Однако пора! Быстро вылили на раскаленный огромный валун, сбросив горящий костер, ведра три воды разом, внутренне пригнулись, как при артиллерийском выстреле. Камень покрылся густым паром. Раздался неожиданно слабый треск. От монолита отвалилось несколько кусков величиной с грецкий орех. И все? Из пушки по воробьям, что ли?

А где же глубокие разрушающие трещины? Где голос планетного ядра?

Стас оценил ситуацию как хорошую. Вообще-то я никогда не видел его обескураженным. Ни разу в жизни. Сейчас камень развалится: Стас применил кувалду. С каждым ударом из его груди вырвались хеки, суставы скрипели, селезенка екала, ребра играли вальс «Амурские волны». Наибольшее напряжение ощущалось в лицевых мышцах, как от занятий английским языком. Шоковая трудохирургия.

Есть у вас что-нибудь от головы? Шея! А от живота? Ноги!

Минуты через две он передал кувалду мне. С первого же замаха едкий пот брызнул во все стороны, как из лейки. Удар кувалды о камень отдавался в руки и в голову, производя легкие сотрясения мозга. Камень пружинил и не ломался. Кости, нервы, сухожилья давали о себе знать поскрипыванием и томной болью. Так скрипит новое кожаное пальто!

И все-таки правда, что человек на 99 процентов состоит из воды, а порой из тормозной жидкости, и все равно нередко выпадает в осадок. На 100 процентов человек соткан из боли!

Вдруг меня разобрал смех. Я буду потеть, а дезодорант спрячу. Не решится медведь есть потного!

Гораздо легче я бы разрушил валун с помощью компьютера. Нажал бы правой клавишей мыши, и он бы рассыпался в прах.

— А помнишь, — говорит Стас под руку, — возле книжных магазинов костры жгли, чтобы подписаться на Льва Толстого? Теперь нередко книги жгут, чтобы место в квартире освободить. А мы с тобой камень пожгли. Как-то легко люди отказываются от своих идеалов, погружаются в звериное. Что раньше мы могли купить? В основном книги. А теперь, при богатстве выбора? В основном ничего.

Помню, как же. Странные у него ассоциации. С помощью компьютера я бы и выглядел лучше. Есть же программа «Визажист», можно изменить прическу, закрыть лысину густыми волосами. Можно приодеться в костюм модного кроя, снять 15 килограммов веса, отретушировать лицо, убрать лишние подбородки, прыщи, бородавки и морщины, тусклость глаз.

У тебя третий подбородок? А ты у меня второй мужчина.

Все ничего, а интересно, что случилось бы, если бы Дантес и Каплан поменялись местами?

Подопытный кролик умер от щекотки и колик: его, заболтав, заглотил подопытный удав.

Приятель недовольно умолкает. Не одобряет он этой всеобщей компьютеризации: куда ни войди в контору, от Магадана до Москвы, все на компьютерах пасьянс раскладывают. И каждый норовит нажать такую клавишу, чтобы от посетителя отбояриться.

На самом деле мы уже в том возрасте, когда начинаем торговаться: стоит ли осваивать компьютер, стоит ли учить английский язык и переезжать из Магадана в теплые края? С другой стороны, — куда переезжать, если в теплых краях то ливни, то тайфуны и теракты, а Север, хоть холодный, но спокойный? И есть собственное производство спирта, отмеченного медалями различных ярмарок. Когда потребляешь, такое ощущение, что тебе медаль на голове тело прикололи.

Чтобы победить меня в несуществующем споре, он использует иронию. Мол, когда мы пацанами были, в войну, соревнования устраивали на огороде, кто дальше всех ссыкнет, так я на втором месте был. А на первом — сестренка. То есть, вам это слабо, не на клавиши нажимать. А то все сайт, да сайт. Не вы первые на свете живете! Умели и мы сайт!

Стас много лет на мотоцикле на рыбалку гонял. И на тракторе пахал целинные и залежные земли, даже медаль заработал. Поэтому, делается неожиданный вывод: ремонтировать «Жигу» ему не составит труда.

Потом осенью купил машину, стал на ней без прав потихоньку ездить на дачу: три километра туда, три обратно. Как только терпения хватило? Пожег сцепление из-за крутого заезда в гараж и заменил его. Почти что сам, под контролем народных умельцев. Любой другой ремонт он тоже будет производить перед взорами технической общественности, а друзей, готовых помочь, у него немерено. Только свистни.

Да, с этим не поспоришь. Это я один, как сыч, необщительный, а он вырос на многолюдье, у меня родственников по пальцам сочтешь, а у него батальон. Как сын полка, при живых отце-матери.

Следующий шаг, логично было бы ожидать от друга — купить ему компьютер и залезть в него, поскольку электрочайник уже сам чинил, заменял элемент, уплотнительную резину с каблука сапога срезал.

Наверное, он так размышлял: если уж ты тупой, в технике не рубишь, то я-то, человек рукастый, смогу. Однажды он с братом в тайге построил избушку за 18 часов, причем стены возвели не из какого-нибудь горбыля, а из толстенных бревен. Единственное неудобство: приходилось таскать с собой рюкзак гвоздей.

Я иронизирую по поводу гвоздей. Вот если бы без гвоздей дом срубил, тогда да, а так ничего удивительного. Никакого взлета. Вот и человек тоже — без единого гвоздя сложен.

Мой друг вскоре купил себе компьютер, через полгода прислал дискету со своей писаниной. Читаю, балдю.

Разбивали камень мы как раз в день дефолта, и потом, спустя немалое время, я подумал, что таким, как мы, от инфляции и грабежа можно защититься нищетой, от насилья — убогостью да сиростью, от сырости — слезами, от убийства — смертью. И смертельной болезнью от много иного.

Разделавшись с камнем, Стас вспомнил похороны цыганского барона, ход его мысли шит белыми нитками. 14 дней тело лежало на льду, тонна льда в день. Пока собирались цыгане со всего света. Похоронен в бункере с видаком, мобильным телефоном. Забетонирован со всем добром, чтобы никто не добрался. Пусть земля тебе будет шерстью, а небо овчинкой.

Это тебе не Миша-художник магаданский, который никогда в жизни не имел своей комнаты, своего угла, а когда умер, убитый чайником, был похоронен вскладчину.

Ой, умора, черный юморок! В Магадане одна старушка умерла на 93-м году жизни, — пишет газета, соболезнуя родным. А на другой странице этой же газеты соболезнования по поводу этой же старушки: мол, умерла на 94-м году жизни. С волнением листаем дальше: нет ли третьей попытки определить ее возраст.

Воспользовавшись паузой, я сказал, что у нас и в мышеловке сыр платный. Особенно если с плесенью. И музыку не заказываем, платя, не пьем шампанское, а горилка в желудке самовоспламеняется.

Работа кувалдиста вызвала из глубин сознания такой поток банала, что сам не рад. Будто не камень треснул, а собственный череп. Такой большой заряд адреналина, помнится, мы получали в детстве, когда неслись с обрыва реки на лыжах.

Не в силе Бог, а в правде, а правда у того, кто больше заплатит. И трудимся мы не за деньги, а за идею. Еще приплачиваем, чтобы поработать всласть. И наше инфляционное ожидание, как правило, трансформируется в боевое дежурство. Не надо сползать в апатию, пора от трудотерапии переходить к трудовой гомеопатии.

Разговаривать со склеротиком равносильно ношению воды в решете. В ожидании чуда в решете. Не угодить бы за решетку. Тем более, за оградку.

Я попробовал переключить поток мысли, но не тут-то было. Что ж, надо набраться терпения.

Мироеды — это наша придумка. У нас еда со всего мира. С возвращением к капитализму они запроцветали, и уже кажется, что были всегда. Глобалисты углобили нас. А изоляционисты изоляцией рот заклеили.

У нас и собаки сплошь медалисты, а у них простые дворняжки. Кошка ест огурец, собака лает «мама».

Однако их улицы чисты, чего не скажешь о наших.

Магаданцы, как и все в России, живут в ожидании чуда. А чудо — это подача тепла в батареи. Лето не за горами, а зима за сопками. Я вам выдам дождь, а вы уж сами наделайте из него снега.

Хорошо было бы обходиться без отопительного сезона, — на эту мысль наводит лицезрение бразильского сериала. Но тогда бы возникли проблемы с кондиционерами, а какие кондиционеры отечественного производства — мы знаем наизусть.

По трубам пошло тепло, и вот ты становишься трехмерным, можешь лежать по диагонали куба, на диване, расслабон, невозможный еще вчера. Магадан — кому он вторая родина, а кому малая. Кому мачеха. А отцы города порой как отчимы. Их интеллектуальный ресурс равен административному.

Бывшие магаданцы, выбившиеся в люди, столичные штучки, побывав на юбилее областного центра как звание гости, заявили: у города есть будущее. Должно быть, чтобы иметь возможность приехать на следующий юбилей.

В Магадане тоже есть свое «Садовое кольцо», хотя весь город можно пересечь пешком из конца в конец за три часа. Такое крохотное кольцо в умах, истощенных ложью, искушенных необходимостью сушить мозги, когда усилия высосать из пальца не приводят к желаемому результату.

Садовое кольцо образуется из годовых колец!

Какие мы все простые люди, простейшие, одноклеточные. Не допускаем до себя более сложных уравнений, чем «дважды два впадает в Волгу». Ленивые и нелюбопытные — пушкинская фраза применима разве что в качестве похвалы, к этим тупым ограниченным созданиям. Отсутствие памяти позволяет, не таясь и не смущаясь, повторять нехитрое чириканье из года в год. А кто-то видит удовольствие именно в повторах. Убогих па и односложных ма.

В Магадане уже проводится конкурс красоты, с большими призами, в том числе от стоматологической мафии. Под девизом: «Красота уйдет, ум останется. Потом уйдет и он».

Пора по примеру столицы проводить и конкурсы двойников «если бы директором был я», а там награда равнялась ста штукам баксов. Приз получил бы двойник одного из местных политиков. Не без конфуза, ведь этот деятель сам себе солитер. Короче говоря, впопыхах награда вручена самому историческому лицу. Повеселился народ, и никто не понял, зачем затеяна забава. Объяснение очень простое: на двойника, как на живца, киллеров выманивать. Провести бы городской пикник с пушечной пальбой и фейерверком? Только без пушечного мяса!

А Стас рассказывает о развлечениях новейшего времени. Банкиры собрались, пригласили его тамадой. Тама да и тама нет. Имениннику подарили муляж мамонтенка Димы на колесиках, а Стас сочинил стихотворную шутку на мотив «Купила мама коника». Был там и как бы пионерский отряд, и прочие причуды. Встречали хлебом-солью, а провожали дегтем с медом.

Именинник, со слезами на глазах, сделал важное признание. Моя национальность: коктейль. В моем роду есть грузины. Основательные, как грузчики в морском порту. И осетины есть. Ость земная.

Армяне, армрестлингом занимались. Азербайджанцы, зер гут, понятно? Абхазы — хаза, дом, двухэтажная сакля. Аджарцы. Жара за сорок, в тени. Аджика в крови. Узбеки есть, беки, господа, узы дружбы чтут. Туркмены. Крутые мэны, ковбои на верблюдах. Таджики, ножом вжик! И кого только нет! Никому не рассказываю, чтобы не привлекли за разжигание национальной розни. Эдди Рознер, кстати, бывший магаданец, тоже мой дальний родственник.

Но сильные мира сего не всегда на коне. На другой день отправились на рыбалку, сели на катер, но пришел пограничный наряд и попросил предъявить документы. Они и вынули водительские удостоверения, а один — абонемент Нагаевской бани. Нет, — говорят им, — это для вас, может быть, документы, а нам паспорт подавай. И не пустили в море.

В детстве банкир болел свинкой, но морской, чуть не стал матросом. Его ржавая любовь к простору лежит на кладбище подводных лодок.