Узнавать новости о несчастье раньше всех, раньше даже, чем газеты и телевидение, было не внове для Паулины Мендельсон. В прошлом, благодаря положению и влиянию ее супруга, она узнавала о разных мелких неприятностях, связанных с ее единственным сыном Киппи Петуортом, еще до того, как об этом узнавала полиция. Подростковая клептомания, которой был подвержен Киппи, постепенно прошла, но не обошлось без несколько крайне неприятных историй, которые приходилось скрывать, улаживать, а в некоторых случаях откупаться, и всем этим занимался Жюль, хотя был мальчику только отчимом. Но ведь все знали, что отец Киппи, Джонни Петуорт, проявлял полную беспомощность во всем, кроме карт и триктрака.

Но, как бы ни привычны были для Паулины несчастья, она не была готова к потрясению, вызванному телефонным звонком в то утро, из-за которого Жюль вскочил с постели и вылетел из дому в такой ранний час.

– Что случилось, Жюль? – спросила она, лежа в постели и наблюдая, с какой поспешностью он бросил телефонную трубку после невразумительного разговора, встал, оделся, не приняв ванну и не побрившись. Она испугалась, думая, конечно же, о своем сыне, который так неожиданно вернулся накануне вечером, сбежав из клиники во Франции на несколько месяцев раньше срока, предписанного врачами. Уже уходя, Жюль задержался у дверей спальни и сказал:

– Это Гектор.

– Гектор! – воскликнула Паулина, почувствовав облегчение. – О, благодарю Господа! Я думала, опять что-то с Киппи.

– Он умер, – сказал Жюль.

– Гектор? – прошептала Паулина в ужасе. – Как? Что случилось?

– Ничего не знаю. Я позвоню тебе оттуда.

– Автомобильная катастрофа? Где? Как? – спросила она.

– Не знаю, Паулина, – повторил Жюль.

– Куда ты едешь?

– К нему домой.

– О, Жюль, могу я что-то сделать для Камиллы?

– Нет.

– Конечно, если они позвонили тебе, то наверняка сообщили и ей.

Жюль кивнул.

– У тебя много дел сегодня?

– Какие бы ни были, я все отменю.

– Хорошо. Помоги, если нужно.

Через минуту она услышала во дворе неистовый лай сторожевых собак, которые всю ночь охраняли территорию. Сейчас они бросились к Жюлю, преграждая ему дорогу к гаражу.

– Привет, малыш, привет, пошли, пошли на место, – слышался голос Жюля, обращавшегося к собакам. Как бы злобны ни были собаки, они полностью подчинялись командам Жюля Мендельсона. – Придержи их, Смитти, это я.

– Что-нибудь случилось, мистер Мендельсон? – спросил Смитти, сторож, прослуживший у Мендельсонов пятнадцать лет.

– По всей видимости, – ответил Жюль, не вдаваясь в подробности. – Мне надо добраться до Хамминг-Берд Уэй. Напомни мне дорогу. Я забыл.

– Вниз по Стрип, вверх по Доухени, повернуть направо на Ориел, оттуда на Хамминг-Берд, – сказал Смитти.

– Я найду, когда увижу улицу, – ведь я бывал там сотни раз, – сказал Жюль.

– Надеюсь, все будет хорошо, мистер М., – сказал Смитти. Оставшись одна, Паулина включила радио на канале новостей, но ничего, касающегося ее жизни или Гектора, не услышала: сообщали только об изнасилованиях, убийствах, бандах, о том, что кривая наркомании идет вверх да еще о разводе телезвезды. Ошеломленная неожиданностью случившегося и пребывая в неведении, она, тем не менее, не могла плакать, хотя чувствовала боль одиночества, оставшись без друга. В последующие дни она будет повторять снова и снова: «Он был первым, кто стал моим другом, когда я и Жюль поселились в Лос-Анджелесе». И еще она будет вспоминать, что Гектор в ту ночь хотел остаться после того, как все гости разойдутся, чтобы по привычке сесть с ней в библиотеке, прихватив бутылку шампанского, и обсудить прошедший прием, особенно его последнюю размолвку с Роуз Кливеден, но она сказала «нет». О, Боже, подумала она, возможно, останься он, ничего бы не случилось. Потом она вспомнила, что Роуз все еще спит в комнате для гостей, где осталась ночевать, потому что напилась так, что не могла вести машину по горной дороге от «Облаков» и добраться одна до своего дома на Холмби-Хиллз.

«Пойду разбужу Роуз», – подумала Паулина.

* * *

На бульваре Сансет транспорт двигался со скоростью улитки, а затем движение окончательно прекратилось. Филипп Квиннелл и Камилла Ибери, ехавшие из дома Камиллы в Бель-Эйр к дому Гектора Парадизо на Голливудских холмах, сидели в машине в полном молчании.

– Я с ума схожу от этого сидения, – сказала Камилла, барабаня пальцами по приборному щитку. – На Сансет обычно не бывает «пробок»

– Должно быть, авария где-то или еще что-то, – сказал Филипп.

– Скорее всего, какое-нибудь грандиозное событие в гостинице на Беверли-Хиллз. Это затор, я уверена, – сказала Камилла.

Филипп несколько раз нажал на клаксон.

– Гудеть бесполезно, ты знаешь, – сказала она.

– Знаю. Терпеть не могу, когда водители жмут на клаксон, но я вижу, как ты волнуешься.

– Возможно, если ты повернешь налево на Роксбери и поедешь на Лексингтон, мы сможем объехать гостиницу и выскочить прямо на Сансет, – посоветовала Камилла.

– Как ты думаешь, Гектор держал в доме крупные суммы денег? – спросил Филипп.

– Знаю, что не держал. Прежде всего потому, что у него не было много денег.

– Что ты имеешь в виду? У него не было денег?

– Я имею в виду, что те, у кого совсем нет денег, думают, что у него их полно, но люди с деньгами говорят, что у него их нет.

– Деньги – вещь условная, ты это хочешь сказать? – спросил Филипп, усмехнувшись.

– Что-то в этом роде. Жюль как-то объяснил мне это. К тому же, Гектор был жутко скупой. Кто знает его, могут подтвердить.

– Гектор был когда-нибудь женат? – спросил Филипп.

– Несколько раз помолвлен, один раз с актрисой Астрид, фамилию не знаю, но это было до моего рождения, но так и не женился, – сказала Камилла. Она выглянула в окно.

– Почему ты не плачешь? – спросил Филипп.

– Я тебя еще мало знаю, чтобы в твоем присутствии рыдать, – ответила она.

– Да, действительно.

– Мы ведь встретились только вчера.

– Но за короткое время мы прошли длинный путь, не забывай.

– Я хочу, чтобы ты знал одну вещь.

– Что же?

– У меня нет привычки приводить домой мужчин после приемов.

– Ты мне уже говорила об этом, да и в первый раз в этом не было необходимости. Я и так знаю.

Она протянула руку и положила на его, державшую руль.

– Спасибо, что поехал со мной, – сказала она.

– Можно мне задать вопрос?

– Конечно.

– О твоем замужестве.

– Хорошо.

– Ты не любила мужа? – спросил Филипп.

– Почему ты об этом спрашиваешь? – удивилась Камилла.

– Ты говорила о нем очень безразлично.

– Как я могла говорить о нем очень безразлично? И когда? Я что-то не припомню.

– Вчера вечером у Мендельсонов.

– А что я такого сказала?

– Ты сказала: «Никогда не умирайте в стране, на языке которой не говорите. Это кошмар.»

– Но ведь это правда.

– Уверен, что правда, но говорить так о муже, который умер на улице Барселоны, звучит легкомысленно.

– Ты думаешь, я бессердечная?

– Не знаю, но мне любопытно.

Она посмотрела вперед, подумала, потом ответила:

– Со временем мы бы, вероятно, развелись, если бы Орин не умер. Мы не были счастливы, но Банти обожала его, да и я была не так уж несчастна, просто не очень счастлива. Удовлетворен?

– Честный ответ.

– Теперь ты мне ответь.

– Идет.

– Ты всегда помнишь все, что говорят люди?

– Да.

– Лучше мне быть осторожной при разговоре с тобой.

– Смотри, движение возобновилось, – сказал он в ответ.

* * *

– Извините, мэм, но в дом запрещено входить, – сказал полицейский, стоящий на посту у дома Гектора Парадизо на Хамминг-Берд Уэй. Дорогу к дому преграждала оранжевая предупредительная лента, натянутая между стволов деревьев. По обе стороны улицы стояли полицейские машины, а фургон одной из местных телевизионных станций курсировал взад и вперед в поисках парковки. На подъездной дорожке стояла машина «скорой помощи» с открытой задней дверцей; прислонясь к ее крылу, стоял шофер и курил. На противоположной стороне улицы толпились соседи, все еще одетые в халаты и пижамы, и наблюдали за происходящим.

– Никого не разрешено впускать, – сказал полицейский, руками преграждая путь, когда Камилла Ибери и Филипп Квиннелл направились к входу в дом.

– Я племянница мистера Парадизо, – сказала Камилла.

– Извините, мэм, не могу вас пропустить. Так мне приказано, – ответил полицейский.

– Это Камилла Ибери, офицер, – сказал Филипп Квиннелл. – Миссис Ибери – единственная родственница Гектора Парадизо.

– Я пойду и узнаю, миссис Берри, но только не сейчас, – сказал полицейский, – Извините за беспокойство, но я выполняю то, что мне приказали. Сейчас там находится следователь.

– Не могли бы вы им сказать, что я здесь, – сказала Камилла. – Моя фамилия Ибери, а не Берри, И-Б-Е-Р-И. Моя мать была сестрой мистера Парадизо. Мистер Жюль Мендельсон звонил мне и сообщил о случившемся.

Как всегда, имя Жюля Мендельсона, где бы и при каких обстоятельствах оно ни было упомянуто, казалось, меняло совершенно отношение к человеку, его назвавшему. Только офицер направился к двери дома, как она распахнулась, и два полицейских вышли, ведя впереди молодого человека, руки которого были схвачены за спиной наручниками. Телевизионный фургон остановился, из него выскочил человек с камерой и побежал навстречу троице, чтобы снять ее. Человек в наручниках закричал:

– Эй, парень, не снимай меня! – и, наклонив голову, отвернулся от камеры. В этот момент его глаза встретились со взглядом Камиллы.

– Я не делал этого, мисс Камилла! Клянусь Богом! Я спал у себя в комнате. Ваш дядя вызвал меня по селектору и сказал, что с ним беда, а пока я одевался, он умер, а тот, кто это сделал, исчез. Клянусь Богом, мисс Камилла!

– О, Раймундо, – сказала Камилла, пристально глядя на него.

Полицейские повели его к машине. Один из них открыл дверцу, другой втолкнул Раймундо в машину.

– Кто такой Раймундо? – спросил Филипп.

– Слуга дяди, вот уже два года, – ответила Камилла. Полицейский, стоя в дверях дома, позвал:

– Миссис Ибери, теперь вы можете войти, и ваш друг тоже.

Направляясь к двери и опасаясь, что ее тоже будут снимать, Камилла вынула из сумочки темные очки и надела.

– Здесь был блондин, похожий на моряка, он выбежал из дома! – раздался крик из-за деревьев.

– Кто это? – спросил Филипп.

– Сумасшедшая соседка, – ответила Камилла. – Она сводила с ума Гектора, потому что все время за ним шпионила, воображая всякие непристойные вещи.

Они вошли в дом. Небольшая прихожая. Налево – столовая, направо – гостиная, дальше библиотека. Дом был полон полицейских и санитаров.

– Это племянница, капитан, – сказал полицейский офицер.

Филипп взял Камиллу под руку и повел вперед.

– Капитан Мариано, миссис Ибери, – назвался капитан.

Камилла кивнула.

– Мистер Квиннелл, – представила она Филиппа и осмотрелась.

В гостиной был беспорядок. Пуля попала в зеркало над камином, стеклянная столешница кофейного столика тоже была разбита попавшей в нее пулей. На голубой обивке софы была кровь, кровавый след вел в библиотеку. Камилла судорожно глотнула воздух, увидев тело дяди, лежащего голым на полу в библиотеке.

– Не могли бы вы опознать тело, миссис Ибери? – спросил капитан Мариано.

Она побледнела. Казалось, сейчас она упадет в обморок. Она посмотрела на Филиппа.

– Разве мистер Мендельсон не опознал тело, капитан? – спросил Филипп.

– Мистер Мендельсон не входил в эту комнату, – ответил Мариано.

– Можно я опознаю тело, капитан? – спросил Филипп.

– Хорошо ли вы знали покойного?

– Не очень хорошо, фактически почти не знал, но мы вместе были на приеме вчера вечером, и я знаю, как он выглядит, – сказал Филипп.

– Вы с этим согласны, миссис Ибери? – спросил капитан.

Камилла кивнула. Филипп прошел в библиотеку. В луже крови, лицом в пол лежал Гектор Парадизо, голый и мертвый. На теле были видны раны от нескольких пуль. Филиппу бросились в глаза красные отметины, оставшиеся на щеках и ягодицах умершего.

Филипп кивнул.

– Это Гектор Парадизо, – сказал он. Он вспомнил Гектора на вчерашнем вечере, танцующего так искусно, его белые зубы, сверкающие на загорелом лице. Слишком загорелом, подумалось ему тогда. Теперь это загорелее лицо было застывшим и белым с красными рубцами.

– Сколько раз в него стреляли? – спросил Филипп.

– Всего, видимо, сделали пять выстрелов, – сказал капитан.

– А что это за красные рубцы у него на заду? – спросил он.

– Создается впечатление, что жертву били по лицу и ягодицам его бальными лакированными туфлями, – сказал капитан.

Филипп кивнул. Из соседней комнаты он услышал голос Камиллы.

– Я потрясена, просто потрясена тем, что Раймундо мог сделать подобное, – говорила она. – Мой дядя под свою ответственность привез семью Раймундо из Мексики и достал для них «зеленые карточки», чтобы они могли работать на законных основаниях, устроил их в школу, чтобы они учили английский.

– Мы не вполне уверены, что ответственность лежит на Раймундо, миссис Ибери, – сказал полицейский офицер.

– Но я видела, как его вывели из дома в наручниках и посадили в полицейскую машину, – сказала она.

– Я совсем не уверен насчет Раймундо, – сказал капитан. – Вы случайно не знаете, где ваш дядя был прошлой ночью, миссис Ибери?

– Я знаю, что он был в доме Жюля Мендельсона, – ответила Камилла.

– Это я знаю. Мы беседовали с мистером Мендельсоном. Я имею в виду, где он был после Мендельсонов?

Камилла посмотрела на капитана и поняла, что он имел в виду.

– Нет, понятия не имею. Филлипп вернулся в комнату.

– Где мистер Мендельсон? – спросил он.

– Он уехал, – сказал капитан Мариано.

– Давно?

– Он был здесь всего несколько минут.

– Возможно, тебе стоит позвонить ему домой, – сказал Филипп, обращаясь к Камилле.

– Да, – ответила она.

– Я не думаю, что он поехал домой, – сказал капитан. – Я слышал, как он звонил Сэнди Понду и просил немедленно встретиться с ним.

Камилла кивнула.

– Кто это, Сэнди Понд? – спросил Филипп.

– Издатель «Трибьюнэл», – ответила Камилла.

– Освободите проход, – послышался голос из библиотеки.

– Отойдем сюда, миссис Ибери, мистер Квиннелл, – сказал капитан.

Через гостиную пронесли носилки с останками Гектора Парадизо в специальном резиновом мешке для трупов. В воцарившейся тишине послышалось, как скулит собака.

– Что это? – спросил капитан Мариано.

– Что? – ответил один из полицейских.

– Вроде кто-то плачет?

– О, Боже, – сказала Камилла. – Астрид.

– Что за Астрид? – спросил Филипп.

– Собака Гектора, – сказала Камилла. Она несколько раз позвала собаку: – Астрид, Астрид.

Звуки стали слышнее, когда Камилла вошла в библиотеку. Она опустилась на колени и заглянула под софу.

– Астрид, выходи, милая собачка, – сказала она ласковым голосом. Протянув руку под софу, она вытащила оттуда маленького терьера. Собака казалась напуганной, и Камилла взяла ее на руки, обняла, целуя ее голову и поглаживая.

– Роуз подарила Гектору эту собачку, – сказала она Филиппу. – Надо вернуть ее Роуз.

– Эта маленькая собака знает, кто убил Гектора Парадизо, – сказал Филипп.

– Плохо, что Астрид не умеет говорить, – сказал капитан Мариано.

* * *

– Мне насрать, что мистер Эйнсдорф строго приказал не беспокоить его до полудня! – кричал в телефонную трубку Джоэль Циркон. – Разбудите его!

Через несколько минут Мэннинг Эйнсдорф, взбешенный тем, что нарушили его сон, подошел к телефону.

– Это возмутительно, Джоэль, мне надо отдохнуть. Прошлой ночью я закрыл клуб только в четыре.

– Ты слышал о Гекторе Парадизо, Мэннинг? – спросил Джоэль.

– О, боже! СПИД?

– Нет, Мэннинг. Убит пятью выстрелами.

– Что?

– Точно. – Умер?

– Конечно, мертв.

– О, Боже. Не думаешь ли ты, что Лонни… О, мой Бог! Об этом сообщили в новостях?

– Нет, пока ни слова.

– Как ты узнал?

– Один знакомый парень, с которым мы когда-то забавлялись, работает на «скорой помощи». Он позвонил мне.

– О, Боже!

– Ты уже трижды сказал «о, Боже», Мэннинг. Лучше вставь фитиль в задницу и беги в клуб. Уничтожь все записи и телефонные номера всех мальчиков и шулеров, а то влипнешь в дерьмо.

– Ну и подонок этот Лонни, – сказал Мэннинг Эйнсдорф.

– Как зовут ту вшивую певичку с кривыми зубами?

– Марвин Маккуин.

– Скажи Марвин, что она не видела Гектора Парадизо в твоем клубе вчера. И Зейну скажи тоже.

– О Зейне не беспокойся, – сказал Мэннинг.

Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета N 4.

«Жюль часто говорил, что если ты можешь представить себя кем-то, то можешь стать такой. Ты представить себе не можешь, как много эти слова для меня значили. Понимаешь, я всегда думала, что стану знаменитой, но никак не могла представить, чем именно знаменитой. А он знал, он всегда знал, он говорил, что станет очень влиятельным. И действительно стал.

Когда я представляла себя знаменитой, то это была совсем иного рода знаменитость, чем моя теперешняя слава.»