Демобилизация американских вооруженных сил началась вскоре после падения Третьего рейха. С 1945 по 1947 год число призывников уменьшилось с 12 до 1,5 миллиона человек. За этот же период военные расходы сократились на 90 процентов. С другой стороны, Соединенные Штаты не могут больше вернуться на место, занимаемое ими на международной арене в начале войны.
В полностью разрушенном мире они занимают доминирующее положение. Будучи лидером в экономическом плане, они оказываются также ведущей политической силой, благодаря роли защитника демократии, какую они выполняли в течение войны. Кроме того, традиционные основы изоляционизма весьма ослабли в результате войны. При наличии бомбардировщиков дальнего действия оба океана больше не являются естественной защитой. Соединенные Штаты также становятся более зависимыми от заграничных поставок сырья. Но особенно важно то, что обе мировые войны показали, что США трудно избежать участия в конфликтах, которые бушуют на других континентах. Перед угрозой, какую представляют нацизм и фашизм, они даже считали, что ведут «войну за выживание».
Вот почему они инвестируют в создание Организации Объединенных Наций в июне 1945 года, а спустя шесть месяцев — в основание Всемирного банка. В целях снижения риска конфликта и особенно риска военной интервенции за границей американцы считают своим долгом активное участие в международных делах. Предварительное условие — быть хорошо информированными. Лучше, чем в период между Первой и Второй мировыми войнами, считает Трумэн и его ближайшее окружение. В своих мемуарах он объясняет: «Президент должен знать все, что происходит в мире, чтобы быть готовым к быстрому реагированию в случае необходимости. Он должен располагать всеми сведениями, позволяющими вести эффективную международную и военную политику». Следует также добавить, насколько он был шокирован, придя в Белый дом, «полностью дезорганизованной системой получения информации». Проблема была тем более острой, что в период, последовавший сразу после Второй мировой войны, самым главным словом всех политических менеджеров было «координация». Это справедливо также и для разведслужб.
Такова прелюдия к созданию ЦРУ, центральной службы американской разведки.
В конце 1945 года Трумэна все более и более раздражает поступавший к нему поток противоречивой и плохо скоординированной информации. Он сожалеет, что военные не знают всего, что известно Госдепартаменту, а дипломаты не имеют доступа к информации, имеющейся в армии и ВМС. «Если бы в правительстве было хотя бы какое-то подобие координации поступающей информации, японцам было бы трудно, или даже невозможно, совершить успешную неожиданную атаку на Пёрл-Харбор», — приходит к выводу президент. Итак, он поддерживает идею, разделяемую его высшими чиновниками: Соединенные Штаты должны реформировать свой разведывательный аппарат, который после длительного периода взросления развивается так быстро и довольно рискованно в последние пять лет.
Вопрос заключается не в том, должны ли быть реорганизованы спецслужбы, а в том, как. Каждый чин президентской администрации имел свои собственные взгляды на уроки войны, а также на то, каким образом разведка могла бы служить интересам политики и вооруженных сил в мирное время. Начальники генеральных штабов следили с большой озабоченностью за развитием новых военных технологий. Они сожалели, что разведслужбы занимаются одним и тем же, а иногда и мешают друг другу. Военные понимали, что необходима более совершенная координация. Однако они считали предложенную Донованом систему слишком жесткой. А система, поддерживаемая Госдепартаментом, по их мнению, была бы слишком слабой и потому неэффективной. Памятуя об эпизоде с «черной комнатой», они опасались неоднозначного отношения дипломатов к разведывательной деятельности.
Трумэн высказывается за «половинчатое» решение. За основу принимается межминистерский проект, разработанный в конце пребывания Рузвельта на посту президента: новая структура координации будет контролироваться «авторитетными специалистами разведки», представляющими Белый дом, Государственный департамент, министерство военно-морского флота и Военное министерство. Каждый будет иметь равные права при принятии решений, чтобы не было никакого ведомственного влияния в структуре координации. Но она настолько зависит от трех министерств в подборе кадров и особенно в методе финансирования, что едва ли может рассматриваться как агентство по разведке.
Таким образом, в январе 1946 года в результате межведомственных споров и соперничества рождается Центральная группа разведки (CIG). Она создана указом президента, который уточняет, что ее задача состоит в координации, планировании, оценке и распространении данных внешней разведки, полученных различными службами. Последние продолжают служить интересам своих ведомств, что является необходимым условием для получения согласия военных, ФБР и Госдепартамента.
Руководство CIG доверено контр-адмиралу Сиднею Соерсу, главному стороннику компромисса. Так, в возрасте 53 лет Соере, большой поклонник Трумэна, становится первым директором центральной службы разведки. Фактически, он становится также личным советником президента по вопросам разведки. Трумэн, очевидно, довольный найденным решением проблемы реформирования спецслужб, решает это отметить во время обеда в Белом доме. Обстановка очень непринужденная. Президент наряжает Соерса, надевая на него черную шляпу, плащ, и вручает ему деревянную шпагу — символы шпиона в то время — и представляет его гостям как «главного директора… шпиков»!
Эта история свидетельствует также об отношении Трумэна к шпионажу в мирное время.
Соере — богатый бизнесмен родом из Нового Орлеана. Работал в прессе и занимался рекламой перед тем, как сделать состояние в страховом бизнесе. Офицер военно-морского резерва, он в 1940 году добровольно поступил на службу в армию и был назначен офицером разведки. Сначала в штате Иллинойс, затем в Пуэрто-Рико он занимался также работами по защите подводных лодок. Министр ВМС высоко его ценит, и Соере быстро продвигается по карьерной лестнице. В 1944 году он уже второй номер в службе военно-морской разведки. Именно на этом посту он осознает проблему координации разведывательных служб. Он не скрывал своего мнения и поэтому после войны участвует в подготовке доклада по этому вопросу.
Администрация Трумэна оценила этот доклад и решает создать CIG. Но в это время Соере уже хотел вернуться к своему бизнесу, поэтому он без особого энтузиазма принимает предложение Трумэна. При этом Соере поставил условие, что будет занимать этот пост не более шести месяцев.
Подобно своему директору, помещения CIG были скромными: несколько сборных домов недалеко от большого бассейна у подножия мемориала в Вашингтоне, посвященного Линкольну. В них работало несколько десятков аналитиков, две трети которых пришли из Госдепартамента, Военного министерства и ВМС. На вопросы журналистов, является ли CIG «возрождением УСС», Трумэн категорически возражал: «Нет, нет, абсолютно нет!»
Это действительно так, по крайней мере в течение первых недель существования CIG. По требованию Трумэна ее основные обязанности состояли главным образом в том, чтобы предоставлять ему ежедневные сводки о международном положении. Он знакомился с ними каждый день в 8.15 утра. Благодаря этому, у него не было необходимости систематически читать доклады других служб, включая и отчеты CIG-. длинные, скучные, порой содержащие слишком много технических сведений. Точнее, в них было всё то, что ему не нужно было знать немедленно. Вот почему Трумэн так ценил ежедневные сводки, подготавливаемые CIG.
Эти сводки на нескольких страницах представляли собой резюме текущих событий и новостей за рубежом. Откровенно говоря, в них не было разведывательной информации. Скорее, это была «секретная газета президента», по выражению «Нью-Йорк таймс», или даже пресс-релиз некоего специального агентства, имеющего доступ в генеральные штабы и канцелярии других стран. Но это был «тип информации, которую хотел получать Трумэн, — вспоминал Соере. — Как следствие, она была в его представлении разведывательной».
Эти ежедневные сводки не содержали никаких рекомендаций по поведению в отношении других правительств. Соере и его группа, впрочем, держались в стороне от решений, касающихся внешней политики Соединенных Штатов. Они находились, таким образом, «в положении игрока в шахматы, пытающегося угадать шаги противника, не зная расположения своих собственных фигур», — комментировал один из директоров ЦРУ.
В своем собственном лагере Соере выглядел недостаточно сильным и авторитетным директором, который старался избежать любого разногласия с другими министерствами. В частности, в отношениях с Госдепартаментом он предпочитал воздерживаться от оценки их развединформации. Но Соере воспользовался резким снижением бюджета, который задел тогда даже американскую дипломатию, причем до такой степени, что должности аналитиков могли бы быть сокращены. Чтобы избежать этого, руководители военных разведывательных служб предложили, чтобы большая часть их аналитиков была переведена в CIG. Соере, таким образом, получил пополнение, среди которого были бывшие аналитики УСС.
Почти в то же самое время тысяча ветеранов оперативного подразделения УСС, вошедшего в состав Военного министерства (примерно 600 из них были на службе за границей), также потребовали, чтобы их включили в Центральную группу разведки. Соере соглашается на это с одобрения военных, которые не знали, что делать с офицерами-специалистами в области пропаганды, саботажа и других тайных операций.
Так, в силу причин, скорее случайных, Центральная группа разведки (ЦГР) получила существенные возможности для ведения шпионажа, анализа и координации разведки. Всё это образовало оригинальную структуру. Редко, когда спецслужбы объединяются таким образом в своей деятельности. В скором времени Трумэн и ЦГР осознают, насколько они могут дополнять друг друга.
Соере покидает Центральную группу разведки в июне 1946 года. Для своей замены он рекомендует генерал-лейтенанта Хойта Ванденберга, возглавлявшего в то время службу разведки армии. Во время войны Ванденберг отличился в качестве летчика в военных операциях в Северной Африке и Италии. Как и Соере, он не хотел занимать эту должность. Если он и согласился, тем не менее, то затем, чтобы завоевать расположение Трумэна и дождаться своего назначения на должность руководителя ВВС (Военно-воздушных сил), который будет иметь тот же статут в американской иерархии, что и начальники ВМС и армии.
По согласованию с Белым домом конгресс предусматривает создание этой должности в рамках большого проекта реорганизации аппарата национальной безопасности. Главным в нем было объединение трех родов вооруженных сил под знаменем единого департамента. Во главе его — министр обороны, который координировал бы военную политику Соединенных Штатов. Это важная уступка длительной традиции в глазах американцев, которые относятся подозрительно к концентрации власти и созданию больших военных структур. Но это позволило бы снизить трения и соперничество, которые мешали вооруженным силам во время войны. В рамках реформы Ванденберг предусматривает возможность узаконить ЦГР и придать ей легальное существование. Благодаря ежегодному финансированию конгрессом ЦГР имела бы свой собственный бюджет. Это гарантировало бы также ее независимость. Ванденберг представил свое видение этого проекта Белому дому, который воспринял его сдержанно. Хотя Ванденберг имел виды на ВВС, он относится очень серьезно к своим обязанностям директора Центральной группы разведки. Это послужит трамплином в его будущей карьере, решает дальновидный сорокалетний мужчина. Поэтому он стремится быстро себя проявить. В этих целях он может рассчитывать на свою удивительную силу убеждения, благодаря своей харизме и прекрасной физической форме. Если верить хронике в газете «Вашингтон пост», он «является самым элегантным мужчиной в Вашингтоне». Мэрилин Монро говорит, что он — один из трех мужчин, с кем бы она хотела быть, если бы оказалась на необитаемом острове…
Уверенный в своих качествах лидера, он весьма отличается в манерах от своего предшественника, постоянно желавшего угодить разным министрам. Более молодой и более энергичный, нежели Соере, он без колебаний открыто выступает против них. Брать на себя инициативу — в этом он представляет «реинкарнацию генерала Донована, — говорит один из его коллег. — Он даже превосходит его, потому что Донован показал себя большим реалистом, чем он». Кроме того, этот племянник влиятельного сенатора-республиканца извлекает пользу также из больших связей в конгрессе. Эти козыри он рассчитывает использовать для того, чтобы сделать ЦГР менее зависимой от щедрости Госдепартамента, Военного и Военно-морского министерств. И он добивается успеха. Через несколько месяцев после вступления в должность Ванденберг получает от трех министерств фиксированный бюджет, а также право набора персонала по своему усмотрению. Кроме того, он добивается монополии на операции шпионажа и контрразведки за границей, проведение которых он возложил на Бюро специальных операций. ЦГР становится, таким образом, главным инструментом правительства в том, что касается внешней разведки. И Гувер напрасно протестует: деятельность ФБР в Латинской Америке переходит под руководство Ванденберга. По прибытии его людей в Латинскую Америку их ожидает сюрприз. Никто из специальных агентов ФБР их там не встречает. А по приказу Гувера они вывезли или уничтожили большую часть своих архивов.
Ванденберг продолжает свои реформы и внутри ЦГР. Он объединяет аналитиков своей организации в Управление отчетов и оценок (ORE). В целом, более 300 аналитиков достаточно, чтобы ЦГР стала не только структурой по координации и сбору информации, но также делала свои собственные независимые анализы, выходящие за рамки интересов различных министерств. Особенно дорого Ванденбергу то, что концепция национальной разведки начинает реализовываться.
СССР становится объектом возрастающего внимания администрации. В течение нескольких месяцев президенту поступают доклады ФБР, из которых следует, что «многие правительственные чиновники» снабжают информацией советские спецслужбы. В Западной Европе растет влияние коммунистической пропаганды в странах, испытывающих экономические трудности после войны. В Восточной Европе, где размещена Красная армия, местные коммунистические партии занимают ведущие позиции в государственном аппарате, администрации и даже в гражданском обществе, используя тактику влияния и другие средства давления. «От Щецина на Балтике до Триеста на Адриатике опустился на континент железный занавес, — предупреждает Черчилль в марте 1946 года в своей речи, произнесенной в Фултоне, штат Миссури. — За этой линией расположены столицы старинных европейских государств Восточной и Центральной Европы: Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София. Все перечисленные города с их населением находятся в том пространстве, какое я должен назвать советской сферой. Все они подвержены в том или ином виде советскому влиянию и плотному контролю со стороны Москвы».
Эта речь была принята американцами скорее прохладно. Еще не произошел разрыв между США и СССР. Озабоченность Белого дома была скорее экономической, нежели политической. Он был занят тем, как избежать тяжелого кризиса в масштабном экспорте. Белый дом, на самом деле, колеблется между политикой взаимопонимания со страной, которая помогла победить нацизм, и проявлением большей бдительности по отношению к СССР. Для получения более четкой картины о намерениях Сталина Трумэн требует от Ванденберга в июле 1946 года представить письменный доклад о «советской внешней и военной политике».
Это — первое задание Управлению отчетов и оценок. Ванденберг дает четыре дня на его выполнение, чтобы показать эффективность созданного им нового аналитического подразделения. Его доклад был инспирирован в значительной мере единственным источником: неким Д жорджем Кеннаном, советником-посланником посольства в Москве. Кеннан был одним из редких американских специалистов по СССР, к тому же жесткий критик советской системы. В противоположность Госдепартаменту, он считает политику США в отношении Советского Союза излишне мягкой. Но его шеф, посол Гарриман, держит его в узде, поскольку является сторонником доброжелательной политики в отношениях с Москвой.
В феврале 1946 года ему предоставляется случай.
«Почему Советы не поддерживают Всемирный банк и Международный валютный фонд?» — запрашивает американское казначейство посольство в Москве. Гарриман только что был назначен в посольство в Лондоне. Кеннан воспользовался этим и направил в Вашингтон то, что историки продолжают называть «длинной телеграммой». Дипломат объясняет в ней, что советская власть «индифферентна к логике разума», но «очень чувствительна к позиции силы». Он далее приводит ряд аргументов, которые лягут в основу американской политики холодной войны: СССР считает себя в состоянии непрерывной войны с капитализмом; он стремится манипулировать марксистами в капиталистических странах; методы функционирования советского правительства не позволяют ему получать четкое представление о реальной ситуации как внутри, так и за пределами СССР.
Управление отчетов и оценок разделяет многие взгляды, изложенные в «длинной телеграмме». Первые слова доклада задают тон, цитируя выступление Сталина в Большом театре перед партийными кадрами: «Советское правительство предвидит неизбежный конфликт с капиталистическим миром». ORE, тем не менее, считает, что «Советский Союз пока старается избежать конфликта, и это продолжится неопределенное время». Время играет на руку СССР, так как экономический и демографический рост постепенно укрепляет его потенциал. Тем временем, уточняет доклад, Советский Союз поощряет протесты и мятежи в колониях западных держав. Он организует и проводит операции пропаганды и психологической войны против США, Англии и капиталистического мира в целом. В январе 1947 года ORE формально признаёт, что СССР ведет тайную войну: «СССР решил применять в настоящее время более тонкую тактику для достижения своих главных целей военной и внешней политики». Благодаря главным образом докладам ЦГР Белый дом начинает привыкать к идее нового типа конфликта с СССР, в основном политического и идеологического, противостоянию двух систем, где пропаганда, инструменты влияния и дестабилизации выходят на первый план. Таким образом, нет прямого военного конфликта в обозримом будущем, вдет, скорее, холодная война, согласно определению, популяризуемому в 1947 году журналистом Уолтером Липпманом.
Она началась, на самом деле, в марте 1947 года, когда Трумэн запрашивает конгресс выделить 400 миллионов долларов, чтобы вырвать Грецию и Турцию из-под советского влияния. Он заявляет, что отныне «политика США должна включать в себя поддержку свободных народов, которые сопротивляются попыткам вооруженных групп и внешних сил их поработить». Эта доктрина Трумэна послужила основой политики «сдерживания» на пути коммунистического наступления. Необходимо защищать свободный мир перед лицом СССР, как советовал в течение нескольких месяцев Кеннан, влияние которого усилилось в Вашингтоне.
Для лучшего понимания тонких маневров СССР разведслужбы и особенно ЦГР представляются особенно полезными. Они, таким образом, повысили свою значимость в глазах администрации Трумэна. Это одна из причин, по которой администрация в итоге, но без большого энтузиазма, поддерживает проект Ванденберга: утвердить полномочия его организации, придав ей легальный статус. Во избежание шумихи она будет включена в большой законопроект по вопросам национальной безопасности.
Белый дом вносит свои предложения в конгресс весной 1947 года. Среди них: создание объединенного военного аппарата, поста секретаря по делам обороны, самостоятельных военно-воздушных сил и Совета национальной безопасности для руководства внешней и военной политикой США. Статья 102 предусматривает также создание Центрального разведывательного управления — ЦРУ (CIA — американский акроним). Оно будет создано на основе ЦГР и его персонала с подтверждением большинства ее существующих прерогатив.
Единственная статья… Только несколько фраз… Текст закона примечательно краток! Намного короче подготовленного командой Ванденберга, который хотел, чтобы статус ЦРУ был детально прописан. Но Трумэн и его советники смотрели на это по-другому. Белый дом опасался, что это может вызвать споры, а также сопротивление со стороны военных и конгресса. А ведь единство вооруженных сил было для него главным приоритетом. Его нельзя ставить под удар бесконечными переговорами о путях и средствах централизации внешней разведки. В итоге Белый дом убирает всё, что касается функций, полномочий и других ограничений по ЦРУ.
Но такое отсутствие прозрачности приводит к обратному эффекту, сфокусировав на нем внимание конгресса! Каждое слово 102-й статьи будет изучено под микроскопом. Начнутся дискуссии. Они будут ожесточенными и продлятся в течение нескольких месяцев.
Интересно отметить, что никаких ссылок на советскую угрозу не было сделано. Этот факт противоречит широко распространенной идее о том, что управление было создано для секретной войны против СССР. Короче говоря, это чистый продукт холодной войны. Но это верно только отчасти. Белый дом, будучи лучше информирован, гораздо серьезней относился к советской проблеме, чем конгресс.
Конгрессмены тогда были более заняты вопросом централизации разведки. Они горели желанием провести дебаты о причинах катастрофы в Пёрл-Харборе. Комиссия конгресса приходит к заключению, что отсутствие координации в работе разведслужб было главной причиной катастрофы. Она рекомендует в будущем провести «полную интеграцию разведслужб армии и ВМС, чтобы избежать «ловушек» при разделенной ответственности». И в заключение констатирует, что «эффективные разведслужбы важны в мирное время так же, как и во время войны».
Это важный поворот в отношении США к внешнему миру. Ответственные политики действительно признали необходимость предвидеть эволюцию в равновесии сил, враждебных действиях и планах иностранных правительств. Предвидение и предупреждение угроз, каковы бы они ни были и откуда бы ни исходили, — такова первостепенная задача ЦРУ, по мнению конгресса. Миссия ЦРУ состоит, таким образом, в том, чтобы избежать «стратегических сюрпризов», каким была атака на Пёрл-Харбор.
Это соответствовало идее центрального управления по разведке в мирное время, и большинство конгрессменов пришли к выводу, что реформа военного аппарата не будет полной без реформирования разведслужб. Ванденберг уговаривает последних колеблющихся, затрагивая самую чувствительную струну: новый статут Соединенных Штатов на мировой арене. Чтобы взять на себя полностью ответственность, США должны иметь собственные источники информации. И, следовательно, независимые разведслужбы, свободные от британской опеки. Ванденберг защищает эту идею в конгрессе: «Вся деятельность разведки не является зловещей, и это не неблагодарная работа… Мы были вынуждены слепо полагаться на более квалифицированный аппарат британской разведки и доверять ей… Сейчас мы должны быть самодостаточны. Интересы других наций не обязательно совпадают с нашими…»
Дискуссии сфокусировались на статусе ЦРУ и особенно на его прерогативах. В стране, где гражданские свободы — не пустые слова, всегда присутствует страх, что секретная организация шпионит за американскими гражданами. Белый дом осознает это и даже разделяет эти чувства. Первоначально объявление о создании ЦРУ было включено, но в последний момент изъято из президентского ежегодного послания. Более остро, чем в парламентских дебатах, это проявилось также в статье в газете «Чикаго трибюн», которая объявила организацию Ванденберга «клоном» советской секретной полиции. «Управление имеет все потенциальные возможности американского гестапо», — заявляет сенатор-республиканец.
Этот страх усиливает ожесточенные споры по поводу создания ЦРУ.
По этому вопросу конгресс категоричен: ЦРУ запрещены все функции «полиции и юстиции, а также внутренней безопасности», которые остаются за ФБР. Другая причина такого строгого разделения задач состоит в том, что ЦРУ и ФБР будут работать на принципиально разных направлениях. ЦРУ собирает информацию с целью содействия в принятии политических решений. Делает это тайно с нарушением суверенитета государств. ФБР собирает сведения, которые могут быть представлены в суде. Его деятельность проводится с соблюдением законов, имеющих силу как на территории, так и за пределами США.
Кто будет контролировать ЦРУ?
Совет национальной безопасности, от которого ЦРУ будет получать задания и перед которым будет отчитываться. Оно будет сдавать свои доклады в совет, где они должны обрабатываться при условии «полной политической объективности». Объективность, незаинтересованный поиск истины… Так же наивно, как это могло бы показаться сегодня, этот идеал — один из основополагающих принципов ЦРУ. Его сотрудники, входящие в вестибюль штаб-квартиры, не могут не заметить строки из Евангелия от Иоанна, звучащие как напоминание об этом:
«Когда Вы познаете истину,
Истина сделает Вас свободными».
Директор центральной разведки не является постоянным членом Совета национальной безопасности, но его могут приглашать в зависимости от повестки дня. В состав совета входят президент, вице-президент, госсекретарь, министр обороны. Совет руководит работой ЦРУ посредством директив. Госсекретарь и министр обороны, таким образом, имеют право высказывать свое мнение о деятельности ЦРУ. По предложению конгресса хозяин Белого дома возглавляет совет. Это решение будет иметь важные последствия для отношений ЦРУ и президента США, так как управление, таким образом, напрямую зависит от Белого дома. Как следствие, директор ЦРУ получает прямой доступ к президенту, против чего всегда возражали военные и Госдепартамент. Из этой связи следует другой важный идеал, к которому ЦРУ особенно стремится: служить любой ценой президенту США. Но порой эти два основных принципа противоречат друг другу. На протяжении истории ЦРУ его сотрудники иногда стояли перед выбором… Об этом мы еще поговорим.
Наконец, кто будет возглавлять ЦРУ?
Президент предлагает кандидатуру директора, а назначение утверждает сенат. Как и в случае с ЦГР, на директора возлагаются три обязанности: советовать президенту, руководить ЦРУ и координировать информацию, поставляемую другими разведслужбами. Директор ЦРУ может быть достаточно влиятельным и выполнять функции координатора только в том случае, если ЦРУ будет независимой организацией.
В США, таким образом, создается система, не имевшая аналога за границей. ЦРУ будет независимым гражданским агентством, которое «координирует», но не «контролирует» разведку. Его директор, в действительности, не имеет ни финансовых, ни административных рычагов влияния на другие разведслужбы. Их независимость ни в коей мере не ставилась под сомнение. Следует отдать должное другой традиции в американской политической системе, которая относится терпимо к существованию центрального аппарата разведки. С самого начала ЦРУ оказывается, таким образом, в двусмысленном положении: с одной стороны, быть арбитром, а с другой — конкурентом других разведслужб. Такая организация привела бы к противоречиям и, возможно, к дублированию некоторых действий, операций. Но она гарантировала бы интеллектуальное соперничество, которое конгресс и президент считали разумным и полезным.
Наиболее оживленные споры возникли по поводу личности директора. Конгресс резко выступает против занятия военными этой должности. Война действительно создала во всех странах признанных и любимых героев. Справедливо! Некоторые члены конгресса опасались, что их влияние снизится, милитаризм усилится. Другие опасались, что ЦРУ напоминает гестапо цвета хаки… Это факт, что конгресс искренне хотел видеть гражданское лицо во главе ЦРУ. Пожелание благое, но трудно осуществимое. В то время выходцы из армии и ВМС были наиболее компетентны в области разведки. Законодатели, таким образом, стояли перед выбором: будет ли директор военным или штатским. Армия и ВМС соглашаются, чтобы кто-то из их представителей возглавлял ЦРУ, имея в виду поочередность.
Ближайшее будущее это подтвердит. В мае 1947 года контр-адмирал Роско Хилленкоттер сменил генерала Ванденберга, который освободился для того, чтобы возглавить ВВС США. Хилленкоттера в дальнейшем сменит генерал Уолтер Беделл Смит. Но президентская администрация, пришедшая на смену Гарри Трумэну, выберет штатского в качестве директора ЦРУ. Самым главным вкладом конгресса в ЦРУ является стремление придать ему гражданское лицо. Это постепенно приведет к антагонизму между ЦРУ и военными.
Хилленкоттер так же, как и два предыдущих директора, колеблется, занимать ли ему эту должность. Это был военный советник Трумэна, кто рекомендовал этого сдержанного, высокого ростом и с короткой стрижкой человека на пост директора. В начале 30-х годов он поступил в военно-морскую разведку, которая доверила ему пост в американском посольстве в Париже и далее в Виши, когда Германия победила Францию. Он оказывал помощь французскому Сопротивлению и приобрел большой опыт в агентурной разведке и проведении тайных операций. Хилленкоттер находился в Пёрл-Харборе во время японской атаки. Был ранен, а после выздоровления становится личным советником адмирала Нимитца по вопросам, имеющим отношение к разведке.
По существу, Хилленкоттер был более опытным в вопросах разведки, чем его предшественники, но менее авторитарным и намного более скрытным, чем Ванденберг. Каждое утро он доставляет ежедневные сводки Трумэну, кладет ему на стол — и всё. Отношения между ними радушные, но не более. По примеру Соерса Хилленкоттер в своем поведении избегает любой конфронтации с другими членами администрации. Он оставляет, таким образом, Ванденбергу заслугу превращения ЦГР в ЦРУ.
Закон о национальной безопасности был одобрен в июле 1947 года сенатом и палатой представителей. Трумэн вскоре подписывает его, несколько отложив из-за этого поездку в штат Миссури к умирающей матери. Закон вступает в силу 18 сентября и знаменует собой акт о рождении «Национальной военной организации» (названной позднее министерством обороны), Совета национальной безопасности, Военно-воздушных сил и ЦРУ со штаб-квартирами в Вашингтоне.
При создании Центрального разведывательного управления Трумэн, не осознавая этого, вернулся к проекту, предложенному Уильямом Донованом за три года до этого. Трумэна часто представляют как создателя ЦРУ, но на самом деле он только положил последний камень в здание, построенное Донованом, Рузвельтом, а также некоторыми представителями британских спецслужб. Как и желал Белый дом, прерогативы ЦРУ изложены в законе весьма сжато. Эта уступка конгресса объясняется прежде всего желанием не вызывать раздражения других стран. Было бы неразумно раскрывать наличие секретных действий в открытом официальном документе, особенно в то время, когда так много говорят о мире во всем мире и суверенитете государств.
Необходимо также помнить, что США и СССР были вовлечены в широкую пропагандистскую кампанию в масштабе всей планеты. Речь идет о том, какая система в политическом, экономическом и культурном плане окажется самой привлекательной. Каждый лагерь, таким образом, занят улучшением своего имиджа. А шпионаж никогда не производил хорошее впечатление на общественное мнение. Американское правительство никогда не скрывало существование ЦРУ (как это будет, например, в 1952 году при создании Агентства национальной безопасности — АНБ), однако язык документа должен оставаться предельно осторожным. В итоге термин «шпионаж» нигде не фигурирует в уставе ЦРУ.
Перед ЦРУ поставлены четыре задачи:
1) докладывать Совету национальной безопасности всю информацию, относящуюся к национальной безопасности США;
2) давать ему рекомендации относительно координации разведывательной деятельности;
3) коррелировать, оценивать и распространять информацию;
4) цитируем: «Выполнять другие функции и обязанности, касающиеся разведки и национальной безопасности, которые Совет национальной безопасности может периодически рекомендовать». В данном случае формулировка особенно размыта, осознанно неточная. Это подтверждает то, что США редко определяют границы разведывательной деятельности. Они создают спецслужбы, но не фиксируют поле их деятельности. Это причина, по которой разведка есть и будет понятием расплывчатым.
Эти «другие функции и обязанности» — не подразумевают ли они тайные операции, которые предусматривают секретное манипулирование ходом событий путем проведения политических, полувоенных операций или психологической войны? Свидетельства противоречивы. Исторические документы отсутствуют. Таким образом, нет никаких прямых доказательств, позволяющих дать точный ответ.
И всё же создается впечатление, что законодатели сознательно оставили поле для маневра секретным операциям президента в мирное время, так как президенту, вероятно, придется столкнуться с угрозами, природа которых пока еще не определена. Это существенная свобода для правительства, если учитывать членство Соединенных Штатов в таких международных организациях, как Организация Объединенных Наций. Благодаря ЦРУ США сохранили бы свободу действий по отношению к их международным обязательствам.
Но Белый дом в основе этой гибкой формулировки, возможно, преследовал более четкие цели. Об этом свидетельствует самая первая директива Совета национальной безопасности (СНБ), выпущенная в ноябре 1947 года. Ее предмет: возрастающее влияние Итальянской коммунистической партии. На основании докладов, представленных ранее ЦГР, Совет национальной безопасности предвидит возможность победы компартии на выборах весной 1948 года: «Склонное скорее к западной демократической системе, итальянское правительство слабо и подвергается непрерывным атакам очень сильной коммунистической партии». Или: «У Соединенных Штатов интересы первостепенной важности в Италии. Следует незамедлительно принять меры по защите этих интересов». СНБ призывает поддержать итальянское правительство, направив деньги и продовольствие, предоставив торговые льготы, но также бороться «против коммунистической пропаганды адекватной информационной пропагандой, используя любые доступные средства, включая секретные фонды».
ЦРУ и его секретные фонды, выделенные конгрессом… Эта директива наводит на мысль, что с момента создания ЦРУ Трумэн предусматривает его участие в операциях по ведению психологической войны. Спустя месяц это подтверждается в новой директиве СНБ — точнее в приложении к ней, подготовленном только в трех экземплярах: один для Белого дома, второй для ЦРУ и третий лично Кеннану, главному инициатору этой директивы. Она доверяет исключительно ЦРУ «начать и вести, в пределах выделенных фондов, секретные операции психологической войны, направленной на противодействие советским действиям или намерениям, представляющим угрозу миру и международной безопасности, или стремящимся дискредитировать политику США».
Выбор возложить ответственность на ЦРУ был прежде всего вынужденным. Джордж Кеннан, в то время один из высших чиновников Госдепартамента, и Джордж Маршалл, его глава, — главные апологеты психологической войны против СССР. Но они были против того, чтобы за это отвечал Госдепартамент — официальная витрина внешней политики США. Они опасались, что если когда-либо станет известно о причастности Госдепартамента к тайным операциям, то это нанесет удар по имиджу американской дипломатии. Более того, Маршалл хотел любой ценой избежать инцидента, который мог бы скомпрометировать его план восстановления экономики, предложенный западноевропейским странам летом 1947 года.
А армия? Ведь военные уже проводили операции такого рода во время Второй мировой войны. Члены администрации Трумэна предлагают им снова взять на себя ответственность. Но военные возражают, так как у них нет опыта проведения подобных операций в мирное время. Они считают, что такой род деятельности выходит за рамки их традиционной роли.
Таким образом, проведение тайных операций доверено ЦРУ за неимением другого выбора, а также в силу практических соображений. Например, если американские военные возьмутся за саботаж электростанции, страна-мишень может легально считать это актом войны. Наконец, во избежание любых дипломатических осложнений, тайные операции должны оставаться… секретными! К тому же ЦРУ располагает секретными фондами конгресса. Президент использует их по своему усмотрению без уточнения причин и путей. Расходы не появляются ни в одном официальном документе, что снижает риск компрометации роли правительства в тайных операциях ЦРУ.
Кроме того, в отличие от военных гражданский персонал ЦРУ может выезжать за границу и действовать там под фальшивым прикрытием, использовать коммерческие самолеты и морские суда, а также имеющуюся у него инфраструктуру на местах для ведения разведки. Конечно, тайные операции отличаются от шпионажа: они призваны в первую очередь влиять на ход событий в стране, а не собирать информацию. Однако «сходство оперативных методов, применяемых в секретных психологических операциях и разведывательных, дает ЦРУ право логического выбора при их проведении», — уточняет сверхсекретное приложение Совета национальной безопасности.
ЦРУ было создано по следам атаки на Пёрл-Харбор для сбора и классификации разведывательной информации за границей. Однако холодная война очень быстро его трансформировала, используя для проведения тайных операций, выпавших на долю ЦРУ с первых недель его существования.
Благодаря ЦРУ «рука» Соединенных Штатов могла бы действовать повсюду, оставаясь при этом скрытой. Американские политики будут настолько «очарованы» тайными операциями, что станут преувеличивать их возможности. Начиная с Гарри Трумэна, все президенты без исключения прибегали к их использованию в тот или иной момент своего мандата.