Глава XV. «Семь плюс пять»

На другой день Таня отказалась от прогулки с Машей. Та повздыхала, но скоро утешилась — решила пойти в кино.

Однако вскоре за дверью послышались чьи-то голоса, смех. Маша появилась снова. Вид у нее был смущенный и таинственный.

— Ой, Танечка! — зашептала она. — Только, пожалуйста, не отказывайся. Знаешь, кто пришел? Фред! Он такой шикарный мальчик. Вы ведь знакомы. Он хочет...

Но тут «шикарный мальчик» сам вошел в комнату, приветливо улыбаясь Тане.

— Спасибо, фрейлейн! — кивнул он Маше. — Хочу просить вас, Танечка, немного позаниматься со мной немецким. Я слышал, что вы отлично знаете язык, а я... — Он развел руками и добавил: — У меня есть возможность немного платить. Надоело, знаете ли, числиться в школе в отстающих.

«Что это ему вздумалось?» — Таня неприязненно смотрела на неожиданного «ученика». Она не раз встречала юношу на вечеринках у Маши и кое-что о нем знала. Настоящее имя подростка было Федор, но при немцах он стал Фредом. Таня терпеть не могла этого до слащавости вежливого мальчишку, которым в школе и у Клавдии Матвеевны восхищались все.

Она собиралась отказаться, несмотря на умоляющий вид Маши. Но Фред решительно сел рядом.

— От меня не так легко отделаться, — засмеялся он. — Вы подумайте, и, надеюсь, что согласитесь, хоть в будущем. А сейчас проверьте мои познания, проэкзаменуйте. Не будьте жестоки с бедным незнайкой, фрейлейн! Быть может, я когда-нибудь пригожусь.

Что-то в голосе подростка насторожило Таню. Вдруг этого «общего любимца» подослал Краузе?

— Хорошо, посмотрим, что вы знаете. Но почему вы хотите репетировать непременно со мной? Ведь я не учусь в школе.

— Ну, все знают, как свободно вы владеете немецким. А мне надо говорить, писать для практики...

— Битте! Прочтите мне из этой книги. Вас, кажется, зовут Федя? — Она подвинула к собеседнику немецкий учебник.

Фред, запинаясь, начал читать. Таня сурово поправляла его. Маша взглянула на часы.

— Ну, я пойду, а то в кино опоздаю!

Как только она вышла, Фред закрыл книгу.

— Ох, давайте лучше по-русски!

— Вы пришли заниматься, — с достоинством сказала Таня. — Отвечайте по-немецки. Давно вы приехали в Крым?

— «Семь плюс пять» — вот сколько месяцев я уже живу здесь. — Фред расхохотался и озорно подмигнул.

Таня от неожиданности замерла. Что это, пароль? Или какое-то совпадение?

— Ну, — совсем другим тоном проговорил он. — Не будем терять золотого времени, дожидаться, пока явятся твои сторожа. Во-первых, тебе привет от Шурика; во-вторых, — он оглянулся и понизил голос, — разреши представиться: партизанский связной, которого ты так давно ждала.

Таня молчала. Она не знала, верить ей или нет. Фред почувствовал колебание девочки.

— Слушай внимательно, а то могут войти. Имею к тебе поручение. Швею Марию Яковлевну знаешь?

Девочка кивнула.

— На днях она возьмет тебя к себе. Не вздумай противоречить. Этого хотят твои друзья. Мария Яковлевна такой же друг модистке, как я фашистам. Смекаешь?

И Фред тихо добавил:

— «Не журись, дивчина, будет небо ясным!»

 

Глава XVI. Огоньки в ночи

В один из ближайших вечеров Клавдия Матвеевна, узнав от денщика, что господин Краузе дома, поднялась по лестнице на второй этаж. Постояв у закрытых дверей, она быстро перекрестилась и лишь потом тихо постучала.

Но страх ее был напрасен. Краузе встретил модистку любезно и, казалось, был в прекрасном настроении.

Зная, что гестаповец не любит длинных разговоров, Клавдия Матвеевна сразу перешла к делу. Она сообщила, что хотела бы отдать квартирантку в ученье швее, что пора бы ей приучаться к делу.

— Конечно, за обучение придется платить, — приврала модистка, — но я за этим не постою. Пусть девочка научится шить и живет у нее, у швеи.

— О чем ви? — удивился Краузе. — Ах, это... ребенок из сарай? Да, он не есть подходящий друг фрейлейн Мария. Но зачем спрашивайт? Я не гроссфатер, не опекун. — Немец засмеялся. — Действует ваш усмотрение!

«Скользкий ты, как лягушка!» — подумала, уходя, Клавдия Матвеевна и вспомнила «разнос» Краузе за невнимание к Тане. В душе она была очень довольна: наконец-то избавится от «волчонка»!

А Краузе, оставшись один, пробормотал:

— Так будет лучше. Простая швея — безвредный человек. Там скорей можно поймать золотую рыбку, чем в моей квартире.

На следующий же вечер Таня, придерживая в корзинке Никандрыча, робко постучалась в двери своей новой квартиры. Ей открыла Мария Яковлевна.

— Хочешь есть? — опросила она таким тоном, точно в появлении девочки с котом не было ничего особенного.

Таня отрицательно покачала головой. Мария Яковлевна, не уговаривая, постелила на двух сдвинутых креслах одеяло, принесла подушку. Никандрыча она устроила на коврике, поближе к теплой печке. Кот сразу улегся и довольно замурлыкал.

— До утра еще долго. Федя зайдет к тебе утром, в восемь, — сказала швея. — Что кошку принесла, хорошо. Без мышей будем. Спи! — Мария Яковлевна прикрутила фитиль лампы.

А Таня, лежа в полутьме с закрытыми глазами, думала, как удивительно, что Фред оказался связным и как хорошо, что больше не надо видеть ненавистного Краузе!

Мария Яковлевна вязала шерстяной шарф, изредка поглядывая в ее сторону. Как потом убедилась Таня, руки швеи всегда были заняты работой. Покоем и уютом веяло от бедной, но чистой комнатки.

Засыпая, Таня вздрогнула и тихо застонала. Ей показалось, что она летит с высокого обрыва.

Мария Яковлевна подошла к ней, поправила подушку, с жалостью посмотрела на худенькое личико. Ресницы бросали тень на бледные щеки.

— Диты, мои диты, бедолаги мои! — сказала женщина с певучим украинским акцентом. — Тяжко вам пришлось в лихую годыну.

...Ровно в восемь, когда Таня уже встала, а швея вышла по хозяйству, явился Федя.

Таня, понизив голос, стала жадно расспрашивать о Шурике, партизанах...

— Все сразу хочешь узнать, — засмеялся Федя. — Прыткая! А помнишь, фрейлейн Татьяна, как ты меня за человека не считала? «Вас, кажется, зовут Федя?» Помнишь?

Таня покраснела.

— Я же не знала...

— Ладно, я понимаю. Хороших людей много, Таня. Только не все и не обо всех можно говорить. Во всяком случае, твои друзья здоровы, радуются за тебя. Отдыхай пока у Марии Яковлевны. Можешь ей верить во всем.

Уходя, юноша шутливо дернул Таню за косичку.

— Не скучай, товарищ! Скоро еще увидимся.

Таня схватила его за руку.

— Федя, а о Насте можно говорить?

— Предположим. А что именно?

Таня, волнуясь, рассказала, как однажды Краузе взял ее в кафе и как там она встретила Настю, работавшую официанткой. И Тане показалось, что немец хотел выпытать сведения о Насте. Но Таня не подала вида, что знает девушку.

— Да-а! — протянул Федя. — Ты, пожалуй, права. Фашист ничего не делает зря. Но за Настю не беспокойся. Она молодец! К тому же, возможно, на днях уедет. Понятно, конспиратор? Принимайся лучше за свои новые обязанности. Ведь тебя, так сказать, официально отдали обучаться шить у мастера. Не так ли?

— Я бы с радостью, — грустно сказала Таня. — Только я, наверное, не сумею.

— Научишься! В жизни пригодится.

Вскоре после ухода Феди вернулась новая Танина хозяйка.

Они позавтракали, а потом Мария Яковлевна принялась обучать Таню несложному искусству подрубать швы.

Таня удивилась, когда швея, окончив срочный заказ, вынула из рабочей корзинки кипу тщательно выстиранного мужского белья и принялась латать рубашки, штопать носки.

— Чье это белье, Мария Яковлевна?

— Наших отцов, братьев да мужей — вот чье! — тихо ответила собеседница. — Люди родную землю защищают. Тряпьем некогда им заняться. А мы, женщины, на что? Когда руки добрым делом заняты, то и сердцу легче. Правда?

— Правда!

Мария Яковлевна нравилась Тане все больше. Очень хотелось спросить, как попало к ней это белье, но слова Феди «не все и обо всех можно говорить» останавливали ее.

...Дни на новом месте текли незаметно. Таня стала спокойней. Мария Яковлевна дала ей то, чего так давно не хватало девочке, — ласку и заботу.

Однажды вечером хлынул проливной дождь. Было уже совсем поздно, когда неожиданно раздался условный стук в дверь.

— Федя! — Таня вскочила.

Мария Яковлевна вышла в сени. Она долго не возвращалась. Таня слышала тихий разговор в темной передней. Ей показалось, что со швеей беседует не один человек. Потом входную дверь закрыли. Сквозь стенку Таня услышала шаги и голоса в соседней большой комнате.

Девочка сидела, сжавшись в комочек. Кто знает, что за люди явились так поздно? Ей почудилось, что очень знакомый голос сказал: «Ничего, пусть остается».

Скоро дверь в Танину комнату открылась, вошли Мария Яковлевна и Федя. Пальто его было мокрое от дождя.

— Здравствуй, — сказал он Тане. — Я только поздороваться. Мария Яковлевна объяснит тебе.

С этими не очень вразумительными словами Федя удалился. Таня вопросительно посмотрела на швею.

— Что объяснять-то? — поспешно отозвалась та. — Гости к соседям пришли и Федю позвали. Он к тебе зайдет.

Она, улыбаясь, вышла. Таня по давней привычке забралась с ногами в старое кресло, на котором спала.

— Гости! — шептала она. — Разве в проливной дождь в пустую комнату ходят в гости? — Она знала, что соседи давно уехали. — Нет, нет, это, наверно, друзья, наши друзья!

Сердце девочки забилось от гордости. На улице ливень, ветер, кругом страшные враги. А в тысячах таких квартир, как эта, советские люди живут, борются, готовятся к победе. И она придет, обязательно придет!

...Если б Таня могла заглянуть к соседям, то сначала подумала бы, что ошиблась: все здесь было подготовлено к вечеринке. На столе, покрытом чистой скатертью, стояло угощенье, правда, довольно скудное. Но ведь в войну пиров задавать не на что.

На тарелках были разложены тонкие ломтики хлеба, жареная рыба. Уютно кипел самовар. Даже бутылка вина красовалась на видном месте. Принимал «гостей» немолодой худощавый человек с бородкой клинышком, комиссар партизанского отряда Капустин.

— Все собрались? — спросила Настя Кудрявцева, когда места за столом были заняты.

— Все, товарищ комсорг!

— Тогда считаю заседание подпольного комсомольского бюро открытым.

Сощурив по привычке синие глаза, Настя Кудрявцева стала рассказывать о деятельности комсомольцев города за последнее время, о планах на будущее.

— Сейчас срочное сообщение сделает от имени командования партизанского отряда товарищ Капустин, — добавила девушка.

Комиссар встал.

— Шифровку удалось прочитать. Надо срочно послать связного к севастопольцам. К сожалению, несколько дней тому назад рация отряда вышла из строя. У нас нет радиосвязи ни с Севастополем, ни с Москвой. А дело, повторяю, очень срочное. Командование отряда решило послать связной секретаря бюро Кудрявцеву. Она дала согласие.

Комиссар ласково взглянул на девушку.

— Лучшей кандидатуры быть не может. Настя человек осторожный, опытный. Мы полностью ей доверяем. Да и у немцев она пока вне подозрений. «Официантка» в кафе! — он горько усмехнулся. — На время ее отсутствия партийная организация рекомендует поручить руководство комсомолом Жене Медведеву, заместителю Насти. Есть вопросы?

Медведев поднял руку. В этом собранном, волевом юноше трудно было бы теперь узнать прежнего добродушного, рассеянного приятеля Лени.

— Давай!

— А если?.. — Медведев слегка замялся. — Если Насте все-таки не удастся?

— Тогда пойдет тоже член бюро, Леня Росинкин. Он здесь не присутствует, так как ему слишком опасно показываться сейчас в городе. Еще вопросы?

— У меня! — Красивая девушка, по имени Оля Сергеева, сидевшая рядом с Настей, вскинула глаза на Капустина. — Какое задание должны выполнить связные?

— Связные об этом знают, — суховато сказал комиссар. — Докладывать на бюро нет надобности.

— Я только потому спросила, — огорченно сказала Оля, — что мне бы тоже хотелось пойти связной.

— Это не нужно, — комиссар тепло улыбнулся. — Я знаю о вашей дружбе с Настей, но за нее не бойся — все продумано. А для пользы дела Насте даже лучше временно исчезнуть из города.

Оля испуганно посмотрела на подругу, но промолчала.

— Ну, друзья, — Капустин широким жестом хлебосольного хозяина обвел накрытый стол, — прошу чаевничать. Налей нам, Настенька!

Настя подсела к самовару. Бутылку с вином Федя с комическим вздохом убрал «до после войны». Молодежь оживилась, послышались шутки, смех.

Оля, видно, тоже не могла быть долго серьезной. Кокетливо покачивая красивой головой, она обратилась к Феде:

— Здорово придумали провести здесь собрание, да еще такое «вкусное»! Кому мы обязаны?

— История умалчивает! — скромно ответил юноша. — Впрочем, могу принять от восхищенных посетителей благодарность. Действительно здорово, что мои давние знакомые Михайловы сбежали в связи с нехваткой продуктов в селение, а ключ от комнаты оставили мне.

— Это тем более удачно, — сказал Женя Медведев, — что никому не придет в голову следить за этим тихим домом.

— Не будь слишком мнительным, — улыбнулась Ольга. — В городе не так уж опасно. А вот Насте... — Она вздохнула, прижавшись к подруге. — Ты настоящий герой, Настя!

— Полно, Оленька! — Настя шутливо хлопнула ее по руке. — Все мы делаем, что можем. А я могу не так уж много. Съешь-ка вот эту рыбку, специально для тебя выбрала. И будь умницей, завтра меня уже здесь не будет.

 

Глава XVII. Связные уходят в путь

Настя стояла неподалеку от комендатуры под старым, раскидистым тополем. Густые, опушенные свежими листьями ветки скрывали девушку от немногочисленных прохожих.

Изредка она с беспокойством посматривала на часы. Все шло так хорошо сначала! Пропуск к больной тетке в Бахчисарай выдали в комендатуре без всяких препятствий. Знакомый шофер, который обычно подвозил продукты в кафе, согласился взять ее на грузовую машину. Но вот плохо — шофер должен был заехать за грузом в комендатуру.

В ожидании распоряжений водитель стал мыть свою двухтонку. Ему помогал весь перемазанный автолом мальчишка.

— «Ах, ду мейн либер Аугустин!» — насвистывал мальчик, ловко орудуя шлангом.

Настя не выдержала, подошла к водителю, протиравшему ветровые стекла.

— Скоро поедем?

— Кончу умывать свою старуху — узнаю! — засмеялся шофер. — Не забыли взять в дорогу подкрепление, фрейлейн?

Когда Настя сообщила, что взяла «для всех» самые вкусные пирожки, шофер просиял.

— Но вы устали стоять. Садитесь в кабину, фрейлейн!

Настя села, облегченно вздохнула. В кабине ей показалось, что все опасности уже миновали: ведь она едет с пропуском, «официально». А ее тайные документы на тонкой бумаге спрятаны в одном из пирожков: записка севастопольскому командованию, цифровая шифровка. В случае провала их надо уничтожить или съесть.

Настя тряхнула головой. Не надо думать о провале! Она должна во что бы то ни стало выполнить задание!

Девушка знала, что в Севастополе фашисты готовят диверсию. Комиссар партизанского отряда подробно ознакомил ее и Леню с документами, отобранными у барона фон Шредера. Диверсию немецкие фашисты собирались совершить шестого апреля, то есть через несколько дней, но могли и изменить свои планы после того, как исчез барон.

Медлить больше нельзя.

Шофер, наконец, вымыл машину, нетерпеливо воскликнул:

— Что они так возятся с путевкой? — и пошел в комендатуру.

Прошло пятнадцать минут, полчаса...

Тревога девушки все возрастала. Но вот ворота распахнулись. Вышли шофер и... Краузе.

— Минуту, фрейлейн! — Голос Краузе звучал сухо и повелительно. — Выйдите из кабины. Подождите у нас во дворе.

Ноги с трудом повиновались Насте. Гестаповец продолжал :

— Мы проверим пропуск, и, возможно, вы поедете со следующей машиной. Пока отдохните! — Он показал на скамейку в глубине двора и, повелительно бросив шоферу: — Поезжайте по назначению! — сам опять пошел в комендатуру.

Настя без сил опустилась на скамейку. Что теперь делать?

Шофер с угрюмым видом крутил ручку мотора — очевидно, не действовал стартер.

Вдруг Настя услышала рядом с собой нахальный голос:

— Тетенька, отдай нам пирожки!

Девушка подняла глаза. Из-под лихо заломленной кепки чумазого паренька, помогавшего шоферу, на нее пристально смотрел... Шурик.

— Возьми! — Настя поспешно протянула пирожок с документами. — Передай комиссару, — еле слышно добавила она.

Шурик быстро спрятал угощение в карман.

— Еще! — потребовал он. — Мне и водителю.

Настя сунула в руки смельчака остальные пирожки. Тот выбежал на улицу, к кузову машины. Девушка встала и пошла к воротам. Тотчас же возле ворот встал часовой.

Настя поняла: кончено!

И все же ей не верилось. Один только шаг отделял от свободы. Она окинула взглядом залитую солнцем улицу, старый тополь напротив. Когда опять увидишь все это? Настя сделала еще шаг. Тяжелый окрик «хальт!» пригвоздил ее к месту.

...В кабинете начальника гестапо, затененном тяжелыми матерчатыми занавесями, было прохладно. Стены прикрыты плотными коврами. Ни один звук не долетал снаружи, с улицы.

— Люблю тишину, — сказал Краузе. — Помогает мыслить.

Он небрежным жестом указал Насте на стул, опустился в кожаное кресло, закурил.

Следующей реплики Насте пришлось ждать долго. Краузе со скучающим видом листал журнал, делал в блокнот выписки. Может быть, забыл о ней?

— Итак, — услышала, наконец, Настя, — вы решили сообщить о некоторых наших планах севастопольскому командованию? Где шифровка?

Внезапный натиск на подследственного был любимым методом Краузе. От неожиданности у девушки перехватило дыхание. Только бы не растеряться! Усилием воли она заставила себя спокойно взглянуть на гестаповца.

— Тут какое-то недоразумение, господин Краузе. Я маленькая служащая кафе и ничего не знаю о планах и шифровке.

— О, должность ваша совсем не маленькая, — язвительно усмехнулся Краузе. — Вы есть руководитель... нет, секретарь подпольных комсомольцев. Так называется ваша организация? Как видите, нам тоже кое-что известно. Куда же вы дели шифровку? О каких планах сообщаете севастопольцам?

Впервые за эти мучительные минуты Настя почувствовала облегчение. «Не знает. Тот, кто выдал меня, сам ничего не знает. Какое счастье, что Шурик взял документы!»

Настя прямо и смело взглянула в лицо Краузе.

— От меня вы ничего не узнаете.

— А вот посмотрим! — срывающимся голосом крикнул Краузе и нажал кнопку настольного звонка.

— Взять! — крикнул он вбежавшим гестаповцам, указывая на девушку.

...Начинало смеркаться, когда второй связной, Леня Росинкин, углубился в лес. Партизанский лагерь остался у него за плечами. Местность Росинкин знал хорошо. Зимой не раз приходилось делать вылазки вместе с отрядом.

Час назад Шурик принес тяжелую весть об аресте Насти. Мальчик без устали мчался тайными лесными тропами, чтобы вовремя предупредить партизан.

Капустин выслушал, лицо его потемнело. Он коротко сказал Лене:

— Иди!

Борис Захарович проводил племянника до выхода из лагеря. Быстро, по-мужски обнялись на прощание; Борис Захарович сказал:

— Будь осторожен. Береги себя.

— Я выполню задание, дядя Боря, — просто ответил Леонид.

Шел Леня неслышным шагом самой короткой лесной тропинкой. До ночи надо успеть.

Задача его состояла в том, чтобы за Байдарскими воротами спуститься к морю, к условленному месту связи партизан с защитниками города-героя. Туда по средам поздно ночью приходил катер «морской охотник» из Севастополя. Несмотря на колоссальные трудности, отважным морякам удавалось поддерживать связь почти бесперебойно. Правда, две последние среды партизаны напрасно ждали катер. Сегодня тоже среда. Вся надежда на нее...

Но до этого места предстояло пройти почти двадцать километров, а вечером в горах двигаться быстро нельзя.

Леня ощупал запрятанный во внутреннем кармане гимнастерки револьвер и прибавил шагу.

Спускалась ночь, а он был пока только на вершине, неподалеку от места, где следовало начать спуск. Последний переход по неровной, пересеченной оврагами местности оказался особенно тяжелым. Ноги в износившихся сандалиях горели. Кружилась голова, хотелось пить.

Темнота все сгущалась. Вместе с нею в горах поднимался липкий туман. Через час уже не стало видно, куда ставить ногу, и он шел, глядя на светившийся во тьме компас, давний подарок дяди Бори.

Недалеко —он знал — должно проходить шоссе Ялта— Севастополь. Отдаленный шум машин убедил Леню в верности этой догадки. Шоссе при спуске придется пересекать. Обхода нет. И лучше сделать это скорей. Ниже шоссе можно не опасаться встреч с немецкими патрулями: в пустынных местах бродить они не любят.

Нащупывая дорогу суковатой палкой, Леня продолжал спуск.

Вскоре за поворотом он увидел ленту шоссе, смутно белевшую в темноте. Вдали блеснули огоньки притушенных фар. Пронеслась легковая машина. За ней, натужно ревя мотором, шла на подъем другая.

Несмотря на поздний час, движение по шоссе не прекращалось.

Леня спустился еще ниже и укрылся за большим валуном. Линия шоссе просматривалась отсюда далеко.

Когда наступила полная тишина, юноша двинулся дальше. Однако едва он вышел на кромку асфальтированной дороги, как длинный лимузин почти бесшумно пролетел мимо. К счастью, никто не заметил Леню: автомобиль шел на огромной скорости.

Холодный пот выступил на висках Лени. Бегом он пересек шоссе и по-прежнему ощупью стал спускаться еще ниже. Тьма стала почти чернильной. Дальше идти было очень опасно. Глубоко внизу глухо шумело море. Один неверный шаг — и можно скатиться в бездну.

Леня остановился отдохнуть на небольшой каменистой площадке, перед крутым спуском к морю. Он опустился на камни и несколько минут лежал неподвижно. Туман плотной пеленой окутал юношу.

Как это бывает с очень усталыми людьми, Леня вдруг вздрогнул, точно от внезапного толчка. Он ясно вспомнил все, что произошло за этот день. Настя!.. Кто же предал ее?

Ведь только члены подпольного бюро комсомола да руководство партизанского отряда знали о готовящемся отъезде девушки в Бахчисарай.

Комсомолец лихорадочно перебирал в памяти всех этих людей. Командир партизанского отряда, комиссар Капустин, дядя Боря. Даже подумать о ком-нибудь из них плохое было бы оскорблением.

Еще члены бюро — Женя Медведев, Ольга Сергеева, лучший друг Насти. Нет, и члены бюро вне подозрений!

Но кто же, кто?..

Леня вспоминал выражение лиц, характер каждого... Недавно из кандидатов перевели в члены бюро прямого, отважного Петра Лебедева, а вот Федю оставили по-прежнему кандидатом, и он, кажется, обиделся.

Федя... Фред... Росинкин дрогнул. Что тогда сказал о нем Дмитрий Николаевич? «Молодой товарищ, хорошо работает с пионерами. Но самый молодой по комсомольскому стажу. Не всегда дисциплинирован. Любит иной раз покрасоваться».

Что за чепуха! Как он, Леня, смеет думать такое!

Но мысль не уходила, как раскаленная игла, она вонзилась в мозг. В конце концов разве много они знают о Феде? Леня вспомнил слухи, которые ходили о побеге Фреда из детдома. А его положение «любимчика» в немецкой школе!

Но тут же Леня нахмурился. Еще дедушка остерегал от поспешных суждений. Тогда кто же?

Внезапно Леня услышал немецкую речь. «Патрули», — холодея, подумал он. Луч сигнального электрического фонаря осветил камни возле Лени.

— Хальт! — услышал он совсем близко.

Леня вскочил. Со стороны шоссе к нему быстро приближались огненные точки. Гитлеровцы. А укрыться на небольшой площадке негде.

Решение пришло мгновенно. У ног юноши начинался обрывистый скат к морю. Прыгнуть!.. Не размышляя, Леня кинулся под откос. Гитлеровцы что-то кричали, пустили автоматную очередь.

Падая, цепляясь за камни, Леня ощутил жгучую боль в правом плече. Задержаться он не мог. Перевертывался и катился все ниже. Голоса преследователей умолкли.

Скат стал более отлогим. Падение задержал густой можжевельник, выросший в ложбине. Леня со стоном приподнялся, попробовал сесть.

Все тело мучительно болело. Из ссадин на лице и руках сочилась кровь. Ныло и дергало плечо. Рукав гимнастерки взмок от крови.

Прикусив от боли губу, Леня перочинным ножом разрезал и снял гимнастерку. Все равно от нее остались одни лохмотья. Револьвер и документы он на ощупь переложил в карманы брюк. К счастью, в кармане оказался индивидуальный пакет. Леня крепко забинтовал рану и встал на ноги.

Сразу перед глазами поплыли темные пятна, от слабости тошнило. Все же удержать равновесие удалось.

Леня вгляделся в ночной мрак. Совсем близко шумело море.

Ночь была звездная. Когда глаза привыкли к темноте, юноше показалось, что две звездочки упали в море и покачиваются на воде. Галлюцинация, что ли?

И вдруг Леня сообразил — катер. Он здесь, еще не ушел...

Откуда-то взялись силы. В полубреду Леня продолжал спуск, сжав почерневшие губы, чтобы не вскрикнуть от боли. Перед ним черным пятном кружился и тявкал Каро, Настя на школьной веранде пела о смелых летчиках, протягивала к нему руки...

Земля как будто заколебалась. Леня упал. Он лежал в неудобной позе, подвернув раненую руку, но не мог изменить положения, пошевелиться. «Больше не встану», — подумал юноша.

И все-таки приподнялся. Ветер с моря дул ровно, освежающе. Одна за другой набегали волны, ударялись о берег, растекались пеной.

Соленые брызги смочили лицо, вернули сознание. Что, если катер уйдет?

— Эй, на катере! — крикнул Леня. — Ко мне! Сюда!

Голос звучал слабо, но на судне услышали.

— Женя! — позвали оттуда. — Осмотри берег.

Только сейчас Леня заметил идущую по берегу фигуру человека.

Он попытался подняться и мешком перевалился через камни.

Человек кинулся к нему. Он прислонил Леню спиной к скале, набрал в море воды, плеснул раненому в лицо. Увидев, что Леня открыл глаза, влил ему из фляжки в рот немного коньяка.

— Теперь будет лучше, браток, — пробормотал он.

Леня судорожно глотнул, нащупал в кармане документы, тихо спросил:

— Откуда?

— Из Севастополя! — ответил моряк.

Он осветил Леню фонарем и опять свистнул, уже изумленно.

— Неужели племянник капитана Кравцова? Как ты сюда попал?

Леня широко раскрыл глаза.

— Женя Пятков, ты?!

— Узнал? Значит, пойдешь на поправку! — засмеялся Пятков, сев рядом. Он погасил фонарь, ловкими руками ощупал юношу.

— Перелома нет. Крови потерял много.

— В кармане возьми, — точно во сне говорил Леня. — Шифровка, письмо командованию. Сегодня же... передать...

Он то терял сознание, то приходил в себя. Матрос заставил его еще отхлебнуть из фляжки.

Затем снял с себя теплую куртку, надетую поверх тельняшки, набросил на Леню.

— Не беспокойся, все сделаю, — сказал он, пряча пакет. — А теперь слушай меня, браток. Времени нет. Сейчас отправляемся. Пересиди здесь, в укрытии, день. Сверху тут ничего не видно. Завтра ночью иди береговой кромкой до первого селения. За день отдохнешь, дойти сумеешь. В селении спроси огородницу Горпину. То моя бабка. Ей все расскажешь, она тебя приютит. Вот, подкрепление возьми!

Матрос сунул Лене хлеб, банку консервов и побежал к катеру.

 

Глава XVIII. Так кто же?

После обеда Федя сидел на бульваре в беседке и наблюдал за прогуливавшимися немцами. Несколько гитлеровцев в штатской одежде остановились как раз около беседки, показывая на кого-то. Юноша тоже посмотрел в том направлении.

Не спеша шел одетый с иголочки эсэсовец, а рядом с ним очень красивая девушка. Золотистые волосы были свернуты жгутом, длинные ресницы затеняли темно-серые глаза. На девушке был белый спортивный свитер, и внешне она походила на спортсменку из кинофильма.

— Кто это? — шепотом спросил один из зевак. — Хороша!

— Русская девчонка, — чуть презрительно ответил другой. — Герр Форстер от нее без ума. Какая-то фрейлейн Ольга.

Феде стало смешно. Какая-то! Вот были бы ошарашены господа офицеры, если б узнали, кто на самом деле эта девушка. Молодец Сергеева! Бесстрашно действует. Недаром у нее всегда точная информация о том, что творится в фашистской комендатуре.

Юноша зашел домой, переоделся в коричневый школьный костюм. Через полчаса на занятия.

По дороге в школу Федя заглянул в цветочный магазин, где, он знал, в эти часы бывала Таня. Там он взял букетик фиалок в петлицу и улыбнулся девочке.

Таня была странная, не смотрела на него.

— Ты что? — не выдержал Федя. — Что-то случилось?

Девочка подняла на него полные боли глаза.

— Выйдем отсюда, Федя, разве не знаешь — Настю арестовали? — сказала Таня, когда они остановились снаружи, возле витрины.

— Что?! — Федя замер. — Что ты говоришь! Когда?

— Вчера. Она должна была выполнить одно поручение и... не успела.

— Как же это получилось? — Федя взволновался. — Настя осторожна и опытна.

— Тсс! Спроси у Марии Яковлевны, — тихо сказала девочка, оглядываясь.

— Я приду вечером, — бросил Федя и смешался с уличной толпой.

...Он едва досидел в школе до конца занятий. Одноклассники не слышали от него обычных шуточек. Даже фрау Минна обратила внимание на необычное поведение своего любимца.

— Фред, у вас болят зубы? — участливо спросила она.

Федя помотал головой.

— Нет, горло! Простудился, наверно.

— Мейн готт! — всполошилась фрау Минна. — Идите сейчас же домой, меряйте температуру.

Федю не надо было упрашивать.

Скорей, скорей к Марии Яковлевне!

Через несколько минут он был возле хорошо знакомого ему дома. Не переводя дыхания, взбежал он на лестницу и остановился разочарованный. На дверях висел замок.

Швея и Таня редко уходили по вечерам. «Пошли, наверно, по соседству, скоро вернутся, — заключил Федя. — Подожду».

Но ждать пришлось довольно долго. Лишь когда Федя потерял всякую надежду и готовился уйти, внизу послышались знакомые шаги.

Мария Яковлевна поднималась не спеша — мешала хромота. Она была одна. Увидев на лестничной площадке человека, она остановилась.

— Мария Яковлевна, это я! — окликнул ее Федя, думая, что в полутьме его не узнали.

— Вижу! — коротко отозвалась та, приближаясь.

Минута прошла в молчании. Потом швея, будто придя к определенному решению, достала из сумочки ключ и отомкнула замок.

Так же молча вошла она в комнату. Федя, недоумевая, следовал за нею.

В комнате женщина, по-прежнему не обращая внимания на посетителя, налила воды в чайник, разожгла примус, поставила чайник на огонь. Потом открыла корзинку с шитьем и принялась за работу. На Федю она даже глаз не подняла.

— Мария Яковлевна, что с вами? Почему вы такая?— спросил взволнованно Федя.

— Какая такая? — холодно переспросила швея. — Делами по дому занимаюсь. Если есть что ко мне, говорите!

Никогда она не обращалась к нему на «вы». Федя даже отступил. От обиды у него перехватило горло. Справившись с собой, он сухо сказал:

— Зря бы не стал вас беспокоить. Я слышал, что арестована Настя. Не расскажете ли, когда, при каких обстоятельствах это случилось?

— Вот что, голубчик, — швея поднялась, решительно воткнула иголку в шитье, — время у меня считанное, заказ надо отнести. Пустыми разговорами заниматься некогда.

— Пустыми? — Федя не верил своим ушам. — Да ведь это Настя, наш секретарь, лучший товарищ.

— Не знаю, — лицо Марии Яковлевны будто окаменело. — Я хозяйством да шитьем занята. Недосуг чужими делами интересоваться.

— Слушайте! — в голосе юноши звучало отчаяние. — Ну, что вы такое говорите, Мария Яковлевна? Настю, нашу Настю фашисты забрали, может, пытают ее, может, у нее жизнь на волоске висит, а вы...

Голос Феди прервался.

Мария Яковлевна пристально взглянула на него и, встретив открытый взгляд, немного смягчилась.

— Что я могу сделать? Сами говорите, фашисты взяли.

— Да как же это случилось? — воскликнул юноша.— Настя была вне подозрений: работала в кафе, ехала к больной тетке... Неужели... Неужели выдал кто-нибудь?

Швея снова отвела глаза в сторону.

— Ничего не знаю. Про это надо в немецкой охранке спросить, а я там не служу.

Странная интонация последней фразы изумила Федю.

— Я бы хотел... — начал он.

Мария Яковлевна поднялась с места.

— Извините, некогда. Заказ не успею сдать.

Федя схватил шляпу.

— Не беспокойтесь — уйду!

Мгновенно он очутился на лестнице. Это уж слишком! Его просто-напросто выпроводили!

...На улице совсем стемнело, поднялся резкий, холодный ветер. Но Федя не замечал перемены погоды, не думал, что за нарушение комендантского часа его может остановить патруль.

Ему припомнились слова швеи: «Я не работаю в немецкой охранке», — и странный взгляд, их сопровождавший. Тяжкая догадка дошла до сознания Феди. Настю предали, и товарищи считают предателем его!

Мария Яковлевна, затемнив лампу, как всегда, коротала время за работой. На этот раз ее искусные пальцы часто останавливались. Швея задумалась вздыхая.

Вчера товарищи передали через Шурика, что надо остерегаться Фреда. Есть подозрения, что он выдал Настю. Об этом сообщила Ольга Сергеева.

И все-таки, все-таки... Сердце швеи было неспокойно.

Входную дверь вдруг рванули с такой силой, что внутренний крючок слетел с петли. Хозяйка вскочила. На пороге стоял Федя.

— Теперь я знаю, что вы подумали, Мария Яковлевна, — хрипло произнес он. — Я вернулся, чтобы сказать: вы ошибаетесь. Но я найду виновника. Жизнью клянусь! Любыми способами найду!

И Федя стремглав сбежал по лестнице.

 

Глава XIX. За кулисами

Федя провел бессонную ночь, обдумывая, как теперь действовать. Было ясно — только в гестапо могут быть сведения о человеке, предавшем Настю Кудрявцеву. Краузе опирался на отбросы общества — доносчиков, изменников Родины, хулиганов. Таких было немного, но тяжесть преступлений, совершаемых ими, огромна.

Итак, основная нить поисков ведет к Краузе. Как же вырвать у него тайну? Следовало встретиться с Краузе вне стен в узком кругу, познакомиться неофициально. Но где? Юноша вспомнил рассказы о дрессировщике Яне, теперешнем любимце немецкого начальства: «Шеф» частенько посещает ресторан, где выступает артист Ян с ученым пуделем.

«Надо завязать дружбу с этим мерзавцем», — невесело размышлял Федя. И он решил в ближайшее воскресенье пойти в ресторан. По слухам, в воскресные дни в ресторан обязательно приходил Краузе.

...Красноносый швейцар сначала не хотел пускать Федю и смилостивился, лишь ощутив в руке монету.

Юноша заказал сосиски и пиво, внимательно оглядел зал. Он был переполнен, но того, кого искал Федя, здесь не было. Внимательно разглядывая посетителей, Федя заметил неподалеку от эстрады Ольгу Сергееву все с тем же статным эсэсовцем.

В ресторане стоял монотонный шум, нарушаемый иногда пьяными выкриками.

Вскоре на эстраде показался Ян. Он жонглировал блестящими шарами, тарелками, которые бросал ему официант. Потом дрессировщик свистнул. На сцену выскочил Каро. Густая шерсть собаки была тщательно расчесана, шею украшал голубой бант. Хозяин и пудель в ритме музыки, сопровождавшей эстрадные номера, перекидывали друг другу цветной мяч. Каро ловко отбивал его носом.

«Здорово работают!» — невольно отметил Федя.

Каро танцевал, «пел», отыскивал спрятанные вещи. В заключение, отвечая лаем, он решил несколько несложных задач на сложение и вычитание, которые предлагали ему посетители.

Выступление кончилось. Взяв в зубы шапочку Яна, Каро на задних лапках шел между столиками. В шапочку сыпались монеты, сладости. Если клиент не раскошеливался, пудель под общий смех дергал его за рукав, настойчиво повизгивал.

Федя бросил «сборщику» несколько марок и только тут, обернувшись, заметил, что за соседний столик сел Краузе. Каро направился к нему. Краузе снисходительно улыбнулся, бросил четвероногому артисту конфету.

Федя не спускал глаз с офицера.

Когда Ян и Каро покинули сцену, в зале начались танцы. Краузе поднялся. Федя незаметно следовал за ним.

Гестаповец открыл маленькую дверку, ведущую, должно быть, за кулисы, и скрылся за нею. Федя оглянулся. С уходом Краузе публика сразу оживилась. Столики сдвинули в сторону. Несколько голосов нестройно затянули «Дейчланд убер аллес».

Федя решительно перешагнул порог и очутился в полутемном коридорчике, который вел к артистической уборной. Оттуда падал свет, слышались голоса, дверь была открыта. Федя прислушался.

— Надо переменить программу, — властно говорил Краузе. — Старые штучки приедаются публике, а сюда следует привлечь еще больше людей. Этому участку работы мы придаем большое значение.

— Изменить программу, господин Краузе, нелегко, — ответил мягкий юношеский тенор, — у меня нет помощников, нет других животных. Мы с Каро делаем, что можем.

— Я пришел не для того, чтобы слушать возражения. Если говорю «надо», это должно быть сделано! Вер да? — вдруг прервал себя Краузе, услышав сзади шаги.

Федя выступил на освещенное пространство, сказав по-немецки :

— Я хотел вас видеть, господин Краузе!

Гестаповец нахмурился.

— Вы избрали странный путь, молодой человек. Для бесед есть приемные дни в комендатуре. Вы знаете, что делают тут с теми, у кого слишком длинные уши?.. Впрочем, что вы имеете мне сказать? — Голос немца звучал насмешливо.

Федя нерешительно оглянулся на Яна, убиравшего грим в ящики туалетного стола. Каро сидел тут же, возле ног хозяина. Забавно склонив голову, подняв одно ухо, он прислушивался к разговору.

— О-о... — протянул Краузе, заметив взгляд Феди. — Артистов нечего стесняться.

Ян, будто не слыша, продолжал спокойно заниматься своим делом.

— Я... я хотел бы работать с вами, быть полезным вам, господин Краузе.

— Вот как! Похвальное желание... — Немец сел, скрестив длинные ноги. — Кто ты? Что делаешь?

— В последнем классе школы. Учительница, фрау Нейман, может дать мне характеристику.

— Школьные характеристики мне неинтересны. Я не есть педагог. С кем ты живешь? Кто ты? Не вздумай лгать! Со мной это опасно.

— Фред хорошо знает партизанского комиссара Капустина, — неожиданно вмешался Ян.

Федя вздрогнул. Он не ожидал такой осведомленности, но отступать было поздно.

— Это так, — решительно подтвердил он. — Я и других партизан знаю. Ваш артист сказал правду.

По лицу Краузе видно было, что он заинтересован, но бы офицера по-прежнему иронически улыбались.

— Не знал я, что фрау Нейман симпатизирует друзьям большевистских комиссаров. Расскажи-ка подробней о своем прошлом.

— Рос я сиротой, — рассказывал Федя. — Попал в детский дом, а потом бежал и пожил на волюшке. Сошелся с такими же, как и я, ребятами. Денег у нас на кино и карты хватало.

— Вы, конечно, зарабатывали их «честным трудом»? Подбирали, что плохо лежит?

Федя засмеялся.

— Угадали, господин начальник! С детства не уважаю ротозеев.

Краузе со скучающим видом вынул из кармана часы, взглянул на них.

— Дальше — ясно. Вы попались. Ваши воспитатели требовали послушания, которое вам не нравилось. Так?

— Нет, не так. — Федя пожал плечами. — Я не попался. Но учиться целый день, слушать нотации я не люблю. Вот в вашей школе учусь охотно. Фрау Минна скажет.

— Ну вот что, молодой висельник! — Краузе поднялся. — Я проверю ваш рассказ. Возможно, вызову. Посмотрим, на что вы способны.

— На многое. — Федя наглел все больше. — Зачем терять время на проверки, господин Краузе? Давайте решим сразу. Тем более — ваши часы спешат.

Краузе, гордившийся точностью своего хронометра, пожал плечами. Он машинально сунул руку в карман, чтобы уличить дерзкого мальчишку во лжи, но часов не было. Несколько минут Краузе растерянно шарил по карманам, потом перевел взгляд на Фреда. Тот внимательно рассматривал его часы.

— Негодная мальчишка! — почему-то по-русски воскликнул офицер. — Отдать чужая вещь!

— Очень хорошая фирма «Мозер», старинная, — заметил Федя, возвращая хронометр владельцу. — У одного профессора были такие...

— Я тебе дам «профессор»! В тюрьму посажу за воровство!

— Что вы, господин начальник! Я такими делами теперь не занимаюсь. Вот фрау Минна скажет! Просто хотел убедить вас в правильности моей биографии.

Гестаповец положил часы на место, на всякий случай проверил, цел ли кошелек в боковом кармане, и вдруг громко расхохотался.

— Как это по-русски, брави храбрец, да? Я вижу, с тобой можно иметь дружба. Оставайся найти общий слова с Яном. Ему нужны помощники. Потом придешь комендатура получать задания. Ауфвидерзейн, мальчики!

Краузе вышел за дверь.

Когда его шаги замерли в отдалении, Федя повернулся к Яну.

— Ты будешь давать мне задания?

Тот молча взглянул на юношу и надел пальто.

— Какие задания? Уже поздно. Завтра придешь в комендатуру.

— Но тебе же сказали, чтобы ты ввел меня в курс дела.

Ян холодно взглянул на Федю.

— Какой тебе нужен «курс»? Ты и сам на все руки мастер.

Федя смерил собеседника взглядом.

— Только без нотаций! Подумаешь, невинное дитя!

Ян сжал кулаки, но вдруг закинул голову и весело расхохотался.

— Чудак! Зачем нам ссориться? Смотри, даже Каро тебя приветствует.

Пес, обеспокоенно следивший за мальчиками, встал на задние лапы перед Федей. Тот протянул ему кусок пирожного.

— Возьми! — разрешил хозяин. И миролюбиво заметил Феде: — Нам не мешает подружиться. Завтра приходи на представление.

...Задания, которые получал первое время Федя, были более чем легкими. Краузе поручил ему ежедневно бывать днем в кафе и «прислушиваться» к разговорам посетителей. Все интересное, подозрительное он должен был сообщать Краузе.

Федя посещал кафе, но сообщать было нечего. Клиентов приходило немного, хозяин ни с кем в беседы не вступал, ограничиваясь быстрым и точным выполнением заказов. Федя начинал побаиваться, что впадет в немилость у начальства. Как-то он поделился своими опасениями с Яном.

— Обращай внимание на молодежь, на девушек, — посоветовал тот. — Видел, там бывает красивая фрейлейн? Фрейлейн Ольга, кажется? Она в подпольной организации молодежи. Проследи за ней!

Юноша внутренне содрогнулся. Этот проклятый дрессировщик всюду сует свой нос. Еще не хватает, чтобы ему, Феде, поручили следить за своими. Ян, будто читая мысли Феди, продолжал:

— Если хочешь выдвинуться, постарайся раскрыть эту организацию. Мы знаем, что она существует. А может, ты и сам знаешь о ней? Может, состоял ее членом?

— Ничего я не знаю, — угрюмо пробормотал Федя. — Меня бы туда не допустили.

— Это верно, — охотно согласился Ян. — Такого прохвоста раскусить нетрудно.

— Ты! — кинулся Федя. — Полегче на поворотах, а то...

— А то в драку? — Ян легко отскочил в сторону. — Попробуй!

— Было бы с кем драться! — язвительно усмехнулся Федя. — Разве мы с тобой не одного поля ягоды?

— На одном поле бывают разные на вкус ягоды. Ну ладно, прекратим! Не хочешь следовать дельному совету — твоя воля!

«Еще донесет Краузе», — подумал юноша и сказал примирительно :

— Не задавайся, Ян. Я, конечно, постараюсь узнать про эту самую... организацию, если она существует.

— Правильно сделаешь. И начинай с фрейлейн Ольги.

Наутро девушка, о которой шла речь, пришла в кафе одной из первых. Увидев Федю, Ольга ласково кивнула ему. «Она одна со мной здоровается, одна верит мне, а этот негодяй думает, что я смогу предать ее и товарищей. Дудки! Обведу вокруг пальца лисицу Краузе и всех его прихвостней». Придя к такому решению, Федя с аппетитом принялся за еду. Зная, что в гестапо принята система «наблюдать за наблюдателями» и что у Яна обширные знакомства, юноша изредка поглядывал на Ольгу, которая, видимо, нервничала, то и дело поворачивалась к дверям. Должно быть, тот, кого она ждала, задержался. Наконец девушка встала, расплатилась и пошла к выходу. Фред решил для вида проводить немного Ольгу, а затем свернуть в сторону. Не успели они дойти до первого переулка, как Ольга радостно вскрикнула и остановилась. Навстречу из-за угла вышел высокий подтянутый офицер. Фред сразу узнал в нем постоянного спутника Ольги, Форстера. Девушка так и кинулась навстречу ему. До Феди долетели слова:

— Я ждала тебя, ждала! Думала, не придешь.

Что ответил капитан, юноша не расслышал. Офицер взял под руку Ольгу и направился к сверкающему новому автомобилю. Шофер кивнул девушке, как старой знакомой. Она повернула счастливое лицо к капитану. «В нашу рощу», — услышал Федя.

Проводив машину взглядом, юноша пошел дальше, раздумывая о трудной роли Ольги. «Переигрывает, пожалуй, — размышлял он. — С этими фрицами нечего влюбленных изображать. Пусть бы они за ней бегали. Впрочем, ей виднее. Должно быть, неплохой улов этот эсэсовец». Скоро эпизод с Ольгой вылетел у Феди из головы. Со вздохом подумал он о том, с чем завтра явится к Краузе, — докладывать опять нечего. «Пожалуй, надо зайти вечером к Яну, посоветоваться...»

Сейчас же после конца представления юноша пошел к Яну. Тот выглядел усталым и недовольным. Сегодня выступление было неудачным. В стойке на плечах хозяина Каро потерял равновесие и упал. В зале осуждающе свистнули. Как нарочно, на представление принесло «шефа».

— Ну, ты что? — неласково спросил Ян, взглянув на Федю.

Тот решил не обращать внимания на неприветливый тон артиста.

— Не получается с работой.

— За Ольгой вел наблюдение?

— Она... как бы это сказать, — Федя замялся. — Она часто бывает с немецкими офицерами. Особенно с господином Форстером. Высокий такой, красивый.

Ян усмехнулся.

— Открыл Америку! За офицерами нечего наблюдать. Надо узнать, с кем из русских она встречается. Уж будь верен, находясь с немцами, она выполняет задание своей организации, комсомола.

«Много ты знаешь о комсомоле», — гневно подумал Федя, но промолчал.

Дверь резко отворилась. В комнату вошел Краузе.

— О-о! Молодежь ведет интересную беседу, — слащаво протянул он. И сразу обратился к Яну: — Программу надо менять. Я подумал за тебя, как это сделать. Необходимо выступать с тигром.

— С тигром? — воскликнул Федя.

Гестаповец холодно посмотрел на него.

— Так вот, приказываю, — шеф сделал ударение на этом слове, — чтобы не позднее чем через неделю афиша возвещала гастроли укротителя диких зверей Яна Славича. Пудель, само собой, может участвовать, — он ткнул носком сапога Каро, виновато смотревшего из-под стула, — если научится новым штучкам.

— Но как же я достану Джо?

— Сам думай. Ты упустил тигра и обязан его вернуть. Довольно он наделал шуму среди солдат.

— Я слышал, партизаны держат его на привязи.

— Не мне тебя учить, что с любой привязи тигра можно снять. Он безоговорочно подчинится укротителю. Кроме того, — углы губ гестаповца дрогнула в язвительной улыбке, — среди партизан у Фреда немало хороших знакомых...

Оба юноши отвели глаза. Потом Ян произнес:

— Помещение ресторана для гастролей с тигром не приспособлено.

— Теперь ты начинаешь деловую речь, — улыбнулся офицер. — Я думал об этом. Перед эстрадой установим стальную сетку. Джо будет в клетке. Она уже заказана.

Краузе, наконец, взглянул на Федю и обратился к нему:

— Неважно работаете, молодой человек! Плохой разведчик. Назначаю тебя рабочим по сцене и помощником укротителя тигра. Разъясни ему, Славич, обязанности. Когда тигр будет на месте, вы оба придете в комендатуру и доложите мне. Не забывайте о сроке!

...Несколько дней Яна не было. Вернулся он с тигром.

— Готовься! Скоро познакомишься с твоим подшефным, — подмигнул Ян, встретившись с Федей.

— Как тебе удалось раздобыть это чудовище? — без всякого энтузиазма осведомился Федя.

Ян промолчал. На другой день вместе они пошли в комендатуру.

Дрессировщика сразу позвали к Краузе. А Фред, оставшись в одиночестве, углубился в чтение старых газет, крикливо повествовавших об успехах гитлеровцев под Севастополем. Ян долго не возвращался. Юноша нетерпеливо мерил шагами приемную, поглядывая на стенные часы. Уж не забыли ли о нем?

Наконец Ян вышел.

— Придется тебе еще посидеть, — насмешливо сказал он Феде. — Господин Краузе ждет кого-то. — И Ян, ничего не объяснив, вышел.

Федя задумался. Невеселые мысли теснились в голове. Дверь открылась, и в кабинет гестаповца поспешно прошла женщина в шляпке и густой вуали.

Часы мерно тикали. Казалось, ожиданию не будет конца.

Но вот дверь кабинета бесшумно открылась. Женский голос произнес еле слышно: «Все будет так же точно, как в истории с Кудрявцевой». Фред обернулся. На пороге стояли Краузе и... Ольга Сергеева.

В первую минуту юноше показалось, что Ольга опешила, увидев его. Но Краузе не дал никому опомниться.

— Ждете? Это хорошо, — сказал он и ласково взглянул на Ольгу. — Познакомьтесь, фрейлейн Ольга, неопытный еще разведчик Фред. Будьте любезны, поучите его тайнам вашего ремесла. Гутен абенд!

Дверь за Краузе закрылась. Ольга, улыбаясь, подошла к Феде.

— Не смотри с таким изумлением, Фред.

— Я... я просто не ожидал, что ты... — пробормотал Федя.

Ольга громко засмеялась.

— Не сомневаюсь! В нашем деле главное — маскировка. Поработаем вместе, и ты поймешь.

— О да! — произнес юноша, беря себя в руки.

 

Глава XX. Ошибка капитана Кравцова

Федя, войдя к себе в комнату, бросился ничком на кровать и долго лежал неподвижно.

Он должен был идти на свидание с Ольгой, к ней домой. «Нам никто не помешает, — говорила девушка. — Мама моими делами не интересуется».

Федя знал, где жила Ольга, — не раз передавал ей конспиративные поручения. Помнил и мать ее, безликую женщину, всецело занятую домашним хозяйством. В присутствии посторонних Ольга всегда обращалась с матерью ласково, вежливо. Но мать говорила с дочерью робко, будто слегка побаивалась ее. Отец девушки, зубной врач, давно умер.

...Федя взглянул на часы. До условленного времени оставался час. Не идти нельзя — сразу вызовешь подозрение. Но как разговаривать с Ольгой, когда всем существом владеет одно желание — немедленно разоблачить ее, убрать с дороги, пока не преданы остальные друзья?

Разоблачить? Разве это так просто? Ведь изобличающих документов нет. Ольга достаточно хитра, чтобы не оставлять никаких следов. Недаром сам Краузе считает ее способной и опытной шпионкой.

Один неосторожный шаг, и его, Федю, быстро «уберут». В глазах товарищей он по-прежнему останется предателем. А Ольга... Страшно подумать, сколько зла она может причинить! Да, выход один. Надо играть роль до конца. Надо следить за каждым шагом Ольги, найти уличающие ее доказательства. Главное — помешать новым провокациям. Будет трудно, очень трудно, но надо.

...Ольга встретила юношу весело и приветливо, будто ровно ничего не произошло.

— Садись, Фред, мама сейчас принесет чай. — Она отложила роман в желтой обложке, протянула руку. Сказала чуть капризно: — Право, я предпочла бы просто поболтать с тобой о разных интересных вещах. Но дело есть дело. После чая прочту тебе небольшую лекцию. — Оля засмеялась. — Не бойся, она не будет скучной.

В соседней комнате звенели чашки, шумел примус. Ольга прислушивалась к этим звукам с легким нетерпением.

— Уж очень ты долго, мама. Подожди, помогу!

Она вскочила и вышла, неплотно прикрыв дверь. Оставшись один, Федя обвел глазами комнату. Она была обставлена со вкусом, ничего кричащего. Против входа висела большая фотография Ольги в скромной ученической форме. Девушка смотрела немного исподлобья, тонкие губы загадочно улыбались. Точно такой же портрет юноша видел у Насти Кудрявцевой. «Оленька перед выпуском снималась и подарила мне. Прелесть какая она красивая, правда?» — говорила тогда Настя.

«Эх, если б освободить Настю! Это можно сделать, когда ее будут переводить из комендатуры в постоянную тюрьму. Надо попробовать узнать через Ольгу, когда это будет».

Ольга вернулась и заметила, что Федя с большим вниманием рассматривает ее портрет. Девушка довольно улыбнулась.

— Удачный снимок, правда? Только форма безобразная. В то время мы ведь с мамой едва сводили концы с концами, где тут прилично одеваться! Даже выпускное платье пришлось из старья перешивать. Хорошо, что мне все к лицу, — болтала Ольга.

— Почему вы жили так бедно? — машинально спросил Федя.

— Ничего мама не получала, всегда была домашней хозяйкой. Таким советская власть не платила.

— А за отца? Ведь он был врачом?

— Папа был арестован... еще до нашего переезда в Крым. В тюрьме и умер. Нас многие жалели, хотя кое-кто и боялся замарать себя. — Она вдруг засмеялась.

Феде было не по себе: отец арестован, а Ольга смеется!

Девушка откинулась на спинку стула, закурила сигарету.

— Не знал, что я курю? При подпольщиках я была скромной девицей, иначе кто бы мне поверил? Учти и ты на будущее, что талантливый разведчик должен безукоризненно играть любую роль.

— Учту, — ответил Федя.

— Мне, как ты знаешь, роль удавалась. Отца я «целиком и полностью» осудила, еще когда вступала в комсомол. Жаль, что мы не учились вместе, иначе ты бы сам убедился, какой я была примерной активисткой.

— Но зачем же ты?.. — не выдержал Федя.

— Пошла к немцам? — беспечно откликнулась Ольга. — А ты зачем? Видно, не сладко нам жилось при прежнем режиме, не так ли?

Девушка отбросила сигарету, понизила голос:

— Я хочу тебе кое-что рассказать, пока мама возится. Теперь уже можно — мы свои. Мы с тобой молоды, но ведь молодежь не только историю партии да политграмоту читает, которыми забивают мозги со школьной скамьи. Ты, кажется, вырос в детдоме, значит, не видел обеспеченной жизни, а я, — Ольга заговорила совсем тихо, — видела. Пока отец был с нами, у меня было сколько угодно нарядных платьев, разных побрякушек. Все, кроме птичьего молока.

Девушка умолкла и, оглянувшись на дверь, продолжала:

— При маме я этого не рассказываю — любит лить слезы. А отцу с ней скучно было. Зато меня он обожал, ни в чем отказа не было. Только дурак был мой папаша, — неожиданно закончила Ольга и снова засмеялась, встретив изумленный взгляд собеседника. — Не считай меня непочтительной дочерью, но, право же, попался он глупо, да еще дернуло сознаться...

— Попался? В чем? — пришлось спросить Феде.

— Он был... как бы выразиться?.. неосторожен с золотым имуществом клиентов. Как большому «зубных дел мастеру» ему несли для коронок царские червонцы, обручальные кольца и прочее. Кое-что из этого золотого дождя оставалось в его руках. Поэтому мы так хорошо и жили — не на зарплату же! Отец под хмельком был не очень сдержан на язык. Один из приятелей донес на него. А он испугался — и признался во всем. Тогда здорово преследовали за укрытие золота. Да, дурак и трус был мой папаша, — закончила Ольга. — А что касается меня, то я к нищей жизни не приспособлена. Кончится война — уеду за границу!

— Думаешь, там лучше?

Ольга лукаво прищурила глаза.

— Да уж будь уверен! Мне капитан Форстер все рассказал. С моей наружностью можно устроить красивую жизнь. Ну, вот и мама, — прервала себя Ольга. — Приготовила домашнее печенье, хочет им похвастаться. Правда, мамочка?

Ольга принялась разливать чай.

...Ольга с Федей встречались часто. Юноше удалось найти верный тон. Это только при первой беседе с ней он растерялся. Теперь же внимательно выслушивал все инструкции девушки, делал вид, что восхищается ее умением и знаниями, а в свободные часы дурачился, слегка ухаживал за Ольгой, против чего та отнюдь не возражала.

Однажды Ольга вышла навстречу Феде в новом, нарядном платье. Вишневый бархат подчеркивал ее яркую красоту.

— Ты просто ослепительна, — восхищенно сказал Федя.

— Нравится? — довольно усмехнулась Ольга. — Я недавно разбогатела.

Федя прочитал записку Краузе, которую швырнула Ольга: «Выдать фрейлейн Ольге дополнительно тысячу марок на туалеты».

Лицо у Феди потемнело. Продажная тварь! Так же, любуясь собой, она продала и Настю.

- Не хмурься, — расценила это по-своему Ольга. — Со временем и тебе будут платить щедро.

О дальнейших планах Краузе Ольга умалчивала (видимо, «шеф» дал ей указание пока не посвящать в них Фреда), прошлой своей «работы» также не касалась.

Осторожный вопрос Феди о судьбе Насти Ольга встретила холодно:

— Никто из нас не знает, что делается в стенах гестапо. Да и зачем этим интересоваться? Только их восстановишь против себя. В свою деятельность немцы никому вмешиваться не позволяют.

— Тебе Краузе позволит что угодно, — неуклюже польстил Фред.

— Ошибаешься! В нашем деле не должно быть места личным симпатиям и антипатиям. Единственное исключение я сделала для тебя. — Ольга озорно засмеялась.

— Как это?

— Очень просто. Неужто ты думаешь, что Краузе стал бы готовить из тебя квалифицированного разведчика только потому, что ты ловко вытащил часы из его кармана? Нет, милый! Ты был обречен, убирать навоз за тигром.

Федя все еще не понимал.

— Не прикидывайся дурачком, — с досадой сказала Ольга. — Я сообщила шефу, что мы оба числимся членами подпольной организации. Ясно? Он удивился, почему ты сразу не рассказал об этом.

— Ну? — не выдержал Федя.

— Пришлось пояснить — мальчишка хотел набить себе цену. Ты ведь и впрямь сглупил. Зато теперь карьера обеспечена. Только действуй умело.

— Ты же не даешь мне действовать. — У Фреда был обиженный вид.

— Терпение! Завтра получишь задание. Надо поймать важную птицу.

Ольга вынула из кармана записку, сухо заговорила:

— Это послание надо немедленно передать начальнику партизанской разведки Кравцову. Ты знаешь, через кого его найти. Я тут пишу, что тяжело заболела его племянница Таня. Он может навестить ее сегодня в шесть часов вечера. Девочка будет дома одна. Кравцову не грозит опасность. Мне, как члену бюро, он поверит. Но действовать нужно срочно. Иначе не успеешь.

Федя зажал в руке тонкий клочок бумаги.

— Таня действительно больна? — спросил он неуверенно.

— Ты не отвык от привычки задавать ненужные вопросы. Важно, что это твой последний шанс, чтобы Краузе тебе поверил. Кравцов должен прийти к шести. Старайся!

Наконец-то в руках у Феди оказался документ, изобличающий Ольгу. Надо было немедленно известить обо всем партизан.

...В лесу на повороте к лагерю на лесной дороге Федя услышал шум автомашины. Когда он выскочил на дорогу, машина уже спускалась вниз. Феде показалось, что там сидит Борис Захарович. Юноша отчаянно замахал руками.

— Остановитесь! Стойте!

Но в машине на него не обратили внимания.

...Отправив Федю, Ольга ощутила смутное беспокойство. Правильно ли она поступила? Конечно, Фред разобьется в лепешку, чтобы спасти себя, — в этом девушка была уверена, но вдруг он не найдет Кравцова или тот не захочет с ним разговаривать. А это может быть. Ведь она сама передала Медведеву, что, по всей вероятности, Фред предатель.

Если план не удастся, весь гнев Краузе обрушится на нее. Ольга машинально оделась, подрумянилась. Пожалуй, стоит пойти посоветоваться с капитаном Форстером. С ним не раз приходилось консультироваться в трудных случаях.

Ольге неожиданно повезло. Проходя соседним переулком, она увидела человека в сером плаще. Остроконечная бородка, тщательно подбритые усики. Но что-то в его облике показалось очень знакомым. Ольга вгляделась: так и есть, Кравцов! Редкое совпадение!

— Борис Захарович, — тихо окликнула девушка, поравнявшись с моряком. — Вы получили мою записку?

Кравцов остановился.

— Вашу записку? — спросил он с недоумением. — Нет.

— Но я же послала через Фреда. Вам не передали?

— С Фредом? Зачем же вы посылаете с ним?

Ольга сделала грустное лицо.

— Но у меня не было времени думать, с кем пересыпать записку. Очень больна Таня, Борис Захарович!

— Таня? — нахмурился Кравцов. — Что с ней?

— Высокая температура. Бред. Все время зовет вас. Может, вы сможете подойти к ней сегодня от шести до семи вечера? Никто не помешает.

— Конечно, приду. Но Мария Яковлевна...

Кравцов остановился. Он не имел права выдавать связную даже Ольге.

— Никого не будет. В эти часы девочка будет одна, я узнала. — И они расстались.

...Ровно в шесть Борис Захарович подошел к квартире швеи. На осторожный условленный стук ему открыла дверь Таня.

— Ты здорова? — Кравцов с удивлением отступил. — Зачем же ты меня вызывала?

— Я? Я не вызывала вас, дядя Боря!

Кравцов все понял.

— Я должен сейчас же уйти, Тань-цзу! Случилось недоразумение. Если спросят, говори, что меня не было. До свидания!

Моряк бросился к выходу. У двери он увидел машину.

— Прошу вас, капитан! — проговорил знакомый голос. — Наконец-то мы с вами сможем побеседовать свободно.

Перед ним стояли Краузе и несколько солдат.

 

Глава XXI. Приговор народа

Люди молча шли с площади, избегая оглядываться. Ветер слегка раскачивал тело повешенной девушки, жестяную дощечку с надписью: «Казнена за связь с партизанами».

Перед смертью, задержав руку палача, Настя громко крикнула:

— Не горюйте о нас, друзья! Продолжайте борьбу. Не одолеть врагам русскую землю!

Слова эти, казалось, до сих пор звучали над пустынной площадью. Не о них ли думали свидетели зверской расправы? На угрюмых лицах спешивших по домам прохожих нельзя было прочесть ничего.

Низко надвинув выгоревшую от солнца шапку, бородатый крестьянин с мешком за плечами свернул в переулок.

— Дмитрий Николаевич! — послышался тихий голос.

Крестьянин, не останавливаясь, шел мимо. Федя тронул его за рукав, продолжая шагать рядом.

— Выслушайте меня! Я узнал... — Он понизил голос до шепота.

Капустин, сначала делавший вид, что не замечает спутника, остановился.

— Ты не ошибся? Есть доказательства?

— Есть, — твердо ответил юноша. — Она не сможет отрицать. Я хочу, чтобы об этом знали наши.

Капустин стоял молча. Известие об аресте Кравцова потрясло его.

— Созовем сегодня членов бюро в обычное время, — сказал он наконец. — Медведева пригласи и ее.

Юноша кивнул. Потом спросил с некоторым сомнением:

— А если... если мы поставим организацию под удар? Она опытна.

Капустин горько усмехнулся.

— Что ж, примем меры! На самом деле встреча состоится в другом месте. Связная будет ожидать вас в аптеке и сообщит, где. Пойдете по ее указанию.

Они расстались. Федя зашагал к комендатуре.

...Ольга сидела в своей комнате перед зеркалом и причесывалась. Несколько раз она перекладывала косы, но оставалась недовольна. Без привычного легкого слоя румян лицо выглядело бледным, глаза потускнели. «Не расхвораться бы! — озабоченно думала она. — С утра голова болит».

Ольга приняла уже две таблетки пирамидона, но боль не проходила, странное нервное состояние не покидало ее. Когда на туалетный столик, ярко освещенный солнечными лучами, упала чья-то тень, она вздрогнула. Сегодня, после казни Насти, ей было как-то страшно.

— Это ты, Фред? — Подняв глаза, Ольга натянуто засмеялась. — Почему не идешь, как все люди, в дверь?

— Вот еще! — Федя легко вспрыгнул на подоконник, свесил ноги в комнату. — У тебя же первый этаж. Нет ничего скучнее действовать «как все люди»!

— Но меня могло не оказаться дома, — возразила Ольга, умалчивая, что предупредила мать не впускать никого, кроме Форстера.

— Тогда и окно было бы закрыто, — подмигнул Федя. — в комендатуре мне сказали, что ты дома. Есть срочное дело.

— Не очень-то хочется заниматься сегодня делами. Действуй сам!

— Нет, без тебя не обойтись. — И Федя сообщил о предстоящем собрании.

Ольга вздохнула.

— Соберутся ли? .

— Соберутся обязательно, я ведь помирился с ребятами, — заверил Федя. — Знаю о собрании из самых достоверных источников, от Капустина. Мне поручено известить тебя.

Девушка взглянула на часы и встала.

— Хорошо. А теперь извини. Ко мне придут... по делу. Жду тебя вечером.

Федя кивнул и удалился тем же путем, что и пришел. Уходя, он бросил взгляд на крыльцо. К нему подъехала знакомая машина. Капитан Форстер дернул колокольчик у входа. В полуденной тишине тот звякнул тонко и жалобно.

...Около восьми часов Федя и Ольга подходили к зданию аптеки. Не заходя в дом, они прошли во двор к сараю. Ольга нервно оглядывалась. Тишина, царившая вокруг, гнетуще действовала на нее. Сейчас, в скромном коричневом платье, она была похожа на школьницу.

Юноша тихо приоткрыл дверь. В сарае никого не было.

Попросив спутницу немного подождать, Федя постучался в квартиру аптекаря. На условленный стук дверь открыла Мария Яковлевна. Не дожидаясь вопроса, она прошептала:

— Встреча, в лесной сторожке. Легковая машина № 2442 ждет за углом, возле бывшего кино «Чайка». Не медлите! Я пока останусь здесь.

Федя понял: Мария Яковлевна решила проверить, не явятся ли за ними «хвосты». Нельзя было мешкать ни минуты.

— Они изменили место сбора, — поспешно сказал он, выйдя во двор. — Тем лучше! Узнаем новую точку. Идем!

Не давая опомниться Ольге, Федя взял ее под руку, свернул за угол. Дверца легковой машины была приоткрыта. Водитель, в котором Ольга узнала отца Шурика, поднял руку.

Возле машины девушка оглянулась, замедлила шаг. Вокруг по-прежнему было тихо. Федя ловко подсадил Ольгу, пропустив ее вперед. Машина рывком тронулась с места и помчалась, набирая скорость.

— Куда мы едем? — не отрывая глаз от мелькавших мимо улиц и переулков, осведомилась Ольга.

— За город, — коротко ответил водитель.

— Нас не выпустят. Нужен специальный пропуск!

— Пропуск есть. Все предусмотрено. — Василий Васильевич все ускорял ход.

Они уже выехали за городскую заставу. Должно быть, шофер говорил правду. Караульный пост не сделал даже попытки задержать мчавшийся автомобиль.

Асфальт кончился. Хорошо укатанная дорога скоро сменилась тряским грейдером. Машину бросало из стороны в сторону.

— Эту лесную дорожку любила Настя Кудрявцева, — пробормотал Федя.

Ольга вздрогнула. С какой стати ее сосед вспомнил о Насте? Впрочем, в ее глазах Фред всегда был каким-то «чудаком».

Не доезжая поворота к разрушенной взрывом пещере «Каменное кольцо», машина свернула налево в лес. Умело лавируя между деревьями, шофер вел ее на подъем к заброшенной лесной сторожке. Ольга внимательно смотрела в зеленую лесную глубь. В этих местах она не была ни разу.

Василий Васильевич затормозил. Дальше ехать было невозможно. Сторожка пряталась за непроницаемой стеной густо разросшихся буков, на горе.

— Несколько шагов пройдете пешком. Федя знает дорогу. — Василий Васильевич вышел из кабины, открыл пассажирам дверцу. — Я возвращу автомобиль хозяину и вернусь.

— Разве мы пробудем здесь долго? — шепнула спутнику Ольга, когда они начали подниматься по тропе. — Как же я попаду в город без машины? Мои туфли не для ходьбы в лесу.

Федя взглянул на черные лакированные «лодочки» на ногах Ольги и промолчал.

— Не нравится мне эта затея. — Голос девушки дрожал. — Зачем забираться так далеко? Почему нас никто не встречает? Может, их опять нет?

— Все на месте и ждут вас, — раздался мужской голос. На крыльце сторожки стоял Капустин.

— Дмитрий Николаевич, — обрадованно крикнула Ольга, — я уж думала, мы не найдем вас в лесных дебрях!

Капустин молча посторонился, пропуская приехавших.

— Здравствуйте, друзья! — весело сказала Ольга, войдя в полутемное помещение.

Острые глаза ее сразу разглядели присутствующих. Здесь были члены подпольного бюро, возвратившийся к партизанам Леня Росинкин и еще несколько незнакомых людей в защитных гимнастерках — должно быть, партизаны из отряда Капустина. Среди них сидела пожилая женщина, низко, до бровей, повязанная выцветшим от солнца платком. Ее Ольга смутно припомнила: кажется, до оккупации она работала поваром в детском саду, а потом куда-то исчезла.

Никто не ответил на приветствие девушки. Ей стало не по себе. Ольга невольно обернулась, ища Фреда. Но и он показался ей другим. Губы юноши были плотно сжаты. Глаза смотрели сурово и печально.

Капустин сел на плоский камень у входа. Рядом с ним пристроился Федя. Все места были теперь заняты.

— Куда же мне сесть? — с невольной робостью спросила Ольга.

Один из партизан молча подкатил к ней валявшийся в глубине помещения пенек и жестом пригласил ее сесть.

Прошло несколько минут тягостного молчания. Капустин поднялся.

— Сегодня на рассвете фашисты казнили нашего боевого товарища, секретаря подпольной комсомольской организации Настю Кудрявцеву, арестованную во время выполнения партийного задания. Предлагаю почтить память героически погибшей девушки вставанием.

Все поднялись. Встала и Ольга. В ушах у нее звенело. Тело сотрясала противная мелкая дрожь.

По знаку Дмитрия Николаевича все опять сели. Он тихо сказал:

— Веди собрание, Медведев! Ты являешься заместителем Насти...

— На повестке сегодняшнего собрания у нас один вопрос. — Голос Жени звучал сухо. — Суд над предателем! Над человеком, по вине которого погибла Настя, арестован начальник партизанской разведки капитан Кравцов, давно находится в застенках гестапо дедушка Захар Игнатьевич... Они, как и другие, которых мы потеряли, до последних дней считали предательницу Ольгу Сергееву своим единомышленником и другом.

— Нет! — прозвучал отчаянный крик. — Нет, это неправда, это не я! — В голосе Ольги слышался животный страх. Лицо ее побелело, она с мольбой смотрела на Капустина.

— Товарищ Федор, — жестко сказал Капустин, обходя взглядом Ольгу, — расскажите, что вы знаете по этому делу.

Федя встал и рассказал о том, как после ареста Насти, когда тень недоверия упала на него, он поклялся, что узнает правду, разоблачит предателя.

Неожиданным ударом было для него появление девушки в кабинете шефа гестапо.

— Сомнений не оставалось. Да и сама Ольга не стала скрывать, считая меня гитлеровским шпионом.

— Он лжет, лжет! — снова вскрикнула Ольга. — Не верьте, товарищи! Сам же говорит, что работал у немцев осведомителем.

Федя горько усмехнулся.

— Значит, записка, которая погубила Кравцова, тоже ложь? Ведь это вы писали ее?

Он достал из кармана сложенный вчетверо квадратик бумаги, передал его Капустину.

— Я бежал, чтобы предупредить Бориса Захаровича, но... опоздал. К несчастью, он был в городе и встретился с Ольгой.

Гневный шум пронесся по рядам присутствующих. Записку передавали из рук в руки. Текст ее, подписанный условным паролем членов бюро подпольного комсомола, гласил:

«Ваша племянница очень больна. На выздоровление нет надежды. Ничем не рискуя, можете навестить ее сегодня от шести до семи вечера. Хозяйки дома не будет».

— Сергеева не знала, что Мария Яковлевна наша связная, — добавил Федя. — Только это и спасло ее от неизбежного ареста. Что произошло с Кравцовым, вы знаете.

Федя умолк. Потом презрительно добавил:

— Ольге все равно, кого продать, лишь бы выгодно. Она недавно получила тысячу марок на туалеты...

Ольга вдруг истерически зарыдала, упала на колени перед Капустиным.

— Выслушайте меня, умоляю... Я не виновата.

Она пыталась поймать руку Капустина. Тот брезгливо отстранился.

— Мы не вынесем приговора, не выслушав вас. Но перед судом народа надо говорить правду.

— Приговор? Какой приговор? — Ольга захлебывалась от слез. — Вы же меня давно знаете, милые, дорогие! Я здесь росла и училась. Школу раньше Лени кончила. Он еще смеялся — «без двух пятерок отличница». Помнишь? Ты же с Настей был на нашем выпускном балу...

Сердце Лени пронзила острая боль. Как смеет она говорить о Насте! Он невольно шагнул к Ольге, а та торопилась, будто в бреду:

— Я виновата, но совсем немного, чуть-чуть... Они обманули меня, проклятые фашисты, они обещали, что не причинят никому вреда, просто поучат немного молодежь.

— Поучат в тюрьме? — гневно спросил паренек, сидевший на земле. — Зачем ты это сделала? Ради денег, ради легкой жизни?

Ольга взглянула на него полными слез глазами.

— Я... я полюбила капитана Форстера. Он казался мне порядочным человеком. Он говорил, что понимает русскую молодежь, поможет ей. А потом Краузе узнал о нашем знакомстве и заставил меня...

— Доносить на товарищей, обмануть Кравцова? — Капустин выпрямился. — Вы были комсомолкой, Ольга Сергеева, членом бюро, вы видели столько примеров чистоты, самоотверженности. Неужели вы ни о чем не думали, предавая бывших друзей?

— Я не знала, клянусь, я не знала, что так будет, — рыдала Ольга. — Вот Фред свидетель, сюда я пошла добровольно, я хотела сама рассказать все, освободиться от невыносимой тяжести. Когда казнили Настю, я потеряла покой. Поверьте мне только раз, только один последний раз! Я все искуплю, никогда не опозорю себя и товарищей.

Наступила тишина. Слышались только судорожные всхлипывания Ольги.

— Це дило продумать бы надо, хлопцы! — медленно заговорила женщина в платке. — Дивчина, может, с пути сбилась. Всякое бывает, молоденька еще. Может, и впрямь искупит тяжку вину свою, может, и верно обману поверила?..

— Спасибо вам, спасибо! — повернулась девушка к говорившей. — Я не забуду того, что произошло. Уже сегодня я сказала капитану Форстеру — никогда больше не вернусь к ним, пусть делают со мной, что угодно... Сказала, что последний раз вижусь с ним.

— Ложь! — раздался вдруг голос. — Вы действительно видели сегодня капитана, но сказали ему совсем не это. Я спешил, я боялся, что опоздаю, и вправду чуть не опоздал. Все снова были бы обмануты.

У двери стоял шофер Василий Васильевич Каратов, с трудом переводя дыхание, — наверно, бегом поднимался в гору. Заметив, что Ольга пытается что-то сказать, он предостерегающе поднял руку.

— Выслушайте меня, товарищи! Возвращаясь в город, я встретил связную. Из последних сил она торопилась сюда. В аптеку, где мы должны были собраться, нагрянули фашисты. Связной только чудом удалось ускользнуть. Не найдя подпольщиков, гестаповцы схватили старика аптекаря. Кто указал путь вражеской облаве, догадаться нетрудно!

Шофер с ненавистью взглянул на притихшую Ольгу. Она не сказала ни слова, только сжалась на полу в комок, опустив голову.

— Достаточно, — с трудом произнес Капустин. — Решайте, товарищи, какой кары заслуживает предательница.

— Смерти, — будто во сне услышала Ольга.

— Вы слышали приговор народа? — обратился к неподвижной Ольге комиссар. — Он будет приведен в исполнение немедленно.

Ольга вскочила. Глаза ее горели безумным блеском. Прежде чем присутствующие опомнились, она рывком выскочила за дверь и помчалась вниз, не разбирая дороги. Все оцепенели. Придя в себя, Федя кинулся следом.

Ольга бежала, натыкаясь на деревья, падала, поднималась и снова бежала... Федя настиг ее уже на нижней тропе.

— Стой! — окликнул он. — Ты жила трусом. Умей хоть умереть. Я не хочу стрелять в спину.

Ольга знала, что недалеко, возле пещеры, был раньше немецкий караульный пост.

— Спасите! — изо всех сил закричала она. — Солдаты, ко мне! Убивают!

Раздался сухой щелчок револьверного выстрела. Предательница упала на землю.

 

Глава XXII. Ян готовится

Ян отомкнул дверцу стальной клетки и вошел внутрь. Сторож, стоявший неподалеку, опасливо попятился.

Джо, как всегда, кинулся навстречу хозяину. По старой привычке он пытался, ласкаясь, просунуть голову под рукав, обнимал лапами ногу Яна.

Мальчик провел рукой по блестящей спине тигра.

— Спокойно, спокойно, маленький!

Каждый день, ровно в одиннадцать, Ян начинал репетицию. Сейчас он взял доску, лежавшую на полу клетки, поставил ее на попа, задрапировал старым плащом, который принес с собой. Джо внимательно следил за всеми движениями укротителя, волновался, глухо рычал.

— Внимание! — Ян закончил приготовления. — Начинаем...

Тигр припал к полу, вытянул хвост струной.

— Фас! — крикнул дрессировщик.

Зверь молниеносно прыгнул. Доска с грохотом упала. Джо рвал в клочки висевший на ней плащ.

— Довольно, — приказал Ян. — Враг убит.

Он с трудом успокоил разъяренного тигра. Бросил ему в награду кусок мяса. Джо проглотил угощение на лету и стал просить еще.

— Хватит! — решительно сказал хозяин. — Ты становишься чересчур свирепым, малыш!

Это была правда. Куски сырого мяса, которые Джо получал за каждый удачный номер, сделали свое дело. В глазах тигра во время работы горел опасный огонь.

Служащие ресторана старались держаться дальше от клетки. Завидев людей, Джо с грозным ревом бросался на стальную решетку. В такие минуты даже любивший животных Коротышка Ганс не решался кормить тигра, протягивал ему еду на длинном железном шомполе.

Ганса, который был до войны рабочим зоопарка в Гамбурге, назначили помощником Яну взамен исчезнувшего Фреда. Ищейки гестапо с ног сбились, разыскивая оставшихся на свободе подпольщиков. Те как в воду канули.

К «шефу» страшно было подступиться. Говорили, что он избил хлыстом коменданта Отто Бергена, когда тот доложил ему о новом происшествии на городской площади. Ян слышал об этом деле от офицеров, посещавших ресторан.

Вскоре после казни Насти Кудрявцевой возле виселицы обнаружили неизвестно кем подброшенный ночью труп молодой девушки. К ее платью была приколота бумага с надписью: «Ольга Сергеева, выдавшая гестаповским палачам своих товарищей, казнена по приговору народа за измену Родине».

Допросы ранее арестованных подпольщиков, самые тщательные поиски виновных не дали никаких результатов. Женя Медведев, так же как и Фред, бесследно исчез. Озверевшие гестаповцы хватали жителей города по первому доносу, по первому подозрению. Но узнать не удалось ничего.

Впервые Краузе ясно ощутил глухую стену между фашистским командованием и непонятным русским народом: не помогали ни посулы, ни обещания, ни угрозы.

Особенно обидно было, что его, матерого волка разведки, провел семнадцатилетний мальчишка, ловко разыграв роль сообщника Ольги Сергеевой.

Карьера гестаповца висела на волоске. Его уже дважды вызывал командующий армией генерал фон Манштейн в связи с провалом севастопольской диверсии. Кто-то предупредил севастопольцев.

Только новые успешные методы разведки могли выручить Краузе.

Однажды на репетицию к Яну пожаловал сам Краузе в сопровождении Отто. Ян репетировал с Каро «верховую езду». Коня изображал Джо. Он медленно бежал по кругу, стараясь не стряхнуть со спины старого приятеля.

Краузе наблюдал эту сцену, презрительно сощурив глаза.

— Хальт! — остановил он Яна, когда тот снова вывел животных на манеж. — Так не может идти. Зритель не полюбит тигра в юбке. Ферштеен?

— Пусть мальчишка готовит другие трюки, — выступил вперед Отто.

Со странным звуком, похожим на хриплый кашель, Джо вдруг бросился на решетку с такой силой, что вся клетка заходила ходуном. Он узнал своего недруга.

Комендант мгновенно отскочил. Краузе расхохотался и, уходя, одобрительно кивнул Яну.

— Зер гут, мальчик! Тебя ждет успех...

...Уже почти два месяца Мария Яковлевна и Таня скрывались на окраине города, у надежных людей. О связях швеи с подпольем и партизанами немцы пока не подозревали, но предосторожность была не лишней. Коварство Краузе было известно Марии Яковлевне. Особенно тревожилась она за Таню, которая долго и тяжело болела, узнав об аресте дяди Бори.

Положение в городе было напряженным. Третьего июля по приказу Верховного командования советские войска оставили Севастополь.

250 дней город-герой сковывал силы вражеских армий. Мужество севастопольцев изумляло даже врагов. Дорогой ценой досталась гитлеровцам «победа», о которой, не переставая, трубила фашистская печать.

Захватчики видели, какое море ненависти окружает их. Именно поэтому усилились репрессии. Не только за проступок — за неосторожное слово люди платились тюремным заключением, жизнью.

Мария Яковлевна не зря боялась за Таню. Краузе громогласно заявлял, что немецкая армия не воюет с детьми. Однако все знали, что в тюрьмах рядом со взрослыми томятся и дети. Казненной Насте Кудрявцевой только что исполнилось шестнадцать лет. На набережной «для устрашения жителей» повесили мать и дочь, помогавших партизанам. Дочери было всего двенадцать лет.

У Тани брат оставался в партизанском отряде. Краузе мог устроить ему ловушку, снова выдвинув Таню в качестве приманки.

Девочке разрешали гулять только по вечерам, не отходя от дома.

Однажды над городом разразилась гроза. После засушливых, душных дней ливень шел стеной. Таня стояла в арке ворот, жадно вдыхая влажную свежесть дождя. Брызги мочили ей платье, тонкие тапочки промокли, но девочка не уходила.

Дождь постепенно утихал, гром успокоенно перекатывался в небе. Таня решила немного пройтись.

Медленно она шла по переулку, выискивая в просветах облаков редкие звезды. Вдруг чуткий слух девочки уловил в другом конце переулка быстрые шаги. Таня сейчас же повернула обратно. Но прятаться было уже поздно. Неизвестный в широком плаще, низко надвинутом капюшоне, поравнялся с девочкой.

— Таня Росинкина? — шепнул он чуть слышно.

— В чем дело? — Таня от удивления остановилась. Голос показался знакомым.

— Возьми! Прочтешь дома.

Неизвестный сунул в руку Тане записку. Не успела Таня опомниться, как он будто растаял в темноте.

Девочка поднялась к себе, дрожащими руками зажгла лампу и прочла коротенькое послание, написанное печатными буквами.

«Завтра, в двенадцать дня, над обрывом по дороге к бывшей пещере «Каменное кольцо» назначена казнь пленных партизан и подпольщиков, в том числе твоего дедушки. Найди способ как можно скорей известить командира партизанского отряда.

Незнакомец».

Все завертелось перед глазами Тани.

— Завтра! Как же это? — машинально повторила она.

Как нарочно, Марии Яковлевны нет дома.

Терять нельзя ни минуты. Вдруг это правда?

Еще не зная, что предпринять, Таня лихорадочно собиралась. Сейчас совсем темно. В черном пальто ей удастся проскользнуть незамеченной.

Но куда идти? Где искать командира? Отряд — в горах. Дороги туда она не знает. Из скупых сообщений Марии Яковлевны девочка знала, что ни Фреда, ни Шурика нет в городе.

Что же делать?

Она догадывалась, что родственники Шурика, у которых он последнее время жил, связаны с партизанами.

— Только бы дойти, застать их дома!

Таня погасила лампу, положила ключ в условное место и выбежала на улицу.

Сколько времени она шла, Таня не могла сказать даже приблизительно. Два раза счастливо миновала патрулей. Снова начался ливень. Это было к лучшему. Равномерный шум дождя заглушал звуки.

Родственники Шурика жили далеко, на другом конце города. В переулках, которыми шел путь девочки, царила мертвая тишина. По приказу гитлеровцев давно были уничтожены все собаки.

Вот и дом, где жил Шурик. Только один раз была Таня у мальчика. Следовало быть очень осторожной. Тане стало жутко при мысли, что ее могут обнаружить.

Входная дверь была не заперта. Девочка толкнула ее и вошла в темный коридор. Неровные половицы скрипнули под ногами, и в ту же минуту суровый голос спросил:

— Вер ист да?

Таня замерла. Наступило молчание. Послышались тяжелые шаги, и сноп света из ручного фонаря на мгновение ослепил девочку.

— Танюша, ты?

Сильная рука обняла ее за плечи, втолкнула в слабо освещенную комнату.

— Почему ты пришла ночью? Что случилось?

Голос уже не казался суровым. Он был хорошо знаком. Таня подняла глаза. Человек с черной окладистой бородой смотрел на нее.

— Не узнаешь?

Человек ловко снял бороду. Серые глаза его улыбались. Отец Шурика! Какое счастье, что он оказался здесь!

— Василий Васильевич! — Таня крепко прижалась к шоферу.

После темноты и сырости этой ночи было так отрадно ощутить близость родного человека. Шофер встревоженно провел рукой по спутанным мокрым волосам девочки.

— Ты промокла. Что стряслось?

Он внимательно вглядывался в поникшее, измученное лицо Тани.

— Ты что-нибудь узнала?

Таня выпрямилась.

— Когда вы вернетесь в отряд, дядя Вася?

— В чем дело? — нетерпеливо спросил шофер.

Таня протянула записку.

— Спасите их, дядя Вася! Ведь дедушку и всех пленных расстреляют, если не помогут партизаны...

Собеседник уже не слушал ее. Он быстро одевался. Сунул в карман револьвер, положил ей на плечо сразу потяжелевшую руку.

— Я иду к нашим, Татьяна. «Незнакомец» всегда сообщает правду. Останься здесь до рассвета. Потом уходи к Марии Яковлевне. Прощай! Я верю, мы успеем помочь!

Шофер поцеловал девочку и быстро вышел. Хлопнула дверь, вокруг снова воцарилось безмолвие.

Назойливо и торопливо тикали старенькие ходики.

 

Глава XXIII. Цена спасения

— Машина ждет. Быстрей! — К клетке бежал солдат. — Торопи свою кошечку. Сейчас придут парни поднимать клетку.

Ян нахмурился.

— Клетку я не возьму. Джо поедет со мной в кузове. Я отвечаю за тигра.

Солдат и сторож с опаской переглянулись.

— Никто не разрешит, — пробормотал сторож.

Ян хлопнул себя по карману.

— Разрешение господина Краузе имеется.

Джо без всяких протестов позволил взять себя на цепь. Спокойно, точно умная овчарка, он вышел рядом с хозяином на улицу, где ждала машина. Увидев полосатого пассажира, водитель побелевшими пальцами стиснул баранку. Вероятно, он с радостью удрал бы за сотни километров, если б не страх перед Краузе.

— Алле, Джо!

Тигр мягко прыгнул в кузов, следом вскочил Ян. Из конуры во дворе донесся жалобный визг Каро. Собака чувствовала, что хозяин уезжает.

— Покорми его, Ганс, — попросил Ян, перегнувшись через борт. — Каро привязан к тебе.

Коротышка Ганс весело кивнул. Он любил зверей, не раз говорил, что с удовольствием взял бы Каро в Гамбург.

— Будет веселить ребятишек в зверинце. — Тут же Ганс вздыхал: — Какие уж зверинцы в эту чертову войну!

К подъезду ресторана, мягко шурша шинами, подкатил «мерседес». В автомобиле сидели офицеры — Краузе, комендант Отто, майор Хеслен, обычно приводивший в исполнение приговоры гестапо. «Шеф» хлопнул дверцей авто и направился к Яну.

— Надеюсь, ты в хорошей форме, артист? Твоему Джо сегодня придется показать лучшие номера. Держись за нашей машиной на приличном расстоянии, — приказал Краузе водителю.

У Яна невольно сжалось сердце. Он даже не ощутил, как дрогнул, снимаясь с места, грузовик. Выполняя приказ Краузе, водитель осторожно вел его следом за «мерседесом». Шофер тщательно объезжал все выбоины, должно быть, опасаясь гнева четвероногого пассажира. В другое время это позабавило бы Яна, но сейчас иные мысли занимали дрессировщика.

Мальчик сидел, задумавшись, не обращая внимания на открывающийся перед ним знакомый путь к пещере «Каменное кольцо». Почему Краузе отдал приказ сопровождать команду, которая должна расстрелять пленных? Зачем им Джо? Какую роль должен выполнить укротитель? Ян крепко сжал губы.

...Машины обогнали колонну пленных, конвоируемую солдатами. Двенадцать человек, для которых этот путь должен был стать последним, шли молча. Те, кто сильнее, помогали двигаться слабым. Ян не мог отвести глаз от этих измученных голодом, пытками, но непокоренных, сильных людей.

Во втором ряду, возле незнакомого мальчику седого человека, с трудом двигалась женщина. Только по золотистым вьющимся волосам можно было признать в ней мать маленького Сени Коврова, веселую певунью, кассиршу кино.

В середине колонны шел дедушка Захар Игнатьевич. Старик еле передвигал ноги, но старался держаться прямо. Шофер прибавил газу, обгоняя пленных. Легковая машина с офицерами уже взлетела на подъем.

Вскоре все они остановились на площадке, над крутым, спадающим в море каменистым обрывом. Площадка была памятна Яну: здесь они когда-то по пути на Голубое озеро устраивали привал. Тогда, как и теперь, стояла жара. Угрюмо дышало далеко внизу море.

Ян прикрепил цепь Джо к стволу старого дерева и тоскливо осмотрелся. Пленные подходили. Их цепочкой выстраивали над обрывом. Когда скомандуют «огонь!», даже легкораненые не смогут удержаться наверху, покатятся вниз и разобьются об острые камни. Об этом, наверно, думали и солдаты-автоматчики. Лица многих были невеселы.

Кассирша вдруг выпрямилась.

— Споемте, товарищи! — И тут же ломким голосом начала: — «Пусть ярость благородная вскипает, как волна...»

— «Идет война народная, священная война!» — подхватили голоса.

Пели, не сводя сурового взгляда с фашистов, моряк Борис Кравцов, старый Захар Игнатьевич, пели комсомольцы, стоявшие в шеренге обреченных.

Где-то рядом Ян услышал детский голос. Он обернулся. В зарослях дикого кустарника стояла Таня. Девочка с презрением смотрела на Яна.

— Тебя увидят, беги! — со страхом шепнул Ян.

Таня медленно покачала головой. К счастью, никто не смотрел в ее сторону.

Взбешенный Краузе шагнул к пленным.

— Молчать! Слушай меня, Борис Кравцов! Ты еще можешь спасти больной отец!

Песня смолкла. Дядя Боря спокойно смотрел в водянистые глаза Краузе.

— Что я должен сделать?

Краузе засмеялся.

— Тебе это известно. Назови, кто в городе помогал вам, кто связан с партизанен.

Кравцов лишь улыбнулся.

— Берегитесь, — Краузе разъярился. — В цирке ви смотрель представление, я покажу вам лучше. Ян, ком хир!

Шепот пронесся среди пленных и конвоиров, когда белый как стена мальчик, ведя на цепи тигра, подошел к Краузе. Отто с восхищением смотрел на эту сцену.

— Укротитель подаст команда — и вашему старику конец. Ферштеен зи? Джо любит играть. Ви, господин Кравцов, кажется, воспитываль тигра и Ян? Они дадут вам честь!

Все молчали. Форстер с отвращением шепнул соседу:

— Зрелище, достойное устроителей боя быков.

— Тс-с! На тебя смотрит Хеслен.

В тишине прозвучал твердый голос моряка:

— Кончайте эту комедию, господин палач! Я ничего не скажу.

— Комедий? — взвизгнул Краузе. — Нихт, голюбшик, это трагедий! Поставьте старика дальше от обрыва, спиной к скале.

Солдаты повиновались.

— А теперь, — в голосе Краузе звучало нескрываемое торжество. — Твой Джо, мальчик, получит хорошую игрушку. Давай команду, спускай с цепи. Ну!

Таня, по-прежнему стоявшая в зарослях, закрыла глаза.

«Почему, почему опаздывают партизаны? Неужели Джо послушается?»

Послышался резкий щелчок отстегиваемого кольца ошейника. Джо получил свободу. Мгновение тигр стоял неподвижно, только кончик хвоста еле заметно вздрагивал. Все оцепенели.

Неожиданно Ян повернулся к группе офицеров.

— Это враг. Фас! — громко произнес он, указывая на Краузе.

Тигр присел, пружиня хвост, потом всей тяжестью обрушился на гестаповца. Раздался дикий крик ужаса и боли. Конвойные, офицеры бросились врассыпную. В противоположном направлении, к лесу, побежали пленные. Навстречу им из-за деревьев показались партизаны. Борис Кравцов поднял потерявшего сознание отца и кинулся следом за товарищами, кричавшими ему:

— Скорее! В «Каменное кольцо»!

Ян с силой дернул Таню за руку:

— Скорее! За мной!

Ребята бежали, не разбирая дороги. Ян на бегу звал Джо. Тигр бросил свою жертву и могучими прыжками летел вдогонку. Таня знала, что в пещере они будут спасены. Там их ждут партизаны. Только бы добраться!

Цель была уже недалека. Часть пленных скрылась в лесу, под прикрытием огня партизан, которые вступили в бой с фашистами. Борис Кравцов передал отца друзьям, обернулся.

Вдруг сильная очередь автомата раздалась рядом. Жгучая боль обожгла плечо Тани. Джо, нелепо подпрыгнув, покатился под откос. Ян вскрикнул.

Автомат трещал в руках Отто Бергена.

Будто сквозь дымку, Таня видела упавшего Яна. Мальчик не шевелился, хотя Таня, напрягая все силы, звала его. Потом снова началась стрельба. Партизаны усилили огонь по гитлеровцам. Отто Берген выронил автомат, меткая пуля уложила его. Чьи-то руки подняли и понесли девочку.

...Когда Таня пришла в себя, она лежала тепло укрытая на походных носилках. Раненое плечо невыносимо ныло. Лоб охлаждала смоченная водой повязка.

Совсем близко девочка увидела тревожные глаза брата и доброе лицо человека в военной форме.

— Леня! — простонала Таня. — Ты жив? А дедушка? А дядя Боря?

— Все с нами, в партизанском отряде. Ты молодец! — Военный ласково погладил руку девочки. Таня поняла — это командир отряда. — Не беспокойся! Захару Игнатьевичу лучше, мы поставим его на ноги. Постараемся отправить тебя и дедушку самолетом на Большую землю.

Таня счастливо вздохнула. Она повернула голову и увидела лежащего тигра. Он тихо скулил. И вдруг лицо ее исказилось. Она привстала.

— Где Ян?

Леня отвел глаза. Командир помолчал, потом просто сказал:

— Таня, наш друг погиб. Можешь гордиться им. Это он был «Незнакомцем», помогавшим нам в борьбе.

Таня откинулась на подушку. Слезы боли и обиды залили ее лицо.

— Не плачь, Таня, — тихо сказал командир. — Тебе предстоит жить во имя таких, как этот мальчик. Ян умел бороться. Сумей и ты!

Сквозь стены землянки, где лежала Таня, доносился смутный гул. Леня взглянул на командира и, повинуясь его знаку, вышел.

— Что это, — спросила Таня, — куда идут люди?

Командир ответил:

— Партизаны уходят в бой.