Они и были возобновлены через день. В среду, прямо из аэропорта, в компанию «Нафта-М» высадился банковский десант во главе с Маковеем. По предварительной договоренности Маковей в сопровождении начальника отдела кредитования Екатерины Целик и управляющего филиалом Хачатряна был препровожден в кабинет Генерального директора компании Ларисы Ивановны Шараевой.

Шараевой, однако, на месте не оказалось. Вместо нее вошедших встретил не кто иной, как Сергей Викторович Коломнин.

– Мне доложили, что вы должны быть в Москве, – обескураженно признался Маковей. – Но раз вы здесь, то очень кстати. Введете нас в курс дела. Знаете, должно быть, как нас тут встретили в прошлую пятницу. В офис не пустили. Наглецы! Маковей ощутимо изменился. Он больше не желал оставаться Пашенькой. Теперь он старался говорить неспешно, договаривая фразы. И это полностью соответствовало новому социальному статусу. Но входило в жуткое противоречие с собственной его конституцией – по-прежнему нескладной, порывистой. Так что жесты опережали слова, после чего тело как бы застывало в воздухе, нетерпеливо дожидаясь, пока язык закончит одну из очередных, давно всем понятных, но зато правильно оформленных фраз.

– В целом мы в курсе, что вы тут наработали, – поспешила уточнить Катенька Целик. С момента, как увидела она Коломнина, носик ее наморщился, и язвительность скривила розовую щечку. Истинная женщина, она так и не простила Коломнину пренебрежения.

Четвертым в этой компании был неизвестный Коломнину сорокалетний мужчина. Но по первым же рыскающим, будто шаркающим взглядам его, можно было без труда догадаться, – на сей раз, дабы не случилось новой осечки, судебного пристава привезли прямо из Москвы.

– Да, да, наш пристав, – подтвердил Маковей. – Мы попросили суд в обеспечение иска наложить запрет на всякую попытку отчуждения имущества. Как только сегодня получим судебное решение, опишем все, вплоть до буровых.

– Надеюсь, вы не против? – уточнила Катенька, всем своим видом показывая, что не сомневается: Коломнину сия новость окажется не в радость.

И Коломнин не стал ее разочаровывать.

– Против, – объявил он. – С какой целью предполагается опись имущества?

– С целью описать, – разумно объяснила Катенька.

На перл этот Коломнин однако не отреагировал. – Насколько я понимаю, банк заинтересован вернуть свои деньги. Вряд ли это возможно, опечатав источник их добычи, – он внимательно пригляделся к отмалчивающемуся Хачатряну, напоминая, чьи слова он сейчас воспроизводит.

Шея Хачатряна надломилась, и голова повисла перезревшим подсолнухом на стебле. Все стало ясно: после полученной в Центральном офисе взбучки рассчитывать на его помощь не приходилось.

Руки Маковея взметнулись, переплелись и возмущенно раскинулись. Только после этого он произнес:

– Мы не уполномочены обсуждать решения руководства. Мы их выполняем. В прошлый раз наша работа была буквально парализована противодействием администрации компании-должника. На этот раз мы намерены довести дело до конца. В случае нового сопротивления будем вынуждены использовать ОМОН.

– Надеюсь, мы можем рассчитывать на вашу помощь? – быстро уточнила Катенька.

– Это вряд ли.

Маковей, заранее удовлетворенно закивавший, опешил:

– Т-то есть как?

– Да вот так, – Коломнин склонился над селектором: «Калерия Михайловна, пригласите Богаченкова, если вернулся».

– Насчет Богаченкова… – Пашенька потряс возмущенным пальцем в воздухе. – Будем ставить вопрос.

– Он предатель, – жестко сформулировала Целик.

– Тогда, очевидно, я тоже. Потому что оснований для описи имущества компании не вижу, – объявил Коломнин.

– То есть как это? – под требовательным взглядом судебного пристава Маковей недоуменно развел длинные руки, перегородив ими добрую треть фархадовского кабинета.

– А вы понимаете, чем чревато противодействие судебному приставу? – на этот раз пристав обращался непосредственно к Коломнину.

В кабинет вошел Богаченков. С кроткой полуулыбкой кивнув сидящим, протянул Коломнину тоненькую папочку:

– Только что привез.

Коломнин быстро пробежал текст глазами. Удовлетворенно кивнул:

– Полагаю, теперь разговор о противодействии беспредметен. Наше мнение разделяет арбитражный суд. Заявление о банкротстве не принято как преждевременное.

И, аккуратно перевернув, протянул текст приставу. Дождался, пока тот ознакомится.

– Полагаю?..

– Что ж, – пристав поднялся, передал постановление Маковею. – Это тот случай, когда моя миссия закончена, не начавшись.

Раздраженно глянул на обескураженного руководителя группы:

– Надеюсь, наши договоренности в силе хотя бы в части?.. Если уж другое организовать не умеете.

– Да, да, – пробормотал Маковей, не в силах оторваться от магического листка. – Но как же это? Ведь действовали по закону. Три месяца с момента невозврата долга истекли. Катенька перехватила документ.

– Суд ссылается на дополнительное соглашение, которым кредит был продлен. Но ведь соглашения мы в «Нафту» не передавали. Откуда же это стало известно суду? Она пристально посмотрела на Хачатряна. – Я?! Да вы что? – Хачатрян перепугался.

– Копию допсоглашения суду передал я, – выручил его Коломнин.

Маковей подскочил, растопыренная кисть его ухватилась за собственное сердце, будто вывинчивая, и, окровавленное, отбросила в сторону:

– Вы?! Чтоб вы сдали банк?! Кто угодно, но чтоб вы?!

– Что значит «сдал»? Я в банке не работаю, – Коломнин оказался в перекрестье взглядов. – Вчера по факсу направил заявление об увольнении. Так что можете передать Дашевскому, что вас принимал вице-президент «Нафты».

– Но, Сергей Викторович, почему? Ведь вы, считай, заработали такую премию, что… – Маковей, припомнив об астрономической, по его мнению, сумме контракта, сбился. – И так вот, разом отказываетесь!

– Да что ему теперь эта мелочевка, Паша? – тонкая усмешка змеей скользнула по Катенькиным губам. – Господин Коломнин отныне на иной уровень нацелился. Рассчитываете, Сергей Викторович, крупно поживиться? Наслышаны, как вы тут обаяли вдовушку.

Коломнин потемнел.

– А что, неправда? – закричала перетрусившая Катенька. – А ты, Пашка, дурак дураком! Тоньше надо было все делать. Предлагала же предъявить стандартный иск, описать здесь все для начала, чтоб не рыпнулись. А потом и обанкротили б не спеша! Нет, все шумного успеха хочется. Разом. Вот и получил по носу.

Маковей насупился. Пожалуй, только теперь до него окончательно дошел смысл происшедшего: банкротство сорвалось. То есть ему, Маковею, придется вновь возвращаться в банк не солоно хлебавши и объясняться, почему предложенный им план быстрого захвата «Нафты» провалился. И Маковей проникся острой неприязнью к человеку, выставившему его на осмеяние:

– Торжествуете, Сергей Викторович? Так вот при всем моем уважении (при этом пассаже Коломнин скривился), вы встали на пути у банка. И не заблуждайтесь: никакой вы для нас не вице там президент. Отныне вы перебежчик. И мы докажем вам, что никому не позволено безнаказанно предавать банк. Пусть сегодня вы выгадали еще месяц…

– Полтора, – непроизвольно уточнил пунктуальный Хачатрян.

Гневным взглядом Маковей затолкал ему несвоевременную реплику назад в глотку.

– Полтора месяца конвульсий ничего не решат. Но когда мы вернемся, то выметем из-под вас все! Тогда вы поймете цену предательства. Надолго не прощаюсь!

Кивнув, Маковей решительно шагнул к выходу, неловко споткнулся о ближайший стул.

– Все! – повернулся он. Потряс длинным и сухим, как карандаш, пальцем. – Вплоть до вот этого последнего стула.

И, отбросив его в сторону, стремительно вышел, едва не ткнувшись лбом в косяк.

Следом все с той же усмешкой разочарования вышла Целик.

– А что я мог сделать? – проходя, пробормотал Хачатрян.

– Обидчивый мальчик. Крепко мы грохнули по его самолюбию, – Коломнин подбадривающе улыбнулся Богаченкову. – Теперь всей громадой навалятся. Не страшно, Юра?

Тот, не отвечая, выдернул из карандашницы ножницы, достал пластиковую карточку сотрудника банка «Авангард» и неспешно, смакуя, перерезал ее пополам.

Рубикон был перейден.

Раскрылась внутренняя, замаскированная под цвет обоев дверь, и из комнаты отдыха вышла Лариса. Сочувственно потрепала Коломнина за вихры, деликатно провела ладонью над головой Богаченкова, стараясь не растрепать редкую, вдумчиво уложенную расительность.

– Ну что, перебежчики, кое-как отбились? Может, поехали отметим победу? Как раз в центре новый японский ресторанчик открылся. Давно я суши не пробовала.

– Некогда отмечать, – отказался Коломнин. – Да и нечего.

– Вот это похоже на правду, – грустно согласился Богаченков. – Выиграли мы пока всего лишь полтора месяца. Но как только истечет официальный трехмесячный срок с даты невозврата, ни один суд не откажет им в иске о банкротстве.

– Дальше все зависит от того, как мы это время используем, – Коломнин потащил к себе чистый лист бумаги, заставляя тем остальных подсесть поближе. – Главное, на чем следует сосредоточиться, – немедленно начать скупать долги компании.

Лариса, требуя разъяснений, вздернула подбородок.

– Юра, объясни вкратце, – Коломнин, вынув ручку, погрузился в записи.

Богаченков смутился, как всегда при Ларисе.

– Механика, Лариса Ивановна, тут нехитрая: при банкротстве собственники и администрация отстраняются от управления. Власть переходит к арбитражному управляющему. Фактически это главная фигура. Можно сказать, человек на ключе. Именно он определит, кого признать кредитором, кого нет, через кого и в чьих интересах направить финансовые потоки. Да и все остальное. – Поэтому, если банкротства нельзя избежать, следует добиться через арбитраж, чтоб назначили нашего человека, – оторвался на минуту от записей Коломнин.

– Но и Гилялов захочет того же, – сообразила Лариса.

– Правильно! – Коломнин отбросил карандаш. – Перед арбитражным слушанием проводится собрание кредиторов, на котором предварительно определяется, у кого сколько накоплено долгов. Вот у кого их больше, тот и возглавит Совет кредиторов. А значит, и протащит в арбитражном суде свою кандидатуру. – Тогда это будет банк «Авангард»!

– Не факт! – не согласился Коломнин. – У банка всего пять миллионов.

– Хорошенькое «всего», – Лариса присвистнула. – Где мы найдем за полтора месяца столько денег, чтоб вернуть?

– И не будем искать! – ее непонятливость вызвала у Коломнина приступ раздражения. – Вернуть, как же. Слишком далеко зашло. Деньги нам понадобятся для другого: скупать собственные долги. Не забывай: на сегодня у «Нафты» за тридцать миллионов долгов перед поставщиками и подрядчиками.

– Но мы же договорились их заморозить!

– С кем?! – на сей раз не сдержался Богаченков. И тут же смутился своей пылкости. – Лариса Ивановна, извините, но эти соглашения отныне ничего не стоят. Кредиторы в любую минуту могут от них отказаться и сами подать на нас в суд.

– Вот чтоб они не отказались, мы и скупим у них долги «Нафты»! – объявил Коломнин.

– Ты предлагаешь «Нафте» собирать собственные долги?! – хихикнула Лариса.

– Обязательно, – подтвердил Коломнин. – Не самой, конечно. А через дочернюю компанию. Это сегодня главное: выкупать долги!

– Не вижу логики, – Лариса растерянно пожала плечом. – Если у нас нет пяти миллионов вернуть «Авангарду», откуда появятся сорок миллионов?…

– Да от верблюда! – Коломнин, извиняясь, погладил ее ладонь. – От верблюдика. Во-первых, никто не собирается платить таких денег. Ты что думаешь, кто-то всерьез надеется получить от «Нафты» свой долг сполна? Предложим десять процентов и – отдадут за милую душу. Кроме того, не обязательно платить сразу. Это вопрос переговоров. Главное, как можно быстрее переоформить долги на себя.

– Но деньги-то все равно понадобятся? И немалые. Даже если десять процентов. А у меня каждый рубль рассчитан на достройку трубопровода. Не замораживать же?

Коломнин и Богаченков обескураженно переглянулись.

– Если понадобится, заморозим! – непререкаемо объявил Коломнин. – Тебе что важнее: сохранить для себя месторождение или достроить трубопровод и – с поклоном отдать его Гилялову?

– Допустим, это логично, – неохотно согласилась уязвленная Лариса. – Надо так надо. Завтра и начнем.

– Сегодня, – не согласился Коломнин. – Немедленно! Не день. Час промедления опасен!

– Уж и час. Привык страшилками запугивать, – Лариса подмигнула Богаченкову. Но тот – редчайший случай – не откликнулся поспешно на ее зов. Напротив, засопел:

– Понимаете, Лариса Ивановна, все это чересчур логично. Гилялов, он ведь тоже логикой владеет.

– Причем тут?..

– Пойми наконец! – взвился Коломнин. – Сегодня мы утерли им нос только потому, что повели они себя слишком самонадеянно. Привыкли, что все перед ними сами на спину ложатся. Но теперь они побиты и больше такой ошибки не повторят. А это значит!…

– Скоро они спохватятся, – мягко, пытаясь прибить вспыхнувшие страсти, подхватил Богаченков. – Поймут, что пяти миллионов может не хватить. И сами начнут скупать долги.

– И вот тогда они нас точно обойдут! Потому что в отличие от «Нафты» деньги под это у Гилялова зарезервированы. Как минимум пятьдесят миллионов, – Коломнин со значением посмотрел на Ларису, напоминая, откуда взялась эта цифра. – Потому для нас нет завтра. Я накидал список, и прямо сейчас мы должны наметить план скупочной компании. Если, конечно, вы, Лариса Ивановна, сами не решились претендовать на эти пятьдесят миллионов.

Лариса, до того вяловатая, подавленная предстоящей борьбой, вспыхнула негодованием:

– Хватит болтать. Докладывай!

Вопреки ожиданиям скупка пошла тяжело. Слух о том, что кто-то заинтересовался долгами «Нафты», ядерной волной прокатился по области и насторожил всех. Простая логика «Раз долги покупают, значит, они чего-то стоят. И, быть может, еще подорожают» овладела кредиторами. Теперь даже те, кто еще вчера был готов слить невозвратные долги даже за пять процентов, заколебался. Люди принялись торговаться.

За неделю удалось перекупить лишь порядка трех миллионов, что было ничтожно мало.

К тому же мрачный прогноз Богаченкова сбылся много раньше, чем того хотелось.

Спустя еще день к Коломнину, у которого как раз сидел Богаченков, ворвался взмыленный Резуненко.

– Все, спеклись! – с ходу объявил он. После чего извлек из холодильника бутылку пива, сбил пробку о батарею и яростно, обливаясь, принялся заглатывать.

Коломнин терпеливо ждал, в меру встревоженный. Это была обычная манера Резуненко начинать с аккордной фразы. После чего, успокаиваясь, сам же и предлагал нужное решение. Но на этот раз информация и впрямь оказалась чрезвычайно серьезной. Какая-то неизвестная структура начала параллельную агрессивную скупку.

– Сколько предлагают? – уточнил Богаченков.

Продолжая пить, Резуненко раздвинул пятерню. Коломнин и Богаченков переглянулись, встревоженные: пятьдесят процентов. За такими деньгами мог стоять только один человек – Гилялов.

– Что ж, похоже, время подковерных игр прошло, – уныло констатировал Коломнин. – Придется собирать кредиторов и говорить в открытую. Не могут же они не понять: если компанию подомнет Гилялов, он приведет своих поставщиков и своих подрядчиков. И тогда всех их попросту сметут. Попробуем уговорить. И сделать это надо немедленно: потому что если начнут платить живые деньги, никто не устоит.

– Бесполезно, – Резуненко, прицелившись, метнул пустую бутылку в корзину. Не попал. – Черт, и здесь непруха. – Неужто и впрямь платят наличкой?! – всполошился Богаченков.

– Держи карман, – Резуненко продемонстрировал кукиш. – Но договоры уже вовсю подписываются. И, можете мне поверить, будут подписываться и дальше.

– Как это?

– А вот так, – Резуненко подошел к полке, уставленной видеокассетами, достал одну – «Крестный отец-2». Стараясь подражать голосу Марлона Брандо, прогнусил. – Они делают предложение, от которого нельзя отказаться.

– Бандиты? – одновременно догадались Коломнин и Богаченков.

– Еще какие. Только что у меня были. Нагляделся вдоволь, – бычье! Поэтому поверьте мне, скоро они соберут все долги в одно лукошко. Я попытался переговорить кое с кем из приятелей. Убеждал не соглашаться. Но… методы чеченцев слишком свежи в памяти. Проблемы никому не нужны.

– А ты сам что? – прищурился Богаченков.

– Да я-то при чем?.. Сказал, что уже, увы, продал. Мол, сделал глупость. Вот если б чуть раньше. Вроде поверили. Хотя семью на всякий случай завтра же на месячишко сплавлю куда-нибудь отдохнуть. Так что давайте побыстрей хоть мой должок переоформим. Худо – бедно, а около миллиона за «Нафтой».

– Спасибо, Витя, – поблагодарил Коломнин.

– Чего там? Не чужие. Только это проблемы не решает. Чего делать-то думаете?

– Хотел бы я знать, – проворчал Богаченков. Коломнин промолчал.

– Похоже, идей нет, – безысходно определил Резуненко. – А значит, и перспектив.

На самом деле замысел у Коломнина был. Собственно идея была не его. Когда-то ее обронил Богаченков, на заре их работы в «Нафте». В тот период он яростно вгрызался в «нефтяное» законодательство. И как-то, заметив нестыковку в законе о недрах и недропользовании, упомянул об этом в разговоре с Коломниным. Упомянул и отодвинул куда-то на задворки памяти. А Коломнин запомнил.

В этом было их главное различие и одновременно то, что составляло из двух этих разных людей отличную спаянную команду. Богаченков фонтанировал идеями и проектами. И легко их отбрасывал – в случае непринятия. Коломнин трудно вгрызался в любой новый материал, буквально взламывая его. Но в отличие от Богаченкова, все усвоенное тщательно систематизировал и раскладывал в закромах памяти. И, когда требовалось, извлекал, формировал из идеи замысел и передавал для реализации тому же Богаченкову.

Так вот, замысел был. И возник он задолго до того, как началась компания по скупке долгов. В ее результат, если совсем честно, Коломнин не верил изначально. И то, что в скупку немедленно включатся люди Гилялова, тоже не стало неожиданностью. И в том, что, имея «левые» деньги, они легко перекупят основную часть долгов, сомневаться не приходилось. И даже если бы каким-то чудом большинство в Совете кредиторов завоевала Шараева, то и это не стало бы гарантией успеха. Потому что, когда рассказывал он Ларисе об арбитражном законе – « кто соберет больше долгов, тот и возглавит процесс банкроства», он рассказал лишь об одном, очевидном законе.

Но есть и другой, способный отменить первый, – закон административного ресурса. Ты можешь собрать на себя хоть все долги банкрота. Но арбитражный суд вовсе не обязан утвердить кандидатуру, на которой настаивает Совет кредиторов. Он имеет право утвердить совсем другую, по своему, как принято говорить, судебному усмотрению. И эта другая кандидатура, будучи назначенной, может развернуть процесс банкротства так, что главный кредитор останется с носом. Как бы хорошо ни относились местные власти к компании, но ни один здравомыслящий руководитель региона не пойдет на прямой конфликт с всесильным министром энергетики.

А значит, по мнению Коломнина, решение суда было предопределено – «Нафту» с подобающими процессуальными ужимками подложат под «Моспетролеум».

Следовательно, решение необходимо искать где-то в другом месте. И лазейка оставалась. Вследствие банковского высокомерия, по-барски не снизошедшего до описи имущества.

Вопрос теперь был, сумеют ли они сами воспользоваться этой по сути ничтожно малой ошибкой. Даже не ошибкой – легким недосмотром. Нормальным желанием сэкономить лишние деньги в преддверии неизбежной победы.

Коломнин давно продумал план действий. Вечерами, запершись в своей комнате, еще и еще раз анализировал законодательство. Доселе сторонившийся любых «властных» тусовок, теперь, к приятному удивлению Ларисы, он с видимым удовольствием составлял ей компанию при посещении губернаторских приемов. Здесь, вопреки прежнему отчуждению, активно общался с людьми, поддержка которых могла ему понадобиться в реализации замысла.

Но сам успех был возможен лишь при строжайшем соблюдении тайны. Потому, хоть и жаль было ему понурого Резуненко, но и ему не подал он и тени надежды.

Сражение за «Нафту» быстро стало достоянием газетчиков, и широко освещалось в прессе. «Коммерсант» печатал еженедельные отчеты о ходе скупки долгов, снисходительно отмечая бессильные конвульсии руководства «Нафты». Зная о том, что банк «Авангард» вошел в уставный капитал Генеральной нефтяной компании, журналисты быстро выяснили, кто скрывается за ширмой «Моспетролеума». Для всех казалось несомненным – сразу после подачи заявления о признании «Нафты-М» несостоятельным должником лакомое Верхнекрутицкое газоконденсатное месторождение перейдет под полный контроль Генеральной нефтяной компании.

Теперь Коломнин был в положении командира артиллерийского расчета, стремящегося подпустить неприятеля поближе. В этом случае удачный залп сметет наступающих. Но при неудаче противник обрушится на позицию, и спасения уже не будет. И все-таки он отягивал и оттягивал решающий момент, доколе было возможно.

На грани этого «возможно» Коломнин, прихватив с собой Богаченкова, направился к Шараевой. Только эти двое должны были узнать о конечном его замысле. Только те, без кого решить задачу было нельзя. Закон достаточного и необходимого. С Ларисой они не виделись два дня, – несмотря на ее настойчивые требования, переезжать в Фархадовский особняк до свадьбы Коломнин отказался.

– Что, стратеги, плакаться пришли? – Лариса вяло улыбнулась. Выглядела она удрученной. Коломнин быстро отвел взгляд: поспешный, неудачный макияж лишь оттенил блеклый цвет лица. А вот реакция Богаченкова оказалась не столь быстрой: его сострадательный взгляд Лариса перехватила.

– Сама знаю. Конечно, лучше бы сгонять в косметический салон, где-нибудь на Бродвее, – тонко усмехнулась она. – Но некогда. Да и компанию, похоже, не на кого оставить: ваш-то прожект лопается. Только что позвонили: «Моспетролеум» еще четыре миллиона выкупил. Если так дальше пойдет, нам и объедков не останется. Что скажешь, Сережа?

В интонации ее помимо воли пробурилось раздражение разуверившегося человека.

– Скажу, что славненько, – пусть себе скупают на здоровье. Хоть что-то из наворованного министром энергетики этой самой энергетике на пользу пойдет. Опять же ребята: поставщики, подрядчики, – чуток разживутся: часть своих денег вернут. А мы объедками питаться не приучены.

Лариса метнула недвусмысленный взгляд в Богаченкова: что сей цирк означает? Но тот, и сам удивленный не менее, даже не заметил ее реакции.

– Что-то нашли? – голос его предвкушающе затрепетал.

– А то! Зря, что ли, хлеб едим? Прошу к столу, господа! – жестом гастролера, приготовившего сюрприз радушной хозяйке, Коломнин усадил Ларису в кресло. – Стало быть, слушайте меня внимательно.

Сообщение Коломнина уместилось в десять минут. Все это время раздавались сопение, вскрики, попытки перебить, которые выступавший гасил с непреклонностью матерого докладчика.

Наконец он торжественно воздел руки:

– Хоп! Я кончил!

– Я тоже, – признался Богаченков. – От восхищения.

– Теперь можно мне? – вкрадчиво поинтересовалась Лариса. Дождалась радушного жеста. – Сукин ты сын, Сережка! Ладно с другими! Но по какому праву ты все это время МНЕ морочил голову этой скупкой? Знаешь, сколько бы я денег сэкономила?!

– Знаю. Потому и морочил. Мы добились главного: сейчас все убеждены, что «Нафта» бросила последние силы на скупку. Другого от нас не ждут. Значит, внимание будет ослаблено. И в этом нас шанс. Пойми, Лара, успех или неуспех задуманного определится тем, сумеем ли мы соблюсти секретность.

– Но как? Идея, конечно, блестящая, чего там говорить? – восхищенный Богаченков уже и думать забыл, что когда-то сам же ее и высказал. – Пожалуй, если сделать грамотно, есть шанс, что не отспорят. Но у нас на все про все, считай, месяц. Это какие силы придется задействовать? Даже если только трех юристов на это посадить – уже угроза огласки.

– Никаких трех! – отмел Коломнин. – Один! Ты! И работать будешь здесь, в комнате отдыха. И за юристов, и за экономистов. И документы, уходя, в сейф Ларисы Ивановны запирать.

– А если пытать начнут, ключ проглотить? – полагая, что он шутит, Богаченков подбросил лежащий перед Шараевой массивный двухбородый ключ.

– Понадобится – проглотишь вместе с языком! – сбил веселье Коломнин. – А впрочем, чтоб не подвергать тебя соблазну, спать тоже здесь станешь. Диван и двоих выдержит.

Лариса невольно покраснела.

– Ведь для пользы дела, – умоляюще произнесла она. И Богаченков тотчас оттаял.

– Предположим, если для пользы дела, я согласен. Предположим даже, что, вывернув себя наизнанку, я через десять дней выдам пакет документов. Но все равно это нереально. Знаете, сколько надо пройти инстанций? Так: регистрационная, лицензирование. Коды ОКПО, налоги, – это я даже не считаю. Далее… – Богаченков молча продолжил загибать пальцы, впадая в транс. – Да что говорить? Одних активов какая уйма! В нормальном режиме эта процедура занимает минимум полгода.

– Значит, чтобы ускорить, придется найти какие-то дополнительные доводы, – в Ларисе возродилась надежда.

– Доводы будет искать Богаченков, – Коломнин поднялся, потянулся. – А ваше дело, Лариса Ивановна, как всегда, – изыскивать аргументы. И поскольку, как я выяснил, вся эта регистрационно-лицензионная кормушка в области курируются нашим добрым знакомым вице-губернатором Юрием Павловичем Баландиным, аргументы понадобятся убедительнейшие.

Он нежно приобнял массивный Фархадовский сейф.

– Так что, господа, стартуем? План принимается?

– Знаешь, что я тебе скажу, Сережка? – вместе с надеждой к Ларисе вернулись отблески прежнего, красящего ее озорства. – То, что во мне задатки авантюристки, я поняла, приняв «Нафту». Но теперь я точно знаю, за что тебя так люблю: до тебя мне далеко! Просто Остап Бендер.

И Лариса благоговейно склонилась перед повелителем.

– Сейчас важно, чтоб об этих моих качествах не догадались другие, – отшутился Коломнин. – И наша с тобой, Лара, задача, маскировать подготовительную работу Богаченкова: встречаться с кредиторами, торговаться, требовать подписей. Психовать, в конце концов! Нам нужно, чтобы банк, убежденный в близости победы, продолжал нас недооценивать!

Истинно, Коломнин, язык твой – враг твой! Хочешь накликать беду, так прямо и говори, – тут же и придет. Просто не человек, а громоотвод, притягивающий к себе всякую молнию!

Сам ты, многажды битый, недооцениваешь соперника. Сам и расслабился невовремя. Хотя по правде угадать направление удара все равно было бы невозможно.

Вроде бы для банка и ГНК ситуация выглядела вполне безоблачной. Долги исправно собирались, будущий арбитражный управляющий определен, команда подготовлена. И, более того, дабы не терять времени, под непосредственным контролем Вячеслава Вячеславовича Четверика заранее готовился план финансового оздоровления, подлежащий утверждению в арбитражном суде. С которым, кстати, через Высший арбитраж тоже были достигнуты необходимые договоренности. Конвульсивные попытки Шараевой продолжать параллельную скупку парализованы на корню, и из надежных источников было известно, что в «Нафте» царят панические настроения. Сотрудники в кулуарах все чаще обсуждают проблемы трудоустройства. А сама Гендиректор сосредоточилась на достройке трубопровода. Очевидно, видя в этом последний свой шанс на спасение. Кстати, в скорейшей достройке трубопровода был как раз заинтересован и Гилялов. Как тонко заметил на последнем совместном совещании Четверик, чем больший участок успеет достроить «Нафта-М», тем больше денег сэкономит она Генеральной нефтяной компании.

Итак, все шло к неизбежной развязке: перехваченная за горло совместными усилиями двух финансовых монстров, «Нафта» судорожно трепыхалась, угасая и не имея надежд на спасение.

Но Павел Маковей – способный ученик – умел извлекать опыт и из собственных ошибок, и учиться на мудрости предшественников. «Кадры решают все», – изрек когда-то вождь народов. И, памятуя об этом, Павел понимал, что самый опасный на сегодня противник – это Коломнин, с легкостью, как пацана, щелкнувший его по носу при первой же едва заметной оплошности. Теперь же, когда «Нафта» безнадежно шла ко дну, о Коломнине было известно одно: мечется, бессмысленно собирая долги. И даже как будто переругался со своей пассией Шараевой. И вот это как раз Маковея и нервировало: что-то здесь не сходится. Где-то не срастается. Быть может, чего-то недоучли.

Второй неудачи Маковею бы не простили. Да и сам он начинал яростно подрагивать при одной мысли о возможном поражении. Нельзя было давать ни малейшего шанса. Если не можешь распознать замыслы противника, ударь по нему самому. Маковей решился – он направился с докладом к Дашевскому.

В обеденный перерыв, который Коломнин проводил в уединенном ресторанчике за приватной беседой с председателем областной лицензионной комиссии, его разыскала секретарша компании Калерия Михайловна и непререкаемым тоном потребовала немедленно прибыть к Ларисе Ивановне. Со дня смерти Фархадова Калерия Михайловна взяла Шараеву под свою незримую опеку. Прежде язвительная к Ларисе, теперь, в обстановке всеобщей неуверенности, она беспощадно пресекала всякие попытки обсуждать в кулуарах решения руководства и с утроенным рвением отслеживала выполнение сотрудниками полученных поручений. Без аффектации и изъявлений преданности Калерия Михайловна как умела «мостила» авторитет новому президенту компании.

Внезапный вызов означал что-то чрезвычайно срочное. Потому, наскоро подтвердив договоренности, Коломнин поспешно вернулся в «Нафту».

– Звонил твой сын, – встретила его Лариса.

– И ты из-за этого сорвала мне встречу? – при воспоминании о предательстве сына Коломнин помрачнел. – Было б очень надо, мог бы дозвониться на мобильный.

– У него явно что-то случилось. А твой мобильный был вне зоны досягаемости. Через пять минут будет перезванивать. Выслушай без истерик, – второго сына у тебя нет.

– Такого-то?! И слава Богу.

– Перестань, Сергей, – Лариса обескураженно мотнула головой. – Нельзя так. Что бы ни было, он твой сын. И он ищет тебя. Ты ведь не знаешь, чем он живет сейчас.

– Да чем и раньше! «Бабки» заколачивает. На этом, должно быть, и впиндюрился. Теперь вот и названивает, подмоги ищет. Достойное дитя достойного века!

Энергичный телефонный звонок прервал негодующую его речь.

– Да, да, Дима, он подъехал. Передаю трубку, – Лариса загородила микрофон рукой. – Пожалуйста, прошу. В любом случае сначала выслушай.

– Слушаю! – холодно произнес Коломнин.

– Это Дима.

– Я понял. Слушаю.

Дыхание в трубке резко усилилось. Голос запульсировал обиженно.

– В общем тут такое дело: только что у Маковея был разговор с Седых. Твой бывший подчиненный.

– Я помню своих подчиненных.

– Оказывается, по указанию Ознобихина, он летал в Швейцарию. Тебе фамилия Островой говорит что-нибудь?.. Так вот они какие-то бумаги собирают для прокуратуры. Насчет тебя. Что будто бы ты Островому передал документы, важные для следствия. По которым его могли посадить! Янко даже заявление написал, что вроде как небескорыстно.

Коломнин загородил трубку от Ларисы. Но, видно, разговор был хорошо слышен: с изменившимся лицом Лариса включила кнопку селекторной связи.

– Я так понял, что у них договоренность есть насчет уголовного дела против тебя!

– И как же ты об этом узнал? – полюбопытствовал Коломнин.

– Так я как раз у Маковея был!

– Доверяют, стало быть? А ты, выходит, высокое доверие не оправдал, – Коломнин проигнорировал умоляющие глаза Ларисы. – Выходит, не дотягиваешь пока до высоких банковских стандартов. С чего вдруг решил сообщить? Или биографию бережешь?

– Как это?

– Чтоб не было в анкете графы «судимые родственники».

– Да пошел ты!… – по кабинету понеслась короткая гулкая морзянка.

– Ну, ты действительно скотина! – коротко резюмировала Лариса. – Мальчишка прорвался, чтоб отца предупредить. Подставился, похоже. А ты его по морде!

– Что-то я впрямь перегнул, – Коломнин удрученно вернул бесполезную трубку на место. – И не собирался вроде. Но откуда-то вдруг подступило. Вот норов проклятый!

Пружинистые гудки заново разорвали напряженную тишину.

– Да! – Лариса схватила трубку. Поспешно включила громкоговорящую связь. – Да, Димочка!

– Вы этому, пожалуйста, передайте главное! – голос в селекторе вибрировал. – Его арестовать собираются. Может, уже и группа в Томильск вылетела. Спрячьте его хотя бы!

– Спасибо, Димка! – Коломнин выхватил трубку. – Спасибо, что предупредил. Надеюсь, о звонке никто не знает?

– Не надейся. Из кабинета. Некогда было конспирироваться! – Дмитрий вновь обиженно засопел – на этот раз со скрытой гордостью. – Плевать!…Слушай, отец! Я тут пораскинул: может, тебе в загранку рвануть, пока не утихнет? «Бабок» я подкопил. Не так чтоб густо. Но на полгодика тебе хватит. А там еще наскирдую. А?

– Спасибо.

– Так что?!

– Ничего. Просто спасибо. Я не Островой, чтоб по заграницам прятаться.

– Как скажешь. Я не навязываюсь, – голос Дмитрия потух. – Но если что, на адвоката у нас есть.

– Спасибо, сын. Главное ты уже сделал: вовремя предупредил. Теперь отобьемся. И -вот что. Ты не теряйся, пожалуйста. Давай пересечемся как-нибудь в Москве. Посидим, как прежде. Не чужие. Лады?

– Лады, конечно. И – береги себя!

И, должно быть, стесняясь последней, сентиментальной фразы, Дмитрий быстро разъединился. На этот раз окончательно.

Коломнин перевел взгляд на Ларису, лицо которой почему-то расплылось в тумане.

– Вот ведь какие дела! Выходит, все не так уж сумрачно вблизи, – он прокашлялся. – Хотя похоже в банке ему больше не работать. Подставился по полной программе.

– И слава Богу! – Лариса перекрестилась. – Молодые кадры нам самим нужны. Так что если не возражаешь, возьмем к себе. Она сделала быструю пометку. – Что насчет тебя, Сережа? Может, спрячем в Охотничьем домике?

– Скверное решение. Им как раз важно меня нейтрализовать. Как угодно и где угодно. Но – беспредельщики! – Маковей?

– Что Маковей? Мелкий шкодник. Дашевский каков! – Думаешь, разгадали?! – всполошилась Лариса.

– Вряд ли. Полагаю, на всякий случай бьют по площадям. Чтоб риск исключить. И прятаться нельзя – на мне сейчас все контакты.

– Переключу на себя.

– Тогда уж проще в прямом эфире о наших планах сообщить. Пойми же! Каждый твой шаг вычисляют. Чуть заподозрят и – все поломают.

– Но что делать?

– Есть вариант, – Коломнин полистал записную книжку. Убедился, что телефоны замминистра внутренних дел аккуратно вписаны. Удрученно поморщился. – Не самый комфортный, конечно. Но – за неимением другого… В Москву мне надо лететь. В МВД.

– В МВД?! Это ж прямо в пасть.

– И чем быстрей, тем лучше. Знаешь, лучший способ ухода от удара? Нырнуть навстречу. Что называется, минута дорога. Судя по тому, что не постеснялись при Димке обсуждать, счет и впрямь на часы идет. Пожалуй, есть риск с группой захвата прямо в аэропорту столкнуться.

Лариса потянулась к селектору. – Калерия Михайловна, обеспечьте срочно мой вертолет… Лети к соседям. А от них – на Москву. Возьми мой запасной мобильник, чтоб не вычислили. И, пожалуйста, Сереженька, будь на связи. Все время на связи! Пойми, дурашка, если с тобой что случится, тогда для меня все вот это, – она ткнула в стену, где за занавеской спрятана была карта месторождения, – того не стоит.

И хоть в уверении этом было, мягко говоря, некоторое преувеличение, Коломнину сделалось теплей на душе.

– Ну, ты попал! – рассказ Коломнина развеселил заместителя министра внутренних дел не на шутку. Басистый его хохот, срывающийся на всхлипы, докатился аж до приемной, откуда примчался встревоженный помощник, которого Коломнин раньше видел с Тальвинским. Правда, теперь он был уже полковником. Убедившись, что все в порядке, помощник с улыбочкой, одновременно извиняющейся и мягко укоризненной, прикрыл распахнутую дверь комнаты отдыха.

– Не сердись, я по-доброму, – Тальвинский заметил наконец, что гость пытается через силу выжать из себя улыбочку. – Прямо, понимаешь, фейерия. Ты для них по их требованию пошел на правонарушение. Но тем самым перед ними же и подставился. И, как только потребовалось, тебя же на этом и сдают. Просто-таки рубрика – «их нравы». А я ведь тебя предупреждал, что этим кончится. Помнишь? И знаешь, почему предугадал? Пришлось поякшаться. Так что – изучил…Бежать тебе из этого гадюшника надо, вот что скажу!

Коломнин сделал нетерпеливое движение.

– Да не дергайся: помогу, конечно! – Тальвинский успокоительно похлопал его по ноге.

– Тем более у Генпрокурора как раз передо мной должок образовался.

– Следователь, что ведет дело, обижен он на меня крепко. И – по правде, заслужил. В другое время сам бы пришел к нему покаяться. Волевой – фамилия.

– То как раз по барабану. Заартачится – отберут, да и прекратят без него, – мысли замминистра обратились на другое. – Лучше скажи, ты сам-то как?

– В смысле?

– Не надумал ко мне? Очень бы ты сейчас на государевом деле был нужен. Задыхаюсь без кадров, Серега. Старую гвардию по осколкам собираю. Все равно, вижу, что не вжиться тебе в то поле. Не наши там правила игры.

– А здесь, что, теперь другие?

Вопрос этот Тальвинского неожиданно расстроил:

– Как тебе сказать, чтоб и не напугать, и не соврать?

– Извините, – в комнату отдыха заглянул помощник. – Андрей Иванович, там на проводе…

Он намекающе кивнул на телефон.

– Кто еще?

– Так… Меденников [персонаж романа «Милицейская сага»] звонит. Вы сами велели сразу соединять.

– Да, да, ступай, – Тальвинский неохотно потянулся к трубке. Приосанился, взбадриваясь.

– Какие люди! – пробасил он. – Рад, что не забываешь.

Коломнин, заслышав фамилию одного из крупнейших российских олигархов, демонстративно занялся остывающим чаем.

– Как же, понимаю. Ты ведь без дела старому корешку не позвонишь… Что значит, без энтузиазма? Раз надо, так надо. Записываю… Надеюсь, судебное решение у него хотя бы есть?.. Тогда вообще никаких проблем. Считай, уже дал команду, – Тальвинский нажал на кнопку вызова. – Полно тебе. Какие счеты между своими? Где могу -там помогу. Хоп!

Он положил трубку. Деланное возбуждение разом схлынуло.

– Вызывали? – появился помощник.

– Вот данные, – Тальвинский протянул ему лист. – Тебе такая фамилия знакома?

– Крюков Юрий Геннадьевич?.. Еще бы. Да это Юрка Крючок! Пермский криминальный авторитет, – радуясь возможности продемонстрировать свою компетентность, отчеканил полковник. – Беспредельщик! Много на нем кровушки. По последним оперданным, прошлым летом его группа трех наших РУОПовцев замочила. А что, будем брать? Давно пора!

Под тяжелым взглядом начальства он смешался.

– Прежде всего будем учиться не перебивать руководство, – процедил Тальвинский.

– Виноват, товарищ заместитель министра!

– У господина Крюкова имеется судебное решение по Пермскому автопредприятию. А прежнее руководство и районные власти пытаются, значит, воспрепятствовать. – Оказать содействие ОМОНом? – стремясь реабилитироваться за «прокол», опередил помощник.

– Да. Именно… В общем, обеспечьте.

И нетерпеливым движением выставил незадачливого говоруна.

Настроение замминистра заметно ухудшилось.

– Так что ты хотел узнать? – спохватившись, он вновь подсел к подзабытому Коломнину.

– Спасибо. Уже все узнал, – Коломнин мягко кивнул на телефон.

И тем напомнил Тальвинскому предыдущий вопрос.

– Ничего ты толком не узнал, Серега! Я ведь тоже не в вакууме. И приходится – воленс-неволенс, – он поискал деликатное словцо, – соответствовать. Неприятно, конечно. Скажу больше – паскудно. А без этого нельзя. Не усидишь. Но мы работаем! Пусть медленно, пусть шажками. Иногда исподтишка, черт возьми! Подличая даже. Но – разгребаем. – Ниточка за ниточкой. Корешок за корешком.

– Что?

– Так, вспомнилось.

– Именно. И это для меня сейчас главное. А отмолить грехи, на то старость будет. Тогда и сведем дебет с кредитом.

– Пойду я, пожалуй! – Коломнин поднялся. – У тебя там народ скопился.

– Да, да. Рад был. А за свое дело не переживай: сегодня же решу. Где могу, там помогу, – Тальвинский тонко скривился. – И – скажи этому болтуну, чтоб пока никого не запускал.

Выходя, Коломнин оглянулся, – заместитель министра неприязненно разглядывал себя в зеркале.

Прямо из МВД Коломнин отправился в аэропорт. На Томильск был ночной рейс. А счет и впрямь пошел на минуты.

Месяц спустя, срок в срок, банк «Авангард» повторно подал в Томильский арбитражный суд заявление о банкротстве ЗАО «Нафта-М». На этот раз заявление было принято без проволочек и рассмотрено в рекордно короткие сроки.

Суд согласился с решением Совета кредиторов, возглавляемого банком «Авангард» и компанией «Моспетролеум», о введении внешнего управления. В качестве арбитражного управляющего была назначена кандидатура, предложенная Советом кредиторов и областным управлением по делам несостоятельности.

Сильно удивила и даже несколько разочаровала пассивная позиция, занятая самим должником – «Нафтой-М». Никто из руководства компании на процесс не явился. А единственный представитель – молоденькая девочка-юрисконсульт – невпопад отбивалась от наседающих матерых банковских юристов, то и дело выставлявших ее на посмешище. Пока и вовсе, обессиленная, не разрыдалась. Чем вызвала всеобщее сочувствие и негодование по отношению к президенту «Нафты».

Впрочем понять Шараеву было можно: ситуация выглядела совершенно безнадежной и подвергать себя публичному бичеванию, – это надо быть мазохистом. А среди нефтяной элиты такое извращение, в отличие от прочих, не приветствовалось.

На другое утро к ажурной ограде офиса «Нафты» подъехала кавалькада машин.

Группа визитеров, возглавляемая прилетевшим утренним рейсом Четвериком и держащимся чуть сзади Маковеем, в сопровождении секьюрити поднялась в приемную и, по указанию Шараевой, без задержек была пропущена в кабинет президента компании.

И здесь вошедшим представилось зрелище, в высшей степени изумительное: в офисе обанкроченной накануне компании шло обычное производственное совещание. Кабинет оказался полон народу. Что-то бурно обсуждалось.

При виде входящих рабочий гул сменился напряженным ожиданием.

– Прошу, господа! – президент компании Лариса Ивановна Шараева поднялась со своего места.

– Кажется, мы не вовремя. Может, подождать? – съязвил Маковей, поедая взглядом притихшего подле президента Коломнина.

– Ничего страшного. Бог в дом, гость в дом, – с прежним радушием отреагировала Шараева. – К тому же у нас надолго. Так что давайте сначала ваши проблемы.

– Скорее ваши, – Вячеслав Вячеславович Четверик с нарастающим недоумением перепрыгивал взглядом с одного возбужденного лица на другое. – Шумно однако у вас. С первого этажа крики слышны. Флаг в руки и – прямо-таки первома йская демонстрация.

– Так радость у нас. Через неделю врезаемся в магистральный трубопровод!

– А уж как мы рады, – Слав Славыч тонко улыбнулся.

– Мы рады, что вы рады, – Шараева в свою очередь излучала утреннюю женскую свежесть и победительность. Четверик почувствовал, как первое легкое недоумение уплотнилось в корочку недоброго предчувствия.

– Так чем могу служить, господа? – с некоторым нетерпением повторила Шараева. – А то у нас повестка – дай Бог к вечеру закончить.

– Мы, конечно, отдаем должное вашей выдержке, Лариса Ивановна. Но, боюсь, совещание придется все-таки прервать, – Четверик сделал нервное движение шеей, и вперед выступил Маковей.

– С этой минуты, – он торжественно оглядел собравшихся, – решением Томильского арбитражного суда в компании вводится процедура наблюдения и власть переходит в руки к временному управляющему.

– Что-с? – послышался в тишине голос Шараевой.

– На основании статей 19, 56, 59 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», – с аппетитом перечислил Маковей и, ловко выдернув из полиэтиленовой папочки судебное определение, возложил его перед президентом компании, – как знамя на вражеский редут водрузил.

Шараева недоуменно поднесла листок к глазам, пытаясь вчитаться.

– Ничего не пойму, – призналась она. – Буквы что-то прыгают.

– Да не расстраивайтесь так, Лариса Ивановна. Жизнь, она по жизни круглая, – посочувствовал Четверик.

Волнение Шараевой успокоило Слав Славыча, и теперь к нему вернулись прежние снисходительность и благодушие. Тем более что перед отъездом он получил последние указания от Гилялова. «Наезд» на «Нафту-М» в нефтяном мире неожиданно вызвал, как выразился Гилялов, неоднозначное толкование. Свежа была память о Фархадове, да и сама Шараева на похоронах произвела сильное впечатление. В том числе на людей, в поддержке которых министр энергетики был крайне заинтересован. Потому было решено, несмотря на активное ее противодействие поглощению, выплатить Шараевой бонус двадцать миллионов долларов, сэкономленных на скупке. Так что Четверику было чем утешить свергаемого президента компании.

– Погляди-ка, Сергей Викторович, – Шараева протянула постановление Коломнину. – Может, ты чего разберешь?

Неспешно, шевеля губами, Коломнин принялся вгрызаться в текст. Было заметно, что отдельные фразы он перечитывал по нескольку раз.

Среди полной тишины послышалось нетерпеливое покашливание, – Маковей напоминал, что пауза затянулась и становится неприличной.

– А, так вот в чем дело! – Коломнин облегченно отбросил текст. – Господа просто не туда попали.

– Не туда?! – вырвалось сразу у нескольких человек.

– Обычная невнимательность, – Коломнин вернул определение Маковею. – У вас здесь сказано – "Ввести наблюдение в ЗАО «Нафта-М».

– И что из того?!

– Да то, что у нас здесь компания ОАО «Нафта-м». Во-первых, открытое общество. И, во-вторых, "м" маленькое. Улавливаете разницу?

– Вывески на дверях повнимательней читать надо, Павлик, – не удержался Богаченков.

От предчувствия жуткого, рокового «прокола» тело Маковея принялось вибрировать. Он скосился налево, и застывшая гипсовая маска на месте лица у Четверика вывела его из стопора. – Какие еще вывески?! – закричал он. – Что вы тут фуфло лепите? Гоните ключи и печати! Слав Сла… То есть, простите, Вячеслав Вячеславович, не слушайте этих фрайеров! Они на самом деле в глубокой жо…!

– Может, вывести, Лариса Ивановна? – приподнялся начальник охраны.

– Я вижу, господа не в курсе происшедшей у нас реорганизации, – Шараева жестом остудила страсти. – Не будем их за это строго судить. Сергей Викторович! Пройдите, пожалуйста, вместе с гостями, предъявите необходимые документы. Словом, снимите вопросы. Господин Богаченков, и вы тоже. Рада была повидаться, Вячеслав Вячеславович!

Оглушенные визитеры безропотно проследовали через приемную в кабинет напротив, занимаемый Коломниным.

На чистом столе аккуратной стопочкой лежали приготовленные ксерокопии.

– Прошу минуту внимания, – Коломнин возложил на них руки. – Неделю назад завершена реорганизация компании, в соответствии с которой лицензия на разработку месторождения переоформлена на вновь созданное открытое акционерное общество «Нафту-м». Все совершено в строгом соответствии с законом «О недрах». Да сами можете ознакомиться.

Коломнин радушно пододвинул пачку к неподвижным гостям.

– А «Нафта-М»? – выдавил Четверик.

– Какая «Нафта-М»? В смысле прежняя? Она существует, и вы можете предъявить к ней все имеющиеся претензии. Другое дело, что там осталось?

– Это что же получается? – пробормотал Четверик. Слова выдавливались из него с трудом, как у человека, отходящего от заморозки. – Мало того, что месторождение ушло, как дети в школу… Так еще, выходит, мы ни за что ни про что бухнули тридцать миллионов долларов на долги какой-то пустой, бумажной компании?!

Он в ужасе посмотрел на Коломнина.

– Деньги эти наверняка будут использованы исключительно на нужды нефтяной отрасли, – успокоил его тот. – Так господину Гилялову и доложите. Зная радение министра о топливном секторе экономики, уверен, что известие это его несказанно обрадует.

– Вячеслав Вячеславович, понт все это! – выкрикнул Маковей. – Допустим, даже лицензию переоформили! Но все производственные мощности мы за долги вернем. Рупь за сто – все отсудим на базу! Тогда сами на карачках приползут, хитрованы! Смешок Богаченкова был ему ответом.

– Ишь губы раскатал. Можно сообщить, Сергей Викторович? – спохватился он. Дождался разрешающего кивка. – Так вот все производственные мощности компании проданы некой иностранной фирме. Кстати, вы ее знаете – «Хорнисс холдинг». А уж от нее возвращены «Нафте-м» в долгосрочную аренду. Так что замучишься, Пашенька, до наших буровых добираться.

– Полный звездец, – Четверик тихо заскулил.

– Конечно, передавать российские активы за рубеж – не так чтоб самый писк, – поморщился Коломнин. – Но надо было спасаться. Потому пришлось действовать вашими методами.

– Ты! – выдержанный обычно Слав Славыч безжалостно ткнул пальцем во впалую Пашенькину грудь. Накопленное отчаяние требовало немедленного выхода. – Какое дело провалил. Из-под носа за какой-то месяц огромное месторождение увели! На глазах у всей страны. И даже не заметил. Да тебе только гнилую картошку в авоське охранять! Сопля! Но Дашевскому это отольется. Ох, отольется!

И, забыв попрощаться, выскочил из кабинета.

– Мне, пожалуй, тоже пора, – определился Коломнин. – Там сейчас мой вопрос в повестке. Если что, все технические детали с господином Богаченковым.

Коротко кивнув, Коломнин вышел. Тщательно закрыл за собой обе двери. Оказавшись в пустой приемной, воровато оглянулся.

– Йес! – вскричал он и, не сдержавшись, подпрыгнул, выбросив вверх сжатый победно кулак.

Из-за приоткрытой дверцы шкафа выглянула изумленная Калерия Михайловна.

– Это вы!.. тут прыгаете?

– Мы их уделали, Калерия Михайловна! – Коломнин обхватил ее за плечи. Крутнул. -Понимаете? Мы их уделали!

– Знаете что? – Калерия Михайловна осторожно освободилась. – Давайте-ка я вас чаем напою. Смородиновый. Собственной рецептуры.

В кабинете Коломнина, несмотря на многолюдие, царила давящая, оглушенная тишина.

– Кстати, насчет активов, – припомнил Богаченков. – Соврал я, Паша. У"Нафты-М" на балансе тоже кое-что осталось. Пойдем покажу. Повезло тебе: будет чем поживиться.

Он ухватил за руку впавшего в прострацию Маковея и потащил за собой. Они спустились на этаж, где Богаченков отомкнул ключом дверь с надписью «Спортзал». В центре пыльного пустого зала стоял одинокий стул с вывалившимся сидением.

– Вот, принимайте! Все как настаивал: до последнего стула. Правда, несколько колченог. Но если починить, очень еще даже сгодится, – не скрывая иронии, произнес Богаченков. Это был миг его торжества.

Проткнув взглядом глумящегося победителя, Маковей повернулся и, покачиваясь, пошел прочь.

История с несостоявшимся поглощением Верхнекрутицкого газоконденсатного месторождения наделала много шума в нефтяном мире. При этом никто не обсуждал законность или незаконность методов, с помощью которых была достигнута цель. Никого не интересовала моральная подоплека происшедшего. Всеобщее восхищение вызвала ловкость, с какой обвели вокруг пальца матерого Гилялова. Для Генеральной нефтяной компании поражение это имело самые роковые последствия. Бездарная потеря нескольких десятков миллионов долларов и, главное, всеобщие насмешки по адресу незадачливого агрессора позволили давним недругам Гилялова – руководителям корпорации «Система» убедить мэра Москвы отказаться от ставки на прежний менеджмент и передать Московский нефтеперерабатывающий завод и АЗС в управление другой команды.

В результате Генеральная нефтяная компания лопнула столь же внезапно, как и образовалась.

Сразу зашатался на своем посту и Гилялов, – неудач в этом мире не прощают.

Зато резко возрос авторитет Ларисы Шараевой: теперь ее признали своей – без всяких оговорок.

Не прошло и недели после последних событий, как в Томильск примчался не кто иной, как президент компании «Руссойл» господин Бурлюк – собственной персоной. Но это был другой Бурлюк. Изо дня в день ходил он в «Нафту» как на работу. Безропотно с девяти до восемнадцати просиживал на стульчике в коридоре, – из приемной Калерия Михайловна выставила его без затей. При виде проходящей Ларисы Бурлюк поднимался. Она проходила, глядя сквозь него, – слишком свежи были в памяти обстоятельства смерти Фархадова. Он вздыхал сокрушенно и вновь безропотно опускался на стул. И все-таки интересы бизнеса возобладали, и Лариса позволила Богаченкову уговорить себя сменить гнев на милость. Прямо в ее кабинете состоялось внеплановое собрание собственников «Руссойла» в составе: Коломнин – от «Нафты», Шараева – от «Хорнисс холдинг», Бурлюк – от собственной зарубежной компании. В результате голосования акционеры, в том числе и Бурлюк, единогласно обязали компанию «Руссойл» выполнить все требования «Нафты». В обмен на этот жест доброй воли Шараева согласилась оставить Бурлюка на посту президента «Руссойла» – при условии полного подчинения своей воле. Надлежащие заверения были тут же получены.

А еще через несколько дней состоялось и долгожданное, судьбоносное, как назвали его в местной прессе, событие: врезка в магистральный трубопровод.

Стало известно, что по указанию президента «Нафты» Шараевой группа аналитиков под руководством Богаченкова в условиях полной конфиденциальности разрабатывает бизнес-план дальнейшего развития компании.

Все свидетельствовало о том, что «Нафта», и без того набирающая на глазах, готовится выйти на новые рубежи. Потому с особым нетерпением ожидалось Правление, назначенное на начало сентября. В повестке дня был один вопрос, – доклад президента компании.

Сама Лариса все эти дни, недели, месяцы проводила в бесконечных поездках и встречах, налаживая устойчивые связи. Мало врезаться в трубу. Нужно еще было врезаться в бизнес.

И даже долгожданное заседание Правления, назначенное поначалу на десять часов утра, было передвинуто на пятнадцать, – прилет Шараевой из Москвы задерживался в связи с какой-то внезапной встречей.

В ожидании программного выступления заждавшиеся члены Правления неприкаянно болтались по этажам. Работать никто не мог.

– "Приземлилась", «Едет из аэропорта», – то и дело коротко роняла Калерия Михайловна. Привычная система координат восстановилась, и секретарша стала прежней: всезнающей и недоступной. В пятнадцать тридцать Калерия Михайловна пригласила собравшихся пройти в конференц-зал, где они и расселись за недавно прибретенным огромным овальным столом, заставленном минералкой. «Круглый стол королевы Ларисы», как к месту пошутил Коломнин– младший. Сам Дмитрий, скрывая волнение, вальяжно раскинулся в конце стола, то и дело непроизвольно косясь на приготовленную папку с золотым тиснением «Ведущий специалист».

Через пять минут внутренняя дверь в конференц-зал распахнулась, и через нее, сопровождаемая двумя помощниками, вошла Шараева. Вид ее в сером приталенном костюме, деловом и женственном одновременно, был утомлен, – на запавших щеках установился лихорадочный румянец. Но помутневшие от привычного недосыпания глаза излучали лихорадочное нетерпение.

Она шла вдоль стола, давая на ходу отрывистые указания и одновременно приветственно улыбаясь членам правления. За прошедшее время Лариса досконально освоила этот стиль общения, так шедший ей, – непререкаемый и доброжелательный одновременно.

Проходя мимо Коломнина, она торжествующе прикрыла глаза. И он, один из немногих знавший о цели сегодняшних ее переговоров, понял, – «виктория».

В последние месяцы Коломнина крутило в потоке событий. Прежде он сам направлял их. Теперь, когда компания набрала ход, все стратегические вопросы замкнула на себя Лариса, и Коломнин все больше ощущал себя фаворитом при всевластной государыне. Судя по заискивающе-насмешливым жестам, таковым воспринимали его и окружающие. Это ранило. От приглашений в поездки он стал отказываться, представляя, как будут смотреть на него руководители других организаций. Поэтому все чаще на переговорах подменял его Богаченков, столь же деятельный и энергичный, как и Шараева. Правда, сама Лариса всячески тормошила Коломнина, стремясь возродить интерес к делу. Все новые идеи и планы она, как и прежде, обсуждала с ним. Планы эти переполняли ее. Порой, забывшись, она принималась проговаривать их прямо в постели. А он слушал, добросовестно пытаясь заново воспламениться. Но ничего не находил в душе, кроме опустошенности. Казалось, всю отведенную ему природой энергию выплеснул он на спасение тонущей «Нафты». Своего места в «Нафте», гордо вышедшей на океанские просторы, он не находил.

Лариса замечала эту апатию и страдала, не зная, что предпринять. В конце концов оба решили, что происходящее – естественный результат усталости Коломнина на фоне пережитой изнуряющей схватки, и месячное свадебное путешествие все вернет на прежние места. Приглашения на бракосочетание госпожи Шараевой и господина Коломнина были разосланы еще на прошлой неделе.

– Господа правление! – на ходу произнесла Лариса и нетерпеливым жестом отогнала помощников. Она подошла к своему креслу во главе стола, но не села. А напротив, придвинув его вплотную, встала сзади, облокотясь на высоченную спинку и как бы спрятавшись за нее. Сделала она это вроде непроизвольно, для удобства. Но именно теперь, глядя на соломенную шевелюру, не оттененную привычным деловым костюмом, сидящие мужчины заново увидели, как молода и чертовски привлекательна их руководительница.

Невольное оживление просквозило по залу. И Лариса сдержала довольную улыбку.

– Позвольте начать! Полагаю, сегодняшнее правление для всех нас имеет судьбоносное значение. Мы с вами приступаем к промышленной эксплуатации одного из самых перспективных месторождений России. Упущу цифры. В этой аудитории повторять их бессмысленно. Буду говорить о проблемах. Не так давно нами получена квота на вывоз нашего газоконденсата за границу и реализацию через собственного дистрибьютора – компанию «Руссойл». Таким образом, мы можем поздравить друг друга с вхождением в сонм российских энергетических экспортеров, – жестом оборвала хлопки. – Но увы! Выделенная квота ничтожно мала даже для наших сегодняшних возможностей. Чертовски мала! – послышался лопающийся звук, – Лариса в сердцах прихлопнула кожаную спинку кресла. – А ведь мы только начинаем расширяться. А стало быть, завтра попросту задохнемся без реализации. Потому для нас принципиально важно, чтобы в цепочке «добыча» – «реализация» появилось третье, срединное звено – «переработка». Получив это звено, мы сможем акцентироваться не на торговле сырьем, как поступает большинство, а на продаже собственных нефтепродуктов. То, о чем мечтал родоначальник компании Салман Курбадович Фархадов.

И Лариса, а вслед за ней и остальные, ностальгически посмотрела на огромный, полтора на два метра, парадный портрет Фархадова на стене.

– Короче, мною принято решение, – Лариса не удержалась от эффектной паузы, – купить Белогоцкий нефтеперерабатывающий завод!

– Это ж какие деньжищи! – среди озадаченной тишины прохрипел кто-то.

– Немалые. Причем деньги на покупку – далеко не все. У завода изношенные мощности. Глубина переработки ничтожна. Стало быть, потребуется реконструкция. Да, таких денег у нас сегодня нет! – подтвердила Лариса. – Но и ждать, пока они накопятся, мы не можем! Тех, кто в бизнесе ждет, безжалостно обгоняют. Стало быть, настала пора менять структуру собственности «Нафты».

Зал предвкушающе загудел.

– Как вы знаете, на сегодня сто процентов акций нашего открытого акционерного общества принадлежит моей дочери. Я как опекун принимаю решение: часть акций передать другим лицам. За собой мы оставляем пока пятьдесят процентов плюс одна акция. Десять процентов я передаю, – Лариса помолчала, – Сергею Викторовичу Коломнину!

Коломнин непритворно вскинулся, – ни о чем подобном разговора меж ними не было. И – начал пунцоветь.

– Это собственно не дар! А лишь ничтожная цена за оказанные услуги, – торопливо произнесла Лариса. – Всем вам известно, что само существование компании было спасено в огромной мере благодаря усилиям Сергея Викторовича.

Коломнин хотел возразить. Но его уже похлопывали по плечам ближайшие соседи, другие потянулись с рукопожатиями. И он понял, что всякое негодование будет выглядеть неудачливым жеманством, – для присутствующих Коломнин и Шараева давно означали единую семью, и каждый про себя просто прибавил эти десять к предыдущим.

Лариса кашлянула и тем тотчас восстановила тишину.

– Еще порядка десяти процентов будут со временем переданы ведущим менеджерам компании, – сидящие принялись переглядываться со скрытой ревностью: мысленно начался дележ. – А теперь главное: в Москве среди прочих у меня состоялась встреча с президентом крупнейшей российской нефтяной компании «Паркойл». Как вы помните, в свое время «Паркойл» предоставил «Нафте-М» товарный кредит на сумму сорок миллионов долларов. Мне был задан вопрос, готова ли компания вернуть долг. Я со своей стороны напомнила, что формально новая компания не является правопреемницей прежней «Нафты», а значит, не несет ответственности по ее обязательствам.

Правление одобрительно закивало: необходимость сбросить с себя тяжкое ярмо казалась очевидной.

– Но кредит этот давался под честное слово Салмана Курбадовича! И я подтвердила, что долг непременно будет возвращен.

Вздох разочарования был ей ответом. Лариса улыбнулась: ей нравилось раскачивать ситуацию.

– Однако предложила нашу схему расчета. Президент «Паркойла» взял тайм-аут и сегодня утром на повторной встрече принял наше предложение. Отныне долг перед «Паркойлом» конвертируется в двадцать пять процентов акций «Нафты», которые я ему передаю. Таким образом, у нас появилось то, чего так остро не хватало нашей молодой компании – мощный стратегический партнер. И более того! – теперь Ларисе приходилось кричать, чтоб перекрыть общее возбуждение. – «Паркойл» берет на себя авансовые платежи по покупке завода!

Кто-то в порыве захлопал в ладоши. Кто-то подхватил, от полноты чувств вскочив на ноги. И вот уже конференц-зал, стоя, загремел аплодисментами.

Лариса стояла раскрасневшаяся, радостная, торжествующая. Упоение успехом смыло усталость, и ее васильковые глаза заполыхали, как прежде, так что у восхищенного Коломнина защемило сердце.

– Но и этим наше сотрудничество с «Паркойлом» не исчерпывается! – выкрикнула Лариса. – Отныне все поставки буровых труб на месторождение будет осуществлять дочерняя компания «Паркойла».

Общий гул стих и раскололся на отдельные звуки.

– Как это? – послышался недоумевающий голос Коломнина. – У нас уже есть такой поставщик – господин Резуненко.

– Речь идет о крупнейшей специализированной российской фирме. Мы вступаем в новую эру, Сергей Викторович.

– Да причем тут?!.. Контракт на поставку труб у нас подписан с Резуненко.

– Если на то пошло, хочу напомнить: контракт подписан прежней фирмой.

– Прежней, – согласился Коломнин. – Но нами. Я не понял, Лариса?

Выкрики тотчас утихли. Теперь собравшиеся сладко вслушивались в первый в истории «Нафты» семейный производственный скандал. Общее настроение уловила и Лариса, – от нее ждали решительности.

– Это хорошо, когда первый вице-президент вникает в экономические вопросы, – принялась чеканить она, взглядом пытаясь осадить не к месту заупрямившегося жениха. – Но, может быть, мы организуем ликбез в другое время и в другой обстановке?

– В другой обстановке – пожалуйста. Но – немедленно, – Коломнин тоже закусил удила. Кожа на скулах его натянулась. Глаза недобро сузились.

– Что ж, – Лариса поколебалась. Но она слишком хорошо знала его таким, как сейчас, чтобы продолжить публичную пикировку. – В таком случае, господа, предлагаю прерваться минут на пятнадцать. У членов Правления будет время переварить новую информацию и подготовить вопросы.

– В чем дело, Сережа?! – она едва дождалась, пока последний из выходящих прикроет за собой дверь. – Не мог найти другого места?! Что о нас люди подумают?

– Почему я не знал?!

– Я не успела: ведь только прилетела. Ты же со мной летать брезгуешь. Гордыня замучила. И потом – на самом деле тут нечего обсуждать. Это было условием «Паркойла». Не ломать же договоренности из-за подобной?…

– Мелочи, да?! – закончил за нее Коломнин. – Резуненко – наш друг.

– Компаньон.

– Пусть так. Но тогда – вернейший из компаньонов. Все эти месяцы он был с нами плечом к плечу!

– Сережа! Ты-то знаешь, чей сын сидит на этой чертовой «дочке».

– Я знаю другое – и ты знаешь! – что такое для Резуненко разрыв этого договора. Он же на него все поставил! Вложился до копейки. Сделал предоплаты. Если мы теперь откажемся, для него это крах! Полный! Он разорен.

– Не мучь ты меня. Мне самой до боли жаль Витю. Но что я могу поделать? Я пыталась как могла торговаться. Но – предложение было практически безальтернативным.

– "Практически"! Значит, были и другие? – ухватился Коломнин.

– Не было! – огрызнулась Лариса. – Считай, не было. «Ойл» требовал тридцать три процента. Отступив здесь, я уронила их до двадцати пяти.

– Значит, альтернатива все-таки была?

– Соображай, что говоришь! – взбеленилась Лариса. – Восемь процентов ценнейшего месторождения!

– И какой-то друг.

– Лих ты судить, Коломнин! Думаешь, если тебе твои десять процентов за здорово живешь достались, так они уж ничего и не стоят?! – еще не договорив, она обомлела от невольно вырвавшихся слов. – Прости, Сереженька. Ради Бога, прости! Я не то хотела…

– Что ж, – Коломнин скрежетнул зубами. – Все логично. Но тогда опять же нет проблем: отдай «Паркойлу» восемь из моих. И пусть контракт останется за Резуненко.

– Ребенок! Где-то тертый мужик, а где-то… – Лариса недоуменно затрясла головой. – Твои десять процентов – это не только твои. Но и мои. Это наши! Нашей династии, если хочешь. А с чужими я не то, что за восемь процентов, я за каждую акцию драться буду. Если, конечно, не хотим компанию по ветру пустить.

– Стало быть, Резуненко обречен?

– О чем ты говоришь? Как сможем, смягчим. Придумаем что-нибудь. Где-то поможем деньгами. Предложим должность. Но есть вещи, через которые не переступить. Мы вошли в большой бизнес. И не мы им. Он владеет нами. И определяет ход событий. Ты должен понять это.

– Должен, – подтвердил Коломнин. – Наверное. Но не понимаю. – Зато я понимаю. Ты просто разлюбил меня. – Я?! Лори моя, Лори. Знаешь, о чем тоскую? Правильно – о прошедшей зиме. О Тайланде. О номере в гостинице. О задрипанной квартирке на Юго-Западе. Когда не было меж нами всего этого, – он крутнул пальцем.– Ведь достаточно было просто отойти в сторону, предоставив действовать другим. И жили бы мы сейчас с тобой в Москве. Наверное, счастливо. Потому что не нужно было тогда все это ни мне, ни тебе. Так нет, сам, своими руками из огня вытащил. И не вытащить не мог. Вот ведь парадокс и напасть. А примак, он и при нефтяной королеве – примак. В следующий раз схлопочу, если вовремя не подам тапочки. Помнишь, есть такая сказка про дракона, сидящего на золоте. Рыцари то и дело пытаются убить его, чтоб освободить людей от его власти. Но – дракон вечно жив. Знаешь, почему?

– Знаю, конечно. Победивший дракона сам в него и превращается. Хочешь сказать?..

– Если только дракоша. Из самых что ни на есть очаровательных.

– Чего ты добиваешься? Чтоб я все бросила? – выдавила Лариса.

– Избави Бог! Если б и решилась, ты бы мне этого до конца дней не простила. И конец оказался бы близок! – он невесело засмеялся. – Ты – бизнес-леди. И это тебе, увы, идет. А вот из меня Графа Монте-Кристо положительно не получилось.

– Остановись, Сереженька. Какой-то у нас ненормальный, ернический тон. Допустим, ты перегорел. Допустим, тебе все это обрыдло. Тогда уходи из компании. Займись чем-то другим. Ты же роскошный специалист. Найдешь себя. Главное, чтоб остаться вместе. Поженимся. Будем просто жить семьей. У каждого свое дело. Разве так не бывает?

– Бывает, конечно, – признал очевидное Коломнин. – Но ты же сама понимаешь: здесь совсем другое. Ты прочно села на иглу.

– Но я люблю тебя. Я правду говорю! – вскрикнула она. – Поверь, между нами нет больше даже тени.

– Надеюсь. Но теперь проросло вот это, – он ткнул в сторону карты месторождения. – Одна, но пламенная, так сказать, страсть. И тут уж ничего не поделать. А я, как ты знаешь, ревнив. И не смогу делить тебя. Да если бы хоть делить!..Пойду я, пожалуй, Лара.

Он нежно провел ладонью по горячей, влажной щеке ее.

– Сереженька мой! Но нельзя же так, вдруг, – обхватив ладонь, она принялась целовать ее.

– Ну что ты, Лоричка? Что ты? Ты же умница. Сама давно все поняла. По-другому не выйдет. Это жизнь. Сводит – разводит. Пусти. Ты же не хочешь, чтоб мужчина при тебе плакал, – он тихонько высвободил руку, слизнул соленые капельки.

– Чем же теперь займешься? Не управдомом же.

– Высоко поднимаете. Вернусь на прополку. Работа не пыльная: ниточки разгребать, корешки подрубать.

Усмехнулся невесело встревоженному ее взгляду. Рывком поднялся.

– Удачи тебе, дракошечка.

Она пошла следом, колеблясь кинуться сзади и остановить. Но не останавливала.

Дверь конферен-зала раскрылась. И скопившиеся в приемной нетерпеливо обратили глаза на идущего по проходу с отсутствующим видом Коломнина. Они расступались перед ним, злорадно представляя взбучку, какую получил только что зарвавшийся фаворит.

Лишь набычившийся Богаченков и перепуганный Дмитрий шагнули, преграждая дорогу:

– Сергей Викторович!… – Отец! Неужто… все? – А как же?..

– Оставайтесь. Вы ей нужны, – отреагировал Коломнин на незаданный вопрос. Не останавливаясь, отстранил Богаченкова, потрепал по щеке сына и – прошел дальше.

Да еще сообразительная Калерия Михайловна первой поняла смысл происшедшего и стремительно подошла к привалившейся к косяку Ларисе.

– Вернуть? – она властно обхватила ее запястье и с силой сжала. – Лариса! Что ж ты молчишь? Вернуть, да?!

Лариса недоуменно посмотрела на забывшуюся секретаршу, заставив ее отступить. Облизнула пересохшие губы:

– Распорядитесь, чтоб заходили. Правление продолжается.