Двое суток мы прождали на вершине горы Тауни, снедаемые нетерпением и томясь от безделья. О результатах погони, свидетелями которой нам довелось быть, мы не могли даже догадываться. Удалось ли марокканскому бригу ускользнуть от своих преследователей, или судьба подарила ему возможность выйти победителем из артиллерийской дуэли — никто не знал. Во всяком случае, ни «Золотой Надежды», ни «Сокола» мы больше не видели, хотя, конечно, нельзя утверждать, что они не прошли мимо острова ночью или за пределами видимости. А пока мы оставались в неведении, ни на шаг не приблизившись к обретению клада.

Жрец не переставал бдительно присматривать за нами на случай, если мы забудем о долге гостей и кровных братьев и совершим попытку втихомолку откопать зарытые сокровища. Всякий раз, покидая пределы поселка, мы были уверены, что за каждым нашим шагом следят и за любым движением наблюдают.

Саймон не терял надежды на успех наших попыток преодолеть суеверие островитян.

Андриананцы представляли собой боковое ответвление могущественного племени Бестимарака, владевшего землями на Мадагаскаре в районе Маританы. Глава племени, король Демпаино, с которым Майклу довелось даже когда-то встречаться, осуществлял твердую власть над многочисленными царьками и вождями мелких родов и кланов и весьма благосклонно относился к белым людям.

Король приходился Мушманго родным дядей, и я мог ожидать от него поддержку, поскольку он теперь был как бы и моим родственником. Он обладал такой властью и авторитетом, что ему подчинялся даже верховный жрец его племени, Монтанболо, и если Саймон сумеет добиться у него аудиенции, то для нас, несомненно, будут сделаны значительные послабления по части языческого благочестия.

Как нам стало известно от местных жителей, золото и серебро были довольно широко распространены на острове и на других островах архипелага, но добыча их требовала значительных усилий. Мушманго показывал нам калабаши, наполненные необработанными драгоценными камням, многие из которых после огранки приобрели впоследствии довольно высокую стоимость. Это были рубины, сапфиры, бериллы, топазы и гранаты, но, чтобы добыча их смогла принести большое состояние, требовалась длительная изнурительная работа, каторжный труд в жаре и духоте непроходимых тропических джунглей, среди ядовитых испарений топких гнилых болот под неумолчное жужжание мириадов ползающих, летающих и прыгающих насекомых-кровососов, причем результат мог оказаться весьма неопределенным. Тем временем буквально под ногами у нас лежало сокровище Тауни, заверенное его знаком и инициалом, но недосягаемое, благодаря глупому «табу» суеверных туземцев.

На третий день после морского сражения, которое разыгралось на наших глазах, Мушманго поинтересовался, не отказались ли мы от намерения вернуть себе наши суда. Если нет, то он был готов оказать нам поддержку, поскольку все приметы, по мнению жреца, складывались сейчас в нашу пользу. Более того, жрец обещал нам открыть их нынешнее местопребывание, если мы согласимся подождать еще сутки.

Ничего сверхъестественного или загадочного в этом не было. Майкл рассказывал нам об умении местных племен быстро обмениваться необходимой информацией, хотя мы так и не поняли, каким способом они этого достигают. Океан в тех местах был усеян многочисленными мелкими островками, расположенными друг от друга вне зоны прямой видимости или слышимости. Однако известно, что частые удары по пустотелому древесному стволу, подвешенному на длинных стеблях вьющихся лиан, вызывают звуковую вибрацию, которая распространяется чрезвычайно далеко. Этим же целям мог служить и дым костров, разжигаемых на вершинах гор, а также местные туземные лодки-катамараны, резво снующие по глади моря под плетенными из пальмовых волокон парусами.

Так или иначе, какой бы метод ни был применен, но к условленному сроку жрец доставил нам сведения о том, что пираты захватили марокканский бриг и расположились в небольшой укромной бухточке неподалеку от Маританы, высматривая новую добычу.

Мы уже потеряли терпение, изнывая от неопределенности и тревожного ожидания, и принятое решение отправиться в поход воодушевило всех нас. После получения известий от жреца начались большие приготовления к необычному рейду. Мушманго предложил оставить на острове достаточные силы для защиты поселка — и сокровищ, хоть он, конечно, об этом и не упоминал. Майкл горел предвкушением ожидаемой расплаты. Число пиратов на обоих судах не должно было превышать семи десятков человек, учитывая потери при нападении на марокканский бриг и количество погибших в схватке с друзьями Майкла.

Сэр Ричард и я считали себя обязанными прежде всего обеспечить освобождение Фрэнка. Майкл высказал предположение, что пираты сделали из парня нечто вроде «маскоты», живого талисмана, приносящего удачу, и поэтому за его судьбу особенно беспокоиться не следует. Конечно, бедняга должен был переживать за нас так же, как мы за него, — так считал его опекун. И хотя, по правде сказать, я не разделял этого мнения сэра Ричарда, но все же мы предприняли все меры к тому, чтобы его вызволение состоялось как можно скорее.

Для задуманной операции мы приготовили баркас, решив перед Маританой спрятать его на берегу и пересесть в туземную лодку во избежание всякого рода преждевременных слухов и разговоров о нашем приближении. Мушманго предоставил шесть боевых катамаранов, вмещающих каждый по два десятка воинов, среди которых было немало темнокожих рабов с могучими торсами, которым обещали свободу в награду за участие в битве; все это укрепляло в нас уверенность в предстоящей победе.

Воины были вооружены только туземным оружием, мало эффективным против ядер и пуль. К сожалению, мы тоже не могли похвастать своим арсеналом, потому что истратили большую часть зарядов во время стычки с туземцами на священной поляне. То, что осталось, конечно, не представляло серьезной угрозы для вооруженных до зубов пиратов, однако мы рассчитывали применить кое-какую военную хитрость, которая помогла бы уравнять наши силы. На баркасе мы установили мачту с люгерным парусом и запаслись достаточным количеством провизии и воды. Наконец, все было готово. Катамараны подняли паруса из плетеных циновок, и наша маленькая флотилия вышла в море, направляясь на Мадагаскар. Я снова исполнял обязанности штурмана, пользуясь своим компасом, обращаться с которым, кстати, умели и оба вождя.

Дона пришлось оставить на острове, поскольку ему не нашлось места в баркасе, да и в предстоявшем нам деле он служил бы только помехой. Ухаживать за собой он не разрешал никому, кроме молодого островитянина, которого поймал в кустах той памятной ночью, когда к нам присоединился Саймон; по всей видимости, он считал его своей законной добычей. Туземец относился к нему с изрядным почтением и, кажется, немало гордился тем, что пес так отличал его от остальных.

Мушманго и его брат получили от нас по пистолету. У каждого из них за кушаком торчала кривая сабля великолепной арабской работы, способная на лету разрезать подброшенный волосок. Жрец вместе с сотней воинов низшего ранга остался на острове охранять Священный камень.

К утру третьего дня нашего путешествия мы подошли к мысу Амбр. Мушманго отправился на берег и вернулся с известием, что оба судна все еще стоят на якоре, а пираты пьянствуют и бездельничают после недавней победы над маврами. Как донесли ему его осведомители, бестимараканские вожди очень злы на пиратов за то, что те повадились красть женщин и девушек из ближайших селений, используя их в качестве наложниц. Других пиратов, кроме них, в Маритане не было.

Я все время боялся случайно встретить оба судна в открытом море или, по крайней мере, не застать их в Маритане. Теперь же, воодушевленные благоприятными известиями, мы налегли на весла, поскольку стоял полный штиль, и двинулись на юг вдоль барьерного рифа.

В десяти милях от Маританы мы высадились на берег, оставив катамараны под присмотром дружественных бестимараканцев, и закончили свой переход пешком, двигаясь по извилистым лесным тропам, известным только аборигенам. Этот последний отрезок пути мы прошли ночью. Путь нам указывали местные проводники-следопыты, уверенно шагающие впереди ритмичной походкой, ориентируясь в темноте, как кошки. Дважды до нас доносился отдаленный рокот барабанов. Известие о нашей экспедиции уже успело распространиться по всему побережью, и вскоре от короля Демпаино прибыл гонец с обещанием поддержки и покровительства.

На рассвете мы подошли к границе джунглей, которые обрывались на высоком скалистом берегу широкой реки, спокойно несущей свои воды к недалекому океану. На противоположном, пологом берегу виднелся бревенчатый блокгауз, окруженный высоким прочным частоколом, а рядом располагались деревянные хижины небольшого поселка, по всей видимости, пустовавшие. «Когда-то, — объяснил нам Майкл, — здесь была колония знаменитых флибустьеров Миссона и Тига, а потом Бауэна». Из трубы на крыше блокгауза поднималась струйка дыма. У берега стояла шхуна. Баркентины не было видно.

Майкл настаивал на немедленном нападении, но Мушманго из соображений дипломатии предложил сперва нанести визит вежливости королю. Трудно было удержаться от соблазна как можно скорее покончить с врагом; однако мы, пересилив себя, поднялись немного вверх по реке и вошли в селение, где находилась резиденция Демпаино. Мушманго первым удостоился аудиенции, а затем и прочие предстали перед королем. Он принял нас во всем блеске своих регалий, под шелковым зонтиком — символом его верховного владычества. Это был довольно пожилой толстяк, обрюзгший из-за малоподвижного образа жизни, с обвислым животом и с маленьким безбородым лицом, пухлым, как у младенца. Он очень сердечно приветствовал нас, хотя, как мне показалось, временами мог быть чрезвычайно жестоким.

На меня и сэра Ричарда он обратил мало внимания. Зато многочисленные золотые цепочки, длинный плащ и в особенности арабский язык Саймона произвели на него такое впечатление, что он принял его за нашего вождя. Тем не менее он был со всеми нами весьма любезен и пообещал выделить в поддержку нашему отряду полсотни своих телохранителей. Такое подкрепление оказалось как нельзя более кстати, поскольку все телохранители оказались вооружены мушкетами, правда, старыми и порядком изношенными, но до сих пор еще способными производить выстрелы.

Мы пересекли реку по самому солнцепеку, перед полуднем, невзирая на невыносимую жару, ибо надеялись застать пиратов врасплох, прячущихся от зноя где-нибудь в тени. «Золотая Надежда» снялась с якоря накануне днем и отправилась на перехват другого марокканского судна, появившегося, по слухам, неподалеку у восточного побережья и державшего курс на север. У шхуны во время сражения с бригом был поврежден руль, и она оставалась на стоянке для ремонта, который проводили подданные короля Демпаино по указаниям и под присмотром пиратов. Большинство последних, однако, ушли на «Золотой Надежде», и, насколько нам удалось установить, ни Пайка, ни Фентона, ни Симпкинса среди тех, кто остался на берегу, не было.

Бой был недолог и не принес нам большой славы. Представьте себе: сотня темнокожих туземцев невидимо и неслышно подкрадывается под прикрытием высокой травы к частоколу; затем они с душераздирающими возгласами и визгом карабкаются через его заостренные наверху бревна; тучи дротиков и стрел, грохот выстрелов, воинственные крики, стоны, тупые удары боевых палиц и топоров, — и вот мы, не успев даже принять участие в битве, становимся свидетелями жуткого зрелища: окровавленные трупы двенадцати мятежников, исколотые и изрубленные, валяются здесь и там на площадке перед блокгаузом, напоминая чудовищных дикобразов из-за неимоверного количества стрел и дротиков, торчащих в их телах, все еще вздрагивающих, когда туземцы, подойдя, выдергивают из них свое оружие…

В четырех убитых пиратах я узнал матросов с «Золотой Надежды», восемь, по свидетельству Саймона, были членами команды «Сокола». Еще двое находились на борту шхуны и при первых же криках и выстрелах на берегу пытались бежать, обрубив причальные канаты. Мы захватили шхуну прежде, чем она успела уплыть далеко по течению реки, и, как приятно было снова ступить ногой на палубу судна! Она была загажена и носила на себе следы дикого разгула, которому предавались пираты; кроме того, шхуна выглядела неопрятно и неряшливо из-за необтянутых снастей, которыми играл ветер, и кое-как закрепленных парусов, но она была наша, и, завершив ремонт руля, мы быстро привели ее в надлежащий вид.

— Не возьмете ли вы на себя командование шхуной, мистер Пенрит? — спросил Саймон. — У вас это получится лучше, чем у меня.

Глаза сэра Ричарда помрачнели и затуманились. Ему было явно не по себе, когда кто-то другой, пусть даже временно, отнимал у него главенствующую роль. Он приналег на «токе», которым в изобилии снабдил нас король Демпаино, и в мрачном молчании удалился в каюту.

Ближе к вечеру мы спустились вниз по реке и вышли в море, миновав проходящую невдалеке от берега подводную песчаную косу. Подул свежий ветер. Я дал команду ставить паруса, и Майкл с семью матросами — трое из прежнего экипажа «Золотой Надежды», помня предательство Пайка по отношению к ним, старались не отставать от остальных, — живо приступили к работе. Чернокожие «андевос» тянули снасти так усердно, что огромные полотнища парусов разворачивались легко, точно лепестки цветка. Кливера и стаксели, грот и фок без рифов, а также верхние марсели были поставлены во мгновение ока, и шхуна заплясала на крутой океанской волне.

Она была прелесть, наша шхуна: стройная и грациозная, как лебедь, быстрая, как птица, чье название она носила. Я принял штурвал от Майкла ради истинного наслаждения управлять ею. Ветер дул с кормы, и мы быстро набрали неплохую скорость. Шхуна вздрагивала от малейшего поворота штурвала, как чистокровный жеребец от прикосновения шпоры, и на каждый порыв ветра отвечала изящным поклоном и стремительным рывком вперед. Только ураганный западный ветер, который гнал «Золотую Надежду» вдоль тридцать восьмой параллели, позволил нам догнать и перегнать ее; при равных условиях шхуна могла бы дать баркентине фору величиной в целую лигу из пяти и оставить «Золотую Надежду» неуклюже ковылять сзади в струе своего кильватера.

— Самое шустрое суденышко из всех, встречавшихся мне на морях, — заявил Майкл. — И самое фигуристое! Ах, как великолепно оно идет!

Шхуна не шла — она бежала, неслась, перелетала с волны на волну, причем каждый дюйм ее парусины честно служил своему назначению. Ночь была темная, если не считать звезд, но мы не зажигали огней. Линия прибрежных рифов ярким фосфорическим сиянием светилась во мраке, и мы, обогнув ее, пошли вдоль ее границы, пользуясь ночным бризом, длинными галсами уходя в море и возвращаясь назад. Даже ночью мы не прекращали поисков. Охотничий азарт охватил нас всех до такой степени, что мы ощущали нетерпеливое покалывание в кончиках пальцев. Толпа туземцев высыпала на палубу, поблескивая в темноте остро отточенными наконечниками копий, переговариваясь на своем щебечущем птичьем языке, настороженно, как и мы, ожидая встречи.

— Отличное судно, мистер Левисон, — сказал я, испытывая потребность поделиться с кем-нибудь своими чувствами.

— Однако вы обогнали его, — резонно возразил он, хоть и понимал, как и я, что главная заслуга в этом принадлежала не мне, а покойному капитану Томпсону.

Сэр Ричард угрюмо сидел в каюте. Мушманго и второй вождь некоторое время составляли ему компанию, но вскоре присоединились к нам на юте, прислушиваясь к разбойничьему посвисту ветра в такелаже, к глухому говору невидимых в темноте людей, к шипению воды у бортов, ощущая под ногами трепещущую, словно живое существо, палубу красавицы-шхуны.

Наступил день, а мы все еще продолжали ходить зигзагами взад и вперед, подобно охотничьему псу, ищущему потерянный след. Ветер не менялся, и мы час за часом выдерживали крейсерскую скорость в одиннадцать узлов, а то и больше. Солнце медленно поползло вниз, в сторону синих горных вершин, и на восточном горизонте начали постепенно сгущаться сумерки в виде прозрачной туманной дымки, легкой и переменчивой.

Майкл первым заметил дрожащую искру у горизонта, пробившуюся сквозь полумрак, то затухающую, то разгорающуюся более ярко.

— Горящее судно! — закричал он. — Клянусь Святым Причастием, а вот и баркентина!

Действительно, вынырнув из тумана, нам навстречу медленно шла «Золотая Надежда». Настигнув свою жертву и предав ее огню, она сама в сражении сильно пострадала. В подзорную трубу были видны ее полураспущенные, мешком свисающие на реях паруса, у которых картечь и ядра перерубили шкоты и сезени. По мере приближения баркентины стали заметны зияющие дыры в ее фоке и гроте, пробитые ядрами. На фок-мачте полоскалась по ветру черная тряпка пиратского флага.

— Они идут нам навстречу, дурачье, — сказал Майкл. — Они уверены, что мы вышли сопровождать их до стоянки!

— Так оно и есть, — согласился я. — Майкл, всем матросам придется заняться пушками. Я встану за штурвал. Мы должны подойти к баркентине как можно ближе и взять ее на абордаж. Нам нельзя преждевременно раскрывать свои карты, иначе они не подпустят нас к себе, а их орудийного и мушкетного огня нам просто не выдержать.

— Верно, вся хитрость в том, чтобы взять ее на абордаж. Нужно попытаться проломить ее корпус, но так, чтобы не потопить. Главное — сойтись в рукопашную. Мы отправим их всех на завтрак акулам!

— Орудия заряжены? — спросил я.

— Мы поперчим их картечью и шрапнелью. В носовую пушку забит двойной заряд. Эмбер, поставь несколько черномазых на подноску ядер и пороха. Да проследи, чтобы порты легко открывались!

Я обернулся к Мушманго.

— Прикажи своим людям хорошо укрыться, спрятаться, понимаешь? — сказал я. — У нас мало мушкетов. Нам надо подойти к ним вплотную и стрелять лишь тогда, когда каждый выстрел точно попадет в цель. А до тех пор пусть они думают, будто мы их союзники, понял?

Вождь стоял, опершись на свою обнаженную саблю, с воинственным выражением на светло-шоколадном лице.

— Моя понимал, — сказал он. — Ты их обманывать, верно? Они думать, ты — Друг, пока ты им не отрезал голова. Очень хорошо! — и он принялся энергично распоряжаться, отдавая приказы своим людям.

Сэр Ричард поднялся наверх. Было очевидно, что он либо нашел доступ к запасам туземного вина на борту, либо позаботился о создании собственного резервного фонда в каюте.

— Кажется, наконец-то мы их выследили, мистер Пенрит? — спросил он, икая.

— Не пройдет и часа, как начнется бой, сэр Ричард, — ответил я. — Я позову вас, когда настанет время.

— Что такое? Вы меня позовете? — деланно возмутился сэр Ричард. — Думаете, я пьян? Хотите отстранить меня от сражения? На том корабле находится мой племянник, сударь! И я буду первым, кто окажется у них на борту!

Не было смысла вступать с ним в пререкания, особенно в том настроении, в котором он пребывал. Я все свое внимание уделял штурвалу и не мог тратить время на уговоры. Саймон успокоил его и отвел вниз.

Баркентина с развевающимся на мачте черным флагом приближалась, и «Сокол» несся по предзакатному морю к ней навстречу.