Вот что зовут любовью с первого взгляда,
что так отчаянно, не-по детски похож на твой.
Вот это. Да. Так, что потом – никакой не надо.
Я двадцать лет дышу на санкт-петербургский ладан
и даже Бог от него чихает над головой.
Но детям свойственно набирать высоту и силу.
Фокусировать взгляд, настраивать свет и звук.
Когда меня чьи-то чужие губы зовут красивой,
я вся – спасибо, большое тебе спасибо.
За то, кто я. За то, как меня зовут.
Мне очень страшно, что происходит там, в нашем доме,
чьи окна светят мне маяком у большой реки.
Его значение для меня приравнено к аксиоме,
когда я где-то за тысячу вёрст набираю номер
и раздаются протяжно гудки, гудки.
Ничья рука, что не держала мою с рожденья,
ни чье-то сердце, что бьется пылко и горячо,
не уберегут меня от возможной потери тени,
от финки страха, пырнувшей в солнечное сплетенье,
от жизни, прожитой непонятно и ни о чем.
Любая сутра читается мной без приставки «кама».
Когда, высь рассекая, я рассекаю бровь,
тогда становится дом приравнен ко храму.
Я обещаю вернуться скорее, мама.
Вернусь. И уеду. Чтобы вернуться вновь.