Касаясь понимания летописцем того, что представляла собой Русская земля в широком смысле этого словосочетания, я уже упоминал довольно странный, на первый взгляд, вывод одного из лучших отечественных специалистов в области исторической географии В. А. Кучкина. Напомню, о чем шла речь.
Под 6653/1145 г. в Новгородской первой летописи старшего извода упоминается поход на Галич:
«…Томь же лете ходиша вся Русска земля на Галиць и много попустиша область ихъ, а города не възяша ни одиного, и воротишася, ходиша же и из Новагорода помочье кыяномъ, съ воеводою Неревиномь, и воротишася съ любъвью» [75] .
Тот же поход описывается и в Ипатьевской летописи, но гораздо подробнее:
В лето 6654[Год указан по ультрамартовскому стилю.] Всеволод съвкоупи братью свою. Игоря и Святослава же остави в Киеве а со Игорем иде к Галичю и съ Давыдовичима, и с Володимиромъ, съ Вячеславом Володимеричем, Изяславъ и Ростислав Мьстислалича сыновча его и Святослава поя сына своего и Болеслава Лядьскаго князя зятя своег̑о, и Половце дикеи вси. И бысть многое множество вои, идоша к Галичю на Володимирка [76]
Сопоставление приведенных текстов позволило В. А. Кучкину вполне резонно заключить:
«…Если новгородский летописец имел в виду всех участников похода, тогда под его Русской землей нужно разуметь еще поляков и половцев».
И если присутствие в числе представителей Русской земли польского князя Болеслава автор известия Ипатьевской летописи хоть как-то оправдывает (уточняется, что тот зять Всеволода), то дикие половцы выглядят в приведенном перечне действительно дико… Правда, если забыть так называемое этнографическое введение к Повести временных лет, в котором половцы стоят в одном ряду с восточнославянскими племенами:
«…Поляне имеют обычай отцов своих кроткий и тихий, стыдливы перед снохами своими и сестрами, матерями и родителями; перед свекровями и деверями великую стыдливость имеют; имеют и брачный обычай: не идет зять за невестой, но приводит ее накануне, а на следующий день приносят за нее — что дают. А древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и браков у них не бывали, но умыкали девиц у воды. А радимичи, вятичи и северяне имели общий обычай: жили в лесу, как и все звери, ели все нечистое и срамословили при отцах и при снохах, и браков у них не бывало, но устраивались игрища между селами, и сходились на эти игрища, на пляски и на всякие бесовские песни, и здесь умыкали себе жен по сговору с ними; имели же по две и по три жены. И если кто умирал, то устраивали по нем тризну, а затем делали большую колоду, и возлагали на эту колоду мертвеца, и сжигали, а после, собрав кости, вкладывали их в небольшой сосуд и ставили на столбах по дорогам, как делают и теперь еще вятичи. Этого же обычая держались и кривичи, и прочие язычники, не знающие закона Божьего, но сами себе устанавливающие закон.<…>Так вот и при нас теперь половцы держатся закона отцов своих: кровь проливают и даже хвалятся этим, едят мертвечину и всякую нечистоту — хомяков и сусликов, и берут своих мачех и невесток, и следуют иным обычаям своих отцов» [78]
Как видим, летописца вовсе не смущает такое соседство. Оно странно для нас. Мы даже не замечаем, как срабатывает стереотип: половцы извечные враги Руси. Другого просто не могло быть.
Чтобы разобраться с подобными недоразумениями, попытаемся понять, кто такие половцы для автора и читателя XII на-
Под 6569/1061 г. в Повести временных лет имеется запись:
«…В лето 6569 (1061). Впервые пришли половцы войною на Русскую землю; Всеволод же вышел против них месяца февраля во 2-й день[Дата выделена киноварью: первое сражение с половцами пришлось на праздник Сретения Господня.]. И в битве победили Всеволода и, повоевав землю, ушли. То было первое зло от поганых и безбожных врагов. Был же князь их Искал» [79] .
Правда, при ближайшем рассмотрении оказывается, что это вовсе не первое появление половцев не только на страницах летописи, но и в пределах Русской земли. Еще под 6562/1054 г. встречаем сообщение о событиях, непосредственно последовавших за смертью Ярослава Владимировича:
«…Начало княжения Изяслава в Киеве. Придя, сел Изяслав на столе в Киеве, Святослав же в Чернигове, Всеволод в Переяславле, Игорь во Владимире, Вячеслав в Смоленске. В тот же год зимою пошел Всеволод на торков к Воиню и победил торков. В том же году приходил Болуш с половцами, и заключил мир с ними Всеволод, и возвратились половцы назад, откуда пришли» [80] .
Однако настоящая опасность, исходящая от половцев, стала ясна лишь через несколько лет, когда в начале осени 1068 г. объединенные силы русских князей не смогли противостоять им в битве на Альте:
«…В лето 6576 (1068). Пришли иноплеменники на Русскую землю, половцев множество. Изяслав же, и Святослав, и Всеволод вышли против них на Альту. И ночью пошли друг на друга. Навел на нас Бог поганых за грехи наши, и побежали русские князья, и победили половцы» [81] .
Следствием поражения на Альте стал переворот в Киеве: место изгнанного киевлянами Изяслава занял сидевший до того в порубе Всеслав. Однако торжество половцев оказалось недолгим:
«…Впоследствии, когда половцы воевали по земле Русской, а Святослав был в Чернигове, и когда половцы стали воевать около Чернигова, Святослав, собрав небольшую дружину, вышел против них к Сновску. И увидели половцы идущий полк, и приготовились встретить его. И Святослав, увидев, что их множество, сказал дружине своей: «Сразимся, некуда нам уже деться». И стегнули коней, и одолел Святослав с тремя тысячами, а половцев было 12 тысяч; и так их побили, а другие утонули в Снови, а князя их взяли в 1-й день ноября. И возвратился с победою в город свой Святослав» [82] .
* * *
Кто же эти новые враги Русской земли, которых летописец (пока!) лаконично характеризует иноплеменниками, погаными и безбожными?
Вот предельно краткая и в то же время достаточно емкая история этого этноса в изложении В. Я. Петрухина и Д. С. Раевского: Господствующее положение в степях [Восточной Европы] вплоть до монголо-татарского нашествия XIII в. заняли кипчаки (шары или сары восточных источников, куманы или команы западноевропейских, половцы русских летописей), кочевья которых к середине X в. простирались до Поволжья, в XI до Дуная: сама евразийская степь стала именоваться Дешт-и-Кипчак, Половецкое…
«…Само имя кипчак означает, видимо, неудачливый, злосчастный, пустой человекы: по гипотезе С. Г. Кляшторного, таким презрительным именем победители-уйгуры стали именовать одно из тюркских объединений сиров, — некогда занимавших наряду с тюрками-ашина главенствующее положение в разгромленном уйгурами Тюркском каганате. Это парадоксальное для народа наименование вместе с тем характерно для исторической ономастики раннего средневековья… Несмотря на презрительное наименование, потомки сиров кипчаки смогли возродиться после разгрома: их этноним в героическом эпосе тюркских (огузских) народов возводится уже к одному из соратников Огуз-кагана, эпического правителя и культурного героя тюрков, беку по имени Кывчак (прочие беки также получили имена, ставшие эпонимами огузских племен). Имя кипчак сохранилось в этнонимии многих современных тюркских народов (алтайцев, киргизов, казахов, узбеков) как родовое или племенное название кипчаки приняли участие в их этногенезе, равно как и в этногенезе народов Северного Кавказа ногайцев, кумыков, карачаевцев и др. Русское наименование кипчаков половцы связано с характерными для тюрков цветовыми этническими и географическими классификациями: цветовое обозначение…половый, светло-желтый, видимо, является переводом тюркского этнонима сары, шары— желтый».
Сама этимология этого этнонима породила в среде исследователей самые разные толкования его происхождения:
«…Многие историки (Д. А. Расовский, М. И. Артамонов, Л. Н. Гумилев и др.), исходя из того, что самоназвание половцев означало…светлые…желтые, предполагали, что половцы-кипчаки были светловолосым народом. Мнение это, однако, данными письменных источников не подтверждается. Ни русские, ни венгерские, ни византийские источники ничего не говорят о подобных внешних особенностях половцев. Также и путешественники Петахья, Плано Карпини, детально описавшие быт половцев, ничем не выделяют их среди прочих тюркских народов, которым…белокурость вовсе не была свойственна. Скорее, это самоназвание может быть связано с тюркскими географическими представлениями, согласно которым термин…желтый мог означать…центральный…срединный. Действительно, на своей прародине половцы проживали в самом центре кочевого мира Евразии. К западу от них кочевали карлуки, торки, печенеги, к востоку киргизы, монгольские племена».
Такая точка зрения не противоречит наблюдениям антропологов, обследовавших черепа из половецких погребений:
«…немногочисленные антропологические определения скелетов поздних кочевников дали интересную информацию: черепа печенежского периода почти не отличаются от болгарских черепов так называемого зливкинского типа это те же брахикранные европеоиды с незначительной примесью монголоидности. Что же касается половецкого времени, то черепа половцев нередко бывают монголоидными, хотя наряду с ними попадаются и совершенно…зливкинские черепа».
Появление половцев у южных и юго-восточных границ Руси было связано с миграционными процессами, охватившими всю Центральную Азию и степи Восточной Европы. В 1048 г. господствовавшие в Северном Причерноморье печенеги были вытеснены из южнорусских степей в пределы Византийской империи своими давними соперниками торками (гузами). Однако всего через несколько лет торки сами вынуждены последовать за печенегами под давлением народа, называвшегося сары. По сообщению сельджукского историка Марвази, причиной движения саров на запад стало переселение некоего народа кунов:
«…Их преследовал народ, который называется каи. Они многочисленнее и сильнее их. Они прогнали их с тех новых пастбищ. Тогда куны переселились на земли сары, а сары ушли в земли Туркмен. Туркмены переселились на восточные земли гузов, а гузы ушли в страну печенегов поблизости от берегов Армянского [Черного] моря».
Этническая принадлежность кунов до сих пор вызывает разногласия. Если одни исследователи (И. Маркварт, И. Г. Добродомов) считают их половцами, то другие (Б. Е. Кумеков, С. М. Ахинжанов) полагают, что это самостоятельный народ, который с кипчаками смешивать не следует. Любопытную гипотезу по этому поводу выдвинул И. О. Князький:
«…На наш взгляд, есть достаточно оснований полагать, что куны никто иные как восточная ветвь половцев, западной же ветвью были половцы-сары.
В пользу этого мнения говорят следующие факты: то, что половцы получили в Западной Европе известность под именем кунов, едва ли может быть случайным совпадением; в древнетюркском языке слово…кун имеет такое же значение, как и… сары светлый, желтый. Следовательно, это могли быть названия двух ветвей одного народа; в… Слове о полку Игореве половцы фигурируют и под именем… хинов. Лингвистический анализ, проведенный И. Г. Добродомовым, показал тождественность наименований кун-хын-хин; в русских летописях половцы порой именуются… саракине……сорочины. Эти названия могли произойти от слияния слов…сары и…кун, поскольку русские рассматривали половцев как один народ; в пользу того, что половцы пришли в степи Северного Причерноморья двумя волнами, говорит и факт деления Половецкой земли на две части: Белую Куманию к западу от Днепра и Черную Куманию к востоку. Исходя из этого, представляется обоснованным мнение, что половцы пришли в южнорусские степи двумя волнами: первая волна половцы-сары, вторая половцы-куны».
Оставим пока без комментариев догадку о слиянии слов…сары и…кун: к ней мы вернемся чуть позже, поскольку она связана с рассуждениями автора о восприятии половцев древнерусским летописцем. В данный момент для нас важна как раз сама фактическая сторона дела: происхождение и расселение половцев, их социальная структура и организация, культура. Однако, повторяю, все эти вопросы будут интересовать нас лишь поскольку они дают объектную основу для предмета нашего рассмотрения: как воспринимали своих южных соседей наши предки и насколько их точка зрения отличается от нашей.
Итак, предоставим слово археологам:
«…Несмотря на большое количество раскопанных в настоящее время кочевнических курганов, все они разбросаны на такой огромной территории, что делать какие-либо выводы о расселении народов в степях, а тем более об их передвижениях по степи представляется нам преждевременным. По ним можно получить только самые общие сведения о географии, этнических особенностях, быте и оружии кочевников того времени. Неизмеримо больший материал дает для решения всех этих вопросов изучение каменных статуй, или, как их называли долгое время…каменных баб. <…>
Картографирование половецких статуй по районам дало картину расселения половцев в восточноевропейских степях, поскольку естественно предположить, что они ставили статуи в память умерших предков только на землях своих постоянных кочевий, в собственно Половецкой земле. Центр Половецкой земли находился в междуречье Днепра и Донца (включая приазовские степи). Там обнаружено было подавляющее большинство изваяний. Там же сосредоточены и все ранние типы статуй, что свидетельствует о первоначальном заселении этого района степи половцами и расселении их на другие территории именно отсюда, с берегов среднего Донца и Таганрогского залива. Расселение это шло последовательно на средний Днепр и верхний Донец, в низовья Днепра, в Предкавказье, в Крым и, наконец, уже в XIII в., в междуречье Дона и Волги…
О последовательности расселения дает нам возможность заключить картографирование различных типов статуй и построение эволюционных рядов этих типов… <…>
Половецкие изваяния интересны нам и потому, что на них изображено большое количество предметов от костюма, украшений, оружия и разного бытового инвентаря… Многие из деталей костюма и украшений не были бы известны, если бы не изображения их на статуях. Таковы, например, сложные женские прически-шляпы, мужские косы-прически, детали женской прически…рога. Остатки этих…рогов находим иногда в могилах, но они не были бы понятны без материала, полученного при изучении изваяний. Это войлочные валики с нашитыми на них полукруглыми выпуклыми серебряными пластинками. Покрой кафтанов, воротов рубах, фасон сапог, ремни, подтягивающие голенища, нагрудные ремни и бляхи, панцири из длинных, видимо металлических, пластин, вышивки на одежде все это мы знаем только благодаря древним скульпторам, умело и точно изображавшим их на своих произведениях.
Картографирование отдельных деталей прически и костюма показало, что в различных половецких группировках они распространены не равномерно. Это наблюдение весьма важно для выявления этнографического своеобразия различных половецких объединений. Правда, сложение такого своеобразия только еще начиналось в половецком обществе и было прервано нашествием монголо-татар».
Письменные источники дают нам совсем иной объектный материал. Это, прежде всего, огромное количество более или менее подробных описаний столкновений русских и половецких войск. Видимо, именно такие рассказы, дополненные гениальным Словом о полку Игореве, сформировали стереотип восприятия половцев в научной и научно-популярной исторической литературе, а тем более в современном обыденном сознании. Создается впечатление, что заветной мечтой половцев, действительно, было, как пишет Д. С. Лихачев,
«…прорвать оборонительную линию земляных валов, которыми Русь огородила с юга и с юго-востока свои степные границы, и осесть в пределах Киевского государства».
Образ чрного ворона — поганого половчина стал своеобразным символом доордынской Степи. Однако, вопреки широко бытующему мнению, рассказы о русских набегах на кочевья половцев, пожалуй, ничуть не реже сообщений о разорении русских земель номадами. Достаточно вспомнить хотя бы самый знаменитый поход Игоря Святославича, совершенный в 1185 г. новгород-северским князем на оставленные без прикрытия половецкие вежи. Нередки были и случаи совместных походов русских князей с половецкими ханами. Мало того, поведение коварных, хищных, злобных и алчных (какими обычно рисует их наше воображение) половцев сплошь и рядом вызывает недоумение именно потому, что оно радикально не соответствует клишированному образу исконного врага Русской земли.
Напомню некоторые наблюдения Б. А. Рыбакова по поводу такого ненормального поведения хана Кончака в заключительном акте драмы, разыгравшейся на берегах загадочной Каялы:
«…Прибыв к окруженному стану Игоря, Кончак был, скорее, зрителем, чем предводителем разгрома.
Ни в летописи, ни в…Слове ничего не говорится не только о главенствующей роли Кончака в этом разгроме, но даже имя его ни разу не упоминается при описании хода битвы…
Кончак выступает как повелитель лишь после окончания битвы и направляет свои войска не на земли Игоря, а на Переяславль, на город врага Игоря, князя Владимира Глебовича, с которым Игорь воевал в прошлом году.
Может показаться, что часто повторяемые мною сведения о союзнических отношениях Кончака и Игоря теряют силу при сопоставлении с рассказом о разгроме Игоря у Каялы. Однако следует учесть, что в той ситуации, когда половцы Поморья, Предкавказья и Волгодонья, проскакавшие по 200–400 километров и окружившие (без ведома Кончака) русский стан близ Сюурлия и Каялы, уже ощущали этот неукрепленный, оторванный от мира стан своей законной добычей (ведь в стане Игоря были и половецкие пленницы, и половецкое золото).
В такой ситуации Кончак не мог приостановить, даже если бы и хотел, естественной, с точки зрения половцев, расправы.
<…>
Если подытожить признаки дружественных отношений в 1185 г. между Кончаком и Игорем, то мы получим следующее.
Игорь не нападал на юрт Кончака. Кончак не организовывал окружения Игоря.
Кончак прибыл к Каяле одним из последних, когда русский лагерь был уже обложен.
На поле битвы Кончак…поручился за плененного тарго-ловцами Игоря (выкупил его?), как за своего свата, отца жениха Кончаковны.
После победы над северскими полками Кончак отказался участвовать в разгроме обезоруженного Северского княжества.
Кончак предоставил Игорю вольготную и комфортабельную жизнь в плену.
После побега Игоря из плена Кончак отказался расстрелять его сына как заложника.
Уговор о женитьбе Владимира Игоревича на Кончаковне воплотился в жизнь; у Игоря и Кончака к 1187 г. появился общий внук. Вероятно, для этой свадьбы и предварительного крещения язычницы Кончаковны и понадобился Игорю-плен-нику священник с причтом».
Создается полное впечатление, что прав был A. Л. Никитин, полагавший, что целью поездки Игоря в Степь был вовсе не военный поход, а подготовка к свадьбе.
Другой вопрос, как этот поход мог восприниматься современниками, в том числе теми из них, кому половцы были, действительно, чужими. По мнению А. А. Горского, само появление сразу трех литературных произведений (Слова о полку Игореве и двух летописных повестей), посвященных тривиальному факту похода 1185 г., свидетельствует о том, что
«…с точки зрения ментальности конца XII в. оно [видимо, происшедшее в 1185 г.; в предыдущей фразе речь идет только о походе и факте] было более чем неординарным.
События 1185 г. содержали в себе шесть уникальных элементов: 1) сепаратный поход князя в степь в условиях координированных действий против половцев остальных южнорусских князей; 2–3) солнечное затмение во время похода и пренебрежение князя этим затмением; 4) гибель всего войска в степи; 5) пленение половцами четырех князей (ранее известен только один факт пленения половцами одного русского князя, и то на русской территории); 6) побег князя из плена. Вместе взятые, эти элементы содержали небывалую доселе возможность осмысления события в рамках христианской морали: грех (сопровождаемый отвержением Божья знамения) Господня кара наказание прощение. Такое осмысление прослеживается во всех трех памятниках Игорева цикла. Эпопея Игоря стала для относительно недавно христианизированной страны необычайно ярким проявлением воли Творца».
К сожалению, исследователь не уточняет, на чем основываются его выводы о смысле текстов, посвященных походу 1185 г. Поэтому далеко не все в предлагаемых оценках достаточно ясно (например, в чем состоял грех Игоря или почему в сепаратном походе участвовало такое количество князей). Тем не менее данная точка зрения представляет определенный интерес как гипотеза, требующая развития и доказательства.
Вернемся, однако, к нетривиальной гипотезе А. Л. Никитина. В таком предположении нет ничего странного хотя бы уже потому, что первое известие о браке русского князя на половецкой хатунь мы находим еще в Повести временных лет под 1094 г.:
«…В лето 6602 (1094). Сотворил мир Святополк с половцами и взял себе в жены дочь Тугоркана, князя половецкого» [92] .
Кстати, сразу же за этим сообщением следует отчет о совместных боевых действиях русских князей и половцев против… русских же князей (кстати, не в первый раз!):
«…В тот же год пришел Олег с половцами из Тмутаракани и подошел к Чернигову, Владимир же затворился в городе. Олег же, подступив к городу, пожег вокруг города и монастыри пожег. Владимир же сотворил мир с Олегом и пошел из города на стол отцовский в Переяславль, а Олег вошел в город отца своего. Половцы же стали воевать около Чернигова, а Олег не препятствовал им, ибо сам повелел им воевать. Это уже в третий раз навел он поганых на землю Русскую , его же грех да простит ему Бог, ибо много христиан загублено было, а другие в плен взяты и рассеяны по разным землям» [93] .
Впечатляющая картина…
Не менее впечатляет, впрочем, и легенда, записанная в Ипатьевской летописи под 1201 г., об отце того же самого Кончака… не желавшем, оказывается, в молодости возвращаться в родную степь из Русской земли:
«…По смерти же великаго князя Романа [Галицкого] приснопамятнаго самодержьца всея Роуси одолевша всимъ поганьскымъ языком оума моудростью, ходяща по заповедемь Божимъ оустремил бо ся бяше на поганыя яко и левъ, сердитъ же бысть яко и рысь, и гоубяше яко и коркодилъ, и прехожаше землю ихъ яко и орел, храбор бо бе яко и тоуръ, ревноваше бо дедоу своемоу Мономахоу, погоубившемоу поганыя Измалтянъы, рекомыя Половци, изгнавшю Отрока во Обезы, за Железная врата. Сърчанови же оставшю оу Доноу, рыбою оживъшю. Тогда Володимерь и Мономахъ пилъ золотом шоломомъ Донъ, и приемшю землю ихъ всю, и загнавшю оканьнъыя Агаряны. По см[е]рти же Володимере jставъшю оу Сырьчана единомоу гоудьцю же Ореви посла и во Обезы река: Володимеръ оумерлъ есть, а воротися брате поиди в землю свою молви же емоу моя словеса пои же емоу песни Половецкия. Оже ти не восхочеть даи емоу пооухати [понюхать] зелья именемь є̑вшанъ [94] . Ономоу же не восхотевшю обратитися ни послоушати. И дасть емоу зелье ономоу же обоухавшю и восплакавшю рче. Да лоуче есть на своеи земле костью лечи и не ли на чюже славноу быти. И приде во свою землю. От него родившюся Кончакоу» [95] .
К этой трогательной истории остается, пожалуй, лишь добавить, что Русская земля для половца, если верить, конечно, данному преданию, оставалась все-таки, чужа…
Любопытно отметить и еще один очень существенный, на мой взгляд, момент, который не преминул подчеркнуть летописец, рассуждая об очередных походах на половцев и ответных половецких набегах под 6618/1110 г.:
«…Ко всимъ тваремъ ангели приставлени. Тако же ангелъ приставленъ къ которои оубо земли да соблюдають куюжьто землю, аще суть и погани. Аще Божени гневъ будеть на кую оубо землю, повелевая ангелу тому на кую оубо землю бранью ти, то енои земле ангелъ не вопротивится повеленью Божею. Яко и се бяше и на ны навелъ Богъ грехъ ради нащихъ, иноплеменникы поганыя и побежахуть ны повеленьемъ Божьимъ ени бо бяху водимн аньеломъ по повеленью Бжью<…>Тако и сı погании попущени грехъ ради нашихъ се же ведомо буди яко въ хрестьянехъ единъ ангелъ, но елико крестишася паче же къ благовернымъ княземъ нашимъ; но противу Божью повеленью не могуть противитися, но молять Бога прилежно за хрестьяньскыя люди якоже и бы молитвами святыя Богородица и святыхъ ангеловъ оумилосердися Богъ и посла ангелы в помощь Русьскимъ княземъ на поганыя» [96] .
Оказывается, у половцев есть такой же ангел-хранитель, как и у Русской земли! Просто у нас ангелов больше. Но и они не могут противиться Божиему повелению, если согласно ему «иноплеменники поганыя вяху водими своим ангелом Согласитесь, признание такого факта древнерусским книжником тоже о чем-то говорить…
* * *
Другими словами, отношения между Русью и Степью складывались не столь трагично, а, может быть, даже и не столь драматично, как может показаться на первый взгляд. Вооруженные столкновения сменялись мирными годами, ссоры свадьбами. При внуках и правнуках Ярослава Мудрого половцы уже были нашими. Многие русские князья: Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский, Андрей Владимирович, Олег Святославич, Святослав Ольгович, Владимир Игоревич, Рюрик Ростиславич, Мстислав Удатной и другие женились на половчанках либо сами были наполовину половцами. Не был исключением из этого ряда и Игорь Святославич: в его роду пять поколений князей подряд были женаты на дочерях половецких ханов. Кстати, уже из этого следует, что поход Игоря был не простой местью или попыткой, говоря современным языком, нанести превентивный удар потенциальному противнику…
Причиной столь неровных отношений была, судя по всему, специфика экономики кочевого общества. Проблема состояла лишь в том, чтобы понять эту специфику. А вот здесь мнения исследователей расходились и весьма существенно. Подборку основных точек зрения на этот счет приводит Н. Крадин:
«…наверное, самый интригующий вопрос истории Великой степи это причина, толкавшая кочевников на массовые переселения и разрушительные походы против земледельческих цивилизаций. По этому поводу было высказано множество самых разнообразных суждений. Вкратце их можно свести к следующему: 1) разнообразные глобальные климатические изменения (усыхание по А. Тойнби и Г. Грумм-Гржимайло, увлажнение по Л. Н. Гумилеву); 2) воинственная и жадная природа кочевников; 3) перенаселенность степи; 4) рост производительных сил и классовая борьба, ослабленность земледельческих обществ вследствие феодальной раздробленности (марксистские концепции); 5) необходимость пополнять экстенсивную скотоводческую экономику посредством набегов на более стабильные земледельческие общества; 6) нежелание со стороны оседлых торговать с номадами (излишки скотоводства некуда было продать); 7) личные качества предводителей степных обществ; 8) этноинтегрирующие импульсы (пассионарность по Л. Н. Гумилеву).
В большинстве перечисленных факторов есть свои рациональные моменты. Однако значение некоторых из них оказалось преувеличенным».
Зарубежные и отечественные исследования последних лет (прежде всего труды выдающегося американского социоантрополога О. Латгимора), судя по всему, позволили вплотную подойти к решению этой проблемы:
«…Чистый кочевник вполне может обойтись только продуктами своего стада, но в этом случае он оставался бедным. Номады нуждались в изделиях ремесленников, оружии, шелке, изысканных украшениях для своих вождей, их жен и наложниц, наконец, в продуктах, производимых земледельцами.
Все это можно было получить двумя способами: войной и мирной торговлей. Кочевники использовали оба способа. Когда они чувствовали свое превосходство или неуязвимость, то без раздумий садились на коней и отправлялись в набег. Но когда соседом было могущественное государство, скотоводы предпочитали вести с ним мирную торговлю. Однако нередко правительства оседлых государств препятствовали такой торговле, так как она выходила из-под государственного контроля. И тогда кочевникам приходилось отстаивать право на торговлю вооруженным путем».
Кочевники вовсе не стремились к завоеванию территорий своих северных соседей. Они предпочитали (насколько это было возможно) совместно с оседлым населением близлежащих земледельческих регионов получать максимальную выгоду из мирной эксплуатации степи. Именно поэтому, по наблюдению И. Коноваловой:
«…разбой в степи был довольно редким явлением, не нарушавшим ход степной торговли. Ведь в ее стабильности были равно заинтересованы как русские, так и половцы.
Половцы получали значительные выгоды, взимая с купцов пошлины за транзит товаров по степи. <…> Очевидно, что и русские князья, и половецкие ханы были заинтересованы в…проходимости степных путей и совместными усилиями отстаивали безопасность перевалочных торговых центров. Благодаря этой заинтересованности Половецкая степь не только не служила барьером, отгораживавшим Русь от стран Причерноморья и Закавказья, но сама являлась ареной оживленных международных торговых связей».
* * *
Итак, появление половцев на южных рубежах Русской земли создало новую ситуацию, которая требовала от древнерусского книжника осмысления и оценки с точки зрения ее, так сказать, сущности и существенности для того, что мы сегодня назвали бы
Уже первые столкновения с половцами дали летописцу основание для пространных рассуждений, носящих довольно любопытный характер. После сообщения о поражении на Альте он приводит обширное «Поучение о казнях Божиих». Начало его как будто непосредственно связано с бедой, постигшей объединенное русское войско:
«…Наводит Бог, в гневе своем, иноплеменников на землю, и тогда в горе люди вспоминают о Боге; междоусобная же война бывает от дьявольского соблазна, Бог ведь не хочет зла людям, но блага; а дьявол радуется злому убийству и крови пролитию, разжигая ссоры и зависть, братоненавидение, клевету» [100] .
Однако основной пафос Поучения сводится к обличению того, что можно условно назвать двоеверием, точнее несоблюдением христианских заповедей:
«…но возлюбим Господа Бога нашего, постом, и рыданием, и слезами омывая все прегрешения наши, не так, что словом только называемся христианами, а живем, как язычники» [101]
И лишь в самом конце своего поучения автор вспоминает повод, по которому он завел разговор о казнях Божиих:
«…Потому и казни всяческие принимаем от Бога и набеги врагов; по Божьему повелению принимаем наказание за грехи наши» [102]
По определению А. А. Шахматова, источником «Поучения» стало
…«Слово о ведре и о казнях Божиях», читающееся в списках Златоструя, сборника, составленного в Болгарии при царе Симеоне и содержавшего главным образом сочинения Иоанна Златоуста, его проповеди.
При этом великий исследователь не исключал, что само Слово было составлено непосредственно в Киеве, именно в связи с поражением 1068 г. Ссылаясь на такую датировку текста, а также на то, что в одном из Торжественников XV в. оно приписано Феодосию Печерскому («месяца майя в 3 поучение блаженаго Феодосия игуменя Печерскаго о казнях Божьих»), А. А. Шахматов счел
«…отнести это произведение к числу…Слов, составленных Феодосием, бывшим в 1068 г. игуменом и выдвинувшимся уже тогда своими духовными трудами и подвигами. Вполне естественно, что летопись, составленная в Печерском монастыре, включила в свой состав…Поучение, связанное письменным свидетельством или живою традицией с памятным историческим событием».
Как видим, смысла вставки Слова в текст летописи исследователь так и не указал: все было сведено, так сказать, к злобе дня. Действительно, в Слове присутствует тема греха, однако не дается никаких определений ратных , которые были наведены за эти самые грехи. Отсутствуют даже традиционные в таких случаях эпитеты безбожные и поганые …
Пока, видимо, время для осмысления того, кто же такие новые соседи Русьской земли, еще не наступило. Но оно приближалось, и это чувствуется по всему тексту летописи. Момент для таких размышлений настал, видимо, в 1095 г. Эта ничем не примечательная для человека конца XX в. дата имела для древнерусского книжника особое значение. По апокрифам, 25 марта был создан человек, 25 же марта было дана Благая весть о рождении Спасителя, на это же число пришелся (напоминаю, только по апокрифам!) конец земной жизни Спасителя: он был распят на Пасху, совпавшую с датой Благовещения (так называемая кириопасха).
Здравый смысл средневекового человека подсказывал: грядущее светопреставление тоже должно прийтись на кириопасху! Вот такое совпадение Пасхи и Благовещения впервые после 1022 г. пришлось на 1095 г. Ситуация усугубилась тем, что в самом конце сентября 6603/1095 г. Русь посетила саранча еще один предвестник Конца Света (она, кстати, указывается в числе казней Божиих в уже упоминавшемся Поучении под 1068 г.):
«…В то же лето пришла саранча, [месяца августа] в 28-й день, и покрыла землю, и было видеть страшно, шла она к северным странам, поедая траву и просо» [105] .
Видимо, все эти предзнаменования заставили приступить к составлению в Киевском Печерском монастыре очередного так называемого Начального летописного свода. И в этот самый момент произошли события, побудившие летописца незамедлительно взяться за решение вопроса: кто же такие половцы? Дело в том, что половцы оказались непосредственно в стенах монастыря:
«…И пришли к монастырю Печерскому, когда мы по кельям почивали после заутрени, и кликнули клич около монастыря, и поставили два стяга перед вратами монастырскими, а мы бежали задами монастыря, а другие взбежали на хоры. Безбожные же сыны Измаиловы вырубили врата монастырские и пошли по кельям, высекая двери, и выносили, если что находили в келье; затем выжгли дом святой владычицы нашей Богородицы, и пришли к церкви, и зажгли двери на южной стороне и вторые — на северной, и, ворвавшись в притвор у гроба Феодосиева, хватая иконы, зажигали двери и оскорбляли Бога нашего и закон наш. Бог же терпел, ибо не пришел еще конец грехам их и беззакониям их, а они говорили:»Где есть Бог их? Пусть поможет им и спасет их!». И иные богохульные слова говорили на святые иконы, насмехаясь, не ведая, что Бог учит рабов своих напастями ратными, чтобы делались они как золото, испытанное в горне: христианам ведь через множество скорбей и напастей предстоит войти в царство небесное, а эти поганые и оскорбители на этом свете имеют веселие и довольство, а на том свете примут муку, с дьяволом обречены они на огонь вечный. Тогда же зажгли двор Красный, который поставил благоверный князь Всеволод на холме, называемом Выдубицким: все это окаянные половцы запалили огнем. Потому-то и мы, вслед за пророком Давидом, взываем: «Господи, Боже мой! Поставь их, как колесо, как огонь перед лицом ветра, что пожирает дубравы, так погонишь их бурею твоею; исполни лица их досадой». Ибо они осквернили и сожгли святой дом твой, и монастырь матери твоей, и трупы рабов твоих. Убили ведь несколько человек из братии нашей оружием, безбожные сыны Измаиловы, посланные в наказание христианам» [107]
Уже в этом описании мы впервые сталкиваемся с весьма своеобразным определением половцев как сынов Измаиловых или Измаильтян . Более подробная характеристика половцев дана в последующих рассуждениях и объяснениях, нарушенных в Лаврентьевском списке вставкой так называемого «Поучения Владимира Мономаха»:
«…Вышли они из пустыни Етривской между востоком и севером, вышло же их 4 колена: торкмены и печенеги, торки, половцы. Мефодий же свидетельствует о них, что 8 колен убежали, когда иссек их Гедеон, да 8 их бежало в пустыню, а 4 он иссек. Другие же говорят: сыны Амоновы, но это не так: сыны ведь Моава — хвалисы, а сыны Амона — болгары, а сарацины от Измаила, выдают себя за сыновей Сары, и назвали себя сарацины, что значит: «Сарины мы». Поэтому хвалисы и болгары происходят от дочерей Лота, зачавших от отца своего, потому и нечисто племя их. А Измаил родил 12 сыновей, от них пошли торкмены, и печенеги, и торки, и куманы, то есть половцы, которые выходят из пустыни. И после этих 8 колен, при конце мира, выйдут заклепанные в горе Александром Македонским нечистые люди.
Теперь же хочу поведать, о чем слышал 4 года назад и что рассказал мне Гюрята Рогович новгородец, говоря так: «Послал я отрока своего в Печору, к людям, которые дань дают Новгороду. И пришел отрок мой к ним, а оттуда пошел в землю Югорскую, Югра же — это люди, а язык их непонятен, и соседят они с самоядью в северных странах. Югра же сказала отроку моему: «Дивное мы нашли чудо, о котором не слыхали раньше, а началось это еще три года назад; есть горы, заходят они к заливу морскому, высота у них как до неба, и в горах тех стоит клик великий и говор, и секут гору, стремясь высечься из нее; и в горе той просечено оконце малое, и оттуда говорят, но не понять языка их, но показывают на железо и машут руками, прося железа; и если кто даст им нож ли или секиру, они взамен дают меха. Путь же до тех гор непроходим из-за пропастей, снега и леса, потому и не всегда доходим до них; идет он и дальше на север». Я же сказал Гюряте: «Это люди, заключенные <в горах> Александром, царем Македонским», как говорит о них Мефодий Патарский: «Александр, царь Македонский, дошел в восточные страны до моря, до так называемого Солнечного места, и увидел там людей нечистых из племени Иафета, и нечистоту их видел: ели они скверну всякую, комаров и мух, кошек, змей, и мертвецов не погребали, но поедали их, и женские выкидыши, и скотов всяких нечистых. Увидев это Александр убоялся, как бы не размножились они и не осквернили землю, и загнал их в северные страны в горы высокие; и по Божию повелению окружили их горы великие, только не сошлись горы на 12 локтей, и тут воздвиглись ворота медные и помазались сунклитом; и если кто захочет их взять, не сможет, ни огнем не сможет сжечь, ибо свойство сунклита таково: ни огонь его не может спалить, ни железо его не берет. В последние же дни выйдут 8 колен из пустыни Етривской, выйдут и эти скверные народы, что живут в горах северных по велению Божию» [108] .
Концу Света должно было непосредственно предшествовать несколько волн нашествий иноплеменников. И от того, насколько точно удасться установить, с кем именно пришлось христианам столкнуться сейчас, непосредственно зависело решение проблемы, когда же именно начнется светопреставление и следующий за ним Страшный Суд. В качестве основного определителя, как это давно уже установлено текстологически и подтверждается прямыми ссылками летописца, для древнерусского книжника стало так называемое Откровение Мефодия Патарского. Это произведение было, видимо, одним из самых популярных в Древней Руси, начиная с рубежа XI–XII вв., хотя ни одного списка, современного древнейшим летописным сводам не сохранилось. Обычно оно приписывается епископу Патарскому, жившему во второй половине III начале IV в. н. э., либо константинопольскому патриарху (842–846 гг.). В связи с этим некоторые исследователи рекомендуют (для большей точности) именовать автора Откровения Псевдо-Мефодием. Такое уточнение, полагаю, в данном случае ничего не дает по существу, поскольку, независимо от нашей атрибуции этого произведения, в Древней Руси оно все равно было освящено авторитетом Мефодия Патарского кем бы он ни был на самом деле.
«Откровение» имеет сложный состав и включает фрагменты из нескольких самостоятельных произведений (о царстве Антихриста, о последних днях, о царе Михаиле, о трех нечестивых царях, о безбожной царице Маймоне), что привело к некоторым повторам и противоречиям в тексте. Именно поэтому пользование им как своеобразным справочником для определения сакрального имени иноплеменников было существенно затруднено (впрочем, это, думаю, мало занимало древнерусского книжника, вовсе не ждавшего от текста, которым он пользовался, строгого следования правилам формальной логики и строго научной системы доказательств, подкрепленной экспериментальными данными). Мало того, в приведенных нами текстах присутствуют косвенные ссылки на тексты и сюжеты, отсутствующие во всех известных на сей день списках Откровения Мефодия Патарского: видимо, автор этих рассуждений располагал также иными текстами, пока не установленными или нам вообще неизвестными.
Тем не менее приведем некоторые фрагменты Откровения, имеющие параллели в тексте Повести временных лет:
«…И приде [Приор] в пустныю Саввы и сече род чад Измаилов. Сего Измаила Авраам приживе от рабы своея Агары, а Исаака от Сары. Измаил же пребываше с матерью своею [в пустыне]. И расплодишася. И Приор царь изби я, а инии разбегошася и бежа оттоле в пустыню Етрива, и паки расплодишася, и исполниша пустыню ту от племени своего. Бяху мнози аки плузи, нази хожаху и ядяху вельбужияв боку варена и пияху кровь скотию и млеко [кобылиц]. Оттоле прияша землю сынове Израилови: Орив и Зив, и Салмон. И начаша воевати [с другими народами], и доидоша до Ефранта и от Ефранта до Тигра, от Тигра до Саддукия великия, да иже и до Рима. И вземши Рим, царстововаше 7 лет. И начаша строити себе корабли, и начаша яко птица парити по морю. Оттуду же ставше, поидоша на Израиля. И Израильтяне же, слышавши Измаиловичи, все разбегошася в пустыни и горы, и в пропасти земныя. Гедеон же еще на тоце своем веяше пшеницу, и прииде к нему ангел Господень, глаголя: Стражеши ли? Он же рече:…Хощоу скрытися от лица Измаиловичь. И рече ему ангел:…Не скрыися, но стани противоу им и здолееши их ты. <…> И оубив Гедеон, наступив, Орива и Зива, и оугнав Зива и Салмана, и оуби всю силу их. И оста их 8 племен. И тех разгнав в ту же пустыню и Етрива, откоуду же пришли суть. Суть тамо ныне расплодишася. И выити им еще единою на последних летех 7 тясящи, и попленити им вся земля… Рече Господь Бог Израилю: любя ввожу тя в землю обетованную. Но грех ради ваших, видите, яко не любя вас, сыном Измаиловым дах вас над вами силу: да приимут землю христианьскую грех же ради беззакония их, тако им творити. <…> И будут Измаиловичи яко прутове [саранча] мнози. И беседовати начнут высоце на Бога до времени, оуставнаго им и до царства, и до числа лет, и до 7-ми месяцев. Владети начнут до исхода северскаго и до запода. И будут вси властию их человеци… И возвеселит сердце [измаильтян] оубивающих их. Толми без милости [измаильтяне] будут просити: имут дани оу сирот и оу вдовиц и оу черньцев, и всякого страх стужает оубогих. Ругатися начнут ходящим по закону Божию. И будут оужасти и в скорби живущии на земли. И осквернится вся земля кровию, и оудержит земля плод свои. Послание бо суть на опустение земли скверни, бо суть скверну целуют. И кождо изыдут ис пустыни, оружия своя калят в чрева [женщин], и младенцы имуть разбивати, истергати из рук матерних. А со своими женами начнут блуд творити во святых местех, рекше в цырквах. А пеленами святых икон кони покрывати. Кони же и скоти начнут в цырквах затворяти… Будут бо сынове Измаиловичи злы зело. И престанет служба Божия в цырквах святых и пение, дондеже скончается число царство их, им же предаша всю землю. Скончается печаль в человецех, и будут глади и смерти, и изможжают человеци: рассыплются по всеи земли, яко персть. И ина казнь от Богу будет праведным и верным»…<…>
«…От Измаильтян же печали тои бывши. И яко честь приимут вси человеци. Не имети начнут спасения Божия и избавления его от рук Измаильтян. И отверзет Бог горы западныя, яко заключи Александр Македонскии. Сеи бе Александр шед на восток и оуби Дария Медянина, царя Перскаго. И оттоле шед оуби царя Пора Индеиска и поплени многи земли, грады и поиде, воюя, до земля, и еже нарицается»
«…иде же видя нечитстыя человеки, иже есть Афетовы внуци. И видя Александр нечистоту их, и чюдися. Ядяху во всяко животно жупеличен твари. Гнусно бо есть, и скаредно комары, мыши, кошки и змеи, и мертвых плоти, и скоты нечистыя, изворги женския, и дети своя мертвыя, и всяку тварь, животных, гад. И се все видеве, Александр бывающая в них скверны и нечистота их, и оубояся, глаголя: И егда когда доидут сии места святаго и земли святыя и осквернят ю от скверн своих яди. И нача молитися Богоу зело. И повеле собирати вся мужи, и жены и дети их. И погони их. А сам поиде во след их дондеже вниидоша мимо скверн. И не бе лзе внити к ним, ниж паки излести от них. Тогда же Александр помолися Богу со страхом великим. И повеле Господь Бог горам Северским оступитися об них. Повелением Божием оступишася об них горы и не ступишася 12 лакот. Александр же закова железными враты несоступившееся место, и замазаша суньклитом. И егда ж хотят разсещи секирами своими врата, то не будет им лзе, или огнем хотят жеци, то ни тем лзе будет. Вещь бо есть такова: соуньклитом замазано, то ни железо его иметь, ни огонь жжет, но ту абие оугаснет. В последния же дни на скончание мира Гог и Магог выидета на землю Израилтескую и еже суть цари язычестии, яже запечата царь Александр об ону страну севера. И по Михаилови царствие за беззаконие людии тех отвезет Бог горы западные. И выскочиста из них Гог, Магог и Оунога, и Анег, а инех 20 царей подвижатся по земли. И от лица их смятутся человеци и начнут бегати, и крытися в горах и пещерах, и во гробех измирати от страха их. И не будет кому погребая их телес грешных. И шедши бо человеци от Севера, ясти начнут плоть человеческую и кровь пити аки воду. И вся ясти начнут нечистаи грусная: змия и скорпия, и иныя гады, и звери всякие, и мертвечину всякоу. И заклати имут младенцы и пекуще ясти. И истлят землю и осквернят ю. И не будет терпящего на ней. Прорекут вси люди в 3 лета, да иж и до Иерусалима. И полеть Господь Бог архистратига своего Михаила, и посечёт их нощию на оудоле Асафатове» [111]
Как видим, обнаружить прямые параллели в текстах «Повести» и «Откровения» непросто. Тем не менее некоторые аналогии вполне очевидны. Прежде всего, следуя Мефодию Патарскому, летописец несколько раз называет половцев сынами Измаиловыми или Измаильтянами. Впервые это определение прозвучало в статье 6601/1093 г. (кстати, не об этой ли дате вспоминает летописец, указывая несколько странный хронологический ориентир: Се же хощу сказати, я же слышах преже сих 4 лет? Повествуя о половецком набеге на Южную Русь, летописец завершает свой рассказ пространными рассуждениями о смысле происшедшего:
«…Наутро же 24-го, в день святых мучеников Бориса и Глеба, был плач великий в городе, а не радость, за грехи наши великие и неправды, за умножение беззаконий наших».
«…Это Бог напустил на нас поганых, не их милуя, а нас наказывая, чтобы мы воздержались от злых дел. Наказывает он нас нашествием поганых; это ведь бич его, чтобы мы, опомнившись, воздержались от злого пути своего. Для этого в праздники Бог посылает нам сетование, как в этом году случилось на Вознесение Господне первая напасть у Треполя, вторая — в праздник Бориса и Глеба; это есть новый праздник Русской земли. Вот почему пророк сказал: «Обращу праздники ваши в плач и песни ваши в рыдание». И был плач велик в земле нашей, опустели села наши и города наши, и бегали мы перед врагами нашими. Как сказал пророк: «Падете перед врагами вашими, погонят вас ненавидящие вас, и побежите, никем не гонимы. Сокрушу наглость гордыни вашей, и будет тщетной сила ваша, убьет вас захожий меч, и будет земля ваша пуста, и дворы ваши будут пусты. Так как вы дурны и лукавы, то и я приду к вам с яростью лукавой». Так говорит Господь Бог израилев. Ибо коварные сыны Измаила пожигали села и гумна и многие церкви запалили огнем, да никто не подивится тому: «Где множество грехов, там видим и всяческое наказание». Сего ради и вселенная предана была, сего ради и гнев распространился, сего ради и народ подвергся мучениям: одних ведут в плен, других убивают, иных выдают на месть и они принимают горькую смерть, иные трепещут, видя убиваемых, иных голодом умерщвляют и жаждою. Одно наказание, одна казнь, разнообразные несущая бедствия, различны печали и страшны муки тех, кого связывают и пинают ногами, держат на морозе и кому наносят раны. И тем удивительнее и страшнее, что в христианском роде страх, и колебанье, и беда распространились. Праведно и достойно, когда мы так наказываемы. Так будем веру иметь, если будем наказываемы: подобало нам «преданным быть в руки народа чужого и самого беззаконного на всей земле». Скажем громко: «Праведен ты, Господи, и правы суды твои». Скажем по примеру того разбойника: «Мы достойное получили по делам нашим». Скажем и с Иовом: «Как Господу угодно было, так и случилось; да будет имя Господне благословенно вовеки». Через нашествие поганых и мучения от них познаем Владыку, которого мы прогневали: прославлены были — и не прославили его, чествуемы были — и не почтили его, просвещали нас — и не уразумели, наняты были — и не поработали, родились — и не усовестились его как отца, согрешили — и наказаны теперь. Как поступили, так и страдаем: города все опустели; села опустели; пройдем через поля, где паслись стада коней, овцы и волы, и все пусто ныне увидим; нивы заросшие стали жилищем зверям. Но надеемся все же на милость Божию, справедливо наказывает нас благой Владыка, «не по беззаконию нашему соделал нам, но по грехам нашим воздал нам». Так подобает благому Владыке наказывать не по множеству грехов. Так Господь сотворил нам: создал нас и падших поднял. Адамово преступление простил, нетление даровал и свою кровь за нас пролил. Вот и нас видя в неправде пребывающими, навел на нас эту войну и скорбь, чтобы и те, кто не хочет, в будущей жизни получили милость; потому что душа, наказываемая здесь, всякую милость в будущей жизни обрящет и освобождение от мук, ибо не мстит Господь дважды за одно и то же. О неизреченное человеколюбие! ибо видел нас, поневоле к нему обращающихся. О безграничная любовь его к нам! ибо сами захотели уклониться от заповедей его. Теперь уже и не хотим, а терпим — по необходимости и поневоле терпим, но как бы и по своей воле! Ибо где было у нас умиление? А ныне все полно слез. Где у нас было воздыхание? А ныне плач распространился по всем улицам из-за убитых, которых избили беззаконные».
«…Половцы повоевали много и возвратились к Торческу, и изнемогли люди в городе от голода, и сдались врагам. Половцы же, взяв город, запалили его огнем, и людей поделили, и много христианского народа повели в вежи к семьям своим и сродникам своим; страждущие, печальные, измученные, стужей скованные, в голоде, жажде и беде, с осунувшимися лицами, почерневшими телами, в неведомой стране, с языком воспаленным, раздетые бродя и босые, с ногами, исколотыми тернием, со слезами отвечали они друг другу, говоря: «Я был из этого города», а другой: «А я — из того села»; так вопрошали они друг друга со слезами, род свой называя и вздыхая, взоры возводя на небо к Вышнему, ведающему сокровенное.»
«…Да никто не дерзнет сказать, что ненавидимы мы Богом! Да не будет! Ибо кого так любит Бог, как нас возлюбил? Кого так почтил он, как нас прославил и превознес? Никого! Потому ведь и сильнее разгневался на нас, что больше всех почтены были и более всех совершили грехи. Ибо больше всех просвещены были, зная волю Владычную, и, презрев ее, как подобает, больше других наказаны. Вот и я, грешный, много и часто Бога гневлю и часто согрешаю во все дни!» [112]
Помимо уже упомянутого мною первого употребления словосочетания сыны Измаиловы для характеристики половцев, данное Слово о казнях Божиих любопытно появлением в нем идеи, которая впоследствии станет одной из ведущих при восприятии бед, лишений и главное мучений, обрушивающихся на жителя древней Руси:
«…Так Господь сотворил нам: создал нас и падших поднял. Адамово преступление простил, нетление даровал и свою кровь за нас пролил. Вот и нас видя в неправде пребывающими, навел на нас эту войну и скорбь, чтобы и те, кто не хочет, в будущей жизни получили милость; потому что душа, наказываемая здесь, всякую милость в будущей жизни обрящет и освобождение от мук, ибо не мстит Господь дважды за одно и то же. О неизреченное человеколюбие!» [113]
Вернемся, однако, к определению половцев как Измаильтян.
Само по себе оно достаточно любопытно, поскольку такая характеристика несколько снимает напряжение ожидания Конца Света. Из приведенных фрагментов текста Откровения следует, в частности, что потомки Измаила при всех их отрицательных характеристиках лишь предшествуют нечистым человекам, после освобождения их заклепанных Александром Македонским в горах явится Антихрист, и лишь после него состоится Второе Пришествие Спасителя. Пока же последние времена еще не наступили, хотя и неумолимо приближаются: где-то далеко на севере рвутся на свободу людье заклепанни Александром, Македоньскым царем. И лишь сункулит, который распадется только по Божиему повелению, спасает еще человечество (и, прежде всего, Русскую землю), погрязшее в грехах…
Один из молодых исследователей интересующего нас текста И. В. Гарькавый совершенно справедливо заметил:
«…приведенный выше фрагмент обладает высшей значимостью, т. к. становится связующим звеном между текстом ПВЛ и той эсхатологической моделью, которую читатель хорошо знал по ОМП. Летописец…открывает истинное имя половцев и их соседей. Это как бы завершало имятворческий процесс:…кумане…половци…сыны Измаила. Первым идет эндоэтноним, вторым экзоэтноним, третьим имя, через которое раскрывается сущность и предназначение данного этноса… С…исхождения Измаильтян должен начаться отсчет…последних времен перед Концом Света.
…Появление…семени Измаилова в последнюю…серечь в седьмую тысячу лет открывало поток катастроф, знаменующих окончание истории мира сего. Через такое соотнесение текст получал выраженное религиозное содержание, позволявшее оценивать события, описываемые в нем. Необходимо было только правильно сориентироваться в…большом времени при помощи особых знамений, которые постоянно были в поле зрения средневекового книжника.
…Введением двух важнейших признаков (появлением сынов Измаила и обнаружением…нечистых народов) летописец определяет смысл, имя времени, в котором он живет. Автор летописного рассказа привязывает его к самому началу последних времен, обладающих ощутимой длительностью. Тем самым устанавливается граница времени, отпущенного для покаяния Земле Русской…».
Если в целом такая оценка летописного текста, касающегося половцев, верна, то детали характеристики безбожных народов, приведенные летописцем, несомненно, нуждаются в специальном анализе. В последнее время они были рассмотрены И. В. Ведюшкиной, отметившей беспрецедентное сведение данных обо всех известных из авторитетных источников ветвях…нечистых народов (хотя и с разной степенью и формами актуализации книжной информации) в одном сравнительно небольшом отрывке текста:
«…Из этого пояснения становится ясно, что из известных летописцу не по книгам народов к потомкам Измаила, помимо половцев, относятся торкмены, печенеги и торки. Кроме того, летописцу хорошо известна еще одна версия происхождения половцев от дочерей Лота, но ее он категорически отвергает, причем не просто так, а потому, что точно знает, какие народы на самом деле произошли от дочерей Лота хвалисы и болгары. Рассуждение о родословной хвалисов и болгар разорвано небольшой вставкой, содержащей генеалогию и народную этимологию сарацин. Этимология примечательна не столько своей легендарностью, сколько попыткой выдать ее за автохтонную и тем самым приписать измаилитам своеобразный…комплекс бастардов, заставляющий их выдавать себя за потомков Сарры, а не Агари. Таким образом иллюстрируется позорность происхождения от Измаила, которого стыдятся даже его прямые потомки. Повторив свои сведения о наиболее близкой и хорошо ему знакомой части измаилитов, летописец готов перейти к данным своих источников о другой ветви нечистых народов: потомству Иафета…заклепанному в горе Александром Македонским. Но здесь он прибегает к другому способу актуализации книжной информации, не отождествляя прямо соседей летописных югры и самояди из рассказа отрока Гюряты Роговича ни с одним из известных ему народов и не уточняя их генеалогию среди иафетитов. <…> Как нам представляется, в статье 1096 г. ПВЛ выстроена своеобразная иерархия…нечистых народов в зависимости от их происхождения, параллелей которой мы не обнаружили ни в одном из доступных нашему рассмотрению источников».
В этом свете выглядит несколько наивной попытка библеизации уже упоминавшейся гипотезы о происхождении изредка встречающегося у летописцев наименования половцев саракине или сорочины как результата слияния этнонимов сары и кун:
«…Тот факт, что первой волной половцев в южнорусских степях были половцы-сары, возможно, отразился в библейской версии происхождения половцев в русской летописи. О происхождении сарацын (половцев) летописец сообщает:…а Срацини от Измаила и творяться Сарины и прозваша имя собе Саракине, рекше Сарины есмы. Название появившегося в 1055 г. у рубежей Руси народа сары и могло вызвать у русского летописца, стремившегося найти библейское обоснование происхождения половцев, ассоциацию с…Сариными детьми. Как потомки Измаила, половцы еще дважды фигурируют в летописи. В первом случае как…безбожнии сынове Измаилевы, лущении на казнь християном. Во втором случае воздается хвала победителю половцев великому князю киевскому Владимиру Мономаху…погубившему поганыя Измальтяни, рекомыя Половци».
Подведем некоторые итоги.
1. Отношения Руси со Степью складывались довольно сложно прежде всего, из-за различий в образе жизни, языке, культуре. Тем не менее сформировавшиеся в последние два столетия стереотипы восприятия степняков как исконных врагов Руси не вполне отвечают представлениям о южных соседях, которые бытовали в Древней Руси.
2. Для древнерусского книжника в отличие от нашего современника была не столь важна собственно этническая или языковая характеристика того или иного народа незнаемого, сколько уяснение его правильного имени с точки зрения, прежде всего, эсхатологической перспективы. Кажется, даже конфессиональная принадлежность чужого или не вполне своего народа выступала при этом лишь как дополнительный, но вовсе не принципиально важный признак.
3. Впоследствии эти вечные этнические определения будут играть существеннейшую роль в самоидентификации древнерусских книжников XIII–XVI вв. и в установлении сути происходящего вокруг них.