Победа над драконом — задача не из простых. И может выясниться, что прямо в лоб она не очень-то решается. Да и дракон может оказаться едва ли не самой незначительной из ваших проблем!
Британская писательница Лиз Уильямс печаталась в «Interzone», «Azimov's Science Fiction», «Visionary Tongue», «Subterranean», «Terra Incognita», «The Mammoth Book of New Jules Verne Adventures», «Strange Horizons», «Realms of Fantasy» и других изданиях. Ее рассказы составили сборник «The Banquet of the Lords & Other Stories». В числе книг писательницы одобрительно встреченные критиками романы «The Ghost Sister», «Empire of Bones», «The Poison Master», «Nine Layers of Sky», «Расследование ведет в Ад» («Snake Agent»), «The Demon and the City», а также «Darkland». Самые свежие на сегодняшний день работы писательницы — «The Shadow Pavilion» и «Winterstrike». Лиз Уильямс живет в Брайтоне, Англия.
* * *
Он не выдыхал огня, не было видно и ужасных когтей. Он лежал, аккуратно обвив холм, так что длинная голова находилась у самой вершины. Забавно, но громадную тварь нелегко было рассмотреть в сумерках. Только общие очертания гибкого, как кнут, тела, сужавшегося к раздвоенному хвосту. Я с облегчением убедился, что мы находились ближе к хвосту, чем к голове. Стоило об этом подумать, как у вершины холма заблестел зеленый огонек глаза, подобный изумрудной звезде.
Я ткнул Парча локтем.
— Похоже, это и есть дракон, о котором ты говорил.
— Тише, государь Сигне, прошу тебя, тише! У этих дьяволов слух точно у охотничьих псов.
Я с толикой презрения отметил про себя, насколько взвинчен был Парч. Со своей стороны, я заранее позаботился произнести заклинание сокрытия — слишком мелкое и элементарное, чтобы привлечь внимание использующего магию существа. Соответственно, дракон не мог уловить наши голоса, но Парч слишком разволновался и не слушал меня. Его пухлое лицо пошло пятнами, глаза бегали, на лбу выступил пот. Я напомнил себе о необходимости снисхождения. Еще там, в особняке, мне стало ясно, что Джон Парч, дворецкий девятого герцога Дайерфеллского, человеком действия отнюдь не был.
Червь между тем завозился, вероятно заметив неосторожную дичь где-то в долине. Присмотревшись к движениям змеиной головы, я понял, что дичью были не мы. Мы-то пребывали в полной безопасности под охраной густых кустов и заклятия. Парч, однако, был до того перепуган, что я стал опасаться — не выкинул бы он какую-нибудь глупость. Соответственно, я предложил предпринять стратегическое отступление, и Парч с готовностью согласился.
Я приехал в Дайерфелл в конце лета, ночью, под луной, несшейся в облаках. Особняк с принадлежавшими ему деревнями располагался немного южнее моего собственного дома в Бернблэке, в нескольких днях пути. Когда, подъезжая к особняку, я перевалил гряду невысоких холмов, между снопами на полях мелькнули и спрятались духи зерна. Луна золотила их кожу, нечесаные волосы развевались за спинами. Живые изгороди были, точно звездами, усеяны розами, по склонам темнел буковый лес. Все названия что-нибудь означают. Название моего дома значило «черная гарь», Дайерфелл — «жуткий холм». Подъезжая к особняку, я невольно подумал о том, насколько все здесь не соответствовало названию.
Я никогда раньше не встречал девятого герцога, Ричарда Портлоиса. Только знал, что имение было пожаловано его предку королевой Луной, потомком которой была наша нынешняя государыня, Аойфе. Феи живут долго; между Луной и Аойфе правила всего одна королева, так что Аойфе, вполне возможно, помнила первого герцога. Тем более что он, по слухам, не единожды спускался в полости холмов Альбиона; рискованное мероприятие, на которое отваживаются лишь самые продвинутые волшебники. Или безрассудно отважные. Я задумался об этом, сидя в седле. Герцог нанял меня для какого-то дела, о котором прямо не говорилось — только намеками. С другой стороны, от Аойфе вот уже три месяца не было никакой весточки. Правда, и я в Лондоне целый год не бывал, но это дело обычное. У королевы была милая привычка надолго бросать меня в Бернблэке совсем одного, а потом щелкать зеленоватыми пальчиками — и ждать, чтобы я примчался бегом. Большинство придворных давно привыкли к этой манере, но я-то — ведущий волшебник не слишком знатного происхождения — придворным являлся постольку-поскольку. Я и теперь слышал голос Аойфе, звеневший, как льдинки на ветру: «Слишком много ты думаешь, государь мой Сигне!» — и ее смех, льдисто-веселый.
Может, оно и так. Но я выжил, когда очень многим вокруг меня выжить не удалось. Если это был результат привычки думать, я ее не намерен бросать.
Собственно дайерфеллский особняк оседлал ложбину между холмами — расползшееся во все стороны здание, которое последние пять веков без конца достраивали и расширяли. Подъехав поближе, я рассмотрел, что первоначальный дом был выстроен из кирпича — насколько удавалось рассмотреть сквозь окутавший его покров ползучего шиповника. На первый взгляд ничего уж такого жуткого. Другое дело, что в Альбионе, которым правят феи, вы либо быстренько учитесь проницать блистательную внешнюю оболочку… либо не учитесь вовсе.
Меня никто не встречал. Не наблюдалось и никаких признаков стражи, как магической, так и обычной. Ничего то есть общего с моим домом в Бернблэке, где наколдованные страшилища бдительно охраняют границы, готовые тонко нашинковать любого, кто вторгнется. Хмурясь, я привязал коня к какой-то колонне, которую венчал каменный ананас. Поднялся по ступенькам и постучал в дверь.
Она открылась не сразу. Когда же это все-таки произошло, передо мной оказался отнюдь не герцог Дайерфелл. Я увидел совсем юную девушку, не более пятнадцати лет. Личико у нее было бледное, точно молодая луна. И обрамленное водопадом золотых волос.
— Государь Сигне? — чуть ли не шепотом спросила она, присаживаясь в поклоне.
— Не кто иной как, — сказал я.
— Мой отец будет рад приветствовать тебя, — пролепетала она и упорхнула внутрь дома.
Тут мне подумалось, что герцог вполне мог держать на уме брачное предложение. Такое и раньше случалось. Ну, коли так, сия юная леди могла не опасаться тягот замужней жизни — по крайней мере, со мной. Хрупкие и бесплотные особы меня не слишком волнуют. С другой стороны, маги, в особенности знатного происхождения, обожают закладывать династии. Теряясь в догадках, я последовал за девушкой в гостиную. Там я и увидел девятого герцога: вытянув ноги, он наслаждался жаром ревевшего в камине огня. Хотя вечер стоял, в общем-то, теплый.
— Государь Портлоис? — спросил я, борясь с желанием вытащить носовой платок и промокнуть успевший взмокнуть лоб.
— Он самый. Государь Сигне? — Портлоис, девятый герцог Дайерфеллский, вяло поднялся и протянул мне руку. Безвольное пожатие, пудра, наряды… Если бы я повстречал его такого в Лондоне, при дворе королевы, я счел бы его пустопорожним хлыщом. С этим, однако, не очень вязалось и сельское обиталище герцога, и присутствие девушки, ибо он еще и добавил: — Это Роза, моя старшая дочь. Их у меня трое, и с ее сестрами ты еще познакомишься.
— А госпожа Портлоис?
— Моей первой супруги с нами больше нет, — со вздохом пояснил герцог. — Позже я представлю тебя мачехе моих девочек. Мы поместим тебя в Синем покое, надеюсь, комната тебе придется по вкусу. Быть может, с дороги не откажешься от стаканчика вина?
Я чуть не ответил: «От стаканчика — откажусь. А вот от стакана…» — и заверил его, что пригублю с большим удовольствием.
Роза тотчас выскользнула из гостиной, чтобы вскорости вернуться с бутылкой. Вино, когда его разлили, оказалось темным и густым и благоухало дикими ягодами и цветами. Совсем не то, что итальянские напитки, предпочитаемые при дворе.
— Это наше домашнее, — небрежно махнув рукой, сообщил мне Портлоис. — В основном из бузины.
— Очень необычное вино, — сказал я.
На самом деле бузина не очень в нем ощущалась, и, приняв во внимание жару в натопленной гостиной, я не столько пил, сколько притворялся, что пью. Много, знаете ли, есть способов захватить в плен мага-конкурента. С другой стороны, до сих пор у меня не было оснований видеть в Портлоисе мага.
— Итак, — начал я, усаживаясь как можно дальше от пламени, — ты прислал мне письмо, государь Портлоис.
— Верно, верно… — Мысли Портлоиса, казалось, витали где-то далеко. Я ждал, ощущая растущее раздражение. В конце концов он проговорил: — У нас тут, знаете ли, незадача.
— В самом деле? Какая же?
— У нас завелся дракон.
— Ну надо же.
— Лет двести все было тихо и мирно, но последнее время начались проблемы. Он ловит овец, пугает крестьян…
— То есть делает то, чем обычно драконы и занимаются. Какой он породы?
— Пресмыкающейся.
— Ага. Червь!
— По дороге сюда ты видел холмы?
— Видел.
Я в самом деле заметил на некоторых склонах что-то вроде извитых лабиринтов и даже задумался, каким образом они могли появиться.
— Лет триста назад у нас было бедствие из-за червей. Мой предок нанял иноземного рыцаря. Вон там, над лестницей, портрет мужчины с бородой, так это он и есть. Он неплохо справился с работой и всех их извел.
— Убийство драконов нынче не в моде, — проговорил я задумчиво.
— За отсутствием оных, — сказал герцог. — Впрочем, все меняется.
— Есть какие-то предположения, почему они вернулись?
— Никаких. Всем известно, что они заводятся в стоячих прудах, вырастая из камней, брошенных в грязь. Но с какой стати им понадобилось выводиться именно сейчас — понятия не имею.
Герцог явно придерживался одного из распространенных заблуждений касательно происхождения драконов, но я решил, что вдаваться в разъяснения было бы несвоевременно.
— Ну хорошо, — сказал я ему. — Посмотрим, чем тут можно помочь.
На следующее утро я проснулся очень рано и, отдернув занавески, залюбовался лесистым пейзажем. По первому впечатлению это была не та местность, которую обыкновенно предпочитают драконы, но внешний вид был обманчив. Черви стремятся к богатой поживе; их влекут коровы и овцы, упомянутые хозяином дома, они не отказываются от людской плоти, но главное — чуют дух изобилия, присущий подобным местам. И присасываются к его источнику, как пиявки.
Однако Портлоис ошибался. В отличие от лягушек черви зарождаются не в прудах. Они вызываются колдовством из Потустороннего царства, из лунной тьмы и теней, и вселяются в обычных ящериц и червей. И те разрастаются до чудовищной величины, наливаясь чужеродной силой и мощью.
Чтобы победить такого червя, надо сперва разыскать его хозяина. Тут, конечно, первейшим кандидатом был Портлоис. Тем более что другие маги в окрестностях Дайерфелла не проживали — мне, по крайней мере, о них ничего не было известно, а я предпочитаю следить за официальным регистром магов Альбиона. Но герцог не выглядел похожим на мага. И потом, стал бы он вызывать червя, чтобы тот разорял его собственные владения? Разве что здесь была какая-то тонкая интрига, в которой я еще не разобрался. Другую возможность составляла деятельность другого, неизвестного мне мага, и это вселяло беспокойство. Я также не мог понять, почему Портлоис не оснастил свой особняк какой следовало охраной, в то время как по окрестностям ползал дракон.
Подобные твари очень редко нападали на людские жилища, но это все же случалось. Простой здравый смысл подсказывал, что герцогу следовало бы обезопасить себя от случайностей.
Решив воспользоваться преимуществом, которое давало мне раннее утро, я оделся, покинул свою комнату и стал изучать дом. Он оказался вполне типичным старинным семейным гнездом. Дубовые панели, каменные плиты и общая атмосфера легкого запустения. Пожалуй, здесь недоставало женской руки. С другой стороны, мне еще предстояло познакомиться с двумя из трех дочерей и с их мачехой.
Выйдя на террасу, я с некоторым неудовольствием убедился, что в одиночку осмотреть ближайшие окрестности дома мне не удастся. Три девочки шли мне навстречу через лужайку, петляя среди разнообразных кустов фигурно подстриженного тиса. Они пели и смеялись на ходу, явно нимало не задумываясь о хищных драконах, быть может как раз выбравшихся на охоту.
— Мы утреннюю росу собирали! — поднимаясь по ступенькам, сообщила мне Роза. — А это мои младшие сестренки, Лили и Мэй.
Судя по именам, кто-то из родителей увлекался цветами. Девочки были очень похожи, все с длинными золотистыми волосами и бледными личиками. Такие вот три юных цветочка. Я предположил про себя, что дочки, верно, удались в мать, потому что у самого Портлоиса под напудренным париком скрывались темные волосы. Роза протянула мне ведерко росы, чтобы я им полюбовался, и я заметил, что ногти у нее тоже слегка отливали золотом. Очень необычно. И никак не скажешь, что непривлекательно.
Я спросил:
— Дракона-то не боитесь?
— Да нет, он от своего холма никуда, — отмахнулась Роза. Однако, говоря так, все же пугливо покосилась через плечо. — Наш отец обеспечил земли защитой!
— В самом деле? А я что-то ничего не заметил.
— Отец — человек утонченного искусства, — пояснила Лили, и у всех трех сестер отразилось на лицах восхищенное обожание.
Я ответил самой доброжелательной и мягкой улыбкой, какую только сумел изобразить.
— Как чудесно! Только я еще не повидал госпожу Портлоис.
Восторги мигом угасли.
— А, это вы про нее… — скривившись, протянула Мэй.
Вот такая, оказывается, любовь к новой избраннице родителя. Что ж, тоже встречается, и нередко.
— Девочки! — По ступеням неторопливо сошел герцог и хлопнул в ладоши. — Давайте бегите и оставьте в покое нашего гостя. Вам что, заняться нечем?
Три златовласки безропотно удалились в дом, а мы с Портлоисом провели следующий час за элем и хлебом, строя планы. Мне было не вполне очевидно, с какой стороны искать подходы к червю. Я никогда прежде не имел дела с драконами, но Портлоису об этом рассказывать не собирался. Будучи магом, привыкаешь с большим разбором говорить о своем опыте. И особенно о тех областях, которых он не охватывает.
— Перво-наперво следует изучить тварь, — сказал я герцогу.
— Вполне согласен. Как тебе наверняка известно, в течение дня они предпочитают прятаться под землей, появляясь лишь когда сумерки окутывают землю.
Тут он был прав. Сколько бы молва ни связывала драконов с огнем, это вовсе не солнечные существа. Они предпочитают тень, из которой была вызвана их бесплотная сущность. Я уже подумывал, чтобы найти гнездо дракона и сжечь его, подгадав к полудню. Однако сперва следовало понять, с чем именно мы имеем дело.
— Я отправлю с тобой моего дворецкого, Парча, — сказал герцог.
— А я пока что хотел бы повнимательней осмотреть твои владения, всю местность.
— Я об этом позабочусь.
Пока он заботился, я улучил время еще побродить по Дайерфелл-холлу. Отделанные дубом коридоры с наклонными столбами света из окон привели меня в заставленную книгами комнату, где на небольшом столе я увидел астролябию. Я коснулся ее рукой, и планеты послушно завертелись по своим орбитам.
На другом конце комнаты виднелись невысокая лестница, площадка и закрытая дверь. Все пахло пчелиным воском и стариной. Я уже хотел выйти и вернуться в гостиную, когда послышался голос:
— Кто здесь?
Он раздавался из-за двери. Я подошел и ответил:
— Меня зовут лорд Сигне.
— А-а, тот самый волшебник?
«Тот самый». Достаточно лестно.
— Так точно, — сказал я.
— Входи, государь Сигне.
Я открыл дверь, оказавшись в длинной комнате, и заморгал, ступив прямо в солнечный луч. Я наклонил голову, пряча глаза от яркого света, и, когда зрение восстановилось, увидел, что комната была вся в зеркалах, легонько покачивавшихся на сквозняке. Одно из этих зеркал и бросило слепящий блик мне в лицо. У дальней стены стояла кровать, а на ней я увидел невероятно тучную женщину.
— Я — леди Портлоис, — сообщила мне женщина. У нее был хорошо поставленный, даже гипнотический голос. Она протянула мне руку, и я подошел. — Я о тебе наслышана.
Я ответил:
— В хорошем смысле, надеюсь?
Госпожа Портлоис улыбнулась, и между обширными щеками сверкнули белые зубы. Я отчетливо видел, что при всей ее нынешней толщине когда-то это была очень красивая женщина. Большие ореховые глаза, привлекательная фигура, еще угадывавшаяся под слоями сала… Я задумался, на что ей были все эти зеркала.
— Более-менее, — сказала она. — Ты же фаворит ее величества?
«Фаворит» на самом деле не было точным определением.
— Ну, — сказал я, — королева Аойфе по доброте своей в самом деле оказала мне несколько незначительных милостей.
— А Ричард тебя пригласил по поводу нашего дракона?
Она была толстухой в домашнем чепце, не способной даже подняться с постели, но что-то в ней все более привлекало мой интерес.
Я спросил:
— А что тебе известно о драконах?
— Лишь самые обычные вещи. Они воруют скот и время от времени требуют себе девушек.
— Такие требования уже были?
— Нет еще. Мои падчерицы не любят меня, государь Сигне, да ты и сам уже заметил, наверное. Ты удивишься, но я-то их очень люблю. Их единственный грех передо мной, если это вообще можно назвать грехом, в том, что они никак не могут забыть свою мать. Ну и еще им, как многим юным, свойственна некоторая черствость.
— Да вы само прощение, — сказал я, припомнив кислое выражение личика Мэй, когда та упомянула о мачехе.
— Первая леди Портлоис была красавицей, — проговорила толстуха. — Зато и яда в ней было как в хорошей змее. Счастье Ричарда, что он так рано утратил ее. Девочки, правда, были в то время еще совсем малы. Они видели только красоту своей матери и ее ласку. Когда три года назад Ричард взял меня в жены, я была совсем не такой, как теперь. — Тут у нее вырвался угрюмый смешок. — Иногда мне кажется, будто я приняла на себя всю горечь этого несчастливого дома и от нее-то меня раздуло, как жабу.
Я согласился:
— Случается и такое. А ты, похоже, знакома была с прежней леди Портлоис?
— Еще бы мне ее не знать, я же ее двоюродная сестра! Она и в детстве была точно такой же, как потом. Первая предложит какую-нибудь каверзу, а когда взрослые все обнаружат — тотчас в слезы, и губки дрожат, и знай на других валит.
— Ты говоришь, что любишь падчериц, — сказал я. — Какая-нибудь из них пошла в свою мать?
Она мгновение помедлила. Потом ответила:
— Нет. По счастью, им досталась ее красота и обхождение, но не яд. Как и ее собственным сестрам. А теперь извини, государь Сигне. Сам видишь, я нездорова. Устаю быстро. — Она дотянулась и тронула мою руку пальцем, на котором блестело кольцо. — Я рада буду еще с тобой поговорить. Возможно, после того, как понаблюдаешь за нашим драконом.
Я понял, что меня выпроваживают. Я коснулся губами ее руки и увидел, что ее порадовал такой жест.
— До встречи, госпожа Портлоис.
И я откланялся, гадая про себя о природе болезни, приковавшей герцогиню к постели. И о том, с какой стати женщина, обитавшая на обставленной зеркалами постели в особняке посреди сельского захолустья, носила на пальце кольцо Великой коллегии магов — организации, с величайшим скрипом принимавшей в свои ряды женщин.
Позже в тот вечер мы с дворецким Парчем сидели в кустах, созерцая дракона. После нашего с ним несколько поспешного отступления я поразмыслил и пришел к выводу, что увиденная мной тварь действительно обладала всеми характеристиками пресмыкающегося червя. У дракона не было ни лап, ни огненного дыхания. Надо полагать, его вырастили из тритона или червя-ленивца. Вот только размер…
Он, правду сказать, меня порядком расстроил.
— Они всегда такие громадные?.. — вслух вырвалось у меня.
— Почем мне знать, — содрогнулся Парч. — Говорят, те, что ползали тут много лет назад, были все же помельче. Зато по крайней мере один из них точно был ядовитый.
— И насколько опасным он себя показал?
— Ну, он разделался с одним из рыцарей самой королевы.
Я понял, кого имел в виду Парч: рыцаря-человека, приближенного ко двору королевы. Аойфе нравилось окружать себя молодыми вельможами.
— Так ее величество прислала своего рыцаря? — спросил я.
Портлоис ни о чем таком не упоминал.
— Нет, — ответил дворецкий. — Его не королева послала. Этот молодой господин был из местной семьи. Они дальние родственники герцога, и он как раз к ним заехал. А узнав о драконе, счел своим долгом что-нибудь предпринять.
— Да, — кивнул я. — Молодые рыцари обычно так себя и ведут.
— Вот только кончилось все плохо, — вздохнул Парч. — Дракон облил его едкой слизью и сжег.
— Брр… Вот бы знать, этот, нынешний, такой же породы?
Судя по выражению лица (насколько можно было рассмотреть при свете луны), Парча мои биологические рассуждения не очень-то вдохновляли.
— Государь Сигне, — сказал он, — вот что я совершенно точно знаю, так это то, что нам давно пора назад в особняк!
И он нервно оглянулся в сторону твари на холме. Что ж, торчать здесь было все равно без толку. Присматриваясь к дракону, я не заметил признаков особенно сильного магического присутствия. Мне доводилось встречать таких, в природе которых главенствовало потустороннее. Они буквально сочились магией, содержа в себе не просто живую суть, извлеченную сквозь порталы из темного подвала нашего мира. В данном случае, однако, перед нами был просто крупный червяк.
«Очень большой… и очень голодный», — напомнил я себе, потому что в это время за холмом заревела корова… и как-то очень уж внезапно умолкла.
Пока мы шли домой, быстрым шагом удаляясь от дракона, Парч заметил какую-то тень, скользнувшую в хлебном поле по левую руку от нас, и выругался.
— Что такое? — спросил я.
— Да духи эти полевые, чтоб им, — проворчал дворецкий. — Весь хлеб потоптали!
— В самом деле много урона? — посочувствовал я.
У нас в Бернблэке хлебных полей было не много. Климат неподходящий.
— Не то слово! Они перекручивают зреющую пшеницу, все соки из нее высасывают. Начинаешь потом молоть, а вместо доброй муки пыль какая-то получается!
Да уж, картина вырисовывалась невеселая. Драконы жрут скот, полевые духи хлеб портят. Вот и трудись тут, дайерфеллский дворецкий.
— Вы как-нибудь с ними боретесь? — спросил я, и Парч поскучнел окончательно.
— Поля сторожат, известное дело, но, хоть я разбейся, они все равно как-то просачиваются.
— Надо будет помозговать на сей счет, — пообещал я безутешному управляющему. Перед нами уже открывался особняк. — Средство наверняка есть. И от полевиков, и от драконов.
Что касается Парча — честно говоря, я не слишком стремился подкреплять свои слова делом. Меня наняли разбираться с драконами, а не с расшалившимися полевыми духами. Соответственно, я и посвятил большую часть следующего дня подготовке, если можно так выразиться, глистогонного: заклятия против червя.
Вызывание дракона требует силы, но не великого ума. Что же касается развоплощения, низведения до изначального животного, — если не смог найти повелителя, используй опять-таки силу. Особая хитрость тут не нужна. Поскольку душа червя (если можно так назвать его жизненную сущность) извлекается из областей тьмы, то, искореняя дракона, нужно всего лишь повернуть вспять этот процесс. Лишившись искусственно подсаженной сути, дракон сам собою усохнет и снова превратится в тритона, опарыша или дождевого червя.
Именно это я и предложил сделать. А поскольку подготовка к подобной магической процедуре — дело очень утомительное и не терпящее суеты, я постарался как можно четче изложить Портлоису свои требования.
— Мне нужна комната — чем уединенней, тем лучше. Насчет оборудования можешь не беспокоиться, все необходимое я привез с собой. Понадобится только жаровня, древесный уголь для нее. И еще — черный петух.
Эта последняя составляющая была последним писком магической моды, пришедшим к нам из Франции. Я вообще-то не тот человек, чтобы в своих занятиях некромантией слепо следовать любому нововведению, но даже французы порою придумывают кое-что стоящее, и определенные эксперименты с недавно приобретенной книгой заклинаний континентального происхождения меня вполне в том убедили.
При упоминании о петухе Портлоис сделался чуть бледнее обычного.
— Ты… хочешь принести жертву? — спросил он, слегка запинаясь.
Вот что меня всегда изумляет: люди, привыкшие без колебаний резать скот — и если уж на то пошло, то и друг дружку в бою, — при упоминании о кровавой стороне эзотерики мигом превращаются в чувствительных барышень.
Я вздохнул.
— Нет. Полагаю, его жизнь не понадобится и, если все пойдет как надо, петушок наутро будет так же весело скрести пыль на твоем птичьем дворе, как и сейчас. Мне он нужен скорее как запасное средство спасения, чтобы отвести удар потусторонних сил от меня самого, если что вдруг не сложится. Быть может, господин мой, ты не желаешь рисковать домашней птицей и предпочтешь отдать на растерзание силам зла кого-то из своих домочадцев? Нет?.. Ну что ж, так я и думал.
В итоге черный петушок уже ждал меня, когда я вошел в отведенную мне комнату — небольшое чердачное помещение во флигеле. Я еще не вполне выучился ориентироваться в лабиринтах особняка, но, по моим прикидкам, комната помещалась не очень далеко от сумеречного, увешанного зеркалами обиталища госпожи Портлоис.
Что интересно: герцог так и не соизволил представить меня супруге. Соответственно, в разговорах с ним я не счел удобным упоминать, что мы уже познакомились. Такое вот невидимое присутствие и негласное влияние превосходящего ума.
Тогда я этого в полной мере не понимал.
Попав в свою комнату, я запер за собой дверь и магически запечатал ее у себя за спиной. Теперь никто не мог сюда войти, и, что важнее, ничто не могло выскользнуть наружу. Черный петушок, посаженный в железную клетку, нервно кудахтал. Я выглянул в маленькое окошко, а потом запечатал заклятием и его.
Долгий летний вечер был еще далек от завершения, пейзаж за окном кутали туманные сумерки. У подножия холмов расстилались хлебные поля — бледные прямоугольники на фоне темной массы буковых рощ. Между снопами мелькали движущиеся искры. Уже знакомые полевики? Или что-то еще более сокровенное и зловещее?..
Тонкий месяц лежал над ними навзничь — этакий улыбающийся серп. Не так давно миновало первое августа — Ламмас, праздник урожая, — и я ощущал на краю восприятия густые медлительные токи здешней земли. Крестьянская магия никогда не была моей стихией. Мой путь — церемониальная некромантия. И все равно в этом королевстве, где власть принадлежит феям, круговорот времен года игнорировать невозможно. Это иногда раздражает, но тем не менее. Их неизбежная смена и природа дней, которую приносит нам каждый сезон, накладывает свой отпечаток.
Отвернувшись от окна, я внимательнее оглядел комнату.
Чаша для вина. Черное стекло и старое золото. Волшебная палочка с янтарным наконечником. Небольшая бутылочка с кровью — моей собственной, для использования при исполнении заклинаний. Нож с обсидиановой рукоятью…
Я взял в руки нож и, пробормотав знакомую формулу, очертил в воздухе круг. Он засветился черновато-красным, и я стоял в его центре.
Понемногу капая кровью в стакан и насыщая его частицей своей собственной сущности, я с полной концентрацией начал вызывание двойника. Примерно через час он уже стоял передо мною в кругу, на глазах уплотняясь из призрачного тумана. В глазницах клиновидной головы светились алые огоньки. Вот двойник встряхнулся, как бы упорядочивая новообретенную материальность…
— Ступай, — сказал я ему. — Ступай и принеси мне чешуйку червя, обвившего холм.
На какое-то мгновение мне показалось, что двойник собрался ослушаться. Здесь, в отрыве от магического монолита моего собственного дома, даже внешность у него получилась далекая от обычной. Тем не менее двойник встряхнулся еще раз, по-собачьи выпрыгнул в окно — и был таков.
Я не был уверен, получится ли у него. Делать нечего, пришлось ждать. Я наблюдал его глазами, как он мчался по хлебным полям, разгоняя всякую призрачную мелюзгу — вперед, вперед, к холму, где лежал червь. В какой-то момент, когда он несся мимо живой изгороди, из кустов выскочил полевик и бросился было на него. Мелькнули крохотные желтые глаза, сверкнули мелкие острые зубы. На свое счастье, полевой дух передумал — и вновь спрятался среди зреющих колосьев.
Подобравшись к червю, двойник немного помедлил. Я ощутил, как он просчитывает различные варианты. Вот, пригибаясь низко к земле, он подкрался к хвосту дракона. Однако червь все же почувствовал: что-то не так! Он неуклюже зашевелился, его огромная голова нависла над головой незваного гостя. Я ощущал, как вздымались и западали бока моего двойника, давая ему нечто вроде дыхания. Он продолжал красться вперед, все ближе к червю. Я перевел взгляд вверх и снова увидел зеленый огонек драконьего глаза среди мерного коловращения летних светил.
Двойник прыгнул вперед.
Ему ведома была осторожность, но истинного страха он не знал. Он ведь не был настоящим живым существом; прекращение бытия для него — это как для нас исчезновение мимолетной тени. Вот он схватился за драконий хвост, и его челюсти самым вещественным образом вгрызлись в плоть твари. Я отшатнулся, насколько позволял круг, и локтем зацепил свечку, но, браня себя за неуклюжесть, успел подхватить ее и поставить как надо. Круг остался ненарушенным, но двойник, когда я снова с ним соприкоснулся, улепетывал во все лопатки. Он был уже далеко от холма и длинными прыжками, петляя, несся между стволами буков.
Я был далеко, в дайерфеллском особняке. И все равно я услышал, как зашипел червь. Такой звук могла бы издать гаснущая звезда. Магическая нить напряглась, выдернула двойника сквозь разделявшее нас пространство и поставила его передо мной. К его нижней челюсти прилипла одна-единственная чешуйка. Сине-зеленая, как загустевший блик на воде.
Вызывание двойника — незначительное усилие, низшая ступень магии, а я почему-то совсем выдохся, и это меня обеспокоило. Я даже себе самому не сразу в этом признался, вот что самое скверное. Мудрый человек непременно отдохнул бы и собрался с силами, прежде чем приступать к основной части ритуала. Увы — мудрые люди волшебниками не становятся, а меня еще и время подпирало. С последним ударом полночи я зажег свечу из черного жира, убедился, что клетка с петухом благополучно стоит внутри магического круга, и отправил драконью чешуйку себе на язык.
Как описать вам Потустороннее царство, этот мир за пределами нашей реальности, где витают на свободе живые сути драконов?.. Это царство весьма далеко и от земного, и от Иномирья, откуда происходят наши правители. Полые холмы, царство фей, все же часть нашего мира. В отличие от Потустороннего царства, где царит безбрежная тьма, пронизанная багровым сиянием, и клубятся чудовищные тучи, дарующие рождение солнцам. Я закружился среди звезд, скверно понимая, что передо мною: обычные созвездия — или глаза неведомых божеств?.. Мимо меня проплывали колоссальные сущности, превосходившие всякое понимание. Гигантские тени в море, где я был всего лишь ничтожной пылинкой.
Там существовали цвета, которым в наших языках нет определения. И чувства, которым мы не знаем названий. Например, ощущение, что твой дух предельно растянут в пространстве и вот-вот не выдержит напряжения. Я никогда не отваживался на слишком длительные путешествия в Потустороннем царстве, но сейчас мне обязательно требовалось отыскать, скажем так, точку возникновения червя. Остаточный элемент его живой сути, тот, что связывал червя с его родным миром и напитывал его силой. Чешуйка не подвела: она несла меня по спирали куда-то вниз, сквозь клубы нефрита и аквамарина, мимо сверкающих гранями драгоценных утесов и льющихся водопадов живого хрусталя. Пока у подножия одного из эфирных хребтов я не увидел крохотную точечку света и тянувшуюся от нее змеистую нить.
Я понял: дело было сделано. Найдя отправную точку, остается только подтягивать нить, примерно так, как подматывает леску рыболов, поймавший на крючок невероятную рыбину. Сущность червя не сможет противостоять зову Потустороннего царства. Она вернется, следуя за нитью, виток за витком. Останется лишь на привязь ее посадить…
В общем, все в лоб, точно по учебнику. Сделай так и вот так, получится то-то. Однако я не случайно помянул рыбаков. Маги — те же рыбаки. Точно так же любят приврать, особенно в том, что касается простоты достижения результата. И, не в силах противостоять искушению, я решил попытаться. Все еще держа чешуйку во рту своего астрального тела, я положил руку на отправную точку драконьей души и произнес слова, долженствовавшие призвать обратно эту самую душу.
Наверное, вы не слишком-то удивитесь, узнав: ничего у меня не получилось. Уж скорее наоборот. Искорка, что была остаточной частью драконьей души, прилипла к моей ладони и как следует дернула. И я полетел задом наперед через Потустороннее царство, всем существом чувствуя приближение тяжкой материальности царства земного. Силясь освободиться, я пробовал все заклинания, какие был способен припомнить, но без толку. На меня уже неслась стена, обозначавшая магические границы Альбиона, и внезапно я с пугающей ясностью осознал, что должно было произойти прямо сейчас. Я возникну в летних небесах — и свалюсь непосредственно в подставленную пасть червя. Его душа поймала меня на леску, и сорваться с крючка я не мог.
Когда я проломил эту стену, то завопил, точно новорожденное дитя, почувствовав, как в мои легкие ворвался воздух родного мира. Вот только выкатился я, против всех ожиданий, не на склон холма, где меня поджидал голодный дракон, а в уставленный зеркалами чертог госпожи Портлоис.
Увы мне и ах, но это был далеко не первый случай, когда я оказывался нежеланным гостем в дамском будуаре. Иногда дело улаживалось к взаимному — и немалому — удовольствию, иногда нет. В данном случае мое появление в покоях герцогини Портлоис было абсолютно и полностью непреднамеренным, и по этой-то причине я испытал мгновение полной и окончательной паники.
И — как сразу выяснилось — зря. Ее милость госпожа герцогиня не стала закатывать глаза в притворном испуге, не завизжала, не потребовала объяснений. Когда, с трудом поднявшись, я прислонился к стене, то увидел госпожу Портлоис сидящей в постели. Ее глаза и рот были широко распахнуты и лучились черновато-голубым светом, который, многократно отражаясь в зеркалах, придавал комнате вид внутренности грозовой тучи. Плотно стиснутые кулачки герцогини были прижаты к бокам, а чертог так и вибрировал магическими энергиями.
Готов сознаться безо всякого стыда: я попытался бежать. Однако мои усилия пропали втуне. Я был мухой, угодившей в паутину, и по нитям ловушки струились такие магические токи, что едва хватало воздуха для дыхания. Хрипя, я упал на колени, но волшебная сила оторвала меня от пола и уложила в сундук возле стены — дубовый, окованный железными полосами. Я свалился вовнутрь, и крышка захлопнулась над моей головой.
Я лежал, хватая ртом воздух, силясь отдышаться, а заклятия, посылаемые другим магом, с треском и грохотом рвали воздух над моей головой. Я ничего не мог понять.
Спустя некоторое время все прекратилось. В запертый сундук не проникал свет, так что я скорее почувствовал наступление рассвета, нежели увидел его. Истинный маг всегда способен назвать час дня или ночи, опираясь на особое ощущение того или иного созвездия, проходимого солнечным колесом в его суточном коловращении. Было три часа пополуночи, и все шло кувырком. Я все ждал, чтобы пленившая меня открыла крышку и как следует позлорадствовала, но этого не происходило. Она про меня словно забыла, и это хуже всего ранило мое самолюбие. Я даже заподозрил, что вовсе не являлся важным пленником, так, под ноги попался.
Сидя запертым в сундуке, я мысленно оценил размах ее магии и нашел его весьма, весьма необычным. Я и раньше встречал женщин-волшебниц. Некоторые обладали могуществом, другие брали хитростью. В любом случае, конечно, это была заемная, сугубо незаконная сила, ибо Коллегия не принимала на обучение женщин. Это был результат многих лет ревнивого правления женщин-фей, отлично знавших то, что временами ускользает от внимания смертных мужчин, — а именно, что среди людей одаренность слабого пола весьма превосходит мужскую. Ничего удивительного, если Аойфе и ее предшественницы боялись не выдержать конкуренции!
Я задумался о тщательно охраняемых секретах Великой коллегии. Государыня Портлоис носила кольцо мага, но каким образом оно к ней попало? От отца или от мужа? Ей самой оно по праву принадлежать никак не могло. Тем не менее я уже знал, что ее магия была самым непосредственным и глубоким образом связана с этим кольцом. Точно так, как моя собственная магия скреплена с надетой на средний палец старинной серебряной печаткой, изображающей черного пса. И было еще кое-что. Невероятное могущество, пребывавшее далеко за пределами доступного для простых смертных. Вот вам и немощная толстуха в домашнем чепце, прикованная к постели. Этот облик был лишь малой частью истинной герцогини Портлоис.
Никто не любит признавать, что встретил сильнейшего. И тем не менее, лежа в темном сундуке, среди запахов кедра и магии, я начал гадать, а не наступил ли мой черед совершить такое признание.
Так я провел еще несколько часов, чутко прислушиваясь к любому внешнему звуку. Моего уха достигали тяжелые скрипы, словно великаны шагали по старинным половицам. Я уже не раз успел перебрать в уме все заклинания, которые хранила моя память, но с таким же успехом мог бы припоминать наивные детские стишки. Ничто не срабатывало, даже хуже того. Впечатление было такое, как будто вся моя сила в одночасье подевалась неизвестно куда. Подобного я никогда еще не встречал. Даже сама владычица фей меня не лишала способностей до такой степени.
Вот так я там и припухал, то внутренне кипя от ярости, то соображая, что бы такое предпринять… когда мое внимание привлекло еле слышное постукивание по крышке. Говорить я не мог, ибо она лишила меня даже и этой возможности. Мне удалось лишь закряхтеть, но, по счастью, этого оказалось достаточно. Крышка приподнялась, впустив слепящий солнечный луч. Я беспомощно заморгал, но свою освободительницу все же узнал. Мне на помощь пришла Роза, старшая дочь герцога.
Заметив меня, она ахнула от ужаса.
— Государь Сигне!
— Он самый, — проворчал я.
Впечатление было такое, будто прикосновение солнечного луча вернуло мне силы, дар речи, по крайней мере. На пробу я слегка поиграл, скажем так, второстепенной магической мускулатурой. Все получилось. Я снова стал самим собой.
— Государь Сигне, что ты там делаешь? В сундуке?..
Я кое-как выкарабкался наружу. Боюсь, величавого достоинства при этом мне соблюсти не удалось.
Я спросил:
— Где мы?
Ибо находились мы отнюдь не в зеркальном чертоге госпожи Портлоис. Оглядевшись, я увидел покрытый паутиной подвал, а совсем рядом — большую подставку, где покоилось множество винных бутылей. Одну из них Роза и сжимала наподобие импровизированной дубинки.
— В винном погребе, — сказала она. — Отец послал меня сюда за бутылочкой портера к обеду. А мы-то диву давались, куда ты подевался.
— А как ты поняла, что сундук не пустой?
— Я… — Казалось, Роза несколько растерялась. — Просто сундук стоит не на месте. Он должен быть наверху. Сегодня утром мачеха попросила Парча переставить его. Признаться, я никак не ждала, что внутри кто-то может сидеть! Так просто, полюбопытствовала. И все-таки — что ты там делал, государь Сигне?
— Думаю, — ответил я мрачно, — самое время побеседовать по душам с твоим отцом.
Когда я пересказал герцогу Дайерфеллу свои приключения, он выглядел совершенно сбитым с толку.
— Что же все это значит? — спросил он озадаченно. — Выходит, ты искал дракона, а натолкнулся на мою жену?
— Я тебе скажу, в чем, на мой взгляд, состоит суть дела, — сказал я ему, наливая еще по стаканчику портера нам обоим. После всего, что я перенес, мне было необходимо промочить горло, а для Ричарда, как я понимал, испытания лишь начинались. — Итак, — продолжал я, — мне требовалось найти исходную точку путешествия драконьей души, чтобы утянуть ее назад в царство, которое мы называем Потусторонним, и позаботиться, чтобы она там впредь оставалась. Если добиться этого, тело, захваченное драконьей душой, начнет стремительно усыхать, пока вновь не станет тритоном или чем там еще. В обычном случае, — заметил я не без намека на обширный опыт, — это процедура довольно простая как по сути, так и по исполнению. Я уже объяснял твоему дворецкому, что, проскочи оттуда что-нибудь вместе со мной, оно вошло бы в тело черного петуха и убило его, вместо того чтобы вцепиться в меня. Но это в обычном случае. В нашем — что-то пошло наперекосяк, причем очень скверно! Я не только не смог запереть сущность дракона в его естественном обиталище — меня самого что-то выдернуло из убежища магического круга и зашвырнуло в покои твоей супруги!
— Моей супруге было очень плохо, — нахмурился Ричард. — У нее злокачественная водянка, справиться с которой доктора, похоже, не могут. Она даже с кровати подняться не может, а ведь мы чего только не перепробовали! Но, невзирая на свою немочь, моя жена остается женщиной великого мужества и высокого духа. Поверить не могу, что она некоторым образом является… кем, ты говоришь?
— Она носит кольцо мага, — сказал я ему.
— А-а, эту печатку! Так это досталось ей от покойного батюшки, умершего в паломничестве на Внешние острова.
Настал мой черед хмурить брови.
— Ее батюшка был верным почитателем островных богов?
— Именно так, — кивнул герцог. — Его предки были выходцами с крайнего севера Альбиона, морскими жрецами Мананна Мак Лира.
— Странная судьба для наследника подобной семьи — осесть здесь у нас, в середине страны, — сказал я. — Вряд ли еще где-нибудь в Альбионе сыщется место, отстоящее дальше от моря!
— Так говорит моя жена, и у меня нет причин подвергать сомнению ее правдивость, — сказал герцог. Некоторое время он с самым скорбным видом молчал, потом заговорил снова: — Видишь ли, она двоюродная сестра моей первой супруги.
— Вот как? — Я подтолкнул его, изобразив большой интерес, и он продолжил:
— Моя прекрасная Сара… Увы, несколько лет назад она умерла от морового поветрия, именуемого желтым поно… желтым истечением, и оставила меня одного с тремя маленькими дочерьми. Им нужна была мать, и тогда Илирис… нынешняя госпожа Портлоис… В общем, она была ближайшей родственницей.
— И ты на ней женился. Весьма практичное решение.
— Я сделал это не только ради блага дочурок, — запротестовал герцог. — В те времена Илирис, может, и не так блистала красотой, как ее покойная кузина, но все-таки была очень хороша собой. Не первой молодости, это верно, но многие ею восхищались. Ее нынешнее состояние явилось лишь следствием водянки.
— А о ее характере ты что можешь сказать?
— Твердый. Непреклонный, если дело касается принципиальных вещей. И еще она очень умна. О сверхъестественном мы мало с ней говорили, потому что подобные материи мне отвратительны. Полагаю, однако, что ее познания весьма глубоки и обширны. Еще бы, с таким-то происхождением.
— С происхождением, к которому имела отношение и первая госпожа Портлоис? — заметил я.
Мой ум уже деятельно перебирал всяческие возможности, рассматривая, отсеивая, цепляя одно за другое.
— Нет, — сказал герцог. — Морской жрец доводился отцом Илирис, а с Сарой они родственницы через мать. Очень старинный род, знаешь ли. Они много поколений прожили в наших краях, даже дольше моих собственных предков… Сигне! Что же нам делать? — Голос герцога отдавал слезами, и я не мог его за это винить. — Моя жена оказалась чудовищем, мои дети в опасности. Что делать, скажи?
Я поднялся и допил портер.
— Надо действовать, — сказал я. — Мне надо убить дракона.
Возвращение драконьей души к остаточной точке завершилось провалом столь блистательным, что в дальнейшем я решил действовать грубо, зато наверняка. Я поведал герцогу о своих планах, и он аж побелел.
— Но… но это же значит использовать ее как приманку!
— Вот именно, — сказал я. — Пойми, однако, что мы вынуждены пойти на крайние меры. И срочные к тому же. Случилось так, что твоя жена впитала в себя сущность дракона. И что бы она ни говорила, пока пребывала в здравом уме, очень скоро она изольет свой гнев на падчериц. Драконы, — продолжал я, — существа, ревнующие к своей территории. И ужасно ревнивые. Твоя жена руководствуется понятиями животного. Умного, хитрого, но — животного. И тварные инстинкты ей говорят: как только не станет этих детей, она сама сможет дать потомство.
— Ужас какой! — вырвалось у него.
— Истинная правда. Тем не менее сейчас нам к ней в ее комнате не подступиться. Твое замечание, что она не поднималась с постели с самого начала болезни, наводит на мысль, что именно там пребывает источник ее силы. Там она готова держать оборону — значит, нужно выманить ее оттуда. Используем вместе твою старшую дочь и меня, этого должно хватить. Попробую уверить Илирис, будто перешел на ее сторону и вознамерился отстаивать ее интересы.
— Ты собираешься сказать моей супруге, что будешь ей помогать? Думаешь, поверит?
— Волшебники жаждут могущества. Я ей объясню, что, убрав с дороги тебя и твоих наследниц, мы с ней сумеем завладеть Дайерфелл-холлом. И как только она покинет свои чертоги, где она всего могущественней, — подставит себя под удар.
Герцог неохотно кивнул.
— Риск немалый, — сказал он. — Но ты правильно заметил, что пришла пора для самых отчаянных мер. Только, пойми, я непременно должен буду находиться поблизости, чтобы в случае чего защитить Розу.
— Именно этих слов я и ждал от тебя, — кивнул я.
Роза с энтузиазмом согласилась сыграть свою роль. Ее негодование не знало пределов.
— Я всегда нутром это чувствовала, — поведала она мне. — Как она ненавидела мою любимую мамочку, как ревновала ее! И вот она втерлась в наш дом, чтобы без всякого на то права занять ее место! — Тут она понизила голос и добавила с еще большей горечью: — Не удивлюсь, если окажется, что она поспособствовала мамочкиной кончине, пустив в ход свое мерзостное искусство.
— Обстоятельства таковы, — заметил я, — что я уже решительно ничему не удивлюсь.
Мое заточение в сундуке оказалось довольно продолжительным — было уже почти три часа пополудни. Даже с учетом долгих летних вечеров нам определенно не стоило терять время. Я как можно бережнее связал Розе руки и отвел ее наверх. Ее отец следовал за нами по пятам, а поодаль, на безопасном расстоянии, — трясущийся Парч.
Я постучал в двери покоев госпожи Портлоис.
Ответа не последовало.
— Мадам! Вы у себя? — окликнул я резко и громко. — Какой бы облик вы ни приняли, я знаю, вы там! Так вот, у меня есть к вам предложение!
Отклика по-прежнему не было, и я озвучил то, что собирался ей предложить. Завершая свою речь, я украдкой покосился на Розу. Она что-то шептала, закрыв глаза. Несомненно, это была молитва. За дверью же еще какое-то мгновение царила тишина, потом с той стороны раздалось громкое шуршание. Еще миг — и дверь распахнулась, а через порог стремительно выскочила герцогиня Портлоис. При всей своей монументальной полноте двигалась она с ужасающей стремительностью. Ей не мешал даже длинный, толстый, чешуйчатый хвост, который я рассмотрел только теперь. Из ее глаз, занавешенных несообразным чепчиком, по-прежнему струился ярко-синий свет Потустороннего царства. И она шипела.
— Пора! — закричал я и, прыгнув вперед, вытолкнул Розу прямо под ноги мачехе.
Раздался протестующий вопль герцога, и я крутанулся как раз вовремя, чтобы отвести его меч, занесенный для удара.
Что касается Парча, тот явил весьма прискорбное отсутствие верности своему нанимателю и удрал вниз по ступенькам. Я же, выставив ногу, сделал Ричарду подножку, так что он беспомощно растянулся на полу.
Роза завизжала. Это был тонкий свистящий звук. Илирис повернулась к ней, открыла рот и исторгла луч синего света. Будучи опытным магом, я сумел расслышать сопровождавшее его заклинание, Ричард же, скорее всего, вообще ничего не понял.
Луч угодил Розе прямо в середину груди и растекся, точно жидкий огонь. Я смотрел, как он охватывал отчаянно кричавшую девушку — руки, ноги и, наконец, голову. Тут Илирис закрыла рот, вернее, захлопнула челюсти. Свет начал меркнуть, и вместе с ним начала прямо на глазах усыхать и съеживаться Роза. Золотая девочка превращалась в жуткое скелетоподобное существо — сплошные кости, когти и множество острых зубов. Не изменились только густые длинные волосы.
У Ричарда вырвался невнятный звук. Полевой дух небрежным движением разорвал путы на запястьях и с рыком бросился на меня. Я не удержал равновесия, и мы, сцепившись, покатились вниз по ступенькам. Когда лестница кончилась, меня с такой силой ударило о площадку, что перед глазами все поплыло. Я увидел над собой ощеренную зубастую пасть, заметил крохотные желтые глазки. А потом все смыл поток зеленой крови — это подоспевший герцог Дайерфеллский ударом меча срубил своей старшей дочери голову.
— Как давно ты догадалась? — спросил я Илирис.
Успело пройти немало времени, тело полевика уже вынесли в конюшню, а я наконец принял ванну, в которой отчаянно нуждался. Оставшиеся в живых дети Ричарда сидели взаперти, под строгим присмотром. Сам герцог удалился в свои покои, чтобы обо всем поразмыслить и погоревать в одиночестве.
Сбросив излишние размеры, которыми наградил ее позаимствованный дух, Илирис оказалась крупной, крепкой, уверенной в движениях женщиной. Она сидела против меня, крутя в длинных пальцах отцовское кольцо. На ее лице затаились морщины, оставленные запредельной усталостью.
— Еще в юности, — сказала она. — Моя мать вошла в эту семью после замужества. Клан принадлежал к морскому народу. Они плохо разбирались в духах земли, всех этих полевиках и феях жатвы. Правда, его жена — моя мать — не была причастна к фамильной тайне, она до последнего ногтя принадлежала к роду людскому. Но вот ее сестра, Сара, несла в себе даже больше от полевика, чем та тварь, с которой ты только что боролся. Мы ее и видели-то больше мельком. Она жила не дома, а в полях. Сара была отменно хороша собой, но, как я тебе уже рассказывала, в смысле личных качеств… как бы это выразиться… наводила тоску. Она умерла от естественных причин… это я говорю на случай, если ты сомневаешься. — Илирис потерла ладонью лоб. — И я не солгала тебе, говоря, что очень любила детей. Что бы там ни было, они же моя семья! Я счастлива была выйти замуж за Ричарда и присматривать за ними. Такие славные малышки… Но когда Розе стукнуло тринадцать, ее происхождение начало сказываться. Она стала проводить на улице все больше времени. Взяла привычку гулять по ночам и возвращаться лишь на рассвете, и дух дикости окутывал ее, словно плащ. Вот тогда начал страдать урожай, ведь некому было объяснить Розе, как правильно пользоваться доставшейся силой, и она брала от земли больше, чем та могла дать. Потом одного из телят нашли мертвым, у него было прокушено горло. Я пыталась поговорить с Розой, но ничего не добилась. Она лишь бросала мне, что я, мол, украла ее отца и должна буду поплатиться за это. Я пробовала завести разговор с Ричардом, но он меня вообще слушать не стал. Тогда я поняла — слишком поздно, время упущено, осталось действовать силой. К сожалению, Роза унаследовала магическую силу своей матери — способность к охранительным чарам, которыми полевики ограждают свою территорию. Она заперла меня в этих покоях, и я не могла из них выбраться. Как ты понимаешь, мне тоже перепали кое-какие способности, но их оказалось недостаточно. Я ведь, в конце концов, человек, а она человеком уже не была. Я пыталась отбить магию Розы с помощью зеркал, но это не сработало. Тогда я взялась за книгу заклинаний моего отца, ведь он как-никак был жрецом. Я прибегла к заклятию, которое позволило мне вызвать драконью сущность. Часть ее я поместила в себя, остальное досталось червячку на холме, и он вырос в дракона. Я управляла его движениями, следя, чтобы он охотился исключительно на полевых духов, ну, там, иногда на овец. Но на людей — ни под каким видом! Вообще-то я готовила его против Розы. Я планировала дать ему полностью вырасти, а потом привести сюда.
— Смелый план, — сказал я. — Но очень опасный!
Илирис устало кивнула.
— Так оно и оказалось, — проговорила она. — Моему телу не по силам оказалось вместить дух дракона. Даже частицу. Я убедила Ричарда, будто нажила водянку. Если бы ты вовремя не вмешался, я бы, вполне вероятно, превратилась в чудовище. Кстати, прими мои извинения за то, что тебе пришлось посидеть в сундуке. Я же думала, что ты тоже против меня.
— Поначалу так оно и было, — сказал я. — Но слишком многое оказалось неправильно, и мало-помалу я разобрался, что к чему.
— Я очень благодарна тебе. По всей видимости, ты спас жизнь и мне, и моему мужу.
Я спросил:
— А что будет с двумя младшими девочками?
— Ричард сказал, что свяжется с королевским двором и те пришлют мага, который поможет удержать их в домашних стенах.
Еще рано судить о том, изберут ли они тот же путь, что их старшая сестра, но и рисковать, позволяя им день-деньской бродить по полям, мы больше не можем.
— Всего доброго вам обоим, — весьма искренне пожелал я.
Покинув особняк, я поехал дальше — домой. Щедрое солнце лилось на хлебные поля, заливая их весомым, как золотая пшеница, теплом. Я не видел никаких теней, прятавшихся за снопами или исчезавших в зелени живых изгородей, но, вне всякого сомнения, они там присутствовали. Я приобрел здесь новых друзей и новых врагов — самое обычное дело для мага. Достигнув вершины холма, я остановил кобылу и оглянулся. Дайерфелл купался в солнечном свете, суровые линии особняка, казалось, смягчились. Драконий холм на той стороне долины выглядел немного помятым. Где-то там среди травы лежал крохотный червячок, он ничего не мог толком понять, лишь смутно помнил нечто великое. Чем не метафора человеческого существования, подумалось мне. Может, и так, но чем больше философствуешь, тем меньше хочется жить.
Я повернул лошадь, направив ее в сторону своего дома, и солнце освещало мой путь.