1

Правитель Аккадского царства, создавшего его еще на заре человечества, Шаррум-кен, никогда не называл имени своего отца, но легенды, окружавшие его имя, называли Шаррум-кена то садовником, то приемным сыном водоноса, то слугой правителя Киша. Так или иначе, это был умелый правитель, но очень жестокий. Средневысокого роста, с ликом, выточенным, словно из твердого камня, он вызывал ужас и почтение одним своим видом.

Во время его военных походов население деревень и городов практически сразу разбегалось и пряталось, лишь бы не попасться на глаза тирану. Одно его имя наводило ужас на все окрестности. Ибо Шаррум-кен имел привычку вырезать практически все население занятых городов, за исключением ремесленников, которых он уводил в свое царство. Остальных же ждала тяжелая участь. Разрубленные на части, либо оставленные на съедение хищникам, они в муках ожидали своего конца, а тошнотворный тлен затягивал все пространство вокруг на многие мили.

И вот однажды у Шаррум-кена была война с государством Лугальзагеси и его союзниками, завершившаяся его победой над 50 правителями. Но перед окончательной победой Шаррум-кену пришлось долго осаждать город-государство Лагаш. Много месяцев длилась осада. Уже погиб при одном из штурмов правитель Лагаша, и уже много дней жители города страдали от жажды и голода, а город все так и не сдавался грозному завоевателю.

Наконец, настал последний штурм, во время которого воины Шаррум-кена все-таки прорвались на улицы Лагаша. Рассвирепевший Шаррум-кен приказал не щадить никого, убивать даже скот, собак, кошек. Началась резня. Безоружные жители пытались спрятаться в разных углах, зарыться в песке, спрятаться в фонтанах, но воины находили их и жестоко убивали. Сражавшиеся жители умирали с оружием в руках, но силы были неравны. Когда битва стала затихать, Шаррум-кен пошел осматривать улицы города.

Равнодушно созерцая как его воины убивают жителей города, поочередно отрубая им конечности, он вдруг увидел, как двое его воинов издеваются над какой-то девушкой, слегка тыкая ее остриями копий.

Шаррум-кен остановился, и тут заплаканное и запыленное лицо девушки повернулось, и ее глаза встретились с глазами Шаррум-кена. И произошло невероятное. Грозный владыка вдруг ощутил, что он буквально тонет в этих огромных глазах. Подобно тому, как все его жертвы тонули в океанах крови, сейчас сам Шаррум-кен, беспощадный и безжалостный, медленно тонул в этих двух океанах, которые вырастали у него в воображении вместо прекрасных очей девушки. Он на мгновение зашатался, но тут же пришел в себя, когда увидел, что один из воинов занес копье, чтобы убить девушку.

Сам еще полностью не осознавая, что же он делает, Шаррум-кен снял со спины лук, и с такой силой послал стрелу, что она, пробив голову воина, пригвоздила его к стене, в подвешенном состоянии. Второй воин в изумлении выронил меч, глядя, как его владыка приближается к нему. Шаррум-кен схватился за меч и проткнул воина насквозь, прямо в сердце. Девушка испуганно закричала, когда прямо на ее ноги упал окровавленный труп.

Шаррум-кен взял девушку за руку, и все еще восхищенно глядя в ее глаза, спросил еле слышно: «Как твое имя?» Девушка дрожа от испуга перед всесильным царем, еще тише ответила: «Гудеан…» Шаррум-кен повторил ее имя, не переставая восхищаться красотой девушки. Слишком красивым выглядело оно по сравнению с другими, виденными Шаррум-кеном за всю свою жизнь. Таких тонких изысканных черт он не видел никогда. Через минуту он вел смущенную Гудеан за собой.

«Собирайтесь! Мы уходим отсюда через час!» – воины услышали крик Шаррум-кена, и с удивлением рассматривали девушку, еле поспевавшую за царем. Он проследовал из города в направлении своего шатра. «Что вы уставились – обернулся на ходу Шаррум-кен – это моя новая жена, живо собирайтесь, мы возвращаемся!»

«Слушаюсь, господин – ответил главный полководец царя Утухенгаль, отдавая войскам необходимые приказы.

 

2

Долгожданный мир воцарился на многострадальной земле Аккада и его окрестностях. Свирепый царь Шаррум-кен вдруг изменился после своего похода на Лагаш. Посреди развалин города он нашел неописуемой красоты девушку, дочь убитого правителя Лагаша. И впервые в своей жизни царь Шаррум-кен влюбился, да так сильно, что уже месяц не воевал ни с кем, после того как пышно отпраздновал свадьбу.

Более того, к радости своей жены, и видимо, по ее просьбе он даровал сотне тысяч пленных, которые страдали в его тюрьмах, свободу, и отпустил их на все четыре стороны. Никто не мог в это поверить. Царя как будто подменили. Все Междуречье праздновало свадьбу, все жители радовались, так как казалось, что самые страшные времена ушли в прошлое и больше никогда не вернутся. Однако прошлое не захотело так просто отпускать Шаррум-кена. И когда он был на вершине своего счастья, прошлое внезапно напомнило о себе.

Однажды, когда он сидел на золотом троне и придумывал указ о запрещении смертной казни, двери в его покои вдруг заскрипели, и Шаррум-кен с немалым удивлением посмотрел на того, кто так бесцеремонно нарушил его отдых. В помещение, тем временем, вошла фигура в черном балахоне, с капюшоном наброшенном на голову так, что лица не было видно совсем. От фигуры так противно пахло, что царь удивился еще больше: как смог этот бродяга спокойно миновать его стражу?

Фигура остановилась в нескольких шагах от Шаррум-кена и замерла. Царю стало даже интересно. Он откинулся на спинку трона и, морщась от неприятного запаха, весело спросил: «Ну, говори, бродяга, что тебе нужно. И как тебе удалось миновать мою стражу?»

И тут Шаррум-кен услышал то, что совсем не ожидал услышать. А услышал он тихий смех. Он продолжался довольно долго, а потом прозвучал голос, от которого побежали мурашки по телу, ибо голос был до того утробный что казалось будто он идет из каких-то неведомых глубин:

«Не беспокойся царь! Слуги у тебя верные и храбрые, и они не хотели пропускать меня, но сейчас они совсем в другом мире и не помешают нашей беседе. Я пришел поговорить, о тебе. Ты ведь тоже слуга, как и я. Мы оба слуги того, от имени кого я и говорю с тобой!»

По мере того как до царя доходил смысл слов, лицо его менялось, однако кошмарный голос невозмутимо продолжал:

«Прошедший семь колодцев пустоты, владыка Альяха и повелитель туманов, незримый Аштанга-Йаду гневается на тебя! Ты забыл, что своим могуществом обязан своему повелителю? Великий Аштанга-Йаду ежечасно нуждается в десятках и сотнях жертв, убиваемых медленно и мучительно. Он питается болью и страданиями людей, для него видеть хотя бы день без войны или разрушений, все равно что человеку сутки не пить. Поэтому он оказал тебе величайшую честь! Он сделал тебя своим главным слугой и даровал тебе силу и удачу, о которой другие смертные могут только мечтать! А ты презрел его милость, и предаешься примитивной радости с какой-то жалкой девчонкой!

Берегись, иначе тебя постигнет страшный гнев, и никакое слово или печать или древний знак не спасет тебя! Один выдох Аштанга-Йаду стирает города в пыль, а народы растворяются в тлетворном тумане его дыхания!

Шаррум-кен слушал эти дерзкие слова, и лицо гордого царя исказилось от гнева. Вне себя от ярости он вскричал:

– Наглец! Как ты посмел явиться в мой дворец и излагать мне такие дерзкие и бредовые речи? Только в моей воле устраивать войны, либо сохранять мир! А мои победы я совершил, лишь благодаря силе своего оружия и искусству полководцев. Своему же божеству поклоняйся сам! Я не приемлю ни чьих богов. Я прикажу отрубить тебе голову, за то, что ты осквернил мои покои своим присутствием!

Незнакомец в балахоне вновь засмеялся и сказал: – Какой же ты глупец! Вижу, что объяснять тебе что-либо бесполезно. Сейчас я докажу тебе воочию, что я послан к тебе великим Аштанга-Йаду!

После этих слов незнакомец снял с головы капюшон и Шаррум-кен в ужасе отшатнулся. Перед ним был не человек. Живой труп, гниющий скелет, обтянутый кожей стоял перед ним, а в его пустых глазницах горели красные огни. Он сделал шаг к правителю.

Шаррум-кен схватился за меч:

– Не подходи ко мне, колдовское отродье! Я разрублю тебя на куски!

В ответ на это живой скелет рассмеялся громовым неестественным смехом, отзвуки которого эхом отразились от высоких сводов потолка. Он вытянул вперед руку в перчатке и сделал несколько шагов к Шаррум-кену. Тот в мгновение ока вытащил меч из ножен и отсек, тянувшуюся к нему руку. Рука упала с глухим стуком на пол, а из обрубка хлынул зеленый вонючий гной, оставляя на резных плитах пола небольшие лужицы.

Живого мертвеца это несколько не смутило, и он спросил у перепуганного правителя:

– Ну что глупец, ты убедился в могуществе великого Аштанга-Йаду? Я умер более ста лет назад, но мой повелитель оживил меня и послал вразумлять тебя. Он дает тебе неделю, чтобы ты образумился, и снова начал приносить народы на алтарь боли в честь великого Аштанга-Йаду! Запомни, глупец! Всего неделя тебе..!

Он не успел договорить. Острое лезвие меча молнией метнулось к нему, и отрубленная шея вместе с прогнившим черепом шлепнулись на пол. Безжизненное тело упало рядом, конвульсивно дергаясь. Шаррум-кен удовлетворенно посмотрел на пол и сказал, вернее, хотел было что-то сказать, но внезапно лежащий на полу череп раскрыл свои ужасные полубеззубые челюсти и произнес: «Торопись! У тебя есть всего неделя, прежде чем великий Аштанга-Йаду сам придет за тобой!» После этого красные огни в его глазницах потухли, и больше он не произнес ни звука.

«Стража! – Шаррум-кен бросился к дверям, и выбежав за них обнаружил двоих задушенных стражников. Он бросился вниз по лестнице и столкнулся со своим верным Утухенгалем.

– Что случилось, господин?

– Ко мне в покои проник какой-то бродяга! Немедленно утроить стражу в моих покоях и вынеси в трупы из помещения – приказал Шаррум-кен с заметной дрожью в голосе.

– Слушаюсь, господин! – Утухенгаль убежал исполнять приказания.

 

3

Неделя пролетела незаметно, и каждый день Шаррум-кен с тревогой обдумывал угрозы, услышанные от мертвой твари в своих покоях. Он никому решил не рассказывать подробностей. Откуда она вообще взялась? Про какое божество она говорила? И откуда знает о его незнатном происхождении? Он хорошо помнил тот день, когда в результате переворота превратился из слуги правителя Киша, в повелителя огромного государства. Когда толпа внезапно подхватила его на руки и провозгласила царем. Как будто по повелению извне… Очень странно…

Но воевать он больше не хотел. Война после женитьбы стала вызывать у него только раздражение, мешая заниматься мирными делами. Он наконец-то осознал, что всю жизнь занимался совершенно бесполезными делами, опустошая города и убивая их жителей. Его душа теперь хотела другого, более светлого и всеобъемлющего чувства, и он, спустя много лет встретил девушку, с которой стал более счастлив, нежели до этого. Внезапно он понял, что сегодня истекает последний день недели, из предоставленного ему срока.

Перед сном он навестил жену, проверил охрану дворца, оделся в свои тяжелые доспехи, положил меч рядом и лег на свое богато украшенное тканями ложе.

Как только наступила полночь, на город опустился туман. Он медленно сгущался, понемногу пробираясь по улицам к дворцу Шаррум-кена. Утухенгаль выходящий из дворца, проверив стражу, стал свидетелем странной картины. Он увидел, как сгустки тумана стремительно приближаются к дворцу, постепенно густея. Ночь была тихая, и все же он почувствовал недоброе.

Туман начал клубиться и подниматься вверх. Видимость снизилась, и Утухенгаль с трудом видел в тумане уже даже свою руку. Он окликнул стражу, но голос с трудом пробивался через густой туман. Звезды на небе исчезли. Как будто накинули белое покрывало. Дурное предчувствие усилилось, когда он почувствовал ногами вибрацию по земле. Она была слишком равномерной для землетрясения, толчки происходили через равные промежутки времени, казалось, это были гигантские шаги кого-то или чего-то. И самое страшное было то, что они явно приближались, причем с разных сторон дворца.

Шаррум-кену снились кошмары. Сотни людей валялись друг на друге, и захлебываясь кровью, тянули к нему свои руки, а он надменно взирал на них с каменного постамента. Протяжные крики переходили в предсмертное противное бульканье, и внезапно он увидел среди трупов, пронзительно смотрящую на него отвратную морду твари, с которой Шаррум-кен общался в своих покоях.

Царь внезапно проснулся. Комнату заполнял странный белесый туман. Стены дворца дрожали от слабой вибрации, слышался гул. Он приближался и затих, казалось, перед самыми стенами дворца. Царь схватился за меч. Ему стало страшно, и это его удивило. Он никогда ничего не боялся. Однако раньше с ним и не происходило ничего подобного. Шаррум-кен сразу вспомнил свой разговор с мертвецом, слово в слово.

И тогда туман начал сгущаться, а Шаррум-кену стало трудно дышать, тело уже не слушалось его, но туман продолжал густеть. Наконец владыка потерял сознание и погрузился в кошмарный сон.

Ему снилось, что туман в его покоях начинает приобретать ужасные очертания. Шаррум-кен увидел, как нечто похожее на гигантскую восьмипалую лапу с длинными когтями, через окно на ощупь двигается по комнате. Лапа была полупрозрачной и в то же время менялась: то становилась почти черной, то еле отличимой от туманной дымки.

Царь даже не смог пошевелиться, когда когти нащупали его ноги, и вполне осязаемая боль пронзила его тело. Громадная лапа потащила его к окну, а доспехи сами отлетели от его тела, оставив его одного в объятиях чудовища.

В объятиях огромных и страшных пальцев он выплыл через окно и завис над городом, смутные очертания которого едва проступали в тумане.

А потом он резко взмыл ввысь, навстречу кошмарной чудовищной пасти, что начала формироваться высоко в небе из всё того же тумана. И вот уже Шаррум-кен увидел перед собой два разделяющихся ряда громадных зубов и почувствовал дыхание, опаляющее его кожу и оставляющее на ней волдыри. Огромные клыки приближались, и уже были видны слабые очертания колоссального бесформенного тела, и тогда… Шаррум-кен в ужасе закричал, он наконец-то мог кричать, но никак не мог проснуться.

Он не знал, что это был не сон. И что его стража уловила краем уха высоко в небе отзвуки знакомого голоса своего господина. А на утро обнаружили в его комнате погнутые доспехи и меч, в беспорядке разбросанные на полу. Когда туман полностью рассеялся, то растерянные Утухенгаль с воинами и собравшейся толпой народа, обнаружил на площади перед дворцом, на расколотых, словно от немыслимой тяжести плитах, странные следы величиной в окружности с основание царского шатра. Причем на них застыла странная студенистая жидкость, от которой шел прескверный запах.

На следующий день после безрезультатных поисков во всем государстве был объявлен трехдневный траур по без вести пропавшему царю. Улицы городов огласились плачами и стенаниями. Молодая царица Гудеан покончила с собой, сбросившись с высокой башни. А через неделю стали выбирать нового царя. Поскольку Шаррум-кен не оставил наследника, решено было выбрать царя публично, с привлечением не только аристократии, но и черни.

Преемником Шаррум-кена стал Римуш, которого разбушевавшаяся толпа пронесла на руках мимо стражи, прямо в царские покои. Выходец также из простого люда, Римуш, став царем, предпринял решительные меры, направленные на уничтожение сепаратизма родовой аристократии Шумера. Последовали публичные кровавые казни, с применением различных пыток. Были организованы три похода против мятежных правителей городов, сопровождавшиеся жестокими битвами и расправами. Особенно жестоким был третий поход против сильной коалиции городов – Уммы, Адаба, Лагаша. Их правители были убиты или пленены, было перебито только в Умме и Дере несколько десятков тысяч человек.

Воздух снова наполнился кровью и страданиями тысяч человек. И крики боли поднимались высоко в небесные бездны, где ими наслаждались адские демоны, родившиеся задолго до дня сотворения Мира.