Майкл явился на ют с донесением. Он повязал лицо красным платком, чтобы скрыть бороду; второй платок на голове прикрывал его черную шевелюру. Золотые серьги болтались в его ушах, горбатый нос хищно раздувался — все показывало, что он предвкушает скорую битву. Могучие руки его, обвитые толстыми канатами вен, были обнажены; тяжелый палаш свисал у его бедра. На поясе, между широким кожаным ремнем и шелковой перевязью красовался целый небольшой арсенал из ножей и пистолетов.
Не довольствуясь этим, он заткнул еще пару пистолетов в хитроумно завязанные узлы своего шейного платка. Глаза его горели, устремленные куда-то в глубь себя; этот человек был явно одержим дракой. Он был идеальным бойцом, настоящим викингом, и не удивительно, подумал я, что Девис семь дней и ночей сражался с тяжело вооруженными испанскими кораблями и победил, имея за собой таких парней, как Черный Майкл.
Это был тип, который выкристаллизовался в британском горниле из римлян, норманнов и саксов, сплавленных в единое целое; тип, который способен был пронести Львиный Штандарт по всем морям и пустыням и, однажды водрузив его, стал бы сражаться за него до последнего вздоха. Истинный воин, бесстрашный бульдог, он не знал поражений, потому что, пока в нем теплилась хоть искра сознания, его не покидала уверенность в победе. Глядя на стоявшего передо мной вчерашнего буканьера, энергичного, умелого и решительного, я верил, что и моему духу присущи подобные свойства.
— Мы должны держать их в заблуждении до последнего момента, — сказал я Майклу. — У них по девять пушек с каждого борта против наших пяти, да и калибр покрупнее. То же касается и бакового орудия. Пусть все, кто не может сойти за их сообщников, уберутся с палубы и не высовываются наружу. Стоит пиратам только увидеть голого туземца с копьем, и они тут же откроют огонь. Высота их бортов дает им все преимущества.
И в самом деле, баркентина имела множество преимуществ перед «Соколом». Прежде всего, она была двухпалубным судном, и пушки ее, расположенные на нижней палубе, были защищены не только с бортов, но и сверху толстым палубным настилом. На борту ее находилось не менее полусотни пиратов, а если прежняя команда «Сокола» была подобрана согласно требованиям Симпкинса, то она состояла из «надежных людей, знающих морское дело и умеющих постоять за себя». Благодаря высоте надводных бортов баркентины, пираты могли вымести палубу «Сокола» картечью и шрапнелью, точно метлой, к тому же плотная толпа наших меднокожих союзников представляла собой отличную цель для их мушкетных залпов.
— У них подняты абордажные сетки, — проворчал Майкл.
— Наши тоже нам не понадобятся, — ответил я. — Нельзя пускать их к себе на палубу.
— Верно, надо покончить с ними как можно скорее. Мешкать нам некогда. Взгляните на солнце — и на вашего темнокожего братца!
Он понизил голос, указывая на Мушманго. Тот стоял, с тревогой глядя на закатное солнце, слишком низко опустившееся над отдаленными вершинами горной цепи.
— Если битва затянется, — продолжал Майкл, — то с наступлением темноты черномазые побегут. Днем они дерутся как сущие дьяволы, но верят, что ночью без защиты жреца с его заклинаниями душу человека похищают демоны мрака.
— День кончится лишь через час, — возразил я. — И сумерки продлятся долго, поскольку солнце садится не в море, а за вершины гор.
— Это нам на руку, — согласился Майкл. — Хотелось бы знать, умеют ли островитяне метко бросать камни? У нас не так много пороха и ядер, зато большой запас ручных гранат.
— Раздай их всем, — приказал я. — Объясни, как поджигать фитиль и что произойдет, если вовремя не швырнуть гранату в цель. Постой-ка, мне кажется, на баркентине подняли какие-то сигналы. Можешь их разобрать?
«Золотая Надежда» находилась от нас на расстоянии полумили. Ветер, поутихший к вечеру, благоприятствовал нам, потому что «Сокол» чутко повиновался малейшему его дуновению, чего, судя по моему прежнему опыту, никак нельзя было ожидать от грузной и неповоротливой баркентины. На носу ее грохнул орудийный выстрел, и ядро шлепнулось у нас по курсу, взметнув фонтанчик брызг; на клотике фок-мачты появилось несколько сигнальных флагов.
— Черт их разберет, — в сердцах выругался Майкл. — Какая-то тарабарщина! Наверное, условный код.
— Отвечайте выстрелом из пушки, — распорядился я. — Надо отвлечь их внимание и заморочить им голову, раз мы не можем ответить на их сигнал.
Вдоль фальшборта, скорчившись, словно сельди в бочонке, лежали туземцы. Лучи заходящего солнца, почти полого падавшие на гладкие доски палубы, высвечивали круглые белки их выпученных глаз и пророчески окрашивали в красный цвет наконечники их копий.
При звуках пушечных выстрелов Саймон и сэр Ричард появились на корме. Мушманго притаился за штурвалом, нервно проводя пальцами по острию своей кривой турецкой сабли. Второй вождь находился на носу вместе с туземцами. Канониры заняли свои места. Краем глаза я уловил сверкание искры осторожно раздуваемого запального фитиля для гранат. Расстояние между судами постепенно сокращалось.
С полдюжины человек столпилось на палубе баркентины. Один из них держал в руке коническую трубу рупора.
— Эй, на «Соколе»! — закричал он. — Почему не отвечаете на сигналы?
Крышки орудийных люков в борту баркентины приподнялись, и зловещие дула выглянули на нас оттуда. Дольше медлить было нельзя.
— Ответь им, Майкл, — приказал я. — И сразу открывай огонь!
Бывший буканьер, пренебрежительно отказавшись от моего рупора, приложил ладони ко рту и громогласно проревел боевой клич флибустьеров:
— За борт!
Одним прыжком он очутился на палубе, отдавая команды канонирам:
— Выше прицел, Эмбер! Продрай им палубу так, чтобы у них полопались глаза! Круши их!
Мы шли правым галсом, и шхуну буквально встряхнуло от залпа наших кормовых орудий. Сквозь густой и едкий пороховой дым, разделяющий нас, я разглядел вспышки ответных выстрелов. Вражеское ядро пропахало борозду вдоль нашей палубы, собрав кровавую жатву среди туземных воинов, которые вскочили на ноги, размахивая копьями и издавая яростные вопли.
— Всем лечь и укрыться! — закричал я. — А теперь, Майкл, лево на борт! Круто под ветер!
Я прикинул расстояние, и шхуна резко увалилась под ветер, срезав нос «Золотой Надежде»; впервые за все время плавания на ней я испытал удовлетворение от того, что он у нее такой неуклюжий. Круто повернув через фордевинд, я проскользнул мимо баркентины, снова накрыв ее бортовым залпом. Наш маневр оказался настолько быстр, да к тому же густое облако дыма при почти полном безветрии так надежно скрывало нас от противника, что их запоздалый ответный залп причинил нам мало вреда.
Очутившись за кормой баркентины, я вновь круто поменял галс как раз в тот момент, когда солнце впервые коснулось самой высокой вершины далекого горного хребта. Ядро из бакового орудия Майкла, пущенное снизу вверх, разнесло в щепки кормовой подзор «Золотой Надежды», едва не задев ее руль. Встав под ветер, мы бросились вдогонку, чтобы подойти к ней вплотную и взять на абордаж. И тут раздался выстрел длинноствольного кормового орудия баркентины, установленного на поворотном лафете.
Пушка была заряжена картечью и обрывками коротких стальных цепей, которые с диким визгом разлетелись по палубе «Сокола», расщепив фок-мачту, изодрав паруса и заставив с дюжину туземцев скорчиться в предсмертных муках на окровавленном настиле палубы. Пираты лихорадочно торопились перезарядить пушку, прежде чем мы очутимся в мертвом пространстве, но мы успели благополучно проскочить мимо и забросить на корму баркентины абордажные крючья. Острые зазубренные когти тройных стальных «кошек» впивались в дерево бортов, цеплялись за открытые пушечные люки, за натянутые абордажные сети, за ванты и вообще за все, за что можно было зацепиться. Оба судна с треском столкнулись бортами, вздрогнув от килей до клотиков, и мы бросились карабкаться на ванты и реи, засыпая «Золотую Надежду» градом ручных гранат. В это время рявкнули каронады правого борта баркентины, расположенные как раз на уровне фордека «Сокола». Огненный шквал буквально смел все, что находилось на палубе; тяжелое ядро врезалось в уже поврежденную мачту, и та рухнула, увлекая за собой обрывки парусины и перепутанный такелаж. «Сокол» еще пытался удержаться на плаву, цепляясь за баркентину всеми своими баграми и крючьями, но это была его последняя битва. Вода хлынула в разошедшиеся пазы продавленных бортов, и туземцы, подававшие из трюмных погребов картузы с порохом, в панике выскочили наверх.
— На абордаж!
Я слышал еще не раз призывный клич Майкла, когда мы, кто как мог, сломя голову карабкались на палубу баркентины, хватаясь за обрывки абордажных сетей, цепляясь за ванты, прыгая с ноков рей и точно обезьяны перелетая с судна на судно на концах свисающих с мачт оборванных канатов. В дикой сумятице и толчее нас встречали удары заостренных вымбовок, и гандшпугов холодный блеск обнаженных клинков, вспышки мушкетных и пистолетных выстрелов, направленных нам прямо в лицо, но пути для отступления у нас уже не было.
Тот, кто побывал в самой гуще сражения, подобного нашему, едва ли сможет подробно его описать. Я помню, как сэр Ричард хрипло и бессвязно выкрикивал ругательства рядом со мной, когда мы беспорядочной толпой штурмовали абордажные сети; помню сильный запах винного перегара в его дыхании и то, как он пошатнулся, спрыгнув на палубу баркентины и смешавшись с толпой сражающихся. Я видел также, как Майкл, выстрелив из пистолета, швырнул его в лицо противнику, не переставая наносить и парировать удары своим тесаком. Густой пороховой дым окутывал нас в надвигающихся сумерках, и в этом дыму случайно мелькнуло лицо Саймона, суровое, напряженное, с плотно сжатыми губами и блестящими глазами. Подле него, ни на шаг не отступая, находился его юный секретарь.
Я разрядил пару своих пистолетов в толпу наседавших на нас пиратов и бросился в схватку со шпагой в руке. Эмбер был рядом со мной. Он предпочел тесаку длинный кривой нож, резонно считая его более подходящим оружием в страшной тесноте и сутолоке палубной драки. Мой собственный клинок застрял между ребрами какого-то зловещего вида бандита и, когда тот упал, едва не вырвался у меня из рук.
Краем глаза я заметил широкое лезвие топора, взметнувшееся над моей головой, пока я пытался освободить свою шпагу. Левая рука Эмбера, точно волосатая змея, молниеносным движением перехватила запястье пирата, а правая в мгновение ока вспорола ему живот, как брюхо у селедки. Бандит с воплем свалился к моим ногам, в предсмертных конвульсиях хватая меня за лодыжки, так что я с трудом освободился от его сведенных судорогой пальцев. Впереди меня Саймон бесстрастно, словно на уроке фехтования, уложил наповал своего противника.
Вскоре в пистолетах не осталось ни одного заряда, а перезаряжать их было уже некогда. Настал черед холодной стали, которая вскоре разогрелась и начала дымиться от пролитой крови. Андриананцы и люди короля Демпаино с дикими воплями орудовали копьями и дротиками, и постепенно мы оттеснили пиратов к срезу полуюта и даже загнали некоторых на трап, ведущий на ахтердек.
Тут я снова увидел Майкла, ревущего, точно разъяренный бык; стремясь настичь какого-то бандита, он расталкивал толпу направо и налево, прокладывая себе дорогу могучими ударами тесака. Преследуемый пират, пятясь, пытался скрыться от него, ища спасения за спинами двух своих товарищей. Тесак Майкла снес полчерепа у одного из них. На моих глазах голова пирата развалилась, как перезрелый арбуз, и, хоть я и торопился на выручку сэру Ричарду, которому приходилось туго, тем не менее мне удалось узнать в трусливом беглеце Сэма Пайка.
Палуба стала скользкой от крови. От шпаги сэра Ричарда остался только обломок в несколько дюймов, а его лицо в сгущающихся сумерках выглядело серым и изнуренным. Ложное ощущение силы и бодрости, вызванное опьянением, улетучилось, оставив после себя дрожащие руки и неверный взгляд. Не добежав до него двух шагов, я увидел, как он поскользнулся, и один из пиратов пырнул его ножом. Сэр Ричард бессильно опустился на доски палубы, а я успел сделать выпад и вонзить шпагу в бок ликующего победителя, прямо под мышку, под его поднятую руку.
Позади меня раздался громкий предостерегающий окрик и злобный вопль; я резко обернулся и очутился лицом к лицу с двумя обнаженными по пояс мускулистыми бойцами. Один из них, хищно оскалив зубы, набросился на меня; другой — это был Мушманго, — взлетев по трапу, издал воинственный клич, закончившийся на выдохе коротким взвизгом, и единым махом своей чудодейственной сабли распластал нападавшего чуть ли не на две половины, словно тушу барана во время состязания мясников.
На шкафуте туземцы уже брали верх над пиратами. Разъяренные тяжелыми потерями, они дрались в сгущающемся мраке так, будто каждый их удар был последним. До меня донеслись крики о пощаде. На ахтердеке Мушманго преследовал бегущую фигуру, мотнувшуюся к кормовому ограждению. В то время как беглец вскарабкался на балюстраду фальшборта, арабский клинок впился ему в шею у основания черепа. Голова несчастного полетела за борт, а обезглавленное туловище рухнуло на палубу. Вождь обернулся ко мне, сверкнув белозубой улыбкой.
— Ему больше не воевать, — сказал он.
Победа была на нашей стороне. Шесть или семь распростертых фигур неподвижно лежали на ахтердеке, среди них и сэр Ричард. Только я и Мушманго стояли на собственных ногах. Я опустился на колени подле сэра Ричарда и приподнял ему голову. Глаза его были открыты, и он находился в полном сознании.
— Боюсь, со мной все кончено, друг мой, — проговорил он. — Кровь скапливается внутри и не вытекает наружу. Мы победили?
Эмбер поднялся по трапу и подошел к нам. Зияющая резаная рана шла поперек его широкой груди, раскрываясь в такт с учащенным дыханием, но он только пренебрежительно рассмеялся и махнул рукой.
— Это всего лишь царапина, даже ребра не задеты, — сказал он. — Дело сделано, шкипер; остались кое-какие мелочи. Ну и дьяволы же эти островитяне! Дай им волю, так они всех до одного перережут, никому не дадут пощады! Шхуна затонула. Мы обрубили канаты у грапнелей, и она пошла ко дну.
В пылу сражения я не обратил внимания на то, как сильно накренилась «Золотая Надежда» под тяжестью тонущей шхуны и как ее резко качнуло, когда она наконец освободилась. Я просто не заметил исчезновения «Сокола».
— Надо отнести сэра Ричарда в каюту, — сказал я. — Где Майкл?
— Охотится за Ластоногим Фентоном. На баке осталась последняя горстка пиратов. Остальные получили свое сполна!
Мушманго отправился на фордек для участия в финальной драке, а мы с Эмбером отнесли сэра Ричарда в его бывшую каюту.
— Вы нашли Фрэнка? — спросил он.
В суматохе последних событий я совершенно забыл о парне. По правде говоря, у меня не было ни времени, ни возможности искать его.
Я осмотрел все каюты и вышел на палубу. Залитая кровью, она представляла собой ужасное зрелище. Трупы туземцев и англичан вперемешку валялись повсюду. Раненые стонали, корчась от боли, либо молча сидели у фальшборта, или висели на нем, точно безжизненные мешки, или ползли по палубному настилу, оставляя за собой кровавый след, умоляющим жестом протягивая руки, прося о помощи или о капле воды. Ни Фрэнка, ни Питера Хиггинса среди них не было. Спотыкаясь о тела мертвых и раненых, я пробирался на нос. Последние лучи угасающего солнца дрожали над четкими силуэтами далеких горных вершин. Через несколько секунд наступит полная темнота.
На носу схватка все еще продолжалась. Группа людей сражалась из последних сил. От них отделилась окровавленная фигура, и вторая бросилась следом за ней. Я узнал Фентона и Майкла. Фентон был безоружен, и гримаса ужаса застыла на его лице. Могучая рука Майкла схватила его за плечо и одним движением развернула к себе. Быстро наклонившись, гигант выхватил у лежавшего рядом трупа палаш и сунул его в руку упирающемуся Фентону.
— Бери и сражайся, трусливый ублюдок! — заревел Майкл. — Дерись, проклятая трюмная крыса! Ты ведь был с Девисом, не так ли, — ты, подлый убийца из-за угла? Так держи это!
Странный визгливый вопль сорвался с губ Фентона, и он действительно, точно загнанная в угол крыса, внезапно в отчаянье принялся наносить яростные удары, каждый из которых Майкл молча парировал с угрюмой насмешкой на почерневшем от копоти и запекшейся крови лице. Его шейный платок был сорван, и в густой бороде и длинных волосах бывшего буканьера мелькали багровые пятна; впрочем, как оказалось впоследствии, он просто вытирал о них скользкие от крови руки. Визгливые стоны продолжали вырываться из груди Фентона с каждым его вздохом, и вдруг неожиданно, словно кто-то сразу задул гигантскую лампу, нас окутал кромешный мрак, и мириады звезд засверкали на небосводе, постепенно разгораясь все ярче и ярче.
Свирепые удары клинков высекали снопы искр, как на точильном камне. Затем раздался голос Майкла:
— А теперь — получай!
Послышался стон и тупой стук упавшего тела. Гигант обернулся ко мне.
— Долг выплачен сполна, — сказал он. — Сэм Пайк больше не будет распевать свои песни. Я перерезал ему глотку. Фентон солгал в последний раз в своей жизни. Я расплатился за Мартина. А вы нашли своего парня, сэр?