Пришел мой черед следить за аппаратурой. Я это делал уже полторы сотни дней по шесть часов в сутки, если не считать земных испытаний. Благоговение прошло, страх исчез. Пожалуй, появилась тень скуки и ясное осознание, что это моя работа. Мой долг перед миллионами людей, связанных душевно и материально с первым пилотируемым полетом на Марс.

В тренажерном зале второй час пахал американец Стив Картер – он и займет место в рубке, когда кончится моя смена. Азиаты – японец Матцуда и китаец Цянь – спали в каюте для отдыха. Завтра нам всем придется туго – после пяти месяцев невесомости включится двадцатипроцентная гравитация. А через три недели – тридцати восьми – такая же, как на Марсе. Надеюсь, медики просчитали все верно, и мы вступим на красную планету адаптированные и полные сил.

Во время вахты в рубке нельзя было даже читать. Нужно неотрывно следить за датчиками корабля, исправностью системы жизнеобеспечения и принимать редкие послания с Земли. Спорить с уставом никто и не думал, но бежать мыслям, куда им заблагорассудится, не запретишь. Только носились они с каждым днем всё чаще по кругу.

Вот и сейчас я думал о возвращении, не долетев до цели. Уже два года на Марсе нас ждет жилой модуль, герметизированный вездеход и завод по производству горючего и кислорода. Много споров в космических сообществах было о сроке пребывания астронавтов на планете. Россия говорила о неделе, США твердила о программе «1000 days», где подразумевалось полтора года пребывания людей на планете. В конечном итоге сошлись на месяце. Мы любили шутить по этому поводу, мол, отпуск проведем на Марсе.

Пожелание удачи в завтрашнем испытании принял с Земли Цянь, так что посланий я не ждал. Сегодня, когда будет заканчиваться вахта Стива, наш бортовой врач Матцуда проведет последний инструктаж перед включением гравитации. Инструкции каждый из нас знал от первой буквы до последней точки, но раз надо – будем слушать.

Два небольших иллюминатора были плотно закрыты внешними створками. Открывали мы их единственный раз, когда вышли за пределы дальней земной орбиты, да и то – соблюдали инструкции. Ориентировка происходила полностью по приборам, а любоваться во время вахты абсолютной чернотой с далекими крапинками звезд скучно, да и не положено. Не для того люди ждали и работали семьдесят лет между полетами на Луну и Марс, чтобы астронавты удовлетворяли свою сентиментальность.

Время текло привычно: медленно, но неуклонно. Наверное, Стив уже закончил тренировку и сейчас отдыхает в релакс-каюте под щебет птиц или шум прибоя. Через пару часов он наестся концентратом питательных веществ и примет пару капсул. Без препаратов здоровье полетит в тартарары – космическая радиация и отсутствие магнитного поля не шутки.

Я смотрел на мигающие лампочки и в который раз пытался осознать, что лечу к собственной мечте. Годы непрерывных тренировок, жесткая дисциплина, тысячи страниц выученного наизусть текста – все это был предварительный этап мечты. Я хотел ступить на Марс – скоро буду там. А что потом? Семимесячное возвращение, санатории, пенсия; возможно, обучение молодых космонавтов. Но это будет рутинное настоящее без будущего.

Я погнал эти мысли прочь, объясняя их долгой оторванностью от Земли, друзей, привычной обстановки. В прошлое посещение релакс-каюты я отдыхал с электронной книгой в руках. Под шум прибоя я перечитал повесть Хемингуэя «Старик и море». Старик – вот настоящий эталон стойкости, уверенности в себе, непоколебимой надежды. Пожалуй, после трех месяцев неудач, за сотню километров от берега наедине с огромной рыбой и акулами, ему было намного труднее, чем мне. Так что нечего хныкать. Если в человеке есть силы, он всегда найдет чего добиваться и ради чего жить.

Под размышления прошла вахта, и в рубку влетел Картер, хватаясь за специальные поручни.

– Хэллоу, Вадим. Все окей?

Разговаривали мы обычно на английском, хотя все члены команды неплохо знали русский. Когда Стив был в особенно хорошем настроении, он старался говорить со мной по-русски. И даже английские слова вроде «хэллоу» и «окей» произносил на наш манер – без всяких придыханий и высовывания языка.

– Привет. Как обычно – все стабильно. Жду не дождусь гравитации. Хоть какая-то перемена.

Картер улыбнулся.

– Не так долго лететь осталось. А на Марсе не соскучишься – заданий столько, что на год сотне астронавтов хватит.

– Это точно, – сказал я, отстегивая державший меня ремень.

Говорят, что человек привыкает ко всему. Но к невесомости, к ощущению полета привыкнуть невозможно. Каждый раз, когда я парю в тесных помещениях корабля, меня охватывает восторг.

Я слегка оттолкнулся от пола и поднялся почти до потолка. Выписывая руками маневры, я подлетел к стене с поручнями.

– Не скучай, – сказал я.

– А что скучать? – удивился Стив. – Я здесь живу лучше, чем на Земле.

Я усмехнулся и вылетел из рубки.

* * *

Матцуда закончил говорить. Затем он сделал пометку в бортовом журнале, что инструктаж проведен и достал на всякий случай аптечку. Мы собрались в рубке и пытались держаться около пола. Японец кивнул и Цянь включил гравитацию.

Сразу потемнело в глазах, в ушах зазвенело, голова стала тяжелой. Почему-то медики решили, что гравитацию лучше наращивать именно скачками; мой организм, кажется, считал по-другому.

Постепенно пелена перед глазами рассеялась, и я оглядел рубку. Стив и Цянь сидели на полу и терли виски, Матцуда уже стоял и внимательно нас разглядывал раскосыми глазами.

– Отлично, – наконец сказал он и убрал аптечку. – Поболеем денек-другой и привыкнем.

Меня подташнивало. Я поднялся на ноги и сделал неуверенный шаг. Уже подзабытое ощущение ходьбы позабавило меня.

– Как ты, Вадим? – спросил Стив.

– Нормально. Думаю, в следующий раз будет еще легче.

Картер улыбнулся и побрел вслед за мной в каюту отдыха. На вахту вступал Матцуда.

* * *

Чем ближе мы подлетали к Марсу, тем сильнее становилось приятное волнение. Хоть я и понимал, что нас ждет месяц беспрерывного пахалова, ощущение чуда не покидало. Колыбель человечества осталась за миллионы километров позади – мы сделали первый шажок во Вселенную.

Автономный комплекс, отправленный больше двух лет назад на планету, еще раз подтвердил полную работоспособность. Топливо для нашего посадочно-взлетного, а заодно и грузового модуля было готово.

Цянь и Стив перепроверяли сделанные на Земле расчеты. Вскоре нам предстояло корректировать курс реактивными двигателями, чтобы положить корабль на орбиту. А уже с нее, на модуле, достигнуть Марса.

Мы позволили себе открыть иллюминатор и взглянуть на планету собственными глазами. Негостеприимный, буровато-коричневый Марс с серыми проблесками равнодушно кружил в черноте. Деймос и Фобос, словно верные друзья, плыли рядом.

Конечно, я уже десятки раз смотрел на Марс через телескоп, изучал снимки со всех зондов и марсоходов. Но при взгляде на красную планету сквозь стекло иллюминатора у меня захватило дух. Все мысли о скуке и усталости вмиг показались глупостью.

– Чудо, – сказал Матцуда и нажал кнопку – иллюминатор закрылся металлической заслонкой.

Картер пару раз слегка кивнул и вернулся к расчетам.

* * *

Автономный комплекс располагался неподалеку от кратера Гусева, который почти сорок лет назад изучил марсоход Spirit. Я тогда еще не родился, но историю планетохода читал – конструкторы могли им гордиться. Вместо планируемых трех месяцев, Spirit проработал полдесятка лет, пока не увяз в сульфатном песке. И даже оттуда, после песчаных бурь и марсианских зим, продолжал посылать полезную информацию. Как, впрочем, и его брат-близнец Opportunity. Настоящие герои технического мира.

Я улыбнулся своему выводу и поднялся с кровати. Внутри жилого комплекса я чувствовал себя уютней, чем на корабле. Наверное, это особенности психики. Чувство «земли под ногами», хоть и чужой, придавало уверенности.

Сегодня нам со Стивом предстояло хорошенько прокатиться на вездеходе вдоль Долины Маадим – крупнейшего марсианского каньона. Не знаю, почему ученых так привлекает этот семисоткилометровый разрез на теле планеты, но сказано исследовать – будем исследовать.

В тесном ангаре, где стоял марсоход, воздух был беден на кислород. Дышать приходилось часто и глубоко. С виду вездеход напоминал бронетранспортер, но только не такой мощный и большой. Проблема доставки грузов никуда не делась, а посылать из-за планетохода отдельный корабль – непозволительная роскошь.

Помимо мощного двигателя на метане в задней части машины, крышу покрывала солнечная батарея – для дополнительного питания и крайних случаев. Спереди и сзади возвышались антенны. Исследовательская аппаратура, от обычных камер до спектрометров, занимала все свободные ниши вездехода.

Я и Стив залезли в небольшую кабину машины. Нас встретили огоньки десятков индикаторов. Матцуда и Цянь, облаченные в скафандры, вышли нас провожать. Еще раз проверив наличие топлива, исправность связи и кислородного снабжения, мы выехали на пыльные просторы Марса.

В распоряжении исследовательских приборов были терабайты памяти, потому они непрерывно регистрировали все, что «видели». Ученые справедливо рассудили, что чем больше информации, тем лучше. А кому с ней работать – на Земле найдется всегда. Нескоро подобные экспедиции станут рутиной.

Я управлял вездеходом, а Картер работал с отдельной аппаратурой в ручном режиме. Десятилетия космической практики показали, что как бы ни была надежна и развита техника, человеческую интуицию и смекалку ничто не заменит.

* * *

Я ехал не быстрее тридцати километров в час. С одной стороны ветерок подымал пылевые вихри, с другой тянулся каньон. Глубина его постоянно менялась, от нескольких сот метров до двух километров.

– Через три километра будет спуск, – сказал я.

Стив, следящий за приборами, промычал что-то утвердительное. Через пять минут он произнес:

– Сбавь ход. Здесь странная структура грунта.

– Здесь все странное, – усмехнулся я.

До дна каньона было около километра спуска по крутому склону в полсотни градусов. Я заметил, что вездеход ехал по карнизу. Я вздрогнул и начал выруливать прочь от каньона.

– Стой! – воскликнул Стив. – Нужно копнуть и взять образец.

Вездеход начал заваливаться назад и вбок. Я крутанул руль в другую сторону и наддал тяги. Что-то закричал Картер. Я не слышал – весь мир превратился в проваливающийся грунт, педаль газа и металлопластиковый руль. Даже сквозь толстые стенки я слышал, как с грохотом трескается пористая порода. Облака пыли закрыли маленькое лобовое стекло. Нас несло с откоса задом наперед.

Чтобы хоть немного сбить скорость, но не перевернуться, я слегка притормаживал. Вездеход, словно корабль в шторм, бросало вверх-вниз и качало из стороны в сторону – низкая гравитация играла не последнюю роль. Падение продолжалось пару минут, затем марсоход за что-то зацепился, его развернуло боком. Мы кувыркнулись через левое крыло, упали на колеса и замерли.

Пыль оседала. Мы оказались почти на самом дне каньона. Я и Стив, крепко пристегнутые ремнями, не пострадали. Но пищащий бортовой компьютер вывел на экран надпись, подобную смертному приговору: «Система кислородного снабжения повреждена». Еще вырубились с десяток датчиков и солнечная батарея, но это нас касалось в последнюю очередь.

– У нас есть воздух кабины, – медленно, отходя от шока, сказал Стив. – И две кислородные маски с баллонами минут на двадцать.

– Говорим только по делу, – сказал я, заводя заглохнувший двигатель. – Открой карту.

Навигатор работал исправно. Нам нужно было проехать три километра по каньону, где склон не так крут, а потом чёрти сколько гнать до комплекса.

Какое-то колесо повело – теперь вездеход слегка заносило влево, но ехали мы довольно споро. Месяцы тренировок и жесткой дисциплины держали подступившую панику в оковах. И вырваться ей оттуда не суждено. Да, я осуществил мечту – я шагнул на Марс, но еще оставался долг.

Компьютер ничем не мог помочь, и Стив пытался самостоятельно разобраться в поломке. Я связался с Матцудой.

– Что случилось? – спросил он.

– Мы свалились в каньон и повредили систему кислородного снабжения. Попытаемся дотянуть до комплекса, хотя шансов очень мало.

– Понял, – голос японца дрогнул.

– Ждите в ангаре. Если доедем, нас, скорее всего, придется доставать из вездехода и откачивать.

– Настрой автопилот, – вмешался в разговор Цянь. – Так больше шансов.

– Спасибо. Надеюсь, до встречи.

– Удачи, – сказал Матцуда.

– Удачи, – эхом повторил Цянь.

* * *

Я гнал к комплексу в сотне метров от Долины Маадим. Дышать стало трудно. Я кивнул, и Стив подал мне кислородную маску. Глоток свежего, насыщенного кислородом воздуха был словно стакан родниковой воды в пустыне. Маска – двадцать минут, плюс остатки в кабине.

Картер пытался спасти положение по-своему. Но он не только не мог исправить поломку, ему не удавалось ее даже найти. Время, едва ползущее при вахте на космическом корабле, сейчас неслось с бешеной скоростью, а марсоход, казалось, еле ехал.

Кислород кончался, а до комплекса было не ближе, чем до Земли. Я выжимал из машины все, на что она способна.

Вскоре мы сняли бесполезные маски. Воздух в кабине стоял спертый и тяжелый. Через четверть часа Стив, сидящий на полу в другом конце кабины, потерял сознание. Скоро меня ждет такая же участь. А довезет автопилот двух коматозников или два трупа – не знал никто.

Прошло еще несколько минут. Стив лежал без сознания, но конвульсивные вздохи издавать не прекращал.

Перед глазами все плыло, конечности онемели. Я сидел с широко раскрытым ртом и делал по несколько судорожных вдохов каждую секунду. Сердце и легкие скручивало болезненными спазмами. В голове стучало…

Впереди показался комплекс. Главное доехать до ангара, главное не отключиться…

Потом мне стало легче. Может, добрался, а может и умер. Мне уже было все равно – свою мечту я исполнил.

* * *

Рассказ основан на реальных природных и научно-технических фактах. Подобная программа пилотируемого полета на Марс является одной из предложенных на современном этапе.