* * *

Были дни… Как лава из груди вулкана,

С острова на землю через мглу тумана

Свет-лился… Потушен этот дивный свет!..

И лежат в обломках прежния святыни.

Новый храм Молоха там вознесся ныне,

В нем же нет святыни и героев нет.

Миновали, скрылись дни, когда поэты

Новые знамена гордо вознесли —

И на них читались чудные заветы

Равенства, свободы, счастья для земли.

Верилось тогда, что дух разрежет звенья

Всех цепей, что новый засияет свет…

И народ земли стремился в пыл сраженья.

Дни те миновали и следа их нет.

Стал богат и славен остров величавый!

Только дух, объятый гибельной отравой,

Измельчал, как карлик, мощь свою губя.

Остров жил и думал только для себя.

И, отрезан жизни шумным, грозным морем

От земли печальной, с ней порвал союз;

Он земле оставил труд с тяжелым горем,

Взяв себе веселье, пир и голос муз.

Доблестный король сошел тогда в могилу;

Смелостью подобный гордому орлу,

Он в себе носил уверенность и силу,

Проникал он взором будущего мглу.

Чувствуя, что близко новое теченье,

Мучился король – и в горестном томленьи

Много сил собрал в душевной глубине;

Он забыл о славе, о восторге шумном

И летел мечтою к гибнущей стране.

Мудрецы прозвали короля безумным

За стремленья эти… А король желал

Жизнь свою окончить славными делами.

Но напрасно чудной власти над сердцами

Требовал король и Бога умолял,

Изменить желая, что неотвратимо:

Видел он с тоскою, что его друзья

Зло в себе таили, пропуская мимо

Муки угнетенных, горе бытия.

И по их сердцам, как молния по стали,

Песнь его скользила и его мечта,

И его молитвы тщетно повторяли

Жалких себялюбцев грубые уста.

Что молитвой звали эти лицемеры —

Был обряд, лишенный истины и веры.

Королевский прах окутан вечной мглой, —

Духа же цветы растут еще неслышно,

Ждут, что оживятся нежною росой

И в плоды деяний превратятся пышно.

Ждут давно. Не вянут лепестки цветов,

Точно сам король по-прежнему с любовью

Пламенного сердца поливал их кровью,

Покидая царство мрака и гробов.

Но сегодня тихи вечные постели,

Мирен сон глубокий в области теней;

К ним на стражу тихо от высот слетели

Ангелы молчанья, гении ночей,

Исклоняя крылья, в небеса смотрели,

Плачущие ярким золотом огней.

* * *

Ликует остров, залит морем света,

Шумящею толпою наводнен.

Четыре на турнире том поэта:

Кто победит – король! Владеет он

Всем островом; когда-ж цветы живые

Успеют из венца его опасть,

То выступят послы передовые,

И он свою разделит с ними власть.

Но кто же здесь достигнет славной цели?

Кому цветы, кого корона ждет?

Уж три певца на празднестве пропели,

И наступает Даймона черед.

Он – младший из певцов – и не почет

Стяжал себе, но брань и поношенье.

Народ кричал, что песнь его течет

По ложному руслу; что это пенье —

Как резкий скрип; что речь его остра

И боль таит без ласки вдохновенья;

Что муза – одичалая сестра

Небесной музы; что земли мученья

Им завладели; что к лазури в даль

Не рвется он, но в темноте могилы

Он ищет искру Божью, и что жаль

Его: он проявляет много силы.

Был суд над ним, чтоб строго наказать

И струны оборвать на лире звучной,

Когда посмел он жителям сказать,

Что материк земли – убогий, скучный —

С презрением глядит в такие дни

На остров, их грехами омраченный;

Что не могучий колокол они —

Трещотки лишь из глины золоченой,

Которых треск не будит славных дел;

Что жгучий стыд душой его владел

От жизни их и новых идеалов,

Что этот остров – вечный труд кораллов,

Обидами и горем полон он

Существ, которым имя – легион.

С тех пор, тая недуг сокрытой муки,

Над берегом, задумчивости полн,

Бродил певец, внимая говор волн,

И говорил, что часто слышит звуки

Печальных слез и стонов, издали

Летящих через море от земли.

Он говорил с тоскою, что напрасно

От острова мучительно и страстно

Ждет помощи несчастная земля,

И что в гробу несет теперь страданья

Труп славного поэта-короля

За то, что позабыли завещанье.

Он говорил, что видит впереди,

Как по вине островитян случится:

Польют с земли кровавые дожди,

И остров весь в пустыню обратится!

Никто речам поэта не внимал;

Кричали все с гримасой отвращенья:

Он болен, он рассудок потерял,

В нем разум спутал демон разрушенья,

Ужасный черный дух… И оттого

Они прозвали Даймоном его.

Сегодня это слово пробежало

По всем устам и пораэило всех;

Одних негодованье обуяло,

Другие же сдержать старались смех

При вести, что стремится Даймон к трону

И выступит, чтоб получить корону.

Но, лишь прошел насмешек первый взрыв,

Вътолпе тревога пробежала глухо

О том, что песня – тайных сил порыв —

Живет и в глубине больного духа.

И вот, едва увидели певца,

Как тишина повисла над толпами.

И взоры всех стеклись к нему лучами

И жгли огнем черты его лица.

Уверенно и гордо рыцарь юный

По пурпурным ступеням восходил

И стал спокойно на верху трибуны.

Он бледен был. В дали небес ловил

Взор призраки мечты необычайной,

Как будто видел новый дивный мир

И забывал, объятый думой тайной,

Толпу людей, и песню, и турнир.

И слышен был на площади турнира

И треск костров, и шум морской волны…

И вдруг в тиши раздался плач струны.

Задетая рукой поэта, лира

Запела вдруг, и, звуком пробужден,

От тайных грез своих очнулся он.

Смутился вдруг и вздрогнул, как ребенок,

Видением испуганный во сне.

И грустен голос был его и звонок,

Он так сказал: «Я болен, тяжко мне!

Душа томится неутешным горем…

Я отдан в жертву злым и горьким снам

И вам один охотно передам,

Вчера его я увидал над морем.

Постиг я силой сердца своего,

Но осудить вы можете его,

Хотя, быть может, это сон пророка!»

Умолк на миг. Потом вздохнул глубоко,

Бросая взор на ясный небосклон…

И вдруг, рванув уверенно и живо

Рукою струны лиры, начал он

Бросать слова рассказа в тон мотива,

Пока с его чарующей игрой

Не слился голос, звонкий и глубокий,

Как родников бегущие потоки

Сливаются с могучею рекой.

* * *

Умолк – и тихо-тихо замирала

Одна струна… вот умерла и та…

И в тишине минута пролетала,

Как звука путь из сердца на уста.

И вдруг в толпе, молчанию на смену,

Раздался крик немногих голосов…

Венок упал на шумную арену,

Пятная землю роем лепестков.

А вслед за этим полились каскадом

Рукоплесканья, крики; рой венков,

Цветов и листьев сыпался там градом.

Певец стоит, исполненный еще

Мелодий сердца. Сила возбужденья

Кровь заставляет литься горячо,

И грудь кипит от нового волненья.

Неведомый огонь в его очах…

И вновь рука трепещет на струнах.

Стихает крик народа: слава, слава!

Застыли руки. Снова тишина.

И речь певца – стремительна, как лава,

На площади затихнувшей слышна:

«Судьба решилась, братья-минестрели!

Уже плывет в небесной синеве

Победный легион к заветной цели,

И Творчество с Любовью во главе

Дарят слова небесного привета

Лучам святого радостного света.

Но там в долинах стонущей земли

Еще вершат свой праздник злые тени,

Средь ужаса, тревоги и мучений…

И целый мир влачат они в пыли».

«Те демоны раскинули всех шире

Свой стяг на близком нам материке.

Там, в этом жалком изнуренном мире

Народ со смертью борется в тоске».

«Там взор, слепой от слез, не видит света,

Не видит дня и солнечных лучей,

Там свой удел клянет пророк рассвета,

Пока не погребет своих идей

И, пыткой мук ужасных побежденный,

Забудет небо, свой потушит взгляд,

Отринет все великия знамена

И будет ползать, как презренный гад!»

«Там гениев – насилья убивают,

Подрезывают крылья там орлам

И горных коз в ярмо там запрягают,

И для души уставы пишут там!»

Там всех детей берут тираны злые

И, чтоб скорее вышли подлецы,

Куют, как деньги, души молодые

Всё на одни и те же образцы!

Там в дикой злобе отравляют воды!

А эти звезды – светочи ночей —

За чудный блеск серебряных лучей

Сорвали бы охотно с небосвода!»

Нельзя там плакать, там нельзя любить!

Нельзя там мыслить, тешиться мечтами!..

Нет! Той земли не описать словами:

О ней стонать я должен, слезы лить,

Иль вырвать сердце, полное мученья,

И показать его страданья вам!»

Тут силы не хватило уж словам,

Мысль умерла на высях возбужденья.

«Гей! прочь отсюда! Гей, на материк!

На помощь братьям все без замедленья!»

Остатком воли испустил он крик

И оборвал дрожащих струн теченье.

Толпа застыла в мрачной тишине.

И слышно было, как кипели слезы

У всей толпы в душевной глубине,

И воскресали пламенные грезы,

Как сильно бились у людей сердца,

Кипела кровь огнем живых дыханий,

И образы вставали без конца.

Из маленьких частиц воспоминаний…

Нить, порванная прежде, вновь узлом

Завязывалась здесь с материком.

Но вот, сменяя те воспоминанья,

Из тайных недр души явился страх,

То страх был за покой существованья, —

И снова нить он разорвал в сердцах.

И мысли все боролись, колебали

Весы их воли с силою, как вдруг

Им тени осторожности предстали

И поселили в сердце их испуг,

Подняв опять спокойной жизни цену,

Разсчетом мелким совесть отравив.

Позорный страх родил в сердцах измену,

Погас в душе восторженный порыв,

На лица вышли сумрачные тучи,

И ропот выростал, как гром могучий,

И разразился, гневом все покрыв.

И вся толпа, подняв к трибуне руки,

«Молчи!» – кричала: – «ты зовешь, губя!

На остров ты накликать хочешь муки,

Но мы научим разуму тебя!

Отнимем лавры – подарим позором!»

Ревел народ вокруг согласным хором.

И на арену бросилась толпа

И с криками, разбойникам подобно,

Венцы с земли хватала спешно, злобно;

От бешенства безумна и слепа,

Она топтала их без сожаленья

В неистовом порыве возбужденья.

При этом виде все лицо певца

Покрыла бледность. К сердцу устремилась

Вся кровь его, и взглядом мертвеца

Смотрел он так, что страшно становилось.

Вдруг сквозь народ приблизились толпой

Его друзья. Их лир звенели струны

В безумном беге. Точно вихрь морской,

Они взбежали к высоте трибуны

И там с рыданьем обняли певца;

Сплетя на нем свои в восторге руки,

Они ему твердили без конца:

«Ты нашу скорбь воспел и нашей муки

Туман рассеял… Вечно да живет

Наш Даймон-вождь! Направь ты наш полет!»

И Даймон, возбужденный, со слезами

На головы их руки возлагал…

И в этот миг рассыпалась лучами

Луна с небес – и свет её бросал

На их дружину блики золотые,

И в них певцы стояли, как святые

В своем бессмертном ореоле мук.

А там, внизу, народа мрачный круг,

С трудом порыв смиряя злобы бурной,

Еще дарил гирляндами цветов

Трех первых состязавшихся певцов.

И вот герольд открыл немые урны,

Пересчитал во всех число венков

И объявил толпе, что по закону

Один певец получит здесь корону:

Кто распевал сегодня всех звучней

О прелестях любовницы своей.

* * *

Сегодня там не видно ничего,

Но кто пробьет туманы взором духа —

Увидит он дружины торжество,

И песнь победы долетит до слуха.

Узнает он, что доплывут они,

Что ветры не сорвут с их мачты флага,

Что в буре не потухнут их огни

И не изменит сердцу их отвага!

Свой яркий флаг они на берегах

Окрасили своей горячей кровью,

Они избрали дерево с любовью

Для своего судна в родных лесах.

То дерево от века на вершинах

Под ярким светом солнечным росло;

Вот отчего их крепкое весло

Так радостно купается в пучинах,

И мачты их стремятся в вышину,

И разрезает бурную волну

Их руль, руке послушный и прекрасный…

А наконец, они из мысли ясной

Зажгли огни, как дивных звезд венец;

И средь туманов моря, гроз и шквала,

Смотря на компас доблестных сердец,

Ведут судно дорогой идеала.