Я назвал его Человек-конверт.

Мой бывший пациент. Человек-конверт, перед отходом ко сну выполнял исключительно сложный ритуал, который соблюдал до мельчайших деталей. Прежде чем лечь в постель, он размещал на ночном столике следующие предметы: открытую бутылку кока-колы со стаканом, "готовым к действию", пачку сигарет, зажигалку и носовой пульверизатор. Покрывала на кровати должны были быть подогнуты так, чтобы не было видно ни малейшей складки, а простыня натянута как можно туже, так что постель становилась спел„нутой. В этот «конверт» он аккуратно втискивался, будто лист бумаги.

Даже в дороге он обязательно имел все хозяйство с собой и устраивал простыни точно таким же образом, как и дома.

Ночью он обычно просыпался, наливал стакан кока-колы и выпивал его, закуривал сигарету и, наконец, использовал носовой пульверизатор. Закончив эту церемонию, он чувствовал себя достаточно спокойно, чтобы проспать остаток ночи.

Поведение Человека-конверта — это, конечно, крайность, но и каждый из нас в той или иной степени проходит через определенные ритуалы, приготовляющие нас к миру сна. Даже самые обычные занятия перед сном — раздевание, чистка зубов, посещение туалета, одевание пижамы или ночной рубашки, выключение света — выполняются каждым из нас по некоторой уникальной схеме, присущей только данному индивиду. Муж может чистить зубы перед тем как раздеться, а жена — уже надев ночную рубашку. Лампочки в спальне выключаются в определенном порядке, одном и том же каждую ночь. И если пропускается та или иная важная часть ритуала, то человек, как правило, встанет с постели, чтобы открыть окно, налить стакан воды или положить в пределах досягаемости пачку салфеток. Если же кто-то почувствует себя слишком усталым, чтобы встать и завершить ритуал, нередко, несмотря на усталость, он будет не в состоянии заснуть, пока не заставит себя привести все в надлежащий порядок.

Хотя наши предсонные ритуалы и содержат иногда элементы эксцентричности, они важны по ряду причин. Достаточно сказать, что их привычный, автоматический характер помогает вывести себя и свои мысли из мира дневной деятельности. Движения, которые мы выполняем, стали частью нас самих до такой степени, что мы могли бы проделать их во сне. Нам не нужно думать о том, что мы делаем, эти действия оказывают глубокое успокаивающее влияние, помогая нам достигнуть физического и эмоционального расслабления.

Но тут есть и нечто большее. Человек-конверт не просто успокаивал себя. Он, подобно каждому из нас, убеждал себя, что дневной мир, привычный мир бодрствования, труда, социальных и других отношений, в которых он участвовал, останется на своем месте, пока он спит, и он найдет его таким же, когда проснется утром или даже среди ночи. Потребность чувствовать уверенность в продолжении этих отношений особенно ярко проявляется у людей, страдающих депрессией и связанными с ней заболеваниями. Такие люди часто с трудом засыпают, боятся потерять контакт с миром бодрствования, быть отделенными от знакомых жизненных ландшафтов и поэтому не позволяют себе уснуть. А отдельные индивидуумы часто лишь на рассвете, когда восходящее солнце подтверждает, что мир все еще здесь, могут почувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы наконец-то отдаться сну.

Хотя подобные тревоги обычно отражают неблагополучие реальной жизни этих людей, никто из нас не свободен от сознания, что, перейдя в мир сна, мы покидаем привычный нам вид жизни и попадаем в совершенно иной вид бытия.

Иногда нам, чтобы успокоить себя, требуются специальные предметы. В царской России дворяне обычно брали в постель маленькую подушечку-думку, которая "нашептывает мысли". Подобно защитному одеялу из мультфильма, которое герой постоянно таскает с собой, привычные предметы приобретают преувеличенное психологическое значение. Почему нам помогают уснуть такие, казалось бы, глупые, детские вещи? Каждый знает, что сон не только полезен, но и необходим. Эксперименты, в которых люди лишались сна длительное время, показали, что это лишение имеет гораздо более серьезные последствия, чем лишение пищи, и приводит к прогрессирующей потере способности решать даже простые умственные задачи, а в конце концов и к нарастающим симптомам бреда. Поскольку мы проводим во сне так много времени и полностью сознаем его важность для здорового бодрствования, может показаться парадоксальным, что сон может нам чем-то угрожать или что нам могут понадобиться какие-то особенные вещи или церемонии, чтобы помочь приготовиться ко сну.

И все-таки сон всегда имел сложное значение для человечества.

С одной стороны, это отдых, который восстанавливает силы, возрождает их, чтобы справляться со стрессами и наслаждаться радостями нашего бодрственного состояния. На другом полюсе находится большой сон (согласно одноименному фильму Хэмфри Богарта) — это смерть. Действительно, во многих культурах процесс ухода в сон воспринимается в терминах мифа, по которому душа временно покидает тело. В некоторых обществах верят, что во время сна душа скитается отдельно от тела как бы в изгнании, в других — что душа принимает иную форму — животного или человека. Во многих племенных культурах существуют особые табу, запрещающие трогать постель человека, ушедшего на охоту или войну, в опасении, что его духу некуда будет вернуться и охотник из-за этого умрет.

Итак, сон — это нечто гораздо большее, чем простая физическая необходимость. Это неизвестный космос со своими измерениями пространства, времени и ощущений, куда мы отправляемся каждые двадцать четыре часа. Когда мы готовимся лечь в постель, каждый из нас становится Колумбом тьмы, пустившимся в путь "к пределам ночи". И поэтому вполне резонно, что мы ощущаем потребность обрести уверенность, прежде чем начнем свое ночное путешествие в неизведанное, приготовить себя психологически к тому, чтобы ставить дневной мир позади.

* * *

Основной суточный ритм человека, называемый циркадным, отражает движение Земли, вращающейся вокруг своей оси вместе с обращением вокруг Солнца. Слово «циркадный» происходит от латинских слов "circa dies", что буквально значит "около дня". Подобно обезьянам, в том числе человекообразным, человек — дневное животное, творение дневного света, в отличие от таких ночных существ, как кошки, совы, мотыльки. Люди могут приспособиться спать днем и работать ночью, но наша естественная склонность — быть активным днем, а ночью отдыхать. Днем мы живем в видимом мире, где предметы имеют четкие формы, размеры, цвет и текстуру. При свете дня человек может видеть различие между кустом и диким животным, но в темноте оба они — лишь смутные фигуры без определенной формы. Поэтому, начиная с самых ранних стадий человечества, день предназначен для общения с миром конкретных предметов, для охоты, возделывания полей, изготовления орудий труда, а ночь, когда никакая работа невозможна, создавала естественную паузу в деятельности — она была временем для сна. Мир сна сам по себе кажется пустотой, не имеющей формы, границ, измерений в пространство и времени. Пока мы спим, мы в течение ночи населяем эту пустоту мириадами людей, предметов, видений, звуков — короче говоря, нашими снами. Оба мира — дневной и мир сна — одинаково реальны, сколь бы различными они ни казались.

В течение каждых двадцати четырех часов все мы испытываем действие двух отделенных друг от друга реальностей в этих мирах. Для большинства из нас этот суточный цикл поделен на три периода снижающейся активности. Утром начинается первый, рабочий период, обычно совпадающий с максимумом дневной освещенности; вечером его сменяет промежуточный период, когда мы начинаем откладывать в сторону заботы дневного мира, и, наконец, наступает период сна. По мере того как с прогрессом технологии рабочий день постоянно укорачивается, промежуточный период между работой и сном соответственно удлиняется. В современной жизни этот промежуточный период обычно посвящается той или иной форме отдыха и развлечений, что позволяет человеку постепенно избавляться от дневных забот.

Когда промежуточный период завершается, мы замедляем активность, наше внимание все больше и больше обращается на самих себя и на наше ближайшее окружение; мы ограничиваемся вначале пространством своего жилища, затем спальней и, наконец, постелью. Параллельно этому физическому сужению масштаба окружающей обстановки, психологический центр нашего внимания тоже меняется, отходя от многочисленных интересов дневного мира и все более приближаясь к жизни собственного тела.

Мы начинаем ощущать усталость. Это означает, что в мозгу возбуждаются центры сна и от них исходят химические и неврологические послания, призывающие организм к отдыху. Начинает действовать естественный рефлекс зевания — мы пытаемся получить больше кислорода, чтобы восстановить жизненные силы, мы потягиваемся, чтобы стимулировать слабеющие мускулы. На этой стадии нередок смех: смеясь, как и при зевании, мы получаем дополнительные порции кислорода, но в то же время смех — это феномен релаксации, освобождения.

В это время мы начинаем переходить в то, что я называю зоной сумерек между бодрствованием и сном. Именно в зоне сумерек, когда центры сна в мозгу постепенно захватывают господство над нашими физическими и физиологическими процессами, происходят важные события, подготовительные к действительному сну.

Мы решаем, что пора ложиться спать. Мы совершаем ритуалы умывания, раздевания и, возможно, надеваем специальное ночное платье. Наконец, мы ложимся в постель, перейдя от вертикального положения к горизонтальному, характерному для ночного мира, от ориентации, отвечающей максимальной мобильности, к ориентации наибольшего бездействия. Вместе со сменой вертикального положения на горизонтальное пределы нашего поля зрения тоже сужаются, побуждая нас сомкнуть веки — наши биологические шторы. И, наконец, приготовившись к переходу в ночной мир, мы принимаем привычное положение тела, в котором нам легче всего отдаваться во власть сна.

В следующих главах я буду подробно обсуждать разнообразие и значение поз, как тех, которые мы принимаем засыпая, так и тех, в которых пребываем во время сна и при пробуждении. Но прежде чем изучить смысл поз сна, необходимо понять, какие физические и психологические факторы и процессы управляют миром сна, начиная с момента вступления в зону сумерек и позже, на различных стадиях сна, вплоть до нашего пробуждения на следующее утро.

* * *

Окружающая обстановка, та сцена, на которой разыгрываются события нашего сна, — это постель. "Постель, друг мой, — это вся наша жизнь, — писал Ги де Мопассан. — Здесь мы рождаемся, здесь мы любим и здесь умираем". И здесь, на столь важном для человеческого опыта месте, мы встречаемся с особым миром сна.

Для наших примитивных предков, первобытных людей, постель выглядела просто небольшим углублением в земле, окруженным кучами земли и листьев. Но даже на этой ранней стадии развития человечества выбор места для сна определялся множеством условий, которые остаются с нами и по, сей день.

Во-первых, в этом выборе отражается принцип территориальности: это была местность, обнесенная чем-то вроде психологической изгороди, которая принадлежала данному человеку. Мы думаем не просто о «постели», но о "моей постели", или, если речь идет о паре, о "нашей постели"". Этот территориальный аспект обычен и для многих животных. Например, гориллы обозначают место для сна изгородью из веток с листьями.

Во-вторых, постель, даже в самых своих примитивных формах, должна быть надежным местом, где можно чувствовать себя в безопасности. Без чувства безопасности заснуть трудно. Все это верно и для животных. Хотя слоны обычно спят на боку, больной слон будет спать стоя, поскольку он не чувствует себя в безопасности лежа, в расслабленном состоянии: требуется больше времени и усилий, чтобы встать на ноги в экстренном случае, и это делает животное более уязвимым.

Для первобытных людей, живших на открытом воздухе, защищенность от угрозы нападения (будь это опасные хищники или враги — люди) — это первое, что необходимо было обеспечить при выборе места для сна. Но даже за стальными и бетонными стенами современных многоэтажных зданий постель остается главным местом безопасности. Почти каждый в тот или иной момент своей жизни реагировал на стресс "беседой с постелью". Есть много людей, чья привязанность к постели достигала патологических проявлений. Например, Пруст редко покидал свою спальню в течение многих лет, когда писал "В поисках утраченного времени". Обломов, герой Ивана Гончарова, провел в постели большую часть своей жизни. Для обоих этих людей, реального и выдуманного, пребывание в постели уменьшало необходимость встречаться со сложностями дневного мира. Но хотя огромное большинство из нас считает постель прежде всего местом для сна, а не постоянным спасением от мира, ассоциация с убежищем заложена в нас с колыбели.

Но если постель предназначена для убежища, она, конечно, должна предоставлять нам существенный комфорт. Хотя в первобытных человеческих сообществах среди людей, дремавших на охапках листьев, вряд ли было много Прустов и Обломовых, поиск комфорта в постели — это третье условие, которое человечество предусматривало с самого начала. Постепенно, по мере развития древних обществ, были сконструированы грубые ложа, сделанные иногда из дерева, иногда из специальных полосок шкур, натянутых на раму. Гамак тоже использовали в очень ранней истории. Приготовление ко сну носило в большей степени коммунальный характер: много членов семьи или племени спало в одной пещере, под одним тентом из шкур зверей или деревянным навесом. Такая практика не только обеспечивала дополнительную безопасность, но в холодном климате позволяла и наиболее эффективно использовать тепло человеческого тела, что до сих пор важно у эскимосов.

Лишь в истории последних веков мы начинаем видеть развитие спальни в нашем современном понимании, по крайней мере для обычных людей. До пятнадцатого столетия отдельная комната для сна была привилегией королей; крестьяне обычно спали в той же самой большой комнате, где они готовили и ели, часто разделяя эту комнату со своим скотом. И как бы подчеркивая привилегированность отдельного помещения для сна, короли нередко решали государственные дела лежа, так что члены суда или просители церемонно вводились в спальню или же в комнату Совета, оборудованную королевской кушеткой. В пятнадцатом веке французский король Людовик XI даже появлялся перед парламентом, возлежа на кровати, поставленной на возвышении.

После того как спальня сама по себе стала обычной в течение XV–XVI веков, следующим шагом стало предоставление отдельных спальных комнат для различных членов семьи, чтобы разделить на ночь детей и родителей. Этим подчеркивалась интимная природа сна. В США такая практика зашла дальше, чем в любом другом обществе, и многие психологи считают, что этот фактор имел важное значение для создания особенно независимого характера американцев. Однако многие дети не любят оставаться одни в своей комнате, им требуется ритуал чтения на ночь или присутствие любимой куклы, чтобы их убаюкивать.

Для многих людей, когда они вступают в сумеречную зону между бодрствованием и сном, становятся важными уже сами физические свойства постели. Каждому из нас обычно трудно приспособиться к новой, непривычной кровати и спальне. Для некоторых людей важны подушки и число одеял или даже ткань простынь. "Подушечный чемпион" всех времен был великий тенор Энрико Карузо, который спал в окружении ни много ни мало восемнадцати подушек. Для многих небезразлично даже расположение кровати в комнате. Когда в 1840 году Чарльз Диккенс совершал турне по Америке, он всегда переставлял мебель в спальне так, чтобы спать головой к северу, устанавливая кровать по компасу, который возил с собой. Великий писатель был покорен теорией того времени, согласно которой постель, чтобы сон был лучше, должна располагаться соответственно магнитным токам Земли, циркулирующим между Северным и Южным полюсами.

Кроме вопросов о том, как расположить кровать или сколько подушек требуется для комфорта и безопасности, важным элементом для расслабления при переходе в мир сна является температура. Резкое погружение в охлажденные простыни скорее всего встряхнет ваше тело, приведя его в состояние бодрствования. Поэтому в постель помещали горячие кирпичи, завернутые во фланель, или бутылки с горячей водой.

С появлением центрального отопления и электрических одеял необходимость в таких приспособлениях отпала.

Хотя холодная постель и неприятна, некоторое охлаждение способствует засыпанию. Когда мы засыпаем, фактически само наше тело охлаждается, его температура падает в среднем на два градуса в течение ночи. Потребность поддерживать комфортную температуру тела, очевидно, влияет на выбор ночной одежды. В холодном климате может понадобиться фланелевое белье, в умеренном мы надеваем легкую одежду.

В жарких районах мира люди либо спят обнаженными, либо стараются надеть на себя как можно меньше. Например, мужчины в Индии используют для сна «чарпой», что-то вроде набедренной повязки или узкой полосы ткани, обертываемой вокруг бедер, а женщины надевают весьма легкое сари.

"Спите ли вы голыми?" — излюбленный вопрос журналистов и авторов колонок сплетен в газетах, когда они интервьюируют кинозвезд и других знаменитостей, хотя интерес публики к их ответам связан больше с сексуальным любопытством, нежели с вопросами комфорта. Обычай спать обнаженным уже бытовал в различные периоды человеческой истории. Семьдесят процентов американцев мужчин и лишь тридцать процентов женщин спят голыми — правда, эта статистика относится ко времени, когда феминистское движение еще не пользовалось такой популярностью.

Как ни странно, в средние века привычка спать голыми была всеобщей. В одном документе XIV века отмечается как доказательство эксцентричности некоего мужчины тот факт, что он лег в постель в рубашке и нижних штанах.

Декорированные, специально украшенные ночные одеяния, появившиеся в эпоху Возрождения и позже, свидетельствовали скорее о моде и заботе о собственном престиже, чем о ночном комфорте.

Сон без одежды может создать реальные трудности для людей в тропических странах, чьи примитивные жилища лишь минимально защищают от многочисленных природных угроз джунглей и саванны. Некоторые африканские племена, обитающие в районе реки Нигер, спят, например, в древесно-угольной пыли, так как считают, что это поможет им уберечься от летающих и ползающих нарушителей сна.

* * *

Итак, чтобы спать, мы должны иметь безопасное место.

Нам должно быть удобно — прохладно, но не холодно, тепло, но не жарко. Наша ночная одежда или ее отсутствие, вид и количество одеял на кровати — все подбирается так, чтобы обеспечить ночной комфорт.

Кроме этого, для сна мы нуждаемся в определенной степени темноты. Мы закрываем ставни, опускаем шторы и выключаем свет. Темнота в комнате, где мы проводим ночь, существенно помогает заснуть и хорошо спать. В комнате без занавесок мы определенно проснемся утром раньше, когда утренний свет проникнет в комнату. Можно спать и при ярком свете, но, как показали лабораторные тесты, такой сон не будет ни достаточно глубоким, ни достаточно освежающим. Поскольку мы — дневные существа, наличие света служит стимулятором, который неизбежно ассоциируется с дневным миром: в темноте гораздо легче отбросить заботы мира бодрствования.

Лежа в постели с закрытыми глазами, мы покидаем дневной мир с его богатой панорамой людей, событий, предметов, цветов, действий и вступаем в другой мир, где «видим» не глазами, а мыслями. Наш ум все еще активен, но по-другому, он кочует от одного предмета к другому. Мы окружены предсонными видениями, мы на полпути между дневной ленью и реальным сном. Из-за размытости дневных мыслей этот период мечтательности становится для некоторых людей временем, стимулирующим творчество.

Многие выдающиеся люди искусства и философы заметили: в течение сумеречной зоны могут внезапно прийти новые идеи или решения старых проблем. Что касается философов, то их мнения относительно сна были разными.

Иммануил Кант возмущался необходимостью сна, считая его неизбежным злом и потерей времени. Он желал задерживаться в ночном мире как можно меньше. Бережливый американский философ Бенджамин Франклин тоже не любил спать, и его знаменитое изречение: "Рано в кровать, рано вставать — будешь здоров, умен и богат" — отражает его предпочтение дневному миру, миру согласованных действий. Однако великий французский философ XVII века Декарт проводил в постели значительную часть жизни, и там он продумал многие элементы своей философии. Гоббс, английский философ того же периода, также размышлял в постели и, говорят, записывал свои идеи и математические формулы на простынях и даже на собственных бедрах.

Однако на большинство из нас сумеречная зона действует подобно декомпрессионной камере, в которой дневной мир остается все дальше позади, а ночной все больше и больше обволакивает нас. Переходя от дневного мира к миру ночи, мы все сильнее концентрируемся на собственном теле. В зоне сумерек мы осознаем свои внутренние органы совсем по-иному, чем это позволяет опыт дневной жизни. Мы все четче ощущаем биение сердца (систолу и диастолу), когда оно перекачивает кровь через свои камеры. Мы ощущаем работу внутренних органов, прежде почти незаметную, таких как легкие и пищеварительный тракт. Наша мускулатура тяжелеет, внимание концентрируется на положении рук и ног. Мышцы туловища частично теряют тонус, как и большие мышечные группы рук и ног, голова глубже погружается в подушку.

В дневном мире наши мышцы должны всегда находиться в постоянной готовности на случай, если от них потребуется мгновенное действие, но по мере погружения в мир сна мы можем позволить им расслабиться и отдохнуть.

Параллельно этому нарастающему ощущению собственного тела происходят изменения и в мозгу.

Большая часть научного опыта, относящегося ко сну, была получена в последние два десятилетия, начиная с открытия Азеринским и Клейтманом в 1953 году того факта, что быстрые движения глаз (БДГ) связаны со сновидениями. Используя это явление как индикатор, Демент и другие провели исследования в лабораториях США и многих других стран и обнаружили важные, фундаментальные, а подчас неожиданные данные, касающиеся сна, сновидений и связанных с ними биологических и психологических функций. Один из результатов этих исследований состоял в том, что по мере более глубокого погружения в зону сумерек мозговые волны, характерные для дневной активности, замедляются, формируя новую, более регулярную конфигурацию, известную как альфа-ритм. Картины мозговых волн меняются в течение ночи. В следующей главе мы более подробно изучим их природу и значение.

В то время как мозг начинает испускать альфа-волны, кровяное давление слегка снижается, сердце бьется медленнее, дыхание также замедляется и становится более регулярным, тормозится и работа желудочно-кишечной системы, а активность наших желез изменяется. Температура тела снижается. У некоторых животных замедление телесных процессов столь велико, что возможен не только ночной сон, но и зимняя спячка.

У некоторых рыб, например у карпа, температура во время спячки опускается до одного градуса ниже нуля, и они могут действительно остаться живыми при такой температуре, несмотря на то, что заморожены до твердого состояния. Поскольку мы теплокровные создания и не столь сильно зависим от окружающей среды, изменения в наших процессах, конечно, более ограничены. Однако, как мы уже видели, наши физические процессы тоже участвуют в переходе из мира дня в мир ночи.

Когда мы подходим к концу сумеречной ночи, держась на краю настоящего сна, наши мысли принимают новую форму.

По мере углубления и усиления нашего погружения в зону сумерек мы видим быстрые вспышки и образы, непохожие, однако, на наши сновидения во время полного сна. Если эти сновидения сравнить с захватившим нас кинофильмом, где действие длится непрерывно, то образы зоны сумерек похожи больше на показ слайдов. И если сновидения зачастую фантастичны, наполнены нереальными событиями, то образы, возникающие перед самым началом сна, обычно связаны с нашей повседневной деятельностью. Многие исследователи сна считают, что эти быстрые, вспыхивающие образы представляют собой попытку связать вместе логически цельным способом остатки нашего дневного опыта, от которого мы поворачиваемся к особому опыту мира ночного. Это позволяет нам перейти как можно ближе к ночному сну.

Такие видения называются гипнагогическими галлюцинациями. Слово «гипнагогический» происходит от греческого «hipnos» — сон и «ago» — веду. Даже если такие гипнагогические галлюцинации представляют собой прямые отражения событий прошедшего дня, они кажутся не имеющими прямого отношения к нам. Эти переживания, вызванные из нашей дневной жизни, предстают перед нами как бы на некотором удалении, подобно персональной телепрограмме новостей, разворачивающей перед нами основные события дня, но все-таки мы ее смотрим без глубокого чувства личной заинтересованности. Когда эти мыли и образы мелькают в фокусе нашего сменяющегося сознания, всеобъемлющая связь с дневным миром постепенно растворяется. А затем внезапно, подобно последнему закатному лучу, дневной мир полностью исчезает.

Вы больше уже не часть этого дневного мира, вы выходите на другой стороне сумеречной зоны и теперь существуете только в ночном мире.

Вы уснули.