Вот что зовут любовью с первого взгляда, что так отчаянно, не-по детски похож на твой. Вот это. Да. Так, что потом – никакой не надо. Я двадцать лет дышу на санкт-петербургский ладан и даже Бог от него чихает над головой. Но детям свойственно набирать высоту и силу. Фокусировать взгляд, настраивать свет и звук. Когда меня чьи-то чужие губы зовут красивой, я вся – спасибо, большое тебе спасибо. За то, кто я. За то, как меня зовут. Мне очень страшно, что происходит там, в нашем доме, чьи окна светят мне маяком у большой реки. Его значение для меня приравнено к аксиоме, когда я где-то за тысячу вёрст набираю номер и раздаются протяжно гудки, гудки. Ничья рука, что не держала мою с рожденья, ни чье-то сердце, что бьется пылко и горячо, не уберегут меня от возможной потери тени, от финки страха, пырнувшей в солнечное сплетенье, от жизни, прожитой непонятно и ни о чем. Любая сутра читается мной без приставки «кама». Когда, высь рассекая, я рассекаю бровь, тогда становится дом приравнен ко храму. Я обещаю вернуться скорее, мама. Вернусь. И уеду. Чтобы вернуться вновь.