После некоторого обмена мыслей - мы говорили по-французски, причем у княжны иногда вырывались и итальянские восклицания, - оба мы в понятном смущении замолчали.

- Вы русский офицер, моряк? - спросила меня княжна.

- Так точно, ваша… ваша светлость, - ответил я, не зная, как был должен ее именовать.

- Мне известно, вы отличились, ваше имя прогремело при Чесме, - продолжала она. - Вы, наконец, так долго страдали в плену.

Я, смешавшись, молчал, она тоже.

- Послушайте, - проговорила она с чувством, и до сих пор я слышу этот нежный, обаятельный, грудной голос, - я русская княжна, дочь вашей, когда-то любимой императрицы: не правда ли, мою мать, дочь Великого Петра, так любили? Я, по крови и по завещанию, ее единственная наследница.

- Но у нас ныне царствует, - решился я возразить, - не менее всеми любимая монархиня - великая Екатерина.

- Знаю, знаю! - перебила княжна. - Могучая и чтимая народом ваша нынешняя государыня, и не мне, слабой, всеми брошенной, оторванной от царского дома и от родины, вступать с нею в спор. Я первая преданная ей раба.

- Чего же вы ищете, ждете? - спросил я удивленно.

- Защиты и уважения моих прав.

- Простите, - возразил я, - но прежде надо доказать ваше происхождение и ваши права.

- Вам доказательств? Вот они, - произнесла принцесса, живо вставая и открывая на угловом столике небольшой, обделанный серебром и черепахой баул. - Это завещание моего деда Петра Первого, а это духовная моей матери - Елисаветы.

Княжна развернула и подала мне французские списки названных ею бумаг. Я бегло их просмотрел.

- Но это копии, притом в переводе, - сказал я.

- О, будьте спокойны, подлинники в верных руках… Не могу же я возить с собою такие документы, рисковать! Мало вам этого - взгляните, - проговорила, полуоборотясь, принцесса.

Она указала на простенок над софой. На голубом штофе обоев, против окна, у которого мы стояли, висели два больших, в круглых рамах, портрета, писанных масляными красками. Один весьма удачно изображал покойную государыню Елисавету Петровну с небольшою короною на голове; другой - стоявшую против меня княжну.

- Не правда ли, схожи? - спросила она, вглядываясь в меня.

- Сходство есть, это правда, - ответил я. - Я это заметил, едва вошел и вас увидел; позвольте узнать, давно ли снят ваш портрет?

- В этом году, в Венеции… Знаменитый Пьячетти снимал портрет моего жениха - князя Радзивилла, при этом упросили сняться и меня.

- Дивные события! - произнес я в невольном смущении. - Является невообразимое, встают из гроба мертвецы: за Волгой - давно въяве похороненный император Петр Третий, здесь - никем не жданная и не гаданная дочь государыни Елисаветы.

- Не смешивайте меня с Пугачевым, - возразила, слегка покраснев, княжна, - хотя он и выдает себя за императора, чеканя монеты с надписью: «Redivivus et ultor» - воскресший мститель, - но он пока… лишь мой в том крае наместник.

- Как? - удивился я. - Так и вы подтверждаете, что он самозванец?

- Не спрашивайте, кто он, - загадочно ответила княжна, - после узнаете обо всем… еще не пришло время. Теперь в его власти уже многие города: Казань, Оренбург, Саратов, вся страна по Волге. Его прошлого не знаю. Бог ему судия… Но я действительно дочь императрицы Елисаветы, двоюродная сестра бывшего императора Петра Третьего.

- Кто же ваш отец? - решился я спросить.

Княжна помолчала, нахмурилась:

- Неужели не знаете? Граф Алексей Разумовский, впоследствии тайный муж моей матери. Детство я провела в разъездах; оно темно и для меня. Помню юг России, глухую деревушку, откуда меня вдруг увезли. Хотели истребить малейшую память о моем прошлом, не жалели для того денег и возили меня с места на место, из страны в страну. Это, очевидно, знает граф Шувалов… Недавно, путешествуя по Европе, он пожелал видеть меня, и мы тайно виделись.

- Как! Вы видели графа Шувалова? Где? - изумился я, вспомнив, что некоторые, по слухам, и его считали ее отцом.

- Это было на водах в Спа… Друзья предупредили меня о знаменитом русском путешественнике; я не могла отказать. Вошел в комнату полный, еще замечательно красивый, богато, со вкусом одетый, пожилой человек. Он явился под вымышленным именем; говоря со мной, грустно вглядывался в черты моего лица, в мои движения и был, очевидно, внутренне взволнован. После уже я узнала, что это бывший фаворит покойной моей матери, некогда могучий Иван Шувалов. Почему он казался так смущен - не знаю. Не мне, согласитесь, это решать. Смерть матери унесла в могилу эту, как и другие, тайну.

Княжна смолкла. Молчал и я.

- Чьей же защиты, чьей помощи ищете вы? - решился я спросить, подавляемый разнообразными ощущениями.

____________________