконец он вышел в сад, ведя на поводке пуделя. Пудель казался вовсе не сердитым и только обнюхал ноги незнакомки.
— Ой, — восхищенно сказала Таня, — настоящий маленький лев!
— А ты больших видела? — усмехнулся мальчик.
— Конечно. В цирке и еще в зоопарке. Дедушка возил нас в Москву.
— Каро работал в цирке.
Таня недоверчиво взглянула на собеседника.
— В цирке собаки ученые. Они умеют танцевать.
— И Каро умеет. — Мальчик оживился. — Каро, вальс!
Собака встала на задние лапки и, тщательно выделывая па, закружилась по площадке. Хозяин тихо аккомпанировал ей свистом.
Таня в восторге оглянулась. Как ей хотелось, чтобы Маша увидела необыкновенное зрелище! Но, будто нарочно, никого поблизости не было.
— Поблагодари почтеннейшую публику, Каро!
Пудель склонился в низком поклоне. Девочка засмеялась.
— А теперь попрощайся! Мы уходим.
Пес не хотел прощаться. Он сел и жалобно заскулил, оглядываясь на сарай.
— Каро там понравилось. Не хочет уходить, — поспешно сказал мальчик.
— Понравилось? Там темно и жестко. Надо было постучать в дом.
Таня остановилась, представив себе, как бы реагировала на неурочный стук раздражительная мать Маши, Клавдия Матвеевна, и быстро продолжала:
— Ты и Каро, верно, хотите кушать? Пойдем обедать, ладно? Только я не очень умею стряпать. И суп еще не готов.
Гостя не пришлось уговаривать.
— Вместе давай приготовим. Я все привык делать.
— Как тебя зовут?
— Ян.
«Ян — нерусское имя, — размышляла Таня. — Как он очутился в сарае? Насчет обеда хвастается. Обед варить мальчишки не умеют».
Но Ян не хвастался. Он быстро разжег погасшую плиту, почистил овощи, поставил суп на огонь. Работая, он все насвистывал. Таня не утерпела.
— Скажи, как ты попал сюда?
Ян подмигнул ей.
— Расспрашивают после обеда, когда гости сыты. Не так разве?
Девочка густо покраснела.
Наконец они уселись за стол. Каро получил целую миску вчерашней каши, обильно политой супом, и косточки. Собака ела деликатно, облизывалась, поглядывая на мясные косточки.
Поев, пудель отошел в угол и лег на постеленный ему коврик, не спуская преданных глаз с хозяина.
После обеда Ян быстро и тщательно вымыл посуду и огляделся, как бы спрашивая, что еще нужно сделать.
Таня подошла к буфету.
— Подавай мне тарелки. Будем ставить в буфет, — предложила она.
— Лови! Алле-ап! — неожиданно крикнул Ян.
Не успела Таня опомниться, как большое блюдо скользнуло прямо к ней в руки. Хорошо, что оно было эмалевое, небьющееся.
— Ой, не надо бросать! Мы все разобьем! — Таня сердилась и смеялась.
Ян высоко подкинул тарелку, за ней другую, третью и, жонглируя всеми тремя, пошел к буфету. Ни одна не выпала из его ловких рук.
— Вуаля! — задорно крикнул мальчик, когда посуда стала на полку. — Вот как надо обращаться с этими тарелками!
Таня смотрела на эти чудеса широко открытыми глазами.
— Похоже, и ты работал в цирке?
— Конечно. Я вчера участвовал в представлении.
Девочка удивлялась все больше.
— Значит, ты артист?
— Я помощник укротителя. Мы с Отто приехали Россию на гастроли.
— Отто — твой учитель? — почтительно спросила Таня.
— Да. Укротитель хищников. Он очень известный. «Отто Берген и его дикие звери», — написано в афишах. — Лицо мальчика вдруг потемнело.
— А как же ты попал в наш город?
— Убежал, — коротко ответил Ян. — Не хочу с ним работать. Отто — злой человек. Не любит ни людей, ни зверей. Я хочу жить один.
Губы Яна упрямо сжались. Таня не решилась расспрашивать дальше. Мальчик внушал ей уважение.
Ян взглянул на стенные часы.
— Дзенькую, пани! — Он улыбнулся и протянул девочке руку.
— Куда ты собираешься? — забеспокоилась Таня. — Останься у нас. Дедушка приедет, обязательно придумает что-нибудь.
— Нет, Таня. — Юный укротитель стал серьезным. — Дедушка не спрячет меня от Бергена. Мне лучше уйти подальше.
— Куда? Разве у тебя есть в нашей стране родственники или знакомые?
— Не пропаду! Мать у меня была русская, я хорошо знаю ваш язык. Есть и знакомые. Один гимнаст из Одессы приглашал в гости.
Таня всплеснула руками.
— Одесса не близко. Надо ехать теплоходом. А собака?
— Куплю ей билет, — беспечно ответил мальчик. — На хлеб мы всегда заработаем, Каро и я. Желаю тебе счастья!
Ян направился к двери. За ним покорно шел Каро.
— Здорово, беглец! — послышался вдруг веселый голос. — Вот ты где оказался!
— Дядя Боря! — радостно воскликнула Таня, бросаясь навстречу высокому загорелому моряку.
Глава II. Происшествие в цирке
Накануне, задолго до часа, указанного в телеграмме сына, Захар Игнатьевич стоял на площадке аэровокзала, до боли в глазах вглядываясь в синюю даль неба.
— Дедушка! — Леня только что вернулся из «справочного», куда десятый раз бегал узнавать, не опаздывает ли самолет. — А вдруг он не прилетит?
— Не волнуйся! Если дал телеграмму, прилетит. Борис — человек точный.
Захар Игнатьевич любовным взглядом окинул внука, казавшегося в белом летнем костюме совсем взрослым юношей. «Пожалуй, и не узнает его Борис, ведь три года прошло, как не виделись».
— Вниманию встречающих, — послышалось из репродуктора. — Идет на посадку пассажирский Москва — Симферополь...
— Как же это я просмотрел, — огорченно сказал Леня.
— Да его только сейчас стало видно, — улыбнулся дедушка. — Вон, гляди!
Большая светлая птица бесшумно снижалась, сверкая на солнце крыльями. Вместе с толпой встречавших дедушка и внук кинулись к выходу на аэродром.
...Час спустя они все вместе шагали по улицам родного города. Плечистый Борис Захарович валкой, размашистой походкой моряка то и дело обгонял спутников. Останавливаясь, он жадно всматривался в знакомые, дорогие сердцу места. Сразу же после долгожданной встречи Борис предложил хоть несколько часов посвятить осмотру «города своей юности», как он назвал Симферополь.
В этом городе Борис Кравцов родился, здесь мальчишкой встретил революцию...
— Вон в тот переулок, — обратился он к Лене, — я ходил с секретным поручением. Тогда только что создалась подпольная комсомольская организация.
— Почему подпольная, дядя Боря?
— В Крыму еще лютовали белогвардейцы. На южном побережье, где вы теперь живете, хозяйничал «черный барон» Врангель. Ох, трудное было время! Но народ победил. Крепко мы были связаны с Москвой, с Лениным...
Леня с уважением смотрел на Бориса Захаровича. Какой интересной, значительной жизнью жил дядя Боря!
— Сколько вам тогда было лет?
Борис Захарович усмехнулся:
— Пожалуй, чуть поменьше, чем тебе. В комсомол я пошел с четырнадцати. Но паренек был рослый, вроде тебя. Смотри, ты-то какой вымахал, скоро меня перерастешь!
— А когда вы начали учиться? Когда стали моряком?
— Морские дела — это, брат, статья отдельная. А учиться по-настоящему пришлось, лишь когда Крым прочно стал советским. Отец подготовил, и сразу я поступил в старший класс. Вместе с твоей мамой, она была годом моложе. Видишь серое двухэтажное здание на той стороне — это наша бывшая школа.
— Отчего «бывшая»? — вмешался в разговор Захар Игнатьевич. — В этом здании и сейчас средняя школа. Слышишь, как ребята во дворе кричат? Наверно, у них перемена.
— Здорово! Ну-ка, обследуем!
Моряк перебежал на другую сторону улицы и легко перепрыгнул через низкую изгородь. Захар Игнатьевич неодобрительно покачал головой: в тридцать пять лет мальчишеские выходки.
Борис вернулся скоро.
— Представьте, во дворе мало что изменилось, отец! Даже гигантские шаги уцелели. Скамейка, на которой мы с Верой вырезали свои инициалы, стоит на том же месте.
Дедушка вдруг помрачнел. Борис осторожно взял его под руку. Пожалуй, напрасно он заговорил о Вере...
Сестру не пришлось ему больше увидеть после солнечного августовского дня пятнадцать лет назад. В тот день Борис Кравцов, перессорившись со всеми родственниками, уехал в Одессу поступать в мореходное училище.
Родственники по-своему были правы: все в роду Кравцовых «потомственные учителя». И вдруг — на тебе! — упрямого мальчишку потянуло в море.
Но Борис остался верен мечте, владевшей им с детских лет. Она вечно звала его в дальние странствия. Он даже семьи не завел.
Зато Вера вскоре после отъезда брата вышла замуж за молодого врача-бактериолога Росинкина. Прожили они с мужем безоблачно несколько лет, а затем уехали с медицинской экспедицией на восток, оставив малышей, Леню и Таню, у дедушки.
Вскоре пришло трагическое известие: оба — муж и жена — погибли во время эпидемии азиатской холеры.
Старый педагог остался с малолетками один. Борис, вернувшись из заграничного плавания, приехал тогда к отцу. Приехал и... не узнал Захара Игнатьевича. Белый как лунь, сгорбленный старик крепко обнял сына и трудно заплакал.
— Не поднять ему ребятишек. Сдает Захар Игнатьевич, — шептались соседи.
Однако старый учитель не сдал. Любовь к жизни, внукам придала ему силы. Он настоял, чтобы сын, который решил было остаться с ним, вернулся на флот, а сам переехал с внуками в небольшой курортный город, где продолжал учительствовать.
Последние годы Борис Захарович, капитан грузового теплохода «Богдан Хмельницкий», часто ходил в заграничные рейсы. Племянники росли без него. Тем радостней были редкие встречи.
Путники шли теперь по центральной улице. Борис удивлялся, как изменился, украсился город за время его отсутствия.
— Гляди, дедушка, — вдруг сказал Леня. — Лев!
С пестро раскрашенной афиши смотрела оскаленная львиная морда. Возле льва стоял мускулистый укротитель, положив руку в открытую пасть зверя. Надпись гласила:
СПЕШИТЕ УВИДЕТЬ
20 мая 1941 года
последняя гастроль немецкого укротителя.
ОТТО БЕРГЕН И ЕГО ДИКИЕ ЗВЕРИ
На манеже 10 тигров, лев, а также мальчик с дрессированной собакой.
СПЕШИТЕ!
— Завлекательная, хоть и не сильно грамотная афиша. Поспешим, что ли? — предложил Борис Захарович. — Напрасно вы оставили Татьяну дома, синьоры!
Леня вздохнул.
— Разленилась девочка, — как-то виновато сказал Захар Игнатьевич. — Вторая тройка в четверти.
— «Гайда тройка, снег пушистый!» — подхватил Борис, но тут же умолк, вглядываясь в афишу. — Вот штука! Кажется, придется спешить без Тани.
— Что ты там увидел? — поинтересовался отец.
— Увидел знакомого среди участников представления. — Борис показал мелко набранную фамилию: «Николай Пятков — соло на скрипке».
— Какое же ты имеешь отношение к скрипачу?
— У меня на «Хмельницком» матрос-комсомолец Евгений Пятков. Я обещал передать небольшую посылку его отцу, скрипачу местного оркестра. Теперь не надо ехать по адресу: отец — вот он! В цирке выступает. Удача? — Моряк подмигнул Лене. — «Не журись, дивчина, будет небо ясным!» Посмотрим чудеса со львами и тиграми. Кто «за»?
Две руки взметнулись вверх. Дедушке осталось только присоединиться.
— Танюшу ждать не заставим, — весело заявил Борис Кравцов, вернувшись с билетами. — Быстро съездим в камеру хранения, там в чемодане посылка. В цирке я сразу побеседую со скрипачом — и домой! По ходу действия посмотрим немецкого укротителя. Надо же показать тигров мальчику!
— Еще неизвестно, какому мальчику больше хочется смотреть тигров, — пошутил Захар Игнатьевич.
Так они очутились в цирке. Найти Николая Пяткова и вручить ему посылку оказалось недолгим делом. Но иностранный гастролер с хищниками выступал только во втором отделении. Пришлось остаться.
Еще во время антракта на арене начали устанавливать внушительных размеров клетку. Высокие стальные решетки поставили по сторонам тоннеля, ведущего из-за кулис на манеж.
— Не хотел бы я выступать с такими «артистами», — заметил Борис Кравцов скрипачу, когда тот пришел в антракте навестить своих новых знакомых. — Легко очутиться без головы.
— Неверно вы судите, — серьезно ответил отец матроса. — Все зависит от обращения с животными. Дикие звери способны так же привязаться к человеку, как домашние.
— Ну-ну! — с сомнением сказал Борис. — Все-таки спокойней, если во дворе на цепи сидит обыкновенный барбос, а не африканский леопард.
— Обязательно на цепи? — нахмурился собеседник. — Звери, как и люди, цепей не любят. В укротителе они должны чувствовать друга. Мне, старику, довелось видеть на этой сцене Владимира Дурова. Вот был дрессировщик! Любого зверя приручал. А приручал, как друг, пониманием, лаской...
- Дружба с тигром? Что вы! — продолжал Кравцов — Такого приятеля лучше в страхе держать.
— Вы, молодой человек, рассуждаете, как представитель старой школы дрессировщиков. Один из таких, помню, рассказывал мне, что обучение начинает с хлыста: бьет зверя по передним лапам, пока тот от боли не научится, сидя, поднимать их вверх. Потом теми же способами дрессировщик заставлял животных прыгать через горящие обручи, делать «пирамиду». Против особо строптивых он пускал в ход раскаленное железо. Да-с! Этот, с позволения сказать, укротитель до самой своей гибели был убежден в покорности запуганных им хищников.
— Он погиб? — быстро спросил Леня.
— Жестокие укротители часто кончают плохо, — уклонился от прямого ответа скрипач. — На месте Отто Бергена...
Пятков не кончил. В раковине оркестра зажегся свет. Торопливо простившись, Пятков бросился к оркестру.
Звуки бравурного марша заполнили цирк. Из тоннеля, смеясь и кувыркаясь, вылетела ватага клоунов. Один из них вдруг заметил, что находится с товарищами внутри клетки. Из-за кулис раздался мощный львиный рев.
Клоуны заметались. Под хохот детворы они пытались прорваться сквозь прутья решеток.
На арене показался полный, широкоплечий мужчина в традиционном костюме укротителя и в маске. У входа он картинно задержался, показывая восторженно шумевшим зрителям огромного льва с пышной косматой гривой. По всей вероятности, это и был Отто Берген.
Ведя зверя на цепочке, укротитель пошел с ним по кругу арены. Лев торжественно печатал шаг в такт маршевой музыке, высоко поднимая лапы.
Оживление в зале усилилось, когда появилась следующая пара.
Стройный подросток в маске вел на поводке пуделя, напоминавшего маленького льва. Мальчик и собака ритмично вышагивали под марш.
Клоуны с визгом носились по клетке, вскакивали на плечи друг другу. Лев сел на скамейку рядом с пуделем и равнодушно поглядывал на мелькающие фигуры. Раскрыв огромную пасть, он лениво зевнул. Пудель, как в зеркале, отражал движения соседа и немедленно повторил зевок.
Юныe зрители хохотали так заразительно, что заулыбался и дедушка.
— Вижу, Цезарь, такой компания вас не устраивает? И вас, Каро? — с заметным немецким акцентом вскричал укротитель. — Покажите им уход. Прошу!
По знаку хозяина лев огласил цирк громоподобным рыком, а пудель с лаем накинулся на клоунов. Те молниеносно умчались за кулисы. Отто и его помощник сняли маски.
— Почтеннейший советский публикум, приветствуем вас! Ян, ком хир! Пирамид «Дружба» — алле!
Мускулистый укротитель выпрямился, протянул руки. Лев подошел и сел напротив. Затем поднялся на задние лапы, положил передние на плечи укротителя. Мальчик ловко подпрыгнул. Головы зверя и укротителя находились на одном уровне. Ян раздвинутыми ногами стал на них.
— Каро, иси! — крикнул юный акробат.
Пудель мигом очутился на плечах мальчика. Осторожно балансируя, он сделал стойку на передних лапах. Зрители бурно аплодировали.
— Замечательно! — Борис не сдержал восхищения. — Мальчик, вероятно, поляк. Дружный интернационал!
— Действительно интернационал. Но дружный ли? — пробормотал дедушка, подметив испуганный взгляд Яна, когда Каро несколько раньше, чем следовало, спрыгнул на песок.
Зоркие глаза Лени тоже увидели, что Ян бледен, грудь его тяжело поднимается.
«Нелегко, видно, дается «пирамида», — сочувственно подумал Леня.
...В клетку один за другим вбегали тигры. Огромные полосатые кошки принюхивались, беспокойно били по бокам хвостами. Отто нахмурился, напрягся.
— Ап! Зетц! — кричал он, указывая тиграм места.
Звери, глухо рыча, вскакивали на поставленные для них высокие табуретки. Один, самый большой, присел, пружиня струной хвост, и грозно рявкнул на укротителя. Зрители оцепенели. Но Берген не растерялся.
— Зетц, Акбар, место! — И бич со страшной силой обрушился на непокорного.
Заревев от боли, тигр подчинился.
Представление продолжалось. Леня заметил, что немец не выпускал из виду строптивого тигра, старался не поворачиваться к нему спиной.
Скоро неприятный инцидент забылся. Тигры прыгали с одной табуретки на другую, скакали сквозь обручи. Лев и Каро вальсировали под музыку.
Когда номер кончился, немец с широкой улыбкой поднял Каро, посадил на свободную табуретку.
— Покажи, собак, как надо пригать. Алле-ап!
По знаку Отто пудель взвился в воздух и, перескочив через соседнего тигра, начал молниеносные прыжки, едва касаясь спин зверей. Сердитому Акбару это не понравилось. Укротитель не успел вмешаться, и тигр грозно зарычал на Каро. Испуганная собака, потеряв равновесие, упала на арену. В ту же минуту хлыст, свистнув, обрушился на нее.
Каро жалобно завизжал и бросился в ноги мальчику. Тот прикрыл животное собой. Разъяренный Берген, плохо соображая от гнева, снова поднял хлыст. На обнаженной руке Яна вспухла красная полоса. В публике послышались крики, свист.
Леня, забыв обо всем на свете, бросился к решетке.
— Не смейте, не смейте бить Яна!
Юный партнер Бергена обернулся на звонкий голос Лени и благодарно улыбнулся своему защитнику. Другие ребята тоже повскакали с мест. Спас положение униформист — ассистент Бергена.
Держа наготове железный прут, он вошел в клетку и шепнул укротителю:
— Успокойте публику, мейн герр!
Укротитель опомнился. Натянуто улыбаясь, он развел руками, как бы подчеркивая, что готов выполнить волю зрителей, и вместе с беспокойными артистами покинул манеж.
До тонкого слуха Лени, стоявшего близко к тоннелю, долетел свистящий шепот:
— Сегодня я за все рассчитаюсь с тобой, бродяга!
Фраза была сказана по-немецки, но Леня отлично понял ее смысл. Униформисты поспешно убирали с арены клетку и не обращали на мальчика внимания. Пользуясь этим Леня прижался к стенке и осторожно прошел за кулисы.
Здесь царила своеобразная атмосфера. Служители бегом уносили решетки. Один из клоунов вполголоса репетировал выходную песенку. Вдали заливчато лаяли собаки. Может, среди них был Каро?
Двери распахнулись, и по дощатому настилу промчалась группа пони. На седле ведущей лошадки стояла юная наездница. Все было интересно и необычно. Но долго задерживаться нельзя: дедушка и дядя Боря будут волноваться.
Мальчик быстро свернул направо в небольшое фойе. Сюда выходили двери артистических уборных.
В одной из них Леня увидел Яна. Без усыпанного блестками трико и грима он показался Лене худеньким и печальным.
Ян куда-то торопливо собирался. Он крепко затягивал веревками большую плетеную корзину с крышкой. На полу сидел Каро. Подняв ухо, он наблюдал за действиями хозяина.
Вдали слышался мощный бас Отто. Укротитель раздраженно отчитывал шталмейстера.
Ян вздрогнул и взглянул на Леню. Очевидно, узнал его.
— Скорей, помоги! — прошептал он, указав на корзину.
Леня с готовностью подхватил груз. Ян вскинул на плечи заранее приготовленный вещевой мешок, позвал Каро и тоже взялся за ручку корзины. Вдвоем они понесли ее по слабо освещенному коридору. Пудель послушно следовал за ними.
В конце коридора виднелась дверь с надписью «Запасный выход». Ян толкнул ее, и мальчики очутились на улице. Возле дверей стояла поломанная тачка. С помощью Лени Ян водрузил на тачку корзину, приложил палец к губам. Леня кивнул.
— Возвращайся через главный ход, а то запутаешься! — Ян стиснул на прощание Ленину руку и исчез с тачкой в темноте.
Леня повернул обратно в цирк.
...Больше часа Ян шагал по шоссе, толкая перед собой тачку. Каро то отставал, то забегал вперед. Высунув язык, пес садился на обочине дороги, поджидая хозяина. Оба, мальчик и собака, изрядно устали. Последние дни перед окончанием гастролей они работали особенно напряженно.
Вдруг Каро остановился и громко залаял. Казалось, он спрашивал, долго ли еще идти.
— Иезус-Мария, если б я знал! — вздохнул Ян. — Немного отдохнем — и вперед! Здесь все же лучше, чем у Отто.
Ян сел на придорожный камень и грустно задумался. Беглецам пока везло, но надолго ли? Берген, конечно, поднимет всех на ноги, а в чужой стране трудно укрыться.
Мальчик не случайно выбрал направление. Он знал, что шоссе ведет к морю, к пристани, где останавливаются морские суда. На каком-нибудь из них Ян собирался отправиться в иные края, подальше от жестокого Бергена. Кочевая жизнь не пугала юного дрессировщика. Он немало повидал и пережил на своем небольшом веку. Но трудно преодолеть десятки километров с измученной собакой и тяжелым грузом.
А медлить нельзя. Страшно подумать, что с ними сделают, если догонят...
Луна еще не взошла. Крупные южные звезды сияли на небе, но светлей от них не становилось. Мальчик напряженно вглядывался в темноту, решая, как быть дальше. Вдали мелькнули фары автомобиля. Мелькнули, скрылись за поворотом и опять блеснули так ярко, что Ян невольно закрыл рукой глаза. Машина замедлила ход.
Это могла быть погоня. Ян поспешно толкнул тачку в придорожный кювет и спрятался за куст. Свет фары упал на Каро.
— Гей, хлопец, чего прячешься? — Водитель высунулся из кабины грузового «пикапа».
Машина была пуста, и это успокоило Яна. Он подошел к автомобилю.
— Твой пуделек? Занятный пес! Далеко вы ночью собрались?
У шофера было круглое добродушное лицо. Ян почувствовал к нему доверие. Такому лучше всего говорить правду. Мальчик объяснил, что хочет попасть на теплоход. Может, шофер подвезет его?
— Я уплачу, - поспешно добавил Ян.
Водитель нахмурился.
— С ребятишек денег не беру. До пристани я не еду. До города (он назвал место, но Ян не понял) могу подбросить. Там переночуешь, а утром доберешься до теплохода. Валяй, садись!
— Алле-гоп, Каро!
Обрадованный пес прыгнул в кузов. Мальчик с трудом притащил корзину и водрузил ее туда же. Сломанную тачку, давно списанную с реквизита цирка, Ян решил оставить на дороге.
— Ишь, запасливый! Сколько багажа набрал, — пошутил водитель.
Машина дрогнула и, набирая ход, помчалась по шоссе.
Глава III. Ян находит семью
Окно мезонина было полуоткрыто. Брат и сестра сидели на подоконнике. Таня жадно слушала повествование о вчерашних приключениях в цирке.
— Представь себе, Берген после представления так орал, что в фойе толпа собралась. Кричал: «Посадить этого негодяя в тюрьму! Вернуть немедленно!» — Леня жестами изобразил гнев укротителя. — Тогда мы трое пошли к директору и все ему рассказали. Я сознался, что помог Яну бежать, так как Отто угрожал расправиться с ним. Директор, молодец, отказался послать погоню за мальчиком, а нас просил остаться до утра, чтобы в нашем присутствии разобрать дело, если Ян не вернется.
— Ну?
— Что «ну»? Ясно, мы остались, а тебе дедушка записку послал. Получила?
Таня с досадой отмахнулась.
— Ты о деле рассказывай. Что решил директор?
— Он расспросил работников цирка. Те подтвердили: мальчику жилось не сладко, обращались с ним жестоко. Тогда директор сказал Отто: «Можете подавать в суд, но советский суд защитит несовершеннолетнего. Если будет доказано, что вы издевались над мальчиком, придется отвечать».
— Так и следует! — в восторге крикнула Таня. — Судить надо этого Бергена!
— Ты дальше слушай! Когда страсти накалились, вмешался ассистент, помощник укротителя. До этого он все молчал, поглядывал на дядю Борю, любезно улыбался.
И вдруг сказал по-русски: «Господин капитан, волноваться не стоит. Мой хозяин с ребятами не воюет. Завтра мы уезжаем. Если мальчик захочет вернуться в Германию, адрес ему известен. Господин Берген забудет недоразумение».
— И Берген смолчал?
Ассистент шепнул ему несколько слов по-немецки. Я расслышал одну фразу: «Не имеете права, вас ждут в Германии». И, знаешь, по-моему, этот Отто здорово боится своего помощника. Сразу скис, начал бормотать комплименты «русский публикум».
Ребята посмеялись. Потом задумались.
— Что же будет теперь с Яном? — Таня нетерпеливо откинула прядь волос со лба. — Ты говорил с дедушкой?
— И я и дядя Боря. Но ты характер дедушки знаешь. Сразу он никогда не решает. Ответил: «Пусть пока Ян будет гостем. Потом посмотрим».
Таня вздохнула.
— Хорошо бы Дмитрию Николаевичу рассказать о Яне.
Леня кивнул: он понял сестру.
Дмитрий Николаевич Капустин, учитель географии в школе, был давним другом дедушки. Захар Игнатьевич всегда прислушивался к его советам, хотя географ был значительно моложе годами.
Капустин считался своим в семье Кравцовых. В их квартире у него даже было «собственное» кресло, низенькое, с потертой обивкой, но очень удобное.
...День, когда Захар Игнатьевич должен был решить будущее Яна, наконец, наступил. Как нарочно, Таню в этот день задержали в школе после уроков. В гости приехали немецкие друзья из Артека.
Таня, как и Леня, была отличницей по немецкому языку. Ей поручили прочесть гостям приветственное стихотворение, рассказать о школьных делах.
По настоянию дедушки, считавшего, что дети должны свободно владеть хоть одним иностранным языком, Таня и Леня с малых лет изучали немецкий, знали этот язык почти как родной. Сегодня Таня очень рассеянно слушала, что говорили немецкие ребята, она еле-еле могла усидеть на месте.
Как только прочла стихи, шепнула пионервожатой, Насте Кудрявцевой:
— Можно уходить? Мы потом побеседуем.
Настя укоризненно прищурила красивые синие глаз!
— Когда же потом? Ведь они уедут.
На лице девочки отразилось такое огорчение, что Hастя шутливо дернула ее за косичку.
— Что такое стряслось, Танюша?
Однако мучить расспросами не стала. За это и любили девочки старшеклассницу Настю. Душевный человек он и все без слов понимает.
— Хорошо, беги, — только и сказала Настя.
Домой Таня не шла — летела. Во дворе она услышала Машин голос:
— Иси, Каро! Играй мячиком. Почему ты не слушаешься?
Пудель ничего не понимал. Сидел, насторожив уши, следил за каждым движением Маши.
— Он разучился, понимаешь? — затараторила Маша при виде подруги. — Может, простыл в дороге?
— Сама ты простыла! Мяч, Каро, мяч, играй!
Подражая Яну, она толкнула ногой пестрый резиновый мяч. Пес принялся подталкивать его носом, катать по дорожке. Забыв о неудаче, Маша хохотала.
— Видишь? Командовать надо, как положено, без лишних слов. Где Ян?
— Его и Леню позвал дедушка.
— Неужели в столовую?
— Нет, в честнопионерскую. Туда и Дмитрий Николаевич прошел.
— Тогда порядок! — И Таня, подпрыгивая на ходу, умчалась.
Столовая считалась официальной комнатой. Там принимали гостей, обедали, иногда выслушивали неприятные нотации взрослых.
«Честнопионерская» — совсем другое. В сущности, это дедушкин кабинет. Он очень маленький — едва помещается письменный стол, два кресла. Здесь дедушка читает газеты, работает.
В кабинете часто велись самые задушевные беседы о ребячьих делах, об учебе. Считалось позором не выполнить обещание, данное в стенах «честнопионерской», — отсюда и название комнаты.
Сейчас здесь шел семейный совет, в котором принимал участие Капустин. Таня уселась на сундуке возле открытых дверей — послушать. В самой комнате примоститься было негде. Дедушка и Дмитрий Николаевич сидели на своих излюбленных креслах. Дядя Боря и Леня ютились на табуретках, принесенных из кухни. Ян стоял у входа и говорил.
Лицо Лени светилось радостью. Таня безошибочно заключила: самое главное решено — Ян остается с ними. Юный артист теперь рассказывал о своей жизни.
Невеселой была короткая биография мальчика. Отец Яна, чернорабочий фабрики обувного магната в Варшаве, эмигрировал с сыном в Германию, куда позвал их дальний родственник.
— Я тогда был совсем маленький, — говорил Ян, — мама умерла, и нам очень трудно жилось. Папа поверил пану Стаху. Они в молодости были друзьями. Все оказалось обманом. В Германии даже на кусок хлеба не удалось заработать. Поляков там презирают.
Голос мальчика дрогнул. Дядя Боря поспешно прервал его:
— А родственник не помог вам?
— Ему наплевать было на нас и на свою родину. Когда взяли верх нацисты, пан Стах начал работать с ними. Он стал осведомителем гестапо и неплохо зарабатывал доносами.
— Почему же вы не уехали? — не вытерпела Таня.
— Куда? — Ян горько усмехнулся. — Пришла война, у нас не было ни злотых, ни марок. Отец поссорился с паном Стахом, хотел уйти со мной хоть на улицу, только бы не жить у предателя. Пан Стах донес, что отец коммунист и вор. Папу бросили в тюрьму, там он и умер. Отец чужой тряпки никогда не брал и в политику не вмешивался.
— С кем же ты остался? — спросил Дмитрий Николаевич.
Худое, с бородкой клинышком лицо его, чем-то напоминавшее лицо Дон-Кихота, было печально.
— Пан Стах продал меня Бергену.
— Продал? — Леня не верил своим ушам.
— За полсотни марок. Я был тощ, как скелет, а скелеты, говорил пан Стах, не приносят добра. И еще добавлял, что я расту смутьяном, как отец. Мой родственник, однако, продешевил. Я и тогда умел жонглировать, выступал по дворам. Ему, уж конечно, не сообщал об этом!
Капустин поднялся, положил мальчику руку на плечо.
— Забудь обо всем этом, Ян!
Ян промолчал, но по выражению его глаз Таня поняла — не забудет!
Нелегкая жизнь ждала Яна у Бергена: побои, изматывающие тренировки, грубые оскорбления... Однажды Ян нашел у подъезда цирка заброшенного, грязного пуделя. Oн спрятал собаку и потихоньку от Бергена обучал ее разным забавным трюкам.
— Как-то хозяин застал нас во дворе, хотел выгнать меня и пуделя. Но потом заинтересовался фокусами Каро, включил этот номер в аттракцион со львами и тиграми.
— Я рад, что спас Каро от Бергена, — закончил Ян. — Отто не нужны звери, нужен только успех. Непокорных или больных животных он убивает. За непослушание пристрелил овчарку Ганну, убил льва Великана, отца Цезаря, когда тот сломал лапу, а Джо...
Ян осекся, покраснел и быстро продолжал:
— Не могу видеть, когда обижают животных. Только негодяи мучают их.
Капустин и Захар Игнатьевич переглянулись.
— Правильно, Ян! — сказал дедушка. — Станешь хорошим дрессировщиком. Но в Советском Союзе заведено так: какую бы ты ни выбрал профессию, прежде всего будь образованным человеком. Как у тебя с учебой?
Ян смутился.
— Я очень мало знаю. Пан Стах не позволял ходить в школу. Берген тоже. Он говорил: «Счет знаешь, читать, писать умеешь — и довольно с тебя!»
— Что ж, — вставил Капустин, поднимаясь с места, — это поправимое. Летом старшие ребята, которые останутся на каникулах в городе, займутся с тобой. Мы с Захаром Игнатьевичем поможем. Верно, коллега? А с осени пойдешь в школу.
— Объявлять заседание закрытым? — весело осведомился дядя Боря. — Татьяна, изобрази нам ужин и готовь ночлег новому члену семьи. «Не журись, дивчина, будет небо ясным!» — Он хлопнул Яна по плечу.
— Спасибо, всем спасибо! Дзенькую! — радостно крикнул Ян. — Но можно мне опять переночевать в сарае? Каро привык со мной. А потом я перейду в комнату.
Не дожидаясь ответа, мальчик прошелся колесом мимо восхищенной Тани, вспрыгнул на перила и, стоя на них, скользнул по лестнице вниз, во двор. Дедушка только покачал головой.
Расцеловав дедушку, Таня опрометью кинулась в кухню. Дмитрий Николаевич обещал остаться ужинать, и Тане хотелось накормить его чем-нибудь вкусным.
Открыв шкаф, Таня ахнула. Кувшин, где она хранила молоко, был почти пуст.
— Вот те на! Что же мне теперь делать? Ты, противное существо!
Последние слова относились к Василию Никандрычу, который, жалобно мяукая, появился в кухне. У кота был напуганный, одичавший вид. Таня вспомнила, что не видела его целые сутки.
— Шляешься по крышам, вылакал хозяйское молоко! На что это похоже?
Кот не сводил глаз с кувшина и мяукал все сильней. Таня слила остатки в блюдечко. Кот жадно стал пить.
— Значит, не ты виноват? Неужели Машка кормила молоком Каро? И не сказала... Придется жарить яичницу!
Таня поспешно поставила сковородку на огонь.
Ужин вопреки опасениям Тани очень удался. Гости с аппетитом уничтожили салат, яичницу, компот. Дмитрий Николаевич с улыбкой хвалил юную хозяйку. Дедушка притворно хмурился, не забыл вспомнить насчет троек, но настроение у всех было прекрасное.
...Скоро в доме все стихло. Не спалось только Тане. Она сидела в своей комнате на подоконнике и обдумывала, как лучше устроить Яна и Каро. Ян, конечно, будет спать с Леней, а Каро придется сделать отдельную конуру.
И чего Ян привязался к этому сараю? Темно, неудобно. Клавдия Матвеевна, Машина мама, все время ворчит. Xpанит она там всякую рухлядь, и ей, видите ли, мешают! А сама по месяцу не заглядывает в сарай.
Таня сладко зевнула. Девочка легла и вскоре уснула так крепко, что не слышала ни скрипа отворяемой калитки, ни рекордного прыжка Никандрыча с крыши caрая в открытое окно мезонина.
...На рассвете за окном зафыркал «пикап». Отец Шурика, шофер Каратов, собрался в очерёдную поездку. Леня проснулся и вспомнил, что не купил складных удочек в Симферополе. А как они понадобятся на каникулах! Леня, как и отец Шурика, Василий Васильевич Каратов, был страстным рыболовом. Надо попросить Василия Васильевича привезти удочки. Все равно на рыбалку вместе будут ходить.
Леня наскоро оделся, сбежал вниз. У калитки он чуть не столкнулся с Яном. Мальчик с усталым видом входил во двор. Под глазами его легли синие тени, волосы влажно поблескивали то ли от ночной росы, то ли от купания.
«Где он был так рано?» — мелькнуло у Лени. Увидев Яна, водитель «пикапа» широко открыл глаза.
— Вот ты где, паренек? Еще не попал на теплоход?
— Разве вы знаете Яна? — невольно воскликнул Леня.
— Еще бы! Мой ночной пассажир. А другой где?
Каро не заставил себя ждать, отозвался из сарая звонким лаем.
— Значит, гостишь у дедушки, Захара Игнатьевича. Что ж ты не сказал о таком знакомстве? Я бы тебя вместе с корзиной на место доставил. Живу по соседству. Небось тяжело тащить было?
— Ничего, спасибо! — Ян, не сказав больше ни слова, прошел в сарай.
Водитель усмехнулся, переспросил Леню насчет удочек, пообещал купить.
Когда он уехал, Леня вернулся в мезонин «досыпать». Но уснуть ему не давали назойливые мысли.
Почему так странно вел себя Ян с Василием Васильевичем? И куда же, в самом деле, девалась корзина, которую они вместе грузили возле цирка на тачку?
Рассказывая дедушке о своем бегстве, о том, что какой-то шофер подвез его до курорта, Ян умолчал о корзине. Леня не обратил на это внимания. Но теперь решил обязательно узнать всю правду.
...Бежали дни. Жизнь в семье Кравцовых постепенно вошла в привычную колею. Ребята усиленно готовились к экзаменам. Захар Игнатьевич проверил знания Яна и выяснил, что они действительно невелики. Сомнительно, удастся ли с ним за лето освоить программу хотя бы первых классов. Об этом он откровенно сказал Яну.
Самолюбивый подросток нахмурился: не хотелось ему садиться осенью за парты с малышами.
— Многое зависит от тебя, Ян! — твердо сказал старый педагог. — Кончатся в школе экзамены, провожу сына, и тогда примемся за занятия. Дмитрий Николаевич тоже поможет. Но потрудиться тебе придется!
— Буду стараться, — коротко ответил Ян.
На этом и порешили. А пока Ян вместе с дядей Борей чуть ли не ежедневно гуляли по окрестностям. Борис Захарович, которому нравились энергия и пытливый ум подростка, много ему рассказывал о своих поездках, встречах, наблюдениях, знакомил с историей Крыма, с жизнью Советского Союза.
Тане с Машей приходилось, закончив уроки, браться за хозяйство. Это было явно несправедливо. И скоро в «честнопионерской» вынесли решение: всех членов семьи по очереди назначать дежурными кулинарами. Исключение сделали только для дедушки.
Лучше всех дежурил Ян. Он изобретал необычные меню, угощал сладкими польскими блюдами. Зато дядя Боря, кроме яичницы по-флотски, готовить ничего не умел.
— Ужас сколько яиц мужчины изводят, — заметила как-то все наблюдавшая Маша. — Я считала, вчера в этой корзине было тридцать, а сейчас пяток, не больше. Бьют они их, что ли? Как хочешь, тут что-то неладно!
Таня тоже недоумевала. Яйца, молоко, котлеты таяли не по дням — по часам. Случались удивительные вещи: молоко из кувшина исчезало, а наутро он снова оказывался полным. Яйца то пропадали, то снова появлялись. Не возвращались только котлеты.
Однажды, не выдержав такой таинственности, Таня рассказала обо всем Борису Захаровичу.
— Такое случается перед экзаменом по математике, — серьезно ответил тот. — Особенно если учить уроки спустя рукава. Иногда виновные забывают счет в пределах сотни и угощают родных арабскими сказками.
Таня обиделась и больше к дяде Боре не обращалась
Леня продолжал внимательно наблюдать за Яном. Честный, прямой, он не мог понять некоторые качества в характере нового товарища. Что это за дурацкая история с корзиной? На днях Леня видел ее в сарае. В пустой корзине с комфортом спал Каро. Почему Ян держится так скрытно, замкнуто?
Они жили в одной комнате, но Ян умышленно избегал всяких откровенных разговоров с Леней. Ложился поздно, ограничиваясь кратким пожеланием «спокойной ночи». Утром, когда Леня открывал глаза, соседа уже не было. На аккуратно прибранной постели лежала записка: «Beрнусь к завтраку».
Капустин заметил, что тень упала между ребятами.
— Ян как дикая лошадка, — сказал он однажды Лене. — Не взнуздывай его. Сам прибежит! Вспомни, в каких условиях рос мальчик.
Легко сказать «прибежит». Насчет условий Дмитрий Николаевич, конечно, прав. С капиталистами жить не сладко.
И все же есть поступки, которые трудно простить.
Как-то раз Леня зашел на физкультурную площадку. Еще издали он заметил толпу малышей, окруживших гимнастические брусья с кольцами. На брусьях, держась за кольца, колесом вертелся Ян. Работал он легко, как настоящий гимнаст. Детишки с восторгом наблюдали за ним.
На песке сидел Каро, прижав лапой мяч. Должно быть, он тоже участвовал в представлении. Леня, незамеченный, следил за ходом событий.
Ян раскачался, сделал сальто-мортале и ловко стал на ноги. Зрители аплодировали изо всех сил. Ян вынул из кармана смятую кепку, отдал ее Каро.
Пес, держа кепку в пасти, обошел собравшихся. Он скреб лапой карманы ребят. недвусмысленно приглашая их раскошеливаться.
Одни смущенно уходили, другие, смеясь, сыпали в кепку медяки, серебро, конфеты. Какой-то малыш положил плюшевого медвежонка. Кровь прилила к лицу Лени. Он шагнул к Яну.
— Пойдем поговорим!
— Пойдем, — спокойно ответил Ян.
Не торопясь он собрал деньги, рассовал их по карманам, медвежонка оставил на скамейке.
Леня взорвался.
— Ломаешься перед ребятишками? Обираешь их?
— Не ломаюсь, а работаю. Артистам всегда платят за выступления.
— Какой ты артист, еще даже не учишься! Кончай школу, любую профессию выбирай, — повторил Леня слова дедушки. — Только позоришь себя и нас.
— Не смеешь так говорить. — Голос Яна прервался. — Я работал. Это нелегко. Я не беру денег даром.
— Да пойми, — Леня кричал все громче, — в Германии ты, что ли? Там уличные циркачи, частники. А в Советском Союзе...
— Пан Стах тоже любил орать на меня, — холодно заметил Ян.
Борис Захарович, проходя мимо, увидел ссору мальчиков. Он отослал Леню домой, обнял Яна за плечи.
— Расскажи, что произошло?
Задыхаясь от гнева, Ян рассказал о вмешательстве Лени. Моряк задумался.
— Сложно все это. Тебе, Ян, мешает груз с того берега. Но «не журись, дивчина, будет небо ясным», — повторил Дядя Боря свою любимую поговорку. — Я верю в тебя. Привыкай дышать нашим воздухом, ощущать друзей. Леня не враг тебе. Его огорчило, что за удовольствие, доставленное ребятам, ты собираешь с них плату. Кстати, Ян, зачем тебе деньги? Понадобилось купить что-нибудь?
— Просто привык. Мы с Каро зарабатывали и раньше...
К дому они шли молча.
Глава IV. Не пугайтесь! Это только тигр
Началось пионерское лето. Погода стояла прекрасная. Даже днем с моря дул ровный, освежающий ветер, умеряя палящие лучи солнца. Особенно легко и вольно дышалось ранним прохладным утром.
В один из выходных дней за окном послышался голос шофера Каратова:
— Молодежь! Кто на Голубое озеро? Собирайтесь!
Радостный визг раздался в комнате.
К экскурсии в заповедный лес на Голубое озеро готовились давно. Таня и Маша помчались собирать участников. Скоро двор заполнили нагруженные рюкзаками туристы.
В горы уходили не только дети. Собралась на прогулку молодежь и «выше среднего возраста», как характеризовал дядя Боря себя, дедушку Захара Игнатьевича и Дмитрия Николаевича Капустина.
Руководителем похода единогласно избрали водителя «пикапа» Каратова, хорошо знавшего окрестные места. Помощником — дядю Борю.
— Начальству повиноваться беспрекословно! — кричал моряк, делая страшные глаза. — Нарушителям голову оторву!
В таких грозных мерах не было никакой необходимости. Путешественники шли цепочкой, соблюдая все походные правила. В середине поставили наименее опытных «скалолазов» — дедушку, Машину маму, Клавдию Матвеевну, рассеянного старшеклассника Женю Медведева. Замыкали шествие Капустин и Шурик.
Настроение у всех было отличное. Жалобно скулил лишь оставшийся дома Каро. Накануне пес занозил лапу, и дедушка не разрешил его брать в поход. Быть может, поэтому Ян, обычно остроумный и живой, сегодня казался задумчивым, держался поодаль.
— Хороший мальчишка Ян, — тихо говорила Лене Настя Кудрявцева (оба они учились в девятом классе и были большими друзьями). — А ведь сколько он пережил!
Леня что-то пробормотал в ответ. Его недоверие к Яну не исчезло. Однако Настя умела разбираться в людях, и Леня никогда с ней не спорил. Недаром ее каждое лето посылали пионервожатой в лагеря. Она мечтала стать педагогом.
— Знаешь, — задумчиво продолжала Настя, поднимаясь по горной тропке, — нас с тобой десятиклассники на днях приглашают на выпускной бал. Тебя как комсорга, меня просто так. — Она засмеялась. — Придешь?
Леня кивнул.
— Девчонки белые платья шьют, чтобы у всех одинаковые. Волнуются — ужас! Ольга Сергеева мне свое показывала. Она в белом будет красивей всех. Впрочем, она в любом наряде лучше всех.
«Ты лучше», — чуть было не сказал Леня, глядя на смуглую, синеглазую Настю, но вместо этого буркнул:
— Дуры твои девчонки! О жизни надо думать, не о платьях.
— А что жизнь? — улыбнулась девушка. — Она такая замечательная! «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью», — пропела Настя низким грудным голосом. И тут же серьезно добавила: — Но, пожалуй, жаль, что нам на долю не выпало никаких испытаний.
— Нельзя на дверях комсомольского комитета повесить записку: «Все ушли на фронт», — в тон ей сказал Леня. — Только и осталось — пионеров в лагеря возить...
— А разве возня с ребятами — нестоящее дело? — вставил шагавший немного позади Женя Медведев. — Давно ли мы сами детьми были?
Голос Жени прозвучал мудро, как у пожилого человека. Все, даже Клавдия Матвеевна, расхохотались. Рыжие волосы ее запрыгали.
— Подвигов на каждого хватит, — подшутил, догоняя молодежь, Капустин. — Подождите, будущие поколения еще будут вам завидовать! Ты что, Маша?
Девочка шла рядом с учителем и внимательно на него поглядывала. Дмитрий Николаевич заметил, что Маша вообще вела себя как-то странно: будто приглядывалась по очереди ко всем.
Маша сейчас же затараторила:
— Понимаете, я изучаю характеры. Знаменитые сыщики всегда так поступали.
— Для чего тебе это? — искренне удивился Капустин. — Ведь кругом старые твои друзья.
— Ну и что? Все равно интересный опыт. Может быть предрасположение, — девочка запнулась на трудном слове, — к нехорошим поступкам. Я читала, если человек не смотрит на окружающее, значит что-то затеял. Смотрите, Ян идет и ничего не видит. Того гляди споткнется!
Маша скопировала походку мальчика. Леня невольно оглянулся. Про себя он отметил, что Ян действительно непривычно рассеян. Во взгляде у него беспокойство.
— Много читаешь всякой ерунды. — Капустин ласково взъерошил Машины кудри.
Горная тропа, по которой шагали путники, сначала не казалась крутой. Поднимаясь, она причудливо петляла. Но на каждом повороте, когда внизу открывалось море, высота становилась все ощутимей.
Наконец туристы оказались на ровной, открытой площадке. Горы отвесной стеной спускались к морю. Таня подбежала к краю плато и вскрикнула от восхищения.
Прибой белой пеной вскипал у изрезанных берегов. Лодки, стоявшие на приколе, с высоты казались совсем маленькими, не больше спичечной коробки.
- Осторожней, Тань-цзу, не упади, — остановил ее Капустин.
Они с Шуриком подошли следом за девочками и тоже встали на кромке скалы, вглядываясь в бескрайный простор.
— Упасть отсюда нельзя, Дмитрий Николаевич. Птицей полететь можно.
Таня раскинула руки и подошла ближе к обрыву.
— Попробовать?
Шурик схватил ее за пояс сарафанчика.
— Вот еще! За такие выдумки тебя надо вниз отправить. Смотри, отцу скажу.
— Ябеде-доносчику — первый кнут! — дурачась, пропела Таня и легла под навес большого камня. — Хорошо в тени отдыхать! Иди сюда, Маша.
— Сигнала на отдых еще не было, — сказал Дмитрий Николаевич.
Но в это время Каратов, расположившийся со всей группой в тени огромной, искривленной ветром сосны — единственного дерева на площадке, — крикнул:
— Привал, товарищи! Отдыхаем час.
Шурик побежал к отцу, а учитель, отойдя на несколько шагов в сторону, раскрыл блокнот. Цветными карандашами он начал набрасывать пейзаж, открывавшийся со скалы. Дмитрий Николаевич в душе был художником. Рисуя, он поглядывал на Таню, которая удобно устроилась в тени. «Летит время, — думал он. — Как выросла Тань-цзу!»
«Японочкой Тань-цзу» Таню ласкательно называли с детства, сначала мать, потом дедушка. Миндалевидный разрез глаз оправдывал это прозвище.
Жара набирала силу. У Тани стали невольно закрываться веки.
Девочку неожиданно разбудила Маша.
— Смотри, смотри! Ян хочет уйти. Один.
— Пусть бродит. — Тане лень было шевельнуться. — Мальчишкам жара нипочем.
— А чего он потихоньку уползает? И глазами вокруг зыркает.
— Отстань, Маша, от тебя уползешь! — Таня повернулась к подруге спиной.
Маша обиделась и замолчала. Но она продолжала наблюдать за Яном. Вдруг — как это случилось, Маша не могла понять — мальчик исчез, точно сквозь землю провалился.
Неистовое любопытство овладело Машей. Не заботясь о том, что пачкает светлый сарафан, она поползла к месту, где исчез Ян. К счастью, Дмитрий Николаевич не смотрел в ее сторону.
Обогнув камень, Маша привстала на колени и огляделась: теперь она сама боялась, как бы ее не заметили. Но все отдыхавшие под сосной были заняты своими делами. Кто закусывал, кто дремал. Настя мягким контральто пела «Костер». Многие потихоньку подпевали ей. Близорукий Женя Медведев дирижировал хором, не замечая, что держит очки в руке.
Маша храбро выпрямилась и зашагала по тропе, ведущей к лесу.
Впереди за деревьями она увидела голубую майку Яна. Маша отступила в тень дерева и замерла: то был не Ян, а Леня. «Как это я забыла, что мальчики одеты одинаково! Но ведь первым ушел Ян».
Теперь уж надо было обязательно узнать, почему Леня выслеживал Яна. А в этом не было сомнения. Он, как и Маша, укрывался за деревьями, прятался за кустами, стараясь, чтобы Ян не заметил его. Только оглянуться назад ему не приходило в голову.
Тропа, по которой они шли, вела к пещере под названием «Каменное кольцо». В этой пещере школьники бывали не раз. Она имела редкую кольцеобразную форму с двумя выходами.
Маша увидела, как Ян нагнулся и проник в неширокий лаз пещеры. Леня уселся неподалеку на камне и с мрачным видом грыз хворостинку. Маша набралась храбрости и подошла к нему.
— Как бы не убежал, — шепнула она. — Посторожить?
Леня смерил девочку презрительным взглядом.
— Тебя каким ветром занесло?
— А тебя?
— Просто гуляю. Что, нельзя?
— Я тоже просто...
Маша спокойно уселась рядом. В конце концов даже лучше, что они вдвоем. Если в пещере кто прячется и нападет, Леня даст сдачи.
В пещере звякнуло железо. Следопыты притихли.
— Может, он клад нашел? — прошептала Маша. — В пещерах в старые годы разбойники любили их зарывать.
— Не болтай! — Леня прислушался.
Из пещеры доносились странные звуки: кто-то ворчал, повизгивал...
Маше не сиделось на месте.
— Кто тут яйца ел? Смотри! — Девочка указала на площадку, усыпанную яичной скорлупой.
— Джо, ко мне! — прозвучал голос Яна.
За спиной Лени послышался мягкий прыжок.
Леня обернулся. Большой красивый кот, золотистый, с темными полосками, изучающе смотрел на него. Затем поднял лапу и осторожно, как Василий Никандрыч, когда приходит будить по утрам, дотронулся до Лениного колена. Юноша остолбенел.
Маша вскочила на ноги и начала пятиться, не спуская глаз с пришельца. По дороге она толкнула камень, и тот с грохотом покатился под откос.
Следом за зверем появился Ян.
— Ко мне, Джо, ко мне! — позвал он, сразу оценив обстановку. — Ребята, не пугайтесь! Это только тигр. Он ничего не сделает.
Услышав о тигре, Маша отчаянно взвизгнула и что было силы понеслась по тропе обратно на плато. Леня, весь бледный, прижался спиной к скале.
— Не бойся! — Ян быстро спускался. — Тигренок ручной, не тронет. Это его я вез в корзине. Иезус-Мария, почему так кричит эта девчонка?
Виновник переполоха одним прыжком очутился рядом с хозяином. Громко мурлыкая, Джо терся о ноги Яна. Должно быть, рассказывал, как он доволен сегодняшним днем, вкусными яйцами и даже горластой девчонкой, чьи вопли доносились теперь издалека.
Глава V. Тайна «каменного кольца»
Начальник погранзаставы, капитан Леонид Росинкин, поднял взвод по тревоге. Пограничники Шурик и Таня отправились в наряд со знаменитым следопытом Машей. Она держала на поводке Каро, который должен был «взять след» нарушителя.
Очень это трудное дело — неслышно пробираться пограничными тропами. Одно неосторожное движение, и нарушители убегут, скроются в «Кольцевой пещере». Пещера совсем недалеко, надо лишь спуститься с откоса. Там чужеземцев трогать нельзя, они уже на территории «своего» государства. Таково условие игры.
Тихо крадется Маша. За ней, мелко дрожа высунутым языком, следует Каро. Притаив дыхание, шагают лесом пограничники. Но вот следопыт замирает. Слева, в густой растительности, какой-то подозрительный предмет: может, камень, освещенный солнцем, может, золотистая спина зверя?..
— Каро, фас!
Ребята падают от смеха, когда пудель, рыча и лая, бросается на тигренка, а нарушитель — Ян — смущенно поднимает руки. Войдя в роль, Каро хватает друга за лапы. Джо шипит, точно кошка, издавая презрительное «х-х-х-х». Но долго защищаться ему лень, он падает на спину, сдается.
— Не по правилам, — недовольно ворчит Маша. — Может, он и не тигр вовсе? Вон какие лапы мягкие, без когтей.
Ян еле заметно улыбнулся. Маша так отчаянно визжала при первом знакомстве с Джо, а теперь ишь как расхрабрилась! Должно быть, об этом думала и Таня. Глаза ее лукаво смеялись.
В день первой встречи «следопыта» с тигренком было не до улыбок! Маша дикими воплями переполошила всех туристов, отдыхавших над обрывом. Девочка кричала, что в пещере тигр. Наверно, он уже съел и нашего Леню и Яна.
Поднялась невообразимая суматоха. Первым кинулся на помощь дядя Боря, схватив зачем-то цветной зонтик Клавдии Матвеевны. Та истерически рыдала, держа за руку Машу. «
Захар Игнатьевич очень сильно рассердился. Он не мог простить мальчику обмана, не желал ничего слышать о тигре.
— Зверя немедленно вернуть в цирк, — коротко заявил он.
— Я тоже уйду вместе с Джо. — Ян вспыхнул, сжал кулаки. — Не для того спас ему жизнь, чтобы отдать чужим.
Кто знает, что случилось бы еще, если б не Дмитрий Николаевич. Он сумел примирить «враждующие стороны». Он попросил Яна рассказать дедушке, как пьяный Берген под горячую руку уничтожил новорожденных тигрят, как удалось спасти и потихоньку выходить одного лишь Джо. И Захар Игнатьевич смягчился.
— Но я не вижу выхода, — сказал он задумчиво. — Никто не позволит держать хищника дома. Как быть с тигренком, когда он подрастет?
— Найдем выход, — пообещал Капустин.
Вместе с дядей Борей он написал администрации московского Уголка имени Дурова письмо, в котором рассказывал о необычной судьбе Яна, о его дрессированных зверях, просил совета и помощи.
Ответ пришел быстро. Яну предложили обучаться в Уголке по дуровской системе. Там получат «постоянную прописку» Каро и Джо.
— Как же доберется до Москвы Ян со своими зверями? — колебался дедушка. — Кто поможет ему там устроиться?
Сын улыбнулся ему.
— А морские силы на что? «Не журись, дивчина...» Отпуск у меня до июля. Сокращу немного пребывание здесь, и поедем с Яном в Москву. Здорово получится, а?
Таня радовалась за Яна. Но... как быстро летели дни! До двадцать пятого июня — даты отъезда — осталось совсем немного. Просто невозможно представить жизнь без Яна, Каро и Джо.
...Грустно размышляя обо всем этом, девочка машинально поглаживала умную лобастую мордочку Джо.
Легкий щелчок по носу вывел Таню из задумчивости.
— Проснись, Тань-цзу! Может, повторим вылазку? — Леня, смеясь, присел рядом на корточки.
— Я «за»! — обозревавший окрестности Шурик быстро спрыгнул с дерева. — Мне и Джо уже надоело отдыхать.
Ребята снова направились к сторожке.
— Теперь назначаю следопытом Шурика, — продолжал Леня. — Он поведет Джо.
— Вот еще! — надувшись, запротестовала Маша. — Я что, плохой разведчик?
— Приказы командования обсуждению не подлежат! — Леня строго взглянул на девочку.
— Правильно, надо всем по очереди, — поддержала Таня.
— Боюсь только, что Джо не послушает Шурика. Он мало его знает, — сомневался Ян.
Маша презрительно фыркнула.
— Такая овечка! Он кого хочешь послушает!
— Овечка, говоришь? — Ян вдруг рассердился. — Не советовал бы я обидеть эту овечку! Хочешь, дам команду? Увидишь!
Маша пожала плечами.
Ян прикрепил к ветке дерева старый мешок — вещь, необходимую для маскировки нарушителя. Предварительно он набил мешок травой, чтобы придать ему форму, напоминающую человека, затем повернулся к Джо. Тигренок беспокойно бил хвостом по полосатым бокам, глухо мяукал.
Мальчик указал зверю на мешок.
— Это враг. Фас!
Маша едва успела посторониться. Раздалось похожее на кашель хриплое рычание. Джо молнией пролетел мимо нее по воздуху, вцепился в мешок. Девочки, побелев, смотрели, как расправляется с «врагом» тигр. Он порвал мешковину в клочки. Упав вместе с ней с дерева, стал с рычанием кататься по земле.
С большим трудом успокоил Ян зверя.
...Пора было возвращаться домой. Леня дал команду собираться и спросил:
— А где же дядя Боря?
Все с недоумением переглянулись. Увлеченные игрой, они не заметили, когда исчез дядя Боря.
— Гуляет, наверно, поблизости. Давайте аукнем! — предложила Таня.
— Он сказал, чтобы мы, как кончим играть, шли в нашу пещеру, — вмешалась Маша.
Ребята наперегонки кинулись к «Каменному кольцу». Легкими, точными прыжками Джо обогнал всех. Ему хорошо был знаком путь к прежней квартире.
— Дядя Боря! — громко крикнула Таня, когда буйная орава ворвалась сквозь тесный лаз в высокий кольцеобразный зал пещеры. — Мы здесь!
Только эхо в каменных сводах глухо ответило ей. Пещера была пуста.
Все помолчали прислушиваясь.
— Придется ждать, — сказал Леня. — Ты не напутала, Пинкертон?
— И вовсе нет, — затараторила Маша. — Я в зарослях ползла, а он сказал: «Идите в пещеру».
— Ясно! Предлагаю отдохнуть.
Ребята расположились на чистом песчаном полу, Джо привычно улегся на плоский камень и сразу задремал. Стоило Яну сделать малейшее движение, как глаза тигра раскрывались, сверкали желтыми огоньками.
— А если Джо послать по следу, он сможет найти дядю Борю? — спросила Таня.
— Нет. У тигров, как у всех кошек, обоняние плохое. Каро может.
— И Каро не пошлем, — сказал Леня. — У нас нет никакой вещи дяди Бори, чтобы дать понюхать.
— Есть! — коротко сказал Ян. — Компас на твоей руке.
А ведь и верно! Морской светящийся компас, предмет тайного восхищения Лени, Борис Захарович взял с собой, чтобы научить ребят пользоваться им в лесу, и по дороге вручил племяннику на хранение.
Леня отстегнул ремешок компаса, передал прибор Яну. Каро понюхал и, когда хозяин приказал ему: «Ищи!» — торжествующе тявкнул в знак понимания.
— Вот здорово! — Шурик раскраснелся от любопытства. — И найдет?
— Конечно! — с гордостью ответил Ян. — Он не вернется, не выполнив задания.
— Давайте пойдем за ним потихоньку. — Шурик вскочил. — Посмотрим, как искать будет!
— Дядя Боря велел всем ждать в пещере. Я не пойду! И Джо не останется без меня. — Ян не двинулся с места.
— Вот еще! — Маша всегда была готова противоречить. — Мы же пойдем навстречу.
— Все равно так не поступают.
— Пусть старшие мальчики останутся в пещере, — нашла выход Таня, — а мы пойдем!
Леня не очень охотно согласился остаться. Девочки и Шурик умчались.
Несколько минут в пещере царила тишина.
- Знаешь, что иногда самое трудное, — неожиданно заговорил Ян, — ответить на вопрос всю правду. Ты можешь?
Леня молча кивнул.
— Почему ты раньше думал обо мне плохо?
— А почему ты обманывал дедушку? — задал, в свою очередь, вопрос Леня. — Я же чувствовал, ты все время что-то скрываешь.
— Тебе и сейчас, пожалуй, не понять, — вдруг заволновался Ян. — Вы жили иначе. У вас у всех с детства были друзья, а у меня только зверушки. С ними я делил радость и горе... Разве мог бы я предать Джо?
— Неужели никто не был добр к тебе до встречи с нами? — спросил растроганный Леня.
— Отец и мать. — Ян помолчал. — Да еще в детстве, в предместье Варшавы — мы жили не в самом городе, — старый ксендз. Он в шутку называл нас, ребятишек, «плясунами пана Иезуса». Наверно, потому, что за кусок хлеба мы пели и танцевали.
— А в Германии?
Ян сухо усмехнулся.
— Пан Стах величал меня «пся крев». У Отто находились другие прозвища: «польское быдло, бродяга»... Лучше не надо об этом!
Леня коснулся плеча Яна.
— Будь по-твоему, не надо. Запомни только: теперь ты с нами, и все верят тебе. «Не журись», как сказал бы дядя Боря.
— Есть, капитан! — Ян засмеялся. — Джо, ты веришь хозяину? — Он затеял шутливую борьбу с тигренком, потом сказал ему, указывая на Леню: — Это мой друг. Слушайся его, как меня. Понял?..
Снаружи послышался звонкий лай Каро, голоса ребят.
— Проголодались, друзья? — дядя Боря шагнул в пещеру. — Прошу извинить — увлекся изысканиями и задержался. Пошли, иначе опоздаем к обеду! Все ждут у входа.
— Каро нашел вас? — поинтересовался Ян.
— Встретил, когда я возвращался. Умный пес!
Борис Захарович приласкал Каро, растянувшегося в траве.
— Он все нюхал по пути и вывел нас прямо к дяде Боре! — восторженно крикнул Шурик. — С ним не заблудишься!
Спускаться по знакомой тропе было нетрудно. Маша и все мальчики убежали вперед. Должно быть, и впрямь проголодались.
Таня шла не торопясь рядом с дядей. Ее мучило любопытство, и Таня молчала.
— Ян правильно сделал, что остался ждать меня в пещере, — вдруг сказал Борис Захарович. — Молодец! А ты, синьора, хитришь: «Пусть старшие мальчики останутся, а мы пойдем»...
Таня даже остановилась от неожиданности.
— Откуда вы знаете, о чем мы говорили? Вас же в пещере не было.
— Представь, что я человек-невидимка. Не было, а я слышал все, до последнего слова. Как узнал, что вы снарядили Каро на поиски, поторопился сам пойти навстречу.
— Но как же?
— Ладно, не буду тебя томить. Ты знаешь, что я люблю бродить по горам. Однажды, странствуя, я разыскал новый ход в пещеру — сверху, через нависшую скалу.
— И куда же он ведет?
— В зал рядом с тем, где были вы. О существовании его никто и не подозревает. И вот что интересно: стены между залами так тонки, акустика такая хорошая, что абсолютно все слышно. Во время первого посещения я обратил внимание на эту особенность. Сегодня, каюсь, забрался в пещеру первым, чтобы проверить свои наблюдения и кстати разыграть «бойцов-пограничников».
Таня захлопала в ладоши.
— Ой, как здорово! Вы уже всем рассказали?
— Пока только тебе одной. Не успел.
— Дядя Боря, миленький! Пусть это будет нашей тайной. Ведь можно придумать замечательную игру в «Человека-невидимку».
Борис Захарович взглянул на взволнованную племянницу и рассмеялся.
— Вижу, ты, как Маша, обожаешь тайны. Что с тобой делать! Согласен. Только учти, что попасть в новый зал нелегко. Там лаз длинный, с поворотами, а потом еще надо спуститься в неглубокий колодец — метра три с половиной. Придем сюда перед отъездом, я покажу.
Таню больно кольнули слова «перед отъездом», но она не показала вида.
— Хорошо, дядя Боря.
Не знала тогда Таня, какие необычайные события помешают задуманной ею игре.
Глава VI. Листок календаря
День отъезда — двадцать пятое июня — приближался. Срывая перед сном листок календаря, Таня тихонько вздыхала. Тень предстоящей разлуки омрачала веселые летние каникулы. Это чувствовали все в доме, хотя никто не говорил об этом вслух.
Дяде Боре очень хотелось порадовать племянников, — кто знает, когда теперь с ними встретишься?.. И он предложил :
— Хотите, поедем в субботу в Севастополь? Осмотрим панораму, музей... Осторожней, синьоры, этак с ног свалить недолго.
Предупреждение было не лишним. «Синьоры» накинулись с трех сторон. С четвертой Каро, звонко лая, пытался дернуть за брюки.
— Напрасны твои старания, — подшучивал дядя Боря. — В Севастополь пуделей не берут.
Накануне поездки в доме царила неимоверная суета. Захар Игнатьевич ехать отказался — здоровье не позволяло, но затею сына одобрил. Пусть молодежь посмотрит замечательный город.
Не ехала и Маша: мать не пустила. И хоть Маша была очень огорчена, но принимала деятельное участие в приготовлениях к отъезду.
Квартиру надо было оставить в полном порядке, и ребята просто сбились с ног. Они «надраили палубу» до блеска, наготовили дедушке в запас продуктов. Захар Игнатьевич уверял, что теперь обеспечен вкусными обедами на много лет.
— За Джо не бойтесь, он будет сыт! — успокаивала Маша Таню и Яна.
Наконец все собрано. Китель дяди Бори отутюжен. Таня надела только что сшитый сарафан. По старому обычаю перед отъездом посидели.
— Счастливого плавания! — Захар Игнатьевич крепко пожал руку сыну. — Не гоняйте там очень много. Жарко!
— Есть не гонять! Будем двигаться со скоростью черепахи. Ну, синьоры, вперед!
Мальчики бегом ринулись с лестницы. Таня, оставшись одна, обвела глазами комнату: не забыла ли чего? Увидев на календаре вчерашнее число, решила быстро оторвать листок, но захватила по ошибке сразу три. Вот досада: всегда так получается, когда торопишься!
Пока Таня безуспешно пыталась прикрепить лишние листочки календаря обратно, Маша, задыхаясь, влетела в комнату.
— Татьяна, автобус ждать не будет. Беги!
— Понимаешь, на двадцать третье перескочила, а дедушка любит порядок.
— Ерунда! Он и не заметит, что двадцать второго нет. Это ж не какая-нибудь знаменательная дата.
Таня сунула листки календаря в карман, и девочки побежали к автобусу. На дворе Таня еще остановилась, погладила скулившего на привязи Каро, ласково взъерошила шелковистую шерсть Джо.
— До свидания, друзья!
— Скорей, скорей! — торопила Маша.
Через минуту в доме все стихло, только пудель продолжал визжать тонко и жалобно.
...Целый день путешественники бродили по Севастополю. Присоединились к одной из экскурсий, осмотрели Морской и Краеведческий музеи, знаменитую панораму и, наконец, усталые, но довольные поднялись по лестнице на Малахов Курган.
Близился вечер. На набережной вспыхивали цепи фонарей. С кораблей на рейде доносилась музыка.
— Посидим, — опустился на скамейку дядя Боря. — Потрудились честно!
Ребята охотно уселись рядом.
— Когда художник Рубо создавал панораму, он, вероятно, отсюда показывал Севастополь. Вон там был четвертый бастион! — И Леня стал рассказывать приятелю о великом сражении.
Ян молча слушал. Примолкла и Таня.
В сумерках еще можно было разглядеть надпись на памятнике адмиралу Корнилову: «Отстаивайте же Севастополь!»
Девочка представила, как грозно выглядел тогда город — грохотали пушки, рвались снаряды... А нынче какой он тихий, ласковый!
Мимо скамейки прошла группа матросов. Легкий ветер трепал ленточки бескозырок. Моряки торопились.
— Ходу, братишки! Концерт начался!
И сразу же поднялся дядя Боря.
— У меня сюрприз для вас, ребята. — Он похлопал себя по карману. — Билеты на концерт. Если поспешим, успеем!
Усталости как не бывало! Ребята в восторге помчались следом за матросами.
Улица, где помещался клуб, звенела смехом, песнями, музыкой. Поток людей в белых форменках бурлил на тротуарах.
— Сколько моряков! — удивилась Таня, — Можно подумать, сегодня ваш праздник, дядя Боря.
— Так оно и есть, — ответил Борис Захарович. — Кончились флотские учения, эскадра вернулась в порт. Как не радоваться заслуженному отдыху?
...Концерт окончился поздно. Однако лица ребят сияли, и Борис Захарович успокоился. В конце концов завтра выходной. Никто не помешает выспаться как следует.
Действительно, как только Таня вытянулась на постели в гостинице, Графская пристань, просторные залы музея, огни Малахова Кургана — все тут же перепуталось в сознании, поплыло, поплыло... Засыпая, Таня блаженно прошептала: «Какой чудесный, удивительный был сегодня день!..»
Проснулась она от глухого удара, качнувшего дом. Таня села на постели, непонимающе осмотрелась. На соседних кроватях ровно дышали спящие. В углу тикали большие часы. Приснилось?
Дом снова дрогнул. Второй удар был сильней. На этот раз проснулась соседка Тани, пожилая учительница из Магадана. Она что-то невнятно бормотала.
За окном взвились в воздух ракеты. Стало светло как днем. Удары слились в непонятный для Тани нарастающий гул, от которого, казалось, дрожала земля, дробно звенели оконные стекла.
— Зенитки бьют, — хрипло сказала учительница.
Все стали поспешно одеваться.
Таня вскочила и подбежала к окну. В ночном небе метались лучи прожекторов, будто искали невидимого врага. Стрельба из орудий превратилась в канонаду.
— Что делается, что делается!.. — прошептал кто-то.
Звонкий девичий голос негромко проговорил:
— Напрасно пугаетесь. Это учебная тревога. Нашу готовность проверяют.
— И правда, — с облегчением подхватила другая девушка. — Флотские маневры кончились. Теперь для города.
— Теперь для всех, — поправила ее первая. — Что ж, моряки на печке будут сидеть?
Женщины задвигались, зашумели. У Тани отлегло от сердца. В школе она ходила в кружок ПВХО, умела быстрей всех надевать противогаз. Здесь тоже проверяют военные знания. И нечего трусить!
Девочка снова прильнула к окну. В яркой точке скрещенных прожекторов Таня рассмотрела маленький темный крестик. Лучи крепко держали его. С кораблей раздавались залпы, сотрясались здания, в небе рвались снаряды. Воздух прошивали цветные пунктиры трассирующих пуль. Снова ахнула от ближнего удара земля.
— В городе объявлена боевая тревога, — неожиданно близко по радио проговорил мужской голос. — Гражданам — спуститься в укрытия! Внимание! Повторяю...
— Боевая! — испуганно прошептали в темноте.
— Что же это? — метнулась пожилая учительница. — У меня дома дети, семья, а я в такую даль заехала. Господи, что же это? Неужели?..
Учительница боялась кончить фразу. Грозное слово «война» не произносил никто, но оно невидимо сгустилось в воздухе. В комнату вбежала дежурная и, быстро отстранив Таню, опустила шторы.
В репродукторе голос размеренно повторял: «В городе объявлена боевая тревога...»
...Рассвело. Без двадцати пять залпы стихли. Борис Захарович, приказав ребятам ждать его, сам поторопился в горком партии. Севастополь показался другим, неузнаваемым. Все потемнело, люди стали вдруг суровыми.
Ребятам пришлось долго дожидаться капитана. Они вышли во двор гостиницы и сели на скамейку. Леня и Ян беседовали вполголоса. О чем, Таня не слушала, беспорядочным вихрем проносились в голове ее мысли. Как, наверно, беспокоится о них дедушка!.. Не забыла ли Маша накормить Джо? Что теперь они будут делать? Как жить? Вдруг вспомнила, что так и не успела рассказать ребятам об игре «Человек-невидимка», о пещере...
«Хотя теперь какая уж пещера!» — с тоской подумала Таня и посторонилась. Беспрерывно сигналя, летела машина «Скорой помощи». Навстречу автомобилю бежали люди с лопатами в руках. Большой дом в конце улицы был до основания разрушен бомбой. Там велись раскопки. Из-под развалин извлекали тяжелораненых и убитых.
Мимо ребят пронесли закрытые одеялом носилки. Держась за носилки, шла женщина. Глаза ее были сухи, но, встретясь с ней взглядом, Таня вздрогнула...
Жаркий ветер налетел порывом, поднимая с неполитой улицы пыль. «Отстаивайте же Севастополь!» — вспомнила Таня.
Борис Захарович вернулся из горкома озабоченным.
— Плохие новости, друзья! — коротко сказал он. — Придется вам одним ехать домой. Успокойте дедушку — вы теперь его опора. Мне надо немедленно вернуться на корабль. Есть сведения, что с румынского берега по нашей флотилии на Дунае открыт огонь.
Моряк ласково обнял Таню, не сводившую с него вопрошающего, тревожного взгляда.
— «Не журись, дивчина, будет небо ясным!» Пойдемте на пристань. Я договорился со знакомым моряком. Он возьмет вас на катер. Скорей!
Вскоре небольшое судно уносило ребят по неспокойному, взбудораженному порывистым ветром морю. Таня не спускала глаз с берега, с фигуры в белом капитанском кителе. Дядя Боря долго махал им. Потом берег отдалился, исчез в туманной дымке.
Девочка машинально сунула руку в карман, чтобы достать носовой платок. Что-то зашелестело под пальцами. Листок календаря! Таня крепко стиснула зубами платок.