Когда Дэйзи спустилась к завтраку, Роджер Абернати уже сидел на своем месте во главе стола. Увидев гостью, он отодвинул от себя нетронутую тарелку с копченой сельдью и привстал.

— Нет-нет, не вставайте, пожалуйста. — Дэйзи села на стул рядом с ним. — Может, вам стоит еще отдохнуть, мистер Абернати?

— Мисс Дэлримпл, верно? — Он робко улыбнулся. — Мне уже гораздо лучше, а в девять придет ученик, не могу его подвести.

— Вы по-прежнему ничего не едите.

— Съем тост, — сказал он извиняющимся тоном. Губы его задрожали. — Беттина предпочитала копченую сельдь на завтрак по понедельникам, а я сельдь не очень люблю.

Дэйзи было непонятно, почему все должны есть то, что нравилось Беттине, но сама она сельдь любила, поэтому сказала:

— Я, пожалуй, съем.

Взяв себе тарелку с рыбой, она передала хозяину серебряную корзиночку с тостами и тарелочки с маслом и мармеладом.

Послушно взяв тост, Абернати какое-то время сидел, задумчиво уставившись на него, словно забыл, что это.

— Мюриэл огорчится, если вы не поедите, — мягко заметила Дэйзи, отделяя ножом кусочки сельди.

— Ах да, простите, мисс Дэлримпл, я пренебрегаю обязанностями хозяина. Налить вам кофе? Или позвонить, чтобы принесли чай?

— Я выпью кофе, спасибо. — Она передала ему свою чашечку.

Мистер Абернати наполнил ее и передал обратно, потом, спохватившись, предложил сливки и сахар.

— Простите, — снова извинился он.

— Какая может быть еда, когда ощущение такое, что мир рушится. — Перед глазами Дэйзи отчетливо встал день, когда пришло известие о том, что санитарный автомобиль Майкла подорвался на мине.

Абернати посмотрел на нее, словно впервые по-настоящему увидел.

— Вы потеряли кого-то на войне?

— Брат погиб. — Она замолчала, не решаясь продолжить. Глаза, увеличенные толстым линзами очков, смотрели на нее с участием. — Потом жених. Не хотел воевать по религиозным соображениям, водил санитарный автомобиль. Я знала, что это риск, ведь он был на войне, пусть и не с оружием в руках, но все равно потрясение… — Ком в горле не дал ей договорить. Роджер Абернати ободряюще похлопал ее по руке. — А вам, наверное, в десять раз хуже. Все случилось так неожиданно.

— Я думал, что умру, — сказал он тихо. — Я надеялся, я хотел умереть. Беттина составляла всю мою жизнь. Все удивлялись: что такая красивая, талантливая девушка нашла в скучном недотепе-домоседе, намного старше ее, да к тому же небогатом? Когда я женился на ней, она была как дитя, ей нужен был тот, кто позаботится о ней. И еще я мог ей помочь. И помог. Ее голос заиграл, как чудесный музыкальный инструмент, достойный лучших оперных сцен мира.

Дэйзи ничего не сказала. Помолчав, Абернати вздохнул и продолжил:

— Бедняжка сама мешала своему успеху. Знала себе цену и всегда поступала по-своему. Из страха отвратить ее от себя, я предоставил ей свободу, которой она так жаждала. Наверное, мне не следовало так поступать?

— Кто знает? Иначе вы могли потерять ее навсегда. — Стушевавшись, Дэйзи попыталась оправдаться: — Я имею в виду…

— Что она ушла бы от меня к кому-нибудь из любовников? — договорил он. — Не стала бы сохранять видимость брака? Вы думали, я не знаю? Я с самого начала понимал, что верна она мне не будет и измена — лишь вопрос времени. Красивая и молодая, она всегда получала то, что хотела. А моей любви она не хотела. Оставалось лишь потакать ее слабостям.

В других обстоятельствах Дэйзи, возможно, заявила бы ему, что это бесхарактерность, как и у миссис Говер. Увы, теперь слишком поздно. Беттина мертва, и никакими заявлениями этого не исправишь.

Стремясь избавиться от чувства неловкости, Дэйзи сердечно приветствовала вошедшую в столовую Мюриэл.

— Доброе утро, Дэйзи, — ответила та.

Выспавшаяся Мюриэл выглядела лучше. На ней было траурное платье, а черный, как еще вчера отметила про себя Дэйзи, очень ей шел. Почти бодрой походкой она обошла стол и села по другую руку от Абернати.

— Роджер, как вы себя чувствуете?

— Вполне в состоянии работать.

— Тогда в гостиной. Чтобы не спускаться по лестнице в музыкальный салон. Но я могу позвонить ученикам и отменить уроки. Не надо было позволять мне так долго спать.

— Это я виновата, — сказала Дэйзи. — Я попросила служанку не будить вас. Ваши родители ведь едут из Норфолка? Даже если они выехали самым ранним поездом, дорога все равно займет несколько часов.

— Да. — Мюриэл покраснела. — Мистер Левич обещал позвонить утром — узнать, не надо ли чем-нибудь помочь.

— Яков Левич? — В голосе Абернати послышалось облегчение. Должно быть, он рад, что с него хоть частично снимут бремя единственного мужчины в доме. — Это хорошо. Левич — приятный человек. С вашего позволения, пойду подготовлюсь к уроку.

Только когда за ним закрылась дверь, Дэйзи заметила, что он так и не съел тост.

Берил принесла еще сельди, тостов и чай для Мюриэл. Склонившись над тарелкой с костлявой рыбой, Мюриэл поинтересовалась:

— Вы не будете против, если зайдет мистер Левич?

— Боже мой, нет, конечно. С чего бы мне быть против?

— Он еврей. Многие из тех, кто подходит к нему в антракте, поздравляют, даже руку жмут, никогда не приглашают его к себе домой.

— Круглые идиоты эти многие! — фыркнула Дэйзи. — Верите ли, моя лучшая подруга Люси примерно так же относится к мистеру Флетчеру лишь потому, что тот полицейский. Вам нравится мистер Левич?

— Нравится! Я… Он просто друг. Наш хор довольно часто выступает с оркестром, мы видимся на репетициях, иногда разговариваем. Раз или два он дарил мне билеты на свои сольные выступления и концерты камерного оркестра. Только и всего.

— Так все и начинается, — ободряюще сказала Дэйзи, отчего Мюриэл еще больше покраснела и снова принялась пристально изучать рыбу на тарелке.

В дверь позвонили. Мюриэл мгновенно перестала изображать интерес к завтраку и прислушалась. В холле раздался мужской голос, потом служанка ответила:

— Мисс Уэстли вас ожидает. Прошу, проходите.

— Боже мой, — смятенно проговорила Мюриэл, — чем же он может помочь?

— Придумаем что-нибудь, — пообещала Дэйзи.

В этот самый момент раздалась трель телефонного звонка. Воспользовавшись им как предлогом, Мюриэл поспешила в холл, а Дэйзи последовала за ней. Берил, держа довольно поношенную шляпу мистера Левича в одной руке, другой взяла трубку.

— Из «Дейли скетч», — взволнованно объявила она.

— Газетчики? — спросил мистер Левич. — Будете с ними говорить, мисс Уэстли?

— Нет!

— Тогда я поговорю. — Он взял трубку у служанки. — Алло? Прастите, но я не говорить по-англиски, — сказал он с нарочито сильным акцентом и положил трубку.

Дэйзи захлопала в ладоши. Левич улыбнулся ей. Когда вскоре после этого репортеры принялись один за другим звонить и в дверь, Левич разбирался с ними тоже и одновременно отвечал на телефонные звонки, невозмутимо изображая полное непонимание того, что ему говорят. Постепенно поток репортеров иссяк.

В перерывах все, кроме Абернати, который занимался в гостиной, возвращались в столовую. За одним концом стола тихо беседовали Мюриэл с Левичем, за другим Дэйзи делала пометки о том, что услышала в Альберт-Холле — вдруг забудется что-то важное, о чем нужно рассказать Алеку.

Через холл до них долетали звуки вокализов и отрывков из арий, сначала в исполнении тенора, а потом контральто.

Когда у Абернати закончились уроки, Мюриэл и Дэйзи, оставив мужчин вдвоем, поднялись в спальню Беттины.

— Я попросила Элси упаковать ее одежду, — грустно сказала Мюриэл. — Может быть, слишком скоро, но отцу с матерью придется жить в этой комнате, другой просто нет. Надеюсь, они не будут возражать.

— Можно ведь поехать в отель, — заметила Дэйзи.

Спальня, в которой она ночевала, была слишком мала для двоих, и, судя по расположению комнат, спальни Мюриэл и Абернати были не больше.

Навстречу им вышла горничная, худощавая женщина с таким лицом, будто она обижена на всех и вся. В руках у нее была охапка туфель. Интересно, Тому Трингу удалось узнать у нее хоть что-нибудь новое?

— Уберу их в кладовку, — сказала горничная. — В чемоданах уже места нет. Вы дадите мне расчет сегодня?

— Да, Элси, чуть позже. Больше там ничего не осталось?

— Бюро не могу открыть. У сержанта был ключ из сумочки мадам, но он только убедился, что ящик заперт и запасного ключа нет, а этот снова унес с собой.

— И не посмотрел, что там?

— Сержант Тринг не станет этого делать, — заметила Дэйзи, — без специального разрешения.

— А еще драгоценности, мисс, — с напором продолжала горничная. — Вы не сказали, что…

— Я займусь ими. Пожалуйста, скажите Берил, чтобы она заправила постель.

Вслед за Мюриэл Дэйзи вошла в бело-голубую спальню. Пустой гардероб с распахнутыми дверцами напоминал гроб. Мюриэл поспешно отвернулась и прошла к туалетному столику. Среди аккуратно рассортированных щеток, гребней и косметических принадлежностей лежали три кожаных футляра с драгоценностями.

— Разве она не в сейфе их хранила или хотя бы где-нибудь под замком? — удивилась Дэйзи.

— Нет, Беттина могла часами их перебирать и любоваться камнями. Все ее… поклонники дарили ей драгоценности. Стоимость ей была не так важна, скорее, они были чем-то вроде…

— Трофеев? Теперь они ваши?

— Полагаю, да, но как вы узнали?

— Не секрет, что Беттина все завещала вам.

— Она иногда прилюдно грозилась, что изменит завещание, если я не сделаю то, что она хочет. — Мюриэл опустилась на табурет около столика и закрыла лицо руками.

— Как жестоко!

— Я не поэтому была рядом. Я обещала родителям заботиться о ней, да и пойти мне было некуда, кроме родительского дома. Однако она считала, что имеет полную власть надо мной и над бедным Роджером. Говорила, что он женился на ней, воспользовавшись ее молодостью и неопытностью, но ничего от нее не получит. Можно подумать, была хоть малейшая вероятность, что она умрет раньше!

— Все же так и случилось, — напомнила ей Дэйзи.

— Да, так и случилось. — Мюриэл подняла на нее сухие глаза. — И если окажется, что все и правда достанется мне, я верну мистеру Марченко его проклятые фамильные драгоценности, остальное продам, а деньги отдам мистеру Левичу, чтобы он перевез сюда родителей из Польши!

Дэйзи была слишком поражена, чтобы говорить о практической стороне вопроса или предупредить Мюриэл о том, что полиция сочтет наследство веским мотивом для убийства сестры, и смогла только воскликнуть:

— Его родителей?

— Да, они не могут уехать из Польши без документов и денег. Яша, то есть мистер Левич, откладывает каждый пенс на то, чтобы перевезти их сюда.

— Яша?

— Он сам просил меня так его называть. — Глаза Мюриэл сияли. — Это уменьшительное от Яков.

— Я говорила, что так все и начинается. — Дэйзи улыбнулась, хотя внутри по-прежнему чувствовала холодок. Про завещание все знали; Яков Левич отчаянно нуждался в деньгах; он сошелся с корыстной наследницей, Беттина умерла.

Дэйзи ни на минуту не верила, что Мюриэл или Левич могли убить Беттину; тем не менее у Алека будут веские причины подозревать обоих.

То, что Беттина пыталась их разлучить, только усугубляет дело. Но это со зла выпалил Марченко. Обиженный украинский бас вообще много несусветной чепухи наговорил. Беттину и так было кому ненавидеть.

Мюриэл подергала крышку бюро.

— Заперто, — вздохнула она. — Бетси хранила все любовные письма. Полагаю, полиция их прочитает. От родителей правды не скрыть.

— Но им не обязательно узнавать ее от вас. Поговорите с мистером Абернати, спросите, как лучше поступить. Он сказал мне, что знал про Беттининых любовников.

— Бедный Роджер. От него она и не скрывала, только от родителей. Да, спрошу у него, — с облегчением промолвила Мюриэл.

— Вы представите им мистера Левича?

Губы Мюриэл решительно сжались:

— Да.

— Хорошо. Как бы мы ни любили и ни почитали родителей, мы не для них живем, а для себя.

Дэйзи коснулась своих стриженых волос. Алеку нравится, а мать смирится.

— Вы ведь останетесь? Еще хотя бы на одну ночь? В вашем присутствии они не смогут…

— Вас отчитать? — сухо закончила Дэйзи. — Да, останусь, но придется принести сюда работу — на следующей неделе мне сдавать статью о Музее Виктории и Альберта.

— Можете писать в музыкальном салоне, там есть стол, а Роджеру лучше пока не ходить по лестнице.

В спальню вошла Берил с тряпкой в одной руке и стопкой чистого постельного белья в другой. Дэйзи помогла Мюриэл перенести драгоценности и кое-что из вещей к ней в спальню, потом они спустились вниз.

Мюриэл советовалась с Абернати о том, что рассказывать родителям, а Дэйзи беседовала с Яковом Левичем на музыкальные темы, пока того не оторвал от разговора телефонный звонок. Вернувшись в гостиную, Левич объявил, что преподобный Уэстли с супругой только что прибыли на Ливерпульский вокзал и собираются взять кэб до Челси.

Дэйзи поглядела на часы — жаль, уже десять минут после полудня, значит, встретить родителей Мюриэл она не сможет. Ровно в час у дома остановился желтый «остин» Алека.

Кучка репортеров, все еще отиравшихся у ворот, устремилась к автомобилю. Прячась за шторами в гостиной, Дэйзи видела, как Алек сказал что-то и покачал головой, а потом пошел по дорожке к дому. Репортеры принялись фотографировать его удаляющуюся спину на фоне дома, хозяйка которого стала жертвой убийства.

— Да чтоб они провалились! — воскликнула Дэйзи. — Не горю желанием появиться в газетах в качестве «подруги» старшего инспектора или в качестве помощника расследования.

— Надеюсь, вы оба останетесь на ленч, — предложила Мюриэл.

Приглашение прозвучало заманчиво, однако вряд ли Алеку хотелось обедать с больным вдовцом, двумя подозреваемыми и отцом жертвы — придирчивым священником. Она думала, как бы повежливее отказаться, когда вмешался Абернати:

— Полагаю, вы и старший инспектор хотите побеседовать наедине, мисс Дэлримпл? — произнес он. — Можно выйти из дома через музыкальный салон. Вы попадете прямо на аллею, а там есть кафе и рестораны.

— Отличная идея, мистер Абернати, — поддержал его Алек, входя вслед за Левичем в гостиную. — Я как раз думал, как избежать новой встречи со сворой газетчиков. — Он поздоровался с Дэйзи и Мюриэл, затем повернулся к Абернати: — Рад, что вам лучше, сэр. Вы сможете ответить на несколько вопросов чуть позже?

— Конечно, мистер Флетчер. Вот ключ от черного хода — вернитесь в дом тем же путем. Буду ждать вас.

— Благодарю. Еще мне хотелось бы поговорить с вами, мисс Уэстли, если вы никуда не собираетесь днем. И раз вы так кстати оказались здесь, мистер Левич, с вами тоже.

— Я дождусь вас, — настороженно сказал скрипач.

— Тогда, с вашего позволения, мы с мисс Дэлримпл пока удалимся.

Проходя мимо Мюриэл, Дэйзи прошептала:

— Не волнуйтесь, все будет хорошо.

Спускаясь по задней лестнице, Алек сказал:

— Не ожидал, что дверь мне откроет Левич. Что он-то тут делает?

— Не пускает в дом репортеров — мол, не понимает их. Это его заслуга, что они нам не докучают.

— Он хотя бы соизволил говорить со мной по-английски, хотя толком ничего и не рассказал. А вот другой русский, бас, ни английского, ни французского «не понимал».

— Марченко не русский, а украинец, а по-английски он говорит не блестяще, но вполне сносно.

— Да, с вами же он как-то разговаривал. А мисс Делакоста? Я уловил какую-то странную английскую фразу в потоке испанского.

— Щедро сдобренного театральными жестами? — рассмеялась Дэйзи. — По-английски она говорит плохо, зато много. Сюда, полагаю.

Широкая галерея на заднем дворе была наполовину застеклена, а по плетеным стульям было понятно, что она также служит летней верандой — даже в серый мартовский день там было уютно. Галерея вела в музыкальный салон Роджера Абернати, тоже переделанный из старой конюшни, как и фотоателье Люси. В салоне разместился концертный рояль, по стенам тянулись полки с высокими аккуратными стопками нот. В углу стоял письменный стол. Дэйзи с удовлетворением отметила, что он прибран, а записная книжка с расписанием занятий, в отличие от той, что в ателье Люси, лежит тут же рядом и открыта на нужной странице.

— Если вы не очень торопитесь, — сказала Дэйзи, когда они вышли на аллею, — я заскочу к Люси, предупрежу, что останусь у соседей еще на ночь-две.

Алек посмотрел на наручные часы.

— Только не заговоритесь.

— Зайдете и вытащите меня оттуда. Я все равно собиралась представить вас Люси.

— Не сегодня. А то слишком задержимся. Подожду вас здесь.

Дэйзи открыла дверь и вошла в ателье. Все, что она не так давно аккуратно разложила, вновь «разбежалось» по своим привычным местам.

— Люси?

Никто не ответил. Можно было позвонить в звонок, который было слышно в доме, — на случай, если посетитель придет, когда Люси нет в ателье, — но Алек торопился. Дэйзи написала записку и приколола ее канцелярской кнопкой к двери проявочной.

— Быстро вы.

— Люси нет. Наверное, обедает. Я оставила ей записку.

Алек нахмурился:

— Там совсем никого? И дверь не заперта?

— Боюсь, Люси несколько рассеянна. Пожалуй, ей повезло, что до сих пор никто не покусился на фотоаппараты.

— Я не про фотоаппараты. У мисс Фотерингэй есть проявочная? Она заперта?

— Нет, — виновато ответила Дэйзи. Перед ней сейчас был Алек-полицейский — пристальный взгляд серых глаз под сдвинутыми черными бровями кого угодно заставит почувствовать себя виноватым.

— А не использует ли мисс Фотерингэй реактивы с цианистым калием? И в курсе ли она, что это смертельный яд?

— Не хотите же вы сказать, что Беттину отравили цианидом, взятым у Люси?

— Вам виднее.

— Люси делала ее портрет, — признала Дэйзи, — и он вышел так хорошо, что мистер Абернати рекомендовал Люси своим друзьям. Думаю, по крайней мере, половина подозреваемых знала о проявочной.