Адмиралом не мостике. Стою. На самой верхней из нежно-зеленых ступеней. Серый цилиндр, фрак, белый галстук и слоновой кости трость с ручкой из черного дерева. Теперь только ждать. И смотреть вниз. На облитые ярким светом колонны, пальмы и балдахины. Гарри высовывается из дверей буфетной. Взглянуть на сцену. На сверкающие гроздья драгоценных камней, осыпавших мои туфли.

— Мама родная.

Вылетает и Фриц. Рот разинут. Отпихивает Гарри рукой. Глаза у присутствующих выпучиваются пуще обычного.

— Что такое, пришел кто-нибудь. Ух ты. Вот так персона.

Гарри ладонями хлещет себя по лицу. И сдается мне, у него подгибаются колени.

— Лучше бы я не дожил до этого дня.

— Помалкивай, глядишь, и до следующего доживешь. Стол тащи.

Фриц, руки по швам. На губах улыбка. Устремляется вперед. Принять столь блистательного гостя. Который, гневно потея, промчался на машине отсюда до Йонкерса. Старинными задними улочками, идущими вдоль застроенного фабричными корпусами берега реки. И трубным гласом поднял с ложа сна торговца мужским платьем. Втиснул ему в кулак последние скудные доллары. В оплату за прокатный наряд. И этот тряпичник спросил. Пока я переодевался к выходу. Вы, мистер. Случаем не чудик. А я ответил, нет. Я чудо.

Свет сияет в волосах Корнелиуса Кристиана. В бутоньерке бледно-желтая роза. Где он, черт подери, все это достал. Не спрашивайте. Просто любуйтесь Фрицем, принимающим шелковый цилиндр. И сверкающую трость. Поводящим рукой и склоняющимся в гостеприимном поклоне.

— Сэр.

Кристиан медлит, давая присутствующим возможность как следует разглядеть его облачение. Под шелковой рубашкой расслабляются мышцы. Самоцветы играют на туфлях, одетых на босу ногу. Скажем брысь оборкам и брыжам. Забудем о страшных ступнях спортсмена, коими я щеголял в старших классах. Вышагиваю величавой погребальной поступью. Куда до нее вашим шаловливым антраша. Монаршья улыбка застыла на лике. Спускаюсь по лестнице. В потоки известково-белого света. Затопляющие эту занюханную забегаловку. Привет тебе, Шарлотта Грейвз, чья голова едва виднеется над волнами. Я корабль, пришедший спасти тебя и доставить на сушу.

Она замечает меня. Голова ее поднимается. Слезы сверкают в глазах. Умягчивших мне сердце столь многие годы назад. Когда мир смотрел на меня, отощалого, глазами большими и грозными. Она поднимается. И плавно скользит. По кленовым сучкам и волокнам. Чтобы главою приникнуть к моей груди.

Стол возвращается. Гарри раскидывает белую скатерть. Разглаживает морщинки, водружая поверх вазу и розу. Фриц, задрав подбородок, озирает картину. И повернувшись, истово шепчет.

— Гарри, специи и серебро, да побыстрее, болван.

— Конечно, конечно.

Раскладываются приборы. Переливаются светом тарелки, которые Гарри довел рукавом до последнего блеска. Фриц выступает вперед, каблуки клацают по полу, подмышкой зажато большое меню. Молча усаживает двух почетных гостей. Вручая каждому по хартии, от упоительных описаний которой начинает покалывать небо.

— Добрый вечер, мадам, добрый вечер, сэр.

— Добрый вечер.

Кристиан окидывает взглядом золоченые сытные слова. Фриц поднимает блокнотик и нацеливает карандаш. Ожидая, когда далеко не замызганный джентльмен огласит свои пожелания. Джентльмен, дернув щекой, осведомляется.

— Что имеете предложить.

— Сэр, могу ли я взять на себя смелость порекомендовать consomme en gelee.

— Э-э. Шарлотта, вы.

Шарлотта Грейвз. Улыбка ее, подобна заре. Зубы светятся собственным светом. Тылом нежной ладони она сметает локон со лба. Смахивает пальцами влагу, еще мерцающую под глазами. И Фриц с глубоким поклоном подсказывает.

— Быть может, в качестве первой перемены мадам предпочла бы рыбу.

— Креветок. Пожалуйста.

— Ракообразные для мадам. А для вас, сэр.

— Семга.

— Saumon fume для джентльмена. Следующая перемена, сэр. Мадам.

Робкое лицо Шарлотты. Подняв на меня глаза. Она вопросительно произносит.

— Бифштекс.

И Фриц наклоняет голову.

— С корочкой.

Шарлотта приподнимает брови.

— Да, пожалуй.

Фриц, взмахнув желтым карандашом, утыкает его в страницу блокнота.

— С кровью, мадам.

— Да.

— Чеснок, мадам.

Грейвз бросает взгляд над слепящим простором. Над его белизной. Над серебром. Достигая победительного лица Кристиана.

— Не знаю, стоит ли.

— Все в твоей воле.

— Ладно, тогда с чесноком.

— Прекрасно, мадам. Овощи. Для мадам.

— Спаржа.

— Великолепно. Две спаржи. Картофель. Для мадам.

— Вареный, пожалуйста.

— Сэр.

— Жареный.

Кристиан погружает изящные бледные белые пальцы под лоснящийся черный лацкан. Извлекая из кармана тонкий платиновый портсигар. Щелкая, открывает его, предлагая Шарлотте Грейвз сигарету. Она берет одну и поднимает ее к губам. Фриц чиркает спичкой. Пламя, возжигающее любовь.

— Вы позволите, мадам.

Мадам выпускает клуб дыма. Волнисто-белый. Фриц отступает, пятясь. Кивая главой Кристиану, теперешнему властелину. Той порой подлетает Гарри с хрустальным графином воды, щипчиками, лимонной цедрой. Останавливается, улыбаясь.

— Добрый вечер, мадам, сэр.

— Привет.

Гарри разливает влагу по двум высоким бокалам. И склоняется, спрашивая.

— Желает ли мадам немного цедры.

— Да, спасибо.

— Э-э. Пожалуй, да.

Низко сгибаясь, Гарри отступает на шаг.

— Надеюсь, вода вам понравится.

За спиной его уже маячит Фриц. Со скамеечкой в лапах.

Отвешивает поклон Корнелиусу Кристиану.

— Сэр. Могу ли я предложить. Для ваших ног, сэр.

— Э-э.

— Так сэру будет гораздо удобнее.

Корнелиус подняв и скрестив ноги опускает их на малиновый атлас скамеечки из черного дерева. Радужно вспыхивают туфли.

— Благодарю.

— Почитаю за удовольствие, сэр. А теперь, сэр, вы, возможно, не откажетесь что-нибудь выпить. Для начала, быть может, белое вино. К рыбе и ракообразным мадам. Я порекомендовал бы вот это.

— Ликер.

— Прекрасно, сэр.

Фриц удаляется. Задком-задком, с поникшей головой. Вся напевность ее голоса. Все ее взгляды лишь для меня. Вижу ее мягкую худую ладонь, протянувшуюся через стол. Чтобы лечь на мою. Улыбка и негромкое.

— Прости меня.

Корнелиус Кристиан. Прощающий все мелкие прегрешения. Этот скиталец морей. Твердящий миру. Все хорошо. И поднимающий ногу. До края стола. Самоцветы блистают. На полуботинках.