Градусов 25 северной широты. Космонавты взлетели успешно, судя по телеметрии. Держим связь, вместе с Центром полетов. Дрейфуем.

Я назначен дублером вахтенного офицера. Бегу в каюту, перечитываю КУ ВМФ-78, освежаю память. У нас корабль первого ранга, надо соответствовать крейсерской организации.

Так, вот он, повседневный ремень для кортика. Подворотничок кителя белоснежен, «записная книжка в/о», карандаш, готов! Последний взгляд в зеркало – красавец! Как я себе нравлюсь в кителе! А женщинам! Бегу в рубку, на трапах придерживая бьющий под колено и путающийся в ногах кортик. Встречные матросы жмутся к переборкам, глаза круглые… А, не до них!

Спросил разрешения войти, доложился. Старпом почему-то хрюкнул, махнул рукой и выскочил на крыло мостика.

Вахтенным стоит командир БЧ-4 Игорь Павлов, наставник и старший друг. Осмотрел меня критически, в глазах бесенята скачут, но сдерживается.

– Понимаешь, Андрей, у нас, конечно, корабль первого ранга, но, как бы объяснить тебе… В общем, не надо этой внешней атрибутики, не приветствуется она у нас. Сходи, переоденься. Кстати, я сейчас для офицеров и мичманов объявлю брюки, рубашку с коротким рукавом, без галстука… Так и приходи.

А старпом на крыле мостика продолжал хрюкать от удовольствия и что-то бормотать об «уставниках»-лейтенантах. Но одобрительно. Кровь прилила к ушам и щекам. Горячо. Срываю в каюте китель, умываюсь, прихожу в себя. Рубашки с коротким рукавом у меня нет. Ну и ладно. Иду в рубку.

Старпом с Игорем уже не смеются. Старпом, видя мою надутую физиономию, решил исправить ситуацию:

– Лейтенант, а ты видел, как кальмаров ловят? Мы тут с Павловым справимся. Иди посмотри, доложишь, сколько наловили.

– Есть!

Бегу на ют. Кальмаров я съел множество, но как ловят, не видел. У левого борта толпится народ. Кто со спиннингом, кто с леской в руке. Вместо крючков – «кальмарницы». Что-то вроде растянутого эллипса, сантиметров 4–5 длиной, утыканного иголками, остриями наружу. Кальмарницы разноцветные, с искоркой, флюоресцентные, яркие. Главное в ловле – подсечь кальмара, когда он схватит приманку, и вытягивать его, не ослабляя натяжения лески, иначе сойдет, отцепится. Он же моллюск, с мозгами, взять можно только натиском и скоростью, думает он медленно.

Спиннингистам хорошо, верти себе катушку, дел-то. А вот с руки тяжело, навык нужен. И берет кальмар ощутимо, как крупная рыба. А когда его из воды вытягиваешь, он похож на огромный карандаш, застывший такой, идеально ровный. Ну, это я позже все познал и попробовал.

Начальник гидрометеослужбы Рязанов как раз вытянул кальмара. Спрута бросили в обрез типа «шайка банная». Хвост свисал на палубу, голова с обвисшими щупальцами чуть-чуть до палубы не доставала, сантиметров 60–70 зверюга. Таких больших в магазине не увидишь.

Перламутровое мерцающее тело кальмара, сантиметров 15 в диаметре, медленно приобрело коричневую окраску, искорки затухли, глаза подернулись серой пеленой.

Я наклонился над засыпающим чудищем, испытывая любопытство и легкую жалость.

И вот тут чудовище показало свою суть: оно встрепенулось и смачно выплюнуло мне в лицо не меньше полулитра вонючих фиолетовых чернил! Глаза щипало, рубашка на груди промокла насквозь. Не обращая внимания на сочувствующие возгласы и смех, я ринулся в каюту. А громче всех смеялся замкомандира по РТС! Гадкий дядька! Как же щиплет глаза! Чернила оказались несмываемыми. Рубашку отстирать не удалось. И это несмотря на то, что потом заведующему прачечной я заплатил по тройному тарифу – 66 копеек за стирку одной рубашки! Пуговицы у рубашки оторвались, а пятно осталось! Из трех лейтенантских рубах у меня осталось две. А все сочувствие, любовь к братьям нашим меньшим. Ввел в расход, сволочь кальмарская! Рубашку пришлось по прибытии в базу покупать!

Я тер морду лица мылом, мыльной тряпкой, пемзой, в конце концов! Она не отмывалась… На мостик я поднялся лиловым негром, альбиносящим левой стороной лица и кончиком носа. Старпом опять ушел хрюкать на крыло мостика, а потом объявил Павлову выговор за не проведенный со мной инструктаж по технике безопасности при общении с обитателями морских глубин. Думаю, все это было неискренне, потому что Павлов даже не огорчился. И хихикал в кулак, глядя на меня.

А на старпома я с тех пор затаил обиду, хотя хороший старпом был. Когда на корабле в 18.00 объявляли сход, в 18.05 он шел по каютам. И горе тому, кто не успел сойти вовремя. С. Потоцкий не шутил.

– Не сошли вовремя, любезный… Ну-ну. Отсутствие самоорганизации, бардак в службе (БЧ), неумение рассчитывать силы и время. Дети есть? Хорошо, что нет. Такие, как вы, плодиться не должны. Бардак, пусть и всеобщий, усиливать не нужно. Послужите, любезный, родине. Недели через три поговорим о сходе…

А я еще дней десять носил на лице предсмертный плевок морской твари. И с тех пор я их, кальмаров, ем с нескрываемым удовольствием и злорадством…

Переходим в другой район.

Наконец-то 3 градуса южной широты. Мы за экватором. Ложимся в дрейф и ждем, когда космонавты выполнят свою программу на орбите. Понятно, Нептун, черти, дипломы.

Веселимся… А у меня морда фиолетовая, без грима участвовал чертом. Пользовался успехом.

Кроме нас, вдоль экватора выстроились другие суда обеспечения. Между кораблями миль по 150–200. Прошел слушок, что в этот раз, наконец-то, утверждена и будет впервые отрабатываться посадка-приводнение. А то как-то перед американцами неудобно, они приводняются, а наши все по казахским степям… А мы ж во всем впереди, согласно заявлениям руководства.

Проверили тор. Это такой надувной резиновый круг, одевается на спускаемый аппарат, чтоб не затонул, пока мы космонавтов вытаскивать будем. Ждем.

Ночью, обходя посты, узнал, что с помощью факсимильного устройства можно принимать не только погоду, но и порнорисунки, транслируемые японцами для судов на путине. Худшие порвал на глазах у оператора, лучшие унес в каюту для более детального изучения. Проклятый империализм, с каких сторон берет! А рисунки занятные… Уснуть не мог долго. Что, кто, в каких позициях и как снилось, умолчу. Ох, и сон! Повторить бы…

Сегодня утром все море было утыкано столбиками коротких, метров по пять в высоту, радуг. Дуги нет, а столбики есть. Их сотни полторы, столбиков. Интересно. Загадочно. Красиво. Красочно.

Каждый вечер по левому борту снаряжается прожектор. Кальмары-твари летают в его луче как маленькие ракеты, стаями, этакая ракетно-ядерная война. Нам, миротворцам, все ракеты не выловить. В холодильнике уже 2 тонны зверюг. Матросы отказываются есть кальмаров. И вообще, на всем корабле кальмаров готов есть только я. Близки к «Потемкину» с его червивым мясом и бунтом. Командир приказал открыть консервы «Камбала в томате». Мудрый человек. Бунт усох… Опять едят кальмаров…

Старпом запретил ловить кальмаров. Теперь мы ловим летучих рыбок. Когда их рыбье-птичья стая поднимается над водой, матросы забрасывают простую снасть типа «краболовки». Обруч от бочки на длинном шкерте, обтянутый сеткой. Пара-тройка попадается. Крылья маленькие, скорее, очень длинные плавники. По всему кораблю на ниточках с распорками из спичек, чтоб плавнички-крылышки в стороны стояли, сушатся летучие рыбки. Старпом ругается. Но не срывает.

Ну вот, космонавты садятся. Опять в Казахстане. Не получилось приводнение, а как ждали! Центр не хочет рисковать. Трусы!

Идем домой. Всем благодарность от генсека, Л.И. Брежнева. Приятно, все-таки первая благодарность в офицерском качестве. И уже от Генсека. Прет лейтенанта!

За двое суток до Камчатки – шторм. На палубу, привлеченная светом топовых огней, села стая птиц. Многие погибли, разбились о надстройки. Тушки смыл океан. Матросы приносят мне в каюту выжившую птичку. Птичка похожа на утенка черного цвета, с красными перепончатыми лапками. Крылышки маленькие, какие-то недоразвитые. А взгляд грустный-грустный. Глазки-пуговки. Выхаживаю. Ловлю тараканов. Не жрет. Хлеб не жрет тоже. Сидит в умывальнике. Грустит. Утешаю, глажу.

На горизонте, изогнутом дугой, появились вершины камчатских вулканов. А море слева и справа вниз закругляется. А вулканы торчат по центру. Убеждаюсь, что Земля все-таки круглая.

Я открыл иллюминатор, посадил птичку на руку. Она вскрикнула, накакала мне в руку и улетела к берегу… «Вот и делай после этого добрые дела», – думал я, плещась в умывальнике. Хотя, что еще она могла мне оставить в знак благодарности? Птица… А какашки – это к деньгам…

В базу мы вовремя не пришли. Потерпел катастрофу американский «Орион», самолет базовой патрульной авиации США. Депеша по связи…

Только у нас есть аппаратура, обнаруживающая одиночного пловца на расстоянии сорок миль. Ищем. Нашли. Двоих. Доложили.

Идем в точку.

Старшина второй статьи Должиков приносит мне робу. Американцы будут размещены в каюте летчиков. Я у них приборщик. Лейтенант. А по легенде я теперь старшина. Мастер совка и веника.

Командир корабля инструктирует меня лично. Слушать и запоминать. Remember. Кэп общается со мной только по-аглицки. «Шкиперская» борода угрожающе шевелится. Папиросу от папиросы прикуривает. С.Я. Кролик. Фамилии не соответствует явно. Тигр, Буйвол, Чупакабра… Всю кровь выпил.

Остается доволен. Он даже английский технический знает в совершенстве…

Узнаем все ихние тайны! Я готов!

Зам говорит: «Не подведи. Иначе…»

Я озадачен «по самые помидоры»… Все серьезно. Ночью освежаю знания английского по словарю. Зама подвести нельзя. Это тебе не кто-то, это – зам. Он слов на ветер не бросает…

Хожу в робе. Обживаю каюту. Погода ухудшается.

Матросы уже не жмутся к переборкам. Типа, свой. Годки, отлупленные мной на ринге в первые воскресенья лейтенантства, начинают поднимать головы и считать за наглого «молодого». И вспоминают чайник с брагой, выброшенный мной в иллюминатор в первый день знакомства с экипажем.

– Выпей, лейтенант, одним из нас, спецназовцев, будешь…

До сих пор третий кубрик за чаем на камбуз с кружками ходит…

Что значит форма!

Опять их бить… Ну, ничего, придем в базу, канаты ринга натянем… А прежде на турник, 10 раз подъем переворотом, после меня. А они, годки, – толстые… И все на своем месте будут. Ладно, это потом.

А сейчас у нас ход 1 узел при встречном ветре. Парусность.

Дойти не могем. Сдувает назад. Координаты америкосов передали СКРу. Он, СКР, и забрал и сдал в госпиталь летчиков. ТАСС об этом писал.

А мы – в базу…

Не герои. Работники… И не надо нам славы…