Камень с грохотом катился вниз, оставляя за собой облако пыли и гранитного крошева.

Они думают, что я не могу его дотащить. А я просто никак не могу решить, как мне отсюда выбраться. Ведь если втащишь булыжник на вершину, придумают новое наказание, или, не дай Зевс, еще раз убьют.

Мышцы я накачал так, что могу поднять и быка. Но Персефоне об этом знать не стоит.

Каждый раз, когда камень катится вниз, я боюсь, что он расколется. Тогда мой маскарад обречен. По частям я должен затащить камень на раз-два.

Проводив взглядом овальный булыжник до самого подножия горы, я приступил к самой приятной части моей жизни – спуску. И миллионному обдумыванию плана побега. А лучше – воскрешения.

Аид не станет меня даже слушать, Таната тоже провести больше не удастся. Обратиться к Зевсу? При жизни я ему жертв не делал, а сейчас кроме гранита и набедренной повязки у меня ничего нет.

Можно попробовать убежать на другую сторону горы, затаиться в какой-нибудь пещере. Но там я ни разу не был. Или попробовать лечь, притвориться изможденным и посмотреть, как поступят боги. Вдруг они и вовсе про меня забыли? Я-то о них при жизни не вспоминал.

Эх, вернуться бы сейчас во дворец. Закатить пир, сожрать барашка, выпить бочонок вина. Да и по жене соскучился, уже добрых пару тысяч лет не виделись. А у нас такая перина была, на локоть проваливались…

Под воспоминания я не заметил, как снова добрался до подножия горы. Ладно, может при следующем спуске что-нибудь придумаю. Вечность – она длинная.