Скоро все это закончится.
Закончатся приезды в описываемый город ранними утрами и отъезды из описываемого города поздними вечерами, вернее, ночами.
Закончатся поездки на такси от вокзала по дамбе, мимо памятника пушке, мимо здания завода, одноименного с одним из английских футбольных клубов, до гостиницы, название которой совпадает с названием одного из областных центров Украины.
Закончится лежание на удобных кроватях в удобных номерах гостиницы, название которой совпадает с названием одного из областных центров Украины.
Закончится просмотр передач телевидения описываемого города, закончится изучение прессы описываемого города.
Возникают смешанные чувства.
С одной стороны, хочется доделать задуманное, совершить задуманное количество приездов в описываемый город, описать описываемый город и поставить точку.
С другой стороны, как-то, что ли, жалко. Непонятно, кого или чего.
Не будет, например, январского приезда в описываемый город. И февральского. И тем более мартовского.
Хотя почему “тем более”.
Жалко, как известно, у пчелки.
Тем более что пока ничто из перечисленного не закончилось, все продолжается. И надо продолжить обследование и описание описываемого города.
Немного отдохнуть с дороги на удобной кровати в удобном номере гостиницы, название которой совпадает с названием одного из областных центров Украины, посмотреть телевизор.
Новости описываемого города и области, административным центром которой он является.
Сюжет о коневодстве в городе, название которого обозначает один из суставов, примерно как город Колено или город Плечо, только другой сустав. По экрану бегают кони. Вернее, они бегают не по экрану, а по ипподрому. Кони выглядят чрезвычайно ухоженными. Коневодством в городе-суставе занимается серьезный широкий мужчина с неподвижным взглядом. Серьезный широкий мужчина говорит: мы тут в городе, название которого обозначает сустав, очень серьезно занимаемся коневодством, у нас тут этим серьезные люди занимаются, вкладываются серьезные средства, очень серьезно относится к коневодству местная администрация, коневодство – это очень серьезно, особенно когда им занимаются настолько серьезные люди.
Сюжет о молокозаводе в описываемом городе. Серьезная тетенька-молокозаводчик говорит: у нас в коллективе хорошая дисциплина, строго соблюдаются все нормы, сотрудники понимают, что это молоко.
На улице пасмурно, дождь. Гулять не хочется – прежде всего не из-за дождя, а из-за лени, из-за томящей весь род человеческий в целом и отдельного его представителя в частности страсти уныния.
Было принято решение еще углубиться в гущу местного областного футбола, копнуть глубже – посмотреть игру второго дивизиона чемпионата области. Выбранная игра должна состояться в поселке из двух слов, который хотя и находится на некотором отдалении от описываемого города (полчаса на дизель-поезде), но административно входит в состав Такого-то района описываемого города. В поселке из двух слов находится большая электростанция, на строительстве которой собирался работать выдающийся русский писатель, живший в доме 47 по улице, названной в честь одного из месяцев, но потом передумал – денег мало, ездить долго и далеко. Этот поселок был посещен и частично описан во время мартовского приезда в описываемый город.
Значит, надо доехать до вокзала, сесть в трехвагонный дизель-поезд, и поехать в поселок из двух слов, и приехать в него. Что и было сделано.
На протяжении всего пути до поселка из двух слов по вагону ходил человек лет шестидесяти и предлагал пассажирам подписаться под каким-то воззванием. Народное голосование, – механическим голосом говорил человек лет шестидесяти. – Протестуем против засилья олигархата. Развивать социальную сферу. Повысить зарплату бюджетникам. Защита материнства и детства. Все это произносилось без малейших эмоций, без сокращения мимических мышц лица. Человек лет шестидесяти был одет в старый, но опрятный серый плащ, в старые, но опрятные серые брюки, в старые, но опрятные черные ботинки, в старую, но опрятную белую рубашку и в старый, но опрятный черный галстук. По его внешнему виду можно было практически безошибочно определить его партийную принадлежность.
Некоторые брали, подписывали.
Пожилой дядечка, сидевший на соседней скамейке, увидел газету “Спорт-экспресс”, попросил посмотреть. И долго, вдумчиво смотрел на газету. Никогда, говорит, такой газеты не видел, никогда в жизни.
Поселок из двух слов. На вопрос, где тут стадион, парень с нарушениями речи косноязычно ответил: Вот туда и там потом вон туда. Спасибо.
Тишайшая улица, идущая перпендикулярно железной дороге, тишайшие двухэтажные кирпичные домики, не частные, а на четыре, кажется, квартиры, с балкончиками, внешне очень уютные, а внутри-то, наверное, не очень.
Парк культуры и отдыха имени человека с грузинской фамилией (так написано на небольшой стеле). Парк представляет собой поверхность земли, заросшую деревьями и пересеченную несколькими дорожками. К парку примыкает площадь с памятником одному из величайших в мировой истории злодеев. Дом культуры, желтый с белым. За домом культуры – стадион. Трибуна на довольно большом расстоянии от поля – наверное, раньше между полем и трибуной была беговая дорожка, сейчас – просто трава, продолжение травяной поверхности поля. Пять рядов пластиковых кресел, белых и синих. На противоположной стороне поля – еще одна трибуна, вернее, две, и между ними – просто провал, пустое место. Очень странное планировочное решение. Зачем этот провал. Противоположная трибуна (трибуны) лишены кресел, и даже скамеек там не видно, это какие-то уже чуть ли не руины.
Название команды хозяев (десятое место во втором дивизионе чемпионата области) обозначает ремесло, примерно как “Сапожник” или “Скорняк”, только другое ремесло. Гости приехали из одного из городов области, центром которой является описываемый город, они занимают второе место. Название команды гостей обозначает направление в искусстве, примерно как “Символизм” или “Постимпрессионизм”, только другое направление.
Вышли на поле, разминаются, пинают мячи, неточно бьют по воротам. Команда-ремесло – в белом, команда-направление – в оранжевом с черным.
Постепенно на трибуне расселось человек сто болельщиков. На соседнем ряду расположилась компания дядек, типаж – “советский болельщик из рабочих”. Таких было очень много на советских стадионах в период примерно с 40-х по 80-е годы XX века. Советские болельщики принесли с собой бутылку водки, бутерброды, огурцы, стали разливать и закусывать.
Другие болельщики тоже приносят с собой алкоголь (как правило, водку и/или пиво) и демонстративно его употребляют.
За порядком следит 1 (один) полицейский.
Футбольный марш (музыка Матвея Блантера), выбегание команд на поле, бросание жребия (кому выбирать сторону поля, кому начинать), свисток, игра.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, нарушение, свисток, штрафной, удар, неточно.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, третья передача, обалдеть, четвертая передача, ну надо же, нарушение, свисток, пенальти, удар, гол, 1:0 в пользу команды-ремесла.
Команда-направление начинает с центра поля, одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, третья передача, навес, вратарь забирает мяч.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, навес, вратарь переводит мяч на угловой.
Подача с углового, удар головой, вратарь переводит мяч на угловой.
Подача с углового, вратарь в высоком прыжке переводит мяч на угловой.
Подача с углового, защитник в подкате переводит мяч на угловой.
Подача с углового, борьба в воздухе, защитник переводит мяч на угловой.
Подача с углового, мяч достается защитнику, одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
На верхнем ряду расположилась группа крикливых девушек разной степени некрасивости. Девушки пьют пиво, чем-то его закусывают и ругаются матом. Девушки болеют за команду-ремесло. Девушки называют игроков команды-направления женскими именами. Когда мяч достается кому-нибудь из игроков команды-направления, девушки орут: Клава, колготки подтяни! Люся, юбку подоткни!
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Перерыв.
На поле выбегают девушки-чирлидеры и некоторое время совершают своими телами ритмичные движения, в меру безобразные. Из динамиков звучит песня. Женский голос ритмично произносит слова:
Viva la fiesta. Viva la noche. Viva los DJ’s. What the fuck.
Johnny, la gente esta muy loca.
Слово “вива” женский голос произносит как “фифа”. Фифа ла фиеста, фифа ла ноче, фифа лос диджейс. What the fuck.
Johnny, la gente esta muy loca. What the fuck.
Фифа ла фиеста. Фифа ла ноче. Фифа лос ди-джейс.
What the fuck.
What the fuck.
Начался второй тайм.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, вход в штрафную, падение, судья не дает команде-ремеслу второй пенальти, и игрок команды-ремесла долго сидит в штрафной и разводит руками.
Судья, ты Люся.
Одна передача, вторая передача, потеря и тут же опять потеря, проход по флангу, навес, вратарь и нападающий неловко сталкиваются в воздухе, мяч вкатывается в ворота команды-ремесла. 1:1.
Люся, юбку подтяни.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Пошел сильный дождь. Зонта нет.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
В составе команды-ремесла есть игрок без номера.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
В составе команды-направления есть игрок с явно обозначившимся пивным животом.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Были планы сходить на водохранилище, вообще погулять по поселку из двух слов, а потом вернуться в описываемый город на автобусе или маршрутке, но очень сильный дождь, гулять в такую погоду было бы странно, скоро должен прийти дизель-поезд, лучше поехать на нем, а не на автобусе и не на маршрутке, правда, тогда не получится досмотреть игру, ну и ладно.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Одна передача, вторая передача, потеря.
Уход с игры за десять минут до ее окончания при счете 1:1, станция, прибытие дизель-поезда, отправление дизель-поезда.
Перед прибытием на станцию <Название описываемого города>-I дизель-поезд долго стоит около уродливого бетонного индустриального здания.
Скудная, куцая программа первого дня выполнена.
В одном из текстов выдающегося русского писателя, жившего в доме 47 по улице, названной в честь одного из месяцев, есть такие слова:
Обмахнув скамейку, поэтесса Липец села и откинулась. В сегодняшней газете были напечатаны ее стихи:
Вот так и тут. День встречен гудками, вернее, доносившимися с улицы музыкально окрашенными воплями, многократно усиленными звукоусиливающей аппаратурой.
Что, как, где, почему так громко поют. Почему из уличных репродукторов льются эти мучительно звонкие музыкальные произведения. Надо пойти и посмотреть.
Из гостиницы, название которой совпадает с названием одного из областных центров Украины, направо в арку, через сквер, мимо памятника выдающемуся русскому поэту. Кстати, именно в этом сквере обмахивала скамейку, садилась и откидывалась поэтесса Липец, стихотворение которой “гудками встречен день. Трудящиеся” было напечатано в газете.
Главная улица (проспект), названная в честь одного из величайших в мировой истории злодеев, перекрыта, везде стоит полиция. Из репродукторов льются звонкие, яростно-бодрые песни, а в промежутках между песнями мужской голос оглушительно сообщает, что ровно в полдень на площади, названной в честь неофициальных воинских формирований, стартует легкоатлетический Кросс нации. То есть нация возьмет да и побежит от площади, названной в честь неофициальных воинских формирований, по главной улице (проспекту), названному в честь одного из величайших в мировой истории злодеев, потом по улице из четырех букв и куда-то там еще. Нация будет при этом разделена на несколько категорий – мужчины от пяти до, кажется, четырнадцати лет, мужчины от четырнадцати лет до тридцати, мужчины от тридцати до бесконечности, женщины от пяти до четырнадцати и далее вплоть до древних старушек, и еще отдельный VIP-забег для политической и бизнес-элиты описываемого города на 2014 метров (в честь Олимпиады, которая должна состояться в соответствующем году в одном из городов).
В одной из люто-бодрых песен, льющихся из репродукторов, есть слова: мы сможем и сумеем.
Это очень интересно – Кросс нации. Надо будет посмотреть. Но сначала – к месту, где стоял дом 47 по улице, названной в честь одного из месяцев, в котором жил выдающийся писатель. Там все по-прежнему без изменений. Тихая улица, заваленная осенними листьями, невысокие солидные сталинские дома, детский сад, между детским садом и домом 49 – пустое место, ничем не огороженное.
Наверное, здесь так ничего никогда и не построят.
И обратно, на главную улицу (проспект), по дамбе через огромный овраг (один из трех в описываемом городе), к площади, названной в честь неофициальных воинских формирований.
На площади – огромное столпотворение людей в трусах (тренировочных штанах) и майках. Линию старта обозначает цепочка держащихся за руки молодых людей в специальных ярких желтых жилетах с символикой Кросса нации. За линией старта – огромная толпа стартующих: преобладают небольшие пареньки (те самые мужчины от пяти до четырнадцати лет), но есть и взрослые мужички, женщины от пяти до четырнадцати, и спортивного вида дамы бальзаковского возраста, и неестественно бодрые дедушки.
Распорядитель объявил, что старт первого забега состоится через пять минут, и из репродукторов полились одна за другой песни, написанные несколько десятилетий назад специально к Олимпиаде, которая состоялась в одном из городов. Во времена отрочества эти песни практически непрерывными потоками исторгались из любого радио– и телевизионного приемника, они, эти песни, еще тогда, в те довольно-таки далекие годы, основательно въелись в стенки черепа, и теперь они зловеще-победно и оглушительно звучали над площадью, названной в честь неофициальных воинских формирований.
Мужчина средних лет подчеркнуто бегового телосложения, в обтягивающих трениках и белых кроссовках, отчаянно разминается: то приседает, то, поставив ногу на уличное ограждение, совершает наклоны, то мнет руками те или иные части собственных нижних конечностей.
Мимо прошел подтянутый пожилой человек в майке с номером участника соревнований и в полупрозрачных красных обтягивающих шортах, под которыми угадывались очертания трусов. Абсолютно лысая голова подтянутого пожилого человека была опоясана тканевой ленточкой бело-сине-красных цветов.
На тротуаре стоит группа подростков в майках с номерами, экипированных для забега. Они почему-то не там, у стартовой черты, а здесь, на тротуаре, странно, ведь сейчас должны бежать именно они, мужчины от пяти до четырнадцати, но они праздно стоят, грызут семечки и периодически произносят матерные слова.
Еще тогда, в отроческие годы, эта фраза вызывала неприятное, зудящее непонимание – кого других? Каких других учат рыцарству мастера большого спорта? Других мастеров большого спорта? У одних мастеров большого спорта с рыцарством полный порядок, а у других мастеров большого спорта – не очень, и вот первые мастера большого спорта учат рыцарству вторых? Или, может быть, мастера большого спорта учат рыцарству спортсменов-любителей? Например, олимпийские чемпионы по стрельбе из лука учат рыцарству участников первенства штата Оклахома среди пожарных команд по американскому футболу? Или они учат рыцарству мастеров, но других, не большого спорта, а, например, резьбы по кости или по ремонту обуви или мастеров дзен? Или, может быть, мастера большого спорта учат рыцарству людей, которые не имеют никакого отношения к спорту, в том числе и большому, и при этом не являются мастерами, то есть неких Абсолютно Других, например умственно отсталых школьников?
И какому “рыцарству” учат мастера большого спорта? Как держаться в седле, как действовать копьем, мечом и шпагой, как драться на дуэлях, как воевать с сарацинами, как правильно вести себя в церкви и при дворе и что нужно для участия в крестовых походах, как покорять сердца прекрасных дам? Именно этому учат неких “других” олимпийские чемпионы по водному поло, рекордсмены мира и Европы по спортивной ходьбе, обладатели Кубка Стенли?
В общем, вопросы, вопросы. Причем сколько уже лет прошло, а вопросы остались.
Распорядитель объявил минутную готовность.
Весь описываемый город – это наш (их) стадион.
Распорядитель вышел к линии старта и пальнул из стартового пистолета, молодые люди в специальных ярких желтых жилетах с символикой Кросса нации бросились врассыпную, к тротуарам, уступая дорогу бегущей толпе мужчин и женщин, взрослых, старых и совсем крошечных. Толпа пробежала и убежала вдаль, по главной улице (проспекту), по дамбе через овраг, через центральную площадь, к строящемуся кафедральному собору, к цирку, к гостинице, одноименной с описываемым городом, и дальше – на улицу из четырех букв, вперед к победе и участию.
И снова льются старые, но почему-то претендующие на вечную молодость олимпийские песни.
На старт приглашаются женщины от мала (пяти лет) до велика. Толпа подтягивается к стартовой линии (молодые люди в жилетах опять образовали свою цепочку). В толпе преобладают означенные женщины в основном подросткового возраста, но, как и в первом забеге, среди готовящихся к старту много представителей других полов и возрастов, и их почему-то никто не изгоняет.
И эта строчка в далекие отроческие годы вводила в какой-то мысленный ступор. Почему звонкие? Что звонкого в именах Миша, Вася, Света, Лена, Коля, Толя, Ваня, Оля, Дима, Петя, Славик, Валера, Шура? Логичнее было бы написать “наши тихие дать имена” или “наши свистящие и шипящие дать имена”, но никак не звонкие. Или, может быть, авторы песни хотели дать всем рекордам какие-нибудь другие имена, например Рубен, или Брэндан, или Рэзван, или Габсбург, или Бурбон-и-Бурбон? Вряд ли, хотя в этих именах и присутствует некоторая звонкость.
Последняя фраза когда-то тоже вызывала некоторое недоумение. С первой фразой все понятно: некие спортсмены продемонстрировали выдающиеся спортивные результаты, и им сказали, что они “боги” своего вида спорта, так говорят иногда – “футбольные боги” и т. п. Это ладно. Но почему при этом “молодцы черти”? То есть получается, что вы, ребята, конечно, боги, но и черти тоже молодцы, в общем, выдающиеся результаты достигнуты, так сказать, бесовскою силою. Только через некоторое время стало понятно, что эти условные выдающиеся спортсмены, воспеваемые в песне – одновременно и боги, и черти, какое, должно быть, странное и болезненное духовное состояние.
Стартующая толпа на этот раз гораздо меньше, чем первая. Подтянутый пожилой человек в красных полупрозрачных шортах стоит в толпе стартующих, периодически подпрыгивая то на одной, то на другой ноге.
Из репродукторов льются сомнамбулические девичьи голоса:
Матерившиеся подростки – в толпе стартующих. Впрочем, почему матерившиеся – они и сейчас продолжают материться. Странно, что они решили стартовать именно сейчас, а не в первом забеге, когда преобладали как раз пареньки их возраста.
И об это утверждение приходилось спотыкаться в те далекие пред– и постолимпийские годы. Почему “нет крепче оружья”? Человечество за свою историю создало огромное количество разнообразного оружия, способного легко уничтожить любую дружбу, вернее, ее носителей, а какая же дружба без носителей. Тут сгодится даже какой-нибудь банальный пистолет Макарова (ПМ). Еще лучше – автомат Калашникова, или УЗИ, или винтовка M-16. Очень эффективны против дружбы бронетранспортеры, боевые машины пехоты, танки, самоходные артиллерийские установки. Никакая дружба, даже самая, как поется в песне, “верная”, не устоит против систем залпового огня, химического оружия, боевых вертолетов, истребителей и стратегических бомбардировщиков, не говоря уже о более серьезных видах вооружения. Может быть, автор слов считал, что если обладатели вышеперечисленного оружия крепко подружатся, то их дружба перевесит силу оружия, они побросают свое оружие, простят друг другу прошлые обиды, мирись-мирись-мирись-и-больше-не-дерись, в общем, обнимитесь, миллионы, но дальнейшее развитие событий показало, что надежды автора слов не оправдались.
Старт, рванули, побежали, замелькали прозрачные красные шорты.
Человек легкоатлетического телосложения продолжает разминаться. Почему он снова не побежал – непонятно.
Теперь на старт приглашаются все остальные, это последний старт, странно, ведь должно быть много категорий участников, а в итоге всего три забега. Всех остальных совсем мало, третья толпа – совсем реденькая и жалкая по сравнению со второй и особенно с первой.
Выстрел стартового пистолета, молодым людям в жилетах даже не приходится разбегаться врассыпную, они просто отходят в сторону, уступая дорогу жиденькой толпе.
Сомнамбулические девичьи голоса допели свою странную олимпийскую песню и умолкли. Распорядитель объявил, что старт Кросса нации завершен, желаем всем победы, это чудесный праздник для нашего города, всем спасибо.
Разминавшийся человек легкоатлетического сложения перестал разминаться и медленно побрел по главной улице (проспекту) в сторону оврага. Зачем он, интересно, пришел в спортивной форме, зачем разминался, почему не стартовал и побрел к оврагу.
И VIP-забега почему-то не было. Возможно, он проводился где-то в другом месте. А может быть, политическая и бизнес-элита накануне что-то отмечала или просто отдыхала, употребила в связи с этим много алкогольных напитков и наркотических веществ и теперь спит тяжелым похмельным сном, или проснулась и похмеляется, какие уж тут 2014 метров, но вообще это странно, обычно если затевается что-то такое, в чем по замыслу должна участвовать политическая и бизнес-элита, то участие строго обязательно, сколько бы алкоголя, кокаина и т. п. накануне ни употребила политическая и бизнес-элита, в какую бы зюзю и до каких бы зеленых ферзиков ни нажралась, она должна приползти на старт VIP-забега хоть на карачках и преодолеть заявленные 2014 метров как угодно, хоть по-пластунски, потому что неявка на такие мероприятия может быть рассмотрена как протест, фрондерство, и могут возникнуть неприятности с санэпидемстанцией, пожарным надзором, налоговыми органами, могут быть заведены уголовные дела, в общем, страшно даже представить, что может произойти из-за неявки политической и бизнес-элиты на VIP-забег, странно, что забега не было. Хотя, может быть, политическая и бизнес-элита пребывала в это утро в настолько плачевном физическом и моральном состоянии, что вместо забега по главной улице (проспекту) на 2014 метров ей устроили забег во дворе здания областной администрации на десять или двадцать метров, а потом налили коньяка и отпустили с миром, трудно сказать.
Давно была мысль съездить в аэропорт описываемого города. В описываемом городе есть не только заброшенный аэропорт (он был обследован во время четвертого приезда), но и действующий. Вернее, он располагается не в самом городе, а в недалеком пригороде. Он имеет статус международного. Надо туда отправиться немедленно.
Пешком до автовокзала, по улице, названной в честь официальных воинских формирований. Центральная часть города, престижный район, много новых, качественных и иногда даже красивых жилых домов.
На углу одного из домов вывеска: вертикальная надпись “Ломбард” и горизонтальная – “рылись”. Рылись. Рылись в ломбарде? В сейфах с драгоценностями? Или в чем? Может быть, это фамилия хозяина ломбарда – Рылись? Или, может быть, имя, может, у какого-то народа есть такое имя – Рылись. Рылись Альбертович. Мало ли. Почему бы и нет. Или название населенного пункта, откуда родом владелец ломбарда. Родился в дальнем глухом поселке Рылись, выучился, приехал в описываемый город, что называется, “поднялся”, заработал кучу денег честным трудом, или преступной деятельностью, или сочетанием того и другого и открыл ломбард, увековечив в его названии имя своего родного поселка, так бывает.
Потом выяснилось, что вывеска охватывает собой угол дома, и на другой стороне вывески написано “Ломбард” и “Мы отк”, и мир стал чуть более устойчивым.
В кассе автовокзала по-прежнему рекламируются овальные таблички с фотографиями и/или именами умерших людей для размещения на могильных памятниках. Из-за стекла приветливо смотрит немолодой импозантный мужчина, рядом написано “Свиридов Анатолий Яковлевич” и “Панкин Андрей Петрович” с датами рождения и смерти, и по-прежнему непонятно, кто же все-таки этот импозантный мужчина – Свиридов, Панкин или какой-нибудь совершенно другой человек, умерший или живой.
Автобус до аэропорта отчаливает от автовокзала, недолго едет по проспекту, названному в честь какого-то болгарина, потом довольно долго едет через осенние поля и леса по широкой трассе, сворачивает на узкую дорогу и останавливается около аэропорта. И уезжает дальше, аэропорт – это не конечный пункт автобуса, ему еще надо заехать в какую-то деревню.
Странное здание аэровокзала. Обычно аэровокзалы строятся сильно вытянутыми по горизонтали, чтобы можно было уместить там зал ожидания, стойки регистрации, рестораны, кафе, магазинчики. А тут – почти кубическое шестиэтажное зеленое здание. Вокруг – никого, ни одного человека. На стоянке – несколько дорогих машин.
Дверь в аэровокзал открыта. Рамка-металлоискатель, охранник. Вам что, вы куда. Да просто так, посмотреть. Посмотреть аэропорт. А, посмотреть. Рюкзак на ленту транспортера, досмотр, проходите, смотрите.
Крошечный зал ожидания с несколькими рядами старых кресел. Расписание, три регулярных рейса – в курортный арабский город, в курортный турецкий город, в некурортный армянский город. Все – раз в неделю. В некурортный армянский город сейчас не летают, говорит охранник. Дверь с надписью “Выход на посадку”.
Сегодня, говорит охранник, улетела главная футбольная команда описываемого города, полетели в один из городов на очередной матч, поздно вечером обратно прилетят.
Еще тут чартеры иногда летают, говорит охранник.
Это всё.
Охранник говорит, что автобус до описываемого города должен быть уже скоро.
Спасибо, до свидания, до свидания, спасибо.
Ожидание автобуса на пустой асфальтовой площади перед аэровокзалом.
Пять минут.
Десять минут.
Двадцать минут. Автобуса нет.
И вообще никого и ничего нет. Тишина.
Серое небо, на сером фоне – отдельные более темные облака. Ветер. Кругом – осенние поля, вдалеке – осенние леса. Они, осенние леса, еще пока не одеты в багрец и золото, но уже начинают потихоньку одеваться, уже кое-где заметны и багрец, и золото, но пока еще немного.
Тишина и шум ветра иногда прерываются шумом проезжающих по трассе грузовиков, перевозящих какую-то светло-зеленую сельхозпродукцию.
Есть что-то общее у двух аэропортов описываемого города, заброшенного и действующего: и там, и тут царят пустота, тишина и покой, небо, ветер, поля и дальние деревья.
Тридцать минут. Автобуса нет.
В принципе, если бы не было холодно, можно было бы так стоять и стоять, когда-нибудь автобус все равно появится, здесь хорошо стоять в неподвижности, а было бы лето, можно было бы даже и полежать, но не лето и холодно, да и вообще надо возвращаться в описываемый город, а автобуса нет.
Из аэровокзала вышел человек, подошел к одной из дорогих машин, открыл капот и начал производить там, под капотом, какие-то манипуляции.
Вопрос насчет автобуса. Автобус теперь только часа через полтора будет, вы лучше идите вот туда, на трассу, кто-нибудь вас до города подбросит.
Стояние на трассе. Никто не едет мимо, разве что протарахтел трактор и медленно удалился в поля, и его призрачное тарахтение еще долго было еле слышно оттуда, из полей.
Вот еще какое-то тарахтение. Автобус. Это тот же самый автобус, он съездил в деревню и теперь едет обратно. Автобус медленно сворачивает с трассы и удаляется в сторону аэропорта.
Блин.
До остановки уже не дойти и не добежать. Остается только надеяться на то, что автобус остановится в неположенном месте по просьбе пассажира.
Надежды оправдались.
Примерно на полпути к описываемому городу автобус останавливает сотрудник ГИБДД. Впереди по ходу движения стоит автомобиль ГИБДД, а еще чуть впереди – фургон “Газель”, рядом с которым другой сотрудник ГИБДД разговаривает с отчаянно жестикулирующим человеком.
Вскоре водитель автобуса возвращается в автобус, а за ним бежит отчаянно жестикулирующий человек кавказской внешности и, продолжая отчаянно жестикулировать, отчаянно орет, обращаясь к водителю и пассажирам: вы видели, разве я обгонял, я не обгонял, нет, ну вы видели, разве я обгонял, да нет, я не обгонял, вы же видели, что я не обгонял, скажите им, что я не обгонял, не обгонял я, не обгонял, клянусь, не обгонял, ну вы же видели, что не обгонял.
Весь этот ор сопровождается отчаянной жестикуляцией.
Водитель автобуса предлагает отчаянно жестикулирующему человеку покинуть автобус. Ор продолжается: я буду заполнять протокол здесь, при вас, вы все свидетели, я никуда отсюда не уйду, вы свидетели, вы видели, что я не обгонял, а они говорят, что я обгонял, это беспредел, они совсем озверели, беспредельщики, я не обгонял, вы же видели, скажите им, что я не обгонял.
Все угрюмо молчат, и только два или три голоса высказались в том смысле, что освободил бы ты, дядя, салон автобуса, ничего мы не видели, не знаем и знать не хотим, иди сам разбирайся, нам всем надо в описываемый город, шел бы ты, дорогой, отсюда и не мешал бы дальнейшему движению автотранспортного средства общего пользования.
К автобусу подходит сотрудник ГИБДД и предлагает отчаянно жестикулирующему человеку покинуть салон автобуса. Отчаянная жестикуляция и ор усиливаются, не обгонял, не обгонял, скажите ему, я не обгонял, это беспредел, не обгонял, не пойду, буду здесь заполнять протокол, не пойду, не обгонял, не обгонял, не обгонял.
К автобусу подходит другой сотрудник ГИБДД, они вдвоем грубо вытаскивают отчаянно жестикулирующего человека из автобуса, появляются наручники, что, урод, сопротивление оформлять будем, дверь закрывается, автобус продолжает движение в сторону описываемого города и через некоторое время достигает описываемого города.
Остается еще полдня. Принято решение поехать в Такой-то район и просто по нему погулять.
Странное явление: еще не обследовано огромное количество мест описываемого города. Совсем мало изучен Такой-то район. Такой-то район изучен очень фрагментарно. Не был посещен поселок, названный в честь одного из месяцев. Не был осмотрен поселок, название которого похоже на еврейскую фамилию во множественном числе, примерно как поселок Коганы или поселок Каценеленбогены, только другая фамилия. Но в целом описываемый город ощущается знакомым просто до крайней степени. И Такой-то район, который сейчас захотелось посетить, представляется абсолютно родным и знакомым, хотя ни разу толком не удалось до сего дня по нему погулять, но множество раз проезжал его на такси и троллейбусах, жил в гостинице Клуб <Название города в США> в номере без окон, неоднократно бывал на станции <Фамилия крупного деятеля большевизма>град – и район стал восприниматься как знакомый. Как, впрочем, и все другие районы. Это, наверное, один из признаков вхождения города в печенки.
Какое же все-таки странное выражение.
Тем не менее, несмотря на это ощущение знакомости, надо обязательно погулять по Такому-то району.
От автовокзала на такси до станции <Фамилия крупного деятеля большевизма>град, дальше пешком. По улице, названной в честь крупной международной политической организации, ныне не существующей, мимо рынка с двумя огромными красивыми павильонами, мимо магазина “Мир крепежа”, мимо красивых двухэтажных домиков в стиле “пленные немцы”. Потом налево, на улицу, названную в честь молодежной политической организации, которая когда-то была огромной и могущественной, а сейчас, если и сохранилась, влачит жалкое существование. Тихая зеленая улица, ухоженный парк, огромный, но не подавляющий окружающий пейзаж дом культуры гигантского завода, расположенного в Таком-то районе, бюст инженеру (за создание новой техники), бюст военачальнику (за воинские подвиги), памятник одному из величайших в истории злодеев (за величайшие злодейства), который тоже не подавляет собой окружающий пейзаж и выглядит как-то мирно.
Сидеть в тихом красивом парке на скамеечке, потом еще бродить по тихой красивой улице, названной в честь молодежной политической организации, забрести в огромный двор, ограниченный с четырех сторон невысокими сталинскими домами, сидеть на детской площадке. Потом еще брести по улице, названной в честь одного из городов, свернуть на улицу, названную в честь одного из съездов одной крупной, когда-то невероятно могущественной политической организации.
Осенью Такой-то район особенно прекрасен, словно специально для этого времени создан.
Еще бродить, гулять по небольшим зеленым (желтеющим) улицам, мимо конструктивистских и пленно-немецких домов.
Из открытой двери небольшого кафе слышна песня, в которой есть такие слова:
Это знак, что пора выпархивать из-под странного осеннего очарования Такого-то района и начинать потихоньку двигаться в сторону гостиницы, название которой совпадает с названием одного из областных центров Украины, собираться и уезжать из описываемого города.
Что и было сделано.