Когда Марченко тяжелой поступью вошел в кабинет вслед за Эрни, Алек разговаривал по телефону. Его начальство наконец-то изволило сообщить, что с местной полицией все улажено и дело официально поручено ему.
Вот только стоило ли радоваться.
Во-первых, в дело ввязалась Дэйзи. Хорошо еще, что он может за ней приглядывать и тем самым убережет от самой себя.
Что же касается подозреваемых, он почти ничего не узнал — можно было с тем же успехом задавать вопросы стаду овец. Творческий темперамент, вопреки предсказанию Дэйзи, отсутствовал у всех, кроме пылкой испанки, а может, проявился в особом богемном умонастроении, которое заставляло артистов бояться полиции.
Их даже во лжи нельзя было обвинить — ему, по сути, ничего не рассказали.
Ни у кого не было предположений, почему отравили Беттину Абернати. Ни один не знал ничего о цианиде, и никто не видел, чтобы в штоф или стакан что-то подмешали. Все, кроме миссис Говер, были настолько погружены в свои мысли, готовясь ко второму отделению, что ничего и никого вокруг не замечали.
А у всех посторонних, заходивших в гримуборную солистов, были на то объяснимые причины. Например, миссис Говер зашла поздравить супруга с успешным выступлением. Мисс Блейз, как и говорил капельдинер, забрала у Мюриэл ноты, которые оставила в доме Абернати. Левич, не найдя Кокрейна в дирижерском кабинете, пришел спросить у него про вторую часть «Реквиема». Алек не сомневался, что и Кокрейн находился в гримуборной по причине, связанной с музыкой. Его жена, разумеется, искала мужа, а Абернати просто хотел увидеться со своей супругой.
Все логично, но совершенно бесполезно.
Судя по виду Марченко, на него тоже не стоило возлагать надежд. Лицо русского баса ничего не выражало — по крайней мере, та его часть, которую не скрывала роскошная черная борода. Он стоял у стола, вперившись взглядом в стену. Алек обернулся бы поглядеть, что так привлекло его внимание, если бы не знал, что там висят ничем не примечательные часы.
— Прошу, садитесь.
Ответом ему был отсутствующий взгляд. Алек махнул рукой на стул. «Русский медведь» сел.
Алек посмотрел на Эрни Пайпера, а тот пожал плечами. Ему велели привести того, с кем разговаривала в тот момент Дэйзи, значит, Марченко удалось с ней сколько-то пообщаться.
— Я должен задать вам несколько вопросов, сэр.
— Нье панимаю, — рявкнул «медведь».
— Ву парле франсэ? — Алек знал, что многие русские эмигранты говорят по-французски, как и получившие утонченное образование девушки круга Дэйзи.
— Говорью толька по-русски. — Густой бас придавал словам Марченко убедительности.
— Похоже, нам нужен переводчик. Пайпер, узнайте, мистер Левич еще здесь?
— Ньет! — Марченко вскочил на ноги и, уперев кулаки в столешницу, навис над Алеком. Пайпер шагнул было вперед, но Алек сделал ему знак остановиться.
— Левич ньет! Жид ньет!
Жид? Если этот человек питает необъяснимую ненависть к евреям, с Левичем тем более ничего от него не добьешься. Ладно, пусть подумает хорошенько, а утром будет ему переводчик, а может, и сам английский вспомнит.
На стене справа от Алека висел календарь. Алек подозвал к нему Марченко, указал на певца, на себя, потом на завтрашнюю дату в календаре и произнес медленно и отчетливо:
— Завтра, в понедельник, с переводчиком. А пока можете идти.
Потом сопроводил растерянного русского к выходу.
— Он же разговаривал с мисс Дэлримпл, шеф, я сам видел.
— Очень вероятно, но какой смысл сидеть здесь до ночи и ждать? Мне еще с другими нужно поговорить. С Кокрейнами, Финчем и, если получится, с Абернати. Ступай, Эрни.
Когда Алек лишил Дэйзи общества Марченко, к ней подошли попрощаться Говеры. Гилберт Говер хорохорился, но хватался за руку жены, как утопающий за соломинку.
Потом они обменялись несколькими словами с Кокрейнами и ушли. Дирижер заговорил с тщедушным органистом, резко выдернув того из мечтаний, а миссис Кокрейн подошла к Дэйзи.
— Позвольте представиться, — сказала она тоном, предполагающим, что Дэйзи не вздумает считать себя ее ровней. — Урсула Кокрейн. А вы мисс Дэлримпл?
Дэйзи так и подмывало ответить: «Да, достопочтенная мисс Дэлримпл», чтобы сбить спесь с миссис Кокрейн.
— Да, — ответила она просто. — Я Дэйзи Дэлримпл.
— Что ж, приятно познакомиться. — Миссис Кокрейн уселась с ней рядом.
Ее макияж на самом деле был наложен очень умело, хоть возраста ей почти не убавил, а чернобурка была слишком роскошна. Бриллианты на шее, должно быть, стоили целое состояние. «Наверное, носит их, чтобы отвлечь внимание от лица», — сочувственно подумала Дэйзи. Нелегко соответствовать молодому и красивому мужу.
— Как ужасно! — продолжила жена дирижера.
— Ужасно. Бедные Мюриэл и мистер Абернати совершенно потрясены.
— О да, такая потеря для них обоих. Но полиция зря считает, что это отравление. Может, у мисс Уэстли просто случился удар? Тогда, по крайней мере, в утренние газеты новость не попадет, и у нас будет время подумать над тем, что говорить прессе.
— Очень удивлюсь, если репортеры еще ни о чем не прознали, — возразила Дэйзи. — По-моему, среди зрителей был критик из «Таймс», и он сразу же побежал искать телефон. Надо ловить сенсацию, как же — солистка упала замертво на сцене!
— Какая низость! Недопустимое поведение. У газетчиков совсем стыда не осталось. Боюсь даже подумать, как все это скажется на карьере моего мужа.
— Вашего мужа? А других солистов?
— Иностранцам не о чем беспокоиться. Они уедут туда, откуда приехали, и чем быстрее, тем лучше, по крайней мере, для бедной Дженнифер Говер, — снисходительно добавила миссис Кокрейн. — Каким жалким существом надо быть, чтобы с таким мириться! Что же касается Гилберта Говера, он быстро сдает. Голос уже не тот. Растратил себя. А вот Эрик — восходящая звезда, и будет очень жаль, если из-за кончины мисс Уэстли он не получит рыцарского титула.
— Рыцарского титула?
— Почему бы нет? Многих дирижеров произвели в рыцари. Вспомните Халле, Вуда, Коэна, Хеншеля, Косту. Сэр Томас Бичем стал рыцарем, пусть даже год спустя ему достался баронетский титул отца. Мой отец был баронетом. Сэр Дензил Вернон.
— Как несправедливо, что вы не могли наследовать его титул, — осмелилась заметить Дэйзи.
Саму ее титулы не очень-то заботили, хотя иногда она представляла, какой была бы ее жизнь, достанься Фэр-акрс ей.
— Совершенно верно, — кивнула миссис Кокрейн, обрадовавшись, что Дэйзи ее понимает. — Титул Эрика будет своего рода компенсацией.
— Если только скандал не положит конец его надеждам… Полагаю, вы правы: у Беттины был удар, но если представить, что ее убили, кто, по-вашему, мог бы это сделать?
— О, я думаю, сестра. Она совсем без гроша, а Беттина все оставила ей.
— Откуда вы знаете?
Миссис Кокрейн неопределенно махнула рукой:
— Слухи. Обычно все дело в деньгах. А, вон идет тот малыш-полицейский. Инспектор послал за моим мужем. Не представляю, зачем им Эрик? Что он может рассказать?
— Миссис Кокрейн, господин старший инспектор хотел бы поговорить с вами.
— Со мной?! — Она выглядела разгневанной, однако Дэйзи показалось, что в непреклонном взгляде промелькнул испуг.
— Прошу вас, мэм.
— Что ж, прекрасно! Должна сказать, что полиция становится все деспотичней с каждым днем.
Кокрейн перехватил ее у двери и что-то негромко сказал, а потом направился к Дэйзи, оставив мистера Финча мечтать о музыке.
— Вы — мисс Дэлримпл? — слегка поклонился красавец-дирижер — очевидно, забыл, что Мюриэл уже представила их друг другу у Абернати. — Пожалуй, если я назовусь, это будет верхом ложной скромности. Позволите присесть?
— Да, пожалуйста, мистер Кокрейн. Конечно, я знаю, кто вы. Концерт был восхитительным, пока… — Дэйзи нарочно не договорила.
— Неудачное стечение обстоятельств. Бедняга Абернати, конечно, очень подавлен. — Кокрейн говорил это все как-то легко, словно просто потому, что так требовали приличия. — Беттина была для него всем. Скорее всего, он теперь оставит преподавание, да и руководство хором тоже. Мы много без него потеряем.
— Не вижу причин так поступать. Напротив, работа поможет ему отвлечься от мыслей об утрате.
— Он ведь не только жену потерял! Он теряет зрение, уже не видит то, что прямо перед носом, бедняга. Ноты не видит, вот и разучивает с хором то, что знает наизусть. Скоро и это не поможет — ничему новому он их научить будет не в состоянии.
— Как ужасно!
— И очень печально. Нужно будет предложить ему свои услуги в качестве дирижера прощального концерта. У нас пенсий нет, к сожалению. Говер тоже скоро уйдет, остается надеяться, что он-то откладывал на черный день. Хотя я сомневаюсь. Слишком много на женщин тратит.
«В отличие от самого Кокрейна», — подумала Дэйзи. Оливии от него нужны были только связи.
— Но я не должен говорить такие вещи благовоспитанной девушке.
— Я не наивна, мистер Кокрейн! — саркастически заметила Дэйзи, надеясь, что он скажет что-нибудь еще о Гилберте Говере. — Я видела его с мисс Делакоста.
— Значит, понимаете. Ему нравятся знойные южные красавицы. Все очень удивились, когда он закрутил роман с Беттиной Уэстли. То есть с Беттиной Абернати. Совсем не в его вкусе.
— Так вы знаете о них?
— Мир классической музыки довольно тесен, а уж оперной — и подавно. Ничего не утаишь. — Сказано это было с искренней горечью — Беттина же прознала о его интрижке с Оливией. — Гилберту следовало быть осмотрительнее. Уже одна репутация миссис Абернати заставляла задуматься.
— Я слышала, что с ней было нелегко ладить.
— Это очень мягко сказано.
— Но почему? Что она сделала мистеру Говеру?
— О, она… э-э… поддалась его чарам, надеясь, что он устроит ее в Ковент-Гарден. А у него там уже никаких связей. Да, он там всю жизнь поет и в лучшие свои дни мог бы замолвить за нее словечко, но главных ролей ему все равно никогда не давали.
— Значит, Беттина разозлилась, узнав, что он не сдержит обещание?
— Думаю, он ей так и не сказал, что ничем помочь не сможет. Даже когда между ними было все кончено, Говер продолжал кормить ее обещаниями. Наверное, опасался, что его обман раскроется, вздумай она пойти прямо к начальству. Им явно не понравится, что он похваляется связями и его карьере наступит конец. Чтобы этого не допустить, мог и на убийство пойти.
— Вы считаете, что Беттину убил мистер Говер? — Дэйзи давно поняла, к чему клонит Кокрейн. Он ей все больше и больше не нравился. — Если так, ему, по крайней мере, не придется волноваться о пенсии.
— Пусть это полиция выясняет. — Дирижер многозначительно посмотрел на Дэйзи.
— Обязательно выяснит. — Впервые за вечер Дэйзи обрадовалась приходу Пайпера.
— Мистер Кокрейн?
Она с облегчением вздохнула. Дирижер с его огульными обвинениями был не лучше Марченко, но тот хотя бы персонаж интересный.
Тем временем от инспектора вернулась миссис Кокрейн. Вид у нее был довольный.
— У меня возникла идея, — обратилась она к Дэйзи. — После похорон мисс Уэстли, то есть миссис Абернати, я устрою у себя поминальный обед. Наверняка народу будет много, ее сестра-тихоня попросту не сможет принять всех как подобает.
Предложение было бы щедрым, если бы шло от чистого сердца, однако по самодовольному выражению лица миссис Кокрейн было понятно, что она предвкушает возможность поиграть в благотворительность и заодно показать свой талант в устроении приемов.
— Да, действительно, в доме Абернати недостаточно места, чтобы принять большое количество людей, так что, возможно, Мюриэл и мистер Абернати не отказались бы от вашей помощи, но ведь есть еще родители. Вдруг не согласятся.
— Уверена, они будут рады, что с них снимут эту заботу, — решительно сказала миссис Кокрейн.
Дэйзи подумала, что Кокрейны ей определенно не нравятся.
В гримерную вошел майор Браун.
— А, вы все еще здесь, дамы, — весело сказал он. — Я нашел вечер, куда можно воткнуть новый концерт, если постараться. Надеюсь, у вашего супруга найдется свободное время на неделе, миссис Кокрейн?
— Понятия не имею. Для таких вопросов есть секретарь.
— Хорошо, утром позвоню, — сказал майор, ничуть не обидевшись. — Мисс Дэлримпл, вы-то с господином старшим инспектором придете, если все получится?
— Я, пожалуй, приду. А вот за мистера Флетчера ручаться не могу. — Дэйзи с сожалением подумала, что сейчас они бы ужинали. — Он всегда ужасно занят, и его могут вызвать в любой момент.
— Славный малый. Быстро со всем разберется, не сомневаюсь. Абернати еще не появился? Хор вроде бы не скоро в следующий раз выступает, а по понедельникам у них так и так вечером репетиция, так что проблем не будет. Прошу меня извинить, дамы, пойду-ка я с Финчем потолкую.
Он приблизился к тщедушному органисту. Тот репетировал что-то на воображаемом инструменте и недовольно завершил пассаж мощным аккордом.
Миссис Кокрейн какое-то время сидела молча, нетерпеливо постукивая носком туфельки по полу, потом не выдержала:
— Не понимаю, почему он так долго держит Эрика!
— Прошло всего несколько минут.
— Все равно долго. Чего такого им может сказать Эрик, чего еще не сказала я? Право же, полицейские стали слишком много о себе воображать.
— Старший инспектор Флетчер расследует убийство, — напомнила ей Дэйзи.
— Вздор! Чем больше я над этим думаю, тем больше убеждаюсь, что у миссис Абернати был удар… Ах, вот и Эрик.
Кокрейн что-то быстро обсудил с Брауном и Финчем, после чего миссис Кокрейн увела мужа, Пайпер увел Финча, а майор вернулся к Дэйзи.
— Похоже, все получится, — торжествующе объявил он. — Я бы предложил вам выпить по этому случаю, однако вся выпивка у меня в кабинете, а там сейчас господин старший инспектор.
— Благодарю вас, но даже если бы удалось до нее добраться, думаю, на голодный желудок пить не стоит.
— Милочка, вы, должно быть, с голоду умираете! Моя секретарша держит в столе банку с печеньем. Подождите-ка здесь.
Он ретировался и вскоре принес жестяную банку печенья-ассорти. Они угощались галетами и имбирным печеньем и вели малозначительную беседу, старательно избегая темы убийства, пока дверь снова не открылась и на пороге не появились Мюриэл и мистер Левич.
Мюриэл торопливо направилась к Дэйзи.
— Ваш инспектор сейчас беседует с Роджером, — сказала она. — В присутствии доктора Вудварда.
— Алек не будет утомлять мистера Абернати, — заверила Дэйзи, усаживая ее на стул рядом с собой, — а вам станет лучше, если вы съедите хотя бы одно печенье. Пожалуйста.
— О, я не хочу.
— Поешьте, дорогая, — сказал Левич, передавая ей банку, протянутую майором. — Как вы поможете мистеру Абернати, если сами заболеете?
Мюриэл слабо улыбнулась, взяла вафельку и слегка ее надкусила.
— Берите-берите, мистер Левич, — предложил Браун. — Мы с мисс Дэлримпл уже неплохо угостились, так что мне все равно придется покупать секретарше новую банку.
Левич поколебался, затем кивнул, придвигая стул поближе. Они устроили небольшое чаепитие без чая, и все это время Дэйзи старалась не думать о бедном Роджере Абернати, на которого неизбежно падало подозрение в убийстве жены.
В дирижерском кабинете Алек опустился на такой же рыже-болотный клетчатый стул, что и в гримуборной. Напротив на похожем стуле сидел, тяжело обмякнув, Роджер Абернати. Глядя на него, Алек думал, что, наверное, это из-за болезни он выглядит лет на двадцать пять — тридцать старше жены, а на самом деле их разделяло самое большее лет пятнадцать. Хотя на сцену в этот вечер Роджеру выходить не требовалось, одет он был во фрак, сложившийся складками на тучной фигуре, на которую ни один костюм не садился как надо. Алеку вспомнилось французское изречение «Il n’est pas chez soi dans son peau» — «Ему неуютно даже в собственной шкуре», и, судя по тому, что Алек слышал, брак с Беттиной не прибавил Роджеру «уюта».
Так что очень маловероятно, что подруга Дэйзи влюблена в зятя.
— Мистер Абернати болен, господин инспектор, — напомнил доктор Вудвард то, о чем Алеку и так было прекрасно известно.
Алек кивнул.
— Расскажите мне о своей жене, сэр, — мягко попросил он.
— Я любил Беттину, — ответил Абернати тихим нерешительным голосом; стекла его очков помутнели от слез. — Да, ангелом ее не назовешь, но для меня было радостью смотреть на нее, слушать ее, знать, что она моя. Мне выпала честь открыть ее великолепный голос. Когда она согласилась выйти за меня замуж, я не верил своему счастью. Как же мне теперь жить без нее. Я не смогу… не смогу…
— Довольно! — вмешался доктор. — Я не вправе такое допускать, господин старший инспектор. Пусть мистер Абернати хорошенько отдохнет за ночь, а завтра проконсультируетесь с его лечащим врачом, стоит ли продолжать беседу.
— Вызвать кэб? — сдался Алек. — Я пошлю сержанта с мистером Абернати и мисс Уэстли, в случае чего он окажет помощь и проследит, чтобы по дороге не возникло трудностей.
Он умолчал о том, что сержанту будет велено опросить слуг. Несмотря на верность своей необъятной (такой же, как он сам) супруге, Том Тринг умел так очаровать служанок, что они выкладывали ему сведения, о которых и сами не подозревали.