Истомленная команда уснула. Бодрствуют одни часовые да я.

Приступаю к изложению тягчайшего испытания жизни. Оно-то, это испытание, и составляет главнейший предлог настоящей исповеди, - да прочтутся эти строки тою, по чьей вине я скитаюсь на чужбине, а через то невольно помог совершиться деянию, назначенному мне быть в вечный суд и укор.

Это было в Болонье, куда переехал граф.

Княжна пожелала меня видеть, ласково попросила сесть и села сама. Вижу - опять у нее на щеках багровые пятна, глаза горят и вся она как бы вне себя.

- Лейтенант, я вам по тайности сообщу одно дело, - сказала она, оглядываясь.

- Слушаю, ваша светлость, можете во всем на меня положиться, - ответил я.

- Граф уезжает завтра утром в Ливорно. Слышали вы это?

- Знаю, - ответил я.

- Там, видите ли, произошла ссора и драка англичан-матросов с русскими, и графа туда приглашает его приятель, английский консул Дик.

- Что же, - произнес я, - дело пустое, скоро уладится, и граф возвратится.

- Он меня зовет с собой… Что если я не соглашусь и с ним не поеду? - спросила княжна. - Как вы думаете? он не бросит меня, как другие, не скроется навсегда?

- Помилуйте, - ответил я, исполняя мысли графа, - это простая прогулка; отчего бы вам и в самом деле не поехать с графом? Погода отменная, приятно провести вместе такой вояж.

- Да, - ответила она задумчиво, - хотелось бы и мне взглянуть на этот город и на ваш флот; граф так хвалит родных моряков.

- И прекрасно, за чем же дело стало? - сказал я, размышляя: «Да! задело графа за ретивое, не хочет с нею расстаться и на малый срок».

- И еще одно, - произнесла княжна, собираясь с мыслями.

Вижу, в ее глазах слезы, губы вздрагивают; она глядит на меня и будто меня не видит.

- Слушайте! - проговорила она, схватывая меня за руку. - Вы - честный человек… граф мне сделал предложение, сватается за меня… что вы скажете?

Я почтительно встал.

- От всего сердца поздравляю, - искренне ответил я, с поклоном, - ваши достоинства победили, удивительного нет.

- Не обманет он меня? Не предаст? - заговорила княжна вполголоса, опять оглядываясь, а губы, вижу, белые и вся вне себя. - Скажите мне правду, заклинаю вас, молю!.. Видите, я по вашему совету уже не ношу оружия, оно обижало его…

Мне пришло в голову, что в эту поездку граф мог решиться обвенчаться с нею.

- Помилуйте, ваша светлость, - сказал я и вечно буду помнить это мною сказанное роковое слово, - чего опасаетесь? Да граф в вас до безумия влюблен, мне это хорошо известно; он спит и видит, в мыслях помутился, даже хотел с вами бежать.

- Так это истина? Клянитесь вашею матерью, отцом, - произнесла она, стискивая мне руку.

- Как перед богом! Сам от него наедине слышал: он удостоил меня откровенности… А между тем, что я для него? Мелкий подчиненный, ничтожество… Он так искренне говорил…

Княжна устремила взгляд на походный, висевший в ее комнате образок спаса в терновом венке и несколько мгновений оставалась в неподвижности, как бы горячо и усердно молясь.

- Смелые только и живут! - произнесла она, вставая и выпрямляясь. - Как жену, он не предаст меня, не может предать… я еду… но помните, даром не отдам свободы и сердца… чему быть, то сбудется на днях…

Я от души вновь поздравил княжну.

- Еще слово, Концов, - остановила она меня, - скажите, да так же, как перед богом, по совести, действительно ли это тот Орлов, который помог вашей императрице взойти на престол?

- Он самый.

- Молодец, герой! - одушевленно вскрикнула княжна. - Эввива! даздравствует! (ит.) Отважный Сид, Баярд! Божья искра дает таким смелость и величие души.

Я ушел, полный радости за исход дела, хотя тайная мысль шевельнулась во мне:

«А знает ли княжна о другом, последующем подвиге графа? И почему я не сказал ей об этом его тяжком, ничем не замолимом, черном грехе?»

Я исполнял долг службы, волю начальства, но вместе жалел эту женщину.

Тяжелые сомнения охватили меня, не дали в ту ночь спокойно спать.

«Долг долгом, а что если?.. Пойти утром, - шептал мне внутренний голос, - предупредить ее… время не ушло; пусть лучше и строже все обдумает и сама решит».

Чуть взошло солнце, я оделся и поспешил к дому графа. У крыльца толпился народ, подъезжали запряженные экипажи. Я протискался сквозь толпу. Граф с княжной уже сидел в коляске; в другом экипаже был Христенек, в третьем - часть прислуги.

- Садись, Концов, тебя только ждали! - крикнул граф.

Я бессознательно сел в экипаж к Христенеку. Поезд двинулся. Утро, после небольшого дождя, было светлое, тихое.

- Что видите вы во всем этом? - спросил меня Христенек, когда выехали.

- В чем?

- Да этот-то вояж?

- Не знаю и знать не смею, - ответил я.

- Завтра быть парочке молодых, - улыбнулся он, - обвенчаются.

- Но где же церковь?

- А флотская на что? Взойдут на адмиральский корабль, там живо их и повенчают. Для того, видно, она и согласилась туда ехать…

- Так это верно?

- Еще бы, ужели не видите?.. Граф - точно на крыльях; трудно было верить, а из сказки выходит быль.

В Ливорно графа Орлова встретил командир нашей эскадры, адмирал Самуил Карлович Грейг. Ездили потом граф и княжна с визитами к нему и к консулу Дику, катались с консулом, его женой и всею компанией в окрестностях и совершили прогулку в катерах по морю, с музыкой, везде провожаемые любопытною, гонявшеюся за ними толпой.

Вечером, во второй день пребывания в Ливорно, граф с княжной были в опере. Когда они возвратились, я из сеней отведенного графу роскошного приморского палаццо приметил сходившего с графского крыльца другого проныру, тоже грека нашей службы, Осипа Михайловича Рибаса, или де Рибаса. Этот был тоже вроде Христенека, черен, как жук, но выше ростом и менее подвижен. Их у нас так и звали: жук и жуколица. Де Рибас, как я узнал, еще ранее меня и Христенека, ездил с разведками о княжне в Венецию.

- Прощай, поп, - засмеялся граф в окно де Рибасу, - не забудь только ризы…

«Риза… и почему поп?» - терялся я в догадках, стоя у мраморной колоннады крыльца, с которого был великолепный вид на голубое, безбрежное море и эскадру.

____________________